Страница:
Услышав наконец какой-то шум, Юлин выглянул наружу и увидел, что к кораблю приближается Трелиг в сопровождении двух охранников. Молодой человек даже плюнул в сердцах – настолько все эти сексуальные калеки выглядели одинаково. Все трое были настроены очень решительно и деловито полезли в люк. Бен уловил выразительный взгляд Трелига и сразу же успокоился.
– Только что у нас состоялось совещание, на котором было решено отпустить всех, кто хочет свести счеты с жизнью, – сообщил один из охранников женщине, поднявшейся к ним навстречу из кресла пилота. – Если роботы-часовые уничтожат нас – прекрасно. Если нет – мы сами подорвем корабль.
– Откуда такая жестокость? – спросил Юлин.
Охранник помрачнел.
– Я и мои товарищи хотим умереть быстро. Мы только что убили несчастных, которых Трелиг в назидание остальным еще раньше оставил без губки. Ни один из нас не желает стать таким, какими были они. Мы собираемся помочь людям избежать этого и совершить задуманное совместно. А потом… да нет, собственно, это все.
Когда он еще только начал говорить, Юлин заметил, как Трелиг, вошедший самым последним, медленно вытаскивает пистолет и направляет его на обоих охранников. Молодой человек мысленно вознес молитву родовым богам, в которых никогда не верил, и кивнул.
– Понимаю, – сказал он. – Я постараюсь, чтобы все прошло без осложнений. Полагаю, это – прощание.
Охранник уже открыл рот, чтобы что-то ответить, но в этот момент Трелиг в упор выпустил в него и в его соседа две короткие очереди, предварительно поставив пистолет на полную мощность огня. Юлин и Зиндер инстинктивно пригнулись, но бывший советник стрелял превосходно. Охранники окутались ярко-оранжевым сиянием и исчезли. От них ничего не осталось, кроме нескольких подпалин на ковре и отвратительного едкого запаха горелой плоти.
– Закройте люк! Уходим! – крикнул Трелиг. Но Юлина не надо было подгонять. Корабль задрожал, послышался вой разгоняемого двигателя, зазвенело сброшенное причальное устройство, и, чуть ли не до того как Зиндер с Трелигом успели сесть и привязаться, Юлин вдавил в панель управления кнопку старта.
– Спокойнее, идиот! – резко сказал Трелиг. – Вы же нас угробите! Мы уже смылись! Теперь они не смогут нам помешать!
Ошеломленный Юлин быстро взглянул на Трелига и на приборы. Его начала бить легкая дрожь.
Роботы-часовые передали свое предупреждение, после чего Трелиг сообщил им необходимый код.
– Куда двинемся? – успокоившись, спросил Бен Юлин у Антора Трелига.
– Вначале посмотрим на эту диковинную планету, – ответил хозяин. – Она вызывает у меня любопытство.
Юлин развернул корабль и, сбавив скорость, медленно направил его к сверкающему шару.
Трелиг обернулся к Никки.
– Зиндер! – позвал он. – Идите в носовую часть и присоединяйтесь к нам.
В манерах толстушки что-то неуловимо изменилось. Развязав ремни, она подошла к экрану.
– Невероятно! – произнес старый ученый голосом дочери.
– Интересно, почему два полушария одной планеты так непохожи друг на друга? – спросил Трелиг. – Взгляните – на юге те же сверкающие грани, но много зелени, и океан, и прочее в том же духе. Напоминает наш мир. Далее идет янтарная лента вокруг экватора, а затем – совершенно иная картина.
– Приполюсные районы тоже весьма любопытны, – заметил Гил Зиндер. – Посмотрите, какие они темные. Словно гигантские здания в сотни, а может быть, даже в тысячи километров в поперечнике.
– Давайте снизимся над одним из полюсов, – предложил Юлин. – И кстати, обратите внимание на их центры.
Вглядевшись в экран, они поняли, что он имеет в виду. В самом центре темного пятна находилась огромная расщелина гексагональной формы, заполненная абсолютным мраком.
– Что это такое? – удивленно спросил Трелиг. Гил Зиндер на мгновение задумался.
– Не знаю, – сказал он. – Возможно, что-нибудь вроде нашей большой тарелки, но только куда более изощренное.
– Но почему она шестиугольная? – раздражаясь настаивал Трелиг. – Черт возьми, здесь повсюду гексагоны!
– Марковиане обожали гексагоны, – сообщил Бен Юлин. – Даже города у них имели эту форму. В детстве я как-то раз побывал на развалинах…
– Давайте осмотрим север, – оборвал его Трелиг. – Он так поразительно отличается от юга. Должна быть какая-то причина.
Юлин притормозил, и изображение на экране закружилось вихрем.
– Хитрая штука этот челнок, – пробормотал молодой человек сквозь зубы. – Похоже, подобные корабли не рассчитаны на малую скорость, за исключением приземления и захода в док.
Пересекая экватор, они увидели настоящий барьер – внушительный и непрозрачный.
– Эх, если бы у нас была хоть какая-нибудь аппаратура, – вздохнул Зиндер, чем-то искренне заинтересованный. – Мне бы хотелось узнать, из чего состоят эти странные образования. Похоже на метан, аммиак и все их соединения.
Корабль пересек терминатор и оказался в полной темноте.
– Смотрите, здесь кто-то живет, – заметил Трелиг, указывая вниз.
Действительно, в некоторых гексах отдельные районы были ярко освещены, там явно находились крупные города.
– Жаль, что мы не можем подойти к ним немного поближе, – с неподдельным огорчением сказал Зиндер. – Искажения, вызванные атмосферой, слишком велики.
– Я попробую спуститься чуть ниже, – ответил Юлин, – и проскочить над верхними слоями стратосферы. Это сохранит нам достаточную эффективность движения в вакууме и в то же время позволит рассмотреть некоторые детали.
Не услышав возражений, он осторожно повел корабль вниз. Они снова пересекли терминатор и окунулись в ослепительный солнечный свет.
Неожиданно двигатель затрясся, а лампы приборов ослепительно ярко вспыхнули.
– Что случилось? – резко бросил Трелиг. Юлин был искренне удивлен.
– Я… я не знаю.
Это повторилось еще раз, и тогда он перевел корабль на ручное управление, чтобы попытаться устранить неполадки.
– У нас почему-то скачками падает мощность, – объяснил молодой человек.
– Поднимайтесь выше! – приказал Трелиг, но в этот момент все лампы погасли.
– Мы падаем! – завопил Юлин. – Боже мой!
Трелиг в панике защелкал выключателями. В рубке было почти совсем темно, так что все это делалось практически на ощупь.
