Брэдли Селеста. Шпион

   Когда он увидел, как Филиппа обнимает явно смущенного Фишера, гневное чувство оскорбленного собственника охватило его, напрочь лишив способности здраво мыслить.
   – Фишер, тебя вызывают. Джентльмен ждет. – Его голос прозвучал гораздо резче, чем ему бы хотелось.
   Фишер одернул жилет и бросился собирать упавшие на пол бумаги. Затем робко улыбнулся Филиппе и пробормотал слова ободрения. Джеймс стиснул челюсти – Фишер явно попал под очарование этой бесовки.
   И на это ей потребовалось совсем немного времени.
   Она так же ловка и хитра, как заклинатель змей.

Глава 29

   Далтон ждал их в шифровальной. Несмотря на столь поздний час, он, как обычно, был чертовски элегантен. Он кивнул Фишеру и указал на стул, затем повернулся к Джеймсу.
   – Насколько я понимаю, Робби еще не пришел в себя?
   – Нет, – ответил Джеймс. – И мне хотелось бы как можно быстрее вернуться к нему, так что давайте приступим к делу.
   Далтон удивленно вскинул брови, но воздержался от замечания, впрочем, Джеймс и сам понимал, что ведет себя грубовато.
   – Что ж, хорошо. – Далтон сел, Джеймс последовал его примеру. – У нас возникла проблема. Филиппа Этуотер не нарушала закона и никому не причинила вреда. У нас даже нет доказательств, что она передавала сведения французам. Короче говоря, у нас нет никаких оснований задерживать эту женщину, мы должны ее отпустить.
   Джеймс вскочил.
   – Ты с ума сошел? Она едва не убила Робби!
   – Джеймс, Робби забирался на все вертикальные поверхности, которые ему попадались, с того момента, как он у нас появился. Неудивительно, что он в конце концов упал.
   – И это «в конце концов» случилось именно тогда, когда она была рядом. Тебе не кажется это подозрительным?
   – Стаббс говорит, что она утверждает, будто Робби показывал ей черный ход, а она пыталась его остановить.
   – По-видимому, не слишком усердно.
   Далтон покачал головой.
   – Ты только подумай, Джеймс. Если бы она хотела выбросить Робби из окна, стала бы она кричать и звать на помощь? Она сделала бы все тихо и незаметно.
   – Она и сама туда забралась. – Фишер выдвинулся вперед. – А когда Робби упал, ей пришлось прыгнуть самой, чтобы немедля спуститься по лестнице к мальчику. – Причем все это она проделала без посторонней помощи.
   Джеймс отвел глаза. Он хорошо помнил, как сам впервые совершил этот трюк. Все «лжецы», бывшие в тот день в клубе, подбадривали его, а внизу, под самой лестницей, были положены огромные мешки с тряпками.
   И все-таки он промахнулся, когда прыгал, и приземлился мягким местом на кучу тряпья. Дважды.
   – Мне абсолютно наплевать, пусть бы она точно так же грохнулась! – выпалил Джеймс. – Она выследила меня, проникла в мой дом и подвергла опасности моего сына. Далтон, поверь мне, эта женщина опасна. Даже Баттон не устоял перед ней, а ведь Баттон почти невосприимчив к женщинам, ну, разумеется, кроме Агаты.
   – Я еще разберусь, какова роль Баттона в этом деле, но лишь при условии, что ты соблаговолишь признать, что я все еще являюсь хозяином этого клуба.
   Холодная нотка в голосе Далтона напомнила Джеймсу, почему этот человек получил псевдоним Джентльмен. Только лорду Этериджу было свойственно это холодное, даже пугающее высокомерие, исполненное чувства собственного достоинства.
   – Приношу свои извинения, милорд.
   Джеймс произнес это отнюдь не учтивым тоном. Господи, что же с ним происходит, если он не в силах совладать с собственными нервами?
   Все дело в ней.
