Страница:
Сара Джейн слегка подтолкнула дочь.
– Давай, Мэгги, оставь нас. Думаю, что у мисс Райли мало времени. Она не может торчать здесь весь день.
Когда Мэгги ушла, Иден взглянула на другую женщину, сидевшую на диване. Она была поразительно красива, несмотря на то, что лицо было чуть полновато для ее лет. Но полнота делала ее очень похожей на мать.
– Меня зовут Иден. – Иден едва удержалась, чтобы не протянуть руки.
– Это Элеонор, наша первая дочь, – объяснила Сара Джейн. – Приветствуй гостью, Элли.
Элли улыбнулась.
– Здравствуйте. Вы настоящая красавица. – Но слова ее прозвучали слишком тяжело для комплимента.
– Вам понравился фильм?
Элли кивнула, в эту минуту вошел Том с подносом в руках.
– Элли была любимицей твоей матери, – сказала Сара Джейн.
Иден отметила про себя: «Почему была?»
– Пойдем, Элли, – Том похлопал свою дочь по плечу. – Давай оставим маму и мисс Райли наедине, пусть они спокойно поговорят друг с другом. Элли послушно встала и последовала за отцом, странно волоча за собой ногу. При виде этого у Иден защемило сердце.
Когда они ушли, Сара Джейн вздохнула и улыбнулась Иден.
– Давай присядем, дорогая.
Они сели на диван и Иден достала из сумочки магнитофон. Сара Джейн прекратила наливать чай и удивленно посмотрела на Иден.
– Ты собираешься записывать меня?
– Да… ты не против?
– Да нет, конечно. Мне очень приятно, что ты хочешь со мной поговорить. Надеюсь, что смогу тебе помочь.
– Я ценю это. Мне хотелось, чтобы ты рассказала мне о матери. Кайл говорит о ней несколько предвзято.
– О, твоя мать была чудесная девочка, очень милая и симпатичная. – Сара Джейн протянула Иден чашку. – Она писала – даже когда была еще совсем юной. Господи, как она умела…
– Миссис Миллер, я не нуждаюсь в вашем сочувствии. Я хочу знать только правду. Не думаю, что мою маму считали чудесной девочкой. К тому же, у меня есть ее дневник, тот, который она вела в 13 лет.
Сара Джейн не могла скрыть своего удивления.
– Она упоминает и мое имя в своем дневнике? – спросила она.
– Должна вам сказать, что это так.
– О, господи! Уверена, что она там не очень лестно обо мне отзывается.
– Насколько я поняла, мой дядя был в те дни к вам неравнодушен.
Сара Джейн засияла от удовольствия, румянец тронул щеки, казалось видно, как пульсирует в кровеносных сосудах кровь.
– Итак, тебе нужна правда о твоей матери? Ее можно выразить очень точно всего в двух предложениях. У нее были не все дома, это, во-первых, а во-вторых, она была влюблена в Кайла. Она была умнее всех нас, а иногда, знаешь, именно в невежестве и простоте все блаженство?
– Что вы имели в виду, сказав, что она была влюблена в Кайла?
– Ее тянуло к этому парню, их отношения выходили за рамки обычных отношений между братом и сестрой. Мы с Кайлом были близкие друзья и…
И тут Сара Джейн раскрыла было рот, но тут же прикрыла его рукой.
– А что вы конкретно знаете обо мне?
– Знаю, что вы с Кайлом были любовниками. Сара Джейн, видимо, никак не ожидала такого ответа. Она резко выпрямилась и уставилась в одну точку.
– О, господи! Да, честности и откровенности в твоей маме было хоть отбавляй. Да, что касается ее и Кайла. Она хотела везде и всегда быть с ним, она хотела всегда иметь его рядом как няньку-сиделку у кровати больного. Она по-черному ревновала его ко мне. И, по правде сказать, я была искренне рада, когда на горизонте появился твой отец. Она хоть немного отстала от Кайла.
– Какой он был? Мэтью Райли, мой отец?
– Вполне подходящ для твоей мамы, такой же красивый, умный и начитанный. Только с ним гораздо больше считались и уважали, а твою маму чаще считали маленькой дурочкой с большими причудами. Когда мы узнали о пещере, все посчитали, что она вообще не от мира сего, – Сара Джейн выпятила вперед нижнюю губу. – Очень сожалею, милая, что приходится так отзываться о твоей матери, однако, ты сама просила.
– Да, конечно, продолжайте, пожалуйста.
– Когда начали выходить ее книги, нам не верилось, что она их автор. Они были замечательны, но я поняла это лишь долгое время спустя. Видимо, я не осознавала всей их прелести, потому что ненавидела Кэт. А она была добра ко мне, будто не замечала моего отношения к ней. Это ее качество меня очень смущало и вводило в заблуждение. Потом родилась Элли. Кэт узнала об ее уродстве и приехала ко мне. Нам тогда было плохо, она приехала на велосипеде из Линч Холлоу. Она никогда никуда не выезжала, и, Можешь себе представить, насколько я была удивлена, увидев ее на пороге своего дома. Я ей не верила и не хотела ее видеть. Я была уверена, что она приехала посмеяться над моей малышкой. Но Кэт держала в руках букет цветов. Сама понимаешь, мне ничего не оставалось делать, кроме как впустить ее. Я была настолько удивлена, что была не в состоянии вымолвить ни слова. Она вошла и села. Было заметно, что она нервничает, но тогда у твоей мамы… Думаю в те дни она была больна, ей нельзя было выходить из дома, ты знаешь об этом? Иден кивнула.
– Когда бы я ее ни видела, она всегда была словно испуганный кролик, все время настороже, будто боялась чего-то. В общем, она села как раз на этот диван и взяла Элли на руки. Я была готова убить ее, скажи она что-нибудь плохое в адрес моего ребенка. Но она не сказала ни слова. Лишь слезы катились по ее лицу, она разрешила Элли держать ее за пальцы. Я никогда этого не забуду. Ведь прежде с ручонками дочери никто не играл, наши знакомые их будто не замечали, брезговали дотрагиваться. Потом она заходила еще пару раз, проведать Элли. Однажды ее привез Кайл, но Том… Он был против того, чтобы Кайл бывал у нас. Может быть, он подозревал, что между мной и Кайлом может опять что-то возникнуть… – Сара Джейн прищурилась и посмотрела на Иден. – И это тоже будет в вашем фильме? Я имею в виду мой роман с Кайлом? Конечно, Том знает, но я не знаю, что подумают об этом другие. Том был очень недоволен, когда Кайл снова приехал.
Иден понимающе покачала головой, сдерживаясь, чтобы не улыбнуться при мысли, что Иден может быть угрозой браку Сары Джейн.
– Возможно, это будет в фильме. Думаю, это необходимо, чтобы лучше понять жизнь моей матери.
