Чемберлен Диана. Тайная жизнь

   С его же точки зрения ее образ не мог быть более благотворным.
   Он остановился перед Колбрукским почтамтом и задержался на минуту, чтобы успокоить дыхание, прежде чем войти и проверить свой почтовый ящик. Там был большой пакет от Сэма. Выйдя на улицу, он уловил свое отражение в зеркальном стекле почтамта. Иисусе! Он протянул руки к своим волосам. Он выглядел, как постаревший хиппи!
   Бен остановился возле парикмахерской, где маленький седоволосый человек пришел в восторг, отрезав его волосы больше, чем он просил, а затем перешел улицу к булочной Миллера. Он купил пончик и кофе, с которыми поехал в другой квартал до парка вокруг Музея Колбрука. Там сел на скамейку, отпил глоток кофе и вскрыл конверт.
   В конверте были три копии журнальных статей и короткая записка от Сэма. Он всматривался в конверт, думая, не проглядел ли записку от Блисс. Сэм присылал их иногда, даже когда ему приходилось делать это за спиной Джен, она думала что ему от этого будет только хуже. Как могло быть еще хуже? Он взглянул на заголовок первой статьи «Дискредитация детского свидетельства». Ведь он говорил Сэму, чтобы тот забыл про все это, но Сэм, казалось, решился убрать неподъемный камень. Вторая статья была на ту же общую тему. Но третья была исследованием двух социальных работников – «Во имя Высших интересов детей: целебная сила просвещения».
   – Да, – произнес вслух Бен. Он откусил от своего пончика и прочел всю статью, а затем обратился к записке Сэма. Ему не очень повезло с юристами, писал Сэм. Апелляция по этому делу осталась без ответа. Лучшее, на что можно надеяться – это проверка в порядке надзора, которая имеет шансы состояться в январе. Однако, они должны получить одобрение на это от судьи Стивенса. Бен не должен беспокоиться, писал Сэм. Доказательства, что посещения будут прекрасной вещью для Блисс, очевидны. Он должен только сопоставить все это, и найти несколько экспертных свидетельств, и все будет улажено.
   И между прочим, Сэм добавил в постскриптуме, что Шарон и Джефф сказали, что кто-то звонил им домой и разговаривал по телефону. Они подозревают Бена и думают о том, чтобы получить закрытый номер телефона. Поэтому, если есть какая-то вероятность, что это ты звонил, братец, это надо несколько приглушить.
   Ладно, о'кей, он откажется от этой малости. Это никогда не срабатывало, потому что всегда отвечала Шарон. Однажды он звонил в течение недели, надеясь, что ответит Блисс. Он не говорил с ней – он не сошел с ума. Он только хотел услышать ее голос. Он просил Сэма и Джен записать на пленку разговор с ней и переслать ему. Ему была ненавистна мысль, что ее голос исчез из его памяти, что он не сможет услышать ее интонацию или манеру затягивать слова. Она теперь, наверное, говорит по-другому. Он хотел это слышать.
   – Я не думаю, Бен, что это очень хорошая идея, – сказала Джен. – Тебе не нужно ничего, что бы напоминало о ней.
   Сэм и Джен пригласили его однажды на воскресный вечер. Они рассказали ему, как продвигаются их планы усыновления ребенка, как хорошо ухоженной выглядела Блисс последний раз, когда они видели ее. Они задали ему вопросы о его работе. Он не мог сказать им, что эта работа закончится в декабре. Он не хотел беспокоить их. Он сам не хотел об этом думать.
   Сэм звонил ему несколько раз в неделю. И в эти разы Бен знал, что его брат будет тянуть резину.
   – Как ты спишь? – спросил Сэм, пытаясь понять, не чувствует ли он себя способным к самоубийству. Бен рассмеялся этому вопросу. Его только беспокоило, как бы Сэм не узнал правду. Или, Господи прости, он будет стараться навещать его в госпитале. Это ему меньше всего нужно. Когда он думает сделать это, когда эти пилюли начинают звать его из ванной комнаты, он часто думает о Сэме, и это останавливает его.