   Это она на него так действует. Как же он мог допустить, чтобы вожделение одержало верх над рассудком, и это после горького урока, полученного от Лавинии Уинчелл? Сама возможность искупления заставляла его еще больше желать греха Если Далтон увидит, как болезненно Джеймс на все реагирует, его отстранят от этого дела, а Джеймс очень хочет довести его до конца.
   Уже через минуту Джеймсу удалось встретить, взгляд Далтона почти спокойно.
   – Так о чем вы говорили?
   – Я говорил о том, что у нас нет доказательств. И очень сомневаюсь в том, что они вообще существуют. Учитывая нехватку у нас людей, не думаю, что мы имеем возможность вести дело против мисс Этуотер.
   – Но ее отец…
   Далтон поднял руку.
   – Ее отец – это совершенно другая история. Имеется достаточно доказательств, что Руперт Этуотер помогает французам. Даже мисс Этуотер допускает такую возможность, не так ли?
   Джеймс презрительно фыркнул.
   – Она утверждает, будто ее отца вынудили к этому.
   – Ты не допускаешь такой возможности?
   – Я – нет. Этуотер – предатель, и точка.
   Фишер попытался было возразить. Далтон призвал его к молчанию. Подняв палец, он все еще пристально смотрел на Джеймса. Джеймс заерзал, весьма неуютно чувствуя себя под этим холодным взглядом. Далтон был хорошим учеником Ливерпула. Хотелось бы Джеймсу перенять эту грозную привычку и на ком-нибудь ее испытать.
   На Филиппе Этуотер для начала.
   – Не слишком ли ты поспешен в своих оценках, Джеймс? Возможно, ты воспринимаешь это дело чересчур лично?
   Джеймс стиснул челюсти, удержавшись от язвительной реплики, и покачал головой. Фишер фыркнул.
   – Не понимаю, что ты имеешь против мисс Этуотер. Во время нашей беседы она произвела на меня очень сильное впечатление.
   – Нисколько в этом не сомневаюсь, – пробормотал Джеймс. «Руки прочь от моего подозреваемого, браконьер». Фишер осторожно отодвинул свой стул от Джеймса, но продолжил:
   – Она добровольно предложила мне ознакомиться с дневником своего отца. Она убеждена в том, что отец направил ее к Апкерку специально, с целью передать ключи от своих шифров.
   Далтон кивнул.
   – Значит, вы полагаете, в этом дневнике есть ключ Этуотера.
   Фишер согласился:
   – Именно. В этом случае ее история подтверждается, не так ли?
   Далтон откинулся на стуле.
   – Похоже, что так. И если мы сможем передать Этуотеру закодированное сообщение о том, что его дочь в безопасности, это, без сомнения, заставит его прекратить сотрудничество с врагом.
   – Точно.
   – Но это явится для него сигналом, – не выдержал Джеймс. – Не могу поверить, что вы вообще это обсуждаете! Вы что, намереваетесь сотрудничать с предателем?
   – Да, я рассматриваю это как часть расследования возможного предательства. – Далтон поднялся. – Думаю, тебе, Джеймс, полезно будет помнить, какова истинная цель этого расследования. Такой опыт может положительно сказаться на твоем отношении. Время позднее, и я отправляюсь домой. Я освобождаю мисс Этуотер из-под стражи и попрошу ее остаться здесь в качестве гостьи клуба. Я полагаю, нам понадобится ее помощь. Дайте ей на расшифровку что-нибудь не очень важное и посмотрите, насколько она будет точна, в общем, проверьте ее компетентность.
   Джеймс согласно кивнул, хотя был потрясен. После всего, что эта женщина совершила, она окажется на свободе!
   Джеймс поднялся и вышел из комнаты, не проронив ни слова. Черт с ними, с правилами приличия, он не будет больше терять ни минуты и поспешит к Робби.
   Когда он вошел в комнату, где провел сегодня так много часов, больше всего ему хотелось увидеть, что Робби спит как обычно, беспокойно раскинувшись на широкой кровати или с головой закутавшись в простыни. Сердце его упало, когда Джеймс увидел, что, пока он встречался с Далтоном и Фишером, Робби даже не шелохнулся.