– О, господи, – Сара Джейн подошла к подносу. – Я, пожалуй, съем булочку с корицей.
Они поговорили еще немного. Сара Джейн поведала Иден несколько новых анекдотов о Кэт и предложила дать интервью об отце в местную газету.
– Вы мне очень помогли, – сказала Иден, собираясь уходить.
– Пустяки, милочка, я всегда рада помочь. Если вам что-нибудь еще будет нужно, заходите в любое время и можете не звонить предварительно. – Сара Джейн поднялась со стула и попросила подождать, затем исчезла на кухне и скоро вернулась, неся в руках лимонный пирог. – Это вам, – сказала она, открывая перед Иден дверь.
– Кстати, мне очень нравится ваша идея насчет Детского фонда. Жалко, что ничего подобного не было раньше, когда Элли была маленькой. Мы с Томом перечисляем туда деньги каждый год.
Иден пожала ее руку. – Спасибо. – Она вышла на лестничную площадку и посмотрела на небо. – Похоже, дождь кончается.
– Между прочим, как поживает твой дядя, Иден? Лу я иногда вижу, а Кайл совсем не заходит в булочную.
– У него все в порядке, спасибо.
– А он был ничего, твой дядя. – Сара Джейн опять покраснела. – Только не передавай ему мои слова.
ГЛАВА 18
ГЛАВА 19
– Давай, Мэгги, оставь нас. Думаю, что у мисс Райли мало времени. Она не может торчать здесь весь день.
Когда Мэгги ушла, Иден взглянула на другую женщину, сидевшую на диване. Она была поразительно красива, несмотря на то, что лицо было чуть полновато для ее лет. Но полнота делала ее очень похожей на мать.
– Меня зовут Иден. – Иден едва удержалась, чтобы не протянуть руки.
– Это Элеонор, наша первая дочь, – объяснила Сара Джейн. – Приветствуй гостью, Элли.
Элли улыбнулась.
– Здравствуйте. Вы настоящая красавица. – Но слова ее прозвучали слишком тяжело для комплимента.
– Вам понравился фильм?
Элли кивнула, в эту минуту вошел Том с подносом в руках.
– Элли была любимицей твоей матери, – сказала Сара Джейн.
Иден отметила про себя: «Почему была?»
– Пойдем, Элли, – Том похлопал свою дочь по плечу. – Давай оставим маму и мисс Райли наедине, пусть они спокойно поговорят друг с другом. Элли послушно встала и последовала за отцом, странно волоча за собой ногу. При виде этого у Иден защемило сердце.
Когда они ушли, Сара Джейн вздохнула и улыбнулась Иден.
– Давай присядем, дорогая.
Они сели на диван и Иден достала из сумочки магнитофон. Сара Джейн прекратила наливать чай и удивленно посмотрела на Иден.
– Ты собираешься записывать меня?
– Да… ты не против?
– Да нет, конечно. Мне очень приятно, что ты хочешь со мной поговорить. Надеюсь, что смогу тебе помочь.
– Я ценю это. Мне хотелось, чтобы ты рассказала мне о матери. Кайл говорит о ней несколько предвзято.
– О, твоя мать была чудесная девочка, очень милая и симпатичная. – Сара Джейн протянула Иден чашку. – Она писала – даже когда была еще совсем юной. Господи, как она умела…
– Миссис Миллер, я не нуждаюсь в вашем сочувствии. Я хочу знать только правду. Не думаю, что мою маму считали чудесной девочкой. К тому же, у меня есть ее дневник, тот, который она вела в 13 лет.
Сара Джейн не могла скрыть своего удивления.
– Она упоминает и мое имя в своем дневнике? – спросила она.
– Должна вам сказать, что это так.
– О, господи! Уверена, что она там не очень лестно обо мне отзывается.
– Насколько я поняла, мой дядя был в те дни к вам неравнодушен.
Сара Джейн засияла от удовольствия, румянец тронул щеки, казалось видно, как пульсирует в кровеносных сосудах кровь.
– Итак, тебе нужна правда о твоей матери? Ее можно выразить очень точно всего в двух предложениях. У нее были не все дома, это, во-первых, а во-вторых, она была влюблена в Кайла. Она была умнее всех нас, а иногда, знаешь, именно в невежестве и простоте все блаженство?
– Что вы имели в виду, сказав, что она была влюблена в Кайла?
– Ее тянуло к этому парню, их отношения выходили за рамки обычных отношений между братом и сестрой. Мы с Кайлом были близкие друзья и…
И тут Сара Джейн раскрыла было рот, но тут же прикрыла его рукой.
– А что вы конкретно знаете обо мне?
– Знаю, что вы с Кайлом были любовниками. Сара Джейн, видимо, никак не ожидала такого ответа. Она резко выпрямилась и уставилась в одну точку.
– О, господи! Да, честности и откровенности в твоей маме было хоть отбавляй. Да, что касается ее и Кайла. Она хотела везде и всегда быть с ним, она хотела всегда иметь его рядом как няньку-сиделку у кровати больного. Она по-черному ревновала его ко мне. И, по правде сказать, я была искренне рада, когда на горизонте появился твой отец. Она хоть немного отстала от Кайла.
– Какой он был? Мэтью Райли, мой отец?
– Вполне подходящ для твоей мамы, такой же красивый, умный и начитанный. Только с ним гораздо больше считались и уважали, а твою маму чаще считали маленькой дурочкой с большими причудами. Когда мы узнали о пещере, все посчитали, что она вообще не от мира сего, – Сара Джейн выпятила вперед нижнюю губу. – Очень сожалею, милая, что приходится так отзываться о твоей матери, однако, ты сама просила.
– Да, конечно, продолжайте, пожалуйста.
– Когда начали выходить ее книги, нам не верилось, что она их автор. Они были замечательны, но я поняла это лишь долгое время спустя. Видимо, я не осознавала всей их прелести, потому что ненавидела Кэт. А она была добра ко мне, будто не замечала моего отношения к ней. Это ее качество меня очень смущало и вводило в заблуждение. Потом родилась Элли. Кэт узнала об ее уродстве и приехала ко мне. Нам тогда было плохо, она приехала на велосипеде из Линч Холлоу. Она никогда никуда не выезжала, и, Можешь себе представить, насколько я была удивлена, увидев ее на пороге своего дома. Я ей не верила и не хотела ее видеть. Я была уверена, что она приехала посмеяться над моей малышкой. Но Кэт держала в руках букет цветов. Сама понимаешь, мне ничего не оставалось делать, кроме как впустить ее. Я была настолько удивлена, что была не в состоянии вымолвить ни слова. Она вошла и села. Было заметно, что она нервничает, но тогда у твоей мамы… Думаю в те дни она была больна, ей нельзя было выходить из дома, ты знаешь об этом? Иден кивнула.