И вдруг все восстановилось. Сзади и спереди челнока раздавался пронзительный вой.
Передний экран отъехал в сторону, открыв отвратительный ландшафт, простиравшийся в каких-нибудь десяти километрах под ними. Трелиг ухватился за штурвал, вмонтированный в приборную панель второго пилота.
Лампы и приборы снова вырубились, и корабль начал двигаться рывками, его дергала и тащила неведомая сила, сопротивляться которой было невозможно. Трелиг крутил штурвал, пытаясь вернуть контроль над управлением. Но все было тщетно.
Вид, открывавшийся перед ними, оказался реальным: панель экрана загораживала окно, расположенное на носу космического челнока.
– Это устройство годится для полетов и в атмосфере, и в безвоздушном пространстве, – объяснил Трелиг, который, сжав зубы, все еще старался подчинить себе корабль. – Крылья наконец развернуты, – сообщил он. – Думаю, что сумею приземлиться, даже если двигатели полностью выйдут из строя.
Юлин наблюдал, как с пугающей быстротой приближается земля.
– Найдите мне ровное место длиной около двадцати километров, чтобы мы могли сесть! – заорал Трелиг.
– А разве у этой штуки есть колеса? – поинтересовался молодой человек, всматриваясь вдаль.
– Не глупите! – оборвал его хозяин. – И привяжитесь вы, оба! Даже если к двигателям вернется мощность, я не смогу удерживать корабль в воздухе достаточно долго, а значит, мы приложимся как следует!
– Вот оно! Ровное поле впереди! Видите? – крикнул Юлин.
Трелиг скрипнул зубами и повернул штурвал. Корабль мотало из стороны в сторону. Как они позднее поняли, их спасла повышенная плотность атмосферы, замедлившая падение. Как раз настолько, чтобы они остались живы.
Челнок упал на землю с ужасающим грохотом. Юлин закричал от боли, так как у него еще сильнее разболелись сломанное ребро и многочисленные ушибы – последствия схватки с Рамни.
Корабль скользил по бесплодной каменистой поверхности, и им казалась, что это будет длиться вечно. В конце концов они врезались в почти вертикальный склон, чуть не перевернулись, наконец остановились.
Трелиг застонал, развязал ремни и огляделся вокруг. Юлин был без сознания. Только сейчас Трелиг заметил на нем рваную одежду, синяки и раны. «Где же это «Мавра Чанг» умудрилась их получить?» – подумал он с любопытством.
Зиндер пострадал намного меньше. Тряска и впившиеся в тело ремни вызвали у него состояние душевной подавленности; старик получил несколько царапин и синяков. Однако в целом, если не считать головокружения после удара, он чувствовал себя неплохо.
Попытавшись встать, Трелиг ощутил, что у него тоже сильно кружится голова. Он несколько раз падал обратно в кресло, пребольно ударяясь задницей, прежде чем понял, что на ногах ему все равно не удержаться. В мозгу советника билась одна-единственная мысль – он это сделал, спас их.
Трелиг взглянул на холодный пейзаж. Бесплодные черные скалы под темной плотной атмосферой, состоящей из… А впрочем, кто знает, из чего она состоит? В любом случае дышать этим воздухом человек не сможет.
Они остались живы – но надолго ли?
ЮЖНАЯ ЗОНА
ТЕЛИАГИН
– Только что у нас состоялось совещание, на котором было решено отпустить всех, кто хочет свести счеты с жизнью, – сообщил один из охранников женщине, поднявшейся к ним навстречу из кресла пилота. – Если роботы-часовые уничтожат нас – прекрасно. Если нет – мы сами подорвем корабль.
– Откуда такая жестокость? – спросил Юлин.
Охранник помрачнел.
– Я и мои товарищи хотим умереть быстро. Мы только что убили несчастных, которых Трелиг в назидание остальным еще раньше оставил без губки. Ни один из нас не желает стать таким, какими были они. Мы собираемся помочь людям избежать этого и совершить задуманное совместно. А потом… да нет, собственно, это все.
Когда он еще только начал говорить, Юлин заметил, как Трелиг, вошедший самым последним, медленно вытаскивает пистолет и направляет его на обоих охранников. Молодой человек мысленно вознес молитву родовым богам, в которых никогда не верил, и кивнул.
– Понимаю, – сказал он. – Я постараюсь, чтобы все прошло без осложнений. Полагаю, это – прощание.
Охранник уже открыл рот, чтобы что-то ответить, но в этот момент Трелиг в упор выпустил в него и в его соседа две короткие очереди, предварительно поставив пистолет на полную мощность огня. Юлин и Зиндер инстинктивно пригнулись, но бывший советник стрелял превосходно. Охранники окутались ярко-оранжевым сиянием и исчезли. От них ничего не осталось, кроме нескольких подпалин на ковре и отвратительного едкого запаха горелой плоти.
– Закройте люк! Уходим! – крикнул Трелиг. Но Юлина не надо было подгонять. Корабль задрожал, послышался вой разгоняемого двигателя, зазвенело сброшенное причальное устройство, и, чуть ли не до того как Зиндер с Трелигом успели сесть и привязаться, Юлин вдавил в панель управления кнопку старта.
– Спокойнее, идиот! – резко сказал Трелиг. – Вы же нас угробите! Мы уже смылись! Теперь они не смогут нам помешать!
Ошеломленный Юлин быстро взглянул на Трелига и на приборы. Его начала бить легкая дрожь.
Роботы-часовые передали свое предупреждение, после чего Трелиг сообщил им необходимый код.
– Куда двинемся? – успокоившись, спросил Бен Юлин у Антора Трелига.
– Вначале посмотрим на эту диковинную планету, – ответил хозяин. – Она вызывает у меня любопытство.
Юлин развернул корабль и, сбавив скорость, медленно направил его к сверкающему шару.
Трелиг обернулся к Никки.
– Зиндер! – позвал он. – Идите в носовую часть и присоединяйтесь к нам.
В манерах толстушки что-то неуловимо изменилось. Развязав ремни, она подошла к экрану.
– Невероятно! – произнес старый ученый голосом дочери.
– Интересно, почему два полушария одной планеты так непохожи друг на друга? – спросил Трелиг. – Взгляните – на юге те же сверкающие грани, но много зелени, и океан, и прочее в том же духе. Напоминает наш мир. Далее идет янтарная лента вокруг экватора, а затем – совершенно иная картина.
– Приполюсные районы тоже весьма любопытны, – заметил Гил Зиндер. – Посмотрите, какие они темные. Словно гигантские здания в сотни, а может быть, даже в тысячи километров в поперечнике.
