Чекалов Денис. Френки и Майкл

   Но возвращаться к телу он не стал.
   Мартин зашагал вперед, не выпуская из правой руки оружия. Возможно, ему следовало сначала отвернуть глушитель. Тогда он смог бы стрелять точнее.
   Или не стоит?
   В любом случае, тратить на это время нельзя.
   Кусты здесь были высокими, но какими-то сухими, странными. Мартин оказался вне своего мира, вне города. Здесь он был чужим.
 
   – Здесь они и работают? – спросил я, указывая на ровные ряды фруктовых деревьев.
   – Они отдают этому всю душу, – отвечал священник. – Нигде вы не увидите сада, за которым ухаживали бы лучше.
   – Но, полагаю, они не так уж много получают, – произнес я. – Взамен своей души.
   – Труд батраков никогда не оплачивался высоко… Но это позволяет им прокормить свои семьи. За ту же самую работу в Аризоне или Нью-Аспонико платят во много раз меньше.
   – Это надбавка за эльфийский воздух, – хмуро пояснил я.
   – Мы хотим подробнее узнать, что здесь происходит, – сказала Франсуаз. – Я заметила, что военные растут здесь быстрее, чем лишайники.
   – Эта земля всегда была необычной, – ответил священник. – Здесь селились люди-вампиры, приезжавшие из разных сел Аспоники, порой за тысячи миль. Многих это пугает.
   – Что сделало ваш край таким привлекательным для них? – спросил я.
   – Паренек по имени Сальвадор, – сказала Франсуаз. – Он был одним из сельскохозяйственных рабочих. Это он назвал нам ваше имя. Он смутно помнит, как покинул это место, и пришел в себя только в тюрьме Сокорро.
   – Сальвадор был хорошим мальчуганом, – кивнул священник. – И я рад, что он в безопасности.
 
   Ортега Илора взглянул на человека в темно-синем костюме и улыбнулся. Он улыбался редко.
   – Как обстоят наши дела? – спросил он.
   Служащий еще больше поджал ноги под стул, на котором сидел. Ему было неудобно, но так он меньше волновался.
   Правда, не очень намного.
   – Люди в штате взволнованы, комендант, – сказал он. – Нападения вампиров участились. Все хотят, чтобы губернатором стал сильный, решительный человек. Способный навести порядок в стране.
   – Это хорошо, – сказал Ортега. – Как чувствует себя мой соперник?
   – После того как жители трех деревень, возле самого города, превратились в вампиров, почти все землевладельцы отвернулись от губернатора. Никто не хочет, чтобы его выбрали на второй срок.
 
   День клонился к закату.
   Франсуаз громко постучала в дверь и распахнула ее прежде, чем кто-либо мог успеть с ответом.
   Легкая деревянная постройка служила для хранения садовых инструментов. Мужчина в рубашке с закатанными рукавами стоял возле точильного станка.
   – Что вам нужно? – спросил он, не оборачиваясь. Франсуаз скользнула взглядом по стенам, рассматривая тяпки, лопаты и ножи для обрезки деревьев.
   – Все, что мне нужно, – ответила она, – здесь уже есть.
   Мужчина оторвался от своей работы, и точильный камень перестал бросать искры на обитый металлом верстак.
   – Я здесь главный садовник, – сказал он. – И тут нечего делать посторонним.
   – Я везде нахожу себе занятие, – успокоил его я. Я вынул носовой платок, расправил его и, положив на верстак, сел.
   – Я всегда восхищался людьми, которые заботятся о своих сотрудниках, – заметил я. – Я говорю о том внимании, которое вы уделили одному из рабочих фермы, по имени Сальвадор, и четверым его друзьям.
   – Не знаю, о чем вы говорите, – хмуро сказал садовник.
   В плечах он был, наверное, раза в два шире меня; не иначе, ел много кальция.
   – Только слушать я вас не намерен.
