Джеймс взял Филиппу за руку.
   – Прошлой ночью, когда я попросил тебя остаться, я упустил самое важное, верно?
   Она закусила губу.
   – В самом деле?
   Он наклонился к ней.
   – Поэтому ты и отказалась?
   Филиппа кивнула. Подняв на него свои сверкающие зеленые глаза, она легко погладила его по щеке.
   – Просто я не поняла, чего ты хочешь. Может быть, объяснишь?
   – Я пришел к тебе, чтобы просить твоей руки.
   – Понятно. – Филиппа нисколько не удивилась. – С чего это вдруг?
   – Ты танцевала для меня, а прошлой ночью ты меня любила! Мы стали любовниками. Я джентльмен, а ты леди. После всего, что между нами было, я просто обязан на тебе жениться!
   – А-а… Нет, большое спасибо.
   – Нет?
   – Нет.
   Она повернулась, собираясь выйти из комнаты. Джеймс схватил ее за руку.
   – Но существуют определенные правила…
   – К черту правила! Мне уже двадцать лет, Джеймс. Замужество – это на всю жизнь. Неужели ты хочешь приговорить меня к шестидесяти годам сосуществования с человеком, которому я совершенно безразлична?
   – Как ты можешь так говорить! Конечно, ты мне не безразлична!
   Сердце Филиппы учащенно забилось.
   – Не безразлична?
   Неужели она ошибалась, не веря в его чувство?
   – И Робби тебя любит. – Он улыбнулся ей. Эта мальчишеская улыбка на его мужественном лице растопила ее сердце. – У вас есть привязанности, мисс Этуотер, нравятся они вам или нет.
   Возможно… возможно… она хочет слишком многого, слишком быстро. Возможно, если она выйдет за него замуж, он полюбит ее так же, как она любит его. Филиппа шагнула к нему. Возможно, она сможет научить его любить…
   – Джеймс! – В комнату, размахивая газетой, почти вбежал улыбающийся Стаббс. – Тот парень, которому леди Уинчелл писала, забрал наконец эти письма. Фиблс сейчас следит за этим уродом!
   Джеймс выпустил руку Филиппы и взял у Стаббса газету. Он читал заметку, и глаза его разгорались дьявольским блеском. Филиппа отступила, ощутив жаркое пламя одержимости, достигшей высшей степени накала.
   – Наконец-то мы поймали тебя, лживая тварь. – На лице Джеймса отразилась ненависть.
   Хотя Филиппа знала, что эти слова относятся к Лавинии, пламя его гнева опалило и ее. Лишь недавно он испытывал к этой женщине безумную страсть, а ведь еще древние говорили, что от любви до ненависти один шаг.
   Джеймс, даже не попрощавшись, поспешно покинул ее, казалось, искреннее предложение руки и сердца моментально сгорело в огне его одержимости. Филиппа с грустью в глазах смотрела, как он и Стаббс торопливо идут по коридору.
   – Он опять уходит?
   Тоненький голосок раздался с кровати. Филиппа обернулась, дорогие ее сердцу голубые глаза глядели на нее из вороха простыней.
   – Видимо, да.
   Робби моргнул.
   – А я думал…
   – Я тоже думала, милый. – Она вздохнула. – Я тоже надеялась.
   Ее сердце болезненно сжалось. Наивно было полагать, что любовь Джеймса Каннингтона к Филиппе Этуотер сильнее его ненависти к Лавинии Уинчелл.
   Филиппа успокоила Робби, и мальчик снова уснул. Филиппа направилась на кухню, хотя ей сейчас было не до еды. Агата, болтая с Куртом, ждала ее, присев на высокий табурет у разделочного стола.
   Курт с большой симпатией относился к Агате.
   Увидев Филиппу, женщина вскочила.
   – Ну как?
   – Джеймс отправился с мистером Стаббсом, чтобы выдвинуть обвинение против леди Уинчелл.
   Агата широко раскрыла глаза, потом прищурилась.
   – Он все испортил! Я так и знала, что он провалит это дело, так и знала.