– Давайте снизимся над одним из полюсов, – предложил Юлин. – И кстати, обратите внимание на их центры.
Вглядевшись в экран, они поняли, что он имеет в виду. В самом центре темного пятна находилась огромная расщелина гексагональной формы, заполненная абсолютным мраком.
– Что это такое? – удивленно спросил Трелиг. Гил Зиндер на мгновение задумался.
– Не знаю, – сказал он. – Возможно, что-нибудь вроде нашей большой тарелки, но только куда более изощренное.
– Но почему она шестиугольная? – раздражаясь настаивал Трелиг. – Черт возьми, здесь повсюду гексагоны!
– Марковиане обожали гексагоны, – сообщил Бен Юлин. – Даже города у них имели эту форму. В детстве я как-то раз побывал на развалинах…
– Давайте осмотрим север, – оборвал его Трелиг. – Он так поразительно отличается от юга. Должна быть какая-то причина.
Юлин притормозил, и изображение на экране закружилось вихрем.
– Хитрая штука этот челнок, – пробормотал молодой человек сквозь зубы. – Похоже, подобные корабли не рассчитаны на малую скорость, за исключением приземления и захода в док.
Пересекая экватор, они увидели настоящий барьер – внушительный и непрозрачный.
– Эх, если бы у нас была хоть какая-нибудь аппаратура, – вздохнул Зиндер, чем-то искренне заинтересованный. – Мне бы хотелось узнать, из чего состоят эти странные образования. Похоже на метан, аммиак и все их соединения.
Корабль пересек терминатор и оказался в полной темноте.
– Смотрите, здесь кто-то живет, – заметил Трелиг, указывая вниз.
Действительно, в некоторых гексах отдельные районы были ярко освещены, там явно находились крупные города.
– Жаль, что мы не можем подойти к ним немного поближе, – с неподдельным огорчением сказал Зиндер. – Искажения, вызванные атмосферой, слишком велики.
– Я попробую спуститься чуть ниже, – ответил Юлин, – и проскочить над верхними слоями стратосферы. Это сохранит нам достаточную эффективность движения в вакууме и в то же время позволит рассмотреть некоторые детали.
Не услышав возражений, он осторожно повел корабль вниз. Они снова пересекли терминатор и окунулись в ослепительный солнечный свет.
Неожиданно двигатель затрясся, а лампы приборов ослепительно ярко вспыхнули.
– Что случилось? – резко бросил Трелиг. Юлин был искренне удивлен.
– Я… я не знаю.
Это повторилось еще раз, и тогда он перевел корабль на ручное управление, чтобы попытаться устранить неполадки.
– У нас почему-то скачками падает мощность, – объяснил молодой человек.
– Поднимайтесь выше! – приказал Трелиг, но в этот момент все лампы погасли.
– Мы падаем! – завопил Юлин. – Боже мой!
Трелиг в панике защелкал выключателями. В рубке было почти совсем темно, так что все это делалось практически на ощупь.
И вдруг все восстановилось. Сзади и спереди челнока раздавался пронзительный вой.
Передний экран отъехал в сторону, открыв отвратительный ландшафт, простиравшийся в каких-нибудь десяти километрах под ними. Трелиг ухватился за штурвал, вмонтированный в приборную панель второго пилота.
Лампы и приборы снова вырубились, и корабль начал двигаться рывками, его дергала и тащила неведомая сила, сопротивляться которой было невозможно. Трелиг крутил штурвал, пытаясь вернуть контроль над управлением. Но все было тщетно.
Вид, открывавшийся перед ними, оказался реальным: панель экрана загораживала окно, расположенное на носу космического челнока.
– Это устройство годится для полетов и в атмосфере, и в безвоздушном пространстве, – объяснил Трелиг, который, сжав зубы, все еще старался подчинить себе корабль. – Крылья наконец развернуты, – сообщил он. – Думаю, что сумею приземлиться, даже если двигатели полностью выйдут из строя.
Юлин наблюдал, как с пугающей быстротой приближается земля.
– Найдите мне ровное место длиной около двадцати километров, чтобы мы могли сесть! – заорал Трелиг.
– А разве у этой штуки есть колеса? – поинтересовался молодой человек, всматриваясь вдаль.
– Не глупите! – оборвал его хозяин. – И привяжитесь вы, оба! Даже если к двигателям вернется мощность, я не смогу удерживать корабль в воздухе достаточно долго, а значит, мы приложимся как следует!
– Вот оно! Ровное поле впереди! Видите? – крикнул Юлин.
Трелиг скрипнул зубами и повернул штурвал. Корабль мотало из стороны в сторону. Как они позднее поняли, их спасла повышенная плотность атмосферы, замедлившая падение. Как раз настолько, чтобы они остались живы.
Челнок упал на землю с ужасающим грохотом. Юлин закричал от боли, так как у него еще сильнее разболелись сломанное ребро и многочисленные ушибы – последствия схватки с Рамни.
Корабль скользил по бесплодной каменистой поверхности, и им казалась, что это будет длиться вечно. В конце концов они врезались в почти вертикальный склон, чуть не перевернулись, наконец остановились.
Трелиг застонал, развязал ремни и огляделся вокруг. Юлин был без сознания. Только сейчас Трелиг заметил на нем рваную одежду, синяки и раны. «Где же это «Мавра Чанг» умудрилась их получить?» – подумал он с любопытством.
Зиндер пострадал намного меньше. Тряска и впившиеся в тело ремни вызвали у него состояние душевной подавленности; старик получил несколько царапин и синяков. Однако в целом, если не считать головокружения после удара, он чувствовал себя неплохо.
Попытавшись встать, Трелиг ощутил, что у него тоже сильно кружится голова. Он несколько раз падал обратно в кресло, пребольно ударяясь задницей, прежде чем понял, что на ногах ему все равно не удержаться. В мозгу советника билась одна-единственная мысль – он это сделал, спас их.
Трелиг взглянул на холодный пейзаж. Бесплодные черные скалы под темной плотной атмосферой, состоящей из… А впрочем, кто знает, из чего она состоит? В любом случае дышать этим воздухом человек не сможет.
Они остались живы – но надолго ли?
ЮЖНАЯ ЗОНА
– Еще одно приземление? – пришел в ужас Ортега.
– Во время очередного сеанса наблюдения за спутником мы отметили всплеск энергии, – донесся до него через внутризонную систему связи механический голос Гола Митера. – Вначале нам было трудно засечь их, но благодаря медлительности пилота это удалось. Операторы точно рассчитали орбиту и задействовали прекрасную съемочную аппаратуру. Чего бы я только ни дал, чтобы посмотреть на нашу планету из космоса!
