Чекалов Денис. Френки и Майкл

   Майерс меланхолически замолчал, соображая, сказал ли он лишнее, или теперь уже все равно.
   – То есть Пончо был связан с перевозом проституток через границу? – спросила Франсуаз.
   – Этим он и занимался… Вот так жили мы с ним, душа в душу, пока все это не приключилось. Не скажу, конечно, что проблем совсем не было. Проблемы, они, это, всегда бывают. Случалось, что Пончо или меня заметали копы. С ретлингами, с ними у нас тоже были нелады. Но в основном – в основном все было путем.
   – Когда же начались проблемы? – спросил я.
   – Два дня назад.
   Я согласно кивнул.
   Наше расследование уже начинало приносить плоды – пока, правда, только в виде трупов.
   – Если быть точнее, – говорил Майерс, – то еще с неделю назад, а то и больше. Только в те дни я еще ничего не замечал. Все шло как обычно, да и Пончо сам, видать, еще ни об чем таком не подозревал тогда.
   – С чего все началось? – осведомился я.
   – Пончо стал говорить, что к нему должны приехать его родные, ну, из Аспоники. В этом-то ничего странного не было. Я всегда знал, что он там большую семью оставил. Не знаю, много он им там денег пересылал, и вообще, помогал ли как-то, но время от времени перезванивался.
   – Кто организовал переход через границу?
   – Пончо. И вел он себя как-то по-особенному – торопился, деньги переплачивал. Если бы недельки две поканючил, заплатил бы меньше. Но ему очень хотелось сейчас.
   – То есть он спешил?
   – Да. Еще тогда я подумал, что у родственников его какие-то неприятности с полицией вышли, потому он и торопится. Только если перейдешь границу – это еще не значит, что неприятности кончились. А поэтому я потихоньку поразведал, что там говорят.
   – И что вы выяснили?
   – Да ничего. Вот тогда-то первый звоночек для меня и прозвенел. Копы, они если кого-то ищут, то ищут, хоть здесь, у нас, хоть в Аспонике, хоть где. И если бы у Пончо нашего родственники в розыск попали, я бы про то узнал непременно – от того или от другого. Но все глухо было.
   – Только не говори, что на этом твой зуд прошел, – бросила Франсуаз.
   Майерс почесал в затылке.
   – А что я мог еще сделать? Больно не нравилось мне то, что происходит, это верно. Сам Пончо-то хоть мне и другом был, да ведь не таким же, чтобы из-за него подставляться под срок. А что такое там его родные в Аспонике натворили, что бегут, как черти, это сильно меня обеспокоило.
   – И ты стал вынюхивать дальше? – спросила Франсуаз.
   – Верно. Сперва все было глухо, никто слова мне сказать не мог. И вот теперь думаю я – это от того, что не тем людям я вопросы задавал. Но совсем случайно, так, что и сам не ожидал, услышал я от одного пастуха одну историю. Он в Аспонике не жил, все больше на ферме батрачил, но Пончо с ним кое-какие дела иногда вел.
   – Пастух был из той же деревни, что и родные Пончо, я права?
   – Из соседней. Но не в этом суть. Пару месяцев назад люди у них пропадать стали. Сначала по одному, по двое, потом чаще. И все в разных деревнях – то в одной, то в другой, а то еще где. Но когда потом поняли все, что это, мол, связано, – вот тогда и сообразили, что все эти деревни образуют что-то типа круга, а в центре этого круга, понятно, и стали искать убийцу.
   Люди там живут темные, леди, как есть темные. Я вот сколько раз, вы уж меня извините, шлюшек оттуда получаю – так ни два слова связать не могут, ни чего умного сделать. Овцы, как тупые твари прямо-смотрят, глаза черные разевают, ноги раздвигают, а потом спать уваливаются. Но вот что интересно, леди: как насчет своровать там, смошенничать, урвать, словом, чужого – так эти шлюшки завсегда первые, да еще и похитрее других оказываются.
