Джон долго убеждал Эдди, что с Александрой все в порядке.
   — Это было незначительное дорожное происшествие, — говорил он. — Ее немножко встряхнуло, только и всего.
   Но в их памяти были еще слишком свежи воспоминания о другой аварии, и они оба не могли с этим справиться.
   — Я позвоню ей, — заявил Эдди и потянулся к телефону. — Я должен сам услышать ее голос.
   — Она спит, — сказал Джон. — Позже я скажу ей, чтобы она тебе позвонила, ладно?
   Эдди был не в восторге от этого предложения, но все-таки сдался.
   — Поцелуй ее за меня, — попросил он, — скажи, что я очень волновался.
   Джон быстро ополоснулся под душем и отправился в китайский ресторанчик, чтобы купить блюда навынос — кисло-сладкий суп, курицу «кунг-по» и свинину «му-шу». Он подъехал к дому Алекс около семи часов и вошел в парадную дверь. В гостиной никого не было.
   — Алекс! — Он направился на кухню. — Тебе посылка от «Огненного Дракона»!
   Алекс сидела за обеденным столом. Только что вымытые волосы мокрыми прядями спадали на плечи. Она была в бледно-розовом махровом халате и в плотных белых носках. Пластырь со лба она уже сняла, открыв жутковатую на вид длинную царапину.
   Джон положил на стол пакет с ужином и уткнулся носом ей в затылок.
   — От тебя чудесно пахнет.
   Она прижалась спиной к его мускулистой груди.
   — А от тебя пахнет китайской кухней.
   — Как насчет кисло-сладкого супа? Я велел добавить в него побольше гребешков.
   Алекс прикрыла глаза.
   — Ты знаешь, у меня что-то нет желания есть кисло-сладкий суп.
   — А курица «кунг-по»? А «му-шу»?
   — Пожалуй, я просто попью чай с тостом.
   — Ты бледная, — заметил он, присаживаясь перед ней на корточки. — Ты поспала?
   Она кивнула.
   — Наверное, эта авария отняла у меня больше сил, чем я думала.
   Джон прекрасно ее понимал. Ему самому казалось, что за последние двадцать четыре часа он прожил целых сто лет.
   — Так, и где же хлеб? — проговорил он бодрым голосом, пытаясь разрядить обстановку. — Я ведь не могу сделать тебе тост из воздуха.
   — Хлеб на буфетной стойке, Джон. Прямо у тебя перед носом.
   — А пакетики с чаем?
   — В жестяной коробке с надписью «пакетики с чаем».
   — Да, в бистро мне работать нельзя. Официант из меня никудышный, — улыбнулся Джон, закладывая два куска белого хлеба в старенький тостер Мардж Уинслоу.
   — Джон, — сказала Алекс, — нам надо поговорить.
   Он зажег конфорку под чайником.
   — А мы что сейчас делаем?
   — Я должна тебе что-то сказать.
   Он поднял голову и внимательно посмотрел на Алекс.
   — С тобой все в порядке?
   — Звонил доктор… — начала она.
   — Доктор?.. — У него перехватило дыхание.
   — Нет-нет, не пугайся! — Она схватила его за руку. Лицо ее озарилось робкой улыбкой. — Он сообщил мне хорошую новость. Во всяком случае, мне кажется, что она тебе понравится. Это замечательная новость, Джон, и…
   — Черт возьми, Алекс, говори же скорее!
   — Я беременна.
   В голове у Джона не осталось ни одной трезвой мысли.
   — Что?
   Робкая улыбка вновь задрожала на ее губах.
   — Я беременна, Джон.
   Он едва расслышал ее слова, так гулко колотилось сердце у него под ребрами.
   — Но ты же говорила…
   — Да, говорила. — В глазах у нее заблестели слезы. — Я и сама не могу поверить, что это правда.
   Он тоже не мог поверить. Отвернувшись, Джон вышел через черный ход на улицу.
 
   — Джон! — окликнула его Алекс с порога. — Ты куда?