   Сегодня утром бутылка с пилюлями была за десять миль от него и за тысячу от его мыслей. Он встал и прислонился к дереву, чтобы размять икры. Они затекли от сиденья. Наверное, большую часть пути до пикапа нужно пройти пешком. И он ничего не ел, кроме этого пончика. Но он начал легкую пробежку, а когда магазинчики Колбрука остались позади и появились кукурузные поля, он перешел на бег.

ГЛАВА 13

    8 ноября, 1943 г.
   В нашем классе новый парень по имени Мэтт Райли. Он возраста Кайла, семнадцать лет. Он и его мать недавно приехали сюда из Ричмонда, чтобы быть поближе к его бабушке, которая хворает, и он разговаривал с классом, как это всегда бывает, когда появляется новое лицо. Кайл особенно полюбил его. Они проводят все субботы, вместе ловят рыбу, в то время, как я пишу.
 
    16 ноября, 1943 г.
   Сегодня случилось нечто ужасное.
   Я обычно сижу в большой комнате моей пещеры, где у меня мой матрац, диванчик, старая качалка и пара стульев с прямыми спинками. Эта большая комната размером с маленькую церковь, но пространство прерывается различными скальными образованиями и сталактитами. У входа потолок очень низкий, но когда вы входите дальше в комнату к отражающим лужам у задней ее стенки, потолок становится очень высоким, и он украшен сталактитами.
   Из этой комнаты вел тоннель. За все время, что я была в моей пещере, я никогда не заходила в нее дальше, чем на несколько футов. Сегодня я пишу рассказ о девочке, которая исследовала пещеру. Она ползла через тоннель в предполагаемой пещере, которая была превращена в подобие придорожной часовни.
   Но, подумала я, почему я пишу об этом, когда даже не побеспокоилась, куда ведет мой собственный тоннель?
   Итак, я взяла фонарь и шагнула в тоннель. Он казался призрачным. Я не боюсь таких вещей, как тесные стены и давящие потолки. Сначала тоннель был достаточно высоким, чтобы я могла идти во весь рост, но затем мне пришлось пригнуться. Пол постепенно поднимался, и я чуть не потеряла обувь. Фонарь освещал только несколько футов передо мной и я чувствовала себя идущей в черную пустоту.
   И вот я достигла конца. Вместо того, чтобы оказаться в большой часовне моего рассказа, я была в огромной пещере с низким потолком, с которого свисали, как гвозди, длинные сталактиты, а длинные тонкие сталагмиты поднимались с пола навстречу им. Они встречались на уровне моей груди, образуя каменные колонны, так что, чтобы пройти через это помещение, я должна была изгибаться и поворачиваться, и я чувствовала себя как бы в центре гигантских натянутых струн. Свет фонаря упирался в скалы, когда я шла, и я пыталась выдерживать направление таким образом, чтобы легко можно было выйти.
   Затем я увидела перерыв в лабиринте, маленькую открытую площадку без титей и митей. На полу пещеры лежал – я вначале подумала, что ошиблась и поднесла фонарь поближе – человеческий скелет! Я вскрикнула так громко, что уши заболели от эха. Я вернулась в лабиринт и в панике стала искать вход в тоннель. Это заняло несколько минут, и это время я наполовину плакала, наполовину смеялась, и кожу на моих ногах и руках царапали скалы. Я пробралась через тоннель так быстро, как могла, выбежала из пещеры и бежала, не останавливаясь, пока не достигла дальнего конца Ручья Ферри, где Кайл и Мэтт ловили рыбу. Я схватила за руку Кайла:
   – Вы должны пойти со мной! – сказала я:
   – Что ты делаешь с этим фонарем? – спросил он. Я еще держала зажженный фонарь, несмотря на яркий дневной свет.
   – Давайте, пойдем со мной! – сказала я.
   Кайл вздохнул, как если бы я причинила ужасное беспокойство и начал сматывать удочку.