   Филиппа почему-то сочла своим долгом вступиться за Джеймса.
   – Если вы имеете в виду его предложение, то он ничего не испортил. Он был очень вежлив.
   Агата, ахнув, в испуге прикрыла рот рукой.
   – О нет! Только не вежлив. – Ее раздражение утихло и сменилось сочувствием. – Филиппа, мне так жаль.
   Филиппа гордо вскинула голову.
   – Чепуха. Я ему отказала.
   – Разумеется! И совершенно правильно сделали! Подумать только, он снова помчался выполнять роль мышки для кошки Лавинии!
   – Вы хорошо знаете леди Уинчелл?
   – Пожалуй, да, и если хотите знать мое мнение, эта женщина просто безумна. Особенно когда дело касается Джеймса. Она настолько ревнива, что чуть не убила меня, приняв за его любовницу.
   Агата торопливо обошла вокруг стола и прошла мимо Филиппы.
   – Поговорю с Кларой! Она подскажет, что делать с моим братцем.
   Когда за Агатой закрылась Дверь, Филиппа отчетливо расслышала: «Вежлив! Ох, Джейми, какой же ты болван!»
   Но в голове у Филиппы все еще звучали слова Агаты.
    Эта женщина просто безумна. Особенно когда дело касается Джеймса.
   Насколько безумна леди Уинчелл? Настолько, чтобы заставить ее проговориться?
 
   В течение нескольких следующих часов, пройдя пол-Лондона, Джеймс и Стаббс шли по следу Фиблса. Когда они заходили в очередной паб, из которого курьер доставлял последнее известие от Фиблса, там им передавали очередную записку, которая определяла их следующий шаг в этой погоне. Такая схема слежки в условиях города использовалась ими уже не раз, позволяя не упускать преследуемого и при необходимости оказывать необходимую поддержку преследователю.
   Но погоня сошла на нет, когда они попали в убогую пивную, затерявшуюся в самом захудалом районе Чипсайда, где они обнаружили самого Фиблса, который с мрачным видом потягивал пиво.
   – Я его потерял.
   Джеймс тяжело опустился на скамью рядом с этим маленьким потрепанным человечком. Фиблс был лучшим – маленький и проворный, почти незаметный. Агент, которому удалось оторваться от Фиблса, являлся настоящим профессионалом.
   – Проклятие! – Ругательства не могли бы выразите всю силу ярости, бушующей в его душе. – Думаешь, он и в самом деле направлялся именно в этот район?
   Фиблс пожал плечами:
   – Может, да, а может, нет. Веселенькую гонку он мне устроил. Вел меня, как чертову заводную обезьянку. – Он уставился на свое пиво. – Возможно, мне пора на покой, мистер Каннингтон.
   – Еще не время, старина. – Джеймс даже отважился хлопнуть Фиблса по спине, хотя в результате поднялось небольшое облако пыли. – У нас есть подтверждение его существования, и у нас есть его описание. Отправляйся к леди Кларе и попроси ее нарисовать этого ублюдка.
   Казалось, Фиблс вот-вот заплачет.
   – Я не разглядел его лица. Он натянул кепку на самые глаза и поднял воротник. Единственное, что я могу сказать, так это то, что парень среднего роста и слегка прихрамывает.
   Джеймс сжал кулаки с такой силой, что хрустнули пальцы.
   – Черт возьми!
   Джеймс встал и бросил монету трактирщику, рассчитываясь за пиво Фиблса.
   – Будет другой шанс, Джеймс, – успокоил его Стаббс. – Не стоит отчаиваться…
   – Эй, вы! – раздался оклик с другой стороны грязной улицы.
   Джеймс поднял глаза и, к своему удивлению, увидел, что к ним направляется миссис Фаркорт. Ее костлявые ноги высоко подбрасывали темные юбки.
   – Я вас сразу узнала! Вы ее нашли?
   Джеймс вдруг заметил это странное совпадение – он и его товарищи стояли рядом с домом, где эта женщина сдавала меблированные комнаты. Весьма любопытно.