   – Неделю назад, – продолжал я, не смущаясь неблагодарностью своего слушателя, – вы заметили, как хорошо работает парнишка по имени Сальвадор, как он старается. И вы решили отметить это усердие. Я прав?
   – Ужо я сейчас вызову охрану, – глухо проворчал садовник.
   Он закосолапил к двери, бурча что-то себе под нос.
   Франсуаз дала ему затрещину, и он отлетел к своему верстаку.
   – Если бы вы внимательно слушали, – укоризненно произнес я, – теперь у вас бы не болела спина.
   – Черт…
   Садовника больше поразило то, что его отфутболила девушка, нежели сам удар.
   – Итак, вы пригласили Сальвадора на стаканчик – что вы тут пьете? Текилу? А заодно с ним и четверых его компаньерос. Но только, приятель, вы знали, что все они вампиры… Я вижу, у вас заклеен пластырем большой палец?
   Садовник испуганно посмотрел на свою руку.
   – Вам хватило одной капли крови на каждый из бокалов. Ах, простите – вы наверняка пьете из стаканов, это все моя привычка к роскоши… В любом случае, пятеро пареньков оказались в вашей власти, как только почувствовали вкус крови.
   Я встал и оправил пиджак, заботливо следя, чтобы не осталось складок.
   – А теперь внимание только на цену. Вам придется рассказать, что произошло дальше – я терпеть не могу, когда история прерывается на половине.
   – Я сам разорву вас на половинки, – отвечал садовник. – Что вы о себе возомнили?
   Я покачал головой и, поморщившись, брезгливо отвернулся
   Человек вновь попытался пройти к двери; Франсуаз ударила его в живот двумя сложенными пальцами.
   – Так больно, что кажется, сейчас родишь? – спросила она.
   Девушка сняла со стены большие садовые ножницы и проверила, легко ли они ходят.
   – Мой партнер любит говорить, – пояснила она. – У него действительно красивый голос. А мне нравится слушать. И, в сущности, мне все равно – будут это ответы или просто очень громкие крики.
   Превозмогая боль в животе, садовник прохрипел
   – Я всего лишь выполнил поручение.
   Франсуаз схватила его за мошонку и сжала так, что мужчина тут же забыл про боль в животе.
   – Десятки людей погибли из-за твоего поручения.
   Я почувствовал, что садовник нуждается в ободрении, и произнес:
   – Давай, приятель. Ты не мог держать их здесь, пока они полностью не превратились в вампиров.
   – Я не знаю, – пробормотал садовник. – Я должен был только привести их и подмешать кровь в их стаканы Остальное сделал бармен. Клянусь.
   Франсуаз сжала пальцы, и садовник тонко закричал.
   – Прости, – виновато сказала девушка. – Кажется, я что-то порвала.
   Она отряхнула руки и направилась к дверям.
   – Но не волнуйся – ты все-таки сможешь облегчаться с его помощью.
 
   Бар, в котором мы оказались, был самым дешевым и самым грязным из всех, где когда-либо разбивали о голову человека бутылку.
   Франсуаз направилась к стойке.
   – Может, не стоило связывать садовнику руки колючей проволокой? – спросил я, отстраняя в сторону не первой свежести посетителя, которого обуяло непреодолимое желание расцеловать меня.
   – Эта гора анаболиков порвет любые веревки прежде, чем приедет полиция.
   Франсуаз смахнула с табурета пьяного вдрызг человека, и тот упал на покрытый опилками пол, так и не очнувшись.
   – А я не хочу, чтобы он избежал тюрьмы.
   Бармен обернулся к моей партнерше, желая узнать, что она закажет, но так и застыл, уставившись в вырез ее платья.
   – Привет, Луис, – сказал я, перемахивая через стоику.
   – Эй, – спохватился бармен, – посетителям сюда нельзя.
