Браун Сандра. Розы от киллера

   – А каков срок для самонаказания? – Что?
   – Сколько лет прошло после убийства Джо? Он отвернулся:
   – Это не одно и то же.
   – Разумеется. Но показательно. Вик вдруг резко повысил голос:
   – Лозадо возбудил твое любопытство. Так? Он тебя предупредил, что… Что он сказал тебе? Прежде чем ты в меня влюбишься, ты…
   – Прежде чем я пущу тебя в задницу. Вот что он сказал.
   Вик вздохнул и запустил пальцы в волосы. Сел на край кровати спиной к Ренни, наклонил голову и потер лоб.
   – Извини, Ренни. Какую пакость тебе приходится слушать. – И тихо добавил: – И я не должен был заставлять тебя повторять.
   – Неважно. Я спросила про Джо без всякой связи с Лозадо.
   – Знаю.
   – Что произошло, когда его убили? Вик обхватил голову руками.
   – Поначалу я вообще не мог ни о чем думать. Я не мог с этим смириться, понимаешь? Джо мертв. Мой брат ушел. Навсегда. Он был рядом всю мою жизнь. И внезапно он превратился в труп в морге с биркой на большом пальце ноги. Это казалось, – он развел руки в сторону, как будто пытался подыскать нужное слово, – нереальным, ненастоящим.
   Он встал и заметался вдоль кровати туда-сюда, и снова, и еще раз.
   – Я так толком ничего и не осознал до похорон. Орен работал круглосуточно. Я был убит горем, а он его превозмог и старался достать Лозадо. Он заставил своих перевернуть каждый камень на парковке, заглянуть под каждую травинку на лужайке, чтобы найти хоть какой-то след. Ведь Орену для получения ордера на обыск или даже для вызова на допрос требовалась хоть какая-то улика, говорящая о том, что Лозадо был на месте преступления. И вот как раз перед похоронами Орен сказал мне, что они кое-что нашли. Шелковую нитку. Всего лишь нитку, серую, длиной в два дюйма. Ее уже проверили в лаборатории и пришли к выводу, что она от очень дорогого материала, какой продается здесь только в самых роскошных магазинах. Как раз такую одежду и носит Лозадо. И если они найдут у него одежку, сшитую из такой ткани, они его прищучат.
   Вик замолчал. Ренни не торопила его. Наконец он продолжил:
   – Народу на похороны пришло прорва. Пришли полицейские, чтобы почтить память погибшего, ты знаешь, так всегда бывает. Церковь даже всех не вместила. Пел церковный хор, ангелы не спели бы лучше. Все говорили очень трогательные слова. И священник тоже. Но я ничего не слышал. Ничего. Ни пения, ни прощальных речей, ни слов пастора о загробной жизни. Я мог думать только об одном – этой шелковой нитке.
   Он снова отошел к окну и встал там, глядя на океан:
   – Я с трудом высидел службу на кладбище, последнюю молитву, салют из двадцати одной винтовки. Грейс и Орен устроили поминки. В их дом набилось до сотни народу, так что мне удалось улизнуть незамеченным. Лозадо тогда жил в доме недалеко от студенческого городка.
   Вик обхватил себя руками, будто в ознобе:
   – Ты сама можешь догадаться, что случилось. Я перевернул у него все вверх дном. Рылся в стенных шкафах, как маньяк. Переворачивал ящики. Перерыл весь дом. И знаешь, что он в это время делал? Смеялся. Живот надрывал от хохота, потому что знал, что я уничтожаю последний шанс привлечь его к суду за убийство Джо. Когда я не нашел того, что искал, я напал на него. Помнишь шрам у него над глазом? Моя работа. Он носит его с гордостью, он – свидетельство его самой большой победы. Откровенно говоря, я бы его тогда убил, если бы не появился Орен и силой не оттащил меня от него. Я в долгу у Орена за это, в тот раз он спас мою жизнь. Лозадо не убил меня, чтобы потом сослаться на необходимость самообороны, только потому, что знал, насколько мучительно будет для меня жить со всем этим.
   Вик обернулся и встретился с ней взглядом в темноте.
