Чекалов Денис. Френки и Майкл

   – В город, в город, – загомонили вампиры. – Там нас накормят. Как мы хотим есть.
   Франсуаз повернулась к одному из детей и благосклонно потрепала его по грязным волосам.
   – Я даже позволю вам поехать в машине.
   Имея дело с толпой, очень сложно заставить ее подчиняться; секундная промашка – и она выйдет из-под контроля.
   Однако Франсуаз любит рискованную игру.
   Высокий человек с черными всклокоченными волосами внезапно вышел из круга. Его зрачки все еще оставались черными, но по их ободкам уже начинали пробегать золотистые искры.
   – Стыдитесь, – глухо проговорил он, и его глаза взорвались золотыми молниями. – Стыдитесь, люди.
   Вампиры зашумели.
   Франсуаз гордо повернулась к наглецу, дерзнувшему ей перечить.
   – Да вы посмотрите, – продолжал вампир. – Их здесь всего двое. Эльф и демоница, в которых много свежей, горячей крови.
   Гул голосов стал громче. Твари переглядывались, и их потускневшие глаза вновь начали алчно загораться.
   – К чему нам подчиняться ей? – Вампир повысил голос, обнажив окровавленные клыки. – Мы здесь, мы вольны поступать так, как захотим.
   Он обвел толпу горящим взглядом.
   – Вы жаждете крови – так вот же она, кровь.
   Последнее слово он проревел, корчась от боли.
   Франсуаз легко шагнула к нему и, опустив руку, схватила вампира прямо через штаны за яички. В следующее мгновение она распрямилась, высоко поднимая над головой его оторванное мужское достоинство.
   – Если я услышу хоть слово, – грозно произнесла она, – еще хоть одно слово, я убью вас всех, прямо здесь.
   Старый пастух, все еще не поднимаясь с колен, смотрел на то, что происходило. Маленький мальчик, голову которого Франсуаз только что ласково трепала, теперь глядел блестящими глазами на девушку, оскалив клыки.
   Кастрированный вампир поднимался с колен, и его потемневшее лицо горело злобой.
   – Не слушайте лживые речи этой блудливой твари, – прохрипел он. – Демоны всегда лгут. Она закует вас в цепи и станет морить голодом, пока вы не потеряете последние силы, чтобы сопротивляться ей. А тогда она станет пытать вас ночи напролет, наслаждаясь тем, как вы кричите от боли. Убейте демоницу, и вы вдосталь напьетесь крови.
   Франсуаз развернулась эффектным движением королевы, и ее волосы взлетели пышным облаком.
   Вампиры стояли на месте, не решаясь двинуться; адский огонь, прыгавший в глазах моей партнерши, пугал их, заставляя робко жаться друг к другу.
   Но дерзкие слова их соплеменника и близость свежей, горячей крови не могли не взбудоражить изголодавшихся тварей. Вот они сделали один шаг, потом еще один, смыкая кольцо; дети разевали маленькие рты, вскрикивая и повизгивая.
   – Несчастный, – громовым голосом произнесла Франсуаз, и обжигающий столб пламени ворвался в воздух в том месте, возле которого стоял вампир. – Ты осмелился противоречить мне, пришедшей в ваш слабый мир из самой преисподней.
   Вампиры испуганно попятились, и даже дети, обычно более дерзкие и злые, чем взрослые, испуганно обхватили ручонками ноги старших.
   Только высокий вампир, который осмелился начать бунт, стоял, прочно уперев ноги в землю, и в бешенстве смотрел на мою партнершу.
   – Говоришь, пришла из преисподней, сучка? – прорычал он. – Так я тебя туда и отправлю.
   Франсуаз резко развернулась, обожгла меня горящим взглядом.
   – Уничтожь его, – приказала она.
   Я ждал, что с минуты на минуту случится нечто подобное, и уже начинал удивляться, почему этого еще не произошло.
   – Это смелый план, – тихо прошептал я. – Думаешь, нам удастся их спасти?
