Чекалов Денис. Френки и Майкл

   Мартин Эльмерих был не женат.
   – Раза три звонил какой-то тип, – продолжал детектив. – Из ваших осведомителей. Он отказался назвать свое имя, сказал, что перезвонит.
   Пусть звонит.
   Мартина Эльмериха заботило совсем иное; слишком многое было поставлено на карту, слишком важную цель предстояло ему достичь – почти в одиночку.
   Но когда все будет кончено, он, Эльмерих, сможет вздохнуть немного свободнее.
   Маленький шаг, чтобы очистить свою страну от выродков, – только маленький шаг. Но весь путь состоит из таких шагов.
   Мартин Эльмерих вошел в свой кабинет и закрыл дверь.
   Телефон зазвонил почти сразу же, словно тот, кто находился сейчас на другом конце телефонного кабеля, следил за движениями Эльмериха.
   – Лейтенант Эльмерих, отдел нравов, – произнес он.
   Голос в трубке показался ему знакомым; Эльмерих плохо различал голоса, наверное, потому что не любил людей.
   – У меня есть для вас кое-какая информация, лейтенант. Что вы об этом скажете?
   Имя говорившего всплыло в памяти Эльмериха – словно труп, который когда-то пошел ко дну, а теперь поднялся на поверхность, раздутый изнутри газами.
   Звонившего звали Филиппе; это был грязный выродок из тех, что пачкают собой улицы страны Эльфов. Они продают наркотики, грабят и убивают. Полиция знает о них, знает их имена и адреса, но люди в выглаженных костюмах не дают полицейским перестрелять гаденышей раз и навсегда.
   Филиппо был так мерзок, что не гнушался брать деньги за предательство. Он был полицейским информатором, и только поэтому Эльмерих терпел его. Когда нельзя полагаться на своих сослуживцев, приходится использовать ублюдков, находящихся по другую сторону черты.
   Еще до того, как Эльмерих вспомнил имя говорившего, он понял, что этот человек ужасно напуган.
   – Я слушаю тебя, – произнес Эльмерих.
   Его голос прозвучал так же вяло и сонно, как и всегда. Человек на другом конце провода сник; по всей видимости, он ожидал, что полицейский заинтересуется.
   Три нелюдя появились в городе Темных Эльфов и начали убивать людей.
   Филиппо был тем, кто выдал одного из них, и теперь тело кровососа, разорванное в клочья, давно превратилось в пепел.
   Эльмерих понимал, что и на этот раз Филиппо хочет поговорить с ним не о шлюхах и не о кокаине.
   – Лейтенант, – голос говорившего стал тоньше, в нем появились просительные нотки, – а как насчет вознаграждения?
   – Ты знаешь, что я никогда не скуплюсь, – ответил Эльмерих.
   Это было правдой.
   – Но и ерунду я тоже не покупаю, Фил. Так что там у тебя? Новая партия героина?
   Эльмерих сказал это нарочно, хотя прекрасно знал, что речь пойдет о другом.
   – Нет, нет, – зачастил человек на другом конце провода.
   Он сразу понял, что сейчас лейтенанта не интересует информация о наркодельцах, и испугался, как бы Эльмерих не повесил трубку.
   – Тогда что? – безразличным тоном спросил Эльмерих. Пусть этот подонок ценит то, что ему позволяют предавать своих товарищей.
   – Кровососы, лейтенант, – проговорил Филиппе. – Я знаю, где найти двух других.
 
   Лейтенант Эльмерих толкнул деревянную дверь; она была не заперта.
   Филиппе всегда оставлял дверь открытой, когда к нему должен был прийти полицейский, чтобы коп не задерживался на лестничной площадке ни на мгновение дольше, чем это было необходимо.
   Пусть даже переодетый в штатское.
   Предателей никто не любит, в том числе и соседи Филиппо.
   Внутри было темно, хотя в небе над городом Дроу все еще стояло солнце. Только оно почти не заглядывало в эту грязную квартирку с ободранными стенами, на радость ее постоянным жителям – тараканам.