   Да. И вот, народ там, значит, темный, и решили они, что это нечистая сила пробавляется. Позвали священника. Я-то священников не жалую, честно вам скажу, леди, но все потому, что уж больно жирные они да ленивые. Взглянешь на этакого пузана, да и думаешь – жрет небось с утра до ночи, вместо того чтобы богу молиться или что. А в Аспонике, леди, священники иные. Жрать там не бог весть как много, а потому они все худые, лица вострые, точно у птицы, а глаза пронзительные – я одного раз увидел, так потом чуть на исповедь не пошел, честно вам говорю.
   И вот священник этот приходит, смотрит там, кадилом машет туды-сюды. Пастух говорит, что поп-то еще слова говорил какие-то, крест целовал, да от земли отрывался, в воздухе летая, но тут, я думаю, пастух врет.
   Помахал поп кадилом, глазами позыркал, говорит: мол, вампиры у вас завелись. Я-то как про вампиров от пастуха услышал – все, говорю, хватит тебе тут трепаться, пьяные сказки свои рассказывать. Ты их лучше козам да коровам расскажи, а у меня, поди, телефон не казенный.
   Но он мне так сказал, что я, как пораскинул мозгами, смекнул, что он не врет. Я, говорит, передаю, что поп тот крестьянам сочинял, так пусть то на совести попа и остается.
   – Как называлась деревня? – спросил я.

Часть II
ТЕНЬ ПУСТЫНИ

   Все очищается кровью, и без пролития крови не бывает прощения

Апостол Павел

   Франсуаз застегнула молнию на своей куртке и усмехнулась:
   – Наконец-то я смогу чем-то заняться, Майкл.
   Наш частный самолет разворачивался на расчерченном световыми дорожками аэродроме Туррау, города на границе Аспоники и страны Эльфов.
   – Беседа в дешевом баре с печальным сутенером, на твой взгляд, скучное занятие? – спросил я.
   Девушка осмотрела свои стройные загорелые ноги и убедилась, что надетые ею шорты не слишком длинные.
   – Ночь в самом разгаре, – процедила Франсуаз, глядя на часы. – Каждую минуту какой-нибудь человек в городе Темных Эльфов может погибнуть от рук этих выродков.
   Самолет остановился, человек в форменном кителе компании «Амбрустер Даймондз» распахнул дверцу и спустил трап
   – Будьте готовы взлететь в любую минуту, Патрик, – сказал я, пропуская свою спутницу вперед
   – Если мы узнаем, кем были эти люди до того, как превратились в вампиров-убийц, – отрывисто произнесла Франсуаз, – это даст нам шанс найти их. Я не очень-то верю, что они угодят в сети полицейской облавы. Да, вот еще что.
   Девушка уже спустилась с трапа и теперь остановилась так резко, что я чуть не свалился со ступенек
   Франсуаз взяла меня за узел галстука, и ее пальцы медленно сбежали по нему вниз. Затем сильно ткнули меня в грудь.
   – Во время полета ты проявил себя молодцом.
   Под черную куртку Франсуаз обычно надевает легкую майку одного из двух типов – либо с глубоким вырезом, либо просвечивающую. На сей раз ее наряд обладал обоими достоинствами.
   Джип военного образца, заказанный мною из города Темных Эльфов, уже стоял неподалеку от взлетной полосы. Франсуаз запрыгнула в него и взгромоздила на голову огромную широкополую шляпу.
   – Зачем тебе шляпа, Френки? – осведомился я, когда девушка рванула автомобиль с места. – От солнца?
   Две яркие полосы фар агрессивно разрезали черную поверхность дороги.
   – Не будь кретином, – бросила она. – Если мы в Аспонике, то надо носить широкополые шляпы.
   – Да, – согласно кивнул я. – Может быть, ты еще соорудишь лассо из шнурков?
   – Как смешно, – процедила девушка. – На мне сейчас трусики лопнут.
   Убедившись, что мой талант оценен, я стал смотреть на пустыню.
