Роман Буревой
Врата войны
ВОЙНА
Глава 1
1
Стрельба. Две короткие очереди. Одна длинная. Потом опять – две короткие. Значит – утро. Борис упражняется, срезает из автомата березки на косогоре. Под корень. Забава такая. Третье утро подряд. Попытка доказать (самому себе, разумеется) что, руки не дрожат, а лес не плывет перед глазами и шатается только от ветра. Хотя ветра здесь нет. Тишина. Всегда тишина. Потому как рядом хроноаномалия. Слабенькая, но есть. Вокруг аномалии – хроноболото. Или просто болото. Или «боло» – так такие зоны называют на местном сленге. Впрочем, парадоксы времени – это летом. А сейчас осень. Врата открыты. Время нормально бежит. То есть очень быстро.
Опять две короткие очереди, одна длинная. Скоро вокруг блиндажа и деревьев не останется.
«Будь снисходительным, – сказал себе Виктор. – Мы прошли вместе через смерть».
Из них троих (трое из одиннадцати, Виктор запомнил навсегда) Борис поправлялся медленнее всех. Он и ходить снова начал только несколько дней назад. Всю осень лежал в блиндаже или на лапнике у входа и грелся, подставляя обессиленное тело скупым осенним лучам.
Две короткие очереди... одна длинная.
– Зачем... – пробормотал Виктор и заворочался в спальнике, понимая, что утренний сон безнадежно испорчен. – Мне снилось, что я ужинаю с Аленой. При свечах. Ветчина... м-м-м... мясо по-мексикански. На десерт шарлотка.
Просыпаясь, они говорили о еде. Засыпая – тоже о еде. И днем непременно. Тема неисчерпаема. Каша с маслом... горячая... масло тает, желтенькая лужица масла, м-м-м... Хлеб... белый, пышный, с красно-коричневой корочкой.... м-м-м... Вспоминаешь и отправляешь в рот сухарик. Комочек консервов... понемногу... Деликатесы? К черту деликатесы! Крошечные кусочки, листочки, горошинки. Игрушки. Проглотишь – ничего не ощутишь. Требуется что-то обильное, тяжелое, сытное. То, что набивает живот. Суп харчо. Куски баранины, обжаренный лук, рис, помидоры... м-м-м... Нет, чанахи... чанахи сытнее – фасоль, баранина... м-м-м... А больше всего хочется того, что ел в детстве, – картошечки вареной, рассыпчатой, с подсолнечным маслом, сверху – лучок и укропчик. Еще – огурчик свеженький. В Витькином детстве пупырчатые хрустящие огурчики были деликатесом.
– Надо уходить, – Димаш высунул голову из своего серо-зеленого мешка, похожего на огромную гусеницу. – Чего ждать-то? Пока комбат пришлет за нами транспорт? Сердце чует – не пришлет. Еще день-другой протянем – до закрытия ворот не успеем. Вы как думаете, Виктор Павлович?
Виктор не ответил. Вылез из спальника. Встал. Сделал несколько приседаний. Голова не кружится. Эти уже хорошо. Всем троим нужен врач. Вернее – госпиталь. Но батальон больше не выходит на связь. Вообще в Диком мире со связью всегда плохо: летом пакеты доставляют вестовые. Девятнадцатый век. Романтика. Скачешь верхом по лесу, солнечные полотнища меж стволов. Зверье непуганое, птицы, олени. Красота. Но каждый второй посланец пропадает без вести. Либо мары пристрелят, либо медведь задерет. И вестовой подыхает с выпавшими из живота кишками. Или тонет в болоте, глотая вонючую воду. Виктору часто снилось, что он тонет в болоте. Просыпался в холодном поту. Кричал. Впрочем, они все трое вопили во сне, молотили руками невидимых врагов, рвались ходить – спальники мешали. Говорят, после моргала случается и не такое. Один парнишка пристрелил пятерых. Вроде как во сне. Шел, не открывая глаз, и стрелял. В мортале провел всего полдня.