   Комната дыхнула в лицо Эльмериху запахами, какие рождаются под убогими крышами трущоб. Эльмерих привык к этим запахам так же, как привык видеть вокруг себя уличный мусор, самонадеянно считающий себя людьми.
   Он расстегнул пиджак, обнажив золотой значок полицейского, приколотый к поясу брюк, и положил правую руку на рукоятку пистолета.
   Не то чтобы он боялся нападения или ожидал, что трусливый информатор по той или иной причине решил заманить его в ловушку.
   За свою жизнь Мартин Эльмерих добился двух целей и мог по праву этим гордиться.
   Он дослужился до лейтенанта полиции и никогда не обманывал собственную совесть. Хотя достичь того и другого одновременно было нелегко.
   Он смог, потому что был осторожен.
   Мартин Эльмерих замер у входа и прислушался. На миг ему подумалось, не вытащить ли пистолет. Он решил, что не надо.
   Если б он боялся, стал бы держателем бензоколонки.
   Филиппо стоял, ссутулившись, посередине комнаты. Впрочем, такие люди, как Филиппо, никогда не держатся прямо, всегда горбятся и смотрят исподлобья – трусость, вот что сгибает их спину, да еще неизбывное чувство вины.
   Мартин Эльмерих не раз задумывался над этим. Люди, подобные Филиппо, понимают, что делают не то и не так, и отчаянно трусят, только это не мешает им и дальше совершать свои преступления. А трус, между прочим, бывает опаснее всякого смельчака.
   Доносчик сжимал в руках бутылку, к которой то и дело прикладывался, ожидая прихода полицейского. Услышав шаги на лестничной клетке, он замер.
   Эльмерих понял, что Филиппо напуган гораздо сильнее, чем можно было понять по телефону.
   Он боится, что кровососы доберутся и до него, подумал Эльмерих; на этот раз можно будет не давать ему денег. Страх развяжет ему язык вернее, чем жадность.
   Эльмерих не стал входить в комнату; он остановился в коридоре, сунув руки в карманы.
   – Говори, – негромко приказал он. – У меня мало времени.
   – Ну нет, лейтенант. – Филиппо тряхнул головой, и десятки тонких косичек подпрыгнули. – Так не пойдет. Мне нужна защита.
   – Если скажешь что-нибудь стоящее, – ответил Эльмерих, – я накрою кровососов, и защита тебе не потребуется.
   Темные глаза Филиппо, выпученные, как у больного, забегали, словно высматривая что-то на полу.
   – А как насчет денег? – наконец спросил он. Эльмерих пожал плечами.
   – У тебя есть выбор, Фил, – негромко сказал он. – Ты говоришь мне, в какую дыру забились кровососы, и я их беру. Или ты ничего не говоришь, а я распускаю на улицах слух, что один грязный наркоман слишком много знает и болтает об этом.
   Эльмерих пожевал губами, словно пережевывал слова, которые собирался выплюнуть.
   – Тогда кровососы придут сюда, и я накрою их здесь, – добавил он.
   – Э, нет, лейтенант, – зачастил Филиппе, выбрасывая вперед руку. – Что это вы такое говорите? Вы же меня знаете.
   – Вот почему мне плевать, что станет с тобой, – сказал Эльмерих.
   Филиппе замотал головой, встряхивая черными косичками.
   – Где? – спросил Эльмерих.
   Информатор неохотно назвал адрес. Наверное, жалел, что денежки уплыли.
   Эльмерих кивнул. Филиппе ошибся на несколько кварталов; но все равно он знал слишком много.
   – Кто еще знает об этом? – спросил Эльмерих. Филиппо поднял глаза.
   – Ты продаешь информацию всем подряд, – произнес лейтенант. – Всем, кто платит. Кому еще ты успел это продать?
   – Никому, – заволновался доносчик. – Клянусь, ни единой душе!