   – Ты замечала, как по-другому выглядит мир, если смотреть на него в разрезе двух фар? – спросил я. – Он кажется бескрайним от того, что ты видишь только ничтожно малую его часть. Он разворачивается перед тобой, как новый день; и прелесть кроется в том, чтобы видеть не дальше, чем сделаешь очередной шаг.
   – Это Пруст? – спросила девушка. Я обиделся и замолчал.
   – Что ты почувствовал, – спросила она, – когда узнал, что я демон, а не обыкновенная девушка?
   – Голод, – ответил я.
   – Что?
   – Голод. В тот момент я очень хотел есть и думал только о том, как поскорее закончить разговор.
   Франсуз тоже замолчала; наверное, обиделась.
   Я злорадно ухмыльнулся.
   Судя по моей карте, мы находились уже довольно близко от той деревни, о которой говорил пастух. Военный джип пожирал расстояние быстрее, чем правительственная машина деньги налогоплательщиков. С минуты на минуту я ожидал увидеть впереди пасторальные огни пасхального селения, но только звезды горели над нашими головами.
   Это было странно, а я не люблю того, что странно.
   – Нет, правда, – потребовала девушка.
   – Что? – спросил я.
   – Что ты почувствовал?
   – Я в тебя влюбился.
   Я мягко отстранил ее ногу и нажал на педаль тормоза.
   – Эй! – воскликнула Франсуаз. – Если ты решил заняться любовью…
   – Тише, кэнди, – попросил я. Я выпрыгнул на дорогу и прислушался. Было тихо, как в могиле.
   Тут же мне в голову пришло еще одно сравнение – стояла кладбищенская тишина.
   Я решил, что это не просто совпадение.
   – Ты ничего не слышишь, Френки? – спросил я.
   – Нет, – ответила она. – И если ты сейчас скажешь «это-то и странно», я тебя зверски изобью.
   – Дай мне фонарь.
   Девушка протянула мне толстый бочонок ручного прожектора. Я установил его на дальний свет и стал медленно поворачивать, освещая места, куда не доставали фары автомобиля.
   – Ну, – потребовала Франсуаз, – что такого узрел мой дрессированный Шерлок Холмс?
   – Мы в деревне, – сказал я.
   – Глупости, – ответила девушка. – Здесь же дорога.
   – Это-то и странно, – ответил я.
   Я сделал два шага в сторону и опустился на колени.
   – Асфальт совсем свежий, моя любовь, – пробормотал я. – Пойдем-ка сюда.
   Я повел лучом фонаря, и мне показалось, будто я увидел то, что мне сильно не понравилось.
   – Что ты ищешь? – спросила Франсуаз, громко дыша мне в спину.
   – То, чего здесь уже нет, – ответил я, осторожно сходя с дороги.
   Местность была изрыта и усеяна крупными камнями.
   Франсуаз пригнулась, в ее руке тускло блеснул пистолет.
   – Напомни мне, – сказала она, – что я решила научить тебя разговаривать.
   Я снова встал на колени и повернул фонарь так, чтобы светить себе под ноги.
   Мои пальцы пробежали по разбросанным по земле камням, переворачивая их один за другим. Я переместился немного вправо и обнаружил то, что искал.
   – И как же ты собираешься меня учить? – спросил я.
   – Ты это надолго запомнишь, – процедила Франсуаз.
   То, что я увидел, могло быть только домом, но было им довольно давно. Я посветил фонариком, очерчивая четырехугольник. Я отчетливо мог различить следы глинобитных стен, которые когда-то возвышались здесь над каменистой почвой.
   – Мы в деревне, Френки, – повторил я, поднимаясь на ноги.
   – Тогда постучи в ближайший дом, – сказала девушка. – И спроси дорогу.
   Она подошла к тому месту, возле которого стоял я, и потыкала в остатки стены носком сапожка.
   – Зачем потребовалось сносить целую деревню? – спросил я. – Да еще сразу же прокладывать на ее месте шоссе, чтобы самую память о ней стереть с лица земли?