   – Это меня тебе надо благодарить за все неприятности, причиненные тебе Лозадо. Если бы я не сорвался в тот раз, как последний идиот, Лозадо сидел бы сейчас в камере смертников, и ты не попала бы в эту передрягу. И я бы здесь не был. Я бы не жил в лачуге, зализывая раны, и не носил бы на руке резинку, боясь впасть в панику.
   – Ты обычный человек, – перебила Ренни. – Ты же сам сказал, Вик. Слишком много всякого дерьма свалилось на тебя одновременно. Все, что ты чувствовал, все, что ты ощущаешь сейчас, свойственно человеческому существу.
   – Ну, иногда я уж чересчур человечен, во вред себе. – Вик слабо улыбнулся, и она ответила на его улыбку. Затем он поморщился и тихо выругался. Протянул руку к микрофону и включил его. – Да, я тебя слышу. Господи, ты что, решил, что я умер? Что случилось? – Он послушал, потом сказал: – Здесь тоже тихо. Я выйду подышать свежим воздухом. Не пристрелите меня.
   Он прошел мимо нее, чтобы взять пистолет и сотовый. И направился к двери.
   – Я выйду. Если увидишь или услышишь что-нибудь, ори во все горло.
   Спать уже явно не придется, поэтому Ренни оделась. Когда он вернулся, она уже варила кофе.
   – В чем дело?
   – Мы уезжаем, Ренни. Немедленно. Одевайся. – Тут он заметил, что она одета. – Собери вещи. Поторопись.
   – Куда мы едем? Что случилось?
   Он быстро прошел в спальню и стал собирать вещи.
   – Вик! Скажи мне, что происходит? Лозадо что-то сделал?
   – Да. Но не в Галвестоне.
   Он ничего ей больше не сказал, потому что мало что знал сам.
 
   Пока он дышал свежим воздухом, пытаясь прочистить мозги и успокоить совесть, позвонил Орен. Рассказав Ренни о своем чудовищном поступке, Вик испытывал смешанные чувства.
   С одной стороны, ему стало немного легче. Она умела прекрасно слушать. С другой стороны, он снова вспомнил, что именно его идиотизм гарантировал Лозадо свободу.
   Сознание того, что Лозадо где-то рядом и смеется над ним, терзало его душу. После звонка Орена он вообще ощутил себя бессильным.
   – Мы полагаем, что Лозадо уже нет в Галвестоне, – сказал Орен.
   – Почему?
   – У нас есть основания так считать.
   – Что это ты ходишь вокруг да около? Это же не пресс-конференция. В чем дело?
   – У тебя есть доступ к сотовому доктора Ньютон?
   – Зачем?
   – Было бы лучше, если бы следующие несколько часов ей никто не звонил.
   – Почему?
   – Дай мне разобраться, и я тебе перезвоню.
   – В чем разобраться?
   – Пока ничего не могу сказать.
   – Что значит не можешь? Ты где?
   – Когда-нибудь слышал о Плаксе Сойере?
   – Кто это, черт возьми?
   – Так слышал?
   – Нет! Кто он такой?
   – Пока неважно. Ты сиди на месте. Развлекай докторшу. Устрой ей пикник на пляже или что-нибудь в этом роде. Питерсон оставит своих людей на тот случай, если мы ошиблись. Мне пора идти, но я буду держать тебя в курсе.
   – Орен…
   Но он уже отключился, а когда Вик набрал его номер, он услышал короткие гудки. Он позвонил в убойный отдел, но там ему сказали, что с Ореном нет связи, но все, что нужно, ему передадут.
   Секунд десять он раздумывал, потом вернулся в дом и сообщил Ренни, что они немедленно уезжают. «Пикник на пляже? – подумал он. – Как бы не так!» Если полицейское управление Форт-Уэрта сжимает кольцо вокруг Лозадо, он хочет в этом участвовать, хотя ему трудно винить Орена, пытающегося удержать его подальше, пока все не будет кончено.
