Брэнд Макс. Неуловимый бандит

   Теперь лишь толстые стальные прутья решетки, идущие от пола до потолка, отделяли их от заветной цели, огромного сейфа. Но глаза страшат, а руки делают. И вот уже щедро смазанные маслом ножовки с алмазными полотнами начали терпеливо вгрызаться в могучие стальные стержни. Пилили по очереди, и на рассвете им все-таки удалось проложить себе путь к сейфу. Город тем временем уже начинал пробуждаться ото сна, и на улицах появились ранние прохожие. Джон Крисмас стоял перед сейфом, сложив руки на груди и мрачно качая головой.
   — Придется взрывать, Эл, — проговорил он, обращаясь к Спикеру. — Знаю, для тебя это дело, в общем-то, плевое, но придется ждать до ночи, когда все будут спать . Раньше никак нельзя. Иначе на шум сбежится весь город.
   — Ясное дело, — согласился Эл Спикер. — За здорово живешь такую банку не вскроешь, придется попотеть. К тому же всем нам нужно как следует выспаться.
   Они вернулись обратно в дровяной чулан, расположились для ночлега, и Пенстивен тут же заснул. Единственное, о чем он успел подумать, закрывая глаза, так это подивиться царившему во время работы угрюмому молчанию.
   Времени на разговоры не теряли. Каждый знал свою работу. Когда кто-то уставал, и лом с зубилом начинали буквально валиться из рук, то на его место заступал сменщик. И вот уже другие руки с готовностью подхватывали инструменты, так что ни секунды драгоценного времени не пропадало даром.
   Что же до его, Пенстивена, участия в этой затее, то разве не считал он своим долгом предупредить город о готовящемся ограблении? Несомненно, ему следовало бы поступить по совести, тем более, что больше всего на свете он желал смерти Джона Крисмаса. Но, с другой стороны, не мог же он убить человека, которому был обязан жизнью. Вот и все. Ситуация донельзя запутанная, и предсказать заранее её исход было попросту невозможно.
   День был уже в самом разгаре, когда он проснулся оттого, что кто-то тихонько тряс его за плечо. Это был Рыжий.
   — Хватит спать, вставай, — тихо бормотал он. — Тут такие дела творятся! Кто-то вошел в дом с улицы! Босс уже наверху!
   Пенстивен мгновенно вскочил на ноги; тихонько выскользнул в коридор, где к тому времени уже собрались остальные. У всех были напряженные, серьезные лица, в это время где-то наверху скрипнула дверь.
   Теперь им был слышен негромкий, бархатный голос Джона Крисмаса.
   — Поймите меня, мэм, я ведь человек подневольный, — говорил он. — Я простой водопроводчик, сам себе не принадлежу, и если хозяин посылает меня сюда, чтобы прорыть отвод к основному канализационному стоку, то мне не остается ничего другого, как идти и приниматься за работу. Мне самому это не по душе, мисс Миллер. И моим людям тоже. Где это видано, чтобы вкалывать по воскресеньям, да ещё при этом ковыряться в грязи! Уж вы-то меня понимаете!
   — Поразительная наглость, — отвечал ему пронзительный гнусавый голос,
   — это противоправно, я этого так не оставлю! Да я в суд на вас подам. И этого вашего Генри Смита тоже засажу за решетку — в следующий раз будет знать, как засылать ко мне банду своих головорезов, которые едва не разнесли мой дом по кирпичику. Может быть и ваш босс, но помимо этого он ещё и сволочь порядочная.
   — Я уже пытался его разыскать, — сказал Крисмас, — но, к сожалению, он уехал из города.
   — Да я до самого мэра дойду. Позову полицию, чтобы они прекратили этот произвол! — разорялась мисс Миллер.
   — Что ж, мэм, — печально проговорил Крисмас, — я разделяю ваши чувства, и поэтому могу подсказать, как я бы поступил на вашем месте, но это должно остаться между нами.
   — Я не нуждаюсь в советах, — заявила она.
