Страница:
Всего этого маленький Витька и маленький Лис не знали, играя в пустой утробе мертвой машины. Они воображали себя двумя киборгами, готовыми к атаке. И они шли в атаку. А с неба их прикрывал непременно Иван Лисов.
Однажды немолодой седовласый мужчина распахнул дверь (было не заперто, они жили на первом этаже, а Витька и Лис непрерывно бегали из дома на улицу и обратно, пытаясь починить найденный на свалке велик). Мама что-то готовила. Наверное, овсяную кашу, которую братья искренне ненавидели.
Мужчина вошел, поставил на пол объемистую коробку и сказал:
– Бонжур, Вера.
Мама повернулась, увидела его, всплеснула руками и бросилась мужчине на шею.
Витька и Лис смотрели на гостя во все глаза. Он был среднего роста, крепко сбитый, загорелый, нос горбинкой, карие глаза. Выправка выдавала военного. Впрочем, таких было повсюду тысячи, миллионы. Он улыбался белозубо и немного фальшиво. Витька и Лис почему-то сразу решили, что этот человек останется у них навсегда. Поселится у них в квартире, будет спать с мамой за занавеской, как спит тот противный дядька, что приходит в те дни, когда мама получает пособие на Витьку, и тогда старая кровать стонет на все голоса, а потом в душевой долго течет тепловатая вода, и слышно, как этот тип плещется и напевает самодовольно пошлый мотив (та-та-та-там, та-там... тьфу, ненавистный мотив...).
Но братья ошиблись. Гость (мама лишь сказала, что его зовут Робер) пробыл у нее до утра и ушел на рассвете. В кровать они не ложились. Сидели, пили вино, закусывали, потом пили кофе (его запах мгновенно разнесся по всему дому) и разговаривали. Гость смешивал слова – английские, русские, французские. Витька знал немного по-английски, отвечал. Артем не знал ни слова, сидел молча в углу. Гость угощал мальчишек какими-то незнакомыми деликатесами, гладил по головам и печально улыбался. Мама плакала.
После визита Робера мать тут же побежала отдавать Марте долг в пятьдесят евродоллов («Никогда не бери у нее больше денег!» – вопил Артем и топал ногами); купила мальчишкам новые ботинки и куртки, и еще месяц на столе вместе с кашей появлялась колбаса. Иногда даже мясо бывало. И свежие огурчики. Огурцы были после войны дорогущими: какая-то отрава все еще оставалась в воде и почве с войны, огуречник чернел, как от мороза, едва пробивался третий лист. Так что огурцы растили в закрытых теплицах на особой почве и водой поливали фильтрованной. Потом земля очистилась, пошли обычные дожди, но то, послевоенное, поколение всё равно обожало огурчики, люди покупали их килограммами, солили и ставили на любой праздничный стол. Но того, что не доел в детстве, не наверстаешь потом, не доешь. Это – навсегда.
Оставленную Робером коробку мама распечатала только через неделю. На самом верху блестел новенький футляр компа, а рядом лежал пакет с дисками. Витька сразу вцепился в комп.
– Не трогать! – закричала мама. – Это не тебе!
– А кому? – Витька прижал подарок к груди. – Кому тогда? Лису?
– Нет, это вообще не вам.
– Почему?
Мама не отвечала.
– Нет, почему? – вопил Витька. – Почему не нам? Кому ты хочешь подарить? Кому?
Мама отобрала комп и спрятала обратно в коробку.
– Это мне подарок! Мне! – закричал Витька. – Робер ко мне приезжал! Ты никому это не подаришь! Никому!
– Еще как подарю! – кричала мама.
– Нет, не подаришь! Потому что это мне! Мне! Это мне прислали! – Витька заплакал. – Ты за меня получаешь деньги! За меня!
И Лис тоже заревел. От обиды. Неужели Витькин отец был лучше, чем отец Лиса? Отец Лиса летал на истребителе и сбил трех «востюгов», а Поль Ланьер служил в пехоте и погиб в первом бою.
– Ну, так и будете реветь наперебой? – спросила мать. – Ну давайте, давайте, ревите!
Она спешно закрыла коробку и унесла из дома, А там еще было полно подарков, которые привез Робер.
На другой день у соседа Мишки Соболева появился новенький комп и набор игр к нему. Вера купила себе зимнее пальто и сапоги, а мальчикам – по дивану: они уже большие, нечего спать на старом сундуке вдвоем.
Когда Виктор Ланьер заработал первые бабки (ему было тогда пятнадцать), он купил себе точно такой же комп с играми (дешево, устаревшая модель). Но никакой радости запоздалый, сделанный самому себе подарок не доставил.
ВОЙНА
Вечер в крепости был так же сер, как день и ночь. Вечер отмечался тремя ударами малого колокола на башне. Бурлаков вернулся, как раз когда на башне пробило три раза. Привез на вездеходе еще пятерых раненых и двух парней, отбившихся от своей части и заблудившихся за вратами.
– Похоже, вас тут здорово припекло, – Бурлаков оглядел изуродованные стены. Не удивился. И не встревожился. – Придется завтра за лесом ехать, частокол чинить.
Хьюго тут же явился – доложить о дневном нападении.
– Потом, – отмахнулся Бурлаков. – После ужина обо всем поговорим. Я, ты и Ланьер.
Хьюго глянул на выскочку с ненавистью. Стиснул зубы.
– Поговорим. Хотя не знаю, что вам сможет поведать господин Ланьер. Разве что о своих подвигах! – Хьюго изобразил улыбку.
Бурлаков лениво махнул рукой в ответ. Хьюго повернулся и ушел.
– Начальник охраны думает, что он здесь главный в крепости. А вы как считаете? – спросил Бурлаков.
– Нет, конечно. Раз вы вернулись...
– Глупый, точно глупый. Главная у нас Светлана Васильевна. Потому как сейчас ужинать позовет. Коли она нас ужином не накормит, то всем хана, – Григорий Иванович улыбнулся, руку положил Ланьеру на плечо. Разговаривал как с другом. Как с равным. Это льстило. – Был год, когда мы здесь жутко голодали. Мары в тот год разорили и сожгли все деревни в округе, люди к нам прибежали, а кормить нечем. Охотой много не добудешь внутри нашей зоны, а через мортал ходить на охоту сил уже не было. Мары на крепость несколько раз нападали. Мы траву собирали, деревья эти, что растут вокруг крепости, обдирали и листву варили. А ее есть невозможно, она жесткая, как галька, камни легче разжевать. Я тогда зуб сломал, – Бурлаков вздохнул. – Думал все, конец, до весны не дожить, ещё чуть-чуть, и начнем друг друга есть. Двое ушли в мортал, чтобы там сгинуть.
