Брайдер Юрий Михайлович. Жизнь Кости Жмуркина, или Гений злонравной любви

   Асфальтом был покрыт только центральный проспект, а все выходящие на него боковые улицы имели вид оврагов, прорытых в черноземе бурными потоками. По таким улицам, наверное, можно было ездить только на тракторах.
   Местная милиция из предметов форменной одежды носила только кителя и фуражки. Нижняя часть, их гардероба чаще всего состояла из спортивных брюк и литых резиновых сапог.
   Здание, в котором размещался учебный центр, находилось на ремонте (который, судя по всему, длился уже не первый год). Тем не менее слушателей встречали с распростертыми объятиями. Первым делом каждому из них вручали скатанный в трубку матрас и предлагали самому подыскать подходящее пристанище.
   Скитаясь по коридорам, усыпанным битым кирпичом, и по спальням, заляпанным известкой, Костя попутно знакомился с такими же, как и он сам, бедолагами, прибывшими сюда со всех концов нашей необъятной родины.
   Был здесь азербайджанец Ахмед, которому не дали догулять собственную свадьбу. ("Как же они, гады, посмели?" - удивился Костя. "Нет на них закона! На пятый день забрали", - печально сообщил Ахмед. "Сколько же у вас свадьба длится?" - еще больше удивился Костя. "Месяц, как и положено", - объяснил несчастный молодожен.)
   Был каракалпак Рамазан, еще не старый человек, у которого дома осталось одиннадцать детей. Он честно признался, что каждый день брал по рублю с каждого базарного торговца, но две трети выручки передавал начальнику. За что же тот так безжалостно обошелся с ним? Наверное, кто-то другой пообещал начальнику платить больше.
   Был эстонец Аугуст, наверное, самый счастливый из слушателей. Форму он не носил, козыряя справкой из хозо о том, что вещевым довольствием не обеспечен в связи с отсутствием на складе требуемого размера. Роста в Аугусто было два метра три сантиметра. Будь он русским - обязательно получил бы кличку Дядя Степа. Однако эстонцы поэта Михалкова не читали. Бескультурье, ничего не скажешь.
   Кроме того, здесь были молдаване, грузины, украинцы, туркмены, буряты и уроженцы почти всех городов России. Был даже один уйгур, гордый и заносчивый малый, отказывавшийся ехать на переподготовку до тех пор, пока бухгалтерия не выдала ему на дорогу двести рублей.
   Слушатели селились землячествами. Прибалты - отдельно, азиаты - отдельно, кавказцы - отдельно. Армяне все же были милей грузинам, чем хохлы или кацапы.
   Свой выбор Костя остановил на почти пустой спальне, расположенной в самом конце коридора. В ней стояли деревянные подмостки и бочки с водоэмульсионной краской, зато все стекла в окнах были целы, а двери плотно закрывались. Из подсобки он приволок ржавую панцирную койку и фанерную тумбочку, внутри которой крупными буквами было написано "Зина живет по адресу: ул. Кузнечная, д.5".
   К концу дня к нему присоединились еще несколько человек, в том числе бывший инспектор ГАИ из города Грозного Василь Васильевич Преснов, личность весьма колоритная. Себя он считал терским казаком, хотя внешностью больше напоминал тибетского йети. Когда соседи по комнате ради знакомства стали сбрасываться по рублю, он, кинув в общий котел пятерку, заявил: "А мне шампанского".
   Неся службу среди чеченцев и совместно с чеченцами, он всех их презрительно называл "зверями", на чем однажды и погорел. Остановив легковушку, за рулем которой сидел типичный представитель коренного населения, Василь Васильевич вполне добродушно сказал: "Предъяви права, зверь", на что тот возмущенно ответил: "Я нэ звэр! Я пэрвый сэкретарь райкома партыи!" На беду Василия Васильевича, это оказалось правдой.
   Вечер и добрая часть ночи прошли в веселом застолье, а утром начались суровые будни. На весь корпус функционировал только один умывальник с пятью кранами, а туалет вообще был забит досками крест-накрест.
   Поскольку собственная столовая по причине все того же ремонта бездействовала, слушателей строем повели в городское кафе, до которого было не меньше километра.
   Шли по проспекту, под замечания горожан типа: "Опять к нам этих тунеядцев со всего света пригнали!" Жирная грязь, натасканная из боковых улиц, покрывала асфальт толстым слоем, и при каждом шаге Костя ощущал, как ее брызги долетают ему чуть ли не до затылка.