   Он сел на стул возле кровати, откинул прядь влажных волос со лба мальчика и начал говорить:
   – В Эпплби деревья огромные, Робби. Ты можешь лазать по ним сколько хочешь. Когда Я был мальчишкой, я тоже сломал руку, упав с дерева.
 
   Филиппа с неохотой выплыла из глубин сна, разбуженная тихими голосами, шептавшимися в ее комнате. Черт побери этот ад, кишащий акулами. Разве мало того, что ее держат под стражей? Неужели обязательно так рано будить ее после очередной почти бессонной ночи?
   Через мгновение ока поняла, что голоса были женскими, а потом она осознала, что они обсуждают ее. Ей стало любопытно, и она, прислушиваясь к разговору, сделала вид, будто спит.
   – Они собираются убить ее, миледи?
   Филиппе и самой хотелось бы получить ответ на этот вопрос. Она вся превратилась, в слух, в то же время стараясь казаться совершенно расслабленной.
   – Если она действительно работает на французов, надеюсь, – так и будет. Ей удалось проникнуть в дом Джеймса. Ведь она могла его убить, когда он спал, как и Робби!
   – Ох, Агата, мне кажется, она не способна на убийство. Ей наверняка не больше девятнадцати!
   – Клара, в таких делах возраст не имеет никакого значения. Если ей нечего скрывать, зачем нужно было маскироваться?
   – Не знаю, Агата, Может, ты мне это скажешь?
   Снова раздался первый голосок, обладательница которого то и дело сбивалась на неправильную речь, словно по рождению не принадлежала к высшему обществу.
   – Но, миледи, ведь миледи совершенно права!
   Женщина, которую звали Агата, фыркнула.
   – Роуз, я запуталась. Прошу тебя, обращайся к нам по имени, так будет намного проще.
   Слышно было, как девушка, которую назвали Роуз, вздохнула:
   – Но я никак не могу!
   – Агата, не дави на нее, – произнесла женщина по имени Клара. – Со временем она будет чувствовать себя свободнее.
   – А скажи-ка, ты когда-нибудь встречала эту девушку, когда она изображала гувернера Робби?
   Какое, к черту, изображала!
   Возмущенная. Филиппа едва не выскочила из кровати. Она так много времени посвятила Робби, обучила его грамоте, но эти люди, похоже, готовы забыть об этом.
   Робби. Окончательно проснувшись, она была потрясена.
   Если Клара – это леди Этеридж, а Агата – леди Рейяз, значит, эти женщины знают, как себя чувствует Робби. Открыв глаза, Филиппа, прищурившись, посмотрела на них, не собираясь больше притворяться, что спит.
   – Здравствуйте, – произнесла она, вовсе не уверенная, что ее пробуждение будет встречено с радостью.
   Три женщины посмотрели на нее. Одна сделала шаг вперед и улыбнулась. Женщина была темноволосой, стройной и очень элегантно одетой.
   – Доброе утро, мисс Этуотер. Я леди Этеридж, зовите меня Кларой. Вы должны простить наше вторжение, поскольку, если бы мы не принесли ваш завтрак, боюсь, он достался бы мистеру Стаббсу.
   Неожиданно вспомнив, что на ней одна только мужская рубашка, Филиппа натянула на грудь покрывало, радуясь, что по крайней мере не мужчины вторглись к ней в комнату.
   – Спасибо, леди… Клара. Не могли бы вы мне сказать, как Робби? Я с ума схожу от беспокойства.
   Одна из женщин высокомерно фыркнула.
   – Она сходит с ума, возможно…
   Полногрудая брюнетка скрестила на груди пухлые ручки и с укоризной посмотрела на Филиппу.
   Агата, сестра Джеймса. Вполне вероятно, ее отношение к Филиппе могло сложиться под влиянием Джеймса. Филиппа старалась быть максимально любезной, хотя, оставаясь в постели, фактически в неглиже, находилась в весьма невыгодном положении по сравнению с этими элегантными дамами.