   – Не волнуйся, – успокоил его я, пробегая глазами по ряду бутылок. – Сейчас ты будешь немного занят, я тебя подменю.
   – Дружище! – заревел один из посетителей. – Плесни мне чего-нибудь этакого.
   – Необычного и покрепче? – уточнил я.
   – Точно.
   Бармен в растерянности посмотрел на меня.
   – Что это ты мне намешал? – подозрительно осведомился выпивоха, разглядывая мутную жидкость, плескавшуюся в его стакане.
   – Вы хотели необычное и покрепче, – пояснил я. Он принюхался и выпил залпом.
   – Тебе тоже потребуется лечение, – продолжала девушка. – Если не ответишь на мой вопрос. Куда ты отвез Сальвадора и его друзей?
   Выпивоха икнул, потом рыгнул, затем округлил глаза.
   Я благодушно смотрел на него; остальные посетители на время прервали свои развлечения, следя за дегустацией.
   Выпивоха икнул снова, после чего мешком упал с табурета.
   – Эй, приятель! – закричали сразу несколько голосов. – Плесни мне то же самое.
   Бармен потянул носом, закашлялся, захлебнувшись кровью.
   – Ну-ну. – Франсуаз помогла ему выпрямиться, и он сел на крышку мусорного бака. – Не стоило падать лицом о стойку.
   – Я хотел только подзаработать, – прошептал бармен.
   Ему было трудно говорить с тремя выбитыми зубами.
   – Удивляюсь, Френки, – заметил я, осматривая задний двор бара, где мы находились. – Кто мог подумать, что посетители на него набросятся.
   – Ты должен быть благодарен, что мы тебя оттуда вытащили, – сказала Франсуаз, обращаясь к бармену. – Твои дружки чуть не выбили из тебя всю начинку. И только потому, что раньше ты не готовил им такого коктейля. Кстати, Майкл, чего ты туда намешал?
   – Не знаю, – ответил я. – Там была большая бутылка без этикетки.
   – Это спирт, – тяжело пояснил бармен. – Чистый спирт, чтобы протирать стойку.
   – Тогда понятно, – согласился я.
   – Вот так, – произнесла Франсуаз, заклеивая пластырем лицо бармена. – Если не будешь корчить рожи, шрама почти не останется.
   Я стоял у выезда на улицу, поджидая полицейскую машину.
   – Зачем вы все это делаете? – неуверенно спросил бармен. – Я имею в виду – заботитесь обо мне. Вы же сказали, что презираете таких, как я.
   Взгляд девушки стал холодным, как бывает всегда, когда она опасается, что ее заподозрят в доброте.
   – Хочу, чтобы у тебя осталась красивая мордашка, – процедила она. – И чтобы в тюрьме ты пользовался популярностью.
   Она оставила бармена сидеть на мусорном ящике и приблизилась ко мне. 
   – Он делал это не в первый раз, – сказала она.
   Я согласно кивнул.
   – Военным, чтобы править, нужна угроза. Угроза с большой буквы – внешняя или внутренняя. И чаще всего они сами выдумывают эту угрозу. Как сейчас.
   Автомобиль федерального шерифа остановился возле нас так резко, словно собирался мчаться еще тысячи миль, но вдруг сообразил, что бензина не осталось ни капли.
   Федеральный шериф так и не успел побриться.
   Он вылез из машины, усталый и измученный, словно всю дорогу приводил автомобиль в действие, крутя педали.
   Он очень спешил, получив наш телефонный звонок, однако теперь ему не хотелось узнавать, что произошло. Вообще ничего не хотелось.
   С другой стороны машины вышел второй человек, его помощник. На его мрачном лице было написано. «Жизнь поганка, но, слава богу, не я здесь шериф».
   Больше в салоне никого не было.
   Прежде чем поздороваться, шериф снял с головы потемневшую широкополую шляпу и вытер лоб тыльной стороной ладони. При этом он наклонил голову и не смотрел на меня
   – Джентльмены, – сказал он и осекся.