   Девушка искривила чувственные губы.
   – Ты ведь не веришь, что правительство штата планировало провести здесь дорогу и поэтому переселило крестьян? – спросила она.
   – Скорее я поверю, что ты девственница.
   Франсуаз тихо засмеялась.
   – Кому знать, как не тебе, – сказала она. Я распрямился и бросил взгляд на часы.
   – Могут уйти недели на то, чтобы найти людей, которые здесь жили, – произнес я.
   – Если они еще не в гробах, – уточнила девушка.
   – И месяцы, прежде чем правительство Аспоники предоставит нам официальный отчет.
   Я бросил взгляд на часы.
   – А мы должны спешить, Френки.
   – Но мы ведь не уйдем отсюда просто так?
   – Нет, любимая.
   Я направился вперед, освещая себе путь фонарем.
   – Но пока единственное, что мы можем здесь сделать, – это погулять.
   Франсуаз хмыкнула:
   – Нашел же ты местечко для романтической прогулки с девушкой. Мертвая деревня. Ты бы еще ужин при свечах в морге устроил.
   – Рад, что ты видишь вещи так же, как и я.
   Я остановился.
   – Полицейские обшаривают город в поисках вампиров, – медленно произнес я. – Они также ищут места, где за последние два дня пропадали люди.
   – Но поскольку у нас нет фотографий, это так же эффективно, как трахаться по телефону.
   – Человек, который предоставил вампирам убежище, мертв. Водитель, привезший их в город, прячется где-то, и полиция пока не может его найти. Маленький парнишка, видевший их, в шоке, и его нельзя допрашивать, не навредив ему.
   – Если ты хочешь сказать, что мы сели в лужу, – процедила Франсуаз, – то ты прав.
   – Нет, – возразили, решительно направляясь к машине. – Я был не прав.
   – Это еще почему?
   Я открыл багажник и принялся греметь инструментами.
   – Я не прав, Френки, потому, что с самого начала позволил этому делу выплыть из пальцев.
   – Чего?
   Девушка недоуменно округлила серые глаза. Люблю, когда Франсуаз это делает. Я вынул из багажника короткий ломик и любовно взвесил его на руке.
   – Я все делал не правильно, Френки.
   Девушка посмотрела на меня с тревогой.
   – Что это ты собрался делать, Майкл? – спросила она.
   – Действовать, Френки, – усмехнулся я. – С самого начала нам надо было действовать. Это же элементарно.
   Я вернулся за руль джипа и, не набирая скорости, отогнал его на пару десятков футов вперед.
   – Ты сама говоришь, что необходимо действовать, а не реагировать, – сказал я. – А мы только и делали, что реагировали. Мы ходили хвостом за полицией, слушали то, что говорили нам Рон Педро, тот парнишка, обитатели улиц.
   – Майкл, – возразила Франсуаз, – но как же мы нашли бы этих ублюдков, если б не проводили розыски?
   Я подошел к краю дороги, размахнулся и со всей силы опустил лом на асфальтовое покрытие.
   – Майкл! – вскрикнула Франсуаз. Я довольно улыбнулся.
   – Так я и знал, – сказал я. – Они не успели проложить гравиевые и резиновые покрытия. Мы снимем этот асфальт, как шоколад с мороженого.
   – Но что ты делаешь?
   – Лучшие розыски, кэнди, – произнес я, взламывая асфальт слой за слоем, – это те, которые проводятся не ногами и не разговорами.
   – Сейчас ты скажешь, что надо было сперва подумать?
   Я уже очистил от асфальта часть дороги и принялся расширять ее.
   – Мы плелись в хвосте событий, Френки. Находили остывшие следы. А теперь мы станем предугадывать события.
   Девушка вырвала у меня лом и с силой ударила им по дороге.
   – Если ты не скажешь, что мы ищем, – зло проговорила она, – я захлестну тебе шею ногами и придушу.
   Я улыбнулся и отряхнул руки.