– Когда бы я ее ни видела, она всегда была словно испуганный кролик, все время настороже, будто боялась чего-то. В общем, она села как раз на этот диван и взяла Элли на руки. Я была готова убить ее, скажи она что-нибудь плохое в адрес моего ребенка. Но она не сказала ни слова. Лишь слезы катились по ее лицу, она разрешила Элли держать ее за пальцы. Я никогда этого не забуду. Ведь прежде с ручонками дочери никто не играл, наши знакомые их будто не замечали, брезговали дотрагиваться. Потом она заходила еще пару раз, проведать Элли. Однажды ее привез Кайл, но Том… Он был против того, чтобы Кайл бывал у нас. Может быть, он подозревал, что между мной и Кайлом может опять что-то возникнуть… – Сара Джейн прищурилась и посмотрела на Иден. – И это тоже будет в вашем фильме? Я имею в виду мой роман с Кайлом? Конечно, Том знает, но я не знаю, что подумают об этом другие. Том был очень недоволен, когда Кайл снова приехал.
Иден понимающе покачала головой, сдерживаясь, чтобы не улыбнуться при мысли, что Иден может быть угрозой браку Сары Джейн.
– Возможно, это будет в фильме. Думаю, это необходимо, чтобы лучше понять жизнь моей матери.
– О, господи, – Сара Джейн подошла к подносу. – Я, пожалуй, съем булочку с корицей.
Они поговорили еще немного. Сара Джейн поведала Иден несколько новых анекдотов о Кэт и предложила дать интервью об отце в местную газету.
– Вы мне очень помогли, – сказала Иден, собираясь уходить.
– Пустяки, милочка, я всегда рада помочь. Если вам что-нибудь еще будет нужно, заходите в любое время и можете не звонить предварительно. – Сара Джейн поднялась со стула и попросила подождать, затем исчезла на кухне и скоро вернулась, неся в руках лимонный пирог. – Это вам, – сказала она, открывая перед Иден дверь.
– Кстати, мне очень нравится ваша идея насчет Детского фонда. Жалко, что ничего подобного не было раньше, когда Элли была маленькой. Мы с Томом перечисляем туда деньги каждый год.
Иден пожала ее руку. – Спасибо. – Она вышла на лестничную площадку и посмотрела на небо. – Похоже, дождь кончается.
– Между прочим, как поживает твой дядя, Иден? Лу я иногда вижу, а Кайл совсем не заходит в булочную.
– У него все в порядке, спасибо.
– А он был ничего, твой дядя. – Сара Джейн опять покраснела. – Только не передавай ему мои слова.
ГЛАВА 18
Когда приехал Бен, Иден зажигала свечи на праздничном столе, накрытом на улице. Он подошел к кострищу, где Кайл раздувал угли, и отдал ему бутылку бренди.
– Предлагаю помириться, – сказал он спокойно. Кайл положил руку на плечо Бена. Иден удивилась, что же произошло между ними, после чего надо мириться. Хорошо, если это не имеет к ней никакого отношения.
Кайл пошел в дом за гамбургерами, а Бен подошел к Иден. Он наклонил голову, будто для поцелуя, но вместо этого шепнул ей на ухо:
– Ни слова Кайлу об останках и черепах. Я заговорил с ним сегодня об этом, и он чуть не свернул мне шею.
Ах, вот в чем дело!
– Где Лу?
Женская интуиция подсказывала ей, что не стоит говорить с Кайлом о скелете. И не только об этом. Пещера вообще была запретной темой. Кайл сам ее завалил в припадке ярости. Что касается Иден – она этого не помнила, но история о том, как Кайл собственноручно прикатил к выходу огромный валун на глазах у изумленных соседей, уже переросла в легенду. Никому не позволялось заводить разговор о пещере после смерти Кэт. Люди наверняка что-то знали и о чем-то догадывались, но держали свои мысли при себе. До того, как дневник матери попал к Иден в руки, она не до конца понимала переживаний Кайла по поводу смерти сестры. Она не знала о некой существовавшей между ними зависимости. По мнению Кайла, пещера была своего рода живым существом, которое присвоило себе Кэт и сделало ее своей жертвой.
– У нас кое-что намечается сегодня вечером, – сказал Кайл во время обеда.
Бен сейчас же догадался, о чем идет речь.
– Трампозо!
– Это было так давно. Я уже и правила позабыла, – сказала Лу.
Мужчины засмеялись, очевидно, это была шутка. Бен, заметив недоумение Иден, пояснил:
– Это карточная игра, в которую мы, бывало, играли в Колумбии. Ты увидишь и научишься.
После обеда они сели за карты в большой столовой. Бен был партнером Иден. Глазами и ногой под столом он подсказывал ей при каждом удобном случае, открывая свои карты, советовал, когда лучше сделать ход. Она бросала на него через стол скептические взгляды и делала все наоборот, не желая принимать его подсказки. Однако скоро заметила, что Кайл и Лу тоже шельмуют. Просто в этом и состояла игра, в ней не было правил. Шулерство продолжалось до тех пор, пока масти карт не имели никакого значения, побеждала же команда более искусная в невербальном общении. Эта игра не была состязанием. Кайл и Лу, с их многолетней практикой, быстро свели игру на нет.
Кайл налил каждому виноградного бренди, а потом они рассказывали, как первый раз играли в трампозо с командой крутых парней в маленькой колумбийской деревеньке. Играло три пары: Кайл с Лу, Бен с другим молодым археологом, и два колумбийца, которые все грозились убить проигравших.
– Конечно, они нас не тронули бы, но тогда у нас не было в этом никакой уверенности. Нас просто пытались таким образом втянуть в игру, им хотелось, чтобы мы, как говорится, вошли во вкус. Мы и вправду шельмовали так, будто наша жизнь напрямую зависела от исхода игры, – вспоминал Бен.
– Каковы ставки, такова и игра, – добавила Лу. Иден вспомнила о тех вечерах, что она и Уэйн проводили с Кайлом и Лу. Тогда было лишь утомительной обязанностью посещать двух этих родственников. Атмосфера на тех приемах была всегда натянута, они, признаться, очень походили на встречи на высшем уровне в правительственных кругах. Разве они стали бы играть в карты? Или во что-нибудь еще? Нет, они всегда подчеркнуто вежливо беседовали исключительно о своей работе: о проекте Кайла, о картинах Лу, о фильмах Иден, о судебных делах Уэйна. Разговоры эти были неинтересны, неискренни и пусты.
Теперь было иначе. Иден заметила, что они с Беном задают тон общим беседам, что Кайл и Лу чувствуют такой же внутренний дискомфорт, как и она сама когда-то. Она завидовала их простым товарищеским отношениям с Беном. Он обращался с ними, как с равными. Он совершенно искренне любил их и восхищался ими. Жаль, что чувства Иден совершенно иные.