   — У меня Смит тоже не вызывает доверия, хоть он и мой босс, — сказал Крисмас. — Очень уж часто он стал зарываться в последнее время. Пришла пора поставить его на место.
   — Я упрячу его в тюрьму! — гневно воскликнула она. — Это наглое посягательство на чужие права!
   — Если вы хотите засадить его за решетку, — продолжал Крисмас, — то дождитесь, когда основная часть работы уже будет завершена. К понедельнику мы выведем отвод в канализацию, и тогда вы сможете позвать полицию и представить всему миру неопровержимые доказательства того, что Смит осмелился учинить в вашем доме безо всякого на то разрешения с вашей стороны.
   — Это просто неслыханно! — возмущалась женщина. — Почему нельзя было прорыть все это с улицы?
   — Канализация проходит довольно глубоко, — ответил бандит. — К тому же если бы он перекопал улицу, то движение по ней пришлось бы перекрыть недели на две, не меньше…
   — Движение! — воскликнула она. — А мне-то что до этого?
   — Вот и я о том же, — с готовностью подхватил Джек Крисмас. — Но только если уж вы твердо решили задать ему жару, то просто дождитесь понедельника. Тогда и все нужные вам люди будут на месте. А то сегодня-то они наверняка разъехались из города.
   — Да уж, — с горечью подтвердила она, — шляются по окрестностям и стреляют оленей с утками. Делать этим идиотам больше нечего. Я иду вниз, чтобы самолично удостовериться, что там происходит. Я должна знать, что творится в моем собственном доме!
   — Разумеется, мэм, — громко сказал Крисмас. — Там внизу мои люди. Они работают, как черти. Я получаю приказы от Смита; а они — от меня. Так что не вините их ни в чем, мэм.
   — Если бы у вас было хотя бы немного соображения, — продолжала верещать она, — ничего подобного не случилось бы.
   На лестнице послышались шаги, и она начала спускаться в подвал. Эл Спикер шепотом предупредил остальных:
   — Живо за работу. Ройте землю, как черти. Старухе не грубить. Поносите последними словами этого Генри Смита, все валите на него.
   Все незамедлительно бросились к провалу и создали видимость активной работы, рьяно копая землю, сваливая её в кучи и отгребая подальше от входа в провал. О приближении мисс Миллер к месту раскопок можно было судить по издаваемым ею истерическим восклицаниям.
   Пенстивен как раз тащил корзину с землей, когда при свете фонаря увидел высокую, сухопарую женщину с гладко зачесанными седыми волосами и побагровевшим от праведного гнева лицом. Она обозревала царящий в подвале разгром, и её затянутые в черные печатки ручки сами собой сжались в кулаки.
   — Неслыханная наглость, — воскликнула она. — Я упрячу за решетку этого вашего Генри Смита. Это же грабеж средь бела дня!
   И тут же с ней поспешил согласиться бархатный голос Джона Крисмаса:
   — Да, мэм, это самый настоящий произвол. Ворваться в запертый дом, вторгнуться в чужие владения!.. Как ещё это можно назвать?
   — Негодяй! — сказала она.
   — Да уж, характер у него тяжелый, — снова поддакнул ей Крисмас. — Из-за него и нам нет никакой жизни.
   — Бедные вы бедные, вас можно только пожалеть, — вздохнула старая дева. — Ну ничего! Он у меня ещё попляшет! Ему покажу! Лживая гадина, индюк надутый! А ещё открытки мне к Рождеству присылал. Я его теперь так поздравлю, что мало не покажется. И вообще, я немедленно ухожу отсюда. Здесь же задохнуться можно!
   Крисмас последовал за ней, и было слышно, как его тихий, проникновенный голос успокаивал её, и вместе с выражением сочувствия перечислял стратегические преимущества, которые однозначно будут на её стороне, нужно только подождать до понедельника.
   Хлопнула дверь, голоса смолкли, и Рыжий Тернер обессилено опустился на землю, заходясь в приступе беззвучного смеха.

