Страница:
Филиппа вышла из комнаты, аккуратно закрыв за собой дверь. Она отступит и перегруппируется.
И тогда вернется, чтобы выведать все тайны этого человека.
На следующий день Джеймс все утро посвятил хозяйственным делам. В полдень нарочный с распоряжениями относительно урожая яблок отбыл в Ланкашир. Быстро перекусив, Каннингтон решил продолжить поиски Филомены Этуотер.
Сегодня он собирался расспросить некоторых домовладельцев и хозяев дешевых постоялых домов в том районе, где жил Апкерк. Интуиция подсказывала ему, что мисс Филомена Этуотер должна была поселиться неподалеку, и Джеймс был уверен, что уже к вечеру сможет выследить рыжеволосую девушку, которая шпионила за его домом.
Найти дочь Этуотера означало найти ключи к шифрам и, значит, расшифровать наконец письма Лавинии. Если ему повезет, то через несколько дней в его руках будут доказательства, которые он сможет предъявить Ливерпулу.
Открылась дверь, и в комнату вошел Робби.
– Так рано закончились уроки? – удивился Джеймс. – А где Филипп?
Робби пожал плечами:
– Наверное, в своей комнате. Он меня рано отпустил. Сказал, что у него плохое настроение.
Джеймс поднялся из-за стола.
– Плохое, говоришь? Не волнуйся. Он сказал, что вчера получил по почте плохие вести. Уверен, к ужину Филипп будет в полном порядке.
Робби снова пожал плечами. Джеймс мысленно усмехнулся: вполне универсальный жест – понимай как хочешь.
– Пожалуй, мне пора.
Опустив голову, Робби молча ковырял носком ботинка ковер.
– Робби, мне надо идти.
Неожиданно Робби бросился к двери.
– Подожди!
Мальчишка умчался прочь.
Джеймс растерянно стоял, не зная, то ли злиться, то ли, воспользовавшись заминкой, еще раз обдумать план действий. Не успел он сесть, как Робби снова появился с самодельным букварем в руке.
– Я сейчас тебе буду читать.
Джеймс был заинтригован.
– Ты уже умеешь читать? Но вы занимались всего пять дней.
– А я сообразительный. Мисс… тер Уолтерс так говорит.
Джеймс хотел предложить мальчику перенести чтение на другой раз, но полный надежды взгляд голубых глаз остановил его, и он опустился в кресло.
Робби забрался в соседнее и раскрыл букварь.
– «Курица» обозначает букву «К».
Джеймс скептически посмотрел на Робби.
– А откуда ты знаешь, что это слово «курица»? Смотришь на картинку?
На картинке была изображена ощипанная птица, выставленная в витрине мясной лавки. Робби энергично затряс головой:
– Честное слово, нет. Картинка, конечно, здоровская.
– Спасибо, – сухо произнес Джеймс.
– Но видишь здесь? Курица. Я знаю буквы. – Он минуту размышлял над страницей. – Вроде как курица на кухне.
Джеймс был изумлен. Он, конечно, плохо разбирался в таких вещах, но, по всей видимости, обучение продвигалось весьма успешно.
Робби заерзал, ему явно было неудобно в таком большом кресле. Джеймс огляделся.
– Может, сядешь на скамеечку для ног? Там тебе будет удобнее.
Робби, уже в который раз, пожал плечами. Джеймс отвел глаза. «Боже, даруй мне терпения». Он вздохнул.
– Роб, просто скажи, где тебе удобнее.
Робби кивнул, не глядя на Джеймса.
– Филипп разрешает мне сидеть с ним в одном кресле.
– О! – Джеймс удивился. – Как непринужденно!
Очевидно, Робби принял это замечание за согласие. В мгновение ока это тощее создание переместилось, втиснувшись в кресло Джеймса. Примостив книжку на колени, мальчишка перевернул страницу.
– «М» – это Мышь на Мешке с Мукой.
Джеймс сидел и слушал, как Робби читает. От угловатого тела мальчика исходило тепло. Раньше Джеймсу не доводилось сидеть рядом с ребенком, да и особого желания не возникало.
Он чуть подвинулся, но Робби снова прижался к нему. Рассеянно слушая, как мальчишка читает, Джеймс пытался вспомнить, сидел ли он когда-нибудь в кресле рядом с отцом, прижимаясь к нему. А рядом с матерью? У него остались лишь смутные воспоминания о том, как мать обнимает его в то время, когда он ей что-то читает. Возможно, сидеть, прижавшись к своему ребенку, это обязанность матери?
Но у Робби никого нет, кроме Джеймса. Ни родной матери, ни родного отца. Полный дом мужчин и один маленький мальчик.
Он думал, что усыновление Робби избавит его от необходимости обзавестись семьей. Нужен наследник? Найди подходящего мальчишку.
Возможно, когда Робби восполнит пробелы в своем образовании и воспитании, его можно будет отправить в школу. Многие мальчики покидают дом и живут в школе, это стало почти национальной традицией. Тогда все придет в норму. Конечно, в доме станет чертовски тихо.
Тогда Джеймсу придется найти Филиппу новое место, конечно, если не удастся его завербовать. На самом деле эта идея казалась Джеймсу очень привлекательной. Этот юноша стал ему почти другом. Кроме того, обладая умом и находчивостью, Филипп явно способен на большее.
Возможно, через несколько лет парень избавится от излишней застенчивости, а заодно подрастет на несколько дюймов Джеймс мысленно поздравил себя: во всех отношениях превосходный план.
Робби дошел до последней страницы.
– Зигзаг на букву «3».
– Отлично, парень. Можешь быть свободен.
Джеймс поднялся, оставив Робби в глубине огромного кресла. Он бросил взгляд на часы. Еще можно было успеть заглянуть в клуб перед тем, как отправиться по постоялым дворам. Поправляя жилет, он взглянул на Робби.
Темно-синие глаза мальчишки были полны ожидания.
– Отправляйся, парень. Проведай Филиппа. Полагаю, он отдохнул и теперь чувствует себя лучше.
Не отрывая от Джеймса взгляда, Робби соскользнул на пол Черт побери, что еще-нужно этому мальчишке?
Ожидание в глазах мальчика уступило место уже привычному разочарованию. Джеймс с раздражением почувствовал, что опять сделал что-то не так.
– Боже милосердный, Пусть Робби подскажет мне, что черт возьми, я должен сказать или сделать?
Робби отвел глаза и как-то неуверенно повел плечом. Раздражаясь все сильнее, Джеймс провел рукой по лицу.
– Ладно. Что обычно тебе говорит Филипп после урока?
– Он говорит «Замечательно!» или «Молодец!».
Джеймс расхохотался.