   – Ну…
   Миссис Фаркорт с подозрением прищурилась.
   – Вы ведь нашли ее, не так ли? Где же деньги, которые она украла?
   Джеймс некоторое время пристально смотрел на женщину.
   – Кто обвиняет ее в краже? Вы или семья покойной?
   – Ха! Думаете, вы можете поймать меня в ловушку? Эти деньги пойдут тому, кто в них больше всего нуждается, это факт. Так где же она? Где деньги?
   При всей своей неприязни к этой женщине Джеймс не мог не признать, что она искренне считает Филиппу виновной в похищении денег бедной вдовы.
   – Я… я все еще изучаю этот вопрос. Вас известят, когда деньги будут найдены. – Джеймс повернулся спиной к женщине.
   Он доверял Филиппе. Верил ей всем сердцем. Оставалось только желать, чтобы у него была такая же вера в свое право судить.

Глава 34

   Агата нисколько не грешила против истины, когда говорила, что леди Уинчелл красива, богата и муж ее обожает.
   У «лжецов» не было способа воздействовать на Лавинию. Не было средств, достаточных для ее подкупа. Не было ничего, что могло бы ее заинтересовать.
   Но это имелось у Филиппы. У нее было единственное, что интересовало Лавинию Уинчелл. Единственное, чего не могла заполучить эта изменница.
   У Филиппы был Джеймс Каннингтон, по крайней мере его тело. За его сердце и душу, очевидно, еще нужно было побороться.
   На этот раз Филиппа не собиралась проигрывать.
   Без особого удивления Филиппа обнаружила, что особняк лорда Уинчелла действительно великолепен. Престижный квартал, замечательная архитектура, чрезвычайно надменный дворецкий.
   – К сожалению, у меня нет визитной карточки.
   – В таком случае леди Уинчелл не принимает.
   Роскошная резная дверь начала медленно закрываться.
   – Подождите! – Что поможет ей попасть в дом? – Передайте леди Уинчелл, что к ней пришла с визитом невеста Джеймса Каннингтона.
   Дворецкий замешкался. Несомненно, этот человек знал Джеймса.
   Судя по тому, что она слышала и читала, скандал разыгрался нешуточный. Дворецкий с подозрением поглядывав на прохожих. Видимо, опасался, что поблизости болтается какой-нибудь газетчик.
   Дверь распахнулась.
   – Пройдите сюда, пожалуйста.
   Филиппу проводили в прелестную гостиную, богато обставленную, со множеством зажженных свечей. Тем не менее Филиппа была уверена, что это не самая роскошная комната в этом особняке.
   Женщина, вошедшая в комнату, была ослепительно красива. Фарфоровая кожа, волосы цвета настоящего золота, чувственные розовые губы и голубые глаза. При виде такого совершенства Филиппа на мгновение потеряла дар речи и опомнилась, лишь когда заметила в глазах женщины торжествующее выражение.
   Сожалея, что доставила этому порождению дьявола такое удовольствие, Филиппа, собрав всю свою волю, постаралась придать своему лицу выражение холодного безразличия.
   Самодовольный блеск исчез.
   Леди Уинчелл не подошла к ней и не протянула руки.
   – Кто вы и что вам угодно? Почему вы солгали моему дворецкому?
   Филиппа ответила ей невозмутимым взглядом.
   – На каком основании вы обвиняете меня во лжи?
   Лавиния прикрыла глаза с хищной усмешкой.
   – Джеймс Каннингтон никогда не женится, пока я живу в его мечтах.
   Филиппа рассмеялась.
   – В мечтах? Скорее в кошмарах.
   – Вам ничего не известно о его мечтах. Вы комедиантка, явившаяся в расчете на какую-нибудь информацию. Вероятно, вас подослала одна из этих отвратительных газетенок?
   – Я знаю его мечты. Я все знаю о нем. Он – моя любовь.
   – Неправда!