Глава 30

   Возвращения Крисмаса дожидались в угрюмом молчании. Они ничего не сказал, но вид у него был задумчивый. Оньяте был первым, кто решился нарушить молчания.
   — А может быть ее… того? Заткнуть рот, и пусть сидит здесь, внизу, а? Такой стерве шею свернуть, и то мало!
   Крисмас смерил взглядом разгневанного мексиканца, заметив при этом:
   — Ты не у себя на Рио-Гранде, Хуан. Ну, предположим, запер бы я её здесь, а лошадь с повозкой осталась бы стоять перед домом на виду у всей улицы. И как тогда быть с тем парнем, её возницей? Нет, Хуан. Так не годится. Поэтому я и избрал другую линию поведения. Такт и терпение, друг мой! Ласковое теля двух маток сосет.
   — И как ты считаешь, эта ведьма действительно станет ждать до понедельника? — спросил Оньяте.
   — Она не заткнется и будет продолжать вякать, — спокойно сказал Крисмас. — Наверняка отправится к каким-нибудь своим знакомым и в красках поведает им ужасную историю об орудующей у неё в подвале бригаде водопроводчиков.
   — Значит, об этом станет известно в городе? — предположил Эл Спикер.
   — Не без этого, — ответил Крисмас.
   — А что если новость докатится до этого главного водопроводчика, Генри Смита?
   — Тогда нам крышка, — сказал Крисмас. — Даже законченному идиоту станет ясно, что тут дело не чисто. И тогда сюда нагрянет полиция.
   Лоб Пенстивена покрылся холодным потом; при свете фонаря было видно, что лица у остальных участников аферы тоже блестят!
   — И что теперь? — хрипло спросил Оньяте.
   — Решайте сами, — сказал Крисмас. — В таких ситуациях каждый волен сделать свой собственный выбор. Но я, со своей стороны, намерен остаться и испытать судьбу. Все вы честно работали, помогая делать подкоп под банк. И поэтому каждый из вас получит свою долю добычи независимо от того, уйдет он или останется. Почему вы должны оставаться?
   Широкоплечий Чарли неуверенно огляделся по сторонам и попятился было назад, но затем вернулся обратно, качая головой.
   — Мне страшно, босс, — сказал он, — но я все равно останусь. Я и раньше попадал в переделки, типа этой, и всегда нам с тобой удавалось выходит из них победителями.
   — Признаюсь тебе, сынок, что мне тоже страшно, — ответил ему невозмутимый голос Крисмаса. — Всем нам страшно. Ведь мы люди. И каждый из нас — и ты, и любой другой — волен уйти.
   — Мы останемся, — ответил Рыжий от имени всех. — Ни в одиночку, ни вдвоем тут все равно не управиться. А если полиция этого захолустного городишки попробует накрыть нас здесь, то вместе мы их в два счета перестреляем и обеспечим себе путь к отступлению. Так когда будем сейф взрывать?
   — Не раньше одиннадцати вечера, — уверенно заявил Крисмас.
   — А сейчас только четыре, — упавшим голосом проговорил Оньяте. Пенстивену тоже сделалось не по себе. Предстояло вынести ещё целых семь часов мучительного ожидания!
   Набросив на плечи одеяло, он сел на пол, привалившись спиной к стене, и попробовал задремать. Но ничего не получалось. Воображение то и дело принималось услужливо рисовать ему жуткие картины: вот его хватают, железные браслеты наручников защелкиваются на запястьях, тяжелая дверь тюремной камеры с грохотом захлопывается у него за спиной; а потом зал суда, двенадцать присяжных, не считающие нужным скрывать свое презрение и злорадство, и угрюмый судья, внимательно выслушивающий его показания. А потом… потом ему, наверное, дадут лет семь-восемь, не больше, принимая во внимание тот факт, что это все-таки его первый проступок; а может быть он и получит по максимуму, принимая во внимание особую опасность банды, с которой его поймают.