– Как вы спаслись? – спросил Виктор.
– Пасики к нам пришли. Пять человек, Светлана с ними. Рассказ их был банален и страшен. На них напали мары, многих убили – мужчин, женщин, детей. Скот поубивали, собак. Всего несколько человек успели спрятаться в сделанном заранее укрытии. Сидели там три недели, потом отважились и к нам пробрались. Я отправился на вездеходе со своими людьми в ту деревню. Оказалось, пасики запрятали припасы в тайнике: овощи, соленые и сушеные грибы, сухари, консервы – все осталось. Мародеры прихватили жратву из домов, оружие, тряпки какие-то, серебро и ушли. Мы потом две недели припасы в крепость возили. Я установил норму, чтобы люди после голодухи не обжирались. Светлана выдавала пищу. Кто не слушался, лез за второй порцией – тому поварешкой по лбу. От такого удара несчастные доходяги ей в ноги падали. Она нас выкормила, выходила и спасла. Так что Светлана здесь главная. Ты это запомни.
«Здесь замечательно, – думал Ланьер. – Но этот мир сделан под Бурлакова. На нем одном и держится. Бурлаков покачнется – мир рухнет».
«Я скоро привыкну ко всему этому. К свечам, полумраку и этой зале, к обильной пище и неспешным беседам», – думал Ланьер, сидя напротив хозяина. Теперь за хозяйским столом их было трое – Бурлаков, Виктор и Хьюго.
Ужинали скромно, сытно. Смотритель подвалов толстый Ганс принес кувшины с вином. Одно портило Виктору аппетит – то, что рядом с ним сидел Хьюго.
– Деревня пасиков, откуда пришла Светлана, и теперь обитаема и находится под нашей охраной. Овощи и мясо оттуда, – объяснял Бурлаков Виктору. – Но к Новому году мы обычно перегоняем скот и перевозим припасы в крепость, инвентарь и громоздкие вещи прячем. Сейчас мары терзают главный тракт, но вскоре они расползутся по боковым дорогам и начнут все крушить. Часть деревень окружена частоколом и стенами. Они зимуют и выдерживают серьезные осады. Но наши друзья отрицают насилие и просто уходят под нашу защиту.
– А сегодняшнее нападение? – спросил Виктор. – После того как их отбросили от крепости, эти люди могли ворваться в вашу беззащитную деревню.
– В данном случае пасикам нечего бояться, – покачал головой Бурлаков.
– В деревне есть охрана?
– Я отправил туда семерых человек.
– Слишком мало.
– Это нападение устроено лишь для того, чтобы испытать новых бойцов, – сказал Бурлаков. – Крепость для этого подходит. Деревня – нет. Какая доблесть в том, чтобы спалить несколько избушек?
– Все зависит от того, как представить дело. Можно посчитать, что это был целый укрепрайон, – улыбнулся Виктор. – Три четверти лавров «синих» или «красных» – хорошая программа в портале. Семь человек в отчете командующего операцией легко превратится в семьдесят.
Хьюго глянул на Виктора исподлобья:
– Здесь нет порталов и дурацких программ, чтобы выворачивать истину наизнанку и провоцировать ненужные столкновения. Все военные действия контролируют рыцари Валгаллы. Сами они не пойдут в деревню. А новичков мы всех перебили.
– Ну вот, так всегда, стоит попытаться трезво взглянуть на вещи, и все уже кричат: проклятые портальщики! Вы во всем виноваты. Знаете, со мной был случай в детстве. Захожу я в подъезд, а там наш сосед Павлуша, накушался какой-то отравы, стоит и блюет на пол. Увидел меня и давай орать, ругаться. Прибить даже хотел, но на ногах не стоял, поскользнулся в собственной блевотине и упал, Я был виноват: увидел, как он блюет на пол в подъезде.
– Он мог прибить тебя на другой день, – сказал Хьюго.
– Не мог. Он не помнил, что было накануне.
Бурлаков откинулся на спинку кресла и смотрел на своих помощников – возможно, сравнивал друг с другом?
– Виктор Павлович прав. В том смысле, что деревня в опасности. Каждый год в первые же дни после закрытия врат на нас нападают. Но обычно это лишь демонстрация силы. Такой серьезный штурм – впервые. Боюсь, никто не может больше гарантировать безопасность деревенским.
– Рыцари никогда не станут испытывать новичков в деревне пасиков! – надменно объявил Хьюго. – Тот, кто знает этот мир, никогда не вообразит такое...
– Да, не станут. Но кто-то из новичков захочет выслужиться перед Валгаллой и нападет на деревню по своей инициативе, – предположил Ланьер.
– Вы что-то знаете? – подозрительно прищурился Хьюго.
– Нет, всего лишь предвижу.
– Вот что, начнем эвакуацию завтра же, – решил Бурлаков. – Я отправлюсь в нашу деревню. Первым делом заберем детей. Остальные поселения надо предупредить, чтобы были настороже.
– Дети! Какое счастье! Опять эти монстрики будут сидеть в крепости три месяца, не будут расти, не будут взрослеть. И так они – капризные, избалованные твари, ни к чему не пригодные, – Хьюго говорил о детях как о врагах.
– Потерпим, – стоически отвечал Бурлаков. – А вы, Виктор, завтра повезете партию раненых в лес на реабилитацию. Реабилитация – хорошее слово. Оно мне нравится. Так вот, возьмите охрану и сигнальные заряды. В случае чего – подавайте знак.
– Ганс, еще вина! – зашумели за большим столом. – Кувшины пустые.
– Не дождетесь, – отозвался толстяк. – Старый закон: сколько Ганс вина принес, столько его и будет на столе. Два раза в подвал Ганс не спускается. Только на Рождество и на Новый год!
– Вино отличное!
– Конечно, отличное! Вам волю дай, за месяц вылакаете!
Бурлаков улыбнулся, прислушиваясь к перебранке.
– Вы слишком доверяете новичку, сэр! – выдавил Хьюго, глядя в бокал.
«Ага, сейчас наябедничает», – усмехнулся про себя Виктор. Ему в самом деле сделалось смешно, В обидчивой заносчивости Хьюго было что-то детское. Хотя опыт научил Ланьера, что подобные люди могут причинять серьезные неприятности.
– Этот человек впустил сегодня «синего» в крепость! – объявил Хьюго. – Хотя я запретил.
– Да, впустил, – подтвердил Виктор без тени смущения. – После поражения рыцари собирались убить парня, он кинулся бежать, я велел открыть ворота. Человек был ранен.
– И он... – Хьюго хотел продолжить список прегрешений нового помощника.