   Эльмерих не верил ему.
   – Ты лжешь, – сказал он почти с сожалением. Настоящего сожаления Эльмерих уже давно не испытывал.
   Филиппо понял.
   Он не мог понять всего, но понял главное.
   – Эй, лейтенант, вы что! – закричал он, увидев, как Эльмерих вытягивает пистолет. – Я никому не говорил. Я никому не скажу. Лейтенант! Не надо!
   Эльмерих выстрелил дважды.
   Пули попали в живот Филиппо; тот согнулся, прижав руки к цветастой рубашке, потом упал.
   Эльмерих спрятал пистолет обратно за пояс. Оружие не было зарегистрировано. Он нашел его во время одной из облав и спилил номер.
   Теперь, когда ствол засвечен, он его выбросит.
   На внутренних деталях все еще оставались отпечатки прежнего владельца.
   Филиппо знал слишком много; Эльмериху подумалось, что это был неплохой информатор.
   Ничего, найдутся другие.
   И не столь важно, даже если Филиппо успел кому-то рассказать, где прячутся кровососы. Это должно было случиться, раньше или позже.
   А задача Эльмериха состояла в том, чтобы на это отреагировать.
   Теперь оставалось сделать только одно – закончить работу. Один человек должен умереть; и это произойдет сегодня.
   Два выстрела последовали друг за другом, почти слившись в один.
 
   Я увидел, как Филиппо нагнулся вперед, словно там, под ногами, ему привиделось что-то крайне интересное – скажем, квадратный дюйм чистого пола.
   Потом он упал.
   Лейтенант Эльмерих спрятал пистолет за пояс и застегнул пиджак. Он не торопился; его рыбьи глаза еще раз медленно обшарили комнату, после чего он неспешно повернулся, чтобы уйти.
   – Вы необычно трактуете слова «Служить и защищать»^[4], – сказал я.
   Он посмотрел на меня.
   Я не Санта-Клаус, поэтому далеко не всегда глаза людей при взгляде на меня зажигаются радостью.
   Но Мартин Эльмерих был как-то особенно расстроен.
   Он попытался вынуть из-за пояса пистолет. Я отрицательно покачал головой, и его рука замерла. Я направлял дуло своего оружия прямо на него; я не хотел стрелять в Эльмериха, но мы далеко не всегда делаем только то, что хотим.
   Он это знал.
   – Эй, брат, – проговорил Филиппо, поднимаясь с пола.
   Его два раза качнуло, и он поспешил приложиться к бутылке, которую держал в руках. Он обращался с ней бережно, так как боялся разбить.
   – А если бы он мне в лицо выстрелил, брат?
   – Здесь стало бы тише, – ответил я. – Сможешь сам снять жилет или тебе помочь?
   Филиппо сделал три шага, кружа по комнате, наконец нашел устойчивую позу и обхватил губами горлышко бутылки.
   – Я, брат, в нем похожу, – ответил он. – Пока что.
   Я улыбнулся.
   – Вы напугали нашего друга, мистер Эльмерих, – заметил я. – Простите, что уже не называю вас лейтенантом.
   Мартин Эльмерих был спокоен; он оставался спокойным всегда, чтобы с ним ни произошло.
   На такое способны только фанатики.
   – Что здесь происходит? – тихо спросил он.
   – Происходит? – произнес я. – Лейтенант полиции – теперь уже бывший – совершает покушение на убийство. Присяжным будет интересно узнать почему.
 
   – У вас, наверное, много вопросов ко мне, мистер Эльмерих, – сказал я, поворачивая руль. – У меня они тоже есть.
   Мартин Эльмерих сидел на заднем сиденье нашего автомобиля. Возможно, я поворачивал руль слишком резко, и ему следовало бы придерживаться рукой, но когда запястья скованы наручниками, это не так-то легко сделать.