– Лейтенант слабоват еще, – ответил наконец после долгой паузы Виктор. – Если бы комбат вездеход прислал...
Впрочем, Виктор и сам сознавал, что надежда на подобный подарок призрачна. Ну, пообещал комбат Васильев, потом забыл. Вернее, понял, что зря сулил помощь. Зачем посылать в зону «синих» вездеход, в то время когда надо спешно отступать к воротам и каждая машина на счету. Виктор на месте майора Васильева ни за что бы не прислал машину. Но он бы и не стал обещать, что пришлет.
– Дольше ждем – быстрее будем бежать. Жаль, Дорожки здесь не самые ровные, – Виктор вздохнул.
– Мары, – добавил Димаш.
– И мары, – поддакнул Виктор. – Чтобы вернуться, уходить надо сегодня.
– Послушайте, Виктор Павлович... – Димаш выбрался из спальника, поежился. В одном белье теперь зябко; осень уже не ранняя: листопад, заморозки по утрам. Сырость. Сухари плесневели, едва их доставали из вакуумной упаковки, постель воняла грибами. Маленькая печка дымила – не согревала. Печку они топили нечасто: дымок от трубы заметен издалека. Дымок привлекал врага. Не умеют «синие» делать печки, Больше термопатроны используют и обогрев в спальниках.
«Стрельба, можно подумать, не привлекает», – мысленно усмехнулся про себя Виктор.
Впрочем, они редко теперь думали о «врагах». То есть о «синих». Да и какие они, к черту, враги? Одни нацепили синие кокарды, другие – красные значки. Свой, потому что у него красный значок. На той стороне, может быть, «синий» – твой лучший друг, а «красный» тебе подлянку устроит и с потрохами сожрет. Только на той стороне ты не сможешь его пристрелить за это.
Иногда Виктор даже мечтал, чтобы «прежние хозяева» вернулись в брошенный блиндаж и взяли их в плен. Без крови. «Враги» доставили бы их к воротам. Да, скорее всего, «синие» уже не опасны. Другое дело – мары.
На этом холме «игроки» обосновались давно. Блиндаж несколько раз подновляли. На стенах – постеры красоток. На самых первых, проеденных жучками, зеленых от плесени – Вера Найт. На тех, что клеили позже, – Лиана Мин. Наполовину китаянка. Женщины восточного типа снова входят в моду. Почему-то «синие» ушли, все бросив. И блиндаж, и припасы, и оружие. То есть удрали. И никто не вернулся. Однажды ночью, учуяв запах съестного, в блиндаж забралась лиса. Огромная, как овчарка. Спросонья Димаш решил, что это медведь, заорал благим матом, перепугал всех. Лиса удрала. Еще мышей было много. Мышей в этом мире много, потому что змей нет. Мыши большие, лисы большие, медведи – огромные. Такие тяжелые, что по деревьям не лазают. Летом трава поднимается в человеческий рост. В такой траве медведь легко может спрятаться. Или противник. Или мар.
А в мортале трава не растет. Вовсе.
В животе противно заурчало. Неужели опять? Когда же это прекратится?! Виктор почувствовал ненависть к ослабевшему телу. С одной стороны, конечно, хорошо, что он испытывает хотя бы ненависть. Раньше, когда они вырвались из мортала, чувств не было. Вообще никаких – только жрать, жрать, жрать!
– Послушайте, – повторил Димаш, доставая из кобуры бластер и в который раз проверяя заряд батареи. – Вот зараза, хватит один раз шмальнуть. Да и то на самом мине. А у вас?
– Три, – ответил Виктор.
Заряды он, в отличие от Димаша и Бориса, берег. Возвращение – не самый простой этап завратной жизни. Он знал это с чужих слов. Но готов был этим словам верить.
– Виктор Павлович, вы же лейтенант, – напомнил Димаш. – Как и Борька. Значит, можете отдать приказ отступать. Может, лейтенант пасиком решил заделаться?
Непривычны эти звания. Почему лейтенант, почему капитан? Звания дают на той стороне, на этой воюют. Точнее – играют в войну. Но многие заигрываются. До смерти.
