Страница:
Когда мы вышли из церкви, Сара Джейн сказала мне: «Твой папа выглядит таким счастливым».
Я попыталась ответить – да, но слова не выходили; я старалась кивнуть, но шея застыла и не двигалась. Я хотела уйти от нее, только так я могла вздохнуть. Поистине я никогда не была так близка к тому, чтобы задохнуться.
И это не только с Сарой Джейн. Мать Сюзанны подошла ко мне, взяла мою руку и сказала: «Мы теперь семья», и я почувствовала, что готова отключиться.
Вот что я имела в виду, говоря об одиночестве. Я хотела быть хорошей и социальной, а вместо этого чувствовала себя как тогда, когда меня, пятилетнюю, за провинность запирали в чулан. Я не могла нормально дышать, все в моих глазах расплывалось, и сердце билось, как будто я умирала, я не могла даже объяснить это Кайлу, потому что он скажет, что я плохо старалась, но я не знаю как можно стараться больше.
5 января, 1943 г.
У Сюзанны был брат Джон, который погиб в Пирл Харборе. Ему было только семнадцать, на год больше, чем Кайлу. Когда я пытаюсь вообразить, как это было бы, если бы Кайл погиб, мое сердце в груди снова схватывает приступ боли. Я смотрю на Сюзанну и не могу понять, как она может улыбаться, как она вообще может жить.
Я хочу, чтобы война кончилась прежде, чем Кайл окончит школу в следующем году, потому что он военнообязанный и хочет сражаться. Он говорит, что это его долг, а теперь говорит о «мщении за смерть Джона». А я говорю, а что если он тоже погибнет. Но Кайл не думает, что это возможно. Он уверен, что с ним ничего плохого не может случиться, что он каким-то образом защищен. У меня никогда не было такого чувства. Вместо этого я уверена, что смерть подстерегает меня за каждым поворотом дороги. Каждое утро я удивлена, проснувшись живой.
ГЛАВА 11
ГЛАВА 12
Я попыталась ответить – да, но слова не выходили; я старалась кивнуть, но шея застыла и не двигалась. Я хотела уйти от нее, только так я могла вздохнуть. Поистине я никогда не была так близка к тому, чтобы задохнуться.
И это не только с Сарой Джейн. Мать Сюзанны подошла ко мне, взяла мою руку и сказала: «Мы теперь семья», и я почувствовала, что готова отключиться.
Вот что я имела в виду, говоря об одиночестве. Я хотела быть хорошей и социальной, а вместо этого чувствовала себя как тогда, когда меня, пятилетнюю, за провинность запирали в чулан. Я не могла нормально дышать, все в моих глазах расплывалось, и сердце билось, как будто я умирала, я не могла даже объяснить это Кайлу, потому что он скажет, что я плохо старалась, но я не знаю как можно стараться больше.
5 января, 1943 г.
У Сюзанны был брат Джон, который погиб в Пирл Харборе. Ему было только семнадцать, на год больше, чем Кайлу. Когда я пытаюсь вообразить, как это было бы, если бы Кайл погиб, мое сердце в груди снова схватывает приступ боли. Я смотрю на Сюзанну и не могу понять, как она может улыбаться, как она вообще может жить.
Я хочу, чтобы война кончилась прежде, чем Кайл окончит школу в следующем году, потому что он военнообязанный и хочет сражаться. Он говорит, что это его долг, а теперь говорит о «мщении за смерть Джона». А я говорю, а что если он тоже погибнет. Но Кайл не думает, что это возможно. Он уверен, что с ним ничего плохого не может случиться, что он каким-то образом защищен. У меня никогда не было такого чувства. Вместо этого я уверена, что смерть подстерегает меня за каждым поворотом дороги. Каждое утро я удивлена, проснувшись живой.
ГЛАВА 11
Шестьдесят шесть миль в час. Иден задержала взгляд на спидометре, пока Лу давила на педаль газа своей единственной ногой, которая также должна была работать и с тормозом. На восемьдесят первом шоссе было слабое движение, но Иден все-таки ухватилась рукой за рукоятку двери.
Они ехали на прием к доктору в Винчестер. Лу попросила Иден поехать с ней, и Иден согласилась, думая, что Лу может понадобиться ее помощь. Она предложила вести автомобиль, но Лу рассмеялась.
– Нужна практика, чтобы вести такую штуку, – сказала она, указывая на фургон. Иден наблюдала свободные манипуляции Лу с подъемником, который поставил ее кресло перед рулевым колесом, и затем они поехали вниз по кривой дороге, соединяющей Линч Холлоу с хайвеем, и тут она поняла, что Лу не нуждается в ее помощи.
Кайл передал Иден следующую тетрадь, когда она забралась в фургон.
– Может быть, ты захочешь немного почитать, пока будешь ждать Лу, – сказал он. Теперь тетрадь оставалась у нее на коленях вместе с запиской, которую ей послала Нина, чтобы посоветоваться. Иден ощущала волны тепла, поднимающегося от дороги. Они молчали, что было обычно между теткой и ней.
– Жарко, – сказала она после того, как они проехали несколько миль.
– Сейчас самая палящая пора лета, – согласилась Лу.
– Хотя в Нью-Йорке, возможно, жарче, ты допускаешь это?
– Вряд ли, – сказала Лу. – Там слишком большое движение. Я люблю свободно ехать кратчайшим путем.
– Я заметила.
– Мы выезжаем раз в месяц. Повидать друзей, сходить в театр, в магазины. Я всегда знала, что мы вернемся сюда, при известных обстоятельствах, конечно. Корни Кайла сильно притягивают его.
В приемной доктора было еще несколько пациентов, значительно старше Лу.
– Гериатрия, – шепнула Лу Иден, вкатившись в комнату. – Это его специализация.
Иден заняла место рядом с креслом своей тети и снова положила дневник на колени. Она оставила письмо в фургоне. Нина напирала на нее, как обычно, но Иден не могла сейчас думать о другом фильме.
По комнате пронесся шепоток, щебетание, которое дало Иден понять, что ее узнали. В следующий момент хрупкая маленькая женщина оставила свое место и села поближе к ней.
– Вы ведь Иден Райли, не так ли? Иден улыбнулась.
– Да, это я.
– Я знала это! Я как раз сидела и читала эту статью в «Пипл», – она протянула журнал, открытый на изображении Иден с Майклом Кэри, – и я посмотрела, а здесь вы во плоти.
– О, у вас острый глаз. Не всякий узнает меня. Хотите, я подпишу вам этот снимок?
– О, да! Моя внучка обожает вас! Она будет трепетать.