– И я, – перебил его Виктор, – выстрелил из винтовки в рыцаря и выбил того из седла.
– Упавший наверняка погиб, – добавил Хьюго.
– Рыцарь был в нашей зоне? – спросил хозяин.
– Да, в круге, – после паузы, явно с неохотой подтвердил начальник охраны.
– Ну, тогда ничего страшного. Рыцарь нарушил договор, за что и поплатился.
– Если захотят, они на нас нападут! – прошипел Хьюго.
– Если захотят, они нападут без всякой нашей вины, – сказал Бурлаков. – Но если их не бить по рукам, они обнаглеют. Не стоит преувеличивать мощь Валгаллы, Хьюго!
– Это вы ее преуменьшаете! – неожиданно огрызнулся Хьюго, чего Виктор никак не ожидал. – Если бы мы обладали хоть десятой долей ее силы!
Григорий Иванович поднялся из-за стола. Кто-то закричал! «Хозяин! Да здравствует!» Бурлаков поднял руку. Приветствия смолкли. Он уселся за длинный стол, приобнял Светлану, что-то шепнул Гансу. Распоряжался. Как бы невзначай.
– Ваш отец был точно такой же, как вы, – шепнул Хьюго на ухо Ланьеру. – Лез туда, куда его никто не просил. И вечно придумывал какие-то идиотские планы. К счастью, он ушел за врата.
– Он вернется, – пообещал Виктор.
– Не имеет значения. Он прошел врата. Значит, потерял все, что накопил за пятьдесят лет. Извините меня, но это мог сделать только идиот.
– Разве Поль Ланьер больше не владеет замком? – удивился Виктор.
– Владеет? – хмыкнул Хьюго. – В этом мире никто ничем не владеет. Здесь все можно отнять. У нас не владеют, а повелевают. А ваш папаша, уважаемый Виктор Павлович, ничем больше не повелевает.
– Просыпайся! Опасность! – выкрикнул над самым ухом Арутян.
Виктор вскочил. В узкое оконце струился серый свет. Что сейчас? Ночь? День? Судя по тишине в крепости – ночь. Виктор натянул брюки и куртку. Взял кобуру с «береттой» и нож.
Шагнул к двери.
– Виктор Павлович! – послышался сдавленный голос из коридора. – Откройте!
– Димаш?
Виктор распахнул дверь. На пороге стоял Димаш в одном белье.
– Меня Терри прислала. Хьюго хочет раненого синяка, ну, этого Форака, из больницы забрать. Явился с подручными. Терри ему дверь не открыла в изолятор, так он велел замок ломать. Скорее!
Виктор кинулся бежать. Босиком. Камни крепости были как лед. «Скорее!» – билось в висках. Виктор потерял равновесие и чуть ли не кубарем скатился по лестнице. Рванул дверь. И сразу услышал женский крик и громкие мужские голоса.
Потом мужские голоса. Что он будет делать? Он еще точно не знал.
Промчался дальше. Дверь в госпиталь распахнута. Недлинный коридор. Потом поворот. Слева – операционная и палаты, справа – боксы. У закрытой двери в первый бокс стояла Терри.
– В чем дело? – Руки у нее были скрещены на груди.
– Где Хьюго?
– Удалился. Мы с ним немного поспорили.
– Почему вы сразу не послали за мной?! – возмутился Ланьер.
– Не волнуйтесь, я отлично справилась.
– Я чуток помог... – высунулся из двери напротив Каланжо.
– Каким образом?
Каланжо хитро прищурился, вытащил из кармана брюк гранату.
– Не бойся, она – парализующая. Ну, поваляешься полчаса в отключке. Одна неприятность: все мышцы расслабляются, кишечник и мочевой пузырь опорожняются. Вонища!
«Воображаю, как Хьюго взъярился», – подумал Ланьер.
И еще подумал, что стоит на всякий случай носить с собой парализующую гранату.
– Ты встал на пути у эсбэшника! – покачал головой Виктор. – Не боишься? Хьюго быстренько докажет Бурлакову, кто был прав.
– Плевать на его доказательства. Твой Бурлаков пригласил нас зимовать у него в крепости. А гостям морды не бьют. Особенно если этот гость – женщина. И потом... – Каланжо подмигнул. – Я подозреваю, что в здешнем мире хватает мест, где можно перезимовать. И где мы не будем каждый день видеть господина Хьюго. Этому павиану все время кажется, что в стаде слишком мало порядка.
– Да что ж ты все время о павианах да о павианах? – спросил Ланьер. – Жил среди них?
– Почему это – «жил»? Я и сейчас среди них живу.
МИР
Чернота. Потом свет. Вернее, что-то похожее на свет. В груди – жгучий комок. Знакомо. Неболь. Именно так, слитно. Она страшнее боли. Выворачивает наизнанку, а ты не можешь блевать. Давишься, не в силах раскрыть рта, задыхаешься, не в силах вздохнуть. Время идет, минуты стекают в часы. Первым возвращается зрение. С трудом различимы предметы. Окно, стена, какой-то шкаф, старый, с открытыми дверцами.
Поль уже слышит отдельные звуки – заунывный вой за окном (мобиль не заводится, двигатель надрывается и глохнет), какой-то грохот, стук, шаги, они отдаются внутри черепа эхом. Но прислушиваться нет сил.
Голоса все отчетливее. Ясно уже – говорят о нем. Что именно говорят – неинтересно. Ему хочется только одного – кричать. Вопить. Орать так, чтобы заложило уши. Но он не в силах разлепить губ. Его обработали нейтралом. Изобретение последней настоящей войны, его тоннами применяли в госпиталях, кололи тяжелораненым во время транспортировки. Или до операции, когда раненые ждали своей очереди в операционную. Нейтрал дешев и не дает человеку в течение шести часов двигаться и говорить. Раненые не кричат, не рвут бинты с ран, не повторяют сиплыми противными голосами: «Пить». Они даже не могут умереть от болевого шока. Потому что по независимой болевой шкале больной испытывает лишь некоторое неприятное чувство. Когда эскулапов спрашивали, почему это неприятное чувство рвет человека на части, те пожимали плечами и говорили, что это самовнушение. Человек ожидает боль, он ее воображает. Фантомные боли. Так болит ампутированная нога. А тут у человека как бы отнимают все тело. Прежде чем тащить на себе раненого Поля, Бурлаков вколол рядовому Ланьеру лошадиную дозу нейтрала. И то чувство Поль никогда уже не забудет...
Кричать вдруг расхотелось. Комок внутри быстро рассасывался, по спине стекали капли пота. Правая рука дернулась. Поль был уверен, что уже может пошевелить правой ногой.