   Он не ответил — молча шел по заснеженному дворику в сторону морского порта. Алекс сунула ноги в ботинки, накинула пальто поверх банного халатика и побежала за ним. В небе сияла полная луна, отражавшаяся в снежных сугробах и освещавшая дорогу.
   Джон стоял в дальнем конце причала, привалившись спиной к насыпи и сунув руки в карманы джинсов. Надо было принести ему куртку, подумала Алекс. Ее трясло от одного вида его тонкого свитера. Она подошла ближе. Ледяная корка на снегу хрустела под ее ногами. Джон наверняка слышал ее шаги, но не обернулся. Он стоял ссутулившись, опустив голову. И казался ужасно одиноким.
   Алекс остановилась совсем рядом и положила руку ему на плечо.
   — О чем ты думаешь, Джон? — «Поговори со мной, не отворачивайся! Я выдержу все, только не это отчуждение». — Джон, скажи мне, что ты чувствуешь.
   — Ничего, — проговорил он ровным и каким-то безжизненным голосом. — Я ничего не чувствую.
   Глаза Алекс наполнились слезами.
   — Я тебя не обманывала, — прошептала она, — я действительно не знала, что это возможно. Ребенок казался мне несбыточной мечтой. — Она умолкла в ожидании ответа, и сердце ее заныло от горького разочарования. — Но это случилось, Джон. Моя мечта стала явью. Я знаю: не стоит ждать, что ты будешь так же рад этому ребенку, как я. Мы оба не хотели брать на себя никаких обязательств. Я пойму, если ты не… — Голос ее дрогнул. Она отвернулась.
   «Расскажи ему про Гриффина, Алекс! Сейчас самое время».
   Море было темное и спокойное; оно лежало перед ними, словно черный шелк, и полная луна отражалась в его глубинах. От вчерашнего шторма не осталось и следа. Этот тихий ночной пейзаж был так прекрасен, что сердце Александры защемило с новой силой. Здесь ее дом, и здесь будет дом ее ребенка.
   «Я смогу это сделать, — говорила она себе, собираясь с духом, чтобы рассказать Джону о своем прошлом. — Если он не вынесет всей правды и уйдет, я сумею прожить одна. Я сильная — сильнее, чем мне казалось раньше. У меня есть собственный дом, есть работа и даже друзья. Трудно представить, как я стану жить без него, но если так надо, я выживу».
   Любовь к Джону была чудом. И этот ребенок — тоже чудо. Наверное, она просила для себя слишком много счастья, мечтая иметь их обоих.
   Прошло несколько часов… а может, всего лишь минут — она не знала. Судьба ее решалась прямо у нее на глазах, и Алекс утратила чувство времени.
   — Джон… — проговорила она наконец, ощущая, как быстро тает ее решимость. — Джон, нам надо… — Она осеклась, заметив его страдальческий взгляд. Что с ним? Ведь он еще не знает, что она хочет сказать.
   — Я должен… тебе кое-что рассказать. — Его голос звенел от невыносимой боли. Господи, как же он с этим живет?
   Инстинкт подсказывал Алекс, что надо бежать — скорее прочь от этого места! Но она все-таки заставила себя остаться.
   — Я здесь, — прошептала она, обхватив плечи руками, — рассказывай.
   Это была простая история. Похожая на те, что описываются в любовных романах со счастливым концом. Но Алекс знала, что у этой истории не будет счастливого конца. Джон Галлахер познакомился с Либби Пэйс в первый день учебы в колледже, тогда они поссорились в книжном магазине из-за последнего экземпляра «Истории западной цивилизации».
   С тех пор они были неразлучны — встречались во время учебы в колледже и поженились на следующий день после выпуска. Либби работала секретарем в издательстве, а он учился на юриста. Распланировав свое будущее вплоть до мелочей, они по молодости и наивности верили, что счастье им обеспечено.
   — Либби узнала о своей беременности в тот день, когда я сдал экзамен по адвокатуре. Нам казалось, что мы на пути к цели.