Иден положила журнал поверх дневника, на колени. Она видела этот снимок, сделанный на презентации «Сердца зимы» давным-давно. Она и Майкл были под руку и одеты напоказ: он в смокинге, она в соответствии. Это породило множество слухов.
Она написала автограф для внучки женщины и подписалась: «Ведьма Северной Звезды Иден Райли». Женщина выглядела значительно более слабой, когда она направилась назад через комнату со своим новым сокровищем.
– Ты сделала это очень легко, не так ли, дорогая, – спросила Лу. – Переключение в профессионалку Иден Райли?
– Это становится через какое-то время второй натурой. – Это было выключение из той роли, которая была более трудной.
Регистраторша выглянула из своего стеклянного окошечка.
– Доброе утро, миссис Свифт, – сказала она. – А как мистер Свифт?
– Он в порядке, спасибо, дорогая.
– Кайл болен? – спросила Иден.
– Нет, не совсем. Это артрит чертовски раздражает его. Но когда достигаешь определенного возраста, то понимаешь, что даже при самых благоприятных обстоятельствах вам осталось немного времени. Так-то Кайл Здоров, но он прислушивается к каждой боли, и она заставляет его думать о том, что важно для него, что он хочет выполнить за остаток своей жизни.
– Раскопки?
Лу закрыла журнал, который лежал у нее на коленях.
– Раскопки значат много для него, но ты важнее всего, – сказала она. – Ты и Кэсси. Вот почему он так счастлив, когда ты с нами. Он хочет навести порядок с тобой. Он всегда жалел, что не взял тебя сразу после того, как Кэйт умерла. Он желает сделать это для тебя. Он думает, что это его шанс, помочь тебе с фильмом.
– Кайл уже сделал достаточно для меня, – сказала Иден.
Лу посмотрела на нее.
– Ты знаешь это, дорогая?
– Да. – Она смотрела вниз в журнал. Ее щеки горели. Кайл сделал много для нее, но в одном существенном смысле Лу сделала больше.
– Может быть, в один из этих дней ты сможешь найти в своем сердце, что ему сказать.
Сестра ввела Лу в кабинет, и Иден уставилась на свои руки, где оставался дневник. Она знала, что Кайл хотел взять ее после смерти Кэйт, но дедушка ему не позволил. Дедушка невзлюбил Лу и говорил Кайлу, что его путешествия не будут полезны для ребенка. Так Иден осталась в Линч Холлоу с дедушкой и Сюзанной. Ее дедушка, кроме всего, игнорировал ее. Он говорил, что Кэйт баловала ее сверх допустимого, и теперь он должен это исправлять.
Сюзанна бегала разгоряченная, и обращаться к ней по какому-либо поводу было небезопасно. Иден помнила, как она пыталась забраться к Сюзанне на колени спустя несколько недель после смерти Кэйт, чтобы обнять ее Сюзанна оттолкнула ее, сказав, что она слишком взрослая для объятий, и Иден никогда больше не повторяла своих попыток. Ее дедушка умер, когда ей было десять лет. Его смерть была неожиданной, что-то случилось с сердцем. Вскоре после этого Сюзанна заболела пневмонией. Дом заполнился ее кашлем. Крыша в том году начала протекать, и Иден ставила бадью и тазы на пол в жилой комнате, в то время как Сюзанна лежала в постели, бледная и хрипящая. Сюзанне наконец стало так плохо, что ее семья забрала ее. Но они отказались взять Иден, не желая иметь никаких дел с дочерью женщины, которая жила в пещере. Сюзанна никогда не говорила Иден о своих планах. Вместо этого она отдала ее в приют. Когда прошел первоначальный шок, Иден не была удивлена тем, что оказалась там. Она научилась не привязываться ни к кому, не полагаться ни на кого, так что не могло быть ни удивления, ни огорчения.
Она прожила в приюте два года, окруженная детьми, чьи судьбы были еще более исковерканы, чем ее, и которые, поэтому, не насмехались над ней. Но было слишком поздно. Иден не рисковала ни с кем сближаться, и другие дети быстро отстали от нее. Она отдавала свое время домашним работам и чтению. Одна из монахинь начала брать их в кино, и тут Иден нашла свою страсть. Фильмы держались в ее голове неделями, и она воображала себя блистающей в своих любимых ролях. Она пробиралась в общую умывальную комнату посреди ночи, чтобы попрактиковаться перед маленьким зеркалом над разбитой фарфоровой раковиной. Однажды ее застали, залитую слезами, когда она изображала туберкулезную больную в мелодраме Ингрида Бергмана «Колокол Сент-Мэри», и ей пришлось пережить ужасные минуты, объясняя, что ее так расстроило.
На следующий день после тринадцатилетия Иден пригласили в кабинет директора. Она боялась сестру Джозефу, маленькую директрису с языком, как бритва, и когда она попадала к ней в кабинет, ее трясло. Сестра Джозефа выглядела совсем карлицей в своем огромном кресле из красного дерева, и она казалась Иден угрожающей, со своими взлохмаченными бровями и тонко сжатыми бескровными губами. Два человека сидели на стульях перед креслом сестры Джозефы, но пока они не обернулись, она не узнала в них Кайла и Лу. Она почувствовала старую, почти забытую радость от того, что они пришли, и страх от мысли, что они снова оставят ее. То же происходило с Кайлом и Лу. Они останавливались в Линч Холлоу время от времени между путешествиями в Южную Америку, но никогда не оставались там надолго. Поэтому Иден не ожидала, что этот визит будет чем-то необычным. Ее страх пересилил ощущение счастья, и она не позволила никаким эмоциям отразиться на лице. Тут не было ничего нового. Сколько-то раз она плакала в эти дни, сколько-то раз смеялась, проводя часы перед зеркалом в умывальной комнате.
Кайл обнял ее, а она стояла неподвижно в его руках, как камень.
– Я сожалею, дорогая, – сказал он. – Мы не знали о Сюзанне, а когда узнали, сразу приняли меры, чтобы забрать тебя. Мы никогда не позволяли тебе оставаться здесь.
Они не уедут на этот раз, подумала она, Кайл хотел взять ее с собой и с Лу. Но она все еще не хотела показывать своего счастья. Она могла ошибиться. Она могла вернуться обратно через неделю.
Сестра Джозефа увела Кайла, и Иден знала, что она говорит ему, что она слишком отстраненная, слишком угрюмая. Она сама слышала это от монахинь все время. Но Кайл вышел из кабинета решительный и улыбающийся. Он обнял одной рукой ее, а другой Лу.
– Мы будем хорошо заботиться о ней, – сказал он Сестре Джозефе.
