Я удивилась, с каким отчаянием он это произнес, однако улыбнулась и сказала, что не выйду замуж за Мэтта, потому что он будет против того, чтобы растить детей в пещере, а не дома. Мне хотелось пошутить, чтобы развеселить Кайла, который был в тот момент ужасно серьезным, но он даже не улыбнулся. Наоборот, расплакался, вызвав и у меня дрожь. Я обняла его, и он сказал:
   – Кэйт, я очень о тебе беспокоюсь. Я боюсь, что ты закончишь так же, как мама.
   Я оттолкнула его. – Не говори так.
   Его щеки были мокрыми, и я попыталась вытереть его слезы, сперва пальцами, а потом губами. Я тогда ни о чем не думала. Клянусь, это мой инстинкт заставил меня целовать его, чтобы его печаль исчезла. Я целовала его щеки, глаза, в то время, как волна страстного желания постепенно захватывала меня. Он сел прямо, и его дыхание участилось. Глаза были широко раскрыты и смотрели на меня. Я нагнулась, целуя его волосы и моя грудь оказалась напротив его лица. Я почувствовала исходящее от него волнение и тепло. Я знала, чего он хочет, даже если он сам этого не знал. Он схватил мои руки.
   – Не надо, Кэйт, – сказал Кайл, отодвигаясь от меня, но я наклонялась все дальше, целуя его шею, уши, губы. – О, господи, Кэйт! – прошептал он. – Прекрати! – Я попыталась остановиться, отойти от него, но ничего не могла с собой поделать. Кайл тоже начал целовать меня и повалил меня на матрац, не давая передохнуть между поцелуями. Он целовал меня так сильно, как будто сердился на меня, но потом его губы нежно и мягко дотронулись до моих губ. После этого он встал на колени, и я испугалась, что он уйдет от меня, но по выражению его лица я поняла, что он решил закончить то, что начал, и я расслабилась.
   Кайл начал меня раздевать очень, очень медленно, расстегивая пуговички на моей одежде так осторожно, как будто они были фарфоровыми. Он снял с меня колготки и трусики, а потом мне пришлось приподняться, чтобы он смог снять с меня бюстгальтер. Мои волосы рассыпались у меня на груди, и он стал медленно раздвигать их. Он долго водил языком по моим соскам, прежде чем полностью взять их ртом. По-моему, я выкрикнула тогда его имя, но не уверена, потому что совсем потеряла чувство реальности. Сперва я почувствовала себя виноватой в том, что происходит, но внезапно все изменилось, и Кайл завладел мной полностью. Он снова уложил меня на матрац. Я стала смотреть на его лицо, ставшее желтоватым в ночном свете, в то время, как он разглядывал мое тело.
   – Кэйт, ты самая красивая девушка из тех, кого я когда-либо встречал, – сказал он нежно, – а лицо его выражало такую любовь и желание, что я расплакалась. Я поняла, что он был единственным человеком, которого я когда-либо хотела, и только потому, что Сет Галахер был похож на Кайла, я заинтересовалась им. Я глубоко задышала и молча благодарила бога, что ни с кем не занималась любовью и осталась девушкой, что мне уже двадцать семь лет, и Кайл будет моим первым мужчиной.
   Он позволил мне себя раздеть, и в это время его руки все время гладили меня. Ему пришлось помочь расстегнуть пуговицы и молнию, потому что меня всю трясло. Я никогда не видела голого мужчину, члена и испугалась, но напрасно. У него был такой же красивый пенис, как и весь Кайл. Под моими руками он казался стальным, однако губы доказывали мне, что он атласный. Он был нежен со мной. Я вспомнила, как показывала ему урок анатомии, когда мы были подростками. Кайл многому научился с тех пор, а я так ничего и не узнала. Он Целовал мне те места, до которых я ему в детстве разрешала дотрагиваться, и мне нравилось, как он это делает, зарываясь всем лицом в мои самые интимные части тела. Его язык был очень нежным и горячим, как огонь, и пещера заполнилась моими криками. Когда он вошел в меня, то спросил, не больно ли мне. Мне не было больно, однако, даже если бы и было, то я бы все равно ничего не сказала. Я хотела удержать его рядом с собой, внутри меня. Навечно!
