Бронте Шарлотта. Шерли

   – Так и быть, дадим ему в виде исключения сушек, но на большее пусть не рассчитывает.
   Хозяйка дома позвонила и передала служанке скромный заказ, который был тотчас выполнен. Она сама разлила молоко и раздала лепешки гостям, собравшимся тесным кружком возле маленького камина, где ярко пылал огонь. Затем она взяла на себя роль «хлебодара» и, встав на колени на мохнатый коврик перед камином, принялась ловко поджаривать на вилке лепешки.
   Мистер Холл, который обожал всякие, даже самые скромные новшества, казалось, был в превосходном настроении. Жесткая овсяная лепешка казалась ему манной небесной. Он заразительно смеялся и не переставая говорил то с Каролиной, которую усадил рядом с собой, то с Шерли, то с Луи Муром. Мур тоже развеселился. Правда, он смеялся лишь изредка, зато с самым важным видом изрекал забавнейшие вещи. Серьезные фразы с неожиданными оборотами и свежими, меткими образами легко слетали с его уст. Наконец-то он проявил себя, как говаривал мистер Холл, превосходным собеседником!
   Каролина слушала и удивлялась не столько тому, что он говорит, сколько его полнейшему самообладанию и уверенности. Казалось, никто из присутствующих его не стеснял и не смущал, ничто не внушало ему опасения, что вот сейчас его одернут, оскорбят, обидят. А ведь мисс Килдар, холодная и надменная мисс Килдар, стояла перед камином на коленях почти у самых его ног!
   Но Шерли тоже утратила всю свою холодность и надменность, по крайней мере на время. Казалось, она не замечала унизительности своей позы, а если и замечала, то, по-видимому, эта поза ей даже нравилась. Ее гордость ничуть не была уязвлена тем, что в кругу гостей, которым она добровольно прислуживала, находится учитель ее кузена; она не оскорблялась, когда, обнося молоком и лепешками всех присутствующих, ей приходилось подавать и гувернеру. И Мур принимал свою чашку из ее рук так же спокойно, как если бы он и Шерли были, равны.
   – Вы перегрелись у огня, – заметил он через некоторое время. – Позвольте я вас заменю.
   Он уверенно и властно протянул руку за вилкой, и Шерли покорно отдала ее, не воспротивившись и не поблагодарив.
   – Мне бы хотелось посмотреть ваши рисунки, Луи, – сказала Каролина, когда роскошный завтрак подошел к концу. – Хотите взглянуть на них, мистер Холл?
   – Извольте, но только ради вас. Что же до меня лично, то я его художествами сыт по горло. Хватит с меня того, что было в Камберленде и Вестморленде. Сколько раз нам приходилось тогда мокнуть в горах только из-за того, что он не соглашался сложить свой походный стул и продолжал зарисовывать дождевые тучи, густеющий туман, лучи солнца, пробивавшиеся сквозь облака, и прочее, и тому подобное!
   – Вот ваш портфель, – проговорил Генри, протягивая одной рукой портфель, а другой опираясь на костыль.
   Луи Мур взял портфель, но не стал его открывать, словно ожидая чьей-то просьбы. Казалось, он хотел, чтобы гордая Шерли тоже проявила интерес к его рисункам.
   – Он нарочно заставляет нас ждать, чтобы возбудить наше любопытство, – наконец проговорила она.
   – Вы умеете его открывать, – сказал тогда Луи Мур, протягивая ей ключик. – Однажды вы мне испортили замок, попробуйте еще раз!
   Он держал портфель; Шерли его открыла и, завладев рисунками, принялась первая рассматривать их один за другим. Она наслаждалась ими, – если только они доставляли ей наслаждение, – в полном молчании, не произнося ни слова. Луи стоял за ее стулом, заглядывая через плечо, а когда Шерли передала рисунки остальным, покинул свое место и принялся расхаживать по комнате.