– Давайте пройдем в гостиную и попробуем то, что прислала Сара Джейн, – предложил Кайл.
Лу направилась в гостиную.
– Не знаю, стоит ли есть выпечку Сары Джейн, Кайл, – заметила она, – Иден уверена, она до сих пор к тебе неравнодушна.
– А причем же здесь пирог? – засмеялся Кайл и вышел на кухню за пирогом.
Иден ставила на стол десертные тарелочки из китайского фарфора, а Лу тем временем попробовала пересесть из своей инвалидной коляски. Неожиданно коляска выскользнула из-под нее, и Лу упала, тяжело ударившись о дощатый пол.
– Лу! – Иден кинулась к своей тете, которая уже старалась встать. Подоспел Бен и помог ей подняться, поддерживая под руки. Иден одернула задравшуюся юбку тетушки, и они с Беном усадили ее на диван.
– Что происходит? – в комнату заглянул Кайл. Иден уже открыла было рот, чтобы объяснить ему, что Лу упала и больно ударилась, но Бен опередил ее.
– Просто Лу слегка ударилась.
Он сел рядом с ней на диван и обнял за плечи.
– Все в порядке, Лу? – спросил Кайл. Она махнула рукой в сторону кухни, мол, пустяки. Однако, было заметно, что руки ее трясутся, лицо побледнело, она тщетно пыталась заправить выбившуюся прядь волос. Иден опустилась около нее на колени.
– С тобой точно все в порядке?
– Не волнуйся.
Но даже голос ее ослаб.
Бен прижался губами к ее холодному бледному виску.
– Ты нас напугала, – сказал он.
– Не хочешь прохладного чаю или лимонада? – спросила Иден.
– Чаю, пожалуй, – прошептала тетушка, когда Кайл принес пирог и кофе.
На кухне Иден расплакалась. Она облокотилась о холодильник и закрыла лицо руками, перед глазами у нее стоял образ тетушки, такой жалкой и беспомощной, дрыгающей ногами в воздухе, отчаянно стараясь подняться. Как она обманывалась, она даже не предполагала, что тете приходится так нелегко.
– Иден? Что с тобой?
Она обернулась и увидела Кайла, стоящего у дверей.
– С Лу все в порядке. Ее самолюбие ущемлено гораздо больше.
– Ты просто ничего не видел, Кайл. Она сильно ударилась. Бен старается не делать из этого паники, только чтобы ее не смущать.
Кайл поставил бренди на буфет:
– Я видел и раньше, как она падала.
– Ты хочешь сказать, что это случается часто?
– Чаще, чем ты думаешь.
– Может быть, ей достать другое кресло. Детский фонд выпускает кресла, в которых можно вставать и…
Кайл покачал головой:
– Нет, кресло ей вполне подходит. Просто она упряма и делает все наперекор. Я давно перестал ее отговаривать и убеждать. Она знает, что с ней может случиться, но ничьим советам следовать не будет.
Иден опять разрыдалась:
– Как тяжело смотреть на ее страдания.
Кайл обнял ее, и она не сопротивлялась, а тихо плакала в его плечо. Она не позволяла никому обнимать себя с тех пор, как умерла мать, а как бы он стал к ней относиться, если узнал бы о ее вине в том, что случилось с Лу?
Она принесла в гостиную холодный чай, Лу сидела в своем инвалидном кресле:
– Спасибо, голубушка. Я внезапно почувствовала себя так устало, пойду почитаю немного перед сном, а чай возьму в спальню.
Кайл отвез Лу в спальню, а Бен вопросительно посмотрел на Иден.
– Ты плакала? – Он взял ее за руку, и ее словно обожгло.
– Немного. – Она посмотрела на пирог и кофе на столе и закрыла глаза.
– Я не хочу есть. Бен встал.
– Я тоже. Проводишь меня до машины? Мне пора. Цикады сладко заливались в ночи. Воздух был сыр, ведь дождь кончился совсем недавно, приятно было ощущать сладкий цветочный аромат. У Иден закружилась голова от обилия благоуханий, а может от выпитого. В общем-то, ее это мало волновало. Они подошли к машине, Бен обнял ее, так что Иден оказалась тесно зажатой между ним и машиной.
– Я так ждал этой минуты, – он наклонился, чтобы поцеловать ее. Он прикоснулся своими губами к ее, Иден ощутила вкус бренди.
– Отдышись, и давай повторим, – улыбнулся Бен.
Она откинула голову, тело ощущало прохладный металл машины. Его руки скользнули по ее талии, потом по груди и замерли здесь робко и ненавязчиво. Иден ощутила его всего, совсем рядом, его бедра прижались к ней в новом порыве страсти. Иден едва удержалась, чтобы не закричать, она желала большего. Она закрыла глаза и стала слушать трели цикад.
– Я, наверное, выпила лишнего, – призналась она. – Я плохо соображаю, что делаю.
Он рассмеялся.
– Ты все прекрасно соображаешь, в нас просто говорит плоть, и трудно ей сопротивляться. Нам нужно серьезно поговорить.
– Не вижу причины, – удивилась Иден.
– Ты хочешь знать, что положило конец моему браку, и имеешь на это право прежде чем… прежде чем наши отношения зайдут слишком далеко.
Она покачала головой.
– Я уже думала об этом, Бен. Не понимаю, почему ты хочешь, чтобы я узнала о твоем прошлом. Почему мне нужно это знать? Ты должен понять, что я живу совершенно в другом мире, кончится лето – и я вернусь к своей прежней жизни!
Внезапно у нее в памяти всплыли образы Майкла и Нины в гостиной дома в Санта Монике, толкающих ее и размахивающих руками. Иден почувствовала приступ тошноты.
– Что бы ни случилось между нами, это лето все равно рано или поздно кончится.
Она не видела лица Бена. Он кивнул, слабо улыбнулся.
– Хорошо, но если передумаешь и захочешь узнать или если пожелаешь порвать со мной до конца лета, дай мне знать.
Он наклонился и торопливо поцеловал ее.
– Скажи Лу – пусть больше не пьет виноградного бренди и поцелуй ее за меня. Завтра опять будет дождь. Чем думаешь заняться? Поехать на прогулку? Или в магазин?
Вдруг она испугалась, словно опасность была совсем рядом, спрятавшись где-то в ночи. Ее речь прозвучала убедительно для Бена, но не для нее самой. Она покачала головой и добавила:
– Нет, я никуда не поеду. Мне надо работать над сценарием.
Когда Иден заглянула в спальню Лу, та сидела одна.
– Я просто хотела убедиться, что с тобой все в порядке.
– Входи, милая. Садись вот сюда, – Лу похлопала по краю кровати. Сейчас она выглядела лучше. Под спиной у нее взгромоздились подушки, а в руках была книга в плотном переплете. Волосы свободно спадали на плечи; в бледно-желтом халате с распущенными волосами она напоминала старого мудреца.