   Сложно вот так, с места придумать, как приветствовать одного мужчину и одну женщину, не скажешь же «господа», или «дамы», или «дамы и господа».
   Разве что «эй вы, двое».
   – Шериф, – сказал я.
   Франсуаз посмотрела на него так напористо, что он чуть не упал.
   – Вы допросили садовника? – спросила она.
   – Да, – ответил шериф, и между строк было написано «лучше бы я этого не делал». – Кстати, что у него с…?
   – С половыми органами? – подсказала девушка. – Я говорила ему, что опасно совокупляться с койотами.
   – Он пытался бежать, – сообщил шериф. – И порвал бы веревки, если бы не изодрал себе руки. К тому моменту, как мы приехали, он был готов говорить.
   – И рассказал? – спросил я.
   – Все, что ему было известно Мне не хочется ему верить, но если это правда… – Шериф посмотрел на меня тяжелым взглядом и снова ушел в себя.
   – Вот человек, который подтвердит его показания. – Франсуаз указала на бармена. – Проследите, чтобы с ними в тюрьме ничего не случилось. У них обоих замутнена карма.
   – Я знаю свое дело.
   Фраза была бессодержательной и могла служить лишь прелюдией к следующей.
   – Мне не нравится, когда штатские вмешиваются в мою работу, – произнес шериф. – Мы расследуем этот случай, а после сообщим вам.
   – Мы всего лишь пара туристов, – улыбнулся я. – Изучаем Аспонику, так сказать, с неформальной стороны.
   – Делайте свою работу лучше, – бросила Франсуаз, – и нам не придется вмешиваться.
   В переулке остановилась вторая машина; она не смогла припарковаться ближе и скрипнула шинами позади автомобиля шерифа.
   Хлопнули дверцы; трое человек подошли к нам, и у меня не возникло желания подавать им руки.
   На чай я бы им тоже не подал.
   – Комендант Ортега, – произнес федеральный шериф. – Вот то, о чем мы с вами говорили.
   Темные глаза коменданта быстро осмотрели собравшихся людей. Его брови были нахмурены, но при взгляде на Франсуаз они сошлись еще резче. Правая щека коменданта болезненно дернулась при виде демонессы; он перевел взгляд на меня.
   Не знаю, хотел ли он что-то увидеть или что-то пытался мне сказать.
   Он быстро отвел глаза.
   – Обвинения серьезные, комендант, – отрывисто произнес федеральный шериф. —Дело необходимо выяснить до того, как приблизятся выборы губернатора.
   – Когда вы узнаете, кто это задумал, – произнесла Франсуаз, – вы опечалитесь еще больше. Я повернулся к шерифу.
   – Почему вы отчитываетесь перед комендантом тюрьмы? Разве вы не подчиняетесь федеральному судье?
   – Формально, – ответил он. – Однако, согласно инструкции, операциями руководит старший офицер ведомства безопасности. В данном случае это комендант Ортега.
   – Шериф, – обратился к нему комендант, – позаботьтесь, чтобы задержанные оказались в участке.
   Это значило, что он хочет переговорить с нами наедине.
   Лицо федерального шерифа было скроено по образцу, который обычно выпадает людям, не любящим, когда им дают монетку и велят сбегать за мороженым.
   Но сегодня он не был готов смело взглянуть в глаза судьбе и получить от нее оплеуху.
   – Шериф слишком долго вертел колесо в одну сторону, преследуя вампиров, – вполголоса произнес я, наклоняясь к Франсуаз. – И теперь ему нужно время, чтобы осознать, что оно крутится и в обратном направлении.
   Помощник шерифа надел наручники на бармена, который в этот момент думал не о попытке спастись бегством, а скорее о хорошем дантисте, а также о своих неблагодарных посетителях.
   Привычная работа придала лицу помощника шерифа выражение спокойного удовлетворения. Он делал то, что привык, и это его радовало.