Ортега разделял его чувства.
– Так они все же сели? Я еще не получил об этом никакого доклада.
– В конце концов они спустились немного пониже, попали в зону воздействия Колодца, и, как у предыдущих, у них полностью отказала техника. Причина, по которой вы о них ничего не слышали, состоит в том, что любознательность наших непрошеных гостей зашла слишком далеко – им захотелось бросить взгляд на Север, и они направились туда. Насколько мы можем судить, они находятся между 11.46 и 13.18 либо в Учджине, либо в Ашиншихе. Вам что-нибудь известно об этих гексах?
В то время как шесть рук Ортеги перебирали карты, схемы и диаграммы, его рот изрыгал проклятия. Всю свою жизнь улик предпочитал создавать осложнения другим, но никак не преодолевать их сам.
Карты Севера оказались весьма приблизительными. Например, отмеченные на них океаны могли состоять из метана или из дюжины других, еще более смертельных соединений. Между жителями Юга и тамошними обитателями не могло быть никакого родства, ничего общего, даже того, что хоть как-то объединяло шестирукого змия Сержа Ортегу и гигантского паука Гола Митера. Некоторые северные расы были настолько чуждыми, что у них не существовало единой системы координат, в рамках которой южане чувствовали бы себя относительно нормально.
Глядя в карту, улик убедился лишь в одном – оба гекса, и Учджин, и Ашинших, – были не– или полутехнологическими и не могли взяться за ремонт хитроумных двигателей, установленных на космическом корабле.
Он вздохнул.
– Гол, даже если они выжили после аварии, в чем я лично сомневаюсь, у них скоро кончится воздух. Не знаю, имеют ли отношение, прах их побери, обозначения на карте Учджина к составу его атмосферы, но кислорода там нет, это точно. В Ашиншихе дела обстоят немного лучше, но там столько водорода, что они могут взорвать к чертям полгекса.
Митер задумался.
– Поскольку у нас нет никаких сообщений о катастрофе и не появилось никаких признаков активации Колодца, скорее всего они приземлились в Учджине, – сказал он наконец. – Как насчет ваших контактов на Севере? Можем мы что-нибудь использовать?
– Сомневаюсь, – мрачно ответил Ортега. – Из тех, кто живет там поблизости, я никого не знаю. Я даже не имею ни малейшего представления, как выглядит этот Учджин. И вообще мне крайне неприятно, что в эту историю оказались втянуты северяне. Я не доверяю тому, кого не могу понять, а некоторые из этих парней – отвратительные субъекты, движимые абсолютно непонятными побуждениями.
– Но выбора у нас нет, – сказал прагматичный Митер. – Я пошлю кого-нибудь в Северную Зону, и мы посмотрим, что можно сделать. Кстати, наши научные наблюдатели лояльны Северу. И раз они проследили за аварией, там уже обо всем известно. – Он помолчал. – Не унывай, Серж. Даже если эта штука осталась невредимой, северяне не смогут на ней летать. Она либо наша, либо ничья.
– Не наша, – поправил его Ортега. – И, дай Бог, ничья.
За какие-нибудь полдня техники установили в посольстве специальное оборудование, и улик по прямой линии связи соединился с Вардией.
– Чилл, – ответил ему незнакомый голос.
– Говорит Серж Ортега. На Севере совершена еще одна посадка. Займитесь этим. И еще, есть у вас хоть что-нибудь о телиагинском деле?
– Гм… Север… – пробормотало мыслящее растение. – Нет, из сектора Телиагина пока ничего не поступило. Впрочем, группа из Латы прибыла туда довольно быстро. Имейте терпение, Серж. Прошло всего два дня.
– Терпение – добродетель, присущая мертвецам, – проворчал Ортега и выключил связь.
– Во время очередного сеанса наблюдения за спутником мы отметили всплеск энергии, – донесся до него через внутризонную систему связи механический голос Гола Митера. – Вначале нам было трудно засечь их, но благодаря медлительности пилота это удалось. Операторы точно рассчитали орбиту и задействовали прекрасную съемочную аппаратуру. Чего бы я только ни дал, чтобы посмотреть на нашу планету из космоса!
Ортега разделял его чувства.
– Так они все же сели? Я еще не получил об этом никакого доклада.
– В конце концов они спустились немного пониже, попали в зону воздействия Колодца, и, как у предыдущих, у них полностью отказала техника. Причина, по которой вы о них ничего не слышали, состоит в том, что любознательность наших непрошеных гостей зашла слишком далеко – им захотелось бросить взгляд на Север, и они направились туда. Насколько мы можем судить, они находятся между 11.46 и 13.18 либо в Учджине, либо в Ашиншихе. Вам что-нибудь известно об этих гексах?
В то время как шесть рук Ортеги перебирали карты, схемы и диаграммы, его рот изрыгал проклятия. Всю свою жизнь улик предпочитал создавать осложнения другим, но никак не преодолевать их сам.
Карты Севера оказались весьма приблизительными. Например, отмеченные на них океаны могли состоять из метана или из дюжины других, еще более смертельных соединений. Между жителями Юга и тамошними обитателями не могло быть никакого родства, ничего общего, даже того, что хоть как-то объединяло шестирукого змия Сержа Ортегу и гигантского паука Гола Митера. Некоторые северные расы были настолько чуждыми, что у них не существовало единой системы координат, в рамках которой южане чувствовали бы себя относительно нормально.
Глядя в карту, улик убедился лишь в одном – оба гекса, и Учджин, и Ашинших, – были не– или полутехнологическими и не могли взяться за ремонт хитроумных двигателей, установленных на космическом корабле.
Он вздохнул.
– Гол, даже если они выжили после аварии, в чем я лично сомневаюсь, у них скоро кончится воздух. Не знаю, имеют ли отношение, прах их побери, обозначения на карте Учджина к составу его атмосферы, но кислорода там нет, это точно. В Ашиншихе дела обстоят немного лучше, но там столько водорода, что они могут взорвать к чертям полгекса.
Митер задумался.
– Поскольку у нас нет никаких сообщений о катастрофе и не появилось никаких признаков активации Колодца, скорее всего они приземлились в Учджине, – сказал он наконец. – Как насчет ваших контактов на Севере? Можем мы что-нибудь использовать?