Иден присела на кровать.
– Ты выглядишь гораздо лучше. Лу взяла ее руку.
– Знаешь, как неловко я себя чувствую, когда происходят такие вещи. Ну надо же, столько лет езжу в инвалидной коляске и до сих пор забываю нажать нужную кнопку. На самом деле у меня проблемы с головой, а не с ногой.
Иден сжала ладонь своей тетушки.
– Я знаю, ты пытаешься снять с меня вину за твое несчастье. Зря, я не могу быть оправдана. Боль и стыд я унесу с собой в могилу.
Лу с удивлением смотрела на нее.
Она не верит своим ушам, подумала Иден.
– Бен просил передать, что любит тебя. И я тоже. В спальню вошел Кайл и был не менее озадачен, застав в спальне жену за мирной беседой.
– Я не помешаю? – извинился он.
– Мы тут немножко поболтали, – объяснила Лу. На ее голубые глаза навернулись слезы, но она тут же смахнула их.
Кайл стоял у кровати, сложив руки на груди.
– Да, первый раз я вижу, Иден, на твоем лице такое выражение. У тебя был такой взгляд!
– Какой же?
– Изголодавшийся, почти дикий, – Кайл и Лу рассмеялись.
Иден покраснела:
– И это было очень заметно?
– Довольно-таки, но в такой же степени очевидно, что Бен разделяет твои чувства, – сказала Лу.
Кайл тяжело вздохнул:
– Я не собираюсь учить вас, надоедать и наставлять на путь истинный, вы вполне взрослые люди. Ваше счастье в ваших руках. Но я тебе кое-что расскажу про Бена.
Его слова не принесли Иден облегчения, она чувствовала себя внутренне опустошенной. Кайл оглядел жену:
– Ну, как дела?
– Все нормально, – уверенно ответила Лу.
Кайл наклонился и обнял Лу за плечи, затем поцеловал ее в губы, и Иден встала. Она и раньше ощущала любовь между дядей и тетей, но это никогда не действовало на нее так. Нынешняя неделя представила Кайла совершенно в ином свете, Иден увидела его не таким как раньше. Он был особенный, он был очень даже ничего. В свое время он был страстным любовником. Может быть, он и сейчас такой.
Кстати, Иден уловила взгляд Лу, когда Кайл поднялся с ее постели, и поняла, что они до сих пор любовники – и сегодня ночью Лу будет чувствовать себя надежно и спокойно и забудет все вечерние неприятности в объятиях мужа.
– Предлагаю помириться, – сказал он спокойно. Кайл положил руку на плечо Бена. Иден удивилась, что же произошло между ними, после чего надо мириться. Хорошо, если это не имеет к ней никакого отношения.
Кайл пошел в дом за гамбургерами, а Бен подошел к Иден. Он наклонил голову, будто для поцелуя, но вместо этого шепнул ей на ухо:
– Ни слова Кайлу об останках и черепах. Я заговорил с ним сегодня об этом, и он чуть не свернул мне шею.
Ах, вот в чем дело!
– Где Лу?
Женская интуиция подсказывала ей, что не стоит говорить с Кайлом о скелете. И не только об этом. Пещера вообще была запретной темой. Кайл сам ее завалил в припадке ярости. Что касается Иден – она этого не помнила, но история о том, как Кайл собственноручно прикатил к выходу огромный валун на глазах у изумленных соседей, уже переросла в легенду. Никому не позволялось заводить разговор о пещере после смерти Кэт. Люди наверняка что-то знали и о чем-то догадывались, но держали свои мысли при себе. До того, как дневник матери попал к Иден в руки, она не до конца понимала переживаний Кайла по поводу смерти сестры. Она не знала о некой существовавшей между ними зависимости. По мнению Кайла, пещера была своего рода живым существом, которое присвоило себе Кэт и сделало ее своей жертвой.
– У нас кое-что намечается сегодня вечером, – сказал Кайл во время обеда.
Бен сейчас же догадался, о чем идет речь.
– Трампозо!
– Это было так давно. Я уже и правила позабыла, – сказала Лу.
Мужчины засмеялись, очевидно, это была шутка. Бен, заметив недоумение Иден, пояснил:
– Это карточная игра, в которую мы, бывало, играли в Колумбии. Ты увидишь и научишься.
После обеда они сели за карты в большой столовой. Бен был партнером Иден. Глазами и ногой под столом он подсказывал ей при каждом удобном случае, открывая свои карты, советовал, когда лучше сделать ход. Она бросала на него через стол скептические взгляды и делала все наоборот, не желая принимать его подсказки. Однако скоро заметила, что Кайл и Лу тоже шельмуют. Просто в этом и состояла игра, в ней не было правил. Шулерство продолжалось до тех пор, пока масти карт не имели никакого значения, побеждала же команда более искусная в невербальном общении. Эта игра не была состязанием. Кайл и Лу, с их многолетней практикой, быстро свели игру на нет.
Кайл налил каждому виноградного бренди, а потом они рассказывали, как первый раз играли в трампозо с командой крутых парней в маленькой колумбийской деревеньке. Играло три пары: Кайл с Лу, Бен с другим молодым археологом, и два колумбийца, которые все грозились убить проигравших.
– Конечно, они нас не тронули бы, но тогда у нас не было в этом никакой уверенности. Нас просто пытались таким образом втянуть в игру, им хотелось, чтобы мы, как говорится, вошли во вкус. Мы и вправду шельмовали так, будто наша жизнь напрямую зависела от исхода игры, – вспоминал Бен.
– Каковы ставки, такова и игра, – добавила Лу. Иден вспомнила о тех вечерах, что она и Уэйн проводили с Кайлом и Лу. Тогда было лишь утомительной обязанностью посещать двух этих родственников. Атмосфера на тех приемах была всегда натянута, они, признаться, очень походили на встречи на высшем уровне в правительственных кругах. Разве они стали бы играть в карты? Или во что-нибудь еще? Нет, они всегда подчеркнуто вежливо беседовали исключительно о своей работе: о проекте Кайла, о картинах Лу, о фильмах Иден, о судебных делах Уэйна. Разговоры эти были неинтересны, неискренни и пусты.
Теперь было иначе. Иден заметила, что они с Беном задают тон общим беседам, что Кайл и Лу чувствуют такой же внутренний дискомфорт, как и она сама когда-то. Она завидовала их простым товарищеским отношениям с Беном. Он обращался с ними, как с равными. Он совершенно искренне любил их и восхищался ими. Жаль, что чувства Иден совершенно иные.
– Давайте пройдем в гостиную и попробуем то, что прислала Сара Джейн, – предложил Кайл.
Лу направилась в гостиную.
– Не знаю, стоит ли есть выпечку Сары Джейн, Кайл, – заметила она, – Иден уверена, она до сих пор к тебе неравнодушна.