   Я не выйду замуж за Мэтта. Я ни одного мужчину не впущу туда, куда впустила Кайла. Никогда!
   Кайл быстро заснул. Неподалеку лежало одеяло и, прежде чем накрыть Кайла, я увидела темные шрамы на его ягодицах и бедрах от побоев. Они останутся у него навсегда, и я почувствовала то, что давно не испытывала – ненависть к маме. Я быстро укрыла Кайла и легла рядом с ним, обняв его.
   – Я не как мама, Кайл, – прошептала я, – и никогда не буду такой.
   Я часто просыпалась ночью, думая о том, что могу с ним уехать из Линч Холлоу. Людям же мы будем говорить, что мы – муж и жена, или же можем действительно пожениться. В первый раз я обрадовалась, что он – только мой двоюродный брат. В Вирджинии разрешен брак между родственниками, хотя я понимала, что это не везде так. Мы могли бы проводить так каждую ночь и, как только я это представлю, у меня на сердце становится теплее. Посмотрев на спящего Кайла, я подумала, что он не представляет себе жизни без меня, впрочем, как и я без него.
   Я решила разбудить его рано утром и сказать, что поеду с ним. Должно быть, я заснула, потому что когда проснулась, увидела, что Кайл уже встал и начал одеваться, хотя было еще темно.
   – Не уходи, – попросила я.
   – Извини меня, Кэйт. Это была моя вина. Мы плохо поступили.
   Он начал застегивать рубашку потому, что ему стало холодно. При свете фонаря было видно, что он дрожит. Я села.
   – Я хочу поехать с тобой, нам надо быть вместе.
   – Нет, не надо, – остановил он меня. – Тебе нужно выбросить все из головы и накрыться одеялом.
   Я специально сняла одеяло с груди, потому что хотела посмотреть на его лицо, снова увидеть его взгляд, полный любви и желания, но поняла, что, наверное, никогда уже этого не увижу. Натянув одеяло на плечи, я сказала:
   – Мы можем пожениться, ведь в Вирджинии разрешен брак между двоюродными братьями и сестрами.
   Он нагнулся, чтобы завязать шнурки.
   – Ты никогда не называла меня двоюродным братом. – Тогда я встала, прижав к себе одеяло, и попыталась обнять его, но он меня отстранил.
   – Этого никогда не случится, Кэйт, разве ты не понимаешь? – Потом он ушел, растворившись в темноте. Я на него рассержена не столько из-за прошлой ночи, сколько из-за сегодняшнего утра. Я не могу поверить, что он со мной так холодно обошелся и даже не взглянул на меня. Всегда, когда я буду до себя дотрагиваться, то буду представлять, что это его руки. Всегда, когда я буду лежать на матраце в пещере, у меня в ушах будет звучать его голос: «Я люблю тебя, Кэйт!» Так он говорил, когда был внутри меня. Я никогда не смогу забыть эти слова: «Ты закончишь, как твоя мама».
 
   Иден положила записную книжку на колени. За окном ее спальни была безмолвная ночь. Единственным звуком было биение ее сердца. И ей вспомнились слова Кайла: «Твой отец был первым и последним любовником твоей матери». Она подняла руку и стала загибать пальцы. Октябрь, ноябрь, декабрь, январь, февраль, март, апрель, май, июнь. Когда она подняла блокнот, чтобы читать дальше, ее руки тряслись.
 
    2 ноября 1954 г.