– Он все еще неподвижен? – спросил чей-то голос.
Кажется, мужской. Ему отвечал тонкий, скорее всего, мальчишеский. Во всяком случае, молодой. Этот второй, мальчишка, несомненно, смертельно трусил.
– На койке лежит, как замороженный. Все хреново. Ты говорил: траст ми! Вот я и дотрастался! Копа пришили! Теперь виндексы в турборежиме шмонают всех подряд. Замордорят нас. Тут и «белуха» твоя не поможет.
– Спокойно, френд! Главное, этот человек здесь!
Поль прикрыл глаза. Из-под сомкнутых век катились слезы. Глаза жгло невыносимо. Отходняк. Нейтрал. По телу пробежала судорога. Еще одна. Поль кусал губы, чтобы не закричать. Но эту боль уже можно терпеть.
– Нет, ты послушай! Копы просто так это дело не оставят! Начнут пиявок ловить. И меня схватят.
Поль сел на кровати. Похитители не связали его. Понадеялись на нейтрал. Не сообразили, что в теле Поля все реакции идут иначе, нежели у обычных людей. Обычный человек провалялся бы в отключке двенадцать часов. Сколько времени он в плену? За окном еще светло. Значит – часа четыре.
– Все будет нормально, – успокаивал мужской голос. – Сейчас я его увезу отсюда. Тебе заплатят. Ты только не дрейфь. Заплатят. Куча бабок. – Голос сделался громче, то есть – ближе. Похоже, говоривший стоял за дверью. Держался уже за ручку. Хотел войти. Трусливый помощник мешал.
– Ты видел значок у него на плече? Видел? Не видел. Он – виндекс. А с виндексами лучше не связываться.
– Какой он, к черту, виндекс! Самозванец! У него не коммик, а накладка! Идентификатор липовый. Он – пиявка со дна. Как ты. Тебе не надоело ныть? А вот мне надоело слушать! Иди, подготовь мобиль!
Дверь отворилась. На пороге появился мужчина лет тридцати, худощавый, тщательно выбритый, в белой сорочке и дорогом костюме, поверх которого накинута была неуместная ветровка.
Гость глянул на Поля. Улыбнулся:
– Смотрю, вы уже очнулись. Я и забыл, что на виндексов нейтрал действует иначе.
– Кто вы? – спросил Поль. Язык ворочался во рту бревном. Слюна бежала, как у бешеной собаки.
– Страж ворот Александр Вязьков. Вы должны были в первую очередь прийти к нам, к стражам. Но почему-то не сочли нужным это сделать. Почему?
– Как вы меня нашли?
– Стражи следят за каждым, кто прошел врата. А вы пятьдесят лет провели в Диком мире. Вы глупо себя вели, не находите? Вы просто обязаны были с нами связаться.
Вязьков вошел в комнату, уселся на шаткий стул.
– Вы мне диктуете условия? – Поль сумел придать своему голосу надменность.
– Ни в коем случае! – Вязьков энергично покачал головой. – Это счастье, что я нашел вас прежде, чем те, другие. Убийцы.
– Знаете про покушение?
– Я многое знаю. А вот вы весьма смутно представляете расстановку сил в нашем мире.
– Кто пытался меня убить?
– Люди, посланные Валгаллой. На этой стороне их называют «неподчинимые».
– Неподчинимые? Понятно. Так вы знаете про Валгаллу?
– Совсем немного. Вы пришли, чтобы нас предупредить? Так?
– Возможно.
– Надеюсь, вам многое известно и вы меня просветите. Придется вам, мой друг, несколько дней пожить в этой норе. Пока я не подыщу убежище получше.
– Нора? Да, похоже. Мне здесь не нравится. Запах затхлый. Чувствуете? Что это за здание?
– Старое общежитие. Построено лет семьдесят назад. Еще до последней настоящей войны. Здесь вас никто искать не станет. Так о чем вы хотели поведать миру через портал?
– Я весьма... весьма вам благодарен. – Поль вытер рот рукавом. Передернул плечами. Теперь его била дрожь. Зубы противно клацали. Чертов нейтрал! – Г-господ-дин Вязьков. Прежде мне нужно убедиться, что вы – именно тот, за кого себя выдаете. А не очередная подсадная утка. Мне никто не хочет говорить правду. Меня это раздражает. Очень сильно раздражает.
– И как вы намерены проверить мои слова? – Лицо Вязькова изображало доброжелательность. – Вот мое удостоверение стража. – Он продемонстрировал значок с голограммой врат. – Но вряд ли вас это убедит. Не так ли?
– Им-мен-но так. – Поль даже не взглянул на голограмму.
– Скажу другое. Я виделся с вашим сыном Виктором, перед тем как он ушел за врата. Знаете, зачем он туда отправился? Думаете, порталить, собирать сенсашки? Как же! Он хотел отыскать Валгаллу. Как он узнал про нее – не знаю. Во всяком случае – не от меня. Я лишь снабдил его кое-какой секретной информацией. Но путь в гнездо Виктор должен отыскать сам.
– Вам известны планы Валгаллы?
– Нет, мой друг. Они никому не известны.
– Мне известны. Их цели, их планы.
– И что?
– Они планируют захватить этот мир.
– Похоже на бред. Через врата им не пройти, даже если они соберут мощную армию на той стороне, – заявил страж. – Врата охраняют и...
– Они не пойдут через ворота Януса, – покачал головой Поль. – Я знаю, где они прорвутся. Там никакой охраны нет. Их появление здесь – вопрос времени. Боюсь, что ждать осталось недолго.
Кажется, Вязьков ему поверил. Он вскочил. Прошелся по комнатке. Глянул в окно.
– Черт! Я ведь предполагал что-то подобное. Но мне никто не верил! Никто! Когда я говорил Джону Моррисону о Валгалле, тот лишь отмахивался. Мол, сказки! Оставьте! Мы контролируем Дикий мир. Доконтролировались! Самоуверенные идиоты. Это они контролируют нас. И нам придется за все заплатить!
– Кое-кто надеется получить скидку, – отозвался Поль.
– Идиоты! Знаете что, пойдемте отсюда. Боюсь, здесь нам уже нельзя оставаться. Я спрячу вас в надежном месте.
Он взял Ланьера за локоть и повел. Тот механически переставлял ноги. Пока сидел – вроде чувствовал себя сносно. Встал – и перед глазами все поплыло.
– Зачем вы обработали меня нейтралом?
– Я знал, что вы – виндекс. И с вами справиться сложно. Даже более чем. Я решил подстраховаться. – Ланьер пошатнулся. – Да, да, вам плохо, но немного потерпите. Мы на третьем этаже. Лифт не работает. Спустимся по лестнице. – Вязьков суетился, открывал перед Полем двери.