   За окном послышался стук колес, зазвонил колокольчик. Шерли вздрогнула.
   – Должно быть, гости, – сказала она. – Надо сойти к ним. Ну и вид у меня! Как раз для приема гостей! Мы ведь с Генри почти все утро собирали в саду фрукты. О, как бы я хотела сейчас отдохнуть под сенью виноградника или в тени фиговой пальмы! От души завидую жене какого-нибудь индейского вождя: ей не приходится принимать гостей, она может мирно сидеть, плести циновки или нанизывать бусы и спокойно расчесывать свои прямые черные волосы в укромном уголке вигвама. Нет, я просто сбегу в Америку, в западные леса!
   Луи Мур рассмеялся.
   – Чтобы выйти замуж за Белое Облако или Большого Бизона? А после свадьбы посвятить себя изысканным занятиям вроде обработки маисового поля своего супруга и повелителя, который тем временем будет покуривать трубку или попивать огненную воду?
   Шерли уже собиралась ответить, но тут дверь отворилась, и в комнату вошел мистер Симпсон. Увидев группу вокруг камина, он в изумлении остановился как вкопанный.
   – Я полагал, что вы здесь одни, мисс Килдар, – проговорил он. – А здесь целая компания!
   Видно было, что мистер Симпсон шокирован и возмущен, и не будь среди присутствующих священника, он бы наверняка тут же разразился обличительной речью по поводу странного поведения племянницы; удержало его лишь уважение к сану мистера Холла.
   – Я, собственно, только хотел вам сообщить, – продолжал он холодно, – что в гостиной вас ожидают гости из Уолден-Холла, – супруги Уинн с дочерьми, а также мистер Сэм Уинн.
   Проговорив это, мистер Симпсон поклонился и вышел.
   – Гости из Уолден-Холла! Хуже не придумаешь, – пробормотала Шерли.
   Она продолжала сидеть с упрямым и весьма недовольным видом. Подниматься ей явно не хотелось. Лицо ее разрумянилось от жара камина, темные волосы еще утром растрепались на ветру, а наряд ее состоял из легкого муслинового платья свободного покроя да шали, небрежно накинутой на плечи. Ленивая, своенравная, неповторимая и удивительно милая, она была чудо как хороша, гораздо лучше, нежели обычно, словно какое-то сокровенное душевное волнение, вызванное Бог знает чем, придало ее чертам новое необычное выражение.
   – Шерли, Шерли, тебе надо идти к гостям! – прошептала Каролина.
   – А если я не хочу?
   Шерли подняла глаза и увидела в зеркале над камином, как серьезно смотрят на нее мистер Холл и Луи Мур. Покорно улыбнувшись, она проговорила:
   – Если большинство решит, что я должна из вежливости скучать с гостями из Уолден-Холла, мне придется принести себя в жертву долгу. Кто за это, пусть поднимет руку!
   В том же зеркале она увидела, что приговор утвержден единогласно.
   – Надо идти, – сказал мистер Холл. – И надо быть вежливой хозяйкой. Общество требует от вас многого. Не всегда можно делать только то, что хочется.
   Луи Мур поддержал его негромким «слушайте, слушайте!». Каролина подошла к Шерли, поправила ее волнистые локоны, придала ее платью менее художественный, зато более приличный вид, и Шерли наконец выпроводили из комнаты, несмотря на недовольный вид и надутые губки.
   – Какое в ней странное очарование, – заметил мистер Холл, когда Шерли вышла. – А теперь мне пора. Суитинг уехал повидаться с матерью, а у нас сегодня еще две панихиды.
   – Генри, принеси свои книги, – сказал Луи Мур, садясь к столу. – Сейчас наш урок.
   – И правда, какое в ней странное очарование! – проговорил мальчик, когда они остались с учителем вдвоем. – Ей-богу, она похожа на добрую фею! Правда?
   – О ком ты говоришь, друг мой?
   – О моей кузине Шерли.