   – Вам нужны доказательства? Я многое могла бы вам рассказать. Он пьет бренди. Любит боксировать. Он великолепный танцор, замечательный спортсмен и обладает огромным запасом внутренних сил.
   – Глупая девчонка. Это нетрудно узнать, да и догадаться несложно.
   – Что ж, может, мне стоит упомянуть о его пристрастии к восточным танцовщицам?
   Лавиния вздрогнула.
   – Ничего подобного. Я бы знала об этом.
   – Он просто вам не рассказывал. Да и с какой стати? Ведь он вас никогда не любил.
   – Любил и все еще любит, дурочка!
   – Возможно, он вас желал, точнее, ваше тело, но любовью тут и не пахло. Ведь ваше сердце черно как смола, А Джеймс не мог этого не чувствовать.
   Ярость исказила лицо Лавинии. Она схватила какую-то безделушку с приставного столика, видимо, собираясь запустить ею в Филиппу.
   Отскочив в сторону, Филиппа продолжала говорить Лавинии колкости:
   – Прошу вас не принимать это так близко к сердцу. Возможно, после свадьбы мы выкроим час, чтобы нанести вам визит.
   – Ты лжешь! – Голос Лавинии звучал хрипло, ее лицо стало уродливым от злости. – В жизни Джеймса нет женщины, кроме меня!
   – Тем не менее я существую. Будущая мать его приемного сына, друг и наперсница его сестры.
   Это упоминание, по-видимому, еще больше взбесило Лавинию.
   – Агата!
   – О, так вы с ней знакомы? – Филиппа двигалась кругами, держась вне досягаемости метательных предметов. – Такой замечательный друг. Я уже чувствую себя членом семьи. Когда мы с Джеймсом поженимся…
   – Нет! Ты лжешь! Вор сказал бы мне, если бы у Джеймса была… – Лавиния осеклась. Судя по обеспокоенному выражению ее лица, она проговорилась, сказав то, что не следовало.
   – Вор? Кто он такой, Лавиния? Откуда ему могут быть известны интимные подробности жизни Джеймса?
   Лавиния, и это было заметно, пыталась взять себя в руки.
   – Я… не знаю, о чем вы говорите.
   – Что ж, кто бы ни был вашим осведомителем, он вам солгал. Я близко знакома с Джеймсом уже некоторое время, очень близко.
   Лавиния зарычала, но Филиппа видела, что женщина настороже и сегодня у нее ничего больше не удастся разузнать. Не потрудившись попрощаться, Филиппа повернулась и вышла, надеясь, что не ухудшила положение дел.
 
   Несмотря на то что уже было довольно поздно, Джеймс сидел у постели Робби и читал ему одну из своих любимых книг – «Робинзон Крузо». Писатель Даниель Дефо нравился далеко не всем, но «лжецы» восхищались этой книгой.
   Обладавший богатым воображением основатель «Клуба лжецов» понимал, что жажда приключений – в человеческой натуре. Шпион Короны во времена короля Вильгельма первым использовал искусство уличных воров и карманников в целях безопасности государства.
   Однако книга Дефо, обычно такая увлекательная, сегодня оставалась сухой и безжизненной, глаза Джеймса видели лишь буквы, напечатанные на хорошей бумаге. После сегодняшнего провала, когда они потеряли след любовника Лавинии, мрачное настроение не оставляло его.
   Немного помогло то, что он провел вечер с Робби. Утративший свою обычную активность из-за головной боли мальчишка затаив дыхание слушал, как Джеймс рассказывал о своем детстве. Некоторую неловкость Джеймс испытал, лишь когда Робби задал ему вопрос об отце.
   – А когда ты болел, твой отец тоже сидел с тобой?
   Джеймс едва сдержал смех.
   – Нет, конечно. За мной ухаживали слуги, а потом Агги, когда стала постарше. – Он смотрел на пламя свечи, вспоминая. – Отец вообще-то гордился мной, но радовался, когда меня не было дома и никто не отрывал его от работы.
   Робби долго смотрел на Джеймса, потом положил ладошку на его руку.