   – Я смелая, потому что ты со мной, – зло сказала она. – А теперь пошел.
   Я плохо представляю себе, как ведут себя люди, попавшие в рабство к демонам; к тому же моя аристократическая внешность не позволяет мне пучить глаза и скрипеть зубами, на что, по всей видимости, рассчитывала Франсуаз и чего ожидала публика.
   Четыре огненных столба взмыли над прерией, образуя с первым сатанинскую пентаграмму. Вампир оказался в ее центре; твари расступились, возбужденно перешептываясь.
   Франсуаз громко произнесла:
   – Сейчас вы увидите, что случается с теми, кто осмеливается бросить мне вызов.
   – Как прикажешь, повелительница, – громко ответил я и наклонил голову так, как видел в одном старинном фильме про офицеров XIX века.
   При этом я чуть слышно пробормотал:
   – Расплата будет ужасна, кэнди.
   Здесь бы мне очень пошло гордо развернуться на каблуках и оказаться облаченным в какой-нибудь ярко-алый бархатный камзол, но я как-то забыл захватить его с собой.
   Вообще настала пора приструнить Франсуаз.
   Пять огненных столбов, устремляясь в небо, трещали и ширились, разбрасывая искры. Каждый из них брал начало в прокаленных безднах преисподней, и теперь жадно поглощал синее небо человеческих грехов.
   Огромный вампир стоял, опустив плечи. Его глаза смотрели на меня, и в них я увидел все зло, которого он жаждал.
   – Я убью тебя, жалкий, ничтожный эльф, – прорычал вампир, – и досыта напьюсь твоей горячей крови. А вы, – он повысил голос, обращаясь к своим сородичам, – вам я скормлю эту мерзкую демоницу.
   Нет ничего интереснее театрального представления, однако я всей душой против таких представлений, когда меня в самый разгар действия вырывают из зрительских рядов и отправляют на сцену сражаться с невесть откуда вынырнувшим мордоворотом.
   Вампир сделал шаг ко мне и остановился. Он ждал, что я брошусь на него; но я этого не делал, и широкое лицо твари исказилось в безобразной ухмылке.
   – Эльф боится меня, – провозгласил вампир. – Подойти сюда, жалкое создание, и послужи тем, чем должен служить – пищей.
   Тварь, стоявшая передо мной, несколько дней не пила человеческой крови. Он уже наверняка не обладал той силой, которая позволяет вампирам разрывать стальные браслеты и отбрасывать человека на два-три десятка футов одним движением руки.
   И все же он был очень силен.
   – Убей его, – зло приказала Франсуаз.
   Вампир начал приближаться.
   Потемневшая кожа на его лице шелушилась и отслаивалась. Рваные лоскуты висели на его щеках, лбу и висках, обнажая проплешины розового мяса.
   Черные лохмотья рубахи развевались под ветром. Я видел, что мускулистая грудь твари испещрена глубокими рубцами. Я насчитал шесть отверстий, не иначе проверченных пулями.
   Половой орган вампира успел отрасти; теперь он высовывался из прорванного в штанах отверстия и покачивался при каждом шаге.
   – Ты слабее меня, человек, – прохрипел вампир. – Вы всегда были слабее нас.
   Он сделал еще шаг и протянул руки, чтобы схватить меня.
   Его плечи бугрились мускулами, и я понял, что все то время, пока изголодавшиеся твари ходили по безжизненной пустыне, этот вампир питался кровью собратьев.
   Я отступил назад, и бугристые пальцы человека сомкнулись на пустоте.
   Он посмотрел на меня, из его широкой груди вырвалось приглушенное рычание.
   За мгновение перед тем, как его члены пришли в движение, я понял, что он собирается прыгнуть.
   Я перекатился, пройдя сквозь бушующий столб адского пламени. Я слышал, что одно прикосновение к нему навсегда калечит человеческую душу, но меня это не волновало.