   – Не задавай лишних вопросов. Учи свой урок и молчи. Луи Мур проговорил это сурово и угрюмо. Генри знал, что означает такой тон; он слышал его редко, но знал, что в таких случаях самое разумное – повиноваться. Так он и сделал.

Глава XXVII


ПЕРВЫЙ «СИНИЙ ЧУЛОК»

   Характерами мисс Килдар и ее дядя никогда не сходились, да и не могли сойтись. Он был раздражителен, а она – чувствительна, он был деспотичен, а она – свободолюбива, он был практичен и обыкновенен, а она – пожалуй, скорее романтична.
   Мистер Симпсон приехал в Йоркшир не для собственного удовольствия: у него была заранее намеченная задача, которую он намеревался разрешить самым добросовестным образом. Ему не терпелось выдать свою племянницу замуж, то есть подыскать ей приличную партию, вверить ее заботам подходящего мужа и засим умыть руки.
   К сожалению, слова «приличный» и «подходящий» дядя и Шерли с самого ее детства понимали по-разному. Она с ним никогда не соглашалась, и сомнительно было, чтобы она согласилась на этот раз, когда ей предстояло принять самое важное решение в своей жизни.
   Разговор, от которого все зависело, не заставил себя ждать. Мистер Уинн по всем правилам попросил руку Шерли для своего сына Сэмюэля Фоутропа Уинна.
   – Партия замечательная! Лучшего мужа и желать нельзя! – высказался мистер Симпсон. – Имение не заложено, доход хороший, связи самые наилучшие – и быть посему!
   Он призвал племянницу в дубовую гостиную, запер дверь, сообщил ей о лестном предложении, высказал свое мнение и потребовал ее согласия.
   Ответ поразил его.
   – Нет! Я не выйду замуж за Сэмюэля Фоутропа Уинна.
   – Но почему? Какая причина? Чем он вам не нравится? По-моему, он вам самая подходящая партия!
   Бледная как мрамор камина за ее спиной, Шерли вся горела внутренним огнем: глаза ее метали молнии, зрачки расширились, в них не было и тени улыбки.
   – Разрешите спросить, почему это он мне подходящая партия?
   – У него вдвое больше денег и вдвое больше здравого смысла при такой же родовитости и при таких же связях!
   – Пусть будет хоть в десять раз богаче – ему не дождаться моей любви!
   – Но почему? Какие у вас возражения?
   – Хотя бы потому, что до сих пор он был пошлым распутником. Вот вам первая причина для отказа.
   – Мисс Килдар! Вы меня изумляете!
   – Одно это ставит его много ниже меня. Разум его столь скуден, что я даже не могу говорить о нем всерьез, – вот вам второй камень преткновения; взгляды его узки, чувства низки, вкусы грубы, манеры вульгарны!
   – Это всеми уважаемый богатый человек. Отказывать ему – слишком большая самонадеянность с вашей стороны!
   – И все же я ему решительно отказываю. И прошу вас больше не говорить об этом – я не желаю о нем слышать!
   – Вы что, вообще не собираетесь замуж? Хотите остаться старой девой?
   – Кто вам дал право задавать мне такие вопросы?
   – Простите, но, может быть, вы ждете принца или еще какого-нибудь знатного вельможу?
   – Вряд ли найдется принц, которому я отдала бы свою руку.
   – И того не легче! Если бы это было у вас в роду, я бы подумал, что вы просто не в себе. Ваши причуды и спесь граничат с безумием!
   – Возможно. Если бы вы мне позволили договорить, вы бы, наверное, убедились в этом окончательно.
   – Я ничего другого и не ждал! Невозможная, сумасбродная девчонка! Подумайте, о чем вы говорите! Надеюсь, вы не опозорите наше имя неравным браком?
   – Наше имя? Разве мое имя Симпсон?
   – И слава Богу, что нет. Но берегитесь! Со мной шутки плохи!