   – Пойдем посмотрим, чего она хочет, – сказал он Мэтту.
   – Нет! – сказала я – Мэтту не надо идти.
   Кайл посмотрел на меня с открытым ртом, как если бы он не мог поверить, что я могу быть такой грубой, но меня это не трогало.
   – Кайл, – сказала я пониженным голосом, чтобы Мэтт не мог слышать, – это пещера.
   Кайл повернулся к Мэтту, который делал вид, что не интересуется всем этим.
   – Я вернусь скоро, как только смогу. Ты можешь использовать мою удочку.
   Мэтт кивнул, не глядя на нас – он был странным, но у меня сейчас нет времени писать об этом.
   Я объяснила, что нашла, на обратном пути в пещеру, так, чтоб он был подготовлен к тому времени, как мы доберемся до маленькой загроможденной комнаты. Теперь у нас у каждого был фонарь, а я дрожала от холода и страха. Тити и мити отбрасывали повсюду тени при нашем движении через лабиринт.
   Я ожидала, что скелета не будет, потому что теперь подозревала, что видела его только в своем воображении, но он был там и лежал, как будто его владелец умер во сне.
   Лицо Кайла стало бледным, а вслед за этим он упал на колени.
   – Боже, – сказал он, проводя взгляд с черепа до кончиков пальцев и обратно.
   – Я завизжала как девчонка, когда увидала это, – призналась я.
   – А ты и есть девчонка, – сказал Кайл, все еще уставившись на кости. – Мэтт заметил это. Ты ему нравишься.
   – Он мне не нравится, – сказала я.
   – Посмотри, какой он маленький, – Кайл вытянул свое шестифутовое тело рядом со скелетом. Он был почти в два раза длинней костей. – Это, должно быть, ребенок.
   Это повергло меня в печаль.
   – Как он оказался здесь? – спросила я. – Как попал сюда?
   Кайл покачал головой.
   – Мы должны рассказать кому-нибудь об этом, – сказал он и встал.
   – Нет! Они придут в мою пещеру.
   – Кэйт! Это было человеческое существо. Мы не можем теперь поступать так, как будто мы не нашли его.
   – Мы не расскажем, – сказала я. – Это моя пещера, и я говорю, мы не расскажем.
 
    20 ноября, 1943 г.
   Я назвала скелет Рози. Я не возвращаюсь в комнату в лабиринте, чтобы посмотреть на нее, и впервые почувствовала себя в пещере некомфортно, зная, что находится в конце тоннеля. Но теперь, когда я дала ей имя, я почувствовала себя спокойнее в ее компании. Я задумываюсь иногда, что убило ее. Несчастный случай? Убийство? Болезнь? Наверное, я никогда не узнаю этого.
   Я больше завидую Мэтту Райли, чем Саре Джейн. Кайл проводит так много времени с ним. Они как братья и все время шутят друг с другом так, что я не понимаю. Когда они видят, что я не поняла; кто-нибудь из них объясняет мне шутку, но тогда это уже не смешно.
   Бабушка Мэтта умерла на прошлой неделе. С тех пор он ходит с красными глазами. Он очень мягкий мальчик и очень чувствительный. Он выглядит более молодым и застенчивым по сравнению с Кайлом, который за эти дни превратился в мужчину.
   Кайл просит меня допустить Мэтта в пещеру. Я решила позволить – не потому, что хочу, чтобы Мэтт был там, а потому, что Кайл бывает в эти дни так редко, что это единственный способ, который я могу придумать, чтобы вернуть его общество.

ГЛАВА 14

   Иден нужно было непременно рассказать Бену о скелете. По крайней мере, именно этим она объясняла себе свою неожиданную просьбу – посетить его каморку. Он с явным удовольствием объяснял ей, как добраться.
   – Трудно найти после захода солнца, – сказал он. – Может быть, вы захотите вместо этого встретиться со мной где-нибудь? – Она вспомнила их ужасную встречу у Сахарного Холма.