   Кафе носило весьма символическое название "Дружба" и снаружи выглядело как кавалерийский манеж. (Изнутри, к слову говоря, оно выглядело в том же духе, только пол был не из опилок, а из керамической плитки.)
   Надо полагать, что для местного общепита договор с учебным центром был величайшим благом, позволяющим безо всякого труда выполнить финансовый план.
   Слушатели - люди дисциплинированные. Это вам не привереды, которые заявились в кафе, сжимая в кулаке свои кровные семьдесят копеек. Эти все сожрут, благо деньги уплачены вперед. Так почему бы им не скормить неликвиды, давно загромождавшие склады и подвалы? Соленые огурчики отмыть от плесени; в мясо, сто раз замороженное и размороженное, добавить побольше чеснока и перчика; прогорклую муку лишний раз просеять; рыбу проветрить; давно подлежащие списанию сухофрукты - перебрать.
   Материализованный результат этих умозаключений и был представлен на дегустацию слушателям.
   Комья манной каши выглядели словно застывшие плевки верблюда-драмодера. Котлеты с гарниром из перловки могли убить аппетит даже у знаменитого обжоры ефрейтора Балоуна. Компот походил на подкрашенную марганцовкой водопроводную воду. Кроме того, порции были просто мизерными. Можно было подумать, что здесь собираются кормить не матерых мужиков, а младшую группу детсада.
   Костя, в армии привыкший и не к такому, покорно принялся за еду. Его примеру последовали почти все славяне, за исключением только язвенников. Прибалты, априорно не ожидавшие от советской власти ничего хорошего, тоже вели себя сдержанно. Возмутились одни только кавказцы, тут им надо отдать должное.
   Манная каша полетела на пол, котлеты - в официантов. На шум примчался директор кафе. Спустя четверть часа по вызову прибыл начальник учебного центра - честный, но чересчур зажившийся на этом свете, сентиментальный от старости полковник. Последним членом триумвирата стала заведующая производством, чей здоровый цвет лица сразу наводил мысль о преимуществах домашнего питания.
   Слушателей, в особенности кавказцев и горячо их поддержавших хохлов, кое-как успокоили. Затем стали изучать калькуляцию. Сразу выяснилось, что в "продуктах вложения" имеет место пересортица, а технология приготовления нарушена по вине неопытных поваров, недавно закончивших кулинарное училище. А вот недостаточная величина порций связана с тем, что еще не на всех слушателей поступили продовольственные аттестаты. Поэтому семьдесят порций приходится делить на сто человек.
   Поправить все эти недостатки было обещано в самое ближайшее время. И действительно, дней через пять, когда слушатели уничтожили все залежавшиеся съестные припасы, кормежка слегка улучшилась. Однако кавказцы в кафе "Дружба" больше не показывались. Продукты они приобретали на рынке за собственные деньги, а еду готовили в комнатах, игнорируя все возражения коменданта. Косте приятно было иногда вдохнуть вечерком аромат шашлыка и запах хванчкары.
   ГЛАВА 12. БУДНИ И ПРАЗДНИКИ
   Коренное население республики приходилось ближайшей родней тем племенам, которые в русских летописях называются "чудью белоглазой". Между собой они делились на три обособленных народа - шокчи, мокчи и мерзь. Почему-то их языки сильно разнились между собой. Соответственно центральная республиканская газета издавалась в трех вариантах - "Шокча Правда", "Мокча Правда" и "Мерзя Правда". Шрифт везде был русский, но ни единого слова, кроме пресловутой "Правды", Костя разобрать не мог, как ни старался.
   От смешения аборигенов с лихими людьми (которых начали ссылать сюда еще в допетровские времена), а впоследствии и с зэками образовался довольно симпатичный и дружелюбный народ. Курсантов, в отличие от своей собственной милиции, они уважали и жалели. Входили, так сказать, в положение. Если какой-нибудь подвыпивший курсант засыпал вдруг прямо в канаве, его обязательно доставляли под родную крышу - когда волоком, а когда и на тачке. А уж отказать приезжему в ласке для местной девушки было просто позором.
   В промтоварных магазинах было пустовато даже по отечественным меркам, зато мясные отделы гастрономов поражали своим изобилием.
   - Ничего особенного, - объясняли такой феномен продавцы. - Неурожай у нас. Вот и забили в колхозах всю скотину, поскольку кормить нечем. А весной не будет ни мяса, ни молока.