   – А что вы мне сделаете, даже если мой выбор вам не понравится? Разве закон и здравый смысл на вашей стороне?
   – Одумайтесь! Поостерегитесь! – заклинал мистер Симпсон дрожащим голосом, грозя Шерли пальцем.
   – Чего мне остерегаться? Ведь у вас нет надо мной никакой власти! Чего я должна бояться?
   – Будьте осторожны, говорю вам!
   – О, я буду очень осторожна, мистер Симпсон. Я выйду замуж только за того, кто достоин уважения, восхищения и – любви.
   – Совершеннейшая чепуха! Женщине не пристало так говорить.
   – Да, любви! Сначала я должна полюбить всем сердцем. Знаю, для вас я говорю на неведомом языке, но мне безразлично, поймете вы меня или не поймете.
   – А если вы влюбитесь в какого-нибудь бродягу-побирушку?
   – Я никогда не полюблю побирушку. Попрошайничество не заслуживает уважения.
   – А если это будет какой-нибудь писаришка, актеришка, театральный сочинитель или – не дай Бог!..
   – Смелее, мистер Симпсон! Или – не дай Бог! – кто?
   – Жалкий бумагомаратель или какой-нибудь плаксивый художник-голодранец…
   – Плаксы и жалкие голодранцы не в моем вкусе. Что же до литераторов и художников, то они мне по душе. Тем более не понимаю, что может быть общего между мной и Фоутропом Уинном! Он не способен нацарапать простой записки без ошибок, читает только спортивные газеты, – более тупого олуха еще не было в школах Стилбро!
   – Боже, и это говорит женщина! – простонал мистер Симпсон, возводя очи горе и всплескивая руками. – Боже правый, до чего она еще дойдет?!
   – Во всяком случае, не до алтаря об руку с Сэмом Уинном!
   – До чего она дойдет?! Зачем нет у нас более строгих законов, чтобы я мог заставить ее прислушаться к голосу разума!
   – Утешьтесь, дядя. Даже если бы в Англии были крепостные, а вы были царем, все равно вам не удалось бы заставить меня согласиться на этот брак. Я сама напишу мистеру Уинну. Можете об этом деле больше не беспокоиться.
   Говорят, что судьба изменчива, однако порой, словно из каприза, она начинает упорствовать, и тогда события повторяются с досадным постоянством.
   Оказалось, что будущее мисс Килдар, – или будущее ее состояния, – взволновало в те дни всю округу и заинтересовало людей, от которых Шерли этого никак не ожидала. Вслед за предложением мистера Уинна последовало не менее трех новых, и все более или менее приемлемые. Каждый раз мистер Симпсон настаивал, чтобы она сделала выбор, и каждый раз Шерли отказывала женихам. А между тем это были люди весьма достойные и весьма состоятельные. Теперь уже не только дядя, но и многие другие спрашивали Шерли, чего она, собственно, хочет, какого принца ждет и откуда у нее вдруг такая разборчивость.
   Наконец сплетники решили, что им удалось найти ключ к загадке. Дядя тотчас поверил слухам. Кроме того, одно событие показало ему племянницу в совершенно ином свете, и его отношение к ней полностью изменилось.
   Им обоим давно уже было тесно под одной крышей, – даже сладкоречивая тетушка не могла их примирить, а сестры Симпсон буквально холодели при каждой новой их стычке. Теперь Гертруда и Изабелла часами шептались у себя в спальне; когда же им случалось остаться лицом к лицу со своей дерзкой кузиной, обе начинали дрожать от страха. Но вскоре, как уже было сказано, произошло событие, которое все изменило: мистер Симпсон утихомирился, и семейство его тоже успокоилось.