– Старший теперь среди нас лейтенант Рузгин, – напомнил Виктор. – Я ведь не стрелок-портальщик.
– Я все рассчитал. – Димаш суетился, не слушая возражений. Впихивал в рюкзак вещи: пищевые пакеты, люминофоры, теплое белье на смену. Вещи валились на земляной пол, он вновь их запихивал. Торопился. – Сегодня двадцать шестое. – Он посмотрел на часы. Они показывали не только время суток, день и месяц, но и сколько осталось до закрытия врат. Нулевой меридиан этого мира проходит через ворота. Здесь только одна точка отсчета – врата. – Идти нам три дня. Если выйти утром. То есть в запасе ровно двое суток. Понимаете? А если мары? Если снег пойдет? Сейчас конец ноября. Здесь малость теплее, чем за вратами на той же широте. Но все равно. Снег повалит – нам кранты... Что будем делать, если снег?
– Соорудим лыжи... На лыжах еще быстрее идти, – рассеянно пробормотал Виктор, прислушиваясь ко все нарастающему бурчанию в кишечнике.
Таблетки, найденные в блиндаже, давно кончились.
– Вы серьезно? – смутился Димаш.
– Нет, конечно. А может, и да... Откуда мы знаем, что в нашей жизни – серьезно, что – только смех?
– Ну да... да... – закивал Димаш. – Вы же всегда так... Только я не пойму... Тон у вас серьезный... а слова...
– Серьезно, что у меня понос. – Виктор спешно натянул брюки и куртку, сунул ноги в ботинки.
Отличные армейские ботинки «синих» нашлись в блиндаже. Размер как раз тот, что у Виктора.
– Я в домик! Самое время подумать о нашем положении, – все тем же убийственно серьезным тоном сказал Виктор.
Выбежал наружу – и к уборной. «Домик» – это условно. Не было никакого «домика». Виктор с Димашем месяц назад пытались притащить будочку из брошенной деревни, но потом оставили эту затею. Силенок не хватило. После мортала они были слабы, как дети. Любая баба могла положить каждого на лопатки.
Среди невысоких ярко-зеленых елочек стояло два ярко-синих толчка. Виктор спустил штаны и опустился на тот стульчак, что слева. Левый стульчак был мужской, а тот, что справа – женский. Так они решили в первый день, когда добрались до блиндажа. Синего цвета толчки в ельнике остались от прежних обитателей. Анекдот: «У синих – синие толчки, у красных – белые. Почему? Ответ не помню... придумайте сами». Виктор усмехнулся, вспомнив, как на второй день оседлой жизни они вдвоем с Валюшкой сидели на стульчаках, маясь кровавым поносом. И ни ее, ни его это соседство не смущало.
Тогда, на второй день после спасения (они так все и говорили «первый день спасения», «второй день спасения», «третий...»), Рузгину удалось связаться с комбатом. Лейтенант долго орал в коммик, повторяя одно и то же: «Мы угодили в ловушку... Да, в мортале... остались четверо... (тогда их было еще четверо)... самим не выйти... пришлите вездеход...» Был уже сентябрь, связь работала. С грехом пополам.
– Обещал! Вася обещал прислать вездеход, – сообщил после разговора Борис. – Я ему координаты скинул.
Губы его расползлись в жалкой улыбке. Он, кажется, и сам не верил, что комбат пришлет за ними машину. Виктор только пожал плечами: если Васильев сумел прокормить обещаниями всю весну Эдика Арутяна, то Борьку Рузгина, несмотря на его лейтенантские нашивки, точно обманет. Комбат – торговец и делец. Все лето он продавал и покупал, ни от кого этого не скрывал. Арутян заплатил майору, и заплатил хорошо. Вопрос на засыпку: что мог предложить Васильеву лейтенант Рузгин?
– Говорят, Вася на той стороне дилером на бирже работает. Бабок у него немеряно. Особняк суперовский.