Иден поняла, какую жертву принесли ей Кайл и Лу, только когда стала взрослой. Они упорно старались не заводить детей, чтобы можно было свободно путешествовать, делать карьеру. Когда она переехала к ним, Кайл занял должность преподавателя в Нью-Йоркском Университете и положил конец своим путешествиям, отдав всю свою любовь обеспечению стабильной домашней жизни для нее.
Они жили в Нью-Йорке в квартале между сквером Вашингтона и Гринвич Вилледж. Дети в Нью-Йорке читали все книги Кэтрин Свифт, так что вначале Иден произвела на них впечатление. Но ее акцент приклеил к ней кличку «черный козел», и вскоре дразнилки начались снова. Иден научилась держать рот закрытым. Кайл и Лу делали для нее все, что могли, оплачивали ей уроки танцев, пианино, речи, старались вытравить из нее все следы Линч Холлоу. Они также купили бы ей и друзей, если бы это было возможно.
Иден вспоминала жизнь в этих апартаментах как цепочку телевизионных шоу. Она задерживалась допоздна, жадно поглощая старые фильмы, снова тайком, потому что Кайл этого не одобрял. Однажды она подслушала разговор Кайла с Лу о ее ненасытной страсти к кино. Она такая же, как Кэйт, сказал Кайл, она переживает свою жизнь через жизнь других. Эта квартира для нее всего лишь ее пещера.
Пещера… Глаза Иден снова остановились на тетради у нее на коленях, когда регистраторша нарушила тишину, водворившуюся в приемной, вызвав другого пациента. Ей действительно нужно увидеть пещеру. Ей бы хотелось, чтобы Кайл не был так непреклонен, сохраняя ее закрытой. Но пожелает ли она войти внутрь, если Кайл ей позволит? Она бы хотела этого. Она ощутит нечто, ощутит атмосферу, которая давала матери чувство комфорта, и которая расцветит фильм.
Иден взяла дневник и начала читать.
11 октября, 1943 г.
Кайлу сегодня семнадцать, но он выглядит на двадцать пять. Он думает, что он совсем взрослый.
Вчера был его день рождения, и Сара Джейн пригласила его в Винчестер на обед. Я была в моей пещере, когда он вернулся, и с ним было виски. Могу сказать, что он уже порядочно выпил, потому что галстук был развязан, рубашка торчала из брюк, а волосы нависали прямо на лицо. Он сидел, закутав плечи в одеяло, и просил меня читать ему вслух рассказы, которые я написала.
– Дай мне сначала виски, – сказала я.
Он перешагнул через матрац, сел рядом со мной и протянул мне бутыль. Я пила, пока не заложило уши. Я хотела быстро напиться. Я была пьяной два или три раза, и мне это нравилось, потому что в течение нескольких часов я чувствовала, что мне как будто совсем не о чем беспокоиться.
За какое-то время мы прикончили бутылку с четвертью, и я была рада Кайлу больше, чем когда-либо, потому что он был в легком настроении и улыбался, а не был серьезен, как обычно.
– Мне нужен твой совет, как сестры, – сказал он, и я видела, что он старается выглядеть серьезным, несмотря на окосевший взгляд. – Твоя помощь, как девушки, я имею в виду.
Я смутилась и, по-видимому, не из-за выпивки, а из-за этого.
– Видишь ли, – продолжал он, – Сара Джейн и я решили заниматься любовью. – Он смотрел на меня, ожидая моей реакции.
Я хотела сказать ему, что он не должен этого делать, пока не женился, но я не слишком сама в это верила, и я, безусловно, не хотела внушать ему какую-либо мысль о браке с Сарой Джейн.
– Чем я могу помочь? – спросила я.
– Видишь ли, я не знаю, что делать. Я имею в виду, что понимаю в принципе, но…
Он начал безудержно хохотать. Я уставилась на него с изумлением, потому что никогда не видела, чтобы он вел себя так глупо. Когда он, наконец, перестал хохотать, я спросила его:
– Как далеко уже зашло? – Я хотела, чтобы он напился до такой степени, чтобы я могла уйти, ничего не узнав об этом.
– Выше талии, – сказал он на этот раз с серьезным лицом.
Мои груди начали болеть, что, как я знала, могло произойти, только если их потрогать.
– Она была нетерпелива, – сказал он. – Но я не знал, как трогать ее… ниже талии. Я имею в виду, я даже не был уверен, что это там.
Я не могла поверить, что Кайл говорит все это, даже не краснея.
– Я имею в виду, что единственная девушка, которую я когда-либо видел, была ты, и тебе было пять лет.
Кайл и я изучали друг друга у Ручья Ферри, где мы могли сбросить свои одежды и давали воде омывать наши тела.
– Хорошо, – сказала я. – Давай я покажу теперь. Я начала расстегивать завязки платья, но Кайл для этого был недостаточно пьян. Он вскочил с матраца, как будто его кто-то укусил.
– Кэйт! – крикнул он. – Не смей!
– Хорошо. – Я пожала плечами. – Вместо этого я нарисую картинку.
Итак, я нарисовала так хорошо, как могла. Я нарисовала картинку также изнутри, матку и трубы, и остальное, и объяснила ему все, что узнала о менструации. Я как-будто объяснила ему, что девушке нельзя сделать хорошо, если не знать некоторых особенностей ее тела. Он сидел, положив голову мне на плечо, рассматривая мой рисунок. Затем я показала место, которое он мог потрогать, чтобы заставить ее безумно захотеть лечь с ним.
Он улыбнулся и сказал, что Сара и так безумно хочет лечь с ним.
– Нет, это другое, – сказала я. – Если ты потрогаешь это место, как бы потрешь, но очень легко, ну, тогда ты будешь удивлен, что произойдет. – И я положила свой карандаш, с удовольствием думая о том, что я сделала для Сары Джейн.
– Откуда ты знаешь все это? – спросил он.
– Я делаю это сама, – сказала я.
– Правда? Я думал только парни делают это. – Это удивило меня, потому что я никогда не думала, что парни могут делать это тоже. Но я полагаю, в этом есть смысл.
Мы поговорили еще немного, но Кайл начал сникать. Мне пришлось наполовину довести, наполовину донести его до лежанки, пока он не отключился. Я сказала ему, что он будет просто-таки больным сегодня утром (и так оно и было). Затем я легла на свой матрац, все мое тело горело от наших разговоров, и я провела остаток ночи со своими любящими руками.
22 октября, 1943 г.
Сара Джейн и Кайл стали близки, как никогда. Я наблюдала за ними в школе, сидевшими на скамейке, и не замечавшими ничего, кроме друг друга. Они дотрагивались руками и медленно поглаживали друг друга, как будто какая-то клейкая субстанция связывала их.