   Мы уже упоминали о поместье Наннли, о его старой церкви и монастырских развалинах среди леса. Здесь также был свой господский дом, который назывался Прайори – «Аббатство», дом старый, обширный и поистине благородный. Ни Брайерфилд, ни Уинбери не могли похвастаться таким домом, а тем более таким хозяином, ибо владелец этой усадьбы был настоящий баронет. Впрочем, в течение ряда лет владельцем он был только юридически, потому что до сих пор жил где-то в отдаленном графстве и в йоркширской усадьбе его просто не знали.
   Мисс Килдар познакомилась с сэром Филиппом Наннли на модном курорте Клифбридж, где она отдыхала с семейством Симпсонов. Они часто встречались – то на купанье, то на прибрежных скалах, а иногда и на местных балах. Сэр Филипп казался человеком одиноким, и в обращении он был настолько прост, что порой выглядел даже нелюбезным. Скорее застенчивый, нежели гордый, он никогда не снисходил до своих новых знакомых, а, наоборот, явно радовался каждой новой встрече.
   С людьми без претензий Шерли завязывала дружбу легко и быстро. С сэром Филиппом они прогуливались, беседовали, иногда, пригласив кузин и тетку, катались на его яхте. Он ей нравился своей скромностью и добротой, и Шерли искренне радовалась, когда ей удавалось его развеселить.
   В их дружбе, впрочем, было одно темное пятнышко, – но какая же дружба обходится без них? Сэр Филипп увлекался литературой и сам сочинял поэмы, сонеты, баллады и стансы. Мисс Килдар находила, что он, пожалуй, слишком любит читать и декламировать свои сочинения. Вернее, ей просто хотелось, чтобы рифмы в его стихах были благозвучнее, размер – музыкальнее, метафоры – посвежее и вообще чтобы в них было больше вдохновения и огня. Во всяком случае, когда сэр Филипп заводил речь о своих стихах, Шерли морщилась и старалась по возможности отвлечь его от этой темы.
   Он же, казалось, только для того и приглашал Шерли прогуляться при лунном свете, чтобы заставить ее выслушать длиннейшую из своих баллад. Для этого он уводил ее подальше, к какой-нибудь уединенной деревенской скамье, куда еле доносился тихий шелест волн на песчаном пляже, извлекал целую кучу своих последних сочинений и читал их все подряд дрожащим от волнения голосом. Перед ними расстилалось море, вокруг была благоуханная тень садов, а позади стеной возвышались утесы, так что Шерли просто некуда было скрыться. Сэр Филипп, по-видимому, не догадывался, что в стихах его, хоть и рифмованных, не было ни на грош поэзии. Зато Шерли, судя по ее потупленному взору и недовольному лицу, прекрасно это понимала и от души сожалела о том, что столь милый и добрый человек страдает подобным недугом.
   Шерли не раз пыталась как можно деликатнее отвлечь его от неумеренного поклонения музе, однако у него это было своего рода манией. Если во всем остальном сэр Филипп был достаточно рассудителен, то стоило завести речь о поэзии, как уже ничто не могло его остановить. Во всяком случае, Шерли это не удавалось.
   Иногда, правда, он начинал расспрашивать Шерли о своем поместье в Наннли. Радуясь возможности переменить тему, она подробно описывала старый монастырь, заросший, одичавший парк, ветхую церковь и маленькую деревушку. И каждый раз она советовала сэру Филиппу съездить туда и собрать наконец своих арендаторов.
   Каково же было ее удивление, когда сэр Филипп в точности последовал ее совету и в конце сентября вдруг приехал в свое поместье!
   Он тотчас явился с визитом в Филдхед, и этот первый его визит отнюдь не стал последним. Объехав всех соседей, он заявил, что ни под одной кровлей не чувствует себя так хорошо, как под сенью массивных дубовых балок скромного брайерфилдского дома; по сравнению с его собственной усадьбой это было довольно жалкое и ветхое жилище, однако сэру Филиппу оно положительно нравилось.