   Я беременна. Для меня не было неожиданностью, когда прошли все сроки начала менструации. С тех пор, как уехал Кайл, новая жизнь появилась в моем теле. На те восемь писем, которые я написала Кайлу, пришло только три ответа. Его письма были холодны, как будто мы были знакомы совсем недолго. Он писал о погоде, новой квартире и занятиях. Я читала между строк и видела, что он считает себя виноватым и раскаивается, но я не могла ему этого простить. Он пишет, что много учится. Они с Латтерли собираются в июне поехать в Южную Америку. Еще он пишет, что он познакомился с одной женщиной, которая живет в деревне Гринвич, около Нью-Йорка. Ее зовут Луиза, и она художница, очень сильно отличающаяся от остальных. А знает ли он, какую боль причинил мне этими словами? Интересно, стал бы он это писать, если бы знал, как плохо мне будет? В первый раз я усомнилась в любви Кайла. Я не хочу раскаиваться в той ночи в пещере, но, если мне это стоило его любви, то я буду винить себя до самой смерти.
   Я боюсь говорить ему о нашем ребенке, потому что он будет просить избавиться от него. Он скажет, что ребенок родится нездоровым и будет плохо развиваться, как Элли Миллер, потому что мы с ним близкие родственники, но я чувствую, что с нашим ребенком все будет хорошо. Я вспомнила маленькую Элли, которой сейчас уже семь лет.
   У нее была медленная шаркающая походка и постоянная улыбка, потому что она не может понять, что жизнь приносит ей больше боли, чем радости. Ее руки выглядели очень маленькими. По правде говоря, я буду любить своего ребенка, даже если он родится с двумя головами и пятью ногами. Он все равно останется моим ребенком, моим и Кайла.
   Я знаю, что не смогу от него это скрыть, но и не смогу написать ему об этом в письме. Мне придется поехать в Нью-Йорк, хотя мысль эта меня пугает. Мне сейчас никуда нельзя ездить, потому что я слышала, что первые три месяца не рекомендуется ездить на поезде, и я не хочу ставить под угрозу жизнь моего ребенка.
 
    4 января 1955 г.
   Может быть я совершила ошибку, не предупредив Кайла о своем приезде. Он не был готов меня видеть и, наверное, поэтому так поступил. Или я только себя утешаю?
   В поезде я чувствовала себя неважно. Я всегда считала, что беременные женщины чувствуют себя плохо в первые месяцы беременности, однако, они прошли для меня великолепно, кроме последней недели, когда было головокружение.
   Нью-Йорк для меня слишком велик. Я сразу почувствовала себя не в своей тарелке, как только вышла из вагона. Мне удалось поймать такси, и я дала шоферу адрес Кайла.
   – Это в деревне Гринвич, – сказал он, – ваш брат, случайно, не художник или музыкант?
   Я не могла найти связь между тем, что он спросил, и деревней Гринвич, он стал расспрашивать меня о моем акценте и был со мной очень дружелюбным, но я была так слаба, что не могла ему отвечать. В доме было очень жарко, а квартира Кайла находилась на шестом этаже. Несколько раз мне пришлось остановиться, чтобы отдохнуть, и к тому времени, как я добралась до квартиры, я вся вспотела, у меня перехватило дыхание и сильно затошнило. Я постучала в дверь, и мне открыла женщина. Она была высокой блондинкой, на ней был вязаный черный свитер, черные колготки и черные туфли. В руках у нее был мундштук из слоновой кости с зажженной сигаретой.
   – Я, должно быть, ошиблась квартирой, – сказала я. Женщина улыбнулась.
   – Нет, я думаю, вы попали туда, куда нужно. Судя по-вашему акценту, вы, должно быть, подруга Кайла. – Я поняла, что передо мной стоит Луиза. Я была потрясена. Она выглядела гораздо старше Кайла и была не похожа на всех остальных.
   – Я его сестра.
   – Кэйт? – девушка усмехнулась и сделала шаг назад, давая мне пройти. – Заходи. Кайл только что ушел в магазин. Он тебе очень обрадуется.
   Квартира Кайла представляла собой одну комнату и маленькую кухню. В комнате стоял диван, один из тех, которые раскладываются и превращаются в кровать. Он был разобран и застелен желтым покрывалом. На подушках еще сохранились два отпечатка, и я знала, что эта тощая, одетая во все черное девушка спала с моим братом.