– Сомневаюсь, – мрачно ответил Ортега. – Из тех, кто живет там поблизости, я никого не знаю. Я даже не имею ни малейшего представления, как выглядит этот Учджин. И вообще мне крайне неприятно, что в эту историю оказались втянуты северяне. Я не доверяю тому, кого не могу понять, а некоторые из этих парней – отвратительные субъекты, движимые абсолютно непонятными побуждениями.
– Но выбора у нас нет, – сказал прагматичный Митер. – Я пошлю кого-нибудь в Северную Зону, и мы посмотрим, что можно сделать. Кстати, наши научные наблюдатели лояльны Северу. И раз они проследили за аварией, там уже обо всем известно. – Он помолчал. – Не унывай, Серж. Даже если эта штука осталась невредимой, северяне не смогут на ней летать. Она либо наша, либо ничья.
– Не наша, – поправил его Ортега. – И, дай Бог, ничья.
За какие-нибудь полдня техники установили в посольстве специальное оборудование, и улик по прямой линии связи соединился с Вардией.
– Чилл, – ответил ему незнакомый голос.
– Говорит Серж Ортега. На Севере совершена еще одна посадка. Займитесь этим. И еще, есть у вас хоть что-нибудь о телиагинском деле?
– Гм… Север… – пробормотало мыслящее растение. – Нет, из сектора Телиагина пока ничего не поступило. Впрочем, группа из Латы прибыла туда довольно быстро. Имейте терпение, Серж. Прошло всего два дня.
– Терпение – добродетель, присущая мертвецам, – проворчал Ортега и выключил связь.
ТЕЛИАГИН
Даже для пешехода, если он знает, куда идет, двадцать километров – не такое уж большое расстояние. Но на второй день, едва только рассвело, густые облака окончательно затянули небо. Всю ночь слышался отдаленный грохот барабанов, передававших через весь гекс от поселения к поселению сообщения на непонятном условном языке.
Мавра Чанг подозревала, что в этих сообщениях содержится известие о странных, очень маленьких существах, которые прилетели на летающей машине и бродят по стране.
Дождь так и не пошел, однако весь день они пробирались по лесу в зловещей темноте. Солнце не показывалось, и определить верное направление оказалось проблематично. В обычных обстоятельствах Мавра, не обращая внимания на опасность, подождала бы до тех пор, пока небо не прояснится, но тут знала, что ее спутников пожирает смертельная болезнь и что, если им не удастся быстро добраться до гор и до берега океана, надежды уже не останется.
Много раз ей в голову закрадывалась мысль о том, что, рассуждая логически, надеяться на то, что в других странах к ним отнесутся более дружелюбно, не следует. Скорее всего их обитатели окажутся не более цивилизованными, чем циклопы.
Но было кое-что и похуже: Мавра не знала, в каком направлении они двигаются. Разумеется, они начали свой путь точно на восток, но лес оказался очень густым; им пришлось обходить стороной грязные тропы и обширные заливные луга, и никто не знал, возвращались ли они после этого на ту же самую дорогу, или нет.
Чуть ли не единственной хорошей новостью стало обнаружение яблок. Во всяком случае, эти плоды очень напоминали яблоки, хотя росли на кустах и были непривычного лилового цвета.
Крупные грызуны ели их с удовольствием, и Мавра решила рискнуть. Самой голодной оказалась, конечно же, Никки, несмотря на то что ее аппетит подавляло отсутствие наркотика; было видно, что без пищи она долго не протянет. Мавра разрешила девушке съесть одно яблоко. Она понимала, что необходимо выждать несколько часов, чтобы на основе этого эксперимента вынести окончательное решение, но когда Никки сообщила, что яблоко сладкое, вкусное и легко жуется, она не выдержала: ее аппетит не подавляло ничто.
Яблоки и в самом деле оказались хороши; по-видимому, они составляли основную часть пищевого рациона здешних животных. Но они были важны вдвойне, ибо доказали – независимо от того, что еще может случиться, – что Мавра Чанг может здесь выжить.
Следующий день оказался намного приятнее. Они много раз незаметно проскальзывали мимо огромных циклопов с их свирепыми и мерзкими клыками, тащивших самодельные деревянные тележки или пасших на лугах стада животных, очень похожих на овец.
Однако Мавру не покидало чувство тревоги. Хотя у обоих больных губкой пока не замечалось особых изменений, она знала, что это впечатление обманчиво. В обычном разговоре нелегко определить, чей коэффициент умственного развития равен 100, а чей 150, но Никки наверняка уже деградировала: девушка была далеко не гением.
Когда они остановились на ночлег, горы еще не появились и ландшафт практически не изменился. Похолодало. Виной тому были влажный климат и сыпавшаяся на них с неба морось. Ренар и Никки чувствовали себя крайне неуютно: легкие одеяния, в которых они щеголяли на Новых Помпеях, только холодили тело. Одежда Мавры обеспечивала вполне приличную защиту. Однако поделиться ею со спутниками женщина не могла – у нее не нашлось ничего, что было бы им впору.
В этот вечер мрак в их душах казался таким же непроглядным, как и в окружавшем их лесу.
Никки, грузная и не привыкшая к физической нагрузке, заснула первой, оставив Мавру, как и накануне, наедине с Ренаром. Они сели рядом с девушкой, не зная, о чем говорить. Он обнял ее, но это было скорее желание сплотиться перед лицом беды, чем романтический жест или попытка ухаживания.
Наконец Ренар решил прервать молчание.
– Мавра, вы в самом деле считаете, что все эти героические попытки имеют какой-то смысл? – спросил он. – Ни вам, ни мне не известно, – где мы находимся и что увидим за следующим холмом – может, наш покореженный и побитый модуль.
Его вопрос рассердил Мавру: ее тоже мучили сомнения.
– Пока вы живы, имеет.
– Вы в самом деле так думаете? – переспросил охранник. – Это не бравада?
Мавра немного подвинулась, глядя мимо него, в темноту.
– Меня вырастила грубоватая женщина – капитан грузового корабля. Многие, полагаю, сочли бы ее далеко не идеальной родительницей, но она на свой лад любила меня, да и я любила ее. Я выросла в космосе, огромный грузовик был моей детской, огромные порты каждые несколько недель приносили мне новые восхитительные развлечения.
– А вы не страдали от одиночества? – удивился Ренар.
Женщина покачала головой:
– Ничуть. Другой жизни я не знала. Для меня это было нормально. С детских лет я привыкла думать, что всегда должна рассчитывать только на себя. Одиночество сделало меня независимой. Это очень пригодилось мне в дальнейшем, поскольку моя мать занималась контрабандой. Это было обычным делом среди капитанов, но она, по-видимому, ввязалась в какое-то крупное дело. Комм-полиция выследила ее и захватила корабль. Я тогда находилась в порту – делала разные покупки. Узнав о случившемся, я ничего не могла поделать. Я понимала, что, стоит мне высунуть нос, меня тоже схватят, произведут психическую чистку и передадут коммам. Поэтому я осталась на Каливе.