   Но вскоре его перестали удовлетворять беседы с Шерли в ее дубовой гостиной, где все время толпились гости и ему было трудно выбрать спокойную .минуту, чтобы познакомить хозяйку с последним произведением своей плодовитой музы. Он хотел побыть с ней наедине среди веселых лугов, на берегу тихих вод. Однако Шерли остерегалась таких прогулок вдвоем, и тогда сэр Филипп начал приглашать ее в свои владения, в свои прославленные леса. Здесь было вдоволь уединенных уголков, – и в чащах, разделенных потоком Уарфа, и в долинах, орошаемых водами Эйра.
   Ухаживания сэра Филиппа за мисс Килдар не остались незамеченными. В пророческом вдохновении мистер Симпсон предсказывал племяннице блестящее будущее. Он уже представлял себе тот недалекий час, когда, небрежно закинув ногу за ногу, сможет со смелой фамильярностью и как бы вскользь упоминать о «своем племяннике баронете». Шерли сразу превратилась из «сумасбродной девчонки» в «благоразумнейшую женщину», В беседах с глазу на глаз с миссис Симпсон дядя называл теперь племянницу не иначе, как «истинно возвышенной натурой, с причудами, зато с большим умом». Он стал относиться к Шерли с преувеличенным вниманием: почтительно вставал, чтобы открыть или закрыть для нее дверь, склонялся, чтобы подобрать то носовой платок, то перчатку, то еще какой-нибудь оброненный племянницей предмет, а поскольку Шерли была небрежна и нагибаться приходилось часто, то мистер Симпсон краснел, багровел и порой страдал головными болями. Иногда он даже отпускал многозначительные шуточки о превосходстве женской хитрости над мудростью мужчин или пускался в запутанные извинения по поводу какого-то своего жестокого промаха в оценке видов и поведения «одной персоны, что живет от Филдхеда не за горами».
   Племянница видела маневры мистера Симпсона, однако принимала все его намеки равнодушно и, казалось, не могла понять, к чему он клонит. Когда же Шерли прямо говорили о предпочтении, которое оказывает ей баронет, она отвечала, что, по-видимому, она ему нравится так же, как и он ей; она никогда не думала, что знатный человек – единственный сын гордой, нежной матери, единственный брат обожающих сестер – может быть так добр и в общем-то так благоразумен.
   Время показало, что она действительно нравилась сэру Филиппу, – видимо, он почувствовал в ней то самое «странное очарование», которое находил в ней мистер Холл. Он старался встречаться с ней как можно чаще, и постепенно общество Шерли сделалось для него необходимостью.
   К тому времени в Филдхеде создалась необычная атмосфера: в некоторых комнатах дома как бы поселились трепетные надежды и тревожные опасения: обитатели их беспокойно бродили по тихим окрестным полям; все чего-то ждали, и нервы у всех были натянуты до предела.
   Одно было ясно: сэр Филипп не из тех, кем можно пренебрегать. Он был любезен и если не очень умен, то, во всяком случае, не глуп. Если о Сэме Уинне мисс Килдар могла с презрительной горечью сказать, что его чувства низки, вкусы грубы, а манеры вульгарны, то о сэре Филиппе этого никак нельзя было сказать. У него была чувствительная душа, он искренне любил искусство, хотя и не всегда его понимал, во всех своих поступках он оставался настоящим английским джентльменом, а что касается знатности и состояния, то лучшего, разумеется, Шерли нечего было и желать.
   Внешность сэра Филиппа вначале давала смешливой Шерли повод для веселых, хоть и беззлобных шуток. Он был похож на мальчишку – маленький, тщедушный, с мелкими, ничем не примечательными чертами лица и рыжеватыми волосами. Впрочем, скоро она оставила свои насмешки и даже сердилась, когда кто-либо делал нелестные намеки по этому поводу. Она утверждала, что у сэра Филиппа «приятное выражение лица» и что «душа его стоит античных черт, кудрей Авессалома и фигуры Саула». Правда, время от времени, хоть и очень редко, она еще слегка поддразнивала его за несчастное пристрастие к поэзии, но подобные вольности Шерли позволяла только себе и никому другому.