   Кто знает, возможно, глупо тащить с собой Ренни, но вдруг Орен ошибается и Лозадо все еще в Галвестоне? Вполне возможно, что он заставил их думать, что он уехал, как раз для того, чтобы выманить Вика и открыть себе путь к Ренни. Вик не слишком надеялся на Питерсона и его команду. Оставалось только взять ее е собой.
   Почему Орен предложил отнять у нее сотовый телефон? Хорошо зная Орена, Вик понимал, что у него для этой просьбы наверняка веские основания. Пока Ренни была в ванной, Вик сунул ее сотовый в свою сумку. Она его хватилась, только когда они уже проехали Хьюстон.
   – Наверное, ты забыла его на кухне, – соврал он.
   – Я всегда держу его при себе. Как я могла его оставить?
   – Слишком поздно возвращаться.
   Примерно через каждые десять миль она спрашивала его о телефонном звонке, который заставил их так неожиданно уехать.
   – Уэсли больше ничего тебе не сказал?
   – Ничего.
   – Только что он считает, что Лозадо уже нет в Галвестоне?
   – Так он сказал.
   – Мы ведь знаем, что накануне ночью он там был.
   – Полагаю, он мог уехать сразу после звонка тебе.
   – И куда же мы едем?
   – На твое ранчо. Я тебя там оставлю. Попрошу Тоби Роббинса за тобой присмотреть. Затем отправлюсь в Форт-Уэрт и выясню, что, черт побери, происходит.
   – Ты можешь довезти меня до ранчо. Там мой джип. Я тоже поеду в Форт-Уэрт.
   – Ничего не выйдет. Ты останешься.
   – У меня работы навалом.
   – Чушь. Ты же в отпуске, забыла?
   – Я возвращаюсь.
   – Мы это обсудим, когда приедем.
   Но им так и не пришлось еще поспорить.
   Когда они приехали на ранчо где-то после полудня, то поразились, увидев несколько машин, включая машину шерифа, у ворот. Вик узнал среди них пикап Тоби Роббинса.
   – Что за черт? – выкрикнула Ренни.
   – Сиди в машине, Ренни.
   Разумеется, она не послушалась. Вик не успел остановить ее. Она выпрыгнула из пикапа и рванула к открытой двери конюшни.
   – Ренни! – Он выскочил вслед за ней. Но стоило ему ступить на землю, как спину пронзила острая боль. У него на мгновение перехватило дыхание, но он, прихрамывая, кинулся за Ренни. Она далеко обогнала его. Он видел, как она скрылась в дверях конюшни.
   И тут он услышал ее дикий крик.

31

   Она не помнила, чтобы в августе когда-нибудь лил такой дождь. Сегодняшняя погода наверняка побьет все рекорды штата. Тучи набежали на небо где-то часа в два, принеся с собой долгожданную прохладу. Но оказалось, что это не просто кратковременная гроза. Начался проливной дождь, не собиравшийся кончаться.
   Ренни сидела на охапке сена напротив пустого стойла Бида. За открытой дверью конюшни стояла серая пелена дождя. По трещинам в рассохшейся земле бежали целые потоки воды. Кругом образовались огромные лужи. Дождь смыл следы шин грузовика, на котором Тоби увез трупы лошадей.
   Трупы. Ее прекрасных лошадей. Великолепная мощь, красота и изящество, превращенные в трупы.
   Она плакала, не переставая, рыдала взахлеб, плечи тряслись. Сердце ее было разбито. И не только громадной для нее потерей, но и примитивной жестокостью этого преступления.
   Она наплакалась до изнеможения и осталась сидеть где сидела, безразличная, с закрытыми глазами, с высыхающими на щеках слезами, слушая монотонный стук дождя по крыше.
   Шум дождя скрадывал шаги, но она почувствовала его присутствие. Открыла глаза и увидела, что Вик стоит в дверях, не обращая внимания на потоки воды, льющиеся на него сверху.
   Он предложил помочь увозить трупы лошадей, но ему явно не хотелось оставлять ее одну. Тоби уже собрался позвонить Коринне и попросить ее с ней посидеть, но Ренни отказалась. Нужно было немного побыть одной. Казалось, он ее понял и с уважением отнесся к ее желанию.