   – Я знаю, что вы думаете, миледи, но умоляю вас…
   Голос Филиппы дрогнул, когда она вспомнила Робби, такого маленького, лежавшего на земле.
   Клара подошла и обняла Филиппу, бросив полный упрека взгляд на леди Рейнз.
   – Не волнуйтесь, Робби обеспечен самый лучший уход в Лондоне. У него сломана рука, а других повреждений, по-видимому, нет.
   – По-видимому? – У Филиппы болезненно сжалось сердце. – Он что… он еще не пришел в себя? – Последние слова она почти прошептала.
   Даже Агата, похоже, смягчилась.
   – Дети очень гибкие, по крайней мере так сказал мне доктор Уэстфолл, – произнесла она. – Мальчик скоро очнется, я в этом уверена.
   Филиппа закрыла глаза. Какое легкомыслие! Какая глупость!
   – Я должна была заставить его влезть обратно в окно, – проговорила Филиппа.
   Третья гостья рассмеялась. Филиппа, Клара и Агата взглянули на Роуз и увидели, что та, ладонью прикрыв рот, во все глаза смотрит на них.
   – Извините, мисс. Но заставить молодого господина что-то сделать – это… это непросто.
   Девушка пожала плечами. Филиппа заметила, что Роуз одета не так хорошо, как две «миледи», хотя вид у нее был вполне презентабельный. Она не была пухленькой красоткой, как Агата, и не обладала изяществом Клары. В общем, выглядела она весьма заурядно, если бы не большие карие глаза, обрамленные густыми ресницами.
   Даже Агате пришлось согласиться с Роуз.
   – Да уж… – произнесла она со вздохом. – Он становится настоящим Каннингтоном.
   Филиппа кивнула. Они были очень добры к ней, и она не станет им возражать.
   – Я бы хотела увидеть его, если мне будет дозволено.
   – Ох, вы можете входить и выходить совершенно свободно, – заверила ее Клара. – Вы не пленница.
   Она посмотрела на Агату, которая пожала плечами.
   – Джеймс вряд ли позволит вам навестить своего сына.
   Филиппа подняла голову.
   – Джеймс называет Робби сыном?
   Агата прищурилась с подозрением.
   – Конечно. А почему бы и нет?
   – Ну ладно, – пробормотала Филиппа. – Похвально, мистер Каннингтон.
   Окинув себя взглядом, она двумя пальцами оттянула ворот рубашки.
   – Думаю, больше не имеет смысла носить этот наряд. – Она вздохнула, подумав о том, как хорошо было бы надеть обычное платье. – Но не думаю, что у меня найдется какая-нибудь женская одежда.
   Роуз шагнула вперед и стянула со спины знакомую сумку.
   – Мистер Фишер забрал дневник. Он сказал, что вы не будете возражать.
   Филиппа на мгновение прижала к себе запачканную сумку, в каждой складке ощущая присутствие отца. Внутри она обнаружила свое единственное невзрачное платьице, которое выглядело еще хуже, потому что больше недели смятое пролежало в тайнике, судя по запаху, вместе с мышами.
   – Вот черт!
   – Так не годится. – Клара приложила палец к ее губам. – Но ни одно из моих платьев вам не подойдет. Вы гораздо выше.
   Агата покачала головой:
   – И мои будут вам не впору. Вы гораздо стройнее.
   Филиппа улыбнулась и бросила взгляд на Роуз:
   – Может, вы поможете мне?
   Роуз широко улыбнулась в ответ, в одно мгновение улыбка преобразила ее лицо, которое из обычного стало поразительным. Потом улыбка исчезла, и Роуз вновь смотрела на нее с серьезным видом, став такой же неприметной, как и раньше.
   – Не думаю, мисс. Я бы с радостью, но, боюсь, все мои платья будут вам слишком коротки.
   – Спасибо. Полагаю, я могла бы обратиться к Баттону… – Филиппа подняла глаза в тревоге. – Хотя нет! У него и так, наверное, неприятности из-за того, что он помог мне?