   — Если не хочешь, можешь не рассказывать, Джон. — Алекс положила руку ему на плечо. — Это не обязательно…
   Но он должен был рассказать. «Господи, подскажи мне нужные слова! Научи, как его утешить», — мысленно взывала Алекс, ибо в глубине души уже знала, чем кончится эта история.
   — Мы мечтали о детях-погодках, — продолжал Джон, неотрывно глядя в одну точку, глядя так словно он видел там нечто, скрытое от глаз всех прочих смертных. — Мы хотели, чтобы они дружили и были поддержкой и опорой друг другу.
   И Майкл, и Джейк родились точно в срок — с разницей в тринадцать месяцев. Это были две маленькие копии отца. Мальчики обожали шоколадное мороженое, пироги с черникой и куриный суп, зато терпеть не могли бобы, тунца и яичницу-болтушку. Пицца являлась для них самым вкусным блюдом после шоколадного торта-мороженого.
   — Майкл был прирожденным спортсменом, — рассказывал Джон, по-прежнему глядя на море. — К трем годам он уже умел бить по мячу. Отец говорил… — голос его надломился, и он замолчал. — Отец говорил, что он войдет в лигу чемпионов.
   Алекс молчала. У нее не было таких слов, которые облегчили бы его боль. Она могла лишь слушать.
   — Джейк не любил бейсбол, зато рано научился читать и все время задавал вопросы. Ему все было интересно: как, где, почему… — Джон покачал головой. Губы его тронула легкая улыбка. — Подрастал еще один Галлахер-юрист.
   — Тебе, наверное, очень их не хватает, — проговорила Алекс. Ее ребенок должен был появиться на свет только через полгода, но она понимала боль Джона так, как не смогла бы понять неделю назад.
   — Когда ко мне в дом явились полицейские, я отказывался им верить. Я назвал их лжецами и попытался выставить за дверь. — Он опустил голову. — Но они не лгали. Они отвезли меня в морг… там было чертовски холодно… Мне никогда не забыть этот холод… Они отвезли меня в морг и выдвинули ящик…
   — Не надо. — Она обняла его за плечи, словно хотела вобрать в себя часть его боли. — Не надо ничего говорить.
   — …они откинули толстую пластиковую пленку, и Либби… о Господи, они сказали, что это Либби, а я сказал, что этого не может быть, что произошла какая-то ошибка и Либби жива. Тогда они выдвинули еще два ящика, откинули этот проклятый пластик, и я увидел Майкла и Джейка… вернее, то, что от них осталось.
   Либби Галлахер не дожила двух недель до своего тридцатилетия. Майклу Дэвиду Галлахеру было семь лет, а Джейку Эдварду Галлахеру шел шестой год.
   После их гибели Джон оставил престижную работу и прекрасный дом. Он оставил в прошлом все — осталось только чувство вины, ежедневно, ежеминутно терзавшее его душу.
   — Я начал пигь, — признался Джон. — Виски, водку, ром — все, что попадалось под руку и помогало скоротать ночь.
   Эдди оттащил его от края пропасти — забрал сына из дешевого мотеля, в котором тот жил, положил конец его запоям и силой заставил вернуться в реальный мир — порой ужасный, а порой чудесный.
   — Он еще не оправился после смерти мамы, но потеснил в своем сердце эту боль, освободив место для меня. Мой отец спас меня.
   Теперь Александре многое стало понятно. Пока Джон говорил, разрозненные фрагменты головоломки укладывались по своим местам. Нечасто приходится слышать о взаимной глубокой привязанности отца и сына. Если верить тому, что показывают в фильмах, то отцовская миссия заканчивается, когда повзрослевший отпрыск садится за руль своего автомобиля. Но у Эдди Галлахера и его сына Джона все было по-другому.
   — Я хотел бы быть таким же отцом. — Он взглянул на Алекс — впервые с тех пор, как начал рассказывать свою историю. — Отец всегда был рядом со мной в трудную минуту.
   — А теперь ты рядом с Эдди.