– А причем же здесь пирог? – засмеялся Кайл и вышел на кухню за пирогом.
Иден ставила на стол десертные тарелочки из китайского фарфора, а Лу тем временем попробовала пересесть из своей инвалидной коляски. Неожиданно коляска выскользнула из-под нее, и Лу упала, тяжело ударившись о дощатый пол.
– Лу! – Иден кинулась к своей тете, которая уже старалась встать. Подоспел Бен и помог ей подняться, поддерживая под руки. Иден одернула задравшуюся юбку тетушки, и они с Беном усадили ее на диван.
– Что происходит? – в комнату заглянул Кайл. Иден уже открыла было рот, чтобы объяснить ему, что Лу упала и больно ударилась, но Бен опередил ее.
– Просто Лу слегка ударилась.
Он сел рядом с ней на диван и обнял за плечи.
– Все в порядке, Лу? – спросил Кайл. Она махнула рукой в сторону кухни, мол, пустяки. Однако, было заметно, что руки ее трясутся, лицо побледнело, она тщетно пыталась заправить выбившуюся прядь волос. Иден опустилась около нее на колени.
– С тобой точно все в порядке?
– Не волнуйся.
Но даже голос ее ослаб.
Бен прижался губами к ее холодному бледному виску.
– Ты нас напугала, – сказал он.
– Не хочешь прохладного чаю или лимонада? – спросила Иден.
– Чаю, пожалуй, – прошептала тетушка, когда Кайл принес пирог и кофе.
На кухне Иден расплакалась. Она облокотилась о холодильник и закрыла лицо руками, перед глазами у нее стоял образ тетушки, такой жалкой и беспомощной, дрыгающей ногами в воздухе, отчаянно стараясь подняться. Как она обманывалась, она даже не предполагала, что тете приходится так нелегко.
– Иден? Что с тобой?
Она обернулась и увидела Кайла, стоящего у дверей.
– С Лу все в порядке. Ее самолюбие ущемлено гораздо больше.
– Ты просто ничего не видел, Кайл. Она сильно ударилась. Бен старается не делать из этого паники, только чтобы ее не смущать.
Кайл поставил бренди на буфет:
– Я видел и раньше, как она падала.
– Ты хочешь сказать, что это случается часто?
– Чаще, чем ты думаешь.
– Может быть, ей достать другое кресло. Детский фонд выпускает кресла, в которых можно вставать и…
Кайл покачал головой:
– Нет, кресло ей вполне подходит. Просто она упряма и делает все наперекор. Я давно перестал ее отговаривать и убеждать. Она знает, что с ней может случиться, но ничьим советам следовать не будет.
Иден опять разрыдалась:
– Как тяжело смотреть на ее страдания.
Кайл обнял ее, и она не сопротивлялась, а тихо плакала в его плечо. Она не позволяла никому обнимать себя с тех пор, как умерла мать, а как бы он стал к ней относиться, если узнал бы о ее вине в том, что случилось с Лу?
Она принесла в гостиную холодный чай, Лу сидела в своем инвалидном кресле:
– Спасибо, голубушка. Я внезапно почувствовала себя так устало, пойду почитаю немного перед сном, а чай возьму в спальню.
Кайл отвез Лу в спальню, а Бен вопросительно посмотрел на Иден.
– Ты плакала? – Он взял ее за руку, и ее словно обожгло.
– Немного. – Она посмотрела на пирог и кофе на столе и закрыла глаза.
– Я не хочу есть. Бен встал.
– Я тоже. Проводишь меня до машины? Мне пора. Цикады сладко заливались в ночи. Воздух был сыр, ведь дождь кончился совсем недавно, приятно было ощущать сладкий цветочный аромат. У Иден закружилась голова от обилия благоуханий, а может от выпитого. В общем-то, ее это мало волновало. Они подошли к машине, Бен обнял ее, так что Иден оказалась тесно зажатой между ним и машиной.
– Я так ждал этой минуты, – он наклонился, чтобы поцеловать ее. Он прикоснулся своими губами к ее, Иден ощутила вкус бренди.
– Отдышись, и давай повторим, – улыбнулся Бен.
Она откинула голову, тело ощущало прохладный металл машины. Его руки скользнули по ее талии, потом по груди и замерли здесь робко и ненавязчиво. Иден ощутила его всего, совсем рядом, его бедра прижались к ней в новом порыве страсти. Иден едва удержалась, чтобы не закричать, она желала большего. Она закрыла глаза и стала слушать трели цикад.
– Я, наверное, выпила лишнего, – призналась она. – Я плохо соображаю, что делаю.
Он рассмеялся.
– Ты все прекрасно соображаешь, в нас просто говорит плоть, и трудно ей сопротивляться. Нам нужно серьезно поговорить.
– Не вижу причины, – удивилась Иден.
– Ты хочешь знать, что положило конец моему браку, и имеешь на это право прежде чем… прежде чем наши отношения зайдут слишком далеко.
Она покачала головой.
– Я уже думала об этом, Бен. Не понимаю, почему ты хочешь, чтобы я узнала о твоем прошлом. Почему мне нужно это знать? Ты должен понять, что я живу совершенно в другом мире, кончится лето – и я вернусь к своей прежней жизни!
Внезапно у нее в памяти всплыли образы Майкла и Нины в гостиной дома в Санта Монике, толкающих ее и размахивающих руками. Иден почувствовала приступ тошноты.
– Что бы ни случилось между нами, это лето все равно рано или поздно кончится.
Она не видела лица Бена. Он кивнул, слабо улыбнулся.
– Хорошо, но если передумаешь и захочешь узнать или если пожелаешь порвать со мной до конца лета, дай мне знать.
Он наклонился и торопливо поцеловал ее.
– Скажи Лу – пусть больше не пьет виноградного бренди и поцелуй ее за меня. Завтра опять будет дождь. Чем думаешь заняться? Поехать на прогулку? Или в магазин?
Вдруг она испугалась, словно опасность была совсем рядом, спрятавшись где-то в ночи. Ее речь прозвучала убедительно для Бена, но не для нее самой. Она покачала головой и добавила:
– Нет, я никуда не поеду. Мне надо работать над сценарием.
Когда Иден заглянула в спальню Лу, та сидела одна.
– Я просто хотела убедиться, что с тобой все в порядке.
– Входи, милая. Садись вот сюда, – Лу похлопала по краю кровати. Сейчас она выглядела лучше. Под спиной у нее взгромоздились подушки, а в руках была книга в плотном переплете. Волосы свободно спадали на плечи; в бледно-желтом халате с распущенными волосами она напоминала старого мудреца.
Иден присела на кровать.
– Ты выглядишь гораздо лучше. Лу взяла ее руку.