   Человек стоял, наклонившись вперед; не поднимаясь на ноги, я сильно ударил его коленом, и он растянулся на камнях, теряя зубы.
   Серые люди, шепчущим кругом обступившие нас, заговорили громче.
   Мой противник встал на колени, упираясь в землю руками. Его голова оглушенно покачивалась, он пытался подняться на ноги.
   Я вскочил; он стоял уж очень удобно для меня, и я единым ударом ноги сломал ему хребет.
   Парализованная тварь закричала, вновь падая на камни. Я пнул его по обоим плечам и услышал, как хрустят, ломаясь, его ключицы.
   Боль придала человеку силы, и он поднялся; его тело извивалось, ибо сломанный позвоночник больше не мог удерживать его.
   Я отступил назад, приглашая его последовать за мной.
   Он заревел от боли – такое бывает, если вслед за раздробленным хребтом рвутся один за другим нервные волокна.
   Я знал, что его позвоночник не срастется, пока он стоит. Или срастется не правильно.
   Он ринулся вперед, стараясь ухватить меня. Я уклонился, но не смог правильно рассчитать движения. Переломанные плечи заставляли руки твари двигаться под неестественными углами. Грубые пальцы схватили меня и оторвали от земли.
   Я сложил вместе руки и несильно ударил его в грудь.
   Это должно было привести к разрыву сосудов твари и обильному внутреннему кровоизлиянию.
   Он заревел, и кровь полилась из его распахнутого рта.
   – Кровь, кровь, – жалобно запричитали вампиры.
   – Можно, можно нам наконец напиться крови.
   Я понял, что совершил ошибку. Я не должен был показывать этим людям того, чего они так сейчас жаждали.
   Я развел руки и ударил противника по почкам. Правая из них лопнула, про левую я не мог сказать с уверенностью.
   Он отпустил меня, прижимая ладони к телу.
   Кровь продолжала литься из его рта, вампиры кричали все громче.
   Я нашарил взглядом приличной величины камень, поднял его с земли и с размаха всадил в рот человека, накрепко запечатывая его.
   Тварь пошатнулась, давясь гранитом. Я наотмашь ударил вампира в левую часть груди.
   Мгновение я не слышал ничего вокруг – только звук, с которым там, внутри, лопнуло его сердце.
   Он упал, выкатывая глаза.
   Я ударил его по лицу, еще глубже вгоняя камень в его пасть.
   Дрожа, он встал и замер, в бешенстве глядя на меня.
   Кровь, вырывавшаяся из разбитых сосудов и обильно лившаяся внутрь его тела, теперь попадала в желудок твари и кормила его.
   Черные глаза человека полностью заполнились золотыми мельтешившими искрами.
   Он поднял голову и с трубным «ха!» вытолкнул вбитый в его глотку камень. Кровь более не лилась из его почерневших губ. Вся, до последней капли, она впиталась в ткани его тела.
   Он раскрыл рот, пытаясь заговорить, но оттуда вырывался только хрип.
   Я видел, как кровавое безумие поднимается в нем, заполняя мозг.
   Он бросился на меня так стремительно, что я не успел отскочить. Он обхватил меня, и мы покатились по земле. Рот твари распахнулся, я не мог увернуться от вылетавшего из него окровавленного песка. Смрадный запах ударил мне в нос, и два кривых клыка потянулись к моему горлу.
   Я обхватил его и свел руки вместе у него за спиной.
   – Убей его! – закричала Франсуаз.
   Я резко опустил руки туда, где, разорванный, сходился и расходился его сломанный позвоночник.
   Его глаза находились так близко от моего лица, что я увидел, как ему больно. Он отпустил меня, и я ударил его еще раз.
   Я встал, перевернув его, а он продолжал корчиться на земле, поднимая руки и скрючивая пальцы.
   – Прикончи его! – приказала Франсуаз.
   Я вынул из кобуры шестизарядный револьвер, в котором сверкали серебряные пули.
   Я взвел курок, проворачивая барабан.