   – Не переживай. Когда ты заболеешь, я буду сидеть с тобой.
   Он с таким серьезным видом произнес эти слова, что Джеймс едва сдержал улыбку и в то же время почувствовал, как к горлу подступил комок.
   – Спасибо, сынок.
   У Робби заблестели глаза, когда он услышал слово «сынок». Не сказав больше ни слова, мальчик устроился поудобнее и приготовился слушать. Прочитав несколько страниц, Джеймс поднял глаза и увидел, что Робби крепко спит, подложив под подбородок маленькие кулачки.
   Из одного кулачка что-то выглядывало. Осторожно разжав пальцы мальчика, Джеймс вытащил из крепко сжатой ладошки маленького оловянного солдатика. Игрушка была помята и согнута, словно на нее кто-то наступил.
   Джеймс бережно положил солдатика на ночной столик. Он хорошо помнил, как дорожат мальчишки любой мелочью. Должно быть, этот сломанный солдатик имел особое значение для Робби, и Джеймс понимал, что нужно относиться к этому с уважением.
   Когда в пустом клубе воцарилась тишина и в этот поздний час с улицы не доносился шум, острое чувство одиночества пронзило Джеймса, словно у него в этом мире не было никого, кроме Робби и этого сломанного оловянного солдатика.
   Что было, конечно, полной нелепостью, поскольку в соседней комнате спала Филиппа. За весь день она ни разу не подошла к нему, однако Джеймсу, говоря по правде, это принесло облегчение. Ему еще предстояло разобраться с внутренним голосом, который, изредка прорываясь сквозь безумие последних дней, напоминал ему об отсутствии здравого смысла в его поступках и суждениях.
   Что ему известно о Филиппе? Она превосходная актриса, одаренный учитель и искусная лгунья. Она могла играть любую роль, от молодого человека до экзотической соблазнительницы, и любая роль ей удавалась превосходно.
   А может, даже сейчас она играет роль? Может, весь клуб, очарованный ее способностью к перевоплощению, попал под ее влияние? Все «лжецы» были героями, независимо от их прошлого. А очаровать героя достаточно просто, нужно лишь дать ему возможность проявить свой героизм, а значит, предстать перед ним с просьбой о помощи.
   Бедная девушка, не имеющая друзей, которая хочет лишь доказать невиновность своего похищенного отца и спасти его жизнь. Весьма соблазнительно в это поверить. Он мог получить сразу и восточную танцовщицу, и друга. Мог получить то, о чем мечтает каждый мужчина, – смелого и красивого напарника, который подходит ему, как часть собственного тела.
   Джеймсу очень хотелось в это верить.
   И именно поэтому у него возникли сомнения.
 
   В клубе давно наступила тишина. Филиппа прижала ухо к двери своей спальни, прислушиваясь. Ни звука.
   Должно быть, уже далеко за полночь. Филиппа осторожно приоткрыла свою дверь. В коридоре было темно. Взяв свечу и коробок спичек, которыми снабдил ее Фишер, Филиппа вышла в коридор.
   В конце его находилась потайная дверь.
   Довольно быстро Филиппе удалось справиться с защелкой, но она не знала, сумеет ли открыть дверь с обратной стороны. Достав из кармана щепку, Филиппа положила ее на косяк, чтобы дверь полностью не закрылась.
   Теперь она стояла на роскошном ковре в коридоре, где пахло воском и лимонным: маслом.
   Слева от нее должна находиться кладовка со щетками. А справа – цель ее путешествия, кабинет Джекема по прозвищу Хромоногий Мошенник. Джекем действительно прихрамывал.
   «Когда-то он был великим вором». Так ей сказал Робби. Но только сегодня Филиппа об этом вспомнила. Джеймс знает Джекема в течение многих лет. Они друзья.
   Станет ли Джеймс прислушиваться к ее словам, ведь она собирается обвинить Джекема на основании всего лишь намека, полученного от Лавинии. А если это неправда, простит ли он ей подобное обвинение в адрес друга?