   – Я не ожидаю, что вы станете отвечать на мои, – продолжал я. – Этого и не требуется. Отдел внутренних расследований уже завел толстую папку, на которой написано ваше имя. Если вы приготовились играть в молчанку, играйте с ними.
   – В чем они меня обвиняют? – спросил он.
   – У вас свои представления о том, что такое правосудие, – ответил я. – Вы считаете, что главное – наказывать людей, а не помогать им.
   – Я прав, – ответил он.
   – Да? – спросил я. – В странах, где правят фашисты, исчезает мафия. Но далеко не всем по душе порядок, основа которого – штыки и виселицы.
   Он чуть заметно передернул плечами.
   – Быстро же вы нашли себе единомышленников, – продолжал я. – Да, мистер Эльмерих, я очень не советую вам пытаться выпрыгнуть из машины на ходу. Да, да, именно к этому вы готовитесь последние два квартала… Если вы попробуете играть в акробата, эта милая девушка прострелит вас насквозь… Не так ли, Френки?
   Франсуаз кивнула и заерзала на заднем сиденье, устраиваясь поудобнее.
   – После этого вы все равно останетесь живы, – продолжал я, – и вас вылечат в тюремном госпитале, прежде чем начнется судебное слушание. Поэтому ни тем, ни другим способом вам не удастся сбежать.
   Эльмерих вновь дернул плечами, но больше не пытался переместиться поближе к дверце.
   – Один из тех, кто разделяет ваши взгляды, – сказал я, – Ортега Илора, комендант тюрьмы строгого режима, что находится в Аспонике. Власть этого человека по ту сторону границы достаточно велика, но здесь, у нас, он бессилен, вот и прибегает к вашей помощи.
   В стране Эльфов живет человек, которого Илора ненавидит; тот, кто, по вашему общему мнению, должен погибнуть во имя вашего так называемого порядка.
   Убить его? Это было бы просто, слишком просто. Этот человек выступает за свободу и права человека; погибнув, он стал бы мучеником и навредил бы вашему крестовому походу еще больше.
   Поэтому вы решили устранить своего врага так, чтобы при этом скомпрометировать дело, которому он служил. Если убийство совершат три вампира, сошедшие с ума от вкуса и запаха крови, люди начнут прислушиваться к вашим бесноватым речам.
   Держу пари, это была ваша идея…
   Когда вы узнали, что один из информаторов узнал, где прячутся вампиры, вы испугались. Их не должны были обнаружить прежде, чем будет совершено запланированное убийство, иначе его не удалось бы на них списать. Вот почему вы поспешили убить Филиппо.
   – Складная история, – сказал Эльмерих. – Но далеко не всю ее удастся доказать. Откуда вы вообще ее взяли?
   Я бросил взгляд на часы.
   – Извините, что не везу вас сразу в управление полиции, – сказал я. – Мы едем в тот квартал, где в подвале заброшенного дома были обнаружены двое вампиров.
   – Значит, Филиппе сказал правду, – произнес Эльмерих.
   – Нет, – ответил я. – Беглецов нашли во время полицейской облавы. Ах да, вы же ничего об этом не знаете – я попросил комиссара не отвлекать вас от работы такими мелочами.
   Вы удивляетесь, откуда нам столько известно; я могу просветить вас, пока мы едем. Прежде всего, мое внимание привлекло странное поведение наших беглецов. Известно, что опьяненный кровью вампир теряет рассудок. Лучшее место для него – дикая пустыня. В городе он слишком быстро попадается в руки полиции.
   В то же время трое наших беглецов вели себя слишком разумно. Они нашли грузовик, перевозящий нелегальных эмигрантов. Ничем не выдали себя на протяжении всего пути до города. Отыскали человека, готового им помочь, и скрывались в течение двух суток.
   Это навело меня на мысль, что кто-то ими манипулирует. Ну а дальше я рассуждал так: этот организатор замышляет некое преступление, которое решил приписать этим трем вампирам.