– И только-то? – Он, словно салютуя, взмахнул рукой. – Прекрасно, Робби! Молодец!
– Не ври! – Мальчик швырнул букварь на пол. – Дурацкая книжка! Больше не буду ее читать!
Джеймс открыл рот от изумления.
– Робби, в чем…
Мальчик, не отвечая, бросился прочь из комнаты. У двери он все же остановился и, оглянувшись, бросил на Джеймса жестокий взгляд.
– Ты врешь, даже если сам того не хочешь!
Он повернулся к выходу и едва не сбил с ног Филиппа, который появился в двери кабинета.
Гувернер, так и не войдя в комнату, укоризненно покачал головой, глядя на Джеймса.
– Не следовало с ним так поступать.
– Как именно?
Филипп устало вздохнул и, войдя в комнату, бесцеремонно плюхнулся в кресло.
– Дело не в том, что вы сделали, а в том, чего вы не сделали, эгоцентричный тупица.
Изумленный откровенно оскорбительным поведением Филиппа Джеймс пристально посмотрел на молодого человека. Вокруг его глаз темнели круга, ярко выделявшиеся на болезненно бледном лице.
– Черт побери, Флип, ты выглядишь как сама смерть.
– Спасибо, охотно верю… Но я по крайней мере в отличие от некоторых, здесь присутствующих, не похож на безмозглого осла.
– Осла? Послушай, Филипп…
Филипп вскочил и решительно посмотрел Джеймсу в глаза.
– Нет, это вы меня послушайте, Джеймс! Я только что стал свидетелем того, как одним небрежным взмахом руки вы разбили сердце маленького мальчика! Я понимаю, вам незнакомы отцовские чувства, но это не дает вам права быть жестоким!
– Жестоким? Я не бью его. Даже не браню. Я всего лишь послушал, как он читает, и велел ему отыскать тебя. Кстати, где ты был, черт побери?
– Не уходите от темы, Джеймс! Вы поступили жестоко, когда даже не догадались похвалить мальчика. Вы хоть представляете себе, как усердно он занимался в последние дни? Буквально за считанные часы он сделал то, на что у многих уходят долгие месяцы. А вы понятия не имеете о том, как ему это удалось, не так ли?
– Значит, он сообразительный. Я всегда это знал.
– А вот он этого не знает. И не будет знать, пока не услышит этого от вас, чудовищный вы идиот! Мы оцениваем себя, руководствуясь критикой окружающих и похвалами. Но только не вашими. Вы скорее похвалите собаку, чем подарите доброе слово собственному наследнику!
Филипп покраснел, его зеленые глаза ярко сверкали, в них были презрение и гнев.
– Господи, Джеймс! Он ждет не дождется вашей похвалы и внимания, точно так же, как вы жаждали услышать слова одобрения от своего отца!
– Я не жаждал! – выпалил он.
Филипп умолк.
– Что вы сказали?
Джеймс отступил назад и покачал головой:
– Не знаю, почему я так сказал. Это чепуха!
Филипп подошел ближе, с изумлением глядя на Джеймса.
– Неужели вы не понимаете, о чем я говорю?
– Ты, вероятно, рассчитываешь, что после очередной шалости я буду гладить Робби по головке и приговаривать «молодец», – с горечью произнес он. – Может, мне еще и по соверену ему дарить?
Несколько долгих секунд Филипп молча смотрел на Джеймса, потом покачал головой, словно приводя в порядок свои мысли. Он жестом указал на два стоявших рядом кресла.
– Джеймс, присядьте, пожалуйста.
Джеймс уселся, удержавшись от ехидного замечания по поводу того, что его приглашают присесть в его собственное кресло. И все же всякому терпению есть предел.
– Филипп, что касается твоего поведения…
– Я еще не закончил, сэр. Вы, несомненно, можете наказать меня, но давайте оставим это на потом, а сейчас вы должны меня выслушать. – Филиппа с заметным напряжением села во второе кресло. – Теперь, хотите вы того или нет, вы отец, Джеймс, и должны осознать, какие обязанности влечет этот статус. Робби не охотничья собака, которой можно поставить миску с едой, немного выдрессировать и ожидать хороших результатов. Если вы в ближайшее время не дадите Робби то, что ему необходимо, будет слишком поздно. И мне трудно предсказать, к какому печальному концу это может привести.
Джеймс собрался было ответить, но Филипп положил ему руку на плечо. Это было поразительно само по себе, ибо Филипп никогда по собственной инициативе не дотрагивался до него – наоборот, старательно избегал подобных прикосновений. Тем не менее этот жест показался совершенно естественным. Джеймс был настолько удивлен, что даже забыл о своем желании резко возразить Филиппу.
– Прошу вас, выслушайте меня, – продолжал Филипп. – Надежда еще есть. Я мало разбираюсь в детях, но помню, что значили для меня любовь и одобрение отца. Он очень долго оставался для меня единственным солнцем, на моем небосводе. От него зависели мое настроение и мое мнение об окружающем меня мире. Он был для меня кумиром, Джеймс. Точно так же, как вы стали кумиром для Робби.
Филипп сделал паузу.
– Вы хоть понимаете, что он очень мало о вас знает? А то, что ему известно, он узнал от вашей сестры. Вы никогда с ним не беседуете. Вы приобрели не просто воспитанника, по сути вы приобрели сына, это вы понимаете? Не просто еще одного домочадца, не просто наследника. Сына.
Джеймсу очень хотелось отмахнуться от проницательности юного гувернера, но он видел, каких успехов добился Филипп. В его словах явно было рациональное зерно.
И он хотел понять, действительно хотел. Но в тот момент, когда новое представление о себе как об отце забрезжило в глубине его сознания, раздался резкий стук в открытую дверь, и в комнату с важным видом вошел Денни.
– Сэр, прибыл мистер Тремейн, чтобы сопровождать вас в клуб.
Глава 19
И тогда вернется, чтобы выведать все тайны этого человека.
На следующий день Джеймс все утро посвятил хозяйственным делам. В полдень нарочный с распоряжениями относительно урожая яблок отбыл в Ланкашир. Быстро перекусив, Каннингтон решил продолжить поиски Филомены Этуотер.
Сегодня он собирался расспросить некоторых домовладельцев и хозяев дешевых постоялых домов в том районе, где жил Апкерк. Интуиция подсказывала ему, что мисс Филомена Этуотер должна была поселиться неподалеку, и Джеймс был уверен, что уже к вечеру сможет выследить рыжеволосую девушку, которая шпионила за его домом.
Найти дочь Этуотера означало найти ключи к шифрам и, значит, расшифровать наконец письма Лавинии. Если ему повезет, то через несколько дней в его руках будут доказательства, которые он сможет предъявить Ливерпулу.