   Тем не менее Вик уговорил помощника шерифа посидеть в машине у ворот ранчо до своего возвращения, а ей велел сидеть в доме, держать поближе ружье и закрыть дверь на засов. Она так и поступила. Но потом конюшня стала казаться единственным местом, где можно по-настоящему погоревать. Она схватила покрывало с дивана, накинула его на голову и под проливным дождем перебежала в конюшню. Помощник шерифа либо не заметил ее, либо решил не беспокоить.
   Воспользовавшись одиночеством, она оплакала каждую лошадь в отдельности, потом всех вместе. Они были ее семьей. Она их любила, как детей. И теперь их нет. Злодейски убиты.
   Она не знала, долго ли просидела одна в конюшне, но Вик наверняка решит, что слишком долго. Он рассердится.
   Он вошел и остановился в нескольких футах от нее. Из сапог текла вода. Старая футболка прилипла к телу, четко обрисовав торс. Синие джинсы тоже насквозь промокли, обтянув ноги. С волос текло.
   Вопреки ее ожиданиям, он не сердился, просто был обеспокоен. В глазах не было раздражения, только глубокое сочувствие. Он протянул ей руку и помог встать. И в следующее мгновение она уже была в его объятиях, и он целовал ее.
   На этот раз Ренни не сопротивлялась. Она вела себя так, как ей хотелось с того самого первого раза, когда он поцеловал ее. Она провела пальцами по его мокрым волосам и обхватила его голову, целуя его горячо и жадно, дав волю своему желанию.
   Она подняла мокрую футболку у него на груди и коснулась ладонями курчавых волос и сосков. Потом наклонила голову и поцеловала его грудь, легонько касаясь ее губами. Прошипев ругательства, вызванные изумлением и возбуждением, Вик ладонью поднял ее подбородок и снова завладел ее ртом.
   Когда он оторвался от нее, Ренни дернула его за футболку, пытаясь ее сорвать.
   – Обними меня крепче, Вик. Пожалуйста, еще крепче. Он стянул с нее кофточку и прижал Ренни к своей голой груди.
   Зарылся лицом в ее волосы. Она чувствовала его ладони на своей спине, так крепко он ее обнимал. Металлические пуговицы его джинсов не поддавались, мокрая материя сопротивлялась, но Ренни упрямо боролась с ними, пока не расстегнула все и не прикоснулась к нему.
   Тяжело и хрипло дыша, Вик прижал ее к дверям денника, и они снова начали страстно целоваться. Он спустил с нее джинсы вместе с трусиками. Когда ее ноги освободились, он приподнял ее и вошел в нее одним мощным толчком.
   – Господи, Ренни, – пробормотал он.
   – О! – Она схватила его и притянула к себе, чтобы он мог проникнуть еще глубже.
   Он прохрипел ее имя. Ритм учащался. Они кончили быстро и одновременно.
   Вик осторожно положил Ренни на покрывало, которое она принесла из дома, и вытянулся рядом с ней. Смахнул пряди волос с ее лица и поцеловал ее.
   – Вик…
   – Тихо.
   Его губы нежно скользили по ее лицу. Ренни попыталась поймать его губы, поцеловать. Но они ускользали, двигаясь от уха к веку, от виска к щеке. Его дыхание было теплым и ароматным. Медленно он начал прокладывать себе дорогу к груди.
   Он притронулся губами к ее соску, легонько лизнул его и взял в рот. Другой сосок поглаживал легкими, как пух, движениями большого пальца. Сосок уже стал твердым, как камень. Но ласки продолжались.
   Ренни беспокойно двигалась под ним, но, когда протянула руку, чтобы потрогать его, Вик поднял ее руки вверх и покрыл поцелуями от локтя до подмышки. К тому времени как он снова коснулся губами ее груди, она уже до боли хотела, чтобы он снова овладел ею.
   Но он не торопился. Опустил руку, нашел ее самое чувствительное место и стал гладить его. Даже самые легкие прикосновения приносили невероятное наслаждение.