   И вот она пришла сюда, чтобы найти хоть какое-нибудь доказательство того, что он действительно вор.
   К ее удивлению, кабинет Джекема не был заперт. Войдя внутрь, Филиппа остановилась в нерешительности. Но потом все же вошла, прикрыла дверь и зажгла свечу.
   Кабинет был просторным и типично мужским. Прекрасный письменный стол совершенно не гармонировал со старым диваном, который, казалось, притащили со свалки. Ее внимание привлекли стопки бухгалтерских книг. Возможно, в них она найдет свидетельства растраты.
   Однако, с точки зрения «лжецов», это незначительное преступление. Единственное, чего не прощают «лжецы», это измену.
   Однако где бы могло храниться такое доказательство? Профессиональный вор будет избегать всех обычных потайных мест – сейфов, ящиков с двойным дном, тайников под паркетом. Филиппа села на краешек дивана и обвела взглядом комнату.
   Что бы она использовала, чтобы скрыть правду от опытных шпионов? Еще одну ложную панель в одной из стен? «Лжецы» очень хорошо знакомы с этим механизмом. Незакрепленный камень в камине? Она подошла к каминной решетке. Все камки были тщательно скреплены известковым раствором.
   Разочарованная Филиппа вернулась на диван. Сидеть было неудобно, пружины впивались в ягодицы. Неужели Джекем не может купить более приличный диван?
   И тут Филиппу осенило. Она вскочила, внимательно осмотрела потертую обивку.
   Затем стала прощупывать подушки. Ничего. Филиппа отодвинула диван от стены.
   Спинка была выцветшей, обивка насквозь пропылилась, но швы выглядели совершенно целыми. Филиппа опустилась на корточки, ощупывая каждый дюйм, и когда добралась до нижнего угла покрытой обивкой спинки, под пальцами что-то хрустнуло.
   – Конский волос так не хрустит, мистер Джекем, – пробормотала она, опуская руку ниже. Что-то было засунуто под ткань, значит, где-то есть отверстие или разрез.
   Кончиками пальцев Филиппа нащупала разошедшийся шов, а затем узкую щель в обивочной ткани, прямую, как разрез бритвой. Ее выдавали лишь несколько свободно свисающих ниток.
   Филиппа легла на спину и засунула голову под диван, чтобы рассмотреть дыру. Щель была достаточно большой, и Филиппа засунула туда руку.
   – Мистер Стаббс, вы недобросовестно выполняете свои обязанности, – пробормотала она, стараясь не чихнуть.
   – Я обязательно передам ему это, поскольку сомневаюсь, что вам доведется с ним встретиться вновь.
   Чертов вор-предатель. Она должна была догадаться, что кабинет Джекема не заперт потому, что он все еще находится в клубе.

Глава 35

   Комната Филиппы была пуста. Кровать застелена, на подушке аккуратно лежала ночная рубашка, а на вбитых в стену крючках висели оба ее платья. Джеймс стоял посреди комнаты ошарашенный, даже не в силах чертыхнуться.
   Он пришел поговорить с ней, обнять ее. Но она, видимо, одетая по-мужски, куда-то исчезла.
   Джеймс не на шутку встревожился.
   Он вышел в коридор. Пламя свечи заколебалось на сквозняке. Прикрыв его свободной рукой, он заметил в конце коридора узкую, но хорошо различимую полоску света.
   Подойдя ближе, Джеймс обнаружил, что потайная дверь приоткрыта. Сквозь щель видна была открытая дверь кабинета Джекема и свет, лившийся в темный коридор публичной части клуба.
   Распахнув потайную дверь, Джеймс поспешил в комнату. Там были видны явные следы борьбы. Бухгалтерские книга валялись на полу. Диван был отодвинут от стены, диванные подушки разбросаны.
   На полу лежал подсвечник, свеча, выпав из чашечки, продолжала гореть, грозя поджечь клуб. Джеймс поднял подсвечник и поставил свечу на место. Это был довольно изящный бронзовый подсвечник, один из тех, которые находились в комнате Филиппы. Судя по маленькой лужице воска, растекшейся по полу, стычка произошла совсем недавно.