– Вранье, – отвечал Виктор. – Это он сам рассказывает, когда напьется. Мечта у него такая. На самом деле он торгует старыми машинами.
2
Проныра Арутян, Деляга Арутян – какими прозвищами только его не награждали! Умел он со всеми договариваться, устраивал дела по ту сторону врат и по эту. С майором Васильевым еще на той стороне он заключил контракт. Договор простой: как только они проходят врата (непременно в мае, когда мортал еще безопасен), комбат дает двум портальщикам (то есть Виктору и Эдику) вездеход, человек десять сопровождения, запасные блоки питания и отправляет на две недели в секретную экспедицию, за оказанную помощь Васильев заранее получает кругленькую сумму. В чем цель экспедиции, Эдик не говорил даже Виктору. Васильеву показал секретную карту. Комбат сразу понял, что придется идти через зону глубокого мортала. И еще понял – его людей Арутян поведет на смерть. (Карты той никто больше не видел. После смерти Эдика Виктор обшарил карманы Арутяна, но карты не нашел. Возможно, Эдик, как дурак, хранил карту в наладонном компе. Из наладонника в мортале текла зеленая слизь. )
Комбат не придумал ничего лучше, как тянуть время в надежде, что портальщикам и так хватит материала в Диком мире. Каждый раз у комбата находилось минимум десять причин, чтобы отложить экспедицию. То «синие» на хвосте, то батальон должен непременно выйти на заданную точку, то – поддержать масштабную операцию, то раненых надо отправить в эвакогоспиталь. Виктор напрасно пытался угадать, какую новую отговорку придумает Вася. Никогда не угадывал.
Эдик ярился, ругался, грозил содрать с Васильева неустойку: экспедиция срывалась.
– Да брось ты! – невозмутимо хмыкал Васильев. – Времени у нас полно.
В мае и первой половине июня в Диком мире стоит тишина. Боев обычно не бывает. Если какой-нибудь сумасшедший не вообразит себя новым Наполеоном и не попрет через болота и леса, через мортал напролом. Там и сгинет. В мае и в начале лета слишком сыро, дороги после зимы не восстановлены. Реки слишком полноводны и глубоки. Это время каждый расходует по своему усмотрению. Одни – на разработку операций, обсуждение планов и подготовку к нападению. Или к обороне. Другие оттягиваются по полной программе: завратный мир пьянит и обманывает – призрачной свободой и столь же призрачной безнаказанностью. Говорят, однажды Две армии дрались на мечах, обстреливали друг друга из луков, кололи копьями. Говорят... Да мало ли баек гуляет по завратному миру. Всех не упомнишь. Каждый бает по-своему. Почти все в мае охотятся: дичи тут вдосталь. Стреляй – не хочу. Поначалу ни медведи, ни косули людей не боялись. Потом, конечно, поняли, что к чему.
Арутян все же вытребовал у Васильева надувные лодки и решил сплавляться по реке. Течение бурное, повсюду коряги. Километр проплыли – купание в ледяной воде. Еще метров пятьсот – опять купание. Так весь день и провели в мокрой одежде. Наконец, измученные, выбрались на берег. Приметили два подходящих камешка – вещи мокрые разложить на солнце. Только двинулись к ним, камни встали и пошли. Оказалось – медведица с медвежонком. Медведица – килограммов шестьсот, под два метра ростом, медвежонок – раза в два меньше. Ну, рванули, ребята... мчались так, как никогда прежде не бегали. На дерево не залезли – взлетели. Сидели и смотрели сверху, как медведи резвятся на поляне, ловко, без всякой неуклюжести, будто ничего и не весят. Сообразив, что обед с дерева им не достать, звери в два прыжка перемахнули реку и ушли на другой склон.
– Почему ты не стрелял? – спросил Арутян, сидя верхом на ветке и не собираясь спускаться.
– У меня «Гарин» осветительными зарядами заряжен, – отвечал Виктор. – То есть это не бластер сейчас, а ракетница. А ты почему не выстрелил?