   Луиза приготовила мне чашку крепкого кофе, и мы выпили его в крохотной столовой. Должна признаться, что она была очень вежлива со мной, говоря со мной о поезде и о всякой чепухе, но мне нечего было ей сказать. Мне хотелось ее ненавидеть. Я смотрела на ее худую фигуру, одетую во все черное, и представляла, как Кайл гладит ее, как гладил когда-то меня, целуя ее ноги. Мне стало не по себе, и я пошла в ванную.
   Когда я вышла, Кайл уже вернулся и разговаривал с Луизой на кухне.
   Он меня сразу обнял.
   – Тебе нужно было бы предупредить о своем приезде, – сказал он сердито, и на его лице я не заметила даже тени улыбки.
   – Мне нужно поговорить с тобой, – сказала я, – наедине.
   Луиза поднялась.
   – Увидимся там, где и раньше, Кайл.
   Она поцеловала Кайла в щеку и, после того, как она ушла, я заметила по его глазам, как неловко он себя чувствует наедине со мной. Он налил нам еще немного кофе.
   – Не могу поверить, что ты приехала, – сказал он смущенно.
   – Эта женщина тебе не подходит. Кайл улыбнулся.
   – Ты ее даже не знаешь.
   – Она для тебя слишком стара.
   – Ей только тридцать два.
   – Мне казалось, что ты с ней встречаешься лишь для того, чтобы забыть меня.
   Кайл покачал головой.
   – Я с ней встречаюсь, потому что люблю ее.
   У меня перехватило дыхание. Неужели та ночь в пещере ничего не значила?
   – Ты с ней так же занимаешься любовью, как и со мной? – спросила я.
   Кайл выглядел обеспокоенным, не услышит ли нас кто. Он наклонился ко мне и прошептал:
   – Ты и вправду забыть не можешь, как хорошо нам было?
   Он порывисто поднялся.
   – Что касается меня, то я не хочу об этом вспоминать. У меня начинает болеть живот, когда я это делаю.
   Я поняла, что мне нужно уйти, потому что была здесь незваным гостем. У Кайла началась другая жизнь, и появилась новая женщина. Мысль обо мне у него вызывала дурные ощущения. Я, наверное, не смогу ему сказать, что у меня будет ребенок.
   Мне показалось, что Нью-Йорк проглотит меня, как только я выйду из дома. Мне нужно было поймать такси, вернуться на вокзал, стоять в очереди. Сердце стучало так, как будто хотело вырваться у меня из груди, но я заставила себя подняться.
   – Не стоило мне приезжать, – сказала я, направляясь к своему чемодану.
   Кайл не знал, что делать.
   – Кэт, ты можешь остаться. Я имею в виду, у Лу дома. Там есть одна свободная комната, а тут у нас очень мало места.
   Я вышла, даже не дослушав его, и медленно пошла вниз по ступенькам, надеясь, что он меня догонит, но, конечно, – этого не произошло. Он порвал со мной, с Линч Холлоу и со старой жизнью.
   У меня закружилась голова, но я смогла поймать такси и поехала на вокзал. В тот момент я хотела умереть. Человек, на которого я всегда могла рассчитывать, отказался иметь со мной что-либо общее. Теперь я поняла, почему моя мама захотела покончить с собой. Мне показалось таким легким взять и броситься под поезд, так быстро все может кончиться, однако вспомнила, как моей матери пришлось ждать моего рождения. В конце концов, во мне тоже есть ребенок.
   Когда поезд приехал в Винчестер, я позвонила Мэтту и попросила встретить меня. По дороге я расплакалась. Дома я ему рассказала, что мы занимались любовью с Кайлом в то время, как он уезжал в Нью-Йорк.
   Никогда я не видела Мэтта таким разъяренным и поэтому была поражена, когда он начал бушевать в гостиной, ударяя кулаками по стенке и разбивая посуду.
   – Как он мог с тобой такое сделать?
   Я объяснила ему, что сама была виновата. Мэтт покачал головой.
   – Нет, Кайл должен был знать. У тебя неправильное представление о плохом и хорошем.
   Я почувствовала себя оскорбленной, но не могла спорить с ним. Я не видела ничего плохого в том, что спала с Кайлом, хотя мне стало теперь понятно, что совершила ошибку.