   Федеральный шериф вернулся за руль, больше не посмотрев на нас; по всей видимости, он боялся, что мы скажем еще что-то, что испортит ему пищеварение.
   Ортега Илора подождал, пока автомобиль шерифа пыхнул ему в спину струей выхлопного газа
   Он приблизился к Франсуаз и вполголоса произнес:
   – Ты грязное, отвратительное отродье.
   Девушка хлестко ударила коменданта по лицу; он отшатнулся, хватаясь рукой за разбитую губу, из которой струйкой текла кровь.
   – Ты будешь подбирать либо выражения, – ласково пояснила Франсуаз, – либо свои зубы из пыли.
   Двое охранников дернулись, словно злость их патрона передалась и им. Однако они не предприняли попытки приблизиться; не потому, что испугались Франсуаз – они были слишком глупы, чтобы адекватно оценивать опасность, – но из боязни, что комендант Ортега взбесится от того, что подчиненные видят его унижение.
   Ортега посмотрел на мою партнершу с ненавистью, затем повернулся ко мне.
   – Вы… – начал он и запнулся, то ли перехватило дыхание от ярости, то ли проглотил готовое спрыгнуть с губ оскорбление. – Вы ведь человек.
   – Чем больше я узнаю людей, – ответил я, – тем больше в этом сомневаюсь.
   – Хватит софистики, – произнес он. – Вы человек, и я это вижу. Как вы могли отказаться от своей души? Ведь это самое ценное, что есть в человеке.
   – Кто хочет душу свою сберечь, – ответил я, – тот потеряет ее. Евангелие от Марка, глава восьмая, стих тридцать пятый.
   Лицо коменданта побледнело, и я увидел, как мелко вздрагивают его губы.
   – Несчастный, – прошептал он, – ты должен был отдать душу свою Господу.
   – Почему? – спросил я.
   Он поднял руку, и мне показалось, что он собирается меня ударить.
   Ортега рубанул ладонью воздух, повернулся и пошел к машине.
   – Никто не может ответить на этот вопрос, – произнес я. – Люди охотно говорят другим, что те должны делать; однако никогда не в состоянии объяснить почему.
   – Вот почему людям сложно обрести счастье, – сказала Франсуаз.
   – Почти невозможно, – согласился я.
 
   – Что вам еще нужно?
   Федеральный шериф поднял голову от бумаг.
   Помещение полицейского участка было завернуто в горячую упаковку выбеленных каменных стен. Окно, располагавшееся за стулом шерифа, было забрано решеткой, по всей видимости, на тот случай, если он когда-нибудь все-таки соберется с духом и решится из него выпрыгнуть.
   Полосы вентилятора совершали круговое путешествие под потолком. Будь шериф побойчее, он смог бы продавать билеты мухам, катавшимся на этой праздничной карусели.
   – Я бы не отказался от глотка холодной воды, – сообщил я.
   Не думаю, чтобы шериф собирался выскочить из-за стола, поспешно вытащить из внутреннего кармана полотенце и, повесив его через правую руку, броситься меня обслуживать.
   И все же при слове «вода» его взгляд непроизвольно остановился на графине, стоявшем по правую руку от него. Графин был стеклянным и давно успел пожелтеть. Воды в нем было до половины, и она выглядела мутной.
   На дне что-то плавало.
   Я добавил:
   – Только не из этого графина.
   Шериф давно понял, что чудес не бывает, но все-таки расстроился, что мы не растаяли в воздухе.
   – Туристы, – констатировал он. – Выходит, теперь и участки включаются в экскурсионные маршруты?
   – Разве интересно изучать страну по парадному фасаду? – Я удобно устроился на стуле и улыбнулся. – Гораздо познавательнее почувствовать ее дух.
   Я оценил архитектурные достоинства комнаты и ввиду их отсутствия вернулся к разговору.