Открылась дверь, и в комнату вошел Робби.
– Так рано закончились уроки? – удивился Джеймс. – А где Филипп?
Робби пожал плечами:
– Наверное, в своей комнате. Он меня рано отпустил. Сказал, что у него плохое настроение.
Джеймс поднялся из-за стола.
– Плохое, говоришь? Не волнуйся. Он сказал, что вчера получил по почте плохие вести. Уверен, к ужину Филипп будет в полном порядке.
Робби снова пожал плечами. Джеймс мысленно усмехнулся: вполне универсальный жест – понимай как хочешь.
– Пожалуй, мне пора.
Опустив голову, Робби молча ковырял носком ботинка ковер.
– Робби, мне надо идти.
Неожиданно Робби бросился к двери.
– Подожди!
Мальчишка умчался прочь.
Джеймс растерянно стоял, не зная, то ли злиться, то ли, воспользовавшись заминкой, еще раз обдумать план действий. Не успел он сесть, как Робби снова появился с самодельным букварем в руке.
– Я сейчас тебе буду читать.
Джеймс был заинтригован.
– Ты уже умеешь читать? Но вы занимались всего пять дней.
– А я сообразительный. Мисс… тер Уолтерс так говорит.
Джеймс хотел предложить мальчику перенести чтение на другой раз, но полный надежды взгляд голубых глаз остановил его, и он опустился в кресло.
Робби забрался в соседнее и раскрыл букварь.
– «Курица» обозначает букву «К».
Джеймс скептически посмотрел на Робби.
– А откуда ты знаешь, что это слово «курица»? Смотришь на картинку?
На картинке была изображена ощипанная птица, выставленная в витрине мясной лавки. Робби энергично затряс головой:
– Честное слово, нет. Картинка, конечно, здоровская.
– Спасибо, – сухо произнес Джеймс.
– Но видишь здесь? Курица. Я знаю буквы. – Он минуту размышлял над страницей. – Вроде как курица на кухне.
Джеймс был изумлен. Он, конечно, плохо разбирался в таких вещах, но, по всей видимости, обучение продвигалось весьма успешно.
Робби заерзал, ему явно было неудобно в таком большом кресле. Джеймс огляделся.
– Может, сядешь на скамеечку для ног? Там тебе будет удобнее.
Робби, уже в который раз, пожал плечами. Джеймс отвел глаза. «Боже, даруй мне терпения». Он вздохнул.
– Роб, просто скажи, где тебе удобнее.
Робби кивнул, не глядя на Джеймса.
– Филипп разрешает мне сидеть с ним в одном кресле.
– О! – Джеймс удивился. – Как непринужденно!
Очевидно, Робби принял это замечание за согласие. В мгновение ока это тощее создание переместилось, втиснувшись в кресло Джеймса. Примостив книжку на колени, мальчишка перевернул страницу.
– «М» – это Мышь на Мешке с Мукой.
Джеймс сидел и слушал, как Робби читает. От угловатого тела мальчика исходило тепло. Раньше Джеймсу не доводилось сидеть рядом с ребенком, да и особого желания не возникало.
Он чуть подвинулся, но Робби снова прижался к нему. Рассеянно слушая, как мальчишка читает, Джеймс пытался вспомнить, сидел ли он когда-нибудь в кресле рядом с отцом, прижимаясь к нему. А рядом с матерью? У него остались лишь смутные воспоминания о том, как мать обнимает его в то время, когда он ей что-то читает. Возможно, сидеть, прижавшись к своему ребенку, это обязанность матери?
Но у Робби никого нет, кроме Джеймса. Ни родной матери, ни родного отца. Полный дом мужчин и один маленький мальчик.
Он думал, что усыновление Робби избавит его от необходимости обзавестись семьей. Нужен наследник? Найди подходящего мальчишку.
Возможно, когда Робби восполнит пробелы в своем образовании и воспитании, его можно будет отправить в школу. Многие мальчики покидают дом и живут в школе, это стало почти национальной традицией. Тогда все придет в норму. Конечно, в доме станет чертовски тихо.
Тогда Джеймсу придется найти Филиппу новое место, конечно, если не удастся его завербовать. На самом деле эта идея казалась Джеймсу очень привлекательной. Этот юноша стал ему почти другом. Кроме того, обладая умом и находчивостью, Филипп явно способен на большее.
Возможно, через несколько лет парень избавится от излишней застенчивости, а заодно подрастет на несколько дюймов Джеймс мысленно поздравил себя: во всех отношениях превосходный план.
Робби дошел до последней страницы.
– Зигзаг на букву «3».
– Отлично, парень. Можешь быть свободен.
Джеймс поднялся, оставив Робби в глубине огромного кресла. Он бросил взгляд на часы. Еще можно было успеть заглянуть в клуб перед тем, как отправиться по постоялым дворам. Поправляя жилет, он взглянул на Робби.
Темно-синие глаза мальчишки были полны ожидания.
– Отправляйся, парень. Проведай Филиппа. Полагаю, он отдохнул и теперь чувствует себя лучше.
Не отрывая от Джеймса взгляда, Робби соскользнул на пол Черт побери, что еще-нужно этому мальчишке?
Ожидание в глазах мальчика уступило место уже привычному разочарованию. Джеймс с раздражением почувствовал, что опять сделал что-то не так.
– Боже милосердный, Пусть Робби подскажет мне, что черт возьми, я должен сказать или сделать?
Робби отвел глаза и как-то неуверенно повел плечом. Раздражаясь все сильнее, Джеймс провел рукой по лицу.
– Ладно. Что обычно тебе говорит Филипп после урока?
– Он говорит «Замечательно!» или «Молодец!».
Джеймс расхохотался.
– И только-то? – Он, словно салютуя, взмахнул рукой. – Прекрасно, Робби! Молодец!
– Не ври! – Мальчик швырнул букварь на пол. – Дурацкая книжка! Больше не буду ее читать!
Джеймс открыл рот от изумления.
– Робби, в чем…
Мальчик, не отвечая, бросился прочь из комнаты. У двери он все же остановился и, оглянувшись, бросил на Джеймса жестокий взгляд.
– Ты врешь, даже если сам того не хочешь!
Он повернулся к выходу и едва не сбил с ног Филиппа, который появился в двери кабинета.
Гувернер, так и не войдя в комнату, укоризненно покачал головой, глядя на Джеймса.
– Не следовало с ним так поступать.
– Как именно?
Филипп устало вздохнул и, войдя в комнату, бесцеремонно плюхнулся в кресло.
– Дело не в том, что вы сделали, а в том, чего вы не сделали, эгоцентричный тупица.