   Человек поднялся, превозмогая боль. Он сделал это и успел еще заглянуть в дуло револьвера.
   Я нажал на спусковой крючок.
   Серебряная пуля вонзилась в лоб человека, пригвождая его к месту.
   Его огромные кулаки разжались, а нижняя челюсть отвисла.
   Он сделал шаг назад, затем другой, потом осел на колени.
   Его черные глаза закатились, и золотые искорки гасли в них одна за другой.
   – Ты – наша королева, – бормотали вампиры, подходя к Франсуаз.
   Они тянули вперед изможденные руки, стараясь дотронуться до нее.
   – Веди нас, – шептали они. – Веди нас туда, куда ты скажешь. Только, пожалуйста, накорми нас. Мы очень голодны.
   Безжизненное тело вампира упало, распростершись на камнях. Бурые струйки уже начинающей загнивать крови вырывались из его глаз, ушей и рта и впитывались в песок.
   Откуда ни возьмись, над ним появились мухи. Я выстрелил в него еще дважды и зашагал к машине.
 
   Солнце поднималось над прерией, и небо осветилось. Точно занавес подняли.
   Да только поспешили – сцена еще не была готова к тому, чтобы предстать перед жадными взглядами скучающих зрителей. Дощатые декорации, изображающие то лес, то дом, то скирды сена, оборачиваются к залу деревянными задниками; софиты частью выключены, частью светят по углам сцены, не освещая ничего, кроме входа за кулисы; рабочие сцены в темно-синих фартуках выносят столы и стулья и недоуменно поворачивают головы, услышав раздающиеся в зале возгласы.
   Занавес поднялся, но ни одного из действующих лиц пьесы еще нет там, где ему полагается быть.
   Двое вампиров, мужчина и женщина, перепуганные полицейской облавой, таились где-то в темном заброшенном подвале или на одном из этажей какого-нибудь строящегося дома. Голодные до колик, до бешенства, они все же не решались показаться на улице, где каждый был им пищей, но каждый был и врагом.
   Голод и бешенство боролись в них со звериным чутьем, предупреждавшим об опасности. И когда голод победит, их уже нельзя будет остановить.
   Жители деревни, которую сровняли с землей священники, самую память о ней вытравив из бескрайней прерии, – эти люди брели теперь по длинной дороге вслед за нашим автомобилем, и не было у них более ни дома, ни имени, ни судьбы.
   Человек, который видел двоих вампиров и мог бы узнать их среди миллионов и миллионов жителей огромного города, теперь валялся где-то пьяный и дрожащий, и единственное, чего он желал, – это забыть то, что знал теперь только он один.
   Солнце поднималось слишком быстро – оттого, наверное, что ничего не знало о человеческих делах и ничего не хотело знать.
   Ночь кончилась, но она продолжалась для двух обезумевших от крови тварей. А это значило, что ночь вампиров будет продолжаться и для многих других.
   Длинные пальцы Франсуаз небрежно лежали на темном колесе руля. Маленький мальчик, которого она усадила мне на колени, давно уснул, обхватив меня руками и ногами так крепко, что можно было подумать, что он осьминог.
   Люди брели по дороге, выстроившись по трое, как велела им Франсуаз. В их глазах по-прежнему стыла усталость, но отчаяния в них уже не было. Ее сменила надежда и сильное, нетерпеливое желание поскорее осуществить ее.
   Острые серые глаза моей партнерши время от времени устремлялись на зеркальце заднего вида. Девушка внимательно следила за тем, что происходит с ее паствой, не отстал ли кто, не упал ли, лишившись последних сил.
   Ребенок завозился у меня на коленях, и мне пришлось усадить его поудобнее.
   – Скоро будет дорога получше.
   Франсуаз еще больше снизила скорость, чтобы двигавшиеся за машиной люди могли идти помедленнее.
   – Нам будет трудно найти помощь, – сказал я. – Люди ненавидят вампиров.