   – Как ты думаешь, зачем было прокладывать здесь дорогу, да еще так спешно?
   – Ну? – мрачно спросила она. – Ты знаешь, я могу придушить тебя очень быстро.
   – Пустыня, ветер, песок. – Я обвел руками ночной мир. – Поняла?
   Франсуаз легко закинула мне на плечо свою правую ногу.
   – Я не шучу, Майкл, – процедила она. Я вздохнул.
   – Сложно копать, Френки, – пояснил я. – Глубоко копать – долго и тяжело. Неглубоко копать – ветер разметает за пару дней.
   Франсуаз плавно перенесла центр тяжести вперед, одновременно поднимая вверх левую ногу. Я приземлился на спину и почувствовал, как крепкие ноги девушки сжимаются на моей шее.
   – Майкл, – напомнила Франсуаз, поудобнее устраиваясь на моей груди. Я покачал головой:
   – Какая же ты у меня глупенькая, кэнди. Асфальт проложили тут потому, что это единственный способ скрыть.
   – Скрыть – кого?
   Я поднялся, не обращая внимания на протестующий визг свалившейся с меня девушки.
   – Того, кто здесь похоронен, кэнди, – ответил я, облокачиваясь на капот автомобиля. – И раз уж ты отняла у меня лом, то копай дальше.
   – Привезти девушку в Аспонику, – проворчала Франсуаз, распрямляясь и отбрасывая в сторону кусок асфальта. – Катать ее в открытом автомобиле. Говорить комплименты. И все для чего? Для того, чтобы заставить ее откапывать трупы.
   – Не говори так много, – сказал я ласково. – Ты сбиваешь дыхание. Сколько мы уже нашли?
   – Заведи себе бухгалтерскую книгу, – огрызнулась Франсуаз. – И веди учет.
   – Уже шестеро, – констатировал я, отворачивая кусок грунта носком своего ботинка. – У всех сердце пробито насквозь. Кто-то изрядно здесь повеселился.
   – Если вся деревня превратилась в вампиров, – Франсуаз ударила ломом еще раз и с ненавистью уставилась на показавшуюся из-под асфальта человеческую голову, – то правительство Аспоники все равно будет все отрицать.
   – Так всегда делают в подобных случаях, – согласился я, прислушиваясь. – Ты ничего не слышишь, кэнди?
   – Наверное, это заговорила твоя совесть, – сердито сказала Франсуаз. – Мы будем копать до Гранда Аспоника или остановимся у горы Чоррерос?
   – У меня нет совести, – отвечал я, понижая голос. – А после знакомства с тобой у меня и души-то нет. А теперь тише.
   – Я тебя придушу за такие штучки, – прошипела Франсуаз. – Ты можешь сразу сказать, что происходит?
   – Кто-то идет сюда, – отвечал я. – Дай-ка мне лом.
   Франсуаз споро встала рядом со мной, но конечно же не отпустила монтировки.
   – Вряд ли это кто-то, кто не хочет, чтобы его видели, – прошептала она. – Наши фары видны миль на десять по округе.
   – Или он знает, что ничего страшного не случится, если его заметят, – сказал я. – Их много, Френки. Я бы сказал, человек десять, а то и пятнадцать.
   – Школьная экскурсия?
   – Скорее цыганская свадьба.
   Автомобильные фары следили за дорогой двумя яркими лучами. Темнота таяла в них, расступаясь и стекая на черный асфальт. Но за пределами света она сгущалась и становилась еще плотнее, словно в отместку за то, что кто-то посмел раздвинуть ее непроницаемую занавесь.
   – Это вампиры? – спросил я. Франсуаз кивнула.
   Ее губы начинали кривиться в улыбке. Горячие пальцы пробежали по моей руке.
   – Тебе ведь не страшно? – насмешливо спросила она.
   Фигуры выплывали из темноты, точно сама темнота порождала их.
   Сгорбленные, одетые в лохмотья, люди брели по пустыне. Их головы шевелились, в то время как плечи и руки оставались неподвижными. Вампиры задирали носы и раздували ноздри, ловя каждое дуновение горячего ветра.