   В глазах у нее потемнело. Руки-ноги задрожали. Что-то сжалось у нее внутри.
   – Вик…
   Он все верно рассчитал и оказался глубоко внутри ее как раз в момент ее оргазма. На нее волнами накатывало наслаждение, пока она не услышала, как бы издалека свой собственный крик.
   Когда Ренни наконец открыла глаза, Вик, улыбаясь, смотрел на нее сверху вниз. Ласково поцеловал в губы и прошептал:
   – Счастливого возвращения.
   Она чувствовала, что он внутри ее, что он все еще твердый и наполненный. Тогда она сжала его внутри себя. Он вздрогнул от удовольствия.
   – Еще. – Потом снова, почти неслышно: – Господи, еще.
   Он взял ее голову в ладони. Его голубые глаза впились в нее, и он начал плавно, но мощно двигаться. Она провела руками по его спине, наслаждаясь ощущением его кожи. От нее исходила жизненная сила. Ренни положила ладони на его ягодицы, подталкивая его глубже и глубже, а когда он кончил, она еще долго сжимала его бедрами.
   Дождь моросил. По дороге в дом пришлось обойти множество луж.
   – А машины шерифа больше нет, – заметила она.
   – Я увидел тебя в конюшне. Ты плакала, но в остальном все было в порядке. Я отослал его.
   – Почему?
   – Хотел остаться с тобой наедине.
   – Значит, ты считал, что это может случиться? Он обнял ее одной рукой за плечо и притянул к себе.
   – Имеет же человек право надеяться.
   Когда они вошли в дом, звонил телефон. Тоби Роббинс спрашивал, как там Ренни. Вик уверил его, что с ней все в порядке:
   – Все еще расстроена, но держится.
   – Могу я с ней поговорить? Вик передал телефон Ренни.
   – Привет, Тоби. Мне жаль, что тебе пришлось все это пережить. Ты ведь первым их увидел. Наверное, это было ужасно.
   До настоящего момента она даже говорить не могла на эту тему. Вик не слышал слов Тоби, но догадывался, что тот рассказывает, как нашел всех лошадей убитыми в стойлах, когда приехал, чтобы выпустить их в загон.
   Ренни несколько минут слушала молча, потом сказала:
   – Я очень тебе благодарна, что ты все организовал. Нет, полиция никого не арестовала. Да, – тихо добавила она, – они определенно подозревают Лозадо. – Затем Вик услышал, как она спросила: – Сандвичи?
   Вик показал на коробку на столе и прошептал:
   – Коринна прислала их со мной.
   – Мы только собираемся приступить, – сказала Ренни. Когда она повесила трубку, Вик произнес:
   – Напрочь забыл про бутерброды. Как сумасшедший рыскал по дому, разыскивая тебя.
   – Извини, что заставила беспокоиться.
   – Беспокоиться? Да ты меня до смерти перепугала. – Он жестом предложил ей сесть. – Проголодалась?
   – Нет.
   – Все равно поешь.
   Он уговорил ее съесть хотя бы половину бутерброда с ветчиной и выпить стакан молока. После еды он прошелся по дому и проверил, закрыты ли все двери.
   – Замок его не остановит, – заметила Ренни.
   – Проверяю по привычке. Лозадо сюда не вернется.
   – Откуда ты знаешь?
   – Преступники часто возвращаются на место преступления, не знаю, почему – позлорадствовать или проверить, не забыли ли чего. Но ты ведь знаешь, Лозадо не обычный уголовник. Он слишком умен, чтобы так поступить. То, что он хотел, он здесь уже сделал.
   – Наказал меня за то, что уехала с тобой.
   – Я же говорил, когда Лозадо нанесет удар, он будет внезапным.
   – Но мои лошади, – сказала она, и голос ее задрожал. – Он ведь знал, как сделать мне больнее, верно?
   Вик кивнул.
   – Если бы я думал, что он может вернуться, я бы не оставил тебя одну в доме под охраной только помощника шерифа.
   – Тогда почему ты так перепугался, когда не смог найти меня в доме?