   – Нет, я найду.
   Сразу же после этого разговора позвонил Майкл. Прошло всего несколько дней с тех пор, как она последний раз говорила с ним, которые казались месяцами. Нина справлялась о ней, сказал он. Она хотела знать, что Иден думает о записке, которую она послала.
   – Не думала еще об этом, – сказала Иден.
   – Она говорит, что у нее есть для тебя и что-то другое, если это тебе не нравится. Она хочет знать, есть ли у тебя какие-либо планы работать снова.
   – Скажи Нине, что нужно подумать.
   – Ей не нравится, что ты находишься за три тысячи миль от нее. Вне ее контроля, понимаешь?
   Иден усмехнулась в трубку:
   – Ну, а мне нравится. Майкл молчал.
   – Тебе нравится быть вдали и от меня тоже?
   – Я именно сейчас нуждаюсь в отдыхе. От кино. От Лос-Анджелеса. Я сейчас даже не понимаю этого точно. Давай рассмотрим это персонально.
   – Ты говоришь, как будто приобрела акцент горного козла и что-то в этом роде.
   – В самом деле? Я полагаю, я рано вошла в роль. Она выглянула в окно в темные леса. Хотелось попасть к Бену до темноты.
   – Мне нужно бежать, Майкл.
   – Куда ты идешь? – Его голос звучал враждебно.
   – Мне нужно повидать друга Кайла.
   – Позвонишь мне, когда вернешься?
   – Не знаю, сколько будет времени.
   – Неважно, я никуда не ухожу. Вечеринка совсем не то, если я ее не ставлю высоко, и если тебя там нет. Ты гордишься мной? Три недели воздержания.
   Она сказала ему, что единственная причина, по которой она не может рассматривать серьезные отношения с ним, это его употребление кокаина.
   – Это серьезно, Майкл.
   – Ты нашла что-нибудь о Мэтью Райли?
   – Моя мать написала в своем дневнике, что он был чувствительным и женственным.
   – Во! Если ты хочешь видеть меня в этой роли, тебе лучше немного изменить правде.
   – Посмотрим. Как получится.
   – Иден? Не забывай, я – здесь, о'кей? Я люблю тебя.
   Она была мягкой.
   – Пока, Майкл. Спасибо за звонок.
 
   Она мучилась с одеждой, и, наконец, решила остановиться на брюках цвета хаки и широкой белой блузе. Она распустила волосы и украдкой вышла из дома. Кайл и Лу знали, куда она ушла, но ей не хотелось, чтобы они видели, как она выглядит. Внешность сегодня ее выдает, они смогут увидеть по лицу, что этот вечер что-то значит для нее.
   Она сначала поехала в Колбрук, чтобы взять жареного цыпленка и бисквитов и затем поехала обратно мимо Линч Холлоу к холмам. Каморка Бена была на семь миль выше Линч Холлоу. У нее не было адреса, к ней вели только отметки. Автомобиль заполнился запахом жареного цыпленка, пока она проезжала мимо большого дуба, фермы у ручья. Она сильнее нажала педаль газа.
   Что она делает? Она была холодна, практически груба с человеком, которого знала многие месяцы, потому что волновалась, предвкушая встречу с человеком, которого узнала только что. С человеком, который выручил омара из морского ресторана. Да, ей нужно рассказать ему о скелете. Ха! Если бы она не прочла о скелете в дневнике, она должна была бы выдумать причину, чтобы увидеть его сегодня вечером.
   Они не виделись два дня. Весь вчерашний день она провела в архивах в Винчестере, большую часть утра в Ричмонде, ведя ободряющие разговоры с волонтерами Детского фонда. Затем был ланч с Фредом Дженкинсом энергичным слепым директором Детского фонда Вирджинии. К сегодняшнему полудню она уже не помнила, какие руки у Бена, а также были его глаза голубыми или серыми, а это для нее означало, что ничто не может быть значительным в течение долгого времени.
   Она почти проехала хижину: крошечную, расположенную среди деревьев так, что с дороги все могли видеть янтарный свет двух крошечных окон.