Однажды немолодой седовласый мужчина распахнул дверь (было не заперто, они жили на первом этаже, а Витька и Лис непрерывно бегали из дома на улицу и обратно, пытаясь починить найденный на свалке велик). Мама что-то готовила. Наверное, овсяную кашу, которую братья искренне ненавидели.
Мужчина вошел, поставил на пол объемистую коробку и сказал:
– Бонжур, Вера.
Мама повернулась, увидела его, всплеснула руками и бросилась мужчине на шею.
Витька и Лис смотрели на гостя во все глаза. Он был среднего роста, крепко сбитый, загорелый, нос горбинкой, карие глаза. Выправка выдавала военного. Впрочем, таких было повсюду тысячи, миллионы. Он улыбался белозубо и немного фальшиво. Витька и Лис почему-то сразу решили, что этот человек останется у них навсегда. Поселится у них в квартире, будет спать с мамой за занавеской, как спит тот противный дядька, что приходит в те дни, когда мама получает пособие на Витьку, и тогда старая кровать стонет на все голоса, а потом в душевой долго течет тепловатая вода, и слышно, как этот тип плещется и напевает самодовольно пошлый мотив (та-та-та-там, та-там... тьфу, ненавистный мотив...).
Но братья ошиблись. Гость (мама лишь сказала, что его зовут Робер) пробыл у нее до утра и ушел на рассвете. В кровать они не ложились. Сидели, пили вино, закусывали, потом пили кофе (его запах мгновенно разнесся по всему дому) и разговаривали. Гость смешивал слова – английские, русские, французские. Витька знал немного по-английски, отвечал. Артем не знал ни слова, сидел молча в углу. Гость угощал мальчишек какими-то незнакомыми деликатесами, гладил по головам и печально улыбался. Мама плакала.
После визита Робера мать тут же побежала отдавать Марте долг в пятьдесят евродоллов («Никогда не бери у нее больше денег!» – вопил Артем и топал ногами); купила мальчишкам новые ботинки и куртки, и еще месяц на столе вместе с кашей появлялась колбаса. Иногда даже мясо бывало. И свежие огурчики. Огурцы были после войны дорогущими: какая-то отрава все еще оставалась в воде и почве с войны, огуречник чернел, как от мороза, едва пробивался третий лист. Так что огурцы растили в закрытых теплицах на особой почве и водой поливали фильтрованной. Потом земля очистилась, пошли обычные дожди, но то, послевоенное, поколение всё равно обожало огурчики, люди покупали их килограммами, солили и ставили на любой праздничный стол. Но того, что не доел в детстве, не наверстаешь потом, не доешь. Это – навсегда.
Оставленную Робером коробку мама распечатала только через неделю. На самом верху блестел новенький футляр компа, а рядом лежал пакет с дисками. Витька сразу вцепился в комп.
– Не трогать! – закричала мама. – Это не тебе!
– А кому? – Витька прижал подарок к груди. – Кому тогда? Лису?
– Нет, это вообще не вам.
– Почему?
Мама не отвечала.
– Нет, почему? – вопил Витька. – Почему не нам? Кому ты хочешь подарить? Кому?
Мама отобрала комп и спрятала обратно в коробку.
– Это мне подарок! Мне! – закричал Витька. – Робер ко мне приезжал! Ты никому это не подаришь! Никому!
– Еще как подарю! – кричала мама.
– Нет, не подаришь! Потому что это мне! Мне! Это мне прислали! – Витька заплакал. – Ты за меня получаешь деньги! За меня!
И Лис тоже заревел. От обиды. Неужели Витькин отец был лучше, чем отец Лиса? Отец Лиса летал на истребителе и сбил трех «востюгов», а Поль Ланьер служил в пехоте и погиб в первом бою.
– Ну, так и будете реветь наперебой? – спросила мать. – Ну давайте, давайте, ревите!
Она спешно закрыла коробку и унесла из дома, А там еще было полно подарков, которые привез Робер.
На другой день у соседа Мишки Соболева появился новенький комп и набор игр к нему. Вера купила себе зимнее пальто и сапоги, а мальчикам – по дивану: они уже большие, нечего спать на старом сундуке вдвоем.
Когда Виктор Ланьер заработал первые бабки (ему было тогда пятнадцать), он купил себе точно такой же комп с играми (дешево, устаревшая модель). Но никакой радости запоздалый, сделанный самому себе подарок не доставил.
ВОЙНА
Глава 19
1
Вечер в крепости был так же сер, как день и ночь. Вечер отмечался тремя ударами малого колокола на башне. Бурлаков вернулся, как раз когда на башне пробило три раза. Привез на вездеходе еще пятерых раненых и двух парней, отбившихся от своей части и заблудившихся за вратами.
– Похоже, вас тут здорово припекло, – Бурлаков оглядел изуродованные стены. Не удивился. И не встревожился. – Придется завтра за лесом ехать, частокол чинить.
Хьюго тут же явился – доложить о дневном нападении.
– Потом, – отмахнулся Бурлаков. – После ужина обо всем поговорим. Я, ты и Ланьер.
Хьюго глянул на выскочку с ненавистью. Стиснул зубы.
– Поговорим. Хотя не знаю, что вам сможет поведать господин Ланьер. Разве что о своих подвигах! – Хьюго изобразил улыбку.
Бурлаков лениво махнул рукой в ответ. Хьюго повернулся и ушел.
– Начальник охраны думает, что он здесь главный в крепости. А вы как считаете? – спросил Бурлаков.
– Нет, конечно. Раз вы вернулись...
– Глупый, точно глупый. Главная у нас Светлана Васильевна. Потому как сейчас ужинать позовет. Коли она нас ужином не накормит, то всем хана, – Григорий Иванович улыбнулся, руку положил Ланьеру на плечо. Разговаривал как с другом. Как с равным. Это льстило. – Был год, когда мы здесь жутко голодали. Мары в тот год разорили и сожгли все деревни в округе, люди к нам прибежали, а кормить нечем. Охотой много не добудешь внутри нашей зоны, а через мортал ходить на охоту сил уже не было. Мары на крепость несколько раз нападали. Мы траву собирали, деревья эти, что растут вокруг крепости, обдирали и листву варили. А ее есть невозможно, она жесткая, как галька, камни легче разжевать. Я тогда зуб сломал, – Бурлаков вздохнул. – Думал все, конец, до весны не дожить, ещё чуть-чуть, и начнем друг друга есть. Двое ушли в мортал, чтобы там сгинуть.
– Как вы спаслись? – спросил Виктор.