   Учение продвигалось туго. То не хватало преподавателей, то учебных пособий, а иногда вообще объявляли аврал и всех слушателей бросали на разгрузку цемента или рытье траншеи под теплотрассу. Да и чему можно было учить Василь Васильевича, о милицейской службе знавшего больше, чем сам министр внутренних дел, или гиганта Аугуста, из трех русских слов понимавшего лишь одно.
   Между тем гнилая осень с непривычной быстротой переходила в студеную зиму. Котельная грела еле-еле, и слушателям теперь приходилось спать одетыми. А тут еще кому-то из местных начальников пришла в голову мысль привлечь заезжую милицию к патрулированию города, ведь как-никак приближались славные октябрьские праздники, в преддверии которых нельзя было допустить ни одного чрезвычайного происшествия.
   В первый же вечер Костя был направлен на дежурство в самый отдаленный и беспокойный район города - Гадиловку. Можно было подумать, что тень Быкодерова незримо витает где-то рядом, строя своему подопечному все новые и новые козни.
   В условленном месте его поджидал местный участковый, одетый в полушубок и шапку-ушанку. Костя рядом с ним смотрелся как клоун - нос покраснел от мороза, фуражечка натянута глубоко на уши, ноги отбивают чечетку. Участкового это нисколько не удивило. К чудачествам иногородних курсантов тут давно привыкли.
   Они познакомились.
   - Ты откуда будешь? - поинтересовался участковый сиплым голосом.
   Костя, прикрывая от стужи лицо ладонью, назвал место своей службы.
   - Это где-то на Украине? - немного подумав, переспросил участковый.
   Косте стало так обидно за свой родной город, в разные времена принадлежавший и литовцам, и полякам, и немцам, но уж украинцам-то - никогда, что он забыл про мороз и принялся горячо рассказывать о героическом прошлом своего народа.
   Участковый слушал Костю вполуха - под его полушубком пищала и что-то невнятно бормотала радиостанция. Ночное небо было черным, но одна его половинка выглядела еще чернее, и с той стороны дул пронизывающий ветер. Несмотря на довольно раннее время, светились лишь редкие окна. На улицах не было даже собак.
   Костя, запал которого уже угас, заметил, что патрулировать в такое время то же самое, что сажать морковку на Северном полюсе. Результат однозначный. Участковый на это ответил, что сегодня на некоторых заводах давали аванс, а потому возможны всякие сюрпризы.
   И он оказался прав. Уже довольно скоро они набрели на первый такой сюрприз. Это был засыпанный снежной крупой человек, лежавший поперек тротуара. При одной мысли о том, как может отразиться такая безалаберность на здоровье, Костю даже передернуло.
   Участковый, особо не утруждая себя, пнул лежащего человека ногой и спросил:
   - Чего разлегся, как у тещи на печи?
   - Да пошел ты, морда ослиная, - не раскрывая глаз, внятно отозвался лежебока.
   - Я-то пойду. А ты почему не идешь?
   - Протрезвею - пойду. Мне жена запретила домой пьяным являться.
   - Дело хозяйское. - Участковый как ни в чем не бывало двинулся дальше, а Костя вприпрыжку устремился за ним.
   Примерно за час они обошли весь участок. Костя замерз так, что уже перестал ощущать некоторые участки своего тела. С ушами и кончиком носа он распрощался бы безо всякого сожаления, но вот мужского достоинства было жалко... Ведь могло оно еще и пригодиться когда-нибудь.
   Особенно доставалось ногам. Подошвы ботинок были такие тонкие, что Косте казалось, будто бы он идет по мерзлой земле босиком.
   Любителей поваляться в такую погоду на улице больше не обнаружилось, но в одном из переулков к участковому подбежала женщина, закутанная в шаль, и что-то шепнула ему на ухо.
   - Ладно, - с обычной своей невозмутимостью сказал участковый. - Посмотрим.
   Женщина провела их в ближайший дом, обставленный так, словно на дворе еще стояла первая половина нашего века. Такого примуса, таких жестяных корыт, таких горшков и такого убожества Костя не видел с самого детства. А уж о кислом зловонии, запечных тараканах и помойных ведрах даже говорить было нечего.
   Впрочем, окончательно околевшему Косте даже этот хлев показался раем.
   Пока Костя осваивался на кухне, участковый вместе с женщиной, оказавшейся хозяйкой дома, прошел в соседнюю комнату, из которой раздавался густой храп.
   - Где выключатель? - спросил участковый.