   Я не знал, кто это, до тех пор, пока не оказался в тюрьме Сокорро. Ортега Илора – не просто фанатик, как вы, он еще и наполовину сумасшедший. Такой человек никогда не позволил бы забрать из своей тюрьмы заключенного, пусть даже арестованного незаконно.
   Однако Илора не только отпустил нас, но и даже не попытался протестовать. Он думал, что поступает хитро; на самом деле он просто не хотел привлекать к себе внимание эльфийских властей.
   Так я нашел организатора; оставалось определить, кто помогает ему по эту сторону границы. Я давно обратил на вас внимание из-за ваших профашистских взглядов. К сожалению, в полиции попадаются такие люди, как вы. Оставалось только подтвердить мои подозрения; и мы попросили Филиппе разыграть перед вами небольшое представление.
   Никакой реакции. Я спросил:
   – Это была интересная история, мистер Эльмерих?
   По всей видимости, нет, поскольку моего собеседника уже не было в машине.
   Движение на Фигароу было оживленнее, чем бывает обычно в этот час.
   Серый фургон с тускло-зеленой надписью на боку «Кукуруза Марка» выехал на поворот, нарушая правила движения.
   Мне пришлось затормозить, пропуская его перед собой. В то же мгновение желтое такси, ехавшее нам навстречу, оказалось перед тупым приземистым капотом фургона.
   Столкновение казалось неизбежным; шофер фургона резко затормозил, то же самое сделал водитель такси. Наш «вайпер» оказался зажатым между ними и уткнулся носом в угол, образованный двумя машинами.
   Мартин Эльмерих рывком распахнул дверцу со своей стороны и выкатился на дорогу.
   Франсуаз выругалась – так крепко, что Эльмерих лишился бы чувств, не прослужи он столько лет в полиции нравов.
   Бывший полицейский перекувыркнулся на тротуаре, потом поднялся. Он побежал прежде, чем распрямил спину; первые два или три шага я думал, что он споткнется и упадет, но он быстро выровнялся.
   Франсуаз вскинула пистолет и трижды нажала на спусковой крючок; все три пули пролетели над согнутой спиной Эльмериха.
   Люди вокруг закричали и прыснули в разные стороны; кто-то падал на землю, кто-то прятался в двери магазинов.
   Паника, начавшаяся на улице, была на руку Эльмериху. Преследование стало почти невозможным. Франсуаз пробежала до следующего поворота, расталкивая людей, но Эльмерих уже успел исчезнуть.
   Мне не стоило и пытаться открыть свою дверцу, прижатую к боку желтого такси.
   Девушка подошла ко мне, задыхаясь от ярости.
   – Вот что бывает, когда много болтаешь, Майкл, – зло произнесла она. Я кивнул.
   – Уверен, он тоже так думает, – ответил я. – Человек никогда не знает, когда ему улыбнется удача.
   Затем я обратился к шоферам такси и фургона.
   – Это было неплохо, друзья, – произнес я, – только в следующий раз не следует подъезжать так близко. Я хочу вернуть арендованные машины целыми, а не смятыми в гармошку.
   – Мы знаем свое дело, мистер Амбрустер, – усмехнулся водитель такси.
   Дверь бакалейной лавки открылась, из нее вышел приземистый человек с мегафоном в руке.
   – Все свободны! – громко прокричал он. – Свой гонорар вы получите на киностудии.
   Он подошел ко мне, осклабившись.
   – Блестящая работа, мистер Амбрустер, а?
   Он имел в виду себя.
   – Разыграть уличные беспорядки с первого дубля на это способен только старина Гарри.
   – Вы были великолепны, – кивнула Франсуаз. – Майкл, думаешь, полицейские не упустят Эльмериха?
   – Это не исключено, – отвечал я. – Но он нужен нам на свободе, а не в тюрьме. Он не сказал бы ни слова, и Ортега Илора ушел бы от правосудия. Теперь один из них выдаст другого, сам того не подозревая.
   Я заложил руки за спину, наблюдая, как постановщик уводит с улицы людей из массовки.