Другие ребята стали более уважительно относиться ко мне в эти дни, и я уверена, это потому, что я сестра Кайла, а Кайл был наиболее уважаемым во всей нашей школе. Я хотела узнать, помог ли ему мой урок анатомии, но понимала, что он будет смущен, если я спрошу. Мне нужно было ждать следующего раза, когда он напьется.
Вчера мисс Крисп имела долгий разговор со мной. Мои рассказы совершенствуются, сказала она, и они «мудрые и поучительные».
– Но твоя природа более живая, чем ты представляешь, Кэт, – сказала она. – Ты всегда уткнута носом в книжку, и, хотя я вовсе не хочу отлучить тебя от чтения, все же в жизни есть и другие вещи.
– Для меня наибольшее счастье читать или писать, – сказала я.
Она посмотрела на меня с недоверием, я и сама не слишком была убеждена в этом, но это была разновидность счастья, которая меня устраивала. Была часть жизни, которой я никогда не знала: настоящие подруги и друзья. У меня никогда не будет детей, я сама буду своим единственным любовником. Я никогда не увижу других частей мира. Единственное место, где я могла легко дышать – это мой дом и моя пещера.
Сюзанна вчера взяла меня с собой покупать одежду, и я все время чувствовала тошноту, как будто закружилась или попробовала чего-нибудь рвотного. Улицы в городе выглядели волнистыми и вызывали у меня головокружение. Я боялась остаться с Сюзанной наедине, потому что не могла ничего придумать, что бы сказать ей. Она была мила, а мне было от этого плохо. Я всегда думала, что причина моих трудностей в общении с людьми в том, что они идиоты, как в школе. Теперь я думаю, есть что-то такое во мне, а не в них. В этом проблема.
Лу хотела остановиться у булочной в Колбруке. На пути домой от доктора.
– Закупки для ужина, – сказала она.
– У нас есть этот пшеничный хлеб, – сказала Иден. – От вчерашнего обеда оставалась еще половина каравая.
– О, да. Тогда сдобные булочки на завтрак, – Лу решила все-таки зайти в булочную. Она опустилась в своем кресле на тротуар, а Иден прилагала усилия, поддерживая ее.
Огромная круглолицая женщина, одетая в белое, стояла в булочной за прилавком.
– Стань там, Лу! – сказала она. Ее рот был как маленький розовый бутон над массой белого подбородка. Завитые белые волосы были острижены слишком коротко для такого большого лица.
– Что ты хочешь сегодня?
– Полдюжины сдобных булочек, – сказала Лу. – Три с ягодами, три с маком.
Женщина начала доставать булочки из ящика, но застыла, когда ее пристальный взгляд упал на Иден. Она выпрямилась.
– Боже, вы, должно быть, девочка Кэйт, Иден Райли, верно?
Иден улыбнулась.
– Да.
Женщина рассмеялась.
– Девочка Кэйт, совсем взрослая. Боже, какие вы создали образы! И какая же красивая в натуре, как в кино!
Лу посмотрела на Иден, наклонив голову так, чтобы подмигнуть незаметно для продавщицы.
– Иден, это Сара Джейн Миллер, старая подруга твоей матери.
– И твоего дяди Кайла, – сказала Сара Джейн. Глаза Иден расширились, и Лу схватила ее за руку, чтобы она не потеряла самообладания.
– Приятно познакомиться с вами. – Иден перешла через прилавок, и Сара Джейн протянула ей мясистую руку для пожатия.
Они немного поговорили, пока Сара Джейн упаковывала булочки в бумажный пакет. Затем Иден открыла дверь перед своей теткой, которая, миновав ее, сразу же начала смеяться.
– Каждый раз, когда Кайл видит ее, он говорит: «Если бы только я не встретил тебя, Лу, все это могло быть мое».
Иден остановилась и поглядела на Лу.
– Ты точно знаешь, где я сейчас читаю дневник, не так ли?
Лу кивнула.
– Да, это беспокоит тебя?
– Не знаю. – Иден снова медленно пошла. – Это выглядит странно, как будто наблюдается каждый шаг мой на пути к матери.
– А что ты узнала о ней из этого дневника?
– Что ее одиночество не было в такой большой степени результатом выбора, как я думала. Это была фобия людей, жизни в Линч Холлоу.
– Ты права, Кэйт боялась мира в такой степени, что это парализовало ее. Ее страхи делали ее калекой больше, чем эта старая нога – меня.
Иден легко положила руку на плечо своей тети. Она почувствовала кость через тонкую блузу.
– Вокруг тебя все так хорошо, Лу, что позволяет мне не замечать этого.
Лу похлопала ее по руке.
– Да, милочка, у меня все хорошо. Атмосфера в автомобиле на обратном пути в Линч Холлоу больше не была напряженной. Иден чувствовала освобождение от чего-то, возможно, маленькая интрига Лу с целью познакомить ее с Сарой Джейн Миллер, или нога Лу прекратили недопонимание, которое было между ними в первое время. По той или иной причине Иден почувствовала себя в достаточной безопасности, чтобы узнать мнение Лу о Бене.
– А, Бен… – Лу улыбнулась и кивнула, как будто она давно ждала, чтобы Иден задала этот вопрос. – Бен всегда был моим самым любимым из всех студентов Кайла. Он путешествовал с нами в Южную Америку, ты знаешь. Я полагаю, более важен вопрос, что ты думаешь о нем?
– Я не знаю, Кайл сказал мне, что он не хотел бы видеть меня с кем-нибудь из Голливуда, затем посадил меня в котлован размером пять футов на десять с симпатичным парнем и сказал: «Но я не хотел бы видеть тебя с этим…»
Лу рассмеялась.
– Да, он прав. Бен должен привести в порядок собственную жизнь, прежде чем получит право разделить ее с кем-нибудь еще. Но это не порочит его, дорогая.
Она повернула на дорогу к Линч Холлоу, сняв на короткое время протез с педали газа, чтобы вписаться в первый поворот.
– Мой любимый рассказ о Бене, я думаю, это как мы обедали в маленьком морском ресторане в Эквадоре. Нас было трое – Бен, Кайл и я – и у нас был стол прямо рядом с резервуаром, где содержались живые омары. Ну, все омары выглядели вялыми и покорными судьбе. Но был один, который постоянно находился в движении, стараясь сцепиться с другими. Я не знала, как назвать это – игра, драка или как-то еще. Он не сдавался, и мы наблюдали за ним во все время нашей трапезы. Когда пришло время уходить, Бен купил его. Он думал, что он особенный, живучий и не должен кончить, как другие, как чей-то ужин. Затем нам нужно было проехать около тридцати миль в сторону от нашей дороги, чтобы он мог выпустить его в Тихий океан.
Иден уставилась на свою тетку.