   - Не горит свет, - ответила хозяйка. - Разбил лампочку, окаянный. Забирайте его к едреной матери. Каждый день пьяный.
   - А что он пьет, если нигде не работает?
   - Сейчас покажу.
   Звякнули пустые бутылки, и хозяйка вместе с участковым вернулась на кухню. В руке она несла довольно симпатичный флакон с какой-то синеватой жидкостью.
   - "Средство для ращения волос "Цит", - сильно прищурившись, прочитал участковый. - Производство Гэдээр". Ну и что?
   - А то! - объяснила хозяйка. - Стоит копейки, а градусов больше, чем в вине.
   Действительно, в правом нижнем углу этикетки имелась надпись "Алк 25°".
   - Хитрая штука, - покачал головой участковый. - Сами немцы ее, поди, не пьют. Нас травят... Ладно, заберем мы твоего супруга. Ты пока паспорт его поищи.
   Хозяйка опять ушла в темную комнату, а участковый стал по рации вызывать машину медвытрезвителя. Когда это ему в конце концов удалось, он снял шапку, растер по своей лысеющей голове несколько пригоршней загадочного средства и стал дожидаться, когда его волосы пойдут в рост.
   Костю к этому времени так разморило, что он стал задремывать. Заснуть окончательно ему не давала колющая боль в начавших отходить ушах. Да тут еще на кухню ввалились деловито-бесцеремонные хлопцы из медвытрезвителя.
   Первым делом они принялись попрекать участкового:
   - Ты эту моду брось, каждый день нас в Гадиловку вызывать! Знаешь какой лимит бензина на сутки? А если не знаешь, так лучше молчи! Кого забирать? И учти, больше мы к тебе сегодня не поедем! Сам как-нибудь выкручивайся.
   - Клиент в соседней комнате, - спокойно ответил участковый (нервы у него были - позавидовать можно!), - жена его одевает. Заодно и курсанта с собой прихватите. А то еще околеет с непривычки. Парень с Украины, нежный. К нашим холодам непривычный.
   "Вот же гад, - вяло подумал Костя. - Так и не дошло до него, откуда я родом. Обидно, понимаешь..."
   Накануне праздника для курсантов было организовано посещение центральной городской бани. Ради такого случая в тот день она открылась на час раньше обычного, в семь утра. До восьми часов велено было посторонних граждан на помывку не пускать.
   Для большего простора дверь между женским и мужским отделением открыли, однако на чужую территорию решились перейти немногие. Самым смелым оказался Василь Васильевич Преснов, за долгие годы службы в Чечено-Ингушетии соскучившийся по настоящей русской бане. Пока в мужской парилке происходило столпотворение, он в гордом одиночестве обмахивался веником в женской.
   Как и было заранее условлено, в восемь часов все слушатели перешли на мужскую половину и дверь между отделениями закрыли. Про Василь Васильевича, разомлевшего в парилке, просто забыли. Часов при себе он, естественно, не имел.
   Уже была дана команда на окончание помывки, когда за стеной вдруг раздался дикий визг и грохот шаек. Дверь, традиционно запиравшаяся с женской стороны, распахнулась, и на пороге возник Василь Васильевич, красный не столько от пара, сколько от смущения. Две голые бабы - сисястые и пузатые - грубо толкали ветерана милиции в спину, а одна напоследок даже поддала ему нотой под зад.
   - Вот курвы, - сказал Василь Васильевич беззлобно. - Нет чтобы спокойно поговорить, сразу хай подняли. Нужны они мне...
   Впрочем, некоторые признаки (неоспоримые у голого человека) свидетельствовали как раз обратное - попадись сейчас Василь Васильевичу непритязательная женщина, просто так она бы от него не ушла...
   ГЛАВА 13. БАБЬЕ ЦАРСТВО
   На следующий день слушатели участвовали в праздничном параде (опять Костя продрог, как бездомный цуцик), кушали праздничный обед (ну какой может быть праздник без водки?), присутствовали на праздничном концерте (который сами же и подготовили), а к вечеру были поощрены поголовным увольнением из расположения центра. Мало кто воспользовался этой сомнительной милостью. Ну куда, спрашивается, податься в чужом городе, темном и промерзшем?
   Костю эта проблема волновала меньше всего. Во-первых, у него не было ни копейки денег. А во-вторых, его вместе с Василь Васильевичем Пресновым и эстонцем Аугустом назначили дневальными по корпусу. Дежурным формально считался заместитель начальника учебного центра по политико-воспитательной работе, но тот как сгинул сразу после концерта, так больше и не показывался.