   – Двое ваших задержанных, шериф, – сказал я, – всего лишь блохи в чужом цирке. Они не назовут вам имена его владельцев.
   Шериф отложил в сторону карандаш.
   – Знаете, мистер Амбрустер, – сказал он, – в детстве я любил фильмы с Хэмфри Богартом^[5]. Но теперь не уверен.
   – Будет досадно, если эти люди погибнут в тюрьме, – пояснила Франсуаз, – только потому, что не получили надежной охраны.
   – Этим людям и вправду будет досадно, – подтвердил шериф. – Как и служителю, который убирается в камерах. Чего вы хотите? Поставить охрану? Это уже сделано.
   – Спору нет, эти люди сами виноваты в том, что попали сюда, – проворковала Франсуаз с видом маленькой послушной девочки, которая прибежала наябедничать. – Но в какой-то мере я чувствую ответственность за них.
   – Ближе к делу, мисс Дюпон, – попросил шериф.
   – Есть основания предполагать, что в дело замешаны люди из аппарата коменданта, – сказал я. – Будет скверно, если они уберут свидетелей, пользуясь своими полномочиями.
   У шерифа был такой вид, будто он как раз собирался похлебать супу, когда ему сказали, что кто-то плюнул в тарелку. И теперь он сидел, держа ложку на весу, и не знал, то ли остаться без обеда, то ли налопаться чужих плевков.
   Звонок телефона перерезал нить его размышлений.
   Шериф говорил мало, скорее всего потому, что мы были рядом и могли услышать. Если и до этого я не мог найти на его лице следов веселья, то теперь оно помрачнело еще больше.
   – Это Бургос.
   Шериф положил трубку и встал. Я увидел, что он не кладет свой револьвер в ящик стола, когда находится в конторе.
   Уверен, он имел на это причины.
   – Это деревенский лавочник; у него единственного там есть телефон.
   – Закончился рис? – предположил я.
   – Увидите.
   – Не подумайте, что я рад вашему обществу, – сказал шериф. – Но уж лучше вы будете у меня на виду.
   Франсуаз распрямилась, отряхивая руки.
   – Не знаю, чем я могу здесь помочь, – произнесла она.
   – Доктор приедет минут через пятнадцать, – сказал шериф. – У него клиника в городе, но два часа назад он на санитарной машине поехал принимать роды на ферму.
   – Оплот цивилизации, – хмуро заметил я, оглядываясь вокруг. – На больницы денег не хватает – все уходят на армию и на тюрьмы.
   Шериф не ответил.
   Пожилой священник, с которым мы совсем недавно беседовали в апельсиновой роще, лежал на пороге своей церкви.
   Церковь действительно оказалась каменной – белой и невысокой. Ее золотой шпиль едва-едва поднимался над зелеными кронами деревьев, и было в этом единении божественного и мирского нечто умиротворяющее.
   Деревья здесь росли высокие, щедрые на тень, и я чувствовал на своем лице мягкую прохладу.
   Наверное, здесь было хорошо людям, приходившим обратиться к Господу с нехитрыми словами. Хорошо настолько, что кто-то несколько раз пытался сжечь эту церковь.
   Нашелся человек, которому оказалось мало и этого.
   Впалая грудь священника тяжело поднималась и опускалась. Он дышал затрудненно, рывками, после каждого из этих рывков казалось, что это был последний вздох.
   Лицо человека покрывали следы недавних ударов. Вынув кинжал, который она носит в ножнах на правом бедре, Франсуаз в несколько взмахов распорола одежду священника и обнажила его тело.
   – Его били, – констатировала девушка. – Медленно, с перерывами. По тем местам, где больнее всего.
   Я видела подобное в Темном городе много раз, но никогда ударов не бывает так много.