Арутян не ответил. Да и что отвечать? Свой карабин он потерял в траве, пока мчался к дереву (потом, когда с дерева слезли и карабин нашли, выяснилось, что он вообще не заряжен).
– Если бы не этот дуб... – многозначительно сказал Арутян.
– Это береза, – поправил его Виктор. – Просто здешние березы очень похожи на наши дубы.
– Здесь все особенное.
– Да. И знаешь, что самое замечательное?
– Что?
– То, что здешние медведи по деревьям не лазают.
После этого приключения у Арутяна пропала охота идти на лодках по реке. Переночевали в палатке (до ветру выходили непременно с оружием) и вернулись.
– Я всегда знал, что портальщики – шустрые ребята, – встретил их ухмылкой комбат. – Говорили: нужно две недели. Управились за два дня.
– Мы охотились, – соврал Арутян.
– На кого?
– На медведя, – ляпнул Эдик.
– Я и не знал, что ты снайпер, дорогой! Можешь медведю в глаз попасть, чтобы пуля в мозг вошла. Иначе пулька из этого карабина медведя не завалит. А если не завалит – ты покойник.
Эдик покраснел. Потом полиловел. Кусал губы. Виктора разбирал смех.
Май истек. Скатился в июнь и лето. Врата закрылись, идти в экспедицию через зоны мортального леса теперь было самоубийством. Безопасным (относительно) мортал станет только в сентябре. Арутян надеялся все дела завершить за две недели весной, а осенью, когда врата распахнутся и начнется исход, первым нырнуть обратно (благо порталыциков пропускают без очереди – таков закон) и явиться перед Гремучкой победителем. Теперь его планы рухнули. Придется ждать три месяца. А в сентябре истратить две или три недели на таинственную экспедицию. Успех, неуспех, почти все едино: первым за врата уже не прорваться. Что бы теперь ни удалось отыскать Арутяну, сенсация будет второй свежести. То есть с душком. С каждым днем Эдик бесился все больше, пытался придумать выход, рисовал какие-то схемы, расспрашивал ветеранов, тех, кто побывал за вратами, и не раз, все твердили одно: соваться в мортал в августе, до открытия врат, смертельно опасно.
Эдик нервничал, худел, чуть что – срывался на крик. Для него ожидание было ножом острым. Виктор же, напротив, оставался невозмутимым. Задание от Гремучки у него было одно: снимать то, что интересно. И он снимал, ни на минуту не расставаясь с видашником. Записанные инфокапсулы ложились в коробку одна к другой. Завратный мир сулил новое каждую минуту, любая банальность могла обернуться сенсацией. Или катастрофой – для кого как.
Помнится, в долине Белых кроликов офицеры на исходе июня решили немного расслабиться. Пикничок. Вино, водочка, шашлыки. Погоды стояли чудные... Все цвело, благоухало – деревья, травы... мелкое озерцо прогрелось не хуже бассейна. Девчонок пригласили: их не так мало идет через врата, искательниц приключений, бедовых подруг или просто дешевых давалок, решивших подзаработать.
Пили (коньяк и вино), ели (шашлыки получились отменные), травили анекдоты (над старыми, с бородой, смеялись особенно долго), предвкушая легкие победы над «синими». Сидевший рядом с Виктором лейтенантик вдруг повалился на пикниковую скатерть, лицом в порезанные кусками помидоры и огурцы, обрызгав щеку Виктора густым и теплым... Виктор отшатнулся. Это его и спасло. Вторая пуля прошла там, где мгновение назад была голова порталыцика, и угодила сидящей напротив на траве красавице врачихе в грудь. Еще один выстрел. Кто-то продолжал хохотать над последним анекдотом, но остальные повалились на траву, елозили, отползая от залитой кровью скатерти под защиту ближайших валунов. Виктор схватился за рукоять «Гарина». В первый момент забыл сбросить предохранитель, давил на кнопку разрядника, не понимая, почему проклятый «Гарин» не стреляет. Врата закрыты. Но это же не мортал – в мортале «Гарин» летом бесполезен. Потом сообразил, вспомнил про предохранитель. Откуда вели огонь «синие» снайперы, он не знал. Откуда-то сзади, раз пуля угодила лейтенанту в затылок. Виктор развернулся и принялся поливать лучом серую скалу, что возвышалась над поляной. Батарея «Гарина» села через полминуты. Кто-то из офицеров уже опомнился, слева и справа грохотали выстрелы из автоматов. Били все по той же серой скале. Но «синие» больше не стреляли. Где они? Там? Ушли? Пальба постепенно стихала. Где снайперы? Не определить. Виктор нащупал непослушными пальцами бинокль, но ничего разглядеть не успел: полыхнуло белым огнем, скала осела, развалилась на части. Кто-то выпустил фотонную гранату. В этом году их разрешили наряду с парализующими. Ну вот, теперь уже точно не узнать, был ли там кто-то. Виктор подполз к лейтенанту, убитому в начале пальбы. Перевернул. Вместо лица – красное месиво с прилипшими кружками огурцов. Огурцы тоже красные.