   Франсуаз выругалась:
   – Людям необходимо научиться с уважением относиться к тем, кто их окружает. У тебя точно нет никого в Туррау?
   – Прости, любимая, – отвечал я, – я не властелин мира. Я всего лишь принадлежу к клану «бриллиантовых королей».
   Солнце поднималось, лаская лучами желтую полосу прерии. Измученные люди не могли идти быстро, а значит, не достигли бы Туррау раньше, чем через пять-шесть часов.
   Они нуждались в медицинской помощи, в современных лекарствах, в доброжелательном отношении.
   Впереди у них был город, в котором все ненавидели их, боялись и хотели убить.
   – Они не дойдут до города, – сказал я. – Они слишком вымотаны.
   – Знаю, – со злостью буркнула Франсуаз.
   Широкая дорога, ведущая к Туррау, вынырнула из каменистой прерии, точно отхлынули морские волны, обнажив полосу пляжа.
   Я обернулся и посмотрел на медленно бредущих крестьян.
   – Останови машину, – приказал я.
   – Что? – спросила девушка.
   – Останови.
   Я вылез из машины, осторожно пересадив спящего мальчика на сиденье. Мои часы показывали двадцать одну минуту шестого. Если я еще не разучился считать, мы оказались здесь вовремя.
   Люди продолжали идти. Они обступали машину, хватаясь за нее серыми искусанными пальцами. Они заглядывали внутрь, пытаясь встретиться глазами с девушкой. Ожидание и надежда были написаны на их лицах.
   – Мы уже дошли? – спрашивали они. – Как хорошо. Мы устали, мы не смогли бы дальше идти. Можно, нас теперь накормят?
   Они трогали мою одежду, робко, боязливо. Я встретился взглядом со сгорбленным седым крестьянином, и его глаза зажглись радостью от того, что я обратил на него внимание.
   – Что ты собрался делать, Майкл? – спросила Франсуаз по-эльфийски.
   – Эти люди не могут идти пешком, – ответил я. – Значит, нам нужна машина.
   Франсуаз презрительно взглянула на меня:
   – И где ты ее возьмешь, герой?
   Я повысил голос и перешел на харранский.
   – Машина, – сказал я. – Сейчас мы покатаемся.
   – Машина, машина, – загомонили крестьяне. – Как мы устали идти. Дальше мы поедем на машине.
   Человек, с которым я встретился взглядом, теперь несмело дергал меня за рукав пиджака.
   Я повернулся к нему, и он спросил:
   – А где машина?
   – Какого черта ты делаешь, Майкл? – сердито спросила Франсуаз. – Ты щелкнешь пальцами, и здесь появится автобус? Не будь кретином.
   – Мне не нужно ничем щелкать, – ответил я.
   Синеватая дымка вдали заклубилась и раздвинулась. Далеко впереди, там, где горизонт скрывал за собой каменистые просторы прерии, колебался и дрожал воздух.
   – Что за черт? – недоверчиво воскликнула Франсуаз.
   Я пошел вперед по дороге.
   Воздух продолжал колебаться, не давая рассмотреть очертания того, что двигалось по широкой дороге. Я шел вперед неторопливо, с каждым шагом приближаясь к загадочной линии горизонта. Я не спешил.
   Люди поворачивали головы и смотрели туда, где сквозь утренний воздух пробивался огромный рейсовый автобус.
   – Какого черта, – едва слышно пробормотала Франсуаз. – Откуда он здесь взялся?
   Я шел по середине дороги, отфутболивая попадавшиеся под ноги камешки.
   – Машина, машина, – переговаривались крестьяне. – Сейчас мы поедем на машине.
   Я остановился и поднял руку. Я не знал, будет ли этого достаточно, поэтому стал прямо на пути автомашины.
   Водитель автобуса, удивленно выглядывавший в окно, нажал на тормоз. Его загорелое лицо блестело от пота, хотя в пустыне было еще холодно.
   Я убедился, что автобус останавливается, и пошел к нему, не ускоряя шага.