– А вы когда-нибудь чувствовали вину за то, что не пытались выручить свою мать? – спросил Ренар, сознавая бестактность своего вопроса, но понимая, что Мавре Чанг надо выговориться.
– Нет, – честно ответила женщина. – Мысленно я, тринадцатилетняя девочка ростом чуть больше метра, строила бесконечные планы о том, как я ворвусь туда, нападу на них, героически спасу мою маму и умчусь на ее корабле в неведомый мир. Но у меня не было ни единого шанса. Они увезли ее, а корабль конфисковали. Я осталась одна.
– Судя по вашему тону, коммов вы терпеть не можете, – заметил он. – Для этого существует какая-то особая причина?
– Они убили мою семью! – почти выкрикнула она. – Мне было всего пять лет, но я их прекрасно помню. Синдикат торговцев губкой силой и путем фальсификации голосования превратил мир Харвича в комм-мир, а мои родные – моя настоящая семья – до конца пытались бороться с ними. Всю эту историю я узнала от Маки Чанг, моей приемной матери, когда стала постарше. Когда произошел переворот и начался комм-процесс, выяснилось, что наша семья не может покинуть планету. Каким-то образом – не знаю, каким, – для моего спасения удалось нанять астронавта, пилотировавшего грузовой корабль с оборудованием для комм-процесса. Забавно: через столько лет я все еще помню его. Странный маленький человек в яркой одежде с сильным металлическим голосом, всегда имевшим несколько оттенков. Некоторые оттенки, как я впоследствии поняла, выражали отъявленный цинизм, но за всем этим чувствовались благородство и доброта, которые он тщетно старался скрыть. Смешно, но я даже помню его имя. Он так же реален для меня, как моя мачеха. И вот о чем я думаю, оглядываясь назад: удивительно, что такой избалованный пятилетний ребенок, как я, без криков и соплей отправился куда-то с совершенно незнакомым человеком, В нем было нечто такое, что сразу вызывало любовь и доверие. Такого, как он, я больше никогда не встречала.
Ренар не считал себя психологом, но он понял, какое глубокое впечатление произвел этот человек на Мавру Чанг.
– Вы пытались разыскать его? – спросил он. Женщина пожала плечами:
– В течение нескольких следующих лет я была слишком занята тем, чтобы остаться в живых. К тому времени я узнала, что он, по-видимому, уже умер или с ним что-то случилось. Должна признаться, что, когда я его описывала, многим людям казалось, что они узнали его, но их рассказы оборачивались пустой болтовней. Кое-кто утверждал, что я пересказываю легенду, повествующую о мифическом капитане-астронавте, который никогда не существовал, о герое одного из эпических сказаний, бытующих среди представителей всех профессий. Однажды я встретила капитана, настоящего ветерана, и он сказал мне, что этот человек действительно существовал. По его мнению, он был бессмертным, а родился в незапамятные времена, на заре истории.
– Как звали этого легендарного капитана? – спросил Ренар.
– Натан Бразил. Правда, странное имя? Кто-то сказал мне, что так называлась доисторическая страна, одна из первых космических держав.
– Вечный Жид, – произнес Ренар как бы про себя.
– Что?
– Существует легенда, связанная с одной из древних религий, называемой христианством, – начал объяснять охранник. – Христианство – это ответвление еще более непонятной и древней религии, известной как иудаизм. Христиане рассеяны по всему космосу. В основном их связывает тра… – Он запнулся, глядя на нее в смущении и тревоге. – Тра…
– Традиция? – предположила Мавра.
– Именно так. Почему я не смог произнести это слово?
Он тут же забыл об этом, но женщина испытала жуткое чувство. Началось!
– Итак, христиане считали, что в незапамятные времена жил некий еврей, который объявил себя сыном Божьим, – продолжал Ренар. – За это власть предержащие убили его, так как боялись, что он возглавит революцию или что-нибудь в этом роде. Но христиане верили, что он воскрес. Сохранилось предание, согласно которому какой-то еврей проклял его во время казни; и за этот грех нечестивец осужден скитаться по свету до тех пор, пока богочеловек не вернется к людям. Ваш Натан Бразил – прямо как персонаж легенды, переброшенный в новейшее время.
Она кивнула.
– Я никогда не верила всем этим байкам о бессмертных, летающих на грузовых кораблях, но куча астронавтов, не верящих ни во что, верят в его существование.
Ренар улыбнулся:
– Вот вы и нашли объяснение загадки, мучившей вас всю жизнь. Если это широко распространенная легенда, любой знающий ее капитан грузовика мог подражать ему, мог даже убедить других астронавтов в том, что он и есть та самая легендарная личность. И он пользовался бы у них таким уважением, какое никто никогда бы не оказал обычному капитану. Его считали бы сверх… сверх… о черт! – закончил он раздраженно, не в состоянии произнести нужное слово.
Мавра поняла, что он хотел сказать.
– Не знаю. Может, вы и правы. Но в этом человеке было нечто особенное, нечто такое, что я не в силах объяснить.
– Маленькие дети, – заметил Ренар, – всегда чересчур впечатлительны. И зачастую их впечатления весьма странные.
Мавре хотелось прервать этот разговор – отчасти потому, что он слишком ее волновал, отчасти потому, что трудности Ренара, связанные с произношением длинных слов, которые он употреблял, постепенно возрастали. Он начал заранее обдумывать фразы и употреблять слова, которыми прежде не пользовался. В сущности, трудности эти не были столь очевидны, но говорить он стал медленнее, осторожнее, с запинкой.
«Завтра, – подумала она мрачно, – эти слова вообще станут для него недоступны. Но раз уж ему хочется продолжать беседу, лучшее, что я могу сделать, это как можно больше говорить самой».
Ренар явно обрадовался возможности вернуться к прежней теме и забыть о таинственном Натане Бразиле.