   Главной проблемой дневальных была не охрана здания от проникновения посторонних лиц и даже не повальная пьянка, охватившая слушателей, а электрический выключатель, установленный в туалете (который ради праздника открыли для посещения). Накануне кто-то вдребезги разбил его пластмассовый корпус, и сейчас любой ротозей мог схлопотать электрический удар.
   Если бы слушатели находились в трезвом виде, то тут, конечно, и никакого страха не было бы. Но пьяный человек, заскочивший в туалет помочиться или поблевать, рано или поздно начинал машинально шарить по стенке. Лозунг "Уходя, гасите свет" успел засесть у милиционеров в подсознании. И азербайджанец Ахмед, и хохол Листратенко, и даже армянин Геворкян уже получили по рукам, причем с последним даже случился глубокий обморок.
   Вот и пришлось Косте и Василь Васильевичу попеременно охранять злополучный выключатель (Аугуст к тому времени надрался до положения риз, чего от него никто не ожидал).
   Была как раз очередь Кости. Служба у него была поставлена четко. Дождавшись, когда очередной ханурик справит нужду, он бесцеремонно хватал его за шиворот и выставлял за порог, не позволяя даже прикоснуться к выключателю, а вернее - к торчащим из его нутра голым проводам.
   Внезапно в коридоре раздался странный, никогда здесь не слышанный звук цок-цок-цок. Так могли стучать только женские каблучки.
   Костя похолодел. Женщина? Здесь? Среди пустившихся в разгул пьяных мужиков? Откуда она взялась? Ведь он недавно собственноручно запер входную дверь! Может, это какая-нибудь слуховая галлюцинация?
   Дабы выяснить истину, он выглянул в коридор. Прямо на него действительно двигалась женщина - не сказать что молодая, не сказать что очень симпатичная, но тем не менее не мираж и не призрак, а существо из плоти и крови.
   По казарме (а как еще можно было назвать это место?) она двигалась уверенно, как по собственной квартире, и еще издали улыбалась Косте.
   - Добрый вечер! - произнесла женщина слегка прокуренным голосом. - С праздничком вас!
   - Да как вы посмели?! - Костя едва не задохнулся от праведного возмущения. - Сюда посторонним нельзя!
   - Какая же я посторонняя? - продолжая кокетливо улыбаться, возразила женщина. - Живу по соседству. И сюда на все праздники заглядываю. Меня ваше начальство знает. Можете у кого угодно про Зину спросить. Только хорошее услышите.
   - Ах, Зина! - Костя припомнил загадочную надпись, до сих пор сохранившуюся на стенке его тумбочки. - Так это вы, значит, проживаете в доме номер пять по улице Кузнечной?
   - Вот именно! - обрадовалась женщина. - И как вы только догадались?
   - Догадаться несложно, - незаметно для себя перешел Костя на светский тон. - И что же вы там куете... на своей Кузнечной?
   - Счастье кую, мальчики, счастье! Да только в нашей кузне без хороших молотобойцев не обойтись. - Зина подмигнула Косте. - За этим я и пришла. Вы не сомневайтесь, у меня все имеется. И выпивка, и закуска.
   - Где же я вам этих молотобойцев найду? - Костя напустил на себя наивный вид.
   - Зачем искать? Вы и сами вполне сгодитесь. - Предупреждая брезгливую гримасу, готовую вот-вот появиться на Костином лице (Зина годилась ему если не в матери, то уж в тетки - точно), она добавила: - Я ведь не одна. Гляньте в окошко.
   Любопытства ради Костя выглянул наружу. Прямо напротив окна, под фонарем, околачивались две довольно симпатичные киски. Заметив, что на них обратили внимание, они дружно послали Косте воздушные поцелуи.
   "А почему бы и нет? - подумал он. - Килька, надо полагать, в эту пору не штопкой носков занимается. Разве я не человек? Почему бы и не расслабиться в приятном обществе? Тем более если выпивка и закуска имеется. Помянем, как говорится, наших дедов, обеспечивших наше счастье и процветание".
   Однако чувство долга окончательно еще не покинуло Костю.
   - Есть тут одна проблема, - замялся он. - В туалете выключатель разбили. Боюсь, как бы не угробился кто-нибудь по пьянке.