   – Каждый может ошибиться, – мрачно произнес он. Они пошли наверх. Ренни включила ночник. Бледный свет бросал тени на ее лицо, еще больше подчеркивая усталость.
   – Как насчет горячего душа? – спросила она.
   – Ты читаешь мои мысли.
   В душе все было по-другому. Вик был удивлен и обрадован тем, что она его совсем не стеснялась и позволяла ему все. Она сама ласкала его так, как ей хотелось.
   Он спросил, нравится ли ей волосатая грудь, и она показала ему, насколько сильно.
   Они все время целовались, иногда игриво, под струями воды, иногда всерьез, с чувством. Ласкали друг друга скользкими, мыльными руками. А когда она вволю наигралась с ним, он опустился на колени, раздвинул ее бедра и дал волю языку.
   Все эти предварительные игры оказались весьма эффективными, но они не стали заходить слишком далеко, просто прижались друг к другу потеснее.
   Потом они легли в постель и долго лежали молча. Наконец Ренни сказала:
   – По крайней мере, они не мучились. Лозадо их не пытал.
   – Старайся об этом не думать. – Вик откинул ее волосы и поцеловал шею.
   Лозадо убил лошадей так же быстро и, вероятно, так же бесстрастно, как он разделался с Салли Хор-тон – пара выстрелов в голову. Вика не удивляло, что Лозадо не убил его таким же манером. Он хотел, чтобы Вик мучился. Возможно, он намеревался еще несколько раз пырнуть его отверткой и смотреть, как он медленно и мучительно умирает.
   Лежа рядом с Ренни, Вик радовался, что жив, хотя прекрасно понимал, что жив он только благодаря неразумному решению Лозадо устроить ему мучительную казнь.
   – Ренни?
   – Гмм?
   – Ты… – Он пытался найти слова, чтобы выразить свою мысль тактично. – Ты была такая…
   – Ты едва справился.
   Она лежала к нему лицом, положив ладони под щеку. Вик погладил ее руку.
   – Я не жалуюсь. Напротив. – Он легонько поцеловал ее в плечо. – Это было как в сказке. Подарок. Как будто ты никогда…
   – Я ни с кем не спала после трагедии с Раймондом Кольером.
   Именно так он и подумал, но ему было ужасно приятно это слышать. Если бы она сказала ему об этом заранее, он бы удивился. И, скорее всего, не поверил.
   – Чертовски долгая епитимья, Ренни.
   – Никакая ни епитимья. Осознанное решение. Я считала, что после всего случившегося я не имею права на полноценную сексуальную жизнь.
   – Это ерунда. Кольер свою смерть заслужил. Ты же была ребенком.
   Она сухо рассмеялась:
   – С моей биографией? Вот уж ребенком меня никак нельзя было назвать.
   – Нет. Ты была именно ребенком, которому отчаянно требовалась поддержка.
   Ренни безразлично пожала плечами.
   – Кольер не должен был с тобой путаться. Если он и был тобой одержим, он все равно должен был держаться от тебя подальше, полечиться, что-то сделать. Он ведь тоже принял осознанное решение, Ренни, так что он сам виноват в последствиях. Что бы ни заставило тебя нажать на курок…
   – Я не нажимала. Сердце Вика подпрыгнуло:
   – Что?
   – Я в него не стреляла. Я даже не прикасалась к пистолету. Только потом, после всего. Я просто подержала пистолет в руках, но, как оказалось, в этом не было необходимости. Они и не искали мои отпечатки. И следов пороха не искали. Ничего.
   – А у кого они могли найти следы пороха, Ренни? – Она промолчала, и тогда он произнес имя, которое вертелось у него на языке: – У Т. Дэна.
   Она поколебалась, затем чуть заметно кивнула.
   – Сукин сын! – Вик сел, чтобы было удобнее смотреть на нее, но Ренни так и осталась лежать на подушке, уставившись вперед, и он мог видеть только ее профиль. – Он застрелил Кольера и позволил тебе взять его вину на себя.
   – Я была несовершеннолетней. Т. Дэн сказал, что будет меньше суеты, если я признаюсь, что застрелила Раймонда, обороняясь.