   Агата подняла брови.
   – Вряд ли они попытаются причинить ему неприятности. Баттон в моей армии, а не в их. Я лишь изредка позволяю им позаимствовать его у меня.
   Клара кивнула.
   – Не переживайте за Баттона, мисс Этуотер. Если леди Агата заупрямится, отступит даже принц-регент.
   Филиппа бросила быстрый взгляд на выдающиеся достоинства Агаты и сразу же отвела глаза, подавив короткий смешок. Интересно, осознала ли Клара, как двусмысленно прозвучала ее реплика? Очевидно, Филиппа была не единственной, у кого возникла эта непочтительная мысль, поскольку она могла бы поклясться, что услышала, как Роуз издала приглушенный смешок.
   Филиппа, сдержав смех, бросила на Роуз заговорщический взгляд, а Роуз в ответ одарила ее своей удивительной улыбкой. Вновь взглянув на свое жалкое дорожное платье, Филиппа вздохнула. Пожалуй, в брюках она будет выглядеть более прилично. Хотя Джеймса это мало волнует.
   Агата с Роуз вышли, сказав, что пойдут справиться о здоровье Робби. Клара поспешила за ними.
   – Съешьте ваш завтрак. По-моему, сегодня Курт превзошел самого себя.
   Филиппа оделась и влажной теткой попыталась пригладить растрепавшиеся волосы. Затем приподняла крышку серебряного блюда с едой.
   Божественно. Нектар и амброзия. На большом блюде лежал завтрак, достойный королевы. И нескольких ее фрейлин.
   Филиппа уплетала за обе щеки, ведь накануне она вообще ничего не ела. К тому же она разучилась есть маленькими кусочками, как приличествует леди. Опустив голову, Филиппа заметила, что ноги у нее широко расставлены, и резко сдвинула их.
   Черт побери! Она разучилась быть девушкой!

Глава 30

   Весь день Джеймс сидел в шифровальной, не давая передышки ни себе, ни Фишеру, ни Филиппе. Сначала он поручил Филиппе расшифровку нескольких малозначимых сообщений и, лишь убедившись, что ей можно доверять, настоял на том, чтобы она начала работать с письмами Лавинии.
   Филиппа потерла щеки и прижала ладони к глазам, стараясь унять неожиданную резь.
   – Здесь ничего нет.
   – Должно быть!
   Выйдя из себя, Филиппа ударила ладонями по дубовой столешнице.
   – Возможно, я не могу сравниться с отцом, но знаю достаточно, чтобы обнаружить систему, которая имеется в любом шифре. И если даже невозможно взломать код, то можно хотя бы установить тот факт, что сообщение действительно зашифровано.
   Она схватила пачку листков и помахала ими.
   – Это любовные письма леди Уинчелл, просто любовные письма – сентиментальные, скучные, откровенно непристойные. Шифра здесь нет.
   Джеймс стиснул зубы.
   – Здесь должен быть скрытый смысл! Иначе она не писала бы их так часто.
   – Не знаю, Джеймс. Вам не приходило в голову, что она действительно любила? – Филиппа не скрывала раздражения. – Возможно, здесь есть скрытый смысл.
   Джеймс подался вперед.
   – Это может помочь нам доказать ее вину?
   Филиппа подняла листок, испещренный затейливым почерком, и прищурилась.
   – Все зависит от того, в чем вы хотите ее обвинить. По-моему, она самая подлая женщина, с которой мне когда-либо приходилось сталкиваться. – Филиппа покачала головой и протянула листок Джеймсу. – Что, к примеру, означает вот эта фраза?
   Она ткнула пальцем в середину страницы Джеймс прочел и отвел глаза.
   – Понятия не имею.
   Он быстро сунул листок под другие, чувствуя, как пылает лицо. Речь в письме шла об особых развлечениях, о которых Джеймс не имел представления до знакомства с Лавинией. Ей нравились эти игры, и Джеймс весьма охотно участвовал в них, хотя так и не смог преодолеть стыд.