– Знаешь, как неловко я себя чувствую, когда происходят такие вещи. Ну надо же, столько лет езжу в инвалидной коляске и до сих пор забываю нажать нужную кнопку. На самом деле у меня проблемы с головой, а не с ногой.
Иден сжала ладонь своей тетушки.
– Я знаю, ты пытаешься снять с меня вину за твое несчастье. Зря, я не могу быть оправдана. Боль и стыд я унесу с собой в могилу.
Лу с удивлением смотрела на нее.
Она не верит своим ушам, подумала Иден.
– Бен просил передать, что любит тебя. И я тоже. В спальню вошел Кайл и был не менее озадачен, застав в спальне жену за мирной беседой.
– Я не помешаю? – извинился он.
– Мы тут немножко поболтали, – объяснила Лу. На ее голубые глаза навернулись слезы, но она тут же смахнула их.
Кайл стоял у кровати, сложив руки на груди.
– Да, первый раз я вижу, Иден, на твоем лице такое выражение. У тебя был такой взгляд!
– Какой же?
– Изголодавшийся, почти дикий, – Кайл и Лу рассмеялись.
Иден покраснела:
– И это было очень заметно?
– Довольно-таки, но в такой же степени очевидно, что Бен разделяет твои чувства, – сказала Лу.
Кайл тяжело вздохнул:
– Я не собираюсь учить вас, надоедать и наставлять на путь истинный, вы вполне взрослые люди. Ваше счастье в ваших руках. Но я тебе кое-что расскажу про Бена.
Его слова не принесли Иден облегчения, она чувствовала себя внутренне опустошенной. Кайл оглядел жену:
– Ну, как дела?
– Все нормально, – уверенно ответила Лу.
Кайл наклонился и обнял Лу за плечи, затем поцеловал ее в губы, и Иден встала. Она и раньше ощущала любовь между дядей и тетей, но это никогда не действовало на нее так. Нынешняя неделя представила Кайла совершенно в ином свете, Иден увидела его не таким как раньше. Он был особенный, он был очень даже ничего. В свое время он был страстным любовником. Может быть, он и сейчас такой.
Кстати, Иден уловила взгляд Лу, когда Кайл поднялся с ее постели, и поняла, что они до сих пор любовники – и сегодня ночью Лу будет чувствовать себя надежно и спокойно и забудет все вечерние неприятности в объятиях мужа.
ГЛАВА 19
Утром опять шел дождь, как и передавали, Бен посмотрел на часы. Полвосьмого. Субботнее утро. 7.30. Он вспомнил субботнее утро много лет назад. Он вставал и заставал свою дочь Блисс уже у телевизора. Она смотрела мультфильмы. Почему он не думал об этом раньше? Только она могла подняться в субботу в такую рань.
Он подошел к телефону и устроился поудобней на кровати. С минуту раздумывал, стоит ли звонить и в конце концов пришел к выводу, что у него есть все шансы услышать ее. Она поднимет трубку. А что если он с ней поговорит? Он сможет просто сказать, что любит ее и не забыл. Она была удивлена его внезапным исчезновением. Как же он объяснит ей это? Он может, допустим, сказать. Но этим все и кончится, если он попытается поговорить с ней. Что они еще ему сделают? Опять тюрьма? Или просто предупреждение на словах? Он набрал номер. Он чувствовал каждый удар своего сердца.
Кто-то поднял трубку, он сел на кровати, слушая пленку, равномерно повторяющую беспристрастным металлическим голосом: «Абонент, которому вы звоните, сменил номер».
Бен набрал еще раз: проверить, что он не ошибся. Он прилег. Таким образом он был абсолютно и окончательно от нее отрезан. Последний удар. Ему не надо было много: просто набрать номер и представить, что Шарон в соседней комнате. Теперь он лишен даже этого.
Спроси его кто-нибудь, что за последние пять лет было для него важнее всего в жизни – и он ответит, не задумываясь. Ничего – ни карьера, ни репутация, ни друзья – хотя он упорно не хотел признать этого, ни даже его семейная жизнь – ничто не могло сравниться с его привязанностью к Блисс. Если, не дай бог, что-нибудь случилось бы с дочкой, он "вряд ли перенес бы потерю.
Почему общение с ней ему так приятно, было до сих пор загадкой для него. Они с Шарон, когда поженились, были слишком поглощены своей карьерой и устройством жизни. Когда Шарон предложила завести ребенка, ему было в принципе все равно.
– Я много езжу, – сказал он ей.
– Я понимаю. И я не хочу, чтобы ты работал меньше. Ты будешь одним из тех отцов, что приезжают только на выходные и снимают, как говорится, сливки, пока матери вытирают носы и воспитывают.
Шарон ждала ребенка, но что-то изменилось в их отношениях, точнее изменились его чувства к Шарон. Во время ее беременности, каждый раз, возвращаясь из поездки, он замечал, что тело ее опять стало другим. Ее эмоции ослабли, она погрузнела, а он чувствовал себя виноватым, что находится где-то далеко в трудную минуту. Она часто рассказывала, как малыш бьет ножками в животе. Она не просто так рассказывала ему об этом. Она хотела больше внимания от мужа, и ребенок был своего рода сделкой. Шарон искренне радовалась, когда он стал работать в университете, что ближе к дому. Это было перед самым рождением Блисс.
Как бы там ни было, но получилось совсем не так, как предполагала Шарон. Последствия сделки оказались совершенно иными. Благодаря расписанию в университете, Бен проводил дома гораздо больше времени, чем Шарон. (Да, на суде все это было вычислено и подсчитано, чтобы доказать суду, что он намеренно устроил такое расписание работы, чтобы быть больше времени наедине с дочерью). Шарон много работала в частной школе, где она преподавала, и, казалось, была довольна возможностью Бена присматривать за Блисс (потом она будет винить себя за это: «Разве я тебя на это толкнула, Бен? Может у тебя и раньше были такие нездоровые наклонности. Бывай я чаще дома, ты не пошел бы на поводу у своего инстинкта». Именно Бен брал на себя все заботы, когда Блисс была больна. Он готовил ей есть, кормил и купал ее. («Действительно, – отмечал впоследствии адвокат, – вашей жены большую часть суток не было дома, и вы все время проводили в обществе своей маленькой дочки. В сущности, она заняла место вашей жены, не так ли?»)
Он был неважный воспитатель. Что бы Блисс ни делала, казалось ему верхом совершенства. Даже наказывая ее, он не мог скрыть улыбки. А Шарон знала об этом, и ее это приводило в ярость.
– Если ты будешь позволять ей все что угодно, она и в 15 лет будет носиться как сумасшедшая, и мы не будем иметь на нее никакого влияния, – говорила Шарон.