– Это самая смешная вещь, которую я когда-нибудь слышала!
Лу улыбнулась.
– Если это то, что ты думаешь, дорогая, я сомневаюсь, что Бен подходящий человек для тебя.
Они ехали на прием к доктору в Винчестер. Лу попросила Иден поехать с ней, и Иден согласилась, думая, что Лу может понадобиться ее помощь. Она предложила вести автомобиль, но Лу рассмеялась.
– Нужна практика, чтобы вести такую штуку, – сказала она, указывая на фургон. Иден наблюдала свободные манипуляции Лу с подъемником, который поставил ее кресло перед рулевым колесом, и затем они поехали вниз по кривой дороге, соединяющей Линч Холлоу с хайвеем, и тут она поняла, что Лу не нуждается в ее помощи.
Кайл передал Иден следующую тетрадь, когда она забралась в фургон.
– Может быть, ты захочешь немного почитать, пока будешь ждать Лу, – сказал он. Теперь тетрадь оставалась у нее на коленях вместе с запиской, которую ей послала Нина, чтобы посоветоваться. Иден ощущала волны тепла, поднимающегося от дороги. Они молчали, что было обычно между теткой и ней.
– Жарко, – сказала она после того, как они проехали несколько миль.
– Сейчас самая палящая пора лета, – согласилась Лу.
– Хотя в Нью-Йорке, возможно, жарче, ты допускаешь это?
– Вряд ли, – сказала Лу. – Там слишком большое движение. Я люблю свободно ехать кратчайшим путем.
– Я заметила.
– Мы выезжаем раз в месяц. Повидать друзей, сходить в театр, в магазины. Я всегда знала, что мы вернемся сюда, при известных обстоятельствах, конечно. Корни Кайла сильно притягивают его.
В приемной доктора было еще несколько пациентов, значительно старше Лу.
– Гериатрия, – шепнула Лу Иден, вкатившись в комнату. – Это его специализация.
Иден заняла место рядом с креслом своей тети и снова положила дневник на колени. Она оставила письмо в фургоне. Нина напирала на нее, как обычно, но Иден не могла сейчас думать о другом фильме.
По комнате пронесся шепоток, щебетание, которое дало Иден понять, что ее узнали. В следующий момент хрупкая маленькая женщина оставила свое место и села поближе к ней.
– Вы ведь Иден Райли, не так ли? Иден улыбнулась.
– Да, это я.
– Я знала это! Я как раз сидела и читала эту статью в «Пипл», – она протянула журнал, открытый на изображении Иден с Майклом Кэри, – и я посмотрела, а здесь вы во плоти.
– О, у вас острый глаз. Не всякий узнает меня. Хотите, я подпишу вам этот снимок?
– О, да! Моя внучка обожает вас! Она будет трепетать.
Иден положила журнал поверх дневника, на колени. Она видела этот снимок, сделанный на презентации «Сердца зимы» давным-давно. Она и Майкл были под руку и одеты напоказ: он в смокинге, она в соответствии. Это породило множество слухов.
Она написала автограф для внучки женщины и подписалась: «Ведьма Северной Звезды Иден Райли». Женщина выглядела значительно более слабой, когда она направилась назад через комнату со своим новым сокровищем.
– Ты сделала это очень легко, не так ли, дорогая, – спросила Лу. – Переключение в профессионалку Иден Райли?
– Это становится через какое-то время второй натурой. – Это было выключение из той роли, которая была более трудной.
Регистраторша выглянула из своего стеклянного окошечка.
– Доброе утро, миссис Свифт, – сказала она. – А как мистер Свифт?
– Он в порядке, спасибо, дорогая.
– Кайл болен? – спросила Иден.
– Нет, не совсем. Это артрит чертовски раздражает его. Но когда достигаешь определенного возраста, то понимаешь, что даже при самых благоприятных обстоятельствах вам осталось немного времени. Так-то Кайл Здоров, но он прислушивается к каждой боли, и она заставляет его думать о том, что важно для него, что он хочет выполнить за остаток своей жизни.
– Раскопки?
Лу закрыла журнал, который лежал у нее на коленях.
– Раскопки значат много для него, но ты важнее всего, – сказала она. – Ты и Кэсси. Вот почему он так счастлив, когда ты с нами. Он хочет навести порядок с тобой. Он всегда жалел, что не взял тебя сразу после того, как Кэйт умерла. Он желает сделать это для тебя. Он думает, что это его шанс, помочь тебе с фильмом.
– Кайл уже сделал достаточно для меня, – сказала Иден.
Лу посмотрела на нее.
– Ты знаешь это, дорогая?
– Да. – Она смотрела вниз в журнал. Ее щеки горели. Кайл сделал много для нее, но в одном существенном смысле Лу сделала больше.
– Может быть, в один из этих дней ты сможешь найти в своем сердце, что ему сказать.
Сестра ввела Лу в кабинет, и Иден уставилась на свои руки, где оставался дневник. Она знала, что Кайл хотел взять ее после смерти Кэйт, но дедушка ему не позволил. Дедушка невзлюбил Лу и говорил Кайлу, что его путешествия не будут полезны для ребенка. Так Иден осталась в Линч Холлоу с дедушкой и Сюзанной. Ее дедушка, кроме всего, игнорировал ее. Он говорил, что Кэйт баловала ее сверх допустимого, и теперь он должен это исправлять.
Сюзанна бегала разгоряченная, и обращаться к ней по какому-либо поводу было небезопасно. Иден помнила, как она пыталась забраться к Сюзанне на колени спустя несколько недель после смерти Кэйт, чтобы обнять ее Сюзанна оттолкнула ее, сказав, что она слишком взрослая для объятий, и Иден никогда больше не повторяла своих попыток. Ее дедушка умер, когда ей было десять лет. Его смерть была неожиданной, что-то случилось с сердцем. Вскоре после этого Сюзанна заболела пневмонией. Дом заполнился ее кашлем. Крыша в том году начала протекать, и Иден ставила бадью и тазы на пол в жилой комнате, в то время как Сюзанна лежала в постели, бледная и хрипящая. Сюзанне наконец стало так плохо, что ее семья забрала ее. Но они отказались взять Иден, не желая иметь никаких дел с дочерью женщины, которая жила в пещере. Сюзанна никогда не говорила Иден о своих планах. Вместо этого она отдала ее в приют. Когда прошел первоначальный шок, Иден не была удивлена тем, что оказалась там. Она научилась не привязываться ни к кому, не полагаться ни на кого, так что не могло быть ни удивления, ни огорчения.