   – Знаешь, что самое забавное, Френки? – усмехнулся я. – Эльмерих так и не понял, что нам неизвестно, на кого они готовят свое покушение.
 
   – Как скрипит полицейская машина? – спросил я.
   – Мартин Эльмерих скрывается в доме на северо-востоке города, – ответил Маллен. – Несколько раз он проводил там облавы и, наверное, успел обзавестись сообщниками.
   Я поправил солнечные очки и вновь положил локоть на крышу автомобиля. Полицейский стоял напротив меня, и время от времени поднимался и опускался на носках, словно при помощи своеобразного насоса подкачивал пар, которым подгонял слова.
   Франсуаз устроилась рядом, делая вид, что не собирается вмешиваться в разговор. Вынув блестящую пилочку, девушка принялась чистить короткие, красиво очерченные ногти, изредка вставляя свои реплики, совершенно неуместные и не по теме.
   Если бы я был художником и умел держать в руке кисть хотя бы наполовину так же ловко, как вилку во время обеда, я нарисовал бы на полотне то, что в этот момент было вокруг нас.
   А вокруг мрачными скелетами возвышались давно заброшенные многоэтажные дома, темные и грязные. У их подножий толпились полицейские автомобили, похожие на медлительных жуков. Их крыши и дверцы блестели, точно надкрылья.
   И на все это сверху падал ровный свет, словно солнце растворилось в металлическом небе и теперь испускало лучи из каждой его точки, отовсюду и ниоткуда.
   Люди сновали между машинами, каждый своим путем, ни на кого не глядя, так что если посмотреть на все это сверху, невозможно было бы догадаться, чего суетятся эти букашки.
   Полицейские эвакуировали квартал.
   – Еще минут пять, Амбрустер, или десять, – сообщил, осклабившись, Маллен. – И можно будет выкуривать нашу парочку.
   – Вы наградите детективов, которые нашли беглецов? – спросила Франсуаз, не отрываясь от своего занятия. – Или вставите выговор за то, что они два дня ни черта не делали?
   – Полицейская работа требует времени, – изрек Маллен, нисколько не пристыженный.
   – Потому что ее делают полицейские, – парировала Франсуаз.
   Шпилька оказалась слишком тонкой, чтобы Маллен смог ее понять, да и не ему Франсуаз ее адресовала, а мне. Взглянув на меня вскользь, Франсуаз принялась осматривать следующий ноготь. Наверняка была уверена, что ее реплика привела меня в полный восторг.
   – Кто бы мог подумать, что Эльмерих окажется такой сволочью, – продолжал Маллен.
   – Кто бы мог подумать, – поддакнула Франсуаз.
   Эта фраза, блистающая подтекстом, страшно ее развеселила, она тайком от Маллена трижды наступила мне на ногу каблуком.
   Офицер спецназа, который ужасно обрадовался, увидев меня здесь, потому что когда-то пару раз встречал на полигоне коммандос, подбежал к нам и торопливо отдал честь.
   – Мы вывели всех людей, лейтенант, – доложил он.
   – Держу пари, они хорошо прятались, – проговорила Франсуаз. – Жители этого района не очень охотно открывают двери, когда к ним стучат полицейские; а ваше стадо они наверняка приняли за облаву.
   – Вовсе нет, – запальчиво возразил офицер, явно обиженный. – Мы объявили им, что в центральное здание заложена бомба. Террористами из Паналии.
   – Откуда? – спросила Франсуаз.
   – Никто не знал, где это, – сказал я. – И подействовало еще лучше.
   Я дотронулся до плеча Франсуаз и кивнул в ту сторону, где как раз в этот момент торжественно выезжала из-за угла машина саперного отдела.
   – Ребята из бомбового были не в восторге, что их используют как декорацию, – пояснил я. – Но я объяснил им, что так мы избежим неразберихи и человеческих жертв.
   – Это была идея мистера Амбрустера, – пояснил спецназовец.