   – Они кого-то ищут, – заметил я. – И явно не телефон.
   Франсуаз провела язычком по верхней губе.
   – Они ходили по прерии, – бросила она, – после того, как священники сровняли с землей зараженную деревню. Уверена, они очень голодны.
   – Люблю кормить животных, – согласился я. – Но это не тот случай.
   Моя партнерша бросила взгляд на часы.
   – Думаю, мы провозимся здесь довольно долго.
   Твари появлялись со всех сторон, и с каждым мгновением их становилось все больше. Я насчитал четырнадцать человек.
   Они не спешили; их высохшие, изможденные тела жаждали свежей крови и не могли передвигаться быстро. Но я хорошо знал, что голод, который обессилил этих людей, способен придать им стремительность и неукротимость, стоит им только увидеть перед собой добычу.
   Среди них были женщины; впрочем, морщинистые лица тварей, иссушенные кровяным голодом, давно уже превратились в сухие кожаные маски. Волосы у большинства повыпадали; из провалившихся глаз на нас смотрели золотисто-черные зрачки.
   Я увидел двоих детей – одному из них было лет шесть, другому, пожалуй, двенадцать-тринадцать. Однако их лица, черные и обезображенные, более не принадлежали детям; это были морды отвратительных чудовищ, тварей, в которых с такой легкостью могут обратиться люди.
   – Мясо, – говорили они сбивчиво, перебивая друг друга. – Свежее мясо.
   – Кровь, – вторили им другие. – Горячая кровь. Как мы хотим крови.
   – Крови! – взмыл высокий писклявый голос, больно ударивший по ушам.
   Я не сразу понял, что это пищит ребенок.
   – Мы хотим свежей крови.
   Франсуаз выпрямилась во весь рост, став чуть ли не в два раза выше сгорбленных и высохших людей.
   – Вам нужна помощь, – мягко произнесла она. – Пойдемте со мной, и вам окажут ее.
   – Френки, – бросил я, – есть ведь хорошие организации для этого. Армия Спасения. Врачи Мира. Кто там еще. Может, не сейчас?
   – Крови, – бормотали вампиры.
   Они поднимали к лицам скрюченные, искалеченные пальцы и засовывали их в рот.
   Теперь я понял, почему тела вампиров иссохли, а лица потемнели. Мучимые чудовищной жаждой, в минуты, когда их внутренности раздирало на части от этой жажды крови, – в такие мгновения вампиры вспарывали себе вены и пили свою собственную кровь, до тех пор, пока им не удавалось приглушить боль.
   – Крови, – говорили они, подходя все ближе и сжимая круг. – Мы хотим свежей крови.
   Вперед вышло высокое существо, с лицом столь обезображенным, что на нем не было видно более ни носа, ни глаз, ни рта – только изрытое месиво из почерневших морщин.
   – Крови, – глухо проговорила тварь. – Мой народ хочет крови. Отдайте ее нам сами, и вы не будете мучиться.
   Франсуаз резко бросила:
   – Твой народ умирает, старый дурак. Если вам не оказать помощь сейчас, через пару дней вы превратитесь в ходячие скелеты, и вам останется сосать только кровь из своих костей.
   Обезображенное лицо твари исказилось ненавистью.
   – Что ты понимаешь, спесивая демоница, – прохрипел он. – Веками люди ненавидели наши народы – твой и мой. Веками люди пытались уничтожить нас, но мы всегда были хитрее.
   Твари, обступившие нас плотным кольцом, глухо забормотали, вторя ему. Их голоса были бессильны, они почти шептали, слова, что пытались они произнести, были невнятны; это было подобно шороху, с каким ветер пролетает, шевеля степные травы.
   Глаза детей сверкали; они еще не потухли, как давно уже угасли глаза взрослых людей. Дети смотрели на меня жадно, алчуще; они открывали маленькие рты, и закругленным клыкам было там тесно.