   - Да его же по пять раз на год разбивают! - продемонстрировала Зина свою компетентность. - На Новый год, на Восьмое марта, на Первое мая, на октябрьские праздники и на День милиции. Тут ведь все самбисты! Один ногой свет включает, другой локтем. Только это дело поправимое... У вас расческа есть?
   - Где-то была... нате...
   Заполучив пластмассовую расческу, Зина ловко закрепила ее в корпусе выключателя. Теперь доступ к проводам был закрыт. Косте даже стало стыдно за собственную недогадливость.
   - Не знаю даже, как и благодарить... - промямлил он.
   - А я вас научу, - лукаво ухмыльнулась Зина. - Подберите мне кавалера по возрасту.
   Отказать столь добросердечной женщине было бы нетактично, и Костя, задумавшись на секунду, выпалил:
   - Сейчас сделаем.
   Растолкав отдыхавшего перед сменой Василь Васильевича, он кратко, но доходчиво объяснил ему суть поступивших предложений. Реакция на это могла последовать какая угодно, к чему Костя уже внутренне подготовился, однако, как оказалось, несмотря на возраст, угли страсти еще тлели в казацкой душе. Да и долгая служба на Кавказе кое к чему обязывала. Джигит - он и на смертном одре джигит.
   - Пошли, - сказал Василь Васильевич, натягивая сапоги. - А эта сучья контора пусть горит синим пламенем! Тьфу на нее...
   Кисок звали Глаша и Маша, но, которая из них кто, Костя забыл уже через пять минут. Девушки были похожи друг на друга, как родные сестры, только одна была покрашена под блондинку, а другая - под брюнетку.
   Всю дорогу до Кузнечной, пять, они весело щебетали, но иногда вдруг переходили между собой на какой-то тарабарский язык, не то шокчанский, не то мерзянский.
   - Где больше двух, там говорят вслух, - наставительно произнес Василь Васильевич. - Официальным языком на ближайшие сутки объявляю русский. Великий и могучий, так сказать. Небось учили его в школе?
   - Какая там школа! - ответила за подружек Зина. - Да они, непутевые, ее еще в пятом классе бросили. Дети улицы.
   - Нехорошо, - огорчился Василь Васильевич. - Как бы вы круглыми дурами не выросли. В ваши годы нужно учиться, учиться и...
   - И еще раз учиться! - хором подхватили подружки. - Да только поздно уже. Выросли мы. Даже в детской комнате милиции сняты с учета.
   - Ну, учеты, они разные бывают, - туманно заметил Василь Васильевич.
   - Не числимся! - дружно заявили Глаша и Маша. - Ни в кожно-венерическом, ни за тунеядство, ни за проституцию. Мы передовики производства. Работаем на атомном заводе.
   - Где-где? - Тут уж и Костя удивился.
   - Это так гидролизный завод называют, - пояснила всезнающая Зина. - Где спирт из опилок гонят. Его у нас сучком кличут. Зарплата хорошая, но условия сами понимаете. Химическое производство... Вот девчонки слегка и не в себе. Вы на их чудачества внимания не обращайте. А если что - по шее, не стесняйтесь. Мы не москвички, по всяким мелочам не обижаемся. Меня покойный муж чем только не бивал.
   - А что, простите, с ним случилось? - деликатно поинтересовался Василь Васильевич.
   - Общее заболевание... в нашем городе мужчины долго не живут. - Похоже, что Зина не была настроена обсуждать эту тему.
   - Люди говорят, что она его крысиным ядом опоила. - Девчонки успели уйти вперед, и непонятно было, которая из них сказала это.
   - Ты порожняк-то не гони, - спокойно ответила Зина. - Некоторые, в погонах, и поверить могут...
   - А вот и наша хавира. - Девчонки остановились перед высоким забором, за которым нельзя было ничего рассмотреть. - Блатхата. - Вы, кобылы, выражайтесь прилично, - цыкнула на них Зина. - Машка, иди вперед. Посадишь кобеля на цепь.
   - Которого? - деловито глянула на гостей беленькая девчонка.
   Костя, оценивший ее незамысловатую шуточку, рассмеялся, а Василь Васильевич недовольно засопел.
   В конце концов калитка, тяжелая, как ворота феодального замка, была открыта, злой косматый пес загнан в будку, и вся компания ввалилась в дом типичную крестьянскую избу, правда, изнутри убранную и обставленную с мещанскими претензиями.
   Из кухни пахло пареным-жареным, а в зале был заранее накрыт праздничный стол, украшенный, кроме всего прочего, батареей разноцветных бутылок.