   Временами безумие становилось просто невыносимым, и ледяная рука страха хватала его за горло. Затем отчаяние медленно отступало, оставляя его совершенно обессилевшим и совершенно опустошенным. Так минула целая вечность, семь бесконечных часов.
   Нет, часы показывали лишь половину одиннадцатого, когда главарь нарушил молчание, объявив:
   — Мы победим, друзья. Если уж старая карга до сих пор не добралась до этого Генри Смита, то сейчас он уже наверняка спит.
   Эл, можешь начинать закладывать взрывчатку под дверцу сейфа. Рыжий, отправляйся за лошадьми и оставь их на заднем дворе. Возможно, нам придется резво сняться с места, а потом быстро и долго удирать. Чужак, ты знаешь, где наши лошади. Заберешь их из конюшни и приведешь на задний двор.
   Пенстивен с готовностью вскочил на ноги. Все, что угодно, даже необходимость встречи с подозрительным конюхом, было лучше, чем это бесконечное ожидание.
   Вместе с Рыжим они вышли через заднюю калитку, и Рыжий тихонько пробормотал:
   — Еще часа два в этой дыре, и я сойду с ума. Просто упаду на землю и стану биться в истерике. У меня не железные нервы, не такие, как у тебя, Чужак. Слушай, а здорово все-таки босс запудрил мозги этой старой кляче, правда? Ну ладно, до встречи.
   На улице они разошлись в разные сторону. До городской конюшни Пенстивен добрался довольно быстро.
   Ночной конюх был занят мытьем небольшой прогулочной коляски с колесами на резине. Он так быстро раскручивал колесо, так что железные спицы сливались в один сплошной сверкающий диск, поблескивающий под стекающими с губки потоками воды.
   — Я забираю ту пару, объявил Пенстивен. — Серого и гнедого. Сколько с меня?
   — Три с полтиной, — ответил конюх.
   Назначенная цена была поистине грабительской, и Пенстивен уже хотел было поспорить с зарвавшимся конюхом и указать ему на необоснованность притязаний, когда вспомнил наставления Джона Крисмаса: не торговаться, даже если с тебя требуют пять долларов за костлявого цыпленка-заморыша. Поэтому он безо всяких разговоров заплатил требуемую сумму.
   Конюх взглянул на монетки, сунул их в карман и исчез в темноте. Через мгновение он вернулся, выводя пару уже оседланных коней, а вместе с ним из конюшни появилась ещё одна фигура — это был приземистый, широкоплечий толстяк.
   Он подошел к Пенстивену и разглядывая его из-под широких полей надвинутой на глаза ковбойской шляпы.
   — Как тебя зовут, сынок, — спросил он.
   — Как надо, так и зовут, — натянуто ответил Пенстивен.
   Тогда толстяк порывистым движением отвернул лацкан своего сюртука, демонстрируя скрывавшийся под ним блестящий стальной значок.
   — Я — помощник шерифа, — объявил он. — Так как тебя зовут, приятель?
   — Уилбер Аткинс, — соврал Пенстивен.
   — Откуда ты?
   — Из Милл-Хилл.
   — Где это?
   — Далеко отсюда. В долине Милл-Ривер.
   — Что-то я не припоминаю города с таким названием, — задумчиво проговорил собеседник.
   Ночной конюх отступил назад, все ещё держа коней под уздцы; на его бледном лице появилась подозрительная усмешка.
   — Это очень маленький городок, — ответил Пенстивен.
   — Хм, — хмыкнул шериф, а затем задал новый вопрос. — А кто твой приятель?
   — Док Уили.
   — А как его по имени?
   — Кажется, Сэмюэль. Точно не знаю. Обычно все обращаются к нему просто «Док».
   — Ты давно с ним знаком?
   — Не очень.
   — А все-таки?
   — Около года.
   — Чем он занимается?
   — Покупает скот.
   — Значит, скот покупает?
   — Ага.
   — Представляет какую-нибудь фирму?