Изумленный откровенно оскорбительным поведением Филиппа Джеймс пристально посмотрел на молодого человека. Вокруг его глаз темнели круга, ярко выделявшиеся на болезненно бледном лице.
– Черт побери, Флип, ты выглядишь как сама смерть.
– Спасибо, охотно верю… Но я по крайней мере в отличие от некоторых, здесь присутствующих, не похож на безмозглого осла.
– Осла? Послушай, Филипп…
Филипп вскочил и решительно посмотрел Джеймсу в глаза.
– Нет, это вы меня послушайте, Джеймс! Я только что стал свидетелем того, как одним небрежным взмахом руки вы разбили сердце маленького мальчика! Я понимаю, вам незнакомы отцовские чувства, но это не дает вам права быть жестоким!
– Жестоким? Я не бью его. Даже не браню. Я всего лишь послушал, как он читает, и велел ему отыскать тебя. Кстати, где ты был, черт побери?
– Не уходите от темы, Джеймс! Вы поступили жестоко, когда даже не догадались похвалить мальчика. Вы хоть представляете себе, как усердно он занимался в последние дни? Буквально за считанные часы он сделал то, на что у многих уходят долгие месяцы. А вы понятия не имеете о том, как ему это удалось, не так ли?
– Значит, он сообразительный. Я всегда это знал.
– А вот он этого не знает. И не будет знать, пока не услышит этого от вас, чудовищный вы идиот! Мы оцениваем себя, руководствуясь критикой окружающих и похвалами. Но только не вашими. Вы скорее похвалите собаку, чем подарите доброе слово собственному наследнику!
Филипп покраснел, его зеленые глаза ярко сверкали, в них были презрение и гнев.
– Господи, Джеймс! Он ждет не дождется вашей похвалы и внимания, точно так же, как вы жаждали услышать слова одобрения от своего отца!
– Я не жаждал! – выпалил он.
Филипп умолк.
– Что вы сказали?
Джеймс отступил назад и покачал головой:
– Не знаю, почему я так сказал. Это чепуха!
Филипп подошел ближе, с изумлением глядя на Джеймса.
– Неужели вы не понимаете, о чем я говорю?
– Ты, вероятно, рассчитываешь, что после очередной шалости я буду гладить Робби по головке и приговаривать «молодец», – с горечью произнес он. – Может, мне еще и по соверену ему дарить?
Несколько долгих секунд Филипп молча смотрел на Джеймса, потом покачал головой, словно приводя в порядок свои мысли. Он жестом указал на два стоявших рядом кресла.
– Джеймс, присядьте, пожалуйста.
Джеймс уселся, удержавшись от ехидного замечания по поводу того, что его приглашают присесть в его собственное кресло. И все же всякому терпению есть предел.
– Филипп, что касается твоего поведения…
– Я еще не закончил, сэр. Вы, несомненно, можете наказать меня, но давайте оставим это на потом, а сейчас вы должны меня выслушать. – Филиппа с заметным напряжением села во второе кресло. – Теперь, хотите вы того или нет, вы отец, Джеймс, и должны осознать, какие обязанности влечет этот статус. Робби не охотничья собака, которой можно поставить миску с едой, немного выдрессировать и ожидать хороших результатов. Если вы в ближайшее время не дадите Робби то, что ему необходимо, будет слишком поздно. И мне трудно предсказать, к какому печальному концу это может привести.
Джеймс собрался было ответить, но Филипп положил ему руку на плечо. Это было поразительно само по себе, ибо Филипп никогда по собственной инициативе не дотрагивался до него – наоборот, старательно избегал подобных прикосновений. Тем не менее этот жест показался совершенно естественным. Джеймс был настолько удивлен, что даже забыл о своем желании резко возразить Филиппу.
– Прошу вас, выслушайте меня, – продолжал Филипп. – Надежда еще есть. Я мало разбираюсь в детях, но помню, что значили для меня любовь и одобрение отца. Он очень долго оставался для меня единственным солнцем, на моем небосводе. От него зависели мое настроение и мое мнение об окружающем меня мире. Он был для меня кумиром, Джеймс. Точно так же, как вы стали кумиром для Робби.
Филипп сделал паузу.
– Вы хоть понимаете, что он очень мало о вас знает? А то, что ему известно, он узнал от вашей сестры. Вы никогда с ним не беседуете. Вы приобрели не просто воспитанника, по сути вы приобрели сына, это вы понимаете? Не просто еще одного домочадца, не просто наследника. Сына.
Джеймсу очень хотелось отмахнуться от проницательности юного гувернера, но он видел, каких успехов добился Филипп. В его словах явно было рациональное зерно.
И он хотел понять, действительно хотел. Но в тот момент, когда новое представление о себе как об отце забрезжило в глубине его сознания, раздался резкий стук в открытую дверь, и в комнату с важным видом вошел Денни.
– Сэр, прибыл мистер Тремейн, чтобы сопровождать вас в клуб.
Глава 19
Филиппа затаив дыхание ждала ответа, но появление Денни свело на нет ее усилия. Джеймс молча кивнул Денни и встал.
– Спасибо, Денни. Скажите мистеру Тремейну, что я уже иду.
Каннингтон вышел из кабинета, даже не взглянув на Филиппа.
В прихожей раздались голоса; ее дело было проиграно. Филиппа обмякла в кресле, она готова была расплакаться. Ведь на мгновение она поверила, что еще не все потеряно. Когда несколькими минутами ранее она стала свидетелем его холодного безразличия, то с ужасом подумала, что Джеймс Каннингтон действительно низкий и черствый человек.
Потом, когда она поняла, что в детстве Джеймс был одиноким, лишенным ласки ребенком, когда сравнила Джеймса с его собственным отцом, то вспомнила, какую доброту проявлял Джеймс и к ней, и к другим.
В нем было много хорошего. И кто знает, если бы не война, не политические махинации и игры власти, он, возможно, никогда не встал бы на путь измены. Возможно, не сошел бы с предначертанного ему пути, выращивая яблоки и разводя овец в своем ланкаширском поместье.
Поэтому в те несколько минут, когда, казалось, он прислушивался к ней, Филиппа надеялась, что может довериться ему, что в нем откроется человек, которому можно рассказать о том, как она любит своего отца, и о своем страстном желании благополучно вернуть его домой. Надеялась, что сможет остаться другом Джеймса.
Денни вернулся к двери кабинета и презрительно фыркнув, бросил на нее косой взгляд. Он явно слышал часть ее спора с Джеймсом и таким образом выражал свое неодобрение по поводу того, как дерзко и неуважительно по отношению к хозяину ведет себя гувернер.