   Его взгляд согрел ее сердце.
   — Не все это понимают.
   — Я понимаю, — сказала Алекс. «И люблю тебя за это».
   Интересно, как бы сложилась ее жизнь, если бы у нее были заботливые, любящие родители? Ее ребенок никогда не усомнится в том, что он нужен и любим.
   — Я буду хорошим отцом, — тихо проговорил Джон, — у меня есть с кого брать пример.
   «Пора, Алекс! Давай же, расскажи ему все!»
   Но она не могла это сделать, тем более сейчас, когда он так на нее смотрел — точно она протягивала ему ключи от рая. Как она могла сказать ему, что ребенок, которого она носит под сердцем, возможно, не его? Он пережил самое страшное, что только может случиться с человеком, и заслужил право на новое счастье. А ее ребенок — Господи, прости! — заслужил такого отца. Ее ребенок войдет в семью, где мужчины умеют ценить любовь и сами умеют любить. С таким отцом он станет счастливым.
   Джон положил ладонь ей на живот, и сердце Алекс затрепетало. «Это судьба, — говорила она себе, стараясь не думать о том, что совершает ужасную ошибку. — Именно так и должно быть».

Глава 16

   Кровельная компания Си-Гейта запросила с Алекс восемь тысяч долларов за ремонт крыши и потолка.
   — Это грабеж средь бела дня! — возмущалась Александра, разговаривая с Джоном в кафе в первый день работы после аварии. Было время затишья между завтраком и ленчем.
   — Тебе нужны и крыша, и потолок, — заметил Джон, — а это стоит денег.
   Она налила себе стакан молока и отпила глоток.
   — Он просит половину в задаток. Ты можешь себе представить?
   — Я мог бы…
   — Молчи! — предупредила она. — Это мой дом, и я сама справлюсь.
   — Ты не можешь там жить во время ремонта.
   Она сделала еще глоток.
   — Почему же? Очень даже могу.
   — Ты беременна. Тебе…
   — Ты можешь говорить потише? — Алекс покосилась на Уилла, который, как обычно, курил на заднем крыльце. — Я не хочу, чтобы все узнали об этом раньше времени.
   — А я хочу. Мне хочется встать на углу Саундвью и Оушен и говорить всем прохожим, что у нас будет ребенок.
   — Они и так об этом узнают.
   — И очень скоро. — Он усмехнулся. — Мне кажется, тебе становятся тесноваты твои пояски.
   — Глупости! — Руки ее взметнулись к животу. — Пока ничего не видно. Еще слишком рано.
   А может, не так уж и рано — если это ребенок не от Джона. Она отогнала эту мысль, как делана много раз в течение недели — с тех пор, как узнала про свою беременность.
   — Что здесь происходит? — воскликнула Ди, появившаяся на пороге кухни. — Миссис Крогер ждет свою яичницу из двух яиц. Давай-ка поживей!
   — Джон плохо на меня влияет, — сказала Алекс, разбивая на сковороду два яйца. — Тебе надо пожаловаться хозяину.
   — Слушай, Ди, помнится, несколько лет назад ты ремонтировала крышу у себя в доме?
   Ди закатила глаза:
   — Лучше не напоминай! Если не считать замужества, это были самые худшие три года моей жизни.
   Алекс невольно засмеялась.
   — Ты уговорил ее это сказать, да? — спросила она у Джона.
   — Я тебя уговаривал? — Джон взглянул на Ди.
   — Да вы что, ребята? — Ди в недоумении переводила взгляд с Джона на Алекс.
   Алекс положила на сковороду три куска бекона.
   — Он говорит, что я должна переехать к нему и Эдди на то время, пока у меня дома будут чинить крышу.
   Ди выгнула бровь.
   — Только крышу? — спросила она с усмешкой.
   — И потолок, — добавил Джон.
   — Крышу и потолок? — Ди посмотрела на Алекс. — Собирай вещички, милочка, и не раздумывай!
 
   Чуть позже Джон уехал в порт, а Алекс вышла в зал передохнуть, оставив Уилла готовиться ко второй волне посетителей.