   При воспоминании о ее гибельных чарах в животе у Джеймса возникла неприятная резь, и он представил себе Амилу. По сравнению с Лавинией полуобнаженная восточная танцовщица казалась свежей и нравственной.
   Джеймс не раз вспоминал Амилу. Она так и осталась для него загадкой. Что заставило молодую женщину завлечь незнакомого мужчину в кладовую и принести ему в дар свою девственность? Однако Джеймс выбросил из головы мысли об Амиле. У него есть более важные дела.
   – Джеймс!
   Он поймал на себе взгляд изумрудно-зеленых глаз Филиппы.
   – Да?
   – Если уж я вынуждена читать эту непристойность, вы по крайней мере могли бы более внимательно относиться к моим вопросам.
   – К каким именно?
   – Почему вы так заинтересованы в письмах этой женщины? Чего вы можете добиться, анализируя подобную чепуху?
   Джеймс посмотрел на дюжину разбросанных листков.
   – Справедливости, – выдохнул Джеймс.
   – Справедливости или возмездия?
   Джеймс резко поднял голову и бросил на нее сердитый взгляд.
   – Это не имеет значения.
   Она печально смотрела на него.
   – Имеет. Но вам этого не понять.
   Джеймс закатил глаза.
   – Поделитесь с нами вашими глубокими мыслями, Флип.
   Филиппа вздрогнула, явно удивленная.
   – Флип. Вы так не обращались ко мне с того самого времени, как…
   Джеймс нахмурился:
   – Не беспокойтесь. Это не повторится.
   Она улыбнулась:
   – А жаль. Мне это нравилось.
   – Если вам нравятся ласкательные имена, вам необходимо избавиться от этих нелепых штанов, – презрительно бросил Джеймс.
   А эта рубашка, которая не скрывает округлость ее грудей. Где она их прятала все это время?
   – Что вы за женщина, если так бесстыдно одеваетесь?
   – Женщина, которая не хочет пахнуть мышами, – ответила Филиппа.
   – На мой взгляд, она выглядит очаровательно, – вмешался Фишер.
   В ответ Филиппа так улыбнулась молодому шифровальщику, что Джеймс почувствовал укол ревности.
   – Благодарю вас, мистер Фишер, – произнесла Филиппа.
   Фишер покраснел.
   – Можете называть меня Фиш.
   – Хватит, – процедил Джеймс сквозь зубы. Последняя попытка доказать вину Лавинии провалилась, сын лежит раненый, без сознания, а друг оказался не другом.
   – Бедняга Джеймс. Чем я вам на этот раз не угодила? – Голос Филиппы звучал напряженно, хотя тон был шутливый.
   Он повернулся и увидел, что она собирает письма Лавинии, глядя на него грустными глазами. Впервые он понял, что она уже не кажется такой голодной и болезненной, какой показалась ему при первой встрече.
   Что говорила соседка Апкерка?
   «У нее был такой вид, словно ей некуда идти».
   Джеймсу тоже некуда податься.
   Филиппа аккуратно собрала и сложила письма леди Уинчелл – так хотелось их сжечь!
   Эта подлая порочная женщина соблазнила и предала Джеймса.
   Филиппа страдала, вглядываясь в строки письма, но виду не подавала. Она чувствовала, что мысли Джеймса все еще заняты этой женщиной. Правда, теперь он думал о том, как погубить ее, а не как лечь с ней в постель.
   Наконец Джеймс покинул шифровальную, с облегчением сбежав и от Фишера, и от Филиппы. Предстоящая встреча с Реном Портером тоже могла оказаться мучительной.
 
   – Полагаю, ты просто заскочил по пути, – приветствовал Рен Джеймса. Он сидел в кровати и выглядел на удивление хорошо. Друг, которого Джеймс знал в течение многих лет, сделал вид, будто не заметил его протянутую руку. – Чему обязан такой честью?
   Ярость, звучавшая в голосе Рена, поразила Джеймса.
   – Я приехал сразу же, как только удалось вырваться.