– Я запру эту комнату. Сегодня вечером мистер Каннингтон не вернется в кабинет и велел мне запереть дверь.
Чувство утраты, испытываемое Филиппой, сменилось гневом. Джеймс снова отгораживается от нее, отгораживается от Робби. Снова сбегает.
Она встала и широко улыбнулась Денни.
– Ну конечно же.
Именно так поступают, когда поблизости находится противник. Филиппа быстро вышла из кабинета. Робби, вероятно, все еще злится, нужно успокоить мальчишку, пока он в сердцах не разнес комнату для занятий.
Попытавшись поднять флаг примирения, она сделала все, что могла, но, по сути, натолкнулась на резкую отповедь. А это испокон веков означало…
Это означало войну.
Джеймс, с трудом узнав кучера лорда Этериджа, который выглядел весьма странно без своей обычной ливреи, кивнул ему и забрался в экипаж, стоявший на подъездной аллее.
Никакой ливреи у кучера, никакой эмблемы на дверцах экипажа, несмотря на ясную погоду, – плотно задернутые шторки – все это делало экипаж совершенно неприметным.
– Это тот самый невидимый экипаж твоего дяди времен сэра Торогуда? – Джеймс уселся напротив Коллиза и усмехнулся. – Я думал, внутри будут хотя бы красно-коричневые бархатные подушки.
Коллиз состроил гримасу.
– Их светлость считает, что я бываю недостаточно осмотрителен во время своих поездок в клуб.
Джеймс покачал головой.
– Далтону трудно дался этот урок. Помнишь, сколько раз на него нападали, пока он действовал под маской Торогуда? Уверен, он просто старается сберечь твою бесценную шкуру.
– Ха! Ему просто невыносима мысль о том, что я буду возить своих дам в его экипаже.
Удивленный Джеймс расхохотался.
– Не думаю, что лорд Этеридж, пользуясь таким влиянием, когда-либо испытывал недостаток в женском обществе. По крайней мере до его женитьбы на Кларе.
– Ты будешь удивлен, но этот человек был настоящим монахом. Я думал, он принадлежит к какому-то тайному рыцарскому ордену.
Джеймс улыбнулся, но отвел взгляд. Лучше не касаться этой темы. Коллиз все еще пребывал в неведении относительно того, что Далтон Монморенси и в самом деле принадлежит к своего рода тайному ордену лордов. «Королевская четверка» являлась самым привилегированным и престижным сообществом, ведь в нее входили тайные советники премьер-министра и самого короля – четыре блестящих джентльмена, обладающие твердыми принципами, высокими понятиями о чести и такой преданностью Англии, что никакие посулы власти или могущества не могли поколебать их веры. Внутри своего тайного круга эти джентльмены даже отказались от собственных имен и титулов. Лиса, Сокол, Лев и, конечно, Кобра – этот псевдоним ранее принадлежал нынешнему премьер-министру, а затем, хотя и непродолжительное время, Далтону Монморенси, который уступил свое место в «Четверке», став руководителем «Клуба лжецов».
Поистине тайный рыцарский орден.
Пора сменить тему разговора.
– Итак, как продвигается твоя подготовка?
Теперь наступил черед Коллиза отвести взгляд.
– Медленно. С одной действующей рукой на все требуется в два раза больше времени.
– Есть какое-либо улучшение?
Джеймс давно уже не задавал этого вопроса, поскольку знал, что Коллиз терпеть не может отвечать на него. Ответ всегда был одинаков.
– По сути, никакого. По словам Курта, мускулы стали немного крепче, но я по-прежнему почти не чувствую рукоятку кинжала на ладони, а значит, не могу ни напасть, ни защититься. – Коллиз помрачнел. – Чаще всего оружие просто выскальзывает у меня из рук, – добавил он с отвращением.
– Подготовка «лжеца» заключается не только во владении холодным оружием.
Коллиз пожал плечами.
– Ну, с остальным дела обстоят неплохо, правда, меня несколько смущает тот факт, что приходится заниматься в компании горничных и крысоловов.
– Да ты, оказывается, сноб!
– Послушайте, ваше яблочное величество, вы бы тоже стали снобом, если бы вас обставляла необразованная горничная!
Ага! Вот где собака зарыта. Леди Этеридж некогда помогла одной сообразительной маленькой горничной по имени Роуз. Далтон, разыскивающий Клару, узнал о существовании Роуз и, по существу освободил девушку из почти рабской зависимости, в которой та пребывала, находясь в услужении у одного высокопоставленного негодяя. Именно Роуз стала первой женщиной, завербованной «Клубом лжецов».
– Она опять добилась лучших результатов, чем ты, не так ли?
– В том-то и дело, черт побери! А я столько занимался!
Джеймс кивнул.
– Не сомневаюсь. Но Роуз очень целеустремленная девушка.
– Я бы сказал – одержимая.
– Пожалуй, я с тобой соглашусь, но разве это недостаток? Одержимость может оказаться весьма полезным качеством для агента.
Коллиз, пробормотав в ответ что-то нечленораздельное, сменил тему:
– Ты в таком раздражении выскочил из кабинета. Что там стряслось?
Джеймс недовольно заерзал.
– Филиппу кажется, что я уделяю Робби недостаточно внимания. Он считает, что я обращаюсь с ним не как с сыном. – Каннингтон снял шляпу. – Ну и по этому поводу юноша несколько разгорячился.
Коллиз кивнул с глубокомысленным видом:
– Представляю. – Усмехнувшись, он ткнул большим пальцем в сторону особняка Джеймса. – Хозяину этого дома нужна хорошая встряска.
– Послушай, Коллиз, ты же знаешь, как я к этому отношусь.
– Ха! Ни для кого не секрет, как ты к этому относишься. Посмотри, кто живет с тобой под одной крышей! Твой дом больше походит на полузаброшенный монастырь, чем на особняк знатного семейства Этериджей. Все, что у тебя есть, – это Денни и вечно недовольный кок. А теперь еще Робби и Филипп. Ты что, собираешься основать собственное братство?
Джеймс пожал плечами. Тот факт, что он настолько строго придерживался своего решения избегать женщин, что у него даже не было в доме горничной, к сожалению, не свидетельствовал о его самообладании.
– Я просто не хочу думать о женщинах, не знаю только, смогу ли. Я решил сконцентрироваться на главной цели.
– Ну ладно, ты сам решил надеть монашеское облачение, но могу поспорить – Филипп этого делать не собирается. Может быть, ты позволишь мне взять его с собой на бал, который через несколько дней устраивает миссис Блайт? Возможно, когда его не будут дергать, как бессловесную марионетку, он наконец почувствует вкус к развлечениям. Там будут все прелестницы полусвета. Одной из них наверняка удастся сделать из него мужчину. – Он элегантным движением поправил галстук. – Я мог бы это организовать. Замужние дамы из высшего общества делают мою жизнь пресной и скучной, они игривы, но нерешительны. – Словно вспомнив что-то, Коллиз усмехнулся. – Впрочем, бывают исключения.