   — Я знаю, он тебя уговорил, — сказала она Ди, усаживаясь на свободную табуретку у стойки.
   — Ты еще будешь меня благодарить, — заявила Ди. — Я бы на твоем месте переехала хоть к Джеку Потрошителю, лишь бы не оставаться в доме.
   И Ди рассказала ей несколько забавных историй об ужасах ремонта.
   — Ты права, — вздохнула Алекс. — После такого и Джек Потрошитель покажется симпатичным малым.
   — Ну, как у тебя с ним?
   — С кем, с Джеком?
   Ди бросила в нее пакетик с сахаром.
   — С Джоном!
   Алекс отвернулась, чтобы скрыть улыбку.
   — Кажется, все идет неплохо.
   — Тогда тем более переезжай к нему.
   — Это только на время, — напомнила Алекс. — У меня есть собственный дом.
   Ди ничего не сказала, только хитро улыбнулась в ответ.
   Внезапно Александре захотелось поделиться своей радостью с женщиной, которая стала ее первой настоящей подругой.
   — Помнишь, ты спрашивала, не нужен ли мне телефон хорошего гинеколога?
   — Да, — кивнула Ди. — И теперь он тебе понадобился?
   Алекс глубоко вздохнула и посмотрела подруге прямо в глаза.
   — Вообще-то мне нужен телефон хорошей акушерки.
   Ди завизжала так громко, что ее, должно быть, услышали в Атлантик-Сити. Потом вскочила и крепко обняла подругу.
   — Мы пока держим это в секрете, — предупредила Алекс, — так что, пожалуйста, никому не говори.
   — Я буду молчать, даже если меня разденут догола и привяжут к муравейнику! — пообещала Ди. По щекам ее катились слезы радости.
   — Ты-то чего плачешь? — спросила Алекс, вытирая собственные мокрые щеки. — Это у меня гормональный сдвиг. И глаза на мокром месте.
   — Прости, — сказала Ди, громко всхлипывая, — я обожаю счастливые финалы.
   «Почему же финалы?» — подумала Алекс. Ей казалось, что жизнь только начинается.
 
   — Вот держи, Брайан! — Гвен положил на его письменный стол пухлую папку. — Прости, что так долго. Здесь все, что я смог найти про Гриффина Уиттикера и его жену.
   — Отлично, — кивнул Брайан. — Фотографий много?
   — Не очень, — ответил Гвен. — Есть один семейный портрет — они вдвоем на благотворительном балу в Лондоне. — Гвен был явно расположен поболтать.
   «Ну все, теперь я вышвырну эту красотку из городка, и она улетит далеко-далеко!» — думал Брайан, глядя на папку, которая, казалось, прожигала дыру на его письменном столе. Наконец Гвен ушел к себе в кабинет, и Брайан уткнулся в стопку бумаг.
   «Гриффин Уиттикер завоевал награду „Бизнесмен года“… Уиттикер объявил о временном увольнении служащих своего лондонского офиса… Мистер и миссис Гриффин Уиттикер из Нью-Йорка позируют лондонским фотокорреспондентам…»
   Гриффин с женой стояли на фоне темно-голубой драпировки. На Уиттикере был смокинг, а на его жене — платье греческого фасона. Она казалась в нем богиней.
   Имелись еще две фотографии четы Уиттикер, сделанные скрытой камерой в Лондоне. Как разъяснялось в тексте под снимками, последний из них был сделан первого октября. С тех пор об Алекс нигде не упоминалось — как будто ее и не существовало.
   Брайан листал фотокопии газетных страниц. За что бы тут зацепиться? Как стереть с лица младшего братца самодовольную улыбку?
   В середине стопки он нашел то, что требовалось. Судя по всему, в октябре прошлого года верная женушка Гриффина Уиттикера Александра сбежала от мужа, и с тех пор он ее разыскивал. Уиттикер осторожно прощупывал Лондон и Европу, но все безрезультатно.