   – Старая Мерседес пришла, чтобы убраться в церкви. – К нам приблизился невысокий человек с толстыми щеками. По всей видимости, это и был вызвавший шерифа лавочник. – Я не знал, что делать. Нет ран, чтобы перевязать. Кости тоже не сломаны. Мерседес варит отвар, чтобы наложить на ушибы.
   Я закрыл крышку мобильного телефона и отрицательно покачал головой.
   Горы, поднимавшиеся над нашими головами, глушили сигнал.
   – Местный доктор приедет слишком поздно. – Франсуаз зло поморщилась. – У несчастного разбиты все внутренности. Отойдите.
   Она встала на колени перед телом священника. Ее тонкие пальцы пробежали по животу и груди старика.
   Человек шевельнулся; его веки дрогнули, не в силах приподняться. Сдавленное хрипение, смешавшееся с обрывками неясных слов, вырвалось из его горла.
   Федеральный шериф наклонился, силясь расслышать.
   – Падре, – спросил он, – вы знаете тех, кто напал на вас?
   – Он вам уже ничего не скажет, – буркнула Франсуаз.
   Она расправила плечи и нанесла лежавшему перед ней человеку четыре резких удара.
   Тело священника содрогнулось; из его рта вырвался вздох. Члены старика вытянулись. Его грудь больше не поднималась в тяжелом дыхании.
   – Вы убили его, – воскликнул шериф.
   – Почти.
   Франсуаз жестко усмехнулась, выпрямляясь во весь рост.
   – Я замедлила работу его сердца, передавив несколько нервов.
   Она отряхнула руки.
   – Это остановит внутреннее кровотечение до того, как приедет скорая. Машина достаточно оснащена?
   Получив утвердительный ответ, Франсуаз сделала вид, что удовлетворена им. Однако на самом деле беспокойство девушки за судьбу священника немного улеглось лишь после того, как она помогла парамедикам погрузить его в машину.
   На смуглом лице шерифа не появилось счастливого озарения, и я понял, что он не уверовал в медицинские способности моей партнерши. Но Франсуаз всегда выглядит такой уверенной, что перечить ей трудно.
   – Никто еще не поднимал руки на священника, – произнес шериф.
   – Если не считать коменданта Ортегу. – Я наклонился, чтобы приподнять четки, выпавшие из пальцев святого отца.
   Я вложил их ему в руки.
   – После того как его отец покончил с собой, Ортега пытался убить местного священника, отца Карлоса. Он винил во всем его. Вижу, вам не были известны эти подробности из его биографии?
   Шериф стал холоден, как сосулька.
   – По-вашему, комендант федеральной тюрьмы ответствен за нападение на священника?
   – Не он.
   Я прислонился к перилам лестницы и посмотрел в небо.
   – Здесь есть звонарь или ризничий… какой-нибудь помощник падре?
   – Звонарь Чучо, – подсказал лавочник. – Старая Мерседес послала его в горы за травами.
   – Пусть придет к нам, когда закончит, – распорядился я. – И пусть заканчивает побыстрее.
   – Чучо ничего не знает, – с сомнением возразил лавочник. – Он был в деревне вместе со мной, когда это произошло.
   – Он знает, – заверил я торговца. – А если что-то забыл, один взгляд на падре дарует ему просветление.
   Лавочник заторопился вниз по тропе, ведшей в деревню.
   – Он не на шутку переживает из-за священника, – хмыкнул я. – Видно, его здесь любили.
   – Падре был хорошим человеком, – подтвердил шериф.
   – Надеюсь, он им останется. И все же на его совести, пожалуй, есть одно темное пятно. Шериф, вы наверняка получили сведения о человеке по имени Мартин Эльмерих, который разыскивается властями страны Эльфов?
   – Полицейские ищут его в каждом городе.
   – Пусть будут осторожны – тот, кто не посовестился избить беззащитного священника, сам уже не остановится. Бывшие подельники тоже хотят его прикончить, поэтому он вдвойне осторожен. Только вы не найдете его ни в одном городе, шериф.