Джеймс фыркнул.
– Ты ведь джентльмен, Кол.
А может, действительно толика мужского удовлетворения поднимет Филиппа в собственных глазах? Сделает из него мужчину, как сказал Коллиз.
– Хорошо, мы возьмем его с собой.
– Мы? Вы тоже собираетесь составить нам компанию, отец Джеймс? – спросил Коллиз.
Джеймсе поднял руку, чтобы прекратить дальнейшее подшучивание.
– Лишь для того, чтобы молодой человек не оказался вовлеченным в какой-нибудь скандал. Зная тебя, не исключаю, что его обнаружат голым на дереве в Гайд-парке, распевающим похабные песенки.
Коллиз протестующе вскинул руку.
– Никто так и не доказав, что это был я.
Джеймс рассмеялся в ответ на напускное негодование друга и вновь откинулся на подушки. Да, Филиппу надо развеяться. Тогда, возможно, все вернется на круги своя, и он перестанет смотреть на Джеймса так, будто тот его каким-то образом подвел.
Это было бы чертовски неплохо.
Поскольку ее хозяин собирался вернуться поздно, а подопечный не был настроен заниматься, Филиппа объявила выходной и предложила Робби прогуляться по парку.
– Он даже не слушал, – пробормотал тот в ответ на ее предложение.
– Ладно, но мистер. Каннингтон ушел, а я не прочь съесть мороженого. Если не хочешь пойти со мной, это твое личное дело. Не так-то просто найти лотки с мороженым, когда лето кончилось. Кто знает, когда удастся полакомиться в следующий раз? Кстати, какое твое любимое?
Робби посмотрел на нее понимающим взглядом.
– Ты же знаешь, что мне нравится красное.
– Ну да, конечно. Кто знает, когда в следующий раз доведется отведать малинового мороженого?
– Чертова девчонка, – пробормотал он. – Не понимает, когда нужно оставить человека в покое.
– А я и не навязываюсь, – с притворной обидой фыркнула Филиппа.
Маленький человечек тяжело, совершенно по-взрослому вздохнул, что не могло не вызвать улыбки.
– Ну и иди одна. Оставь меня.
Филиппа, закусив губу, смотрела на макушку его темной головы. Опустившись на корточки, Филиппа приподняла его подбородок и заглянула в печальные голубые глаза мальчика.
– Нет, – произнесла она спокойно и решительно. Независимо от того, как сложатся ее отношения с Джеймсом, она больше не бросит Робби. Никогда. – Мы идем вместе или вообще не идем.
Робби, удивленный ее горячностью, кивнул, соглашаясь:
– Да уж! Видать, тебе страх как хочется мороженого!
Когда они выходили из классной комнаты, Филиппа засмеялась.
– Никогда не вставай между девчонкой и сладостями, Робби. Это должен помнить каждый мужчина.
Когда они подъехали к дому Апкерка в Чипсайде, Джеймс бросил Коллизу красный жилет. Молодой человек удивился?
– Ты раздел полицейского? Я слышал, они трясутся над своей формой больше, чем над золотом.
Джеймс натянул жилет, надев поверх темный сюртук грубого сукна, которыми клуб располагал как раз для таких случаев.
– Это хорошая маскировка. Как только люди видят красный жилет, то больше ни о чем не спрашивают. Таким образом, удается получить необходимые сведения. Поскольку людям не нужны неприятности с полицией, мы даже можем рассчитывать на некоторое содействие.
Коллиз облачился в красный жилет и, секунду поколебавшись, натянул узкий сюртук.
– Мальчишкой я всегда мечтал стать сыщиком.
Джеймс скривил губы.
– В самом деле? А я всегда хотел быть шпионом.
Удача улыбнулась им, когда они вошли в четвертый по счету дом, где сдавались меблированные комнаты. Покрытое тучами небо грозило разразиться дождем. Новоявленные полицейские вошли в захудалое здание, надеясь, что внутри будет уютно и тепло.
Но в доме даже стены пахли затхлой сыростью, и Джеймс понял, что так здесь бывает даже в солнечный день, поскольку старый дом окружен более высокими постройками. Если не считать многолетней копоти на стенах и толстого слоя птичьего помета на крыше, то крохотный газон с увядшими, беспорядочно торчащими сорняками был единственным украшением каменного строения.
Внутри ощущался стойкий запах гниющего дерева и вареной капусты, равно как и более неприятные ароматы. Хозяйка, миссис Фаркорт, худая женщина с неприятным, похожим на лезвие мясницкого топора узким лицом, подтвердила, что рыжеволосая молодая женщина действительно некоторое время проживала в этом доме.
– Она жила здесь около двух месяцев. Поначалу платила исправно, но потом все больше и больше задерживала плату за комнату. Говорила, что ищет работу, но не думаю, что ей это удалось. А что, она у вас что-то стащила?
Они с Коллизом переглянулись.
– А у вас есть основания подозревать эту мисс в воровстве?
Женщина фыркнула.
– Еще бы! Она похитила военное пособие у молодой вдовы, украла сорок фунтов прямо из сундука у этой бедняжки!
– Мы не могли бы поговорить с этой вдовой? Миссис Фаркорт покачала головой.
– Она повесилась, сошла с ума, вот что с ней случилось. Сначала потеряла мужа, потом деньги и в конце концов лишилась рассудка. А эта наглая рыжая ведьма посмела ее обокрасть! Бесси следовало отдать мне свои деньги на хранение.
Ее маленькие глазки-буравчики так и бегали. Джеймс не доверил бы ей и ломаного гроша, не говоря уже о сорока фунтах.
– Спасибо, Денни. Скажите мистеру Тремейну, что я уже иду.
Каннингтон вышел из кабинета, даже не взглянув на Филиппа.
В прихожей раздались голоса; ее дело было проиграно. Филиппа обмякла в кресле, она готова была расплакаться. Ведь на мгновение она поверила, что еще не все потеряно. Когда несколькими минутами ранее она стала свидетелем его холодного безразличия, то с ужасом подумала, что Джеймс Каннингтон действительно низкий и черствый человек.
Потом, когда она поняла, что в детстве Джеймс был одиноким, лишенным ласки ребенком, когда сравнила Джеймса с его собственным отцом, то вспомнила, какую доброту проявлял Джеймс и к ней, и к другим.