   – Так он все-таки пытался тебя изнасиловать?
   – Я избегала его после того единственного случая в мотеле. Он внушал мне отвращение, впрочем, и к себе я испытывала такое же отвращение. Я не соглашалась с ним встретиться, даже говорить по телефону отказывалась. В тот день он сам приехал к нам домой. Я рассердилась. Уж не знаю, зачем провела его в кабинет отца. Наверное, подсознательно мне хотелось, чтобы Т. Дэн нас застукал. Не знаю. Короче, когда вошел отец, Раймонд пытался меня поцеловать. Плакал, умолял его не отталкивать.
   – Т. Дэн сначала выстрелил, а потом уже начал задавать вопросы, так? Он вошел, все неправильно понял и решил, что защищает тебя от изнасилования? – Она молчала. – Ренни?
   – Нет, Вик, он стрелял вовсе не затем, чтобы защитить меня. Раймонд был талантливым бизнесменом. Отец на него полагался, рассчитывал получить большую прибыль от сделки с недвижимостью. Так что, когда он вошел и увидел, как Раймонд жмется ко мне, он пришел в ярость. Заявил ему, что он строит из себя дурака, рыдая, как ребенок, над потаскушкой, так он выразился.
   У Вика аж челюсть свело от злости.
   – Он так сказал? О своей шестнадцатилетней дочери?
   – Он еще сказал и кое-что похуже, – тихо сказала она. – Затем пошел к столу и достал из ящика пистолет. Когда дым рассеялся, Раймонд лежал на полу мертвый.
   – Он его убил, – оторопело промолвил Вик. – Хладнокровно. И избежал наказания.
   – Т. Дэн сунул пистолет мне в руку и научил, что сказать полиции, когда они приедут. Я послушалась… потому что вначале я просто впала в столбняк, чтобы поступить иначе. Позднее я поняла, что в конечном итоге я и была виновата.
   – Никто не усомнился в показаниях Т. Дэна? А твоя мать?
   – Она так и не узнала правды. А если и узнала, то никогда этого не показывала. Она никогда не подвергала сомнению слова Т. Дэна. Что бы ни случилось, она соблюдала приличия и делала вид, что в нашем доме все замечательно.
   – Поверить невозможно. И все это время ты несла на себе вину за преступление Т. Дэна.
   – Преступление его, Вик, но вина моя. Если бы не я, Раймонд был бы жив. Я думаю об этом всю свою жизнь.
   Вик тяжело вздохнул и снова лег. Она несла этот груз так же, как он нес вину за то, что позволил Лозадо уйти от возмездия. Они оба страдали от жестоких последствий своего безответственного поведения. Кто знает, может, им стоит научиться себя прощать? Может, они смогут в этом помочь друг другу?
   Он обнял ее, но на этот раз ее тело не поддалось, осталось напряженным.
   – Тебе льстит, что ты мой первый любовник за двадцать лет?
   – Я бы соврал, если бы сказал «нет», – тихо признался он.
   – Тебе нечем гордиться. Их было так много, этих других.
   – Не имеет значения, Ренни.
   Повернув голову, она взглянула на него через плечо. Он вдруг понял, насколько она ранима, и вспомнил слова Тоби Роббинса о том, что, когда она была ребенком, глаза у нее были больше лица.
   – Разве, Вик? – недоверчиво спросила она. Он прижал ее к себе крепче.
   – Для меня имеет значение, – прошептал он, – только что ты со мной. Что ты доверяешь мне настолько, что можешь быть со мной вот так.
   Ренни повернулась и взяла его лицо в ладони.
   – Я тебя боялась. Нет, не тебя. Того, что ты заставлял меня чувствовать.
   – Я знаю.
   – Я сопротивлялась изо всех сил.
   – Как тигрица.
   – Я рада, что ты такой упрямый. – Она коснулась его волос, щеки, подбородка, груди.
   Они ласкали друг друга, пока не заснули.
   Проснувшись несколько часов спустя, Вик ощутил мощную эрекцию. Ренни, скорее всего, тоже это почувствовала, потому что тут же открыла глаза.