– Салат с кровью, новое блюдо, – хмыкнул офицерик рядом и заржал.
– Разве так можно?! Я спрашиваю: разве так можно? – кричал Рузгин, потрясая в воздухе «Гариным», из которого он ни разу не выстрелил. – Это – подлость! Удар в спину! Гады! Так нельзя! Нельзя! Куда смотрят наблюдатели?
Он схватил бутылку коньяка, открыл, хлебнул из горла, закашлялся.
Приехала на джипе с белым флажком военная полиция. Но поскольку скалу разнесли на куски фотонной гранатой, разбираться не стала. Немолодой мужчина в серой форме с белой повязкой на рукаве, украшенной буквами «MP», долго о чем-то объяснялся по рации с начальством.
Спустя полчаса прилетел вертолет наблюдателей, сделал круг над местом происшествия, произвел съемку и улетел. Вертолетами на этой стороне располагал только наблюдательный совет. Их провозили через врата частями и собирали уже здесь. На зиму вертушки оставляют в ангаре под защитой силовых установок и отряда военной полиции. Говорят, каждую зиму мары пытаются их отбить. Пока не получалось.
Мары. Призраки, дьяволы, проклятые. Их ненавидят все – и «синие», и «красные», – и все боятся. Map – худшее ругательство по эту сторону врат.
Виктор положил руку Борьке Рузгину на плечо:
– До сих пор никто не знает, чем отличается военная хитрость от подлости. Формально они не нарушили ни одного из пунктов летней операции. Мы в зоне военных действий.
– Вы кого-нибудь убили, Виктор Палыч? – спросила Валюша. Когда стреляли, она была в кладовой – набирала в корзинку припасы. Теперь вернулась. Заахала, потом вспомнила про аптечку в сумке, кинулась перевязывать. Раненых было трое. – Убили?
– Не знаю, может быть. Скорее всего, нет.
– Это хорошо, – Валюша одобрительно кивнула. – То есть для вас хорошо.
– Почему? – не понял Виктор.
– Говорят, тот, кто убивает, на ком кровь, рано или поздно уходит к марам.
– Кто вам сказал подобную чепуху, Валюша? – пожал плечами Виктор.
– Это все знают.
– Спасибо, что предупредили, милая.
В человека Виктор стрелял не впервые. Впервые было на той стороне. Когда отряд миротворцев окружили в Дарфуре. Семь лет назад.
3
Эдик всю перестрелку пролежал за камнем, лицом в землю, руки – на голове. Он что-то бормотал, подвывал. Проклинал и плакал. Был готов сдаться. Он был жалок. Кто бы мог подумать в тот день, что Арутян окажется таким смелым в мортале!
Вечером Эдик явился к Виктору в сборный домик (на базе они жили в аккуратных домиках с туалетами и душевыми, почти комфортно) и заявил, что экспедиция переносится на август. Комбату уже предъявлен ультиматум: или Васильев дает людей и вездеход, или возвращает аванс и платит неустойку. Васильев юлил, отговаривался: очередная операция на носу, вездеходы наперечет, лето, врата закрыты, людьми в мортале рисковать нельзя. Эдик напомнил: договор лежит на той стороне у Гремучки в Сейфе. Неустойка в нем прописана пятизначным числом.