– Вы сказали, что в тринадцать лет остались одна, – напомнил он. – Пришлось нелегко? Мавра вздохнула:
– Я очутилась в совершенно незнакомом мире с несколькими монетами в кармане. Выглядела как восьмилетний ребенок и даже не знала языка улицы. Но по крайней мере коммам я не досталась. Мой новый мир назывался Калива. Он был экзотический и примитивный. Базары под открытым небом, крикливые разносчики и торговцы – шумное, грязное, кишащее людьми место. Я понимала, что любому человеку, который рискнет здесь остаться, понадобятся деньги и защита. У меня не было ни того, ни другого. Я начала осматриваться и сразу обратила внимание на кучу нищих – и настоящих бедняков, и мошенников, и калек, которые не могли позволить себе обратиться за медицинской помощью. Их оказалось столько, что полиция боялась их гонять, а люди не отказывали им в подаянии. Обходя базары и улицы, я наблюдала за теми, кто добывает деньги, за теми, кому ничего не дают, и соображала относительно того, что следует делать мне самой. Последнюю пару монет я потратила на то, чтобы купить у какой-то маленькой девочки ее грязные лохмотья. В сущности, это была рваная простыня, в которую следовало заворачиваться, как в сари. Немного грязи – и я стала выглядеть как заправский уличный мальчишка. Тогда я пошла работать.
Мавра Чанг подозревала, что в этих сообщениях содержится известие о странных, очень маленьких существах, которые прилетели на летающей машине и бродят по стране.
Дождь так и не пошел, однако весь день они пробирались по лесу в зловещей темноте. Солнце не показывалось, и определить верное направление оказалось проблематично. В обычных обстоятельствах Мавра, не обращая внимания на опасность, подождала бы до тех пор, пока небо не прояснится, но тут знала, что ее спутников пожирает смертельная болезнь и что, если им не удастся быстро добраться до гор и до берега океана, надежды уже не останется.
Много раз ей в голову закрадывалась мысль о том, что, рассуждая логически, надеяться на то, что в других странах к ним отнесутся более дружелюбно, не следует. Скорее всего их обитатели окажутся не более цивилизованными, чем циклопы.
Но было кое-что и похуже: Мавра не знала, в каком направлении они двигаются. Разумеется, они начали свой путь точно на восток, но лес оказался очень густым; им пришлось обходить стороной грязные тропы и обширные заливные луга, и никто не знал, возвращались ли они после этого на ту же самую дорогу, или нет.
Чуть ли не единственной хорошей новостью стало обнаружение яблок. Во всяком случае, эти плоды очень напоминали яблоки, хотя росли на кустах и были непривычного лилового цвета.
Крупные грызуны ели их с удовольствием, и Мавра решила рискнуть. Самой голодной оказалась, конечно же, Никки, несмотря на то что ее аппетит подавляло отсутствие наркотика; было видно, что без пищи она долго не протянет. Мавра разрешила девушке съесть одно яблоко. Она понимала, что необходимо выждать несколько часов, чтобы на основе этого эксперимента вынести окончательное решение, но когда Никки сообщила, что яблоко сладкое, вкусное и легко жуется, она не выдержала: ее аппетит не подавляло ничто.
Яблоки и в самом деле оказались хороши; по-видимому, они составляли основную часть пищевого рациона здешних животных. Но они были важны вдвойне, ибо доказали – независимо от того, что еще может случиться, – что Мавра Чанг может здесь выжить.
Следующий день оказался намного приятнее. Они много раз незаметно проскальзывали мимо огромных циклопов с их свирепыми и мерзкими клыками, тащивших самодельные деревянные тележки или пасших на лугах стада животных, очень похожих на овец.
Однако Мавру не покидало чувство тревоги. Хотя у обоих больных губкой пока не замечалось особых изменений, она знала, что это впечатление обманчиво. В обычном разговоре нелегко определить, чей коэффициент умственного развития равен 100, а чей 150, но Никки наверняка уже деградировала: девушка была далеко не гением.
Когда они остановились на ночлег, горы еще не появились и ландшафт практически не изменился. Похолодало. Виной тому были влажный климат и сыпавшаяся на них с неба морось. Ренар и Никки чувствовали себя крайне неуютно: легкие одеяния, в которых они щеголяли на Новых Помпеях, только холодили тело. Одежда Мавры обеспечивала вполне приличную защиту. Однако поделиться ею со спутниками женщина не могла – у нее не нашлось ничего, что было бы им впору.
В этот вечер мрак в их душах казался таким же непроглядным, как и в окружавшем их лесу.
Никки, грузная и не привыкшая к физической нагрузке, заснула первой, оставив Мавру, как и накануне, наедине с Ренаром. Они сели рядом с девушкой, не зная, о чем говорить. Он обнял ее, но это было скорее желание сплотиться перед лицом беды, чем романтический жест или попытка ухаживания.
Наконец Ренар решил прервать молчание.
– Мавра, вы в самом деле считаете, что все эти героические попытки имеют какой-то смысл? – спросил он. – Ни вам, ни мне не известно, – где мы находимся и что увидим за следующим холмом – может, наш покореженный и побитый модуль.
Его вопрос рассердил Мавру: ее тоже мучили сомнения.
– Пока вы живы, имеет.
– Вы в самом деле так думаете? – переспросил охранник. – Это не бравада?
Мавра немного подвинулась, глядя мимо него, в темноту.
– Меня вырастила грубоватая женщина – капитан грузового корабля. Многие, полагаю, сочли бы ее далеко не идеальной родительницей, но она на свой лад любила меня, да и я любила ее. Я выросла в космосе, огромный грузовик был моей детской, огромные порты каждые несколько недель приносили мне новые восхитительные развлечения.
– А вы не страдали от одиночества? – удивился Ренар.
Женщина покачала головой:
– Ничуть. Другой жизни я не знала. Для меня это было нормально. С детских лет я привыкла думать, что всегда должна рассчитывать только на себя. Одиночество сделало меня независимой. Это очень пригодилось мне в дальнейшем, поскольку моя мать занималась контрабандой. Это было обычным делом среди капитанов, но она, по-видимому, ввязалась в какое-то крупное дело. Комм-полиция выследила ее и захватила корабль. Я тогда находилась в порту – делала разные покупки. Узнав о случившемся, я ничего не могла поделать. Я понимала, что, стоит мне высунуть нос, меня тоже схватят, произведут психическую чистку и передадут коммам. Поэтому я осталась на Каливе.
– А вы когда-нибудь чувствовали вину за то, что не пытались выручить свою мать? – спросил Ренар, сознавая бестактность своего вопроса, но понимая, что Мавре Чанг надо выговориться.
– Нет, – честно ответила женщина. – Мысленно я, тринадцатилетняя девочка ростом чуть больше метра, строила бесконечные планы о том, как я ворвусь туда, нападу на них, героически спасу мою маму и умчусь на ее корабле в неведомый мир. Но у меня не было ни единого шанса. Они увезли ее, а корабль конфисковали. Я осталась одна.