   Джеймс сел на стул рядом с кроватью. Он не рассчитывал, что Рен раскроет ему объятия и прослезится от радости, одна ко тот вел себя довольно странно. Быть может, кто-то рассказал Рену о случившемся. Но кто? Навестить Рена клуб, отправил Джекема, а ему было известно лишь то, что на Рена напали возле доков. Управляющий почти ничего не знал об утечке информации из клуба и еще меньше – о роли Джеймса во всей этой истории.
   – Кто к тебе приходил? – Джеймс с трудом скрывал свое раздражение. Ему очень хотелось объясниться с Реном. И не только для того, чтобы получить отпущение грехов. Джеймс надеялся, что старый друг его поймет. Однако мрачный взгляд и холодное бешенство в глазах Рена не сулили ничего хорошего.
   – Я читал газеты, точнее, мне читала их сиделка. Миссис Нили предусмотрительно сохранила все экземпляры, выходившие с того самого дня, как я…заснул. – Рен пролистал пачку газет, лежавшую на коленях. – Очень любезно с ее стороны, не правда ли?
   Вообще-то это была идея Джеймса сохранить газеты, он сам попросил об этом миссис Нили. И теперь проклял собственную глупость. В газетах было все: великосветские сплетни, городские слухи, вздорные инсинуации. А вот фактов очень мало.
   Публичный позор Агаты, ее избавление от этого позора не без помощи короля, выстрел перед зданием парламента, награждение Джеймса. Все эти события освещались не только бессистемно, но, по мнению Джеймса, весьма тенденциозно.
   – Медали, – пробормотал Рен. – Ты, должно быть, очень горд.
   Пачка газет, ударившись о стену напротив, рассыпалась. Сверху оказалась газета с рисунком популярного карикатуриста, из-за которого Натаниэль Стоунвелл теперь был более известен как лорд Предатель.
   Джеймс потер лицо.
   – Рен, я…
   – Миссис Нили как раз перед твоим приходом читала мне объявления о свадьбах. Ты знал, что моя невеста вышла замуж за стряпчего из Брайтона?
   Джеймс судорожно сглотнул. Он никогда не думал о девушке, в которую Рен был безумно влюблен еще до инцидента. Конечно, ей обо всем сообщили, но местонахождение Рена держалось в секрете из соображений безопасности. Джеймс смутно помнил, что до своего секретного задания Рен ухаживал за хорошенькой блондинкой. В течение многих недель он только и говорил об этой девушке.
   А та, очевидно, узнав о случившемся, поспешно разорвала помолвку.
   – Боже, Рен. Мне так жаль.
   – Ну и как медали, Джеймс? Сверкают и сияют? Ты их начищаешь до блеска и хранишь под подушкой?
   Джеймс встал.
   – Рея, пожалуйста, послушай.
   – Нет! – Рен взбешенно вскинулся на кровати. – Я не буду тебя слушать, и не жди от меня прощения, Каннингтон. Из-за тебя я потерял все! Все! – Он в изнеможении упал на подушки. – Оставь меня в покое. Ты и твои друзья-предатели…
   Пораженный Джеймс сделал шаг вперед.
   – Рен, «лжецы» не имеют к этому никакого отношения.
   – Убирайся! – Рен побелел как полотно, но глаза его горели ненавистью.
   Джеймс повернулся, собираясь уйти.
   – Я вернусь, Рен. Когда ты окончательно придешь в себя.
   Закрывая за собой дверь, он услышал, как очередная кипа газет ударилась о стену.
   Рен сломался, и виноват в этом Джеймс. И Лавиния.
 
   Когда Джеймс вошел, в гостиную самого влиятельного человека в Англии, куда его проводил чрезвычайно строгого вида дворецкий, лорд Ливерпул еще не закончил вечерней трапезы и держат в руке салфетку.
   – Каннингтон, вы хоть представляете себе, который сейчас час?
   – Да, милорд, – Джеймс с почтением поклонился, – но дело не терпит отлагательства. Я пришел просить вас дать мне еще немного времени.