   Франсуаз посмотрела на меня с уважением и гордостью, какую испытывает владелица умной породистой собаки.
   – Ладно, лейтенант, – сказала она.
   Франсуаз убрала в карман пилочку для ногтей, проведя пальцем по узорчатой рукоятке. Она изображает голову дракона с оскаленной пастью и стальным ошейником на чешуйчатой шее.
   – Время туда пойти.
   – И тем не менее я настаиваю, чтобы это сделал спецназ, – произнес Маллен.
   – Вздор, – отрезала Франсуаз.
   Она застегнула кожаную куртку и провела ладонями по крепким бедрам снизу вверх, проверяя, верно ли сидят на поясе два пистолета. Затем улыбнулась и нанизала на левую руку волнистую пластину кастета.
   – Обычно я не пользуюсь этим малышом, – пробормотала Франсуаз. – Но сегодня сделаю исключение.
   Она пошевелила в воздухе пальцами, словно играла на пианино.
   – Ты купил мне его в Пустоши, да, Майкл?
   – Владелец лавки не хотел отпускать тебя без сувенира, – подтвердил я, вынимая из правого кармана автоматическую ручку и перекладывая ее в левый.
   Мне тоже следовало подготовиться к предстоящим событиям.
   – Он так и не вспомнил, откуда у него эта модель.
   – Вы напрасно рискуете, мадемуазель Дюпон, – сказал офицер спецназа. – Мои ребята ворвутся туда и сделают все за пару минут.
   – Не сомневаюсь, – ответила Франсуаз. – Они превратят в джем всех, кого увидят. А я хочу спасти этих ребят.
   Лейтенант Маллен взял мою партнершу за руку со всеми отеческими чувствами, на которые он вообще способен по отношению к женщине.
   – Мне понятны ваши эмоции, – сказал он. – Мне тоже приходилось держать на мушке парней, которым не исполнилось и восемнадцати.
   Он серьезно посмотрел на Франсуаз.
   – И один раз я был вынужден спустить курок. Потом я узнал, что ему было только четырнадцать. Я потом долго видел его лицо перед собой; но самое страшное было не в этом.
   – А в чем?
   – В том, что, убив его, я поступил правильно. Иначе он застрелил бы владелицу магазина. Преступность молодеет, и мы ничего не можем с этим поделать. Мы пытаемся помогать подросткам, попавшим в беду, но наступает момент, когда сделать это уже невозможно.
   – Верно, – процедила девушка, освобождая руку резче, чем следовало бы в процессе отеческого разговора. – Сейчас – можно.
   Франсуаз решительно двинулась вдоль выстроившихся рядком автомобилей, туда, где я уже поджидал ее.
   – Подумайте еще раз! – крикнул Маллен. – Первых двух вам так и не удалось взять живыми. Теперь вампиров сразу двое, и они прячутся где-то в подвалах. Они знают эти дома, а вы – нет. Позвольте пойти спецназу.
   – Майкл, скажи ему, чтобы он поцеловал меня в задницу, – процедила девушка. – Святой отец.
   – Вот еще, – сказал я. – Это моя прерогатива.
   Маленького роста священник, грустный, с большой лысиной среди коротко подстриженных черных волос, приподнял голову.
   – Надеюсь, вы не забыли крестик, – обратилась к нему Франсуаз.
   Священник поглядел на мою партнершу с вселенской грустью в глазах. Он давно уже пребывал в печали из-за того, что человеческий род заплутал в тенетах порока, и Франсуаз лишний раз подтвердила этот вывод.
   – Вот он, – сказал я, передавая девушке простой серебряный крестик на длинной цепочке.
   – Помни, – произнес святой отец, ловко избежав обращения «дочь моя». Не каждый папаша был бы доволен, заимей он такую дочурку, – вампиры не боятся креста, как и других символов и атрибутов веры. Но те, что прячутся сейчас внизу, выросли в Аспонике. Это значит, что их воспитали в строгих традициях.