   – Что-то случилось, сеньор? – обеспокоенно спросил шофер, открывая дверцу.
   Я вошел внутрь.
   Здесь было жарко – жарче, чем в пустыне; я насчитал около тридцати человек, сидевших на жестких сиденьях. Птицы высовывали головы из плетеных корзин, слышалось визжание свиней. Люди наклонялись и вытягивали шеи, стремясь узнать, что случилось.
   Я бросил взгляд на документы, укрепленные на приборной панели.
   – Транспортное агентство Туррау, – прочитал я. – Если я правильно помню, автобус принадлежит вам, сеньор?
   – Да. – В голосе шофера слышалось беспокойство. – Я – хороший водитель. У меня никогда не было проблем с моим автобусом.
   – Это хорошо, – сказал я. – Сколько он стоит?
   Шофер посмотрел на меня, на сей раз с опаской. Однако хороший костюм всегда производит на людей благоприятное впечатление. Тогда, прежде чем начать вскрывать асфальт, я снял пиджак, и теперь мог носить его поверх испачканной и порвавшейся рубашки.
   Водитель ответил; он полагал, что от богато одетого темного эльфа скорее стоит ожидать хороших чаевых, нежели подвоха.
   – Хорошо, – согласился я. – Я покупаю автобус.
   – Что? – спросил шофер.
   Я вынул бумажник и отсчитал необходимую сумму.
   – Здесь в два раза больше, – сказал я. – За то, что машина станет моей немедленно.
   Зеленые прямоугольнички динаров в моих руках приковали к себе его взгляд. Я понимал, что водитель завысил сумму и на эти деньги сможет купить себе три таких же автобуса.
   – Но как же пассажиры? – волнуясь, спросил он. Ответ, которого он от меня ждал, был: «Черт с ними, с пассажирами».
   – Следующий рейс через полтора часа? – уточнил я.
   – Да.
   Я повысил голос:
   – Кто из вас спешит в город так сильно, чтобы отказаться от сотни динаров?
   Наверное, это был единственный рейс на этой дороге, когда пассажиры получали деньги за то, что выходили из автобуса.
   Я сел за руль и кивнул стоявшему на обочине водителю.
   – Сеньор, – заволновался он, – а вам не нужен еще автобус? У моего брата есть
   Я усмехнулся и поехал вперед.
   – Только не говори, что захватил с собой расписание автобусов, – фыркнула Франсуаз.
   – Когда я отправляюсь в пустыню, – ответил я, – где нет такси, отелей и даже не продают гамбургеры, я всегда предварительно узнаю, как смогу оттуда вернуться.
   Девушка скривила губы, передразнивая меня.
   Дорога входила в узкую щель, бледневшую между камнями пустыни и колесами нашего автомобиля, и оставалась где-то за нашей спиной.
   Солнце уже успело подвесить свой круг в вышине небосклона, и свет стекал с него, как стекают капли дождя с подвешенной на крюк намокшей шляпы.
   Изнемогшие от долгой дороги, жители разоренной деревеньки спали, устроившись на жестких сиденьях. На их лицах теплилась безмятежность, основанная на безграничной уверенности – чувства, которыми сломленные и потерявшие было всякую надежду люди нередко готовы одарить каждого, кто предложит им в обмен надежду, порой так поспешно.
   Теперь мне и моей партнерше предстояло оправдать безграничное доверие, которую питали к нам эти обессилевшие люди. Они поверили в наше всемогущество. Ответственность тяжелым грузом давила мне на плечи, давила сильнее, чем мне хотелось это показать.
   Нет ничего проще, чем щелкнуть пальцами и совершить небольшое чудо; но никто, кроме чародея, не знает, как сложно подготовить его.
   Я не пустил Франсуаз за руль автобуса, разрешив ей занять место поблизости.
   – Не смей и думать об этом, – зло прошипела девушка.
   Усевшись, она обнаружила, что ей будет неудобно закидывать ногу за ногу, и это разозлило ее еще больше.