– Пасики к нам пришли. Пять человек, Светлана с ними. Рассказ их был банален и страшен. На них напали мары, многих убили – мужчин, женщин, детей. Скот поубивали, собак. Всего несколько человек успели спрятаться в сделанном заранее укрытии. Сидели там три недели, потом отважились и к нам пробрались. Я отправился на вездеходе со своими людьми в ту деревню. Оказалось, пасики запрятали припасы в тайнике: овощи, соленые и сушеные грибы, сухари, консервы – все осталось. Мародеры прихватили жратву из домов, оружие, тряпки какие-то, серебро и ушли. Мы потом две недели припасы в крепость возили. Я установил норму, чтобы люди после голодухи не обжирались. Светлана выдавала пищу. Кто не слушался, лез за второй порцией – тому поварешкой по лбу. От такого удара несчастные доходяги ей в ноги падали. Она нас выкормила, выходила и спасла. Так что Светлана здесь главная. Ты это запомни.
«Здесь замечательно, – думал Ланьер. – Но этот мир сделан под Бурлакова. На нем одном и держится. Бурлаков покачнется – мир рухнет».
2
«Я скоро привыкну ко всему этому. К свечам, полумраку и этой зале, к обильной пище и неспешным беседам», – думал Ланьер, сидя напротив хозяина. Теперь за хозяйским столом их было трое – Бурлаков, Виктор и Хьюго.
Ужинали скромно, сытно. Смотритель подвалов толстый Ганс принес кувшины с вином. Одно портило Виктору аппетит – то, что рядом с ним сидел Хьюго.
– Деревня пасиков, откуда пришла Светлана, и теперь обитаема и находится под нашей охраной. Овощи и мясо оттуда, – объяснял Бурлаков Виктору. – Но к Новому году мы обычно перегоняем скот и перевозим припасы в крепость, инвентарь и громоздкие вещи прячем. Сейчас мары терзают главный тракт, но вскоре они расползутся по боковым дорогам и начнут все крушить. Часть деревень окружена частоколом и стенами. Они зимуют и выдерживают серьезные осады. Но наши друзья отрицают насилие и просто уходят под нашу защиту.
– А сегодняшнее нападение? – спросил Виктор. – После того как их отбросили от крепости, эти люди могли ворваться в вашу беззащитную деревню.
– В данном случае пасикам нечего бояться, – покачал головой Бурлаков.
– В деревне есть охрана?
– Я отправил туда семерых человек.
– Слишком мало.
– Это нападение устроено лишь для того, чтобы испытать новых бойцов, – сказал Бурлаков. – Крепость для этого подходит. Деревня – нет. Какая доблесть в том, чтобы спалить несколько избушек?
– Все зависит от того, как представить дело. Можно посчитать, что это был целый укрепрайон, – улыбнулся Виктор. – Три четверти лавров «синих» или «красных» – хорошая программа в портале. Семь человек в отчете командующего операцией легко превратится в семьдесят.
Хьюго глянул на Виктора исподлобья:
– Здесь нет порталов и дурацких программ, чтобы выворачивать истину наизнанку и провоцировать ненужные столкновения. Все военные действия контролируют рыцари Валгаллы. Сами они не пойдут в деревню. А новичков мы всех перебили.
– Ну вот, так всегда, стоит попытаться трезво взглянуть на вещи, и все уже кричат: проклятые портальщики! Вы во всем виноваты. Знаете, со мной был случай в детстве. Захожу я в подъезд, а там наш сосед Павлуша, накушался какой-то отравы, стоит и блюет на пол. Увидел меня и давай орать, ругаться. Прибить даже хотел, но на ногах не стоял, поскользнулся в собственной блевотине и упал, Я был виноват: увидел, как он блюет на пол в подъезде.
– Он мог прибить тебя на другой день, – сказал Хьюго.
– Не мог. Он не помнил, что было накануне.
Бурлаков откинулся на спинку кресла и смотрел на своих помощников – возможно, сравнивал друг с другом?
– Виктор Павлович прав. В том смысле, что деревня в опасности. Каждый год в первые же дни после закрытия врат на нас нападают. Но обычно это лишь демонстрация силы. Такой серьезный штурм – впервые. Боюсь, никто не может больше гарантировать безопасность деревенским.
– Рыцари никогда не станут испытывать новичков в деревне пасиков! – надменно объявил Хьюго. – Тот, кто знает этот мир, никогда не вообразит такое...
– Да, не станут. Но кто-то из новичков захочет выслужиться перед Валгаллой и нападет на деревню по своей инициативе, – предположил Ланьер.
– Вы что-то знаете? – подозрительно прищурился Хьюго.
– Нет, всего лишь предвижу.
– Вот что, начнем эвакуацию завтра же, – решил Бурлаков. – Я отправлюсь в нашу деревню. Первым делом заберем детей. Остальные поселения надо предупредить, чтобы были настороже.
– Дети! Какое счастье! Опять эти монстрики будут сидеть в крепости три месяца, не будут расти, не будут взрослеть. И так они – капризные, избалованные твари, ни к чему не пригодные, – Хьюго говорил о детях как о врагах.
– Потерпим, – стоически отвечал Бурлаков. – А вы, Виктор, завтра повезете партию раненых в лес на реабилитацию. Реабилитация – хорошее слово. Оно мне нравится. Так вот, возьмите охрану и сигнальные заряды. В случае чего – подавайте знак.
– Ганс, еще вина! – зашумели за большим столом. – Кувшины пустые.
– Не дождетесь, – отозвался толстяк. – Старый закон: сколько Ганс вина принес, столько его и будет на столе. Два раза в подвал Ганс не спускается. Только на Рождество и на Новый год!
– Вино отличное!
– Конечно, отличное! Вам волю дай, за месяц вылакаете!
Бурлаков улыбнулся, прислушиваясь к перебранке.
– Вы слишком доверяете новичку, сэр! – выдавил Хьюго, глядя в бокал.
«Ага, сейчас наябедничает», – усмехнулся про себя Виктор. Ему в самом деле сделалось смешно, В обидчивой заносчивости Хьюго было что-то детское. Хотя опыт научил Ланьера, что подобные люди могут причинять серьезные неприятности.
– Этот человек впустил сегодня «синего» в крепость! – объявил Хьюго. – Хотя я запретил.
– Да, впустил, – подтвердил Виктор без тени смущения. – После поражения рыцари собирались убить парня, он кинулся бежать, я велел открыть ворота. Человек был ранен.
– И он... – Хьюго хотел продолжить список прегрешений нового помощника.
– И я, – перебил его Виктор, – выстрелил из винтовки в рыцаря и выбил того из седла.