   — Да.
   — Какую же?
   — «Рейнолдс и Янг».
   — Где находится их контора?
   — В Чикаго.
   — Я знаю много крупных компаний из Чикаго. Но о конторе с таким названием никогда не слышал, — сказал шериф.
   — И я тоже, — поддакнул глухой, сдавленный голос ночного конюха.
   — Правда, что ль? — недоверчиво переспросил Пенстивен. — Они работают вот уже больше года.
   — Хм, — снова хмыкнул шериф. — А что ты и твой приятель делаете в Ривердейле?
   — Мы направляемся в Эль-Пасо.
   — Путь неблизкий. А почему бы вам не отправиться туда поездом?
   — Потому что в дороге он учит меня читать следы, охотиться и тому подобным премудростям.
   — Вот, стало быть, как?
   — Да.
   — Нет, мистер Уильям Аткинс — так вас, кажется, зовут?
   — Да, — ответил Пенстивен.
   — А всего минуту назад он назвался Уилбером, — услужливо подсказал конюх.
   Пенстивен взглянул в его сторону и увидел, что его белевшее в темноте лицо исказилось в злорадной усмешке.
   — Как же так? — не отставал шериф. — Ты что, сынок, своего собственного имени не помнишь?
   — Все очень просто, — невозмутимо ответил Пенстивен. — Так уж по жизни сложилось, что все называют меня Уиллом. И к тому же принято считать, что Уилл всегда является уменьшительным от Уильям. На самом же деле мое имя Уилбер. Но доходило до того, что даже газеты меня называли Уильямом.
   — Какие ещё такие газеты?
   — Местные.
   — Газеты Милл-Хилл?
   — Да.
   — И какой такой подвиг ты совершил, что даже газеты написали об этом?
   — Женился.
   — Вот как. Выходит, ты человек женатый, не так ли?
   — Да.
   — И дети есть?
   — Нет. Моя жена умерла три месяца назад.
   — Вот незадача-то, — проговорил шериф, угрюмо качая головой.
   — Мой друг, Док Уили, решил, что конная прогулка типа этой пойдет мне на пользу. Так сказать, поможет немного развеяться. Поэтому мы и решили отправиться на юг.
   Шериф смерил его испытующим взглядом, а затем с сомнением покачал головой.
   — Возможно, ты говоришь правду. А может быть и нет, — сказал он. — Но в любом случае мне придется тебя обыскать. Сдается мне, что ты просто изворотливый врун. Давай, поднимай руки! Сейчас посмотрим, что у тебя за душой!

Глава 31

   Лишь только очень неосмотрительный и безгранично самоуверенный человек мог подступиться к юному Пенстивену с подобного типа приказанием, не позаботившись прежде о том, чтобы самому занять такое положение, которое гарантировало бы наибольшее преимущество над ним.
   В руке у помощника шерифа появился револьвер, который он держал подчеркнуто небрежно, подобно тому, как не очень совестливый драчун обычно держит дубину, готовясь наброситься на безоружного человека.
   Однако, Пенстивена подобный трюк не мог ввести в заблуждение. Он точно знал, что оружие может быть в любой момент пущено в ход, и поэтому воскликнул, напустив на себя испуганный вид:
   — Эй, поосторожнее! Не размахивайте передо мной этой штукой. Так ведь и убить не долго, и вообще…
   Произнося это, он задрал руки. Правая рука честно поднялась вверх, и ладонь её оказалась высоко над головой, а вот левая, начав движение чуть позже правой, совершила незаметный маневр, разворачиваясь наружу и сжимаясь в кулак, выброшенный вперед в том самом коронном левом апперкоте, ударе, который, по меткому выражению Рыжего, был быстрее мысли и таким длинным, что мог бы запросто убивать мух на потолке.
   Костяшки пальцев крепко впечатались в челюсть шерифа, и тот инстинктивно нажал на спусковой крючок. Прогремел выстрел, и пуля пролетела где-то совсем рядом с Пенстивеном.