Она прожила в приюте два года, окруженная детьми, чьи судьбы были еще более исковерканы, чем ее, и которые, поэтому, не насмехались над ней. Но было слишком поздно. Иден не рисковала ни с кем сближаться, и другие дети быстро отстали от нее. Она отдавала свое время домашним работам и чтению. Одна из монахинь начала брать их в кино, и тут Иден нашла свою страсть. Фильмы держались в ее голове неделями, и она воображала себя блистающей в своих любимых ролях. Она пробиралась в общую умывальную комнату посреди ночи, чтобы попрактиковаться перед маленьким зеркалом над разбитой фарфоровой раковиной. Однажды ее застали, залитую слезами, когда она изображала туберкулезную больную в мелодраме Ингрида Бергмана «Колокол Сент-Мэри», и ей пришлось пережить ужасные минуты, объясняя, что ее так расстроило.
На следующий день после тринадцатилетия Иден пригласили в кабинет директора. Она боялась сестру Джозефу, маленькую директрису с языком, как бритва, и когда она попадала к ней в кабинет, ее трясло. Сестра Джозефа выглядела совсем карлицей в своем огромном кресле из красного дерева, и она казалась Иден угрожающей, со своими взлохмаченными бровями и тонко сжатыми бескровными губами. Два человека сидели на стульях перед креслом сестры Джозефы, но пока они не обернулись, она не узнала в них Кайла и Лу. Она почувствовала старую, почти забытую радость от того, что они пришли, и страх от мысли, что они снова оставят ее. То же происходило с Кайлом и Лу. Они останавливались в Линч Холлоу время от времени между путешествиями в Южную Америку, но никогда не оставались там надолго. Поэтому Иден не ожидала, что этот визит будет чем-то необычным. Ее страх пересилил ощущение счастья, и она не позволила никаким эмоциям отразиться на лице. Тут не было ничего нового. Сколько-то раз она плакала в эти дни, сколько-то раз смеялась, проводя часы перед зеркалом в умывальной комнате.
Кайл обнял ее, а она стояла неподвижно в его руках, как камень.
– Я сожалею, дорогая, – сказал он. – Мы не знали о Сюзанне, а когда узнали, сразу приняли меры, чтобы забрать тебя. Мы никогда не позволяли тебе оставаться здесь.
Они не уедут на этот раз, подумала она, Кайл хотел взять ее с собой и с Лу. Но она все еще не хотела показывать своего счастья. Она могла ошибиться. Она могла вернуться обратно через неделю.
Сестра Джозефа увела Кайла, и Иден знала, что она говорит ему, что она слишком отстраненная, слишком угрюмая. Она сама слышала это от монахинь все время. Но Кайл вышел из кабинета решительный и улыбающийся. Он обнял одной рукой ее, а другой Лу.
– Мы будем хорошо заботиться о ней, – сказал он Сестре Джозефе.
Иден поняла, какую жертву принесли ей Кайл и Лу, только когда стала взрослой. Они упорно старались не заводить детей, чтобы можно было свободно путешествовать, делать карьеру. Когда она переехала к ним, Кайл занял должность преподавателя в Нью-Йоркском Университете и положил конец своим путешествиям, отдав всю свою любовь обеспечению стабильной домашней жизни для нее.
Они жили в Нью-Йорке в квартале между сквером Вашингтона и Гринвич Вилледж. Дети в Нью-Йорке читали все книги Кэтрин Свифт, так что вначале Иден произвела на них впечатление. Но ее акцент приклеил к ней кличку «черный козел», и вскоре дразнилки начались снова. Иден научилась держать рот закрытым. Кайл и Лу делали для нее все, что могли, оплачивали ей уроки танцев, пианино, речи, старались вытравить из нее все следы Линч Холлоу. Они также купили бы ей и друзей, если бы это было возможно.
Иден вспоминала жизнь в этих апартаментах как цепочку телевизионных шоу. Она задерживалась допоздна, жадно поглощая старые фильмы, снова тайком, потому что Кайл этого не одобрял. Однажды она подслушала разговор Кайла с Лу о ее ненасытной страсти к кино. Она такая же, как Кэйт, сказал Кайл, она переживает свою жизнь через жизнь других. Эта квартира для нее всего лишь ее пещера.
Пещера… Глаза Иден снова остановились на тетради у нее на коленях, когда регистраторша нарушила тишину, водворившуюся в приемной, вызвав другого пациента. Ей действительно нужно увидеть пещеру. Ей бы хотелось, чтобы Кайл не был так непреклонен, сохраняя ее закрытой. Но пожелает ли она войти внутрь, если Кайл ей позволит? Она бы хотела этого. Она ощутит нечто, ощутит атмосферу, которая давала матери чувство комфорта, и которая расцветит фильм.
Иден взяла дневник и начала читать.
11 октября, 1943 г.
Кайлу сегодня семнадцать, но он выглядит на двадцать пять. Он думает, что он совсем взрослый.
Вчера был его день рождения, и Сара Джейн пригласила его в Винчестер на обед. Я была в моей пещере, когда он вернулся, и с ним было виски. Могу сказать, что он уже порядочно выпил, потому что галстук был развязан, рубашка торчала из брюк, а волосы нависали прямо на лицо. Он сидел, закутав плечи в одеяло, и просил меня читать ему вслух рассказы, которые я написала.
– Дай мне сначала виски, – сказала я.
Он перешагнул через матрац, сел рядом со мной и протянул мне бутыль. Я пила, пока не заложило уши. Я хотела быстро напиться. Я была пьяной два или три раза, и мне это нравилось, потому что в течение нескольких часов я чувствовала, что мне как будто совсем не о чем беспокоиться.
За какое-то время мы прикончили бутылку с четвертью, и я была рада Кайлу больше, чем когда-либо, потому что он был в легком настроении и улыбался, а не был серьезен, как обычно.
– Мне нужен твой совет, как сестры, – сказал он, и я видела, что он старается выглядеть серьезным, несмотря на окосевший взгляд. – Твоя помощь, как девушки, я имею в виду.
Я смутилась и, по-видимому, не из-за выпивки, а из-за этого.
– Видишь ли, – продолжал он, – Сара Джейн и я решили заниматься любовью. – Он смотрел на меня, ожидая моей реакции.
Я хотела сказать ему, что он не должен этого делать, пока не женился, но я не слишком сама в это верила, и я, безусловно, не хотела внушать ему какую-либо мысль о браке с Сарой Джейн.
– Чем я могу помочь? – спросила я.
– Видишь ли, я не знаю, что делать. Я имею в виду, что понимаю в принципе, но…
Он начал безудержно хохотать. Я уставилась на него с изумлением, потому что никогда не видела, чтобы он вел себя так глупо. Когда он, наконец, перестал хохотать, я спросила его:
– Как далеко уже зашло? – Я хотела, чтобы он напился до такой степени, чтобы я могла уйти, ничего не узнав об этом.