   – О чем? – спросил я.
   – Ты знаешь о чем.
   Ее серые глаза сузились.
   – Я вижу, как у тебя губы сжаты. Я обещала помочь этим людям, а не ты. Ты не должен чувствовать себя в ответе за них.
   – Я в ответе за тебя.
   – Черт.
   Она сердито обернулась, не следит ли кто-нибудь из крестьян за нашим разговором.
   – Я же знаю, как ты ненавидишь ответственность и обязательства. И я не собираюсь тебе их навязывать.
   Я пожал плечами.
   – В тот день, когда я тебя увидел, я стал твоей собственностью.
   Я подал автобус вправо, чтобы пропустить грузовик, двигавшийся по самой середине дороги.
   – И теперь я занимаюсь лишь тем, что удовлетворяю твои капризы.
   – Ты гадкий и мерзкий подхалим, – сказала Франсуаз.
   Она помолчала, глядя на дорогу. Потом повернулась ко мне.
   – Сколько ты отдал за автобус?
   Я отмахнулся.
   – Пустяки, кэнди. За эти деньги я всего-навсего мог бы купить пару породистых скаковых лошадей. Будем надеяться, что это племенной автобус.
   – Я верну тебе деньги.
   – Поцелуй меня, и мы будем в расчете.
   – Не делай так больше ради меня, – сказала она.
   – А ради кого мне что-то делать? – спросил я. Она улыбнулась, но так, чтобы я этого не видел.
   – Мне кажется, они все заснули. – Франсуаз расправила плечи и сладко потянулась.
   – Ты тоже можешь вздремнуть, – сказал я. – Нам еще долго ехать до города.
   – Вот еще. – Она помолчала. – А что мы станем делать в городе? Может быть, ты наконец скажешь, что ты придумал? Или мне стукнуть тебя об руль?
   Я бросил взгляд на часы.
   – Тебе придется подождать еще пару минут, кэнди.
   Девушка дернула уголком губ.
   – Майкл, – угрожающе сказала она.
   – Хорошо, – согласился я. – Попробуй догадаться.
   – Не смей играть со мной.
   – Домашних животных заводят, чтобы с ними играть, Френки. Подумай. У нас есть полтора десятка человек, которым нужна помощь. В городе, куда мы их везем, их с радостью сожгут на костре, разложенном на площади Республики. Итак?
   – Ты хочешь перевезти их через границу?
   – Ты умная девочка.
   Я вновь сверился с часами.
   – Поэтому я разрешу тебе достать телефончик и понажимать кнопочки. Сможешь найти в памяти номер генерала Доусона?
   – Командующего военно-морской базой эльфов на границе с Аспоникой?
   – Именно.
   – Хочешь, чтобы нам дали эскорт из трех эльфийских миноносцев, Майкл?
   – Всего лишь транспортный вертолет для перевозки раненых. После того, как мы помогли его дочери, связавшейся с порнобизнесом, думаю, генерал не откажет нам в подобной просьбе.
   – Ты хитрый интриган.
   – Стараюсь. Звони.
   Франсуаз начала набирать номер.
   – Думаешь, власти Аспоники позволят пересечь границу военному вертолету?
   Я усмехнулся и, не удержавшись, потрепал ее по щеке.
   – В этом-то вся и прелесть, Френки. На боках транспортных военных вертолетов эльфов, предназначенных для перевозки раненых, находится вовсе не символика армии.
   – А чего же? – недоверчиво спросила она.
   – Красного Креста. А для него границы открыты.
   – Где ты научился так мошенничать?
   – У тебя. Пусть приземлятся в том же аэропорту, где мы оставили самолет. А теперь можешь сказать, как ты мною восхищаешься.
   – Тебе долго придется ждать.
 
   Частный аэропорт располагался в пригороде Туррау. Здесь, всего в нескольких милях от океанского берега, яркая зелень и шелестящие кроны деревьев пытаются заставить человека забыть, что он стоит у границ пустыни.