   Джеймс обошел вокруг дивана, размышляя, что бы это могло значить. Зачем было выдвигать его на середину комнаты? Борьба в комнате, возможно, могла сдвинуть его в одну или другую сторону, но мебель выдвинули намеренно.
   Его охватило мрачное предчувствие. Филиппа побывала здесь до него. Что она здесь делала? Где она сейчас?
   Скользнув взглядом ниже, Джеймс заметил небольшой белый треугольник, торчавший из-под дивана. Но ведь диванные подушки не набивают бумагой.
   Джеймс, наклонившись, извлек лист плотной бумаги, опустился на колени и обнаружил под обивкой еще несколько листков. Вытащив их, он направился к столу, чтобы рассмотреть бумаги при свете свечей.
   Один листок представлял собой угрожающее и злобное послание.
   «Помни, вор, кого они будут обвинять в этом».
   Второе носило более мирный характер:
   «Ты считал вознаграждение достаточно щедрым, когда передавал мне первый список имен».
   Было еще много листков подобного содержания. Джеймс сразу узнал почерк леди Лавинии Уинчелл. Тем же почерком были написаны и другие письма, извращенные сексуальные послания, которые, как теперь начал подозревать Джеймс, явно предназначались ему.
   А в самом низу этой стопки явных улик Джеймс нашел и признание.
   «Если ты читаешь это, Саймон, я скорее всего уже мертв. Знай, что я погиб от руки леди Уинчелл. И чтобы забрать с собой в ад эту мерзкую тварь, я хочу полностью признаться в своих преступлениях».
   Это признание в предательстве, полное, как показалось Джеймсу, искреннего сожаления, вызвало у него отвращение, смешанное с сочувствием.
   Джекем.
   Джеймс чувствовал, что с ним что-то не так. Саймон спас этого человека, приведя его с улицы и поставив на ответственную должность в своем клубе, однако никогда не допускал Джекема во внутренний круг.
   По этой же причине и Джеймс никогда этого не делал. Он имел огромное желание завербовать Филиппа, но всегда тщательно скрывал тайну клуба от Джекема.
   Джекем.
   Некоторое время Джеймс сидел неподвижно, потрясенный обнаруженными фактами, чтобы хоть как-то реагировать на случившееся.
   «Значит, это не я выдал "лжецов"».
   Джеймс едва не выронил документы из рук от охватившего его облегчения, ведь на его плечах в течение долгого времени лежало непосильное бремя.
   «Я никого не предавал».
   Вот почему Лавиния держала его в плену на том корабле. Ей не удалось его сломить.
   Она подкупила Джекема. Неужели причиной была его слабость к бриллиантам?
   И все это время, пока Джеймс искал доказательства или единственного свидетеля, за его спиной Джекем наблюдал за ним. Гнев тяжелой волной начал подниматься в его душе. И тут он вспомнил.
   Филиппа.
   Только теперь он понял, что она глубокой ночью делала в кабинете Джекема. Каким-то образом ей удалось узнать обо всем, у нее хватило ума, чтобы разглядеть то, чего не видели даже самые опытные «лжецы». И Филиппа решила найти доказательства.
   Почему же она не пришла к нему? Почему не рассказала о своих подозрениях?
   Потому что знала, что он не поверит ей. Боль сдавила грудь Джеймса. Его недоверие толкнуло девушку на этот опасный шаг.
   И теперь Филиппа оказалась в руках Джекема.
   Стоя перед клубом, Джеймс порылся в кармане в поисках монетки.
   – Отнеси это в Этеридж-Хаус.
   Мальчишка кивнул и помчался по улице, сжимая в одном кулачке послание, в другом – деньги. В предрассветной тишине его башмаки стучали по булыжнику. Джеймс проводил его взглядом. Мальчишке можно было доверять, его услугами «лжецы» часто пользовались, он был одним из многих неприметных уличных помощников.