   В конце концов Мэтт немного успокоился и сел на диван. Его лицо до сих пор было красным.
   – Я никогда этого ему не прощу, – сказал он. – Никогда.
   – Я беременна, – прошептала я, обрадовавшись, что, наконец-то, могу сказать об этом вслух.
   Мэтт некоторое время оставался спокойным. Потом улыбнулся.
   – Похоже, что у тебя нет другого выхода, как только выйти за меня замуж.
   Я ответила, что не собираюсь выходить за него замуж, хотя он самый лучший и самый достойный человек в мире.
   Он сказал, что я всегда могу рассчитывать на его помощь. Мэтт предложил мне поехать в Нью-Йорк, чтобы поговорить с Кайлом, но я взяла с него обещание ничего ему не рассказывать, потому что не хотела, чтобы Кайл чувствовал себя в долгу передо мной. Я хотела только, чтобы он меня любил, как и до Нью-Йорка, до Луизы и до 5-го сентября 1954 года.
 
    20 января 1955 г.
   Сегодня я получила письмо от Кайла. Он извинялся за свое поведение. Он был очень «удивлен» и «не знал, что делать?» «В следующий раз предупреди». Он надеется, что я нормально доехала, и что счастлива. В конце он писал: «Жду ответа. С любовью, Кайл». Я уставилась на слово «любовь» и пыталась разобрать по почерку, просто так ли он его написал, или имел в виду что-то большее.
   Я не собиралась отвечать ему. Все, что он хотел услышать – это хорошая ли у нас погода, купил ли себе папа новый автомобиль, и прошел ли у Сюзанны бронхит? Он не стремился узнать, причинил ли он мне боль. Никогда ему больше об этом не узнать!

ГЛАВА 35

   Иден не спалось. Она едва смогла закрыть глаза хотя бы раз за ночь. Иногда, часа в три или четыре, она вставала и смотрела на себя в зеркало. У нее было чувство, что она не совсем нормальна физически, что у нее есть генетические отклонения, конечно, по чертам лица и ладони она поняла, что похожа на Кайла. Голубые глаза, прямой нос, красивые зубы. Черты, которые она считала унаследованными от своей матери.
   Она не могла отделаться от чувства отвращения, в ее сознании это никак не могло совместиться. Ее родители были хорошими людьми, говорила она себе, прекрасные люди потеряли над собой контроль. Но в подсознании она страдала от того, что поздно узнала о своей матери, о Кайле, о самой себе.
   Кайл врал ей все эти годы. Из-за своей ли трусости, или он хотел пощадить ее чувства, или еще почему-то, неважно, из-за чего. Она не находила себе места, когда думала о том, что он скрывал от нее правду. Если бы она не захотела узнать о жизни матери, то неизвестно, признался бы он во всем? Очевидно, и Лу все знала тоже. Они оба наблюдали за ней день за днем, оттягивая этот день, пытались завоевать ее любовь. Кайл хорошо оправлялся с этой задачей.
   Ей захотелось поехать к Бену на несколько дней, чтобы все обдумать. Нужно покинуть Линч Холлоу до восхода, чтобы не встретить Лу или Кайла. Сейчас она не могла смотреть им в глаза. Когда она собралась, было без четверти пять. Взяв с собой запасную одежду, она подошла к компьютеру и уже было собралась взять его с собой, как вдруг поняла, что не сможет написать в сценарии то, что узнала про маму.
   Бросив блокнот в сумочку, она тихо спустилась по ступенькам. Почувствовав сильный запах кофе, она поняла, что бежать уже поздно. Лу была на кухне и сидела в коляске за столом, читая вчерашнюю газету. На ней была розовая одежда и волосы, в спешке зачесанные назад. Лу взглянула на Иден, когда та вошла в комнату.
   – Ты прочитала дневник, – сказала она.
   Иден не ответила. Из двери она вытащила ключи от машины.
   – Куда ты собралась? – спросила Лу.
   – К Бену, на несколько дней.
   – Хочешь чашечку кофе на дорожку?
   – Нет.