   – Мне нравится это, – сказал он из открытой входной двери, прежде чем она вышла из автомобиля. – Ваши распущенные волосы.
   – Спасибо. – Она протянула пакет с цыпленком. – Вы подстриглись? Выглядите хорошо.
   – Что это? – Он указал на тетрадь в ее руках.
   – Часть дневника. Есть кое-что, что я хотела бы показать вам.
   Он раскрыл перед ней дверь. На нем были джинсы и тенниска, которая некогда была красной, но выцвела и стала лиловато-розовой, что хорошо смотрелось в сочетании с его загорелыми руками.
   – Извините, что здесь так жарко.
   Было жарко. Хижина была размером с ее спальню в Санта-Монике и была чисто функциональной. Пол был из неокрашенного дерева. На крошечной кухне в углу стоял маленький холодильник, двухкомфорочная плита и раковина. Софа и кресло, обитые шотландкой промышленного изготовления, стояли в другом углу рядом с плитой, отапливаемой дровами. Газеты и книги заполняли тяжелый кофейный столик, а вентилятор в окне над плитой гонял по комнате горячий воздух. Третий угол образовывал маленький туалет, или, скорее, ванную комнату. Кровать Бена была в четвертом углу, перед одним из двух передних окон. Кровать была чем-то средним между двухспальной и одиночкой, без разделения изголовья и подножья. Она была покрыта сине-белым одеялом, которое выделялось в комнате красотой ручной работы. В центре стоял круглый стол с витыми ножками и четыре деревянных кресла с прямыми спинками.
   – Извините, что так мало места. – Бен посмотрел вокруг, как будто впервые обратил внимание на размеры своей хижины. – Так примитивно.
   – Это по-сельски, – сказала она тоном комплимента. Она посмотрела на Бена. Несмотря на резкое поведение, он явно не соответствовал этой маленькой голой горной хижине.
   – Снаружи немного прохладнее, – сказал он. – Почему бы нам не вынести стол на улицу, чтобы поесть?
   Он поставил стол и два деревянных стула на маленькую площадку перед хижиной.
   – Вы здесь действительно изолированы, – сказала она. – Ночью, должно быть, страшно.
   – Не страшно. Скорее одиноко. – Он принес бутылку вина из хижины и разлил его в пластмассовые стаканчики. – Извините за такую посуду.
   – Если вы еще за что-нибудь извинитесь, я уйду. – Она взяла вино, которое он предложил, надеясь, что оно немного развяжет ему язык. Она представила себе пьяного Кайла, просящего у Кэйт помощи в своих затруднениях с Сарой Джейн, и засмеялась.
   – Что такого смешного?
   – Я больше узнала о Кайле, чем когда-нибудь хотела знать. Вам известна булочная на Мэйн Стрит?
   – Миллера?
   – Да. Вы знаете Сару Джейн Миллер?
   – Это женщина-тяжеловес?
   То, что он так добр в своем описании Сары Джейн, хорошо говорит о нем, подумала она.
   – Да, она была первая у Кайла.
   – Первая?.. – На минуту он показался смущенным. Затем его лицо осветилось теплой улыбкой. – О, вы имеете в виду, его первой?
   Она кивнула.
   Бен поставил свой стакан и рассмеялся.
   – Возможно вам не следовало бы это говорить. А Лу знает?
   Иден поведала ему, как Лу сама организовала ее встречу с Сарой Джейн.
   – Ничего удивительного, – сказал Бен. – У Лу и Кайла не было больших секретов от друг от друга.
   «Вот именно», – подумала Иден.
   – Лу единственная в своем роде, – продолжал Бен. – Она вдохновляет меня. Когда я барахтаюсь в самоунижении, то думаю о том, чего она добивалась своей позитивной позицией. Она ведь никогда не позволяла своему несчастью отбросить ее назад.
   – Нет, никогда. – Иден подумала о смене темы, но ей было интересно, насколько много Бен знает.