   Короче, создавалось положение, которое, казалось бы, полностью оправдывало мнение мистера Йорка, высказанное однажды Луи Муру.
   – Ваш братец Роберт, – сказал он, – либо просто дурак, либо сумасшедший. Два месяца назад я готов был об заклад биться, что у него все карты в руках. Дернула его нелегкая пуститься в разъезды! В одном Лондоне застрял Бог весть на сколько дней, а теперь вот вернется и увидит, что все его козыри биты. Послушайте, Луи, как говорится: «В делах людских лови прилива час – и доплывешь до счастья; упустишь миг – вовеки не вернешься». Я бы на вашем месте написал Роберту и напомнил ему об этом.
   – Разве у Роберта какие-нибудь виды на мисс Килдар? – спросил Луи Мур, словно эта мысль никогда не приходила ему в голову.
   – Виды! Я сам ему подсказал эти виды, и он давно бы мог их осуществить, потому что он Шерли нравится.
   – Как сосед?
   – Не только как сосед. Я-то видел, как она меняется в лице и краснеет при одном упоминании его имени. Напишите ему, говорю вам, и скажите, чтобы скорее возвращался. Как ни верти, он куда лучше этого баронетишки!
   – А вы не подумали, мистер Йорк, о том, что для выскочки, у которого нет почти ни гроша за душой, было бы самонадеянно и недостойно домогаться руки богатой женщины?
   – О, если у вас такие высокие понятия и сверхутонченные чувства, то мне с вами и говорить не о чем! Я человек простой, практичный. Если Роберт готов сам отдать бесценный клад сопернику, какому-то размазне-аристократишке, мне на это ровным счетом наплевать. В его годы, на его месте и с его возможностями я бы вел себя по-другому. Не то что баронет – ни принц, ни герцог не вырвал бы у меня любимую без боя! Но вы, гувернеры, больно важная публика: с вами советоваться все равно что с попами!
   Ни лесть, ни подобострастие не могли испортить Шерли – все лучшее, что было в ее характере, устояло. Теперь ее имя уже не связывали с именем Роберта Мура, и то, что она, казалось, позабыла отсутствующего, по-видимому, подтверждало слухи. Но видимо, она не совсем его забыла и продолжала относиться к нему если не с любовью, то, во всяком случае, с интересом, – об этом можно было судить хотя бы по тому усиленному вниманию, какое Шерли оказывала брату Роберта, гувернеру Луи, когда тот внезапно заболел.
   Обычно она держалась с ним крайне неровно: то сдержанно и холодно, то почтительно и покорно; сегодня мимо него проходила богатая хозяйка Филдхеда и будущая леди Наннли, а завтра к строгому учителю прибегала послушная ученица. Когда их глаза встречались, Шерли могла иной раз гордо выгнуть точеную, словно из слоновой кости, шейку и презрительно сжать розовые губки, а в другой раз покорно склониться перед его суровым взглядом, и вид у нее тогда бывал такой смущенный, словно воспитатель все еще мог за что-нибудь наказать ее.
   Луи Мур, очевидно, заразился лихорадкой в одном из бедных домов, куда обычно заглядывал вместе со своим хромым учеником и мистером Холлом. Так или иначе, он заболел, дня два крепился, но под конец вынужден был слечь в постель.
   Однажды вечером гувернер беспокойно метался на своем жестком ложе. За ним заботливо ухаживал Генри, не отходивший от учителя. Вдруг в комнату постучались, так тихо и осторожно, что это не могла быть ни служанка, ни миссис Джилл. Генри подошел к дверям.
   – Как себя чувствует мистер Мур? – спросил тихий голос из темного коридора.
   – Войди и посмотри сама.
   – Он спит?
   – Если бы он мог уснуть! Войди, поговори с ним, Шерли.
   – Боюсь, что ему это не понравится.