   – Убежав, можно было решить все проблемы только в девятнадцать лет, Иден, но сейчас это не сработает. Кайл хочет с тобой поговорить. Ему очень нужно это сделать.
   Иден открыла дверь и повернулась лицом к Лу.
   – Он уже давно мог со мной поговорить. И ты тоже. Иден закрыла дверь и пошла к машине через темный двор.
 
   Ей пришлось стучать несколько минут, пока в комнате не загорелся свет, и Бен не открыл дверь. На плечах его было одеяло, а глаза были заспанными. Посмотрев на часы, он сказал:
   – Полшестого утра.
   – Возвращайся в постель, – ответила она. – Только впусти меня.
   Иден быстро заснула. Когда она проснулась, то почувствовала запах кофе, второй раз за это утро. Должно быть, он уже вставал, чтобы его приготовить, потому что сейчас он лежал позади Иден, войдя в нее. Она почувствовала, как он гладил ее грудь, а его губы целовали ее шею. Все это он делал медленно и нежно. Мысли, занимавшие ее голову, исчезли.
   Она начала двигаться в такт ему. Он быстро закончил, и ей стало интересно, как долго находился он в ней, пока она спала. Потом они немного полежали. Иден чувствовала, как кровь стучит в ее висках. Бен вышел и склонился над ней, нежно гладя ее ноги. Его небритая щека приятно щекотала внутреннюю часть ее бедер. Иден вспомнила о Кайле и своей матери и потрясла Бена за плечо, сказав:
   – Не надо, только не сейчас.
   Он натянул на нее одеяло, хотя Иден была вся мокрая от пота, и положил свою голову рядом на подушку.
   – Что случилось? – спросил он.
   Иден встала с кровати и протянула ему блокнот. После этого она оделась, выпила чашку кофе и вышла на улицу.
   Присев на деревянную скамеечку напротив крыльца, она стала ждать.
   Бен не появлялся гораздо дольше, чем она думала. Допив кофе, Иден поставила кружку на скамеечку.
   Когда он наконец-то вышел из дома, то отдал ей блокнот, поцеловал и прижался щекой к ее виску.
   – О, боже! – сказал он тихо.
   – Я себя чувствую преданной. Он знал об этом долгие годы и никогда мне ничего не рассказывал.
   Бен присел рядом.
   – Должно быть, ему было очень трудно это сделать.
   Она взглянула на него.
   – Неужели это не отвратительно?
   – Это меня потрясло. Но ничего отвратительного я здесь не увидел. Мне очень жаль Кайла.
   – Жаль его?
   – Ты была его единственным ребенком. По крайней мере, мне так кажется. Я уверен, что он хотел обращаться с тобой, как с собственной дочерью, но раньше это было невозможно.
   – Сердце кровью обливается.
   – Из-за того, что он раньше ничего тебе не рассказывал? Ты бы хотела узнать это в детстве?
   – Я бы хотела, чтобы он не терял контроль, над собой тогда.
   – Тогда бы тебя не было на свете вообще.
   – Он должен был рассказать мне это, когда мне исполнилось восемнадцать. – Она вспомнила себя в восемнадцать лет, когда убежала от Кайла и Лу. Если бы Кайл тогда ей все рассказал, то она бы вообще не вернулась. Должно быть, он догадывался об этом. – Нет, ему следовало сказать мне об этом, когда я вышла замуж. Это ведь могло сказаться отрицательно на Кэсси, правда? Какое он имел право утаивать такое от меня?
   Бен быстро взглянул на нее, и Иден поняла, что это открытие он воспринял совсем иначе, чем восприняла его она.
   – Итак, – сказал он. – Кайл Свифт вовсе не безупречен. Я всегда интересовался, почему он такой взвинченный.
   Она опустила взгляд на свои руки.
   – Он бросил меня, – сказала она. – Оставил меня с Сюзанной и дедушкой. Даже позволил отправить меня в приют.
   Иден расплакалась, как ребенок, который устал за день и хочет вздремнуть. Бен взял ее руку.
   – Тебе хоть удалось поспать прошлой ночью? Она покачала головой.