   – Она говорила вам, как это случилось?
   – Автомобильная катастрофа. Вы были с ней, верно?
   Она изумилась сама себе, зная правду, но остановившись на лжи.
   – Да.
   – Она говорила, что ехала слишком быстро, и в нее врезался фургон.
   – Это звучит так, как будто это была ее вина.
   – Она водит как безумная, – сказал Бен. – Вам повезло, что остались целой.
   Иден отхлебнула своего вина.
   – Она очень любит вас, – сказала она.
   – Лу и Кайл интересуются мной. В основном, из чувства долга.
   Она отложила корку от своего цыпленка.
   – Что ошеломило меня, так это то, что Кайл ни в коей мере не подправлял дневник. Если бы я была на его месте, мне бы хотелось вырвать кое-где несколько страниц.
   – Может быть, он этого и хотел, но он археолог. Он никогда не смягчает факты. Кроме того, он сказал, что ваша мать хотела бы, чтобы он был и ваш. А она знала, что в нем.
   – Да-а, но правда состоит в том, что моя Ма была немного не в себе. Ее не беспокоило, что я буду знать о ней. – Она наклонилась вперед и поставила локти на стол. – Расскажите мне о себе, Бен. Не знаю, что спросить, потому что у меня есть ощущение, что некоторые вопросы лучше не задавать.
   – Некоторые, да. – Он улыбнулся. Его глаза были серыми, по-настоящему серыми, бледными, как туман.
   – Я родился в Мэриленде, Бетезда. Тридцать восемь лет тому назад. У меня есть брат Сэм, он психиатр, богатый и удачливый. Мой отец был врачом, мать медсестрой. Они умерли несколько лет назад с интервалом в пару месяцев.
   – О, извините!
   Бен взял кусок цыпленка, прежде чем ответить.
   – Да, это было тяжело для Сэма и меня, – сказал он, – но для них, может быть, лучше всего. Я не могу представить одного из них, живущего без другого.
   – Вы когда-нибудь хотели быть археологом?
   – С подросткового возраста. Мне нравится изучать прошлое. Это безопаснее, чем будущее. Не слишком много сюрпризов.
   – Вы оставили преподавание? – Она подалась вперед. Он был еще разговорчивый, еще комфортный.
   – Да, я так полагаю. – Он бросил кусочек своего бисквита белкам на край прогалины. – Мне нравится стоять перед людьми, пытаясь объяснить им что-то, и притом достаточно доходчиво, чтобы они могли что-нибудь вынести из этого. Мне нравится работать с действительно блестящими студентами, которым многое прочат. – Он пожал плечами. – Но знаете, в полевой работе тоже много хорошего.
   – Вы лишились… как имя вашей жены? – Более опасная почва, но он, кажется, не уходит от вопросов.
   – Шарон? Я лишился жизни, которая у нас была. У нас было так много планов, и мы так много сделали вместе, что трудно забыть, вы понимаете?
   Она кивнула, думая о своем собственном браке.
   Они с Уэйном были на удивление мало вместе за те пятнадцать лет, что были женаты. Кэсси была их единственным общим делом.
   Он положил цыпленка и наклонился вперед.
   – Я спроектировал дом, в котором мы жили. Это всегда была моя цель, и мы многое построили своими руками. Хотите увидеть его изображение?
   – О, да!
   Он вытер пальцы салфеткой и пошел в хижину. Вернувшись, он показал ей снимок красивого современного строения, и ей не составило труда вообразить его внутри.
   – Это чудесно, – сказала она.
   – Он находится в лесном массиве, спускающемся к воде. Не огромный – мы не могли осилить огромный – но действительно красивый. Масса стекла. Мы жили в нем восемь лет, и я никогда не переставал изумляться, что мы его сделали.
   Он взглянул на нее. Она заметила искорки гордости в его глазах и ощутила его потерю.