   Алекс Карри ускользнула от своего мужа, переехав в захолустный городок штата Нью-Джерси. Она купила дом Уинслоу за наличные деньги, ездила на старом «фольксвагене» и работала в забегаловке, куда ее муженек, конечно же, и не подумает заглянуть.
   Это называется спрятаться на видном месте — беспроигрышный вариант! Однако оставался один большой вопрос: почему она это сделала?
   Женщина не станет без веских причин отказываться от шикарных квартир и лимузинов с шоферами. И лишь в крайнем случае переедет в такую крысиную нору, как дом Мардж Уинслоу. Нет сомнений: Алекс Карри сбежала от мужа, потому что была чем-то напугана.
   Брайан с усмешкой убрал бумаги обратно в папку. Жадность — сильный стимул, но страх — еще более сильный. Это превосходило самые смелые ожидания Брайана. Алекс Карри держала в своих руках не только самый лакомый кусочек Си-Гейта, но и ключик к его братцу.
   Когда Алекс сдастся, вместе с ней сдастся и Си-Гейт.
 
   Удивительно, но даже хорошая новость может иногда навести на грустные размышления.
   Ди искренне радовалась за Александру и Джона. Она знала Джона с пеленок. У них одновременно вылезли первые зубки, а потом одновременно случилась первая любовь. Когда она узнала, что беременна от Брайана, именно Джон вызвался ей помочь. Она никогда не забудет его доброты. С тех пор она считала его своим лучшим другом.
   А друзьям всегда желаешь счастья. Жизнь Джона сделала резкий поворот от безысходного отчаяния к самому полному счастью. Он был одним из тех редких мужчин, которые созданы для отцовства. Когда Ди была беременна Марком, мама сказала ей, чтобы она не ждала от своего мужа слишком многого в первые двенадцать месяцев.
   — Многим мужчинам нужен как минимум год, чтобы свыкнуться с мыслью, что у них теперь есть ребенок и он уже никуда не денется.
   Но к Джонни это не имело никакого отношения. Он был связан со своими сыновьями, еще когда они находились в утробе матери, и связь эта крепла с каждым днем — до тех пор, пока не случилась ужасная авария. Ди казалось, что Джон покинет этот мир вслед за своими родными. Он так сильно страдал, что порой она желала ему поскорее отправиться на небеса и встретиться там со своей семьей, ибо в ней была вся его жизнь.
   И теперь судьба давала ему второй шанс стать счастливым. Он это заслуживал. Интересно, знает ли Алекс, как повезло ее ребенку? У него будет замечательный отец!
   Ее сын Марк относился к Джону с благоговением, хоть и не желал в этом признаваться, а старика Эдди просто обожал. В последнее время Ди все чаще ловила себя на желании рассказать Марку всю правду. Пусть знает, что он тоже Галлахер, хоть и носит другую фамилию. Наверное, ей вообще не стоило это скрывать.
   Выйдя замуж за Тони, она совершила самую большую ошибку в жизни. Он говорил, что сможет принять чужого ребенка как своего, но прошло несколько месяцев, и стало ясно, что этого не будет никогда. Каждый раз, когда он смотрел на ее сына, он видел перед собой Брайана Галлахера, а это совсем не способствовало хорошим семейным отношениям.
   — Ты должна рассказать мальчику правду, — сказал ей Тони уже после развода. — Все равно в Си-Гейте такой секрет не утаить.
   Но к тому времени как она вернулась в городок — с Марком, но без мужа, — Брайан давно уехал. Он женился на женщине, подходившей ему по всем статьям — богатой, изысканной и со связями. Такая женщина никогда не стала бы работать официанткой в дешевом кафе, чтобы как-то свести концы с концами. Ди сомневалась, что Марго вообще когда-нибудь переступала порог такой забегаловки. После того как Брайан уехал из Си-Гейта, местные сплетники, шушукавшиеся за их спинами, переключились на более злободневные темы.