– Упавший наверняка погиб, – добавил Хьюго.
– Рыцарь был в нашей зоне? – спросил хозяин.
– Да, в круге, – после паузы, явно с неохотой подтвердил начальник охраны.
– Ну, тогда ничего страшного. Рыцарь нарушил договор, за что и поплатился.
– Если захотят, они на нас нападут! – прошипел Хьюго.
– Если захотят, они нападут без всякой нашей вины, – сказал Бурлаков. – Но если их не бить по рукам, они обнаглеют. Не стоит преувеличивать мощь Валгаллы, Хьюго!
– Это вы ее преуменьшаете! – неожиданно огрызнулся Хьюго, чего Виктор никак не ожидал. – Если бы мы обладали хоть десятой долей ее силы!
Григорий Иванович поднялся из-за стола. Кто-то закричал! «Хозяин! Да здравствует!» Бурлаков поднял руку. Приветствия смолкли. Он уселся за длинный стол, приобнял Светлану, что-то шепнул Гансу. Распоряжался. Как бы невзначай.
– Ваш отец был точно такой же, как вы, – шепнул Хьюго на ухо Ланьеру. – Лез туда, куда его никто не просил. И вечно придумывал какие-то идиотские планы. К счастью, он ушел за врата.
– Он вернется, – пообещал Виктор.
– Не имеет значения. Он прошел врата. Значит, потерял все, что накопил за пятьдесят лет. Извините меня, но это мог сделать только идиот.
– Разве Поль Ланьер больше не владеет замком? – удивился Виктор.
– Владеет? – хмыкнул Хьюго. – В этом мире никто ничем не владеет. Здесь все можно отнять. У нас не владеют, а повелевают. А ваш папаша, уважаемый Виктор Павлович, ничем больше не повелевает.
3
– Просыпайся! Опасность! – выкрикнул над самым ухом Арутян.
Виктор вскочил. В узкое оконце струился серый свет. Что сейчас? Ночь? День? Судя по тишине в крепости – ночь. Виктор натянул брюки и куртку. Взял кобуру с «береттой» и нож.
Шагнул к двери.
– Виктор Павлович! – послышался сдавленный голос из коридора. – Откройте!
– Димаш?
Виктор распахнул дверь. На пороге стоял Димаш в одном белье.
– Меня Терри прислала. Хьюго хочет раненого синяка, ну, этого Форака, из больницы забрать. Явился с подручными. Терри ему дверь не открыла в изолятор, так он велел замок ломать. Скорее!
Виктор кинулся бежать. Босиком. Камни крепости были как лед. «Скорее!» – билось в висках. Виктор потерял равновесие и чуть ли не кубарем скатился по лестнице. Рванул дверь. И сразу услышал женский крик и громкие мужские голоса.
Потом мужские голоса. Что он будет делать? Он еще точно не знал.
Промчался дальше. Дверь в госпиталь распахнута. Недлинный коридор. Потом поворот. Слева – операционная и палаты, справа – боксы. У закрытой двери в первый бокс стояла Терри.
– В чем дело? – Руки у нее были скрещены на груди.
– Где Хьюго?
– Удалился. Мы с ним немного поспорили.
– Почему вы сразу не послали за мной?! – возмутился Ланьер.
– Не волнуйтесь, я отлично справилась.
– Я чуток помог... – высунулся из двери напротив Каланжо.
– Каким образом?
Каланжо хитро прищурился, вытащил из кармана брюк гранату.
– Не бойся, она – парализующая. Ну, поваляешься полчаса в отключке. Одна неприятность: все мышцы расслабляются, кишечник и мочевой пузырь опорожняются. Вонища!
«Воображаю, как Хьюго взъярился», – подумал Ланьер.
И еще подумал, что стоит на всякий случай носить с собой парализующую гранату.
– Ты встал на пути у эсбэшника! – покачал головой Виктор. – Не боишься? Хьюго быстренько докажет Бурлакову, кто был прав.
– Плевать на его доказательства. Твой Бурлаков пригласил нас зимовать у него в крепости. А гостям морды не бьют. Особенно если этот гость – женщина. И потом... – Каланжо подмигнул. – Я подозреваю, что в здешнем мире хватает мест, где можно перезимовать. И где мы не будем каждый день видеть господина Хьюго. Этому павиану все время кажется, что в стаде слишком мало порядка.
– Да что ж ты все время о павианах да о павианах? – спросил Ланьер. – Жил среди них?
– Почему это – «жил»? Я и сейчас среди них живу.
МИР
Глава 20
1
Чернота. Потом свет. Вернее, что-то похожее на свет. В груди – жгучий комок. Знакомо. Неболь. Именно так, слитно. Она страшнее боли. Выворачивает наизнанку, а ты не можешь блевать. Давишься, не в силах раскрыть рта, задыхаешься, не в силах вздохнуть. Время идет, минуты стекают в часы. Первым возвращается зрение. С трудом различимы предметы. Окно, стена, какой-то шкаф, старый, с открытыми дверцами.
Поль уже слышит отдельные звуки – заунывный вой за окном (мобиль не заводится, двигатель надрывается и глохнет), какой-то грохот, стук, шаги, они отдаются внутри черепа эхом. Но прислушиваться нет сил.
Голоса все отчетливее. Ясно уже – говорят о нем. Что именно говорят – неинтересно. Ему хочется только одного – кричать. Вопить. Орать так, чтобы заложило уши. Но он не в силах разлепить губ. Его обработали нейтралом. Изобретение последней настоящей войны, его тоннами применяли в госпиталях, кололи тяжелораненым во время транспортировки. Или до операции, когда раненые ждали своей очереди в операционную. Нейтрал дешев и не дает человеку в течение шести часов двигаться и говорить. Раненые не кричат, не рвут бинты с ран, не повторяют сиплыми противными голосами: «Пить». Они даже не могут умереть от болевого шока. Потому что по независимой болевой шкале больной испытывает лишь некоторое неприятное чувство. Когда эскулапов спрашивали, почему это неприятное чувство рвет человека на части, те пожимали плечами и говорили, что это самовнушение. Человек ожидает боль, он ее воображает. Фантомные боли. Так болит ампутированная нога. А тут у человека как бы отнимают все тело. Прежде чем тащить на себе раненого Поля, Бурлаков вколол рядовому Ланьеру лошадиную дозу нейтрала. И то чувство Поль никогда уже не забудет...
Кричать вдруг расхотелось. Комок внутри быстро рассасывался, по спине стекали капли пота. Правая рука дернулась. Поль был уверен, что уже может пошевелить правой ногой.
– Он все еще неподвижен? – спросил чей-то голос.