Однако Бен не видел смысла наказывать ребенка за малейшую провинность. Из его опыта можно целую диссертацию написать. Рядом с Беном Блисс имела полную свободу и не подчинялась никакой дисциплине. На Шарон она часто срывала зло, за что получала шлепки, вися на мамином колене. Шарон практиковала воспитание такого рода, Бен же считал его недопустимым. Вся эта информация была вытянута из него и Шарон во время суда. Он обращался с Блисс скорее как со взрослой, а не с ребенком. Что касается Бена, он старался защитить Шарон на суде, в то время как сами судьи пытались разжечь войну между ними. Но все было не так. Он не сердился на нее, жаль только, что она не захотела ему поверить. Бен защищал ее от нападок своего собственного адвоката, который пытался представить Шарон как безразличную, жестокую и вечно отсутствующую дома мать. Шарон тоже не сказала ничего предосудительного в его адрес. Но в зале суда их слова звучали по другому, показания были настолько вывернуты и искажены, что они стали друг для друга злейшими врагами. И семейная жизнь была разбита, разгромлена, словно на поле боя, после чего она уже никак не могла начаться сначала.
Бен опять крутил диск телефона. Этот номер стал его спасительной ниточкой за последние 6 месяцев. На другом конце провода ответил брат.
– Я тебя не разбудил? – спросил Бен.
– Нет, а что случилось? – удивился Сэм столь раннему звонку.
– Шарон изменила номер телефона?
– Да. Джефф настоял на этом. А ты все названиваешь?
Он подошел к телефону и устроился поудобней на кровати. С минуту раздумывал, стоит ли звонить и в конце концов пришел к выводу, что у него есть все шансы услышать ее. Она поднимет трубку. А что если он с ней поговорит? Он сможет просто сказать, что любит ее и не забыл. Она была удивлена его внезапным исчезновением. Как же он объяснит ей это? Он может, допустим, сказать. Но этим все и кончится, если он попытается поговорить с ней. Что они еще ему сделают? Опять тюрьма? Или просто предупреждение на словах? Он набрал номер. Он чувствовал каждый удар своего сердца.
Кто-то поднял трубку, он сел на кровати, слушая пленку, равномерно повторяющую беспристрастным металлическим голосом: «Абонент, которому вы звоните, сменил номер».
Бен набрал еще раз: проверить, что он не ошибся. Он прилег. Таким образом он был абсолютно и окончательно от нее отрезан. Последний удар. Ему не надо было много: просто набрать номер и представить, что Шарон в соседней комнате. Теперь он лишен даже этого.
Спроси его кто-нибудь, что за последние пять лет было для него важнее всего в жизни – и он ответит, не задумываясь. Ничего – ни карьера, ни репутация, ни друзья – хотя он упорно не хотел признать этого, ни даже его семейная жизнь – ничто не могло сравниться с его привязанностью к Блисс. Если, не дай бог, что-нибудь случилось бы с дочкой, он "вряд ли перенес бы потерю.
Почему общение с ней ему так приятно, было до сих пор загадкой для него. Они с Шарон, когда поженились, были слишком поглощены своей карьерой и устройством жизни. Когда Шарон предложила завести ребенка, ему было в принципе все равно.
– Я много езжу, – сказал он ей.
– Я понимаю. И я не хочу, чтобы ты работал меньше. Ты будешь одним из тех отцов, что приезжают только на выходные и снимают, как говорится, сливки, пока матери вытирают носы и воспитывают.
Шарон ждала ребенка, но что-то изменилось в их отношениях, точнее изменились его чувства к Шарон. Во время ее беременности, каждый раз, возвращаясь из поездки, он замечал, что тело ее опять стало другим. Ее эмоции ослабли, она погрузнела, а он чувствовал себя виноватым, что находится где-то далеко в трудную минуту. Она часто рассказывала, как малыш бьет ножками в животе. Она не просто так рассказывала ему об этом. Она хотела больше внимания от мужа, и ребенок был своего рода сделкой. Шарон искренне радовалась, когда он стал работать в университете, что ближе к дому. Это было перед самым рождением Блисс.
Как бы там ни было, но получилось совсем не так, как предполагала Шарон. Последствия сделки оказались совершенно иными. Благодаря расписанию в университете, Бен проводил дома гораздо больше времени, чем Шарон. (Да, на суде все это было вычислено и подсчитано, чтобы доказать суду, что он намеренно устроил такое расписание работы, чтобы быть больше времени наедине с дочерью). Шарон много работала в частной школе, где она преподавала, и, казалось, была довольна возможностью Бена присматривать за Блисс (потом она будет винить себя за это: «Разве я тебя на это толкнула, Бен? Может у тебя и раньше были такие нездоровые наклонности. Бывай я чаще дома, ты не пошел бы на поводу у своего инстинкта». Именно Бен брал на себя все заботы, когда Блисс была больна. Он готовил ей есть, кормил и купал ее. («Действительно, – отмечал впоследствии адвокат, – вашей жены большую часть суток не было дома, и вы все время проводили в обществе своей маленькой дочки. В сущности, она заняла место вашей жены, не так ли?»)
Он был неважный воспитатель. Что бы Блисс ни делала, казалось ему верхом совершенства. Даже наказывая ее, он не мог скрыть улыбки. А Шарон знала об этом, и ее это приводило в ярость.
– Если ты будешь позволять ей все что угодно, она и в 15 лет будет носиться как сумасшедшая, и мы не будем иметь на нее никакого влияния, – говорила Шарон.
Однако Бен не видел смысла наказывать ребенка за малейшую провинность. Из его опыта можно целую диссертацию написать. Рядом с Беном Блисс имела полную свободу и не подчинялась никакой дисциплине. На Шарон она часто срывала зло, за что получала шлепки, вися на мамином колене. Шарон практиковала воспитание такого рода, Бен же считал его недопустимым. Вся эта информация была вытянута из него и Шарон во время суда. Он обращался с Блисс скорее как со взрослой, а не с ребенком. Что касается Бена, он старался защитить Шарон на суде, в то время как сами судьи пытались разжечь войну между ними. Но все было не так. Он не сердился на нее, жаль только, что она не захотела ему поверить. Бен защищал ее от нападок своего собственного адвоката, который пытался представить Шарон как безразличную, жестокую и вечно отсутствующую дома мать. Шарон тоже не сказала ничего предосудительного в его адрес. Но в зале суда их слова звучали по другому, показания были настолько вывернуты и искажены, что они стали друг для друга злейшими врагами. И семейная жизнь была разбита, разгромлена, словно на поле боя, после чего она уже никак не могла начаться сначала.
Бен опять крутил диск телефона. Этот номер стал его спасительной ниточкой за последние 6 месяцев. На другом конце провода ответил брат.
– Я тебя не разбудил? – спросил Бен.
– Нет, а что случилось? – удивился Сэм столь раннему звонку.
– Шарон изменила номер телефона?
– Да. Джефф настоял на этом. А ты все названиваешь?