   Она знала, что Эдди тяжело каждый день видеть Марка и не сметь назвать его своим внуком. Но старик держался изо всех сил. С первой же их встречи мальчик смотрел на Эдди с восхищением и каждый раз упрашивал взять ею в морс на «Пустельге». Эдди каким-то непостижимым образом удалось подружиться с пареньком, даже ни словом не обмолвившись о том, что их связывают узы кровного родства.
   Ди без труда вернулась к прежней жизни, и спустя время ей уже казалось, что она вообще никуда не уезжала. После смерти родителей она перебралась в их старый дом, а те деньги, которые раньше тратила на аренду квартиры, теперь откладывала на обучение Марка в колледже. Она дала понять сыну, что и он должен внести свою лепту в семейный бюджет. Марк старался получать только хорошие оценки, чтобы вытянуть на стипендию и помогать оплачивать газ и страховку машины.
   Что и говорить, она воспитала хорошего сына. Но ему нужен отец — особенно сейчас. Если бы у нее была дочь, Ди направила бы ее по бурным волнам взрослой жизни. В эти дни она как никогда остро ощущала различия между полами. Ее сын делал свои первые самостоятельные шаги. Милый малыш, которого она совсем недавно укутывала на ночь в одеялко, буквально на глазах превращался в угрюмого замкнутого незнакомца. Она могла поговорить с ним о футболе или бейсболе, но как научить его быть мужчиной — вот вопрос.
   Она не осуждала Тони за равнодушие. Ее муж пытался полюбить Марка как собственного сына, но это было все равно что плыть против течения. Тот факт, что он поддерживал с мальчиком отношения вот уже тринадцать лет после развода, говорил сам за себя, хотя каждый раз при упоминании имени Тони в глазах сына появлялись боль и смятение, Марк был совсем не похож на Тони — ни лицом, ни характером, — и с каждым днем эта разница становилась все заметнее, зато все более отчетливо проступали черты Галлахера.
   В этом-то и заключалась проблема. Марк был Галлахером до мозга костей, и настало время сказать ему правду.
   На днях Ди набралась смелости и исповедалась Сэму Уэйтсу. Она никогда раньше этого не делала. Многие знали кое-какие эпизоды ее жизни, но только Сэм узнал о ней все — от начала и до конца. Они стали любовниками под Новый год, и теперь, почти шесть недель спустя, Ди смотрела в будущее с осторожным оптимизмом. Она знала, что даже осторожный оптимизм бывает опасен, но ничего не могла с собой поделать.
   Не раз обжегшись на мужчинах, она была крайне осмотрительной, а порой и вовсе неприступной. Даже самому распрекрасному рыцарю пришлось бы немало потрудиться, чтобы покорить ее сердце. «Бедный Сэм! — думала Ди. — Он и не подозревает, во что влип».
   Брайан звонил ей несколько раз после Дня благодарения. Его неожиданное внимание выбивало из колеи. Сначала Ди думала, что он хочет просто переспать с ней, но потом поняла, что это для него не главное. Он упорно пытался восстановить былые отношения, играя на струнах ее памяти и постоянно вспоминая годы их учебы в колледже. Ей хотелось затянуть телефонный провод на его горле.
   Он вел себя так, будто и не было никакой беременности, будто Марк — чей-то чужой сын.
   — Расскажи Марку правду, — просил ее Сэм за обедом на прошлой неделе, — это единственная часть уравнения, которую ты можешь решить сама.
   Что ж, пожалуй, Сэм прав. Конечно, глупо надеяться, что между Марком и Брайаном возникнут родственные отношения, отношения отца и сына. Но она к этому и не стремится. Единение деда и внука — вот ее цель.
   Пусть Джон пока не желает этого признавать, но с Эдди явно не все ладно, и Ди боялась, что знает причину. У ее тети Луизы все начиналось так же. Забывчивость, потом потеря ориентации, потом резкие перепады настроения, потом… она не хотела даже вспоминать, чем все закончилось.
   Если она хочет подарить своему сыну семью, то надо собраться с духом и рассказать все сейчас — пока еще не поздно.