В нем было много хорошего. И кто знает, если бы не война, не политические махинации и игры власти, он, возможно, никогда не встал бы на путь измены. Возможно, не сошел бы с предначертанного ему пути, выращивая яблоки и разводя овец в своем ланкаширском поместье.
Поэтому в те несколько минут, когда, казалось, он прислушивался к ней, Филиппа надеялась, что может довериться ему, что в нем откроется человек, которому можно рассказать о том, как она любит своего отца, и о своем страстном желании благополучно вернуть его домой. Надеялась, что сможет остаться другом Джеймса.
Денни вернулся к двери кабинета и презрительно фыркнув, бросил на нее косой взгляд. Он явно слышал часть ее спора с Джеймсом и таким образом выражал свое неодобрение по поводу того, как дерзко и неуважительно по отношению к хозяину ведет себя гувернер.
– Я запру эту комнату. Сегодня вечером мистер Каннингтон не вернется в кабинет и велел мне запереть дверь.
Чувство утраты, испытываемое Филиппой, сменилось гневом. Джеймс снова отгораживается от нее, отгораживается от Робби. Снова сбегает.
Она встала и широко улыбнулась Денни.
– Ну конечно же.
Именно так поступают, когда поблизости находится противник. Филиппа быстро вышла из кабинета. Робби, вероятно, все еще злится, нужно успокоить мальчишку, пока он в сердцах не разнес комнату для занятий.
Попытавшись поднять флаг примирения, она сделала все, что могла, но, по сути, натолкнулась на резкую отповедь. А это испокон веков означало…
Это означало войну.
Джеймс, с трудом узнав кучера лорда Этериджа, который выглядел весьма странно без своей обычной ливреи, кивнул ему и забрался в экипаж, стоявший на подъездной аллее.
Никакой ливреи у кучера, никакой эмблемы на дверцах экипажа, несмотря на ясную погоду, – плотно задернутые шторки – все это делало экипаж совершенно неприметным.
– Это тот самый невидимый экипаж твоего дяди времен сэра Торогуда? – Джеймс уселся напротив Коллиза и усмехнулся. – Я думал, внутри будут хотя бы красно-коричневые бархатные подушки.
Коллиз состроил гримасу.
– Их светлость считает, что я бываю недостаточно осмотрителен во время своих поездок в клуб.
Джеймс покачал головой.
– Далтону трудно дался этот урок. Помнишь, сколько раз на него нападали, пока он действовал под маской Торогуда? Уверен, он просто старается сберечь твою бесценную шкуру.
– Ха! Ему просто невыносима мысль о том, что я буду возить своих дам в его экипаже.
Удивленный Джеймс расхохотался.
– Не думаю, что лорд Этеридж, пользуясь таким влиянием, когда-либо испытывал недостаток в женском обществе. По крайней мере до его женитьбы на Кларе.
– Ты будешь удивлен, но этот человек был настоящим монахом. Я думал, он принадлежит к какому-то тайному рыцарскому ордену.
Джеймс улыбнулся, но отвел взгляд. Лучше не касаться этой темы. Коллиз все еще пребывал в неведении относительно того, что Далтон Монморенси и в самом деле принадлежит к своего рода тайному ордену лордов. «Королевская четверка» являлась самым привилегированным и престижным сообществом, ведь в нее входили тайные советники премьер-министра и самого короля – четыре блестящих джентльмена, обладающие твердыми принципами, высокими понятиями о чести и такой преданностью Англии, что никакие посулы власти или могущества не могли поколебать их веры. Внутри своего тайного круга эти джентльмены даже отказались от собственных имен и титулов. Лиса, Сокол, Лев и, конечно, Кобра – этот псевдоним ранее принадлежал нынешнему премьер-министру, а затем, хотя и непродолжительное время, Далтону Монморенси, который уступил свое место в «Четверке», став руководителем «Клуба лжецов».
Поистине тайный рыцарский орден.
Пора сменить тему разговора.
– Итак, как продвигается твоя подготовка?
Теперь наступил черед Коллиза отвести взгляд.
– Медленно. С одной действующей рукой на все требуется в два раза больше времени.
– Есть какое-либо улучшение?
Джеймс давно уже не задавал этого вопроса, поскольку знал, что Коллиз терпеть не может отвечать на него. Ответ всегда был одинаков.
– По сути, никакого. По словам Курта, мускулы стали немного крепче, но я по-прежнему почти не чувствую рукоятку кинжала на ладони, а значит, не могу ни напасть, ни защититься. – Коллиз помрачнел. – Чаще всего оружие просто выскальзывает у меня из рук, – добавил он с отвращением.
– Подготовка «лжеца» заключается не только во владении холодным оружием.
Коллиз пожал плечами.
– Ну, с остальным дела обстоят неплохо, правда, меня несколько смущает тот факт, что приходится заниматься в компании горничных и крысоловов.
– Да ты, оказывается, сноб!
– Послушайте, ваше яблочное величество, вы бы тоже стали снобом, если бы вас обставляла необразованная горничная!
Ага! Вот где собака зарыта. Леди Этеридж некогда помогла одной сообразительной маленькой горничной по имени Роуз. Далтон, разыскивающий Клару, узнал о существовании Роуз и, по существу освободил девушку из почти рабской зависимости, в которой та пребывала, находясь в услужении у одного высокопоставленного негодяя. Именно Роуз стала первой женщиной, завербованной «Клубом лжецов».
– Она опять добилась лучших результатов, чем ты, не так ли?
– В том-то и дело, черт побери! А я столько занимался!
Джеймс кивнул.
– Не сомневаюсь. Но Роуз очень целеустремленная девушка.
– Я бы сказал – одержимая.
– Пожалуй, я с тобой соглашусь, но разве это недостаток? Одержимость может оказаться весьма полезным качеством для агента.
Коллиз, пробормотав в ответ что-то нечленораздельное, сменил тему:
– Ты в таком раздражении выскочил из кабинета. Что там стряслось?
Джеймс недовольно заерзал.
– Филиппу кажется, что я уделяю Робби недостаточно внимания. Он считает, что я обращаюсь с ним не как с сыном. – Каннингтон снял шляпу. – Ну и по этому поводу юноша несколько разгорячился.
Коллиз кивнул с глубокомысленным видом:
– Представляю. – Усмехнувшись, он ткнул большим пальцем в сторону особняка Джеймса. – Хозяину этого дома нужна хорошая встряска.
– Послушай, Коллиз, ты же знаешь, как я к этому отношусь.
– Ха! Ни для кого не секрет, как ты к этому относишься. Посмотри, кто живет с тобой под одной крышей! Твой дом больше походит на полузаброшенный монастырь, чем на особняк знатного семейства Этериджей. Все, что у тебя есть, – это Денни и вечно недовольный кок. А теперь еще Робби и Филипп. Ты что, собираешься основать собственное братство?