– Подожди до сентября, – советовал комбат. – Куда ты торопишься? Почему именно весной или летом?
– Большая игра. Думаешь, тебе просто так деньги заплатили?
Васильев сдался.
То есть сказал:
– Ладно, хочешь сдохнуть в мортале – сдыхай.
Выделил лейтенанта Рузгина и с ним еще семь человек вместо обещанных десяти. Валюша вызвалась сопровождать их добровольно. Та самая Валюшка, Валентина, пухленькая развеселая хохотушка.
Все это красочно в лицах рассказывал Эдик, глотая коньяк как воду. Виктор слушал и качал головой. Он понимал: Эдик тащит их на смерть. Понимал это и майор Васильев. Не в первый раз комбат в Диком мире знал, что к чему.
«Смерть? Ерунда! – отговаривался Арутян. – Я знаю, как пройти мортал. Ты и не заметишь, что угодил в этот долбаный лес!»
Но Виктор не верил. Для Арутяна главное – достигнуть. Какими путями и как – все равно. Убеждать – бесполезно. Напугать? Виктор пытался. Но в ответ Эдик лишь хитро подмигивал и твердил: «А я не боюсь». Можно было отказаться (Виктор имел право как портальщик: где хочу, там и снимаю, и никто мне не указ); второй вариант – пристрелить Арутяна, чтобы тот никуда не пошел и людей не погубил, и, наконец – третий – идти вместе с Эдиком и попытаться вытащить ребят из мортала.
Первый вариант Виктор сразу отмел, второй – не мог исполнить. Значит, оставался третий путь...
И они отправились. Середина августа. Жара. Просторы. На той стороне не увидишь такого: равнины, луга, реки, леса... Здесь все – необозримо. А там – впритык, и все плечом к плечу, построено, посажено, подстрижено. Все ненастоящее, даже то, что растет и дышит. Там – суета и духота. Здесь – тишина, запах травы, бездонные небеса, бездонные озера и реки; заблудишься и утонешь – в небесах или в воде. Тишина. Только здесь понимаешь, что это такое. Но тишину, в конце концов, разорвет автоматная очередь.
Зона войны. Она нанесена на карту. Заранее, еще зимой, генералы договариваются и очерчивают район, где будут воевать. Каждому стрелку при проходе через врата выдают бумажную карту. Последний краткий инструктаж: «Ты должен быть здесь к началу июня. А ты – здесь. Тут молжо стрелять. Тут – нельзя. Похоронные команды, медики, Красный Крест, военная полиция, наблюдатели, пацифисты, то есть пасики – неприкосновенны. В любое время можно убивать только маров. Этих – сколько угодно. К стенке. То есть к ближайшему стволу. Без знаков отличия ходить запрещено. Синие и красные значки не прятать. Мишень для снайпера? Все равно запрещается. Возьмите для детей конфеты. Что? Откуда в завратном мире дети? Не знаю. Но их там полно. Купите не меньше килограмма. Иначе получится некрасиво». – «Где купить?» – «В киоске». – «Там цены бешеные. Двести граммов хватит за глаза. Да и нет там никаких детей. Враки».
Детей они увидели в первый день, как прошли врата. Мальчика лет десяти и девчонку лет семи. Они торговали серебряными портсигарами. Конфеты взяли. Охотно. Но цену на портсигары не скинули. Дети смотрели на вновь прибывших снизу вверх. А казалось – сверху вниз. Снисходя.
4
Им везло поначалу. Ни стрельбы, ни маров.
Вездеход мчался по дорогам в расположении «красных».
– Говорят, у «милитари» где-то в южных краях есть целый поселок. Роскошный. Дома с бассейнами, кафе, клуб, – таинственным тоном сообщила Валюшка. – В ту сторону дорога проложена, и на ней охрана.