   – Но теперь демоны предали нас, – хрипло продолжал вампир. – Они живут среди людей. Вы похищаете души, вы обращаете в рабство свои жертвы – и еще смеете в чем-то упрекать нас.
   Вампир протянул тонкую, костлявую руку.
   – Вам некуда скрыться отсюда – ни человеку, ни демону. Люди живут так, как создала их природа. Демоны порабощают их, делая своими покорными игрушками. Лишь мы, вампиры, лишены права жить так, как велит нам Господь.
   Он сделал шаг вперед, и его пальцы с острыми когтями замерли в дюйме от крепкой груди моей партнерши.
   – В вас много крови, – хрипло проговорил он. – Ее хватит, чтобы мой народ прожил еще несколько ночей. А потом мы пойдем в следующий город, и дальше, и дальше.
   – Крови, крови, – забормотали вампиры. Они покачивались, словно от порывов ветра.
   – Крови, крови, – жалобно повторяли дети.
   – Слышишь, чего хочет мой народ? – вопросил старик. – Кто ты такая, чтобы отказывать нам в праве жить?
   Лицо Франсуаз стало злым.
   – Я та, кто знает, что вы не правы, – ответила она и ухватила старика за вытянутую руку. Ни один вампир не успел даже пошевелиться, а Франсуаз резко рванула их предводителя на себя, одновременно поднимая лом.
   Раздался омерзительный хруст, крик боли смешался с треском ломаемых костей.
   Блестящий металлический конец монтировки, окровавленный, вышел из спины старика.
   Девушка резко выдернула свое оружие, и тварь рухнула к ее ногам, вздрагивая конечностями.
   По толпе вампиров пробежал невнятный ропот.
   Франсуаз улыбнулась самодовольной улыбкой и поставила ногу на вздрагивающее тело старого вампира.
   – Отныне я – ваша повелительница, – властно произнесла она. – И вы будете мне подчиняться.
   Старый вампир дернулся под ее каблуком; Франсуаз мощным ударом лома разнесла чудовищу череп.
   – Вы пришли, потому что это я хотела вас сюда заманить. – Голос девушки, громкий и повелительный, заставлял вампиров опускать головы и прятать глаза. – Вы подчинялись моей воле задолго до того, как увидели меня.
   Поверженный старик продолжал бессильно шевелиться на земле.
   Вперед вышла старая женщина, сквозь ее длинные седые волосы проглядывал блестящий череп.
   – Пожалуйста, не убивай старого пастуха, – произнесла она. – Мы готовы подчиниться тебе, если ты пообещаешь напоить нас и накормить. Мы очень голодны.
   Вампиры сгрудились еще плотнее; теперь в их глазах можно было прочитать мольбу и страх.
   – Пастух заботился о нас с тех пор, как священники разрушили нашу деревню, – продолжала старуха. – Пожалуйста, оставь его в живых.
   Франсуаз в раздумье посмотрела на тело, вздрагивавшее под ее каблуком.
   – Он был дерзок, – сказала она, – и осмелился не повиноваться мне. Но так и быть – я не пристрелю его серебряной пулей, если он поцелует кончики моих сапог. Ты готов сделать это, старик?
   Человек поднял окровавленную голову. Раздробленный череп срастался медленно, ибо пастух был голоден и истощен.
   – Мой народ хочет есть, – прошептал он. – Наши дети голодны. Если ты обещаешь, что позаботишься о них, я стану твоим верным рабом.
   Франсуаз улыбнулась еще шире.
   Меня едва не стошнило.
   Старый вампир встал на колени. Безобразный кожаный пластырь, в который превратилось его лицо, раздвинулся, открывая пасть. Голова вампира низко наклонилась; он почтительно поцеловал кончики сапог девушки и отполз прочь, не поднимая лица.
   – Может быть, ты будешь прощен, – проговорила Франсуаз и, обведя тварей взглядом, коротко усмехнулась. – А теперь постройтесь по трое, и я отвезу вас в город.