Кажется, мужской. Ему отвечал тонкий, скорее всего, мальчишеский. Во всяком случае, молодой. Этот второй, мальчишка, несомненно, смертельно трусил.
– На койке лежит, как замороженный. Все хреново. Ты говорил: траст ми! Вот я и дотрастался! Копа пришили! Теперь виндексы в турборежиме шмонают всех подряд. Замордорят нас. Тут и «белуха» твоя не поможет.
– Спокойно, френд! Главное, этот человек здесь!
Поль прикрыл глаза. Из-под сомкнутых век катились слезы. Глаза жгло невыносимо. Отходняк. Нейтрал. По телу пробежала судорога. Еще одна. Поль кусал губы, чтобы не закричать. Но эту боль уже можно терпеть.
– Нет, ты послушай! Копы просто так это дело не оставят! Начнут пиявок ловить. И меня схватят.
Поль сел на кровати. Похитители не связали его. Понадеялись на нейтрал. Не сообразили, что в теле Поля все реакции идут иначе, нежели у обычных людей. Обычный человек провалялся бы в отключке двенадцать часов. Сколько времени он в плену? За окном еще светло. Значит – часа четыре.
– Все будет нормально, – успокаивал мужской голос. – Сейчас я его увезу отсюда. Тебе заплатят. Ты только не дрейфь. Заплатят. Куча бабок. – Голос сделался громче, то есть – ближе. Похоже, говоривший стоял за дверью. Держался уже за ручку. Хотел войти. Трусливый помощник мешал.
– Ты видел значок у него на плече? Видел? Не видел. Он – виндекс. А с виндексами лучше не связываться.
– Какой он, к черту, виндекс! Самозванец! У него не коммик, а накладка! Идентификатор липовый. Он – пиявка со дна. Как ты. Тебе не надоело ныть? А вот мне надоело слушать! Иди, подготовь мобиль!
Дверь отворилась. На пороге появился мужчина лет тридцати, худощавый, тщательно выбритый, в белой сорочке и дорогом костюме, поверх которого накинута была неуместная ветровка.
Гость глянул на Поля. Улыбнулся:
– Смотрю, вы уже очнулись. Я и забыл, что на виндексов нейтрал действует иначе.
– Кто вы? – спросил Поль. Язык ворочался во рту бревном. Слюна бежала, как у бешеной собаки.
– Страж ворот Александр Вязьков. Вы должны были в первую очередь прийти к нам, к стражам. Но почему-то не сочли нужным это сделать. Почему?
– Как вы меня нашли?
– Стражи следят за каждым, кто прошел врата. А вы пятьдесят лет провели в Диком мире. Вы глупо себя вели, не находите? Вы просто обязаны были с нами связаться.
Вязьков вошел в комнату, уселся на шаткий стул.
– Вы мне диктуете условия? – Поль сумел придать своему голосу надменность.
– Ни в коем случае! – Вязьков энергично покачал головой. – Это счастье, что я нашел вас прежде, чем те, другие. Убийцы.
– Знаете про покушение?
– Я многое знаю. А вот вы весьма смутно представляете расстановку сил в нашем мире.
– Кто пытался меня убить?
– Люди, посланные Валгаллой. На этой стороне их называют «неподчинимые».
– Неподчинимые? Понятно. Так вы знаете про Валгаллу?
– Совсем немного. Вы пришли, чтобы нас предупредить? Так?
– Возможно.
– Надеюсь, вам многое известно и вы меня просветите. Придется вам, мой друг, несколько дней пожить в этой норе. Пока я не подыщу убежище получше.
– Нора? Да, похоже. Мне здесь не нравится. Запах затхлый. Чувствуете? Что это за здание?
– Старое общежитие. Построено лет семьдесят назад. Еще до последней настоящей войны. Здесь вас никто искать не станет. Так о чем вы хотели поведать миру через портал?
– Я весьма... весьма вам благодарен. – Поль вытер рот рукавом. Передернул плечами. Теперь его била дрожь. Зубы противно клацали. Чертов нейтрал! – Г-господ-дин Вязьков. Прежде мне нужно убедиться, что вы – именно тот, за кого себя выдаете. А не очередная подсадная утка. Мне никто не хочет говорить правду. Меня это раздражает. Очень сильно раздражает.
– И как вы намерены проверить мои слова? – Лицо Вязькова изображало доброжелательность. – Вот мое удостоверение стража. – Он продемонстрировал значок с голограммой врат. – Но вряд ли вас это убедит. Не так ли?
– Им-мен-но так. – Поль даже не взглянул на голограмму.
– Скажу другое. Я виделся с вашим сыном Виктором, перед тем как он ушел за врата. Знаете, зачем он туда отправился? Думаете, порталить, собирать сенсашки? Как же! Он хотел отыскать Валгаллу. Как он узнал про нее – не знаю. Во всяком случае – не от меня. Я лишь снабдил его кое-какой секретной информацией. Но путь в гнездо Виктор должен отыскать сам.
– Вам известны планы Валгаллы?
– Нет, мой друг. Они никому не известны.
– Мне известны. Их цели, их планы.
– И что?
– Они планируют захватить этот мир.
– Похоже на бред. Через врата им не пройти, даже если они соберут мощную армию на той стороне, – заявил страж. – Врата охраняют и...
– Они не пойдут через ворота Януса, – покачал головой Поль. – Я знаю, где они прорвутся. Там никакой охраны нет. Их появление здесь – вопрос времени. Боюсь, что ждать осталось недолго.
Кажется, Вязьков ему поверил. Он вскочил. Прошелся по комнатке. Глянул в окно.
– Черт! Я ведь предполагал что-то подобное. Но мне никто не верил! Никто! Когда я говорил Джону Моррисону о Валгалле, тот лишь отмахивался. Мол, сказки! Оставьте! Мы контролируем Дикий мир. Доконтролировались! Самоуверенные идиоты. Это они контролируют нас. И нам придется за все заплатить!
– Кое-кто надеется получить скидку, – отозвался Поль.
– Идиоты! Знаете что, пойдемте отсюда. Боюсь, здесь нам уже нельзя оставаться. Я спрячу вас в надежном месте.
Он взял Ланьера за локоть и повел. Тот механически переставлял ноги. Пока сидел – вроде чувствовал себя сносно. Встал – и перед глазами все поплыло.
– Зачем вы обработали меня нейтралом?
– Я знал, что вы – виндекс. И с вами справиться сложно. Даже более чем. Я решил подстраховаться. – Ланьер пошатнулся. – Да, да, вам плохо, но немного потерпите. Мы на третьем этаже. Лифт не работает. Спустимся по лестнице. – Вязьков суетился, открывал перед Полем двери.