– Выше талии, – сказал он на этот раз с серьезным лицом.
Мои груди начали болеть, что, как я знала, могло произойти, только если их потрогать.
– Она была нетерпелива, – сказал он. – Но я не знал, как трогать ее… ниже талии. Я имею в виду, я даже не был уверен, что это там.
Я не могла поверить, что Кайл говорит все это, даже не краснея.
– Я имею в виду, что единственная девушка, которую я когда-либо видел, была ты, и тебе было пять лет.
Кайл и я изучали друг друга у Ручья Ферри, где мы могли сбросить свои одежды и давали воде омывать наши тела.
– Хорошо, – сказала я. – Давай я покажу теперь. Я начала расстегивать завязки платья, но Кайл для этого был недостаточно пьян. Он вскочил с матраца, как будто его кто-то укусил.
– Кэйт! – крикнул он. – Не смей!
– Хорошо. – Я пожала плечами. – Вместо этого я нарисую картинку.
Итак, я нарисовала так хорошо, как могла. Я нарисовала картинку также изнутри, матку и трубы, и остальное, и объяснила ему все, что узнала о менструации. Я как-будто объяснила ему, что девушке нельзя сделать хорошо, если не знать некоторых особенностей ее тела. Он сидел, положив голову мне на плечо, рассматривая мой рисунок. Затем я показала место, которое он мог потрогать, чтобы заставить ее безумно захотеть лечь с ним.
Он улыбнулся и сказал, что Сара и так безумно хочет лечь с ним.
– Нет, это другое, – сказала я. – Если ты потрогаешь это место, как бы потрешь, но очень легко, ну, тогда ты будешь удивлен, что произойдет. – И я положила свой карандаш, с удовольствием думая о том, что я сделала для Сары Джейн.
– Откуда ты знаешь все это? – спросил он.
– Я делаю это сама, – сказала я.
– Правда? Я думал только парни делают это. – Это удивило меня, потому что я никогда не думала, что парни могут делать это тоже. Но я полагаю, в этом есть смысл.
Мы поговорили еще немного, но Кайл начал сникать. Мне пришлось наполовину довести, наполовину донести его до лежанки, пока он не отключился. Я сказала ему, что он будет просто-таки больным сегодня утром (и так оно и было). Затем я легла на свой матрац, все мое тело горело от наших разговоров, и я провела остаток ночи со своими любящими руками.
22 октября, 1943 г.
Сара Джейн и Кайл стали близки, как никогда. Я наблюдала за ними в школе, сидевшими на скамейке, и не замечавшими ничего, кроме друг друга. Они дотрагивались руками и медленно поглаживали друг друга, как будто какая-то клейкая субстанция связывала их.
Другие ребята стали более уважительно относиться ко мне в эти дни, и я уверена, это потому, что я сестра Кайла, а Кайл был наиболее уважаемым во всей нашей школе. Я хотела узнать, помог ли ему мой урок анатомии, но понимала, что он будет смущен, если я спрошу. Мне нужно было ждать следующего раза, когда он напьется.
Вчера мисс Крисп имела долгий разговор со мной. Мои рассказы совершенствуются, сказала она, и они «мудрые и поучительные».
– Но твоя природа более живая, чем ты представляешь, Кэт, – сказала она. – Ты всегда уткнута носом в книжку, и, хотя я вовсе не хочу отлучить тебя от чтения, все же в жизни есть и другие вещи.
– Для меня наибольшее счастье читать или писать, – сказала я.
Она посмотрела на меня с недоверием, я и сама не слишком была убеждена в этом, но это была разновидность счастья, которая меня устраивала. Была часть жизни, которой я никогда не знала: настоящие подруги и друзья. У меня никогда не будет детей, я сама буду своим единственным любовником. Я никогда не увижу других частей мира. Единственное место, где я могла легко дышать – это мой дом и моя пещера.
Сюзанна вчера взяла меня с собой покупать одежду, и я все время чувствовала тошноту, как будто закружилась или попробовала чего-нибудь рвотного. Улицы в городе выглядели волнистыми и вызывали у меня головокружение. Я боялась остаться с Сюзанной наедине, потому что не могла ничего придумать, что бы сказать ей. Она была мила, а мне было от этого плохо. Я всегда думала, что причина моих трудностей в общении с людьми в том, что они идиоты, как в школе. Теперь я думаю, есть что-то такое во мне, а не в них. В этом проблема.
Лу хотела остановиться у булочной в Колбруке. На пути домой от доктора.
– Закупки для ужина, – сказала она.
– У нас есть этот пшеничный хлеб, – сказала Иден. – От вчерашнего обеда оставалась еще половина каравая.
– О, да. Тогда сдобные булочки на завтрак, – Лу решила все-таки зайти в булочную. Она опустилась в своем кресле на тротуар, а Иден прилагала усилия, поддерживая ее.
Огромная круглолицая женщина, одетая в белое, стояла в булочной за прилавком.
– Стань там, Лу! – сказала она. Ее рот был как маленький розовый бутон над массой белого подбородка. Завитые белые волосы были острижены слишком коротко для такого большого лица.
– Что ты хочешь сегодня?
– Полдюжины сдобных булочек, – сказала Лу. – Три с ягодами, три с маком.
Женщина начала доставать булочки из ящика, но застыла, когда ее пристальный взгляд упал на Иден. Она выпрямилась.
– Боже, вы, должно быть, девочка Кэйт, Иден Райли, верно?
Иден улыбнулась.
– Да.
Женщина рассмеялась.
– Девочка Кэйт, совсем взрослая. Боже, какие вы создали образы! И какая же красивая в натуре, как в кино!
Лу посмотрела на Иден, наклонив голову так, чтобы подмигнуть незаметно для продавщицы.
– Иден, это Сара Джейн Миллер, старая подруга твоей матери.
– И твоего дяди Кайла, – сказала Сара Джейн. Глаза Иден расширились, и Лу схватила ее за руку, чтобы она не потеряла самообладания.
– Приятно познакомиться с вами. – Иден перешла через прилавок, и Сара Джейн протянула ей мясистую руку для пожатия.
Они немного поговорили, пока Сара Джейн упаковывала булочки в бумажный пакет. Затем Иден открыла дверь перед своей теткой, которая, миновав ее, сразу же начала смеяться.
– Каждый раз, когда Кайл видит ее, он говорит: «Если бы только я не встретил тебя, Лу, все это могло быть мое».
Иден остановилась и поглядела на Лу.
– Ты точно знаешь, где я сейчас читаю дневник, не так ли?
Лу кивнула.
– Да, это беспокоит тебя?