   – Шарон до сих пор в нем? – спросила она. Он кивнул:
   – Со своим новым мужем. Она снова вступила в брак пару месяцев назад, примерно в то же время, как Уэйн и школьная учительница завязали узел. – Голос его был спокойным, а боль почти ощутимо повисла над шатким столом.
   – Где-то ужасная ошибка, – сказала она. Он взглянул встревоженно.
   – Нет, не здесь. Я имею в виду, вы в чем-то заблуждались.
   Его смех был горьким.
   – У вас был собственный дом, хорошая работа. Я не говорю о том, насколько скандальным был развод, но люди не теряют всего, если только не совершили чего-нибудь беззаконного или…
   Он покачал головой, дотронулся до ее руки.
   – Кажется вы говорили, что в дневнике есть место, которое вы хотели бы мне показать.
   Она поставила свою тарелку и наклонилась к нему, положив руки на стол.
   – Бен, вы понимаете, что я знаю точно, что значит потерять брак? Видеть того, кого любишь, в браке с кем-то еще?
   – Ш-ш. Давайте сменим тему, о'кей? – Он оттолкнул свой стул от стола. – Где дневник?
   Становилось слишком темно, чтобы читать на воздухе, так что они перенесли стол и стулья в хижину. Она села на обитую софу, он – на подходящий стул.
   – Моя мать нашла человеческий скелет в пещере, – сказала она.
   Брови Бена поднялись.
   – Что она сделала с ним?
   – Ничего, до того места, до которого я дочитала. Ей было только шестнадцать, когда она нашла его. Она еще не интересовалась археологией.
   – Вы спросили об этом Кайла? Он еще там?
   – Я не говорила с ним об этом. – Когда она рассказала Кайлу, что обедала с Беном, он покачал головой:
   – Ты должна быть очень осторожной, милочка, – заметил он, и ее так обескуражили его слова, что она не спрашивала его больше ни о чем.
   Она открыла тетрадь, начиная с 16 ноября, и прочла Бену. Он рассмеялся, когда она закончила.
   – Ваша мать была в плохом настроении, – сказал он. А кто этот парень, Мэтт?
   – Мой отец. – Она улыбнулась. – Это моя интродукция к нему.
   – Ваша мать кажется полной чувств к нему.
   – Это только 1943, а я родилась в 1955. Думаю, будет забавно проследить, как изменялись ее чувства к нему. Мне известно, что у нее была одна большая страстная любовь. А вы не можете вообразить ее в фильме. Их отношения развивались по мере их взросления. Великое напряжение чувств. Майкл Кэри собирается играть Мэтта. С какого возраста, как вы думаете, он мог бы начать?
   – Если говорить о внешности, может быть, с двадцати одного или двадцати двух – с небольшим гримом. С точки зрения поведения – с пятнадцати или около того.
   Она рассмеялась.
   – Он вам не нравится, угу?
   – Я ревнив.
   – Вам не нужно ревновать.
   Ей нравилось наблюдать за его движениями. И нравилось воображать, как снаружи, из глубины лесов выглядит эта хижина, в которой звучит музыка и две тени кружатся в янтарном свете.
   Может быть, Шарон похитила Блисс?
   Но Шарон была еще в их доме, значит, дело не в этом. Что же тогда? Впрочем, не нужно знать его секретов. Пусть они останутся с ним. Она же займется этим здесь и сейчас. Забыть прошлое.
   Когда началась следующая медленная мелодия, она не стала дожидаться, пока он подойдет к ней, прежде чем очутиться в его руках. Она плотно прижалась к нему, прислушиваясь к его дыханию. Мелодия кончилась, и она посмотрела на свои часы за его головой. Было около полуночи.
   – Я лучше пойду, – сказала она, не двигаясь, хотя началась другая мелодия, на этот раз быстрая.
   Он поднял ее волосы, и на ее шее выступила испарина, когда он прижался губами ниже ее уха. Она почувствовала, как его сердце бьется против ее груди и пригнула голову снова к его губам. Они были теплыми и солеными от ее собственной испарины.
   – Красивая, – сказал он, соединяя свой рот с ее.