   Затем, в то время, как его голова внезапно запрокинулась назад и чуть набок, к плечу, подобно тому, как это порой происходит с головой висельника, когда на шее у него затягивается петля, и мощный узел ломает шею, колени у шерифа подогнулись, и он медленно повалился навзничь, оставаясь недвижно лежать на полу.
   Судя по силе отдачи и звуку удара, Пенстивен понял, что попал в самую точку. Он не стал дожидаться, пока шериф упадет и затихнет, а тут же бросился наутек, вытаскивая на бегу револьвер.
   Бледный конюх, похоже, был готов в подобному повороту событий.
   Он видел удар и поступил соответственно ситуации, выпустил из рук поводья и, припав на одно колено, выхватил длинноствольный кольт, который удерживал двумя руками на манер карабина.
   Настроен он был довольно решительно и не сомневался в своем успехе. Однако он допустил непростительную ошибку, на какую-то долю секунды промедлив с выстрелом. Пенстивен выстрелил с ходу, не задумываясь. Злорадная физиономия конюха не вызывала и него ни малейшей симпатии, и поэтому ему было решительно наплевать, что произойдет с этим гадом в следующий момент. Поэтому он выстрелил в голову, и пуля, пройдя чуть ниже, выбила пистолет у того из рук, который и угодил ему в лицо.
   Конюх покачнулся, но все-таки сумел устоять на ногах. Теперь по его бледному лицу струились потоки алой крови. Он бросился бежать, не разбирая дороги, широко раскинув руки и тут же с налету врезался в один из деревянных столбов, поддерживающих крышу, развернулся и побежал дальше.
   Пенстивен же, оказавшись рядом с лошадьми, мигом вскочил в седло серого, когда его сознание, наконец, снова стало реагировать не только на движения, но и на окружающие звуки.
   В следующий момент до его слуха донеслись пронзительные вопли конюха, оравшего во всю мощь легких: «Убивают!». Взглянув вниз, он увидел корчащегося на полу и стонущего от боли шерифа.
   Где-то вдалеке послышались встревоженные крики. Затем послышался стук копыт несущейся галопом лошади, и этот звук быстро приближался.
   Пришпорив своего серого мерина, он выехал во двор, ведя второго коня в поводу, после чего легкая рысь сменилась стремительным галопом, на что деревянный настил у въезда в конюшню отозвался разорвавшим ночную тишину глухим грохотом, которому вторило громкое эхо.
   Оказавшись на улице, он едва не столкнулся с всадником, летевшим прямо на него с криком: «Стой! Руки вверх!» и попытавшимся в доказательство своих слов выхватить из седельной кобуры под коленом короткоствольную винтовку.
   Но винтовка, видимо, застряла в кобуре. Так что Пенстивену даже не пришлось стрелять, он просто ослепил обидчика, хлестнув того кнутом по лицу и глазам, когда вдалеке из-за угла показалось ещё четыре всадника. Они неслись, оглашая улицу пронзительными воплями и криками, как и подобает настоящим ковбоям в минуты наибольшего душевного волнения.
   Пенстивен гнал во весь опор, привстав в стременах и пригибаясь к конской шее. Позади загремели выстрелы, в воздухе свистели пули. Он на чем свет стоит клял злодейку-судьбу за то, что вместо того, чтобы тихонько смыться, он стал виновником большого переполоха. Нечего сказать, более неподходящего момента и не придумаешь. Он проехал три квартала, слыша, как в домах открываются окна, хлопают двери, после чего резко свернул вправо и выехал на соседнюю улицу; с силой натянув поводья, осадил коней и въехал в проулок, ведущий мимо задворков банка и заднего двора дома мисс Миллер.
   Здесь он спешился и, схватив под уздцы коней, укрылся вместе с ними за деревьями в глубине переулка.