– Не знаю. – Иден снова медленно пошла. – Это выглядит странно, как будто наблюдается каждый шаг мой на пути к матери.
– А что ты узнала о ней из этого дневника?
– Что ее одиночество не было в такой большой степени результатом выбора, как я думала. Это была фобия людей, жизни в Линч Холлоу.
– Ты права, Кэйт боялась мира в такой степени, что это парализовало ее. Ее страхи делали ее калекой больше, чем эта старая нога – меня.
Иден легко положила руку на плечо своей тети. Она почувствовала кость через тонкую блузу.
– Вокруг тебя все так хорошо, Лу, что позволяет мне не замечать этого.
Лу похлопала ее по руке.
– Да, милочка, у меня все хорошо. Атмосфера в автомобиле на обратном пути в Линч Холлоу больше не была напряженной. Иден чувствовала освобождение от чего-то, возможно, маленькая интрига Лу с целью познакомить ее с Сарой Джейн Миллер, или нога Лу прекратили недопонимание, которое было между ними в первое время. По той или иной причине Иден почувствовала себя в достаточной безопасности, чтобы узнать мнение Лу о Бене.
– А, Бен… – Лу улыбнулась и кивнула, как будто она давно ждала, чтобы Иден задала этот вопрос. – Бен всегда был моим самым любимым из всех студентов Кайла. Он путешествовал с нами в Южную Америку, ты знаешь. Я полагаю, более важен вопрос, что ты думаешь о нем?
– Я не знаю, Кайл сказал мне, что он не хотел бы видеть меня с кем-нибудь из Голливуда, затем посадил меня в котлован размером пять футов на десять с симпатичным парнем и сказал: «Но я не хотел бы видеть тебя с этим…»
Лу рассмеялась.
– Да, он прав. Бен должен привести в порядок собственную жизнь, прежде чем получит право разделить ее с кем-нибудь еще. Но это не порочит его, дорогая.
Она повернула на дорогу к Линч Холлоу, сняв на короткое время протез с педали газа, чтобы вписаться в первый поворот.
– Мой любимый рассказ о Бене, я думаю, это как мы обедали в маленьком морском ресторане в Эквадоре. Нас было трое – Бен, Кайл и я – и у нас был стол прямо рядом с резервуаром, где содержались живые омары. Ну, все омары выглядели вялыми и покорными судьбе. Но был один, который постоянно находился в движении, стараясь сцепиться с другими. Я не знала, как назвать это – игра, драка или как-то еще. Он не сдавался, и мы наблюдали за ним во все время нашей трапезы. Когда пришло время уходить, Бен купил его. Он думал, что он особенный, живучий и не должен кончить, как другие, как чей-то ужин. Затем нам нужно было проехать около тридцати миль в сторону от нашей дороги, чтобы он мог выпустить его в Тихий океан.
Иден уставилась на свою тетку.
– Это самая смешная вещь, которую я когда-нибудь слышала!
Лу улыбнулась.
– Если это то, что ты думаешь, дорогая, я сомневаюсь, что Бен подходящий человек для тебя.
ГЛАВА 12
Он вел свой пикап в долину, когда солнце осветило гребни холмов, согревая поля кукурузы своим розовым утренним светом. Он припарковался на обочине узкой дороги, вышел и начал пробежку к Колбруку. Бежал он недолго. Это было привычкой в Аннаполисе – он выходил из дома рано, прежде чем Шарон и Блисс просыпались, и бежал вдоль реки, не считая мили. Это было время размышлений, и после этого весь день ему думалось хорошо.
Он бегал еще некоторое время в тюрьме, вначале, когда еще думал, что найдет способ пережить это, не потеряв духа. Он должен оставаться в тюрьме, говорил он себе. Читать классику, изучать испанский или французский. Но оцепенение пришло так быстро, что он задумывался, не подмешивали ли в пищу наркотик. Он никогда до этого не смотрел часто телевизор, а тут вскоре он знал уже все мыльные сериалы, и его мысли были полны всякой чепухой из передаваемых шоу. Энергия, которая могла бы вывести его из депрессии, затрачивалась на то, чтобы другие заключенные не узнали, за что он наказан, и для самозащиты, когда это случилось. Его преступление уважали.
Это было хорошим признаком – то, что ему теперь захотелось побегать. Он возвращался к жизни, как утопавший человек, неожиданно оказавшийся на поверхности воды. И не понадобилось многого, чтобы вытащить его. Лишь несколько обыденных разговоров с женщиной, которая смотрела на него, как на личность, а не как на преступника.
Он не видел ее два дня. Она работала в архиве, в Винчестере, а завтра должна встречаться с добровольцами Детского фонда в Ричмонде. Она говорила ему, что посещает региональные, штабквартиры Детского фонда всегда, когда представляется случай, и пригласила его поехать с ней, но он отказался. Он мог себе представить, как она вводит его в собрание людей, работающих с детьми. Конечно, один из них узнает его имя, и это будет конец всему. Она рассказала, что едва не потеряла работу представителя Детского фонда после роли в «Сердце зимы».
– Они говорят, что я отождествляюсь с моим несколько сомнительным образом, – сказала она.
Он бегал еще некоторое время в тюрьме, вначале, когда еще думал, что найдет способ пережить это, не потеряв духа. Он должен оставаться в тюрьме, говорил он себе. Читать классику, изучать испанский или французский. Но оцепенение пришло так быстро, что он задумывался, не подмешивали ли в пищу наркотик. Он никогда до этого не смотрел часто телевизор, а тут вскоре он знал уже все мыльные сериалы, и его мысли были полны всякой чепухой из передаваемых шоу. Энергия, которая могла бы вывести его из депрессии, затрачивалась на то, чтобы другие заключенные не узнали, за что он наказан, и для самозащиты, когда это случилось. Его преступление уважали.
Это было хорошим признаком – то, что ему теперь захотелось побегать. Он возвращался к жизни, как утопавший человек, неожиданно оказавшийся на поверхности воды. И не понадобилось многого, чтобы вытащить его. Лишь несколько обыденных разговоров с женщиной, которая смотрела на него, как на личность, а не как на преступника.
Он не видел ее два дня. Она работала в архиве, в Винчестере, а завтра должна встречаться с добровольцами Детского фонда в Ричмонде. Она говорила ему, что посещает региональные, штабквартиры Детского фонда всегда, когда представляется случай, и пригласила его поехать с ней, но он отказался. Он мог себе представить, как она вводит его в собрание людей, работающих с детьми. Конечно, один из них узнает его имя, и это будет конец всему. Она рассказала, что едва не потеряла работу представителя Детского фонда после роли в «Сердце зимы».
– Они говорят, что я отождествляюсь с моим несколько сомнительным образом, – сказала она.