   – Почему бы тебе сейчас не отправиться в кровать? Мысль об отдыхе соблазнила ее. Бен прошел с ней в дом и помог ей улечься на кровать. Потом склонился над ней и поцеловал.
   – Держись меня, – посоветовал он ей, – я знаю, как избежать грустных мыслей.
   Сон был беспокойным. Как только она открывала глаза, Бен оставлял свой кукольный домик и присаживался к ней. Он почти не разговаривал, держа ее за руку до тех пор, пока она снова не заснет. В полдень он приготовил ей борщ и сэндвичи с сыром, хотя в комнате было около тридцати градусов. Она села и подложила под спину подушку.
   – Мне нужно позвонить Нине и сказать ей, что со сценарием покончено, – сказала Иден. – Я не могу об этом писать.
   – Не звони пока Нине. Подожди несколько дней, и когда немного успокоишься, можешь с ней поговорить.
   В это время зазвонил телефон, и Бен поднял трубку.
   – Да, она здесь, – ответил он и протянул трубку Иден. – Это Кайл. – Иден отрицательно покачала головой. Бен немного поколебался, потом приложил трубку к уху и сказал: – Боюсь, что она еще не в состоянии разговаривать с тобой, Кайл. – Бен смотрел на нее в то время, как Кайл ему что-то говорил. – Даже не знаю… Ну хорошо, согласен.
   Он повесил трубку и сказал Иден:
   – Он очень хочет с тобой поговорить.
   Отдав ему пустую кружку, она забралась под одеяло.
   – А я очень хочу спать.
   Этим вечером Бен пригласил ее в ресторан «Молочная Королева». Они сели за столик, окруженные со всех сторон молодежью Колбрука. Иден весь день была угрюма и неразговорчива, а сейчас, под веселую болтовню молодежи, настроение улучшилось.
   Когда Бен уже закончил ужин, она едва притронулась к своим сэндвичам.
   – Я хочу тебе кое-что сказать. Пожалуйста, пойми меня правильно. Я не хочу, чтобы ты чувствовала себя преданной, сердилась, или тебе было больно. Но мне хочется сказать, что ты ничего не потеряла, узнав это. У тебя до сих пор есть Кайл и Лу. Тебе выбирать, сколько ты теперь будешь с ними общаться. У тебя еще есть я, твоя жизнь и карьера. И у тебя есть дочь.
   Вокруг его глаз собрались морщинки, и мускулы на шее пульсировали, когда он говорил. Ее глаза наполнились слезами, когда она представила, сколько он пережил за последний год, представляя свою дочку несчастной, будучи бессильным что-нибудь сделать.
   – Извини меня, – сжала она его руку. – Мне очень жаль, что я себя так вела.
   Когда они приехали домой к Бену, уже стемнело. Напротив дома был припаркован джип Кайла, а сам он сидел на деревянной скамеечке.
   – По-моему, у него в руках новый блокнот для тебя, – сказал Бен.
   – Я не хочу с ним разговаривать.
   – Пойдем.
   Они пошли к дому и когда уже достаточно приблизились, Кайл встал. Бен подтолкнул Иден к нему и сказал:
   – Вам нужно поговорить наедине. Я буду внутри. Иден присела на конец скамейки, так далеко от Кайла, как смогла.
   – Мне с тобой не о чем говорить, – сказала она. Кайл снова присел.
   – Извини меня, Иден, я не хотел, чтобы тебе было больно, когда ты все узнаешь.
   Она пронзила его своим взглядом.
   – А ты когда-нибудь собирался мне это рассказать? Кайл вздохнул.
   – Не знаю. Мы много раз говорили об этом с Лу. Сперва я хотел рассказать об этом, когда мы тебя взяли из приюта… но мне казалось, что еще не время. А потом… я все время откладывал на потом. Я всегда надеялся, что однажды будет самое лучшее для этого время. Потом, когда ты рассказала о том, что ищешь сценарий для фильма, я подумал, что время настало. У меня была мысль не показывать тебе дневник, но это было бы слишком, и к тому же твоя мать этого бы не одобрила.