– Судя по вашему тону, коммов вы терпеть не можете, – заметил он. – Для этого существует какая-то особая причина?
– Они убили мою семью! – почти выкрикнула она. – Мне было всего пять лет, но я их прекрасно помню. Синдикат торговцев губкой силой и путем фальсификации голосования превратил мир Харвича в комм-мир, а мои родные – моя настоящая семья – до конца пытались бороться с ними. Всю эту историю я узнала от Маки Чанг, моей приемной матери, когда стала постарше. Когда произошел переворот и начался комм-процесс, выяснилось, что наша семья не может покинуть планету. Каким-то образом – не знаю, каким, – для моего спасения удалось нанять астронавта, пилотировавшего грузовой корабль с оборудованием для комм-процесса. Забавно: через столько лет я все еще помню его. Странный маленький человек в яркой одежде с сильным металлическим голосом, всегда имевшим несколько оттенков. Некоторые оттенки, как я впоследствии поняла, выражали отъявленный цинизм, но за всем этим чувствовались благородство и доброта, которые он тщетно старался скрыть. Смешно, но я даже помню его имя. Он так же реален для меня, как моя мачеха. И вот о чем я думаю, оглядываясь назад: удивительно, что такой избалованный пятилетний ребенок, как я, без криков и соплей отправился куда-то с совершенно незнакомым человеком, В нем было нечто такое, что сразу вызывало любовь и доверие. Такого, как он, я больше никогда не встречала.
Ренар не считал себя психологом, но он понял, какое глубокое впечатление произвел этот человек на Мавру Чанг.
– Вы пытались разыскать его? – спросил он. Женщина пожала плечами:
– В течение нескольких следующих лет я была слишком занята тем, чтобы остаться в живых. К тому времени я узнала, что он, по-видимому, уже умер или с ним что-то случилось. Должна признаться, что, когда я его описывала, многим людям казалось, что они узнали его, но их рассказы оборачивались пустой болтовней. Кое-кто утверждал, что я пересказываю легенду, повествующую о мифическом капитане-астронавте, который никогда не существовал, о герое одного из эпических сказаний, бытующих среди представителей всех профессий. Однажды я встретила капитана, настоящего ветерана, и он сказал мне, что этот человек действительно существовал. По его мнению, он был бессмертным, а родился в незапамятные времена, на заре истории.
– Как звали этого легендарного капитана? – спросил Ренар.
– Натан Бразил. Правда, странное имя? Кто-то сказал мне, что так называлась доисторическая страна, одна из первых космических держав.
– Вечный Жид, – произнес Ренар как бы про себя.
– Что?
– Существует легенда, связанная с одной из древних религий, называемой христианством, – начал объяснять охранник. – Христианство – это ответвление еще более непонятной и древней религии, известной как иудаизм. Христиане рассеяны по всему космосу. В основном их связывает тра… – Он запнулся, глядя на нее в смущении и тревоге. – Тра…
– Традиция? – предположила Мавра.
– Именно так. Почему я не смог произнести это слово?
Он тут же забыл об этом, но женщина испытала жуткое чувство. Началось!
– Итак, христиане считали, что в незапамятные времена жил некий еврей, который объявил себя сыном Божьим, – продолжал Ренар. – За это власть предержащие убили его, так как боялись, что он возглавит революцию или что-нибудь в этом роде. Но христиане верили, что он воскрес. Сохранилось предание, согласно которому какой-то еврей проклял его во время казни; и за этот грех нечестивец осужден скитаться по свету до тех пор, пока богочеловек не вернется к людям. Ваш Натан Бразил – прямо как персонаж легенды, переброшенный в новейшее время.
Она кивнула.
– Я никогда не верила всем этим байкам о бессмертных, летающих на грузовых кораблях, но куча астронавтов, не верящих ни во что, верят в его существование.
Ренар улыбнулся:
– Вот вы и нашли объяснение загадки, мучившей вас всю жизнь. Если это широко распространенная легенда, любой знающий ее капитан грузовика мог подражать ему, мог даже убедить других астронавтов в том, что он и есть та самая легендарная личность. И он пользовался бы у них таким уважением, какое никто никогда бы не оказал обычному капитану. Его считали бы сверх… сверх… о черт! – закончил он раздраженно, не в состоянии произнести нужное слово.
Мавра поняла, что он хотел сказать.
– Не знаю. Может, вы и правы. Но в этом человеке было нечто особенное, нечто такое, что я не в силах объяснить.
– Маленькие дети, – заметил Ренар, – всегда чересчур впечатлительны. И зачастую их впечатления весьма странные.
Мавре хотелось прервать этот разговор – отчасти потому, что он слишком ее волновал, отчасти потому, что трудности Ренара, связанные с произношением длинных слов, которые он употреблял, постепенно возрастали. Он начал заранее обдумывать фразы и употреблять слова, которыми прежде не пользовался. В сущности, трудности эти не были столь очевидны, но говорить он стал медленнее, осторожнее, с запинкой.
«Завтра, – подумала она мрачно, – эти слова вообще станут для него недоступны. Но раз уж ему хочется продолжать беседу, лучшее, что я могу сделать, это как можно больше говорить самой».
Ренар явно обрадовался возможности вернуться к прежней теме и забыть о таинственном Натане Бразиле.
– Вы сказали, что в тринадцать лет остались одна, – напомнил он. – Пришлось нелегко? Мавра вздохнула:
– Я очутилась в совершенно незнакомом мире с несколькими монетами в кармане. Выглядела как восьмилетний ребенок и даже не знала языка улицы. Но по крайней мере коммам я не досталась. Мой новый мир назывался Калива. Он был экзотический и примитивный. Базары под открытым небом, крикливые разносчики и торговцы – шумное, грязное, кишащее людьми место. Я понимала, что любому человеку, который рискнет здесь остаться, понадобятся деньги и защита. У меня не было ни того, ни другого. Я начала осматриваться и сразу обратила внимание на кучу нищих – и настоящих бедняков, и мошенников, и калек, которые не могли позволить себе обратиться за медицинской помощью. Их оказалось столько, что полиция боялась их гонять, а люди не отказывали им в подаянии. Обходя базары и улицы, я наблюдала за теми, кто добывает деньги, за теми, кому ничего не дают, и соображала относительно того, что следует делать мне самой. Последнюю пару монет я потратила на то, чтобы купить у какой-то маленькой девочки ее грязные лохмотья. В сущности, это была рваная простыня, в которую следовало заворачиваться, как в сари. Немного грязи – и я стала выглядеть как заправский уличный мальчишка. Тогда я пошла работать.