Джеймс пожал плечами. Тот факт, что он настолько строго придерживался своего решения избегать женщин, что у него даже не было в доме горничной, к сожалению, не свидетельствовал о его самообладании.
– Я просто не хочу думать о женщинах, не знаю только, смогу ли. Я решил сконцентрироваться на главной цели.
– Ну ладно, ты сам решил надеть монашеское облачение, но могу поспорить – Филипп этого делать не собирается. Может быть, ты позволишь мне взять его с собой на бал, который через несколько дней устраивает миссис Блайт? Возможно, когда его не будут дергать, как бессловесную марионетку, он наконец почувствует вкус к развлечениям. Там будут все прелестницы полусвета. Одной из них наверняка удастся сделать из него мужчину. – Он элегантным движением поправил галстук. – Я мог бы это организовать. Замужние дамы из высшего общества делают мою жизнь пресной и скучной, они игривы, но нерешительны. – Словно вспомнив что-то, Коллиз усмехнулся. – Впрочем, бывают исключения.
Джеймс фыркнул.
– Ты ведь джентльмен, Кол.
А может, действительно толика мужского удовлетворения поднимет Филиппа в собственных глазах? Сделает из него мужчину, как сказал Коллиз.
– Хорошо, мы возьмем его с собой.
– Мы? Вы тоже собираетесь составить нам компанию, отец Джеймс? – спросил Коллиз.
Джеймсе поднял руку, чтобы прекратить дальнейшее подшучивание.
– Лишь для того, чтобы молодой человек не оказался вовлеченным в какой-нибудь скандал. Зная тебя, не исключаю, что его обнаружат голым на дереве в Гайд-парке, распевающим похабные песенки.
Коллиз протестующе вскинул руку.
– Никто так и не доказав, что это был я.
Джеймс рассмеялся в ответ на напускное негодование друга и вновь откинулся на подушки. Да, Филиппу надо развеяться. Тогда, возможно, все вернется на круги своя, и он перестанет смотреть на Джеймса так, будто тот его каким-то образом подвел.
Это было бы чертовски неплохо.
Поскольку ее хозяин собирался вернуться поздно, а подопечный не был настроен заниматься, Филиппа объявила выходной и предложила Робби прогуляться по парку.
– Он даже не слушал, – пробормотал тот в ответ на ее предложение.
– Ладно, но мистер. Каннингтон ушел, а я не прочь съесть мороженого. Если не хочешь пойти со мной, это твое личное дело. Не так-то просто найти лотки с мороженым, когда лето кончилось. Кто знает, когда удастся полакомиться в следующий раз? Кстати, какое твое любимое?
Робби посмотрел на нее понимающим взглядом.
– Ты же знаешь, что мне нравится красное.
– Ну да, конечно. Кто знает, когда в следующий раз доведется отведать малинового мороженого?
– Чертова девчонка, – пробормотал он. – Не понимает, когда нужно оставить человека в покое.
– А я и не навязываюсь, – с притворной обидой фыркнула Филиппа.
Маленький человечек тяжело, совершенно по-взрослому вздохнул, что не могло не вызвать улыбки.
– Ну и иди одна. Оставь меня.
Филиппа, закусив губу, смотрела на макушку его темной головы. Опустившись на корточки, Филиппа приподняла его подбородок и заглянула в печальные голубые глаза мальчика.
– Нет, – произнесла она спокойно и решительно. Независимо от того, как сложатся ее отношения с Джеймсом, она больше не бросит Робби. Никогда. – Мы идем вместе или вообще не идем.
Робби, удивленный ее горячностью, кивнул, соглашаясь:
– Да уж! Видать, тебе страх как хочется мороженого!
Когда они выходили из классной комнаты, Филиппа засмеялась.
– Никогда не вставай между девчонкой и сладостями, Робби. Это должен помнить каждый мужчина.
Когда они подъехали к дому Апкерка в Чипсайде, Джеймс бросил Коллизу красный жилет. Молодой человек удивился?
– Ты раздел полицейского? Я слышал, они трясутся над своей формой больше, чем над золотом.
Джеймс натянул жилет, надев поверх темный сюртук грубого сукна, которыми клуб располагал как раз для таких случаев.
– Это хорошая маскировка. Как только люди видят красный жилет, то больше ни о чем не спрашивают. Таким образом, удается получить необходимые сведения. Поскольку людям не нужны неприятности с полицией, мы даже можем рассчитывать на некоторое содействие.
Коллиз облачился в красный жилет и, секунду поколебавшись, натянул узкий сюртук.
– Мальчишкой я всегда мечтал стать сыщиком.
Джеймс скривил губы.
– В самом деле? А я всегда хотел быть шпионом.
Удача улыбнулась им, когда они вошли в четвертый по счету дом, где сдавались меблированные комнаты. Покрытое тучами небо грозило разразиться дождем. Новоявленные полицейские вошли в захудалое здание, надеясь, что внутри будет уютно и тепло.
Но в доме даже стены пахли затхлой сыростью, и Джеймс понял, что так здесь бывает даже в солнечный день, поскольку старый дом окружен более высокими постройками. Если не считать многолетней копоти на стенах и толстого слоя птичьего помета на крыше, то крохотный газон с увядшими, беспорядочно торчащими сорняками был единственным украшением каменного строения.
Внутри ощущался стойкий запах гниющего дерева и вареной капусты, равно как и более неприятные ароматы. Хозяйка, миссис Фаркорт, худая женщина с неприятным, похожим на лезвие мясницкого топора узким лицом, подтвердила, что рыжеволосая молодая женщина действительно некоторое время проживала в этом доме.
– Она жила здесь около двух месяцев. Поначалу платила исправно, но потом все больше и больше задерживала плату за комнату. Говорила, что ищет работу, но не думаю, что ей это удалось. А что, она у вас что-то стащила?
Они с Коллизом переглянулись.
– А у вас есть основания подозревать эту мисс в воровстве?
Женщина фыркнула.
– Еще бы! Она похитила военное пособие у молодой вдовы, украла сорок фунтов прямо из сундука у этой бедняжки!
– Мы не могли бы поговорить с этой вдовой? Миссис Фаркорт покачала головой.
– Она повесилась, сошла с ума, вот что с ней случилось. Сначала потеряла мужа, потом деньги и в конце концов лишилась рассудка. А эта наглая рыжая ведьма посмела ее обокрасть! Бесси следовало отдать мне свои деньги на хранение.
Ее маленькие глазки-буравчики так и бегали. Джеймс не доверил бы ей и ломаного гроша, не говоря уже о сорока фунтах.