   Затем оглянулся назад, держа наготове пистолет. Стук копыт раздавался уже где-то совсем рядом, и вот вся кавалькада стремительно пронеслась мимо, устремляясь дальше. Привстав в стременах, всадники беспощадно погоняли лошадей, пуская в ход стремена и шпоры, поднимая их в безумный галоп и ориентируясь по ещё не успевшим осесть на землю клубам легкой пыли, поднятой копытами его двух коней. Впереди темнели окаймлявшие берег заросли, а в просветах между деревьями серебрилась река.
   Похоже, они ни минуты не сомневались в тому, что беглец отправился именно туда, чтобы затем выбраться на дорогу из Ривердейла!
   Пенстивен добрался до задних ворот владений мисс Миллер, вошел во двор, где Рыжий уже хлопотал вокруг оставленных на его попечение лошадей. Сюда же выскочили вооруженные винтовками Оньяте и Чарли, и свет далеких звезд тускло отражался на длинных стволах из вороненой стали.
   Все трое тут же бросились к Пенстивену с расспросами.
   — Ну, что ты видел? Что за бардак? Что, черт возьми, творится в этом чертовом городе? — спросил Чарли.
   — Меня прихватили у конюшни. Там и началась стрельба, — ответил Пенстивен. — Потом, когда я уже выехал на улицу, меня засекли четверо недоносков, не считая ещё одного придурка, караулившего у ворот. Я свернул сюда, а они так и понеслись себе с гиканьем по дороге, что ведет к реке. И вообще, чего зря тратить время на пустую болтовню, когда впереди ещё куча дел?
   Похоже, Пенстивена уже не покидала твердая уверенность в том, что «дела» будут всенепременно доведены до конца. И если ещё совсем недавно его одолевали сомнения, то теперь от них не осталось и следа. Страха больше не было, а все чувства самым замечательным образом обострились до предела. Он зорко наблюдал за окружающей обстановкой, за каждым из темных окон, выходивших на двор, где были оставлены лошади.
   — Так это ты поднял весь этот кипиш, идиот! — процедил сквозь зубы Оньяте. — Вот что бывает, когда на дело вместо нормальных мужиков берут слюнявых молокососов.
   — А с тобой, толсторожая свинья, я потом разберусь, — сказал Пенстивен и вошел в дом.
   У себя за спиной он слышал шаги Чарли и недовольное сопенье Оньяте. Рыжий на всякий случай остался во дворе с лошадьми, добровольно приняв на себя обязанности дозорного.
   А Пенстивен спустился в подвал, миновал туннель, а потом снова поднялся по лестнице и оказался в банке. Эл Спикер и Джон Крисмас хлопотали у сейфа, в лицо ему ударил свет потайного фонаря.
   — Ну и что там? — тихим шепотом спросил Крисмас.
   Тут подал голос Оньяте, стоявший где-то за спиной у Пенстивена.
   — Этот ублюдок попытался поставить город на уши, и это ему почти удалось.
   — Все обошлось, — сказал Пенстивен. — Пусть теперь ищут ветра в поле.
   И пояснил специально для Крисмаса.
   — Ты был прав насчет конюха. Он тогда и в самом деле узнал тебя. Да и кони были слишком хороши для того, чтобы на них могли разъезжать простолюдины. Но как бы там ни было, они сейчас на заднем дворе. Так что, можете спокойно продолжать.
   — Хорошая работа, — похвалил главарь. — А теперь всем отойти назад и лечь на пол. Эл, можно начинать.
   В то время, как все разошлись по углам и залегли, Спикер поджег конец шнура и тоже улегся ничком на пол рядом с Пенстивеном. Шипя и разбрасывая искры, огонек резво устремился по шнуру, в считанные мгновения подбираясь к сейфу. Здесь он чуть задержался, а затем ярко вспыхнул и как будто погас, но в тот же самый момент, когда в сознании у Пенстивена промелькнула шальная мысль, что произошло досадное недоразумение, и взрыва уже не будет, пол под ним содрогнулся и раздался оглушительный грохот; от потолка откололся кусок штукатурки и упал на пол у самого его носа.