Чемберлен Диана. Тайная жизнь

ГЛАВА 27

   К ужину на воздухе, о котором договорились они с Беном, Иден приготовила салат из цыпленка. Она поставила салат в корзинку вместе с бутылкой вина, парой персиков, хрустящим батоном из пекарни Миллера и двумя зразами, которые Лу приготовила с утра. Иден двигалась неторопливо и уверенно. Она и так уже слишком долго отвергала Бена и не хотела его выслушать. Предел наступил, медлить больше нельзя. Она надела голубой сарафан, который так любит Майкл, и отправилась к месту раскопок.
   Всю вторую половину дня она работала над сценарием, и все шло, как по маслу. Майкл будет бесподобен в роли Мэтта, ведь ее отец был такой же повеса. Надо будет попросить Кайла поподробней рассказать о приключениях Мэтта в Люри и Страсбурге, о том, как он утолял свою страсть по Кэт в постели с другими женщинами.
   Иден вся вспотела, пока добралась до площадки археологических раскопок. Бен сидел на камнях в третьем котловане почти в том же положении, в котором Иден увидела его впервые.
   Она немного постояла на солнцепеке, наблюдая, как напрягаются мышцы Бена под его голубой футболкой, когда он снимает пласты земли. Стало жарко, но не от солнечных лучей.
   Иден окликнула Бена и подошла к краю котлована, он весело помахал ей рукой и поднялся по лестнице. Спереди его футболка намокла от пота, он вытер пот со лба и предложил:
   – Может пойдем посидим на мосту? – он кивнул в сторону пешеходного моста над Ручьем Ферри, – может там хоть не так жарко.
   Они дошли до середины моста и сели, свесив ноги вниз. Ручей под ними тек тихо и спокойно. Беря начало где-то в лесу, он терялся в горах, что были у них за спиной.
   Иден ухватилась за перила: мост слегка покачивало.
   – Я часто приходила сюда, когда была маленькой девочкой, – вздохнула Иден, разгружая корзину. В детстве мост казался ей таким же длинным, как сама река. Иден вспомнила, как часто прибегала к этому мосту и, зайдя на середину, прыгала и раскачивалась на нем: – Дети любят шалить и хулиганить. Чем острее ощущения, тем больше им это нравится, – Иден подала Бену бутылку вина и штопор.
   Он пристально смотрел на холмы вдалеке, казалось, он забыл, зачем ему дали бутылку. И тут Иден обратила внимание, что за всю дорогу от места раскопок до моста Бен не проронил ни слова.
   Она коснулась его плеча. Его рубашка намокла, тело казалось чужим и незнакомым. Она убрала руку:
   – Бен, открой, пожалуйста, вино.
   Он облизнул пересохшие губы и посмотрел на Иден:
   – Давай сначала поговорим, а потом будем ужинать, ладно?
   У Иден совершенно не было настроения говорить и выслушивать, какая трагедия иссушила его жизненные силы. И потом, здесь было невыносимо жарко. Иден заправила салфетку за воротник:
   – Я умираю от голода. Давай сначала перекусим.
   – Иден! – Бен покачал головой, и она поняла, что осложняет и без того нелегкую для него задачу.
   – Неужели это настолько серьезно?
   Иден поставила кастрюльку с салатом обратно в корзину и закрыла крышку:
   – Ну, хорошо. Он опустил голову.
   – Не знаю даже, как начать, – он поставил бутылку на мост и глубоко вздохнул. – Я развелся, потерял работу и не могу видеть дочь по одной причине: я осужден за то, что соблазнил ее.
   Иден нахмурилась.
   – Ты соблазнил свою дочь?
   – Нет, ты не поняла. Меня осудили, но я невиновен.
   Иден невольно отодвинулась от Бена. Он едва сдерживался, желваки напряженно работали, каждый нерв был натянут до предела.
   – Я не делал этого, Иден!
   – Но почему же все считают тебя виноватым? Бен вздохнул и облокотился руками на мост, пальцы побелели.
   – Была улика… И ее оказалось достаточно, чтобы они вынесли мне приговор за то, что я… Проклятье!
   Он отвернулся от Иден и трясущейся рукой поправил волосы.
   – Все бесполезно! Я не знаю, что сказать, чтобы ты мне поверила.
   Иден старалась быть спокойной, но сердце по-прежнему бешено стучало. Она положила руку Бену на плечо.
   – Просто скажи мне правду, Бен. Кто это «они»? Разве был суд.
   – Да.
   – И присяжные заседатели?
   – Да.
   Иден зажала рот рукой, потому что в памяти всплыла прошедшая ночь. Неужели она действительно переспала с ним?
   – Двенадцать людей выслушали улики и единогласно решили, что ты виновен?
   Он повернулся к Иден:
   – Клянусь тебе, я был бы последним подонком, если бы тронул ее.
   – Но что-то ты все-таки совершил, что заставило их вынести соответствующее обвинение?
   Он снова обратил внимание на холмы и продолжил очень устало:
   – Я ничего не делал. Хотя это по сути не имеет никакого значения. Как только люди обнаруживают этот факт моей биографии, они сразу же отворачиваются. Я надеялся, что хотя бы ты мне поверишь.
   Иден вспомнила их веселое путешествие в аптеку за презервативами, их любовь под дождем в лесу. Он не ел омаров в ресторанах и не мог так подло поступить по отношению к своему собственному ребенку.
   – Я не делал этого.
   – Независимо от того, сделал ты это или нет, тебе следовало сказать мне об этом раньше.
   – Ты не хотела ничего знать.
   И вновь в памяти всплыла их безумная ночь. Она чувствовала, что ее любят, понимают, что с ним она в безопасности. Или же он просто попользовался ею – мужчина, с которым никто никогда не лег бы в постель, узнав о том, в чем его обвиняют.
   Если бы он рассказал ей обо всем раньше, она не стала бы заниматься с ним любовью.
   «Я трахал Иден Райли». Она сжала кулаки:
   – Господи, я и не предполагала, что все настолько ужасно!
   – Ты права, – устало согласился он, – надо было рассказать тебе обо всем раньше. Тогда я не причинил бы тебе столько горя.
   Иден посмотрела на воду.
   – Мне так было хорошо сегодня ночью. У меня появилась маленькая надежда, – она прикусила губу и повернулась к нему, – если бы тебя только обвиняли в этом, Бен, а тебя – осудили, – она вспомнила маленькую белокурую девчушку, которую видела на фотографии и расплакалась, – и что же, они сказали ей, что ты с ней сделал?
   Бен не ответил. Вместо этого он резко поднялся, Иден даже пришлось схватиться за перила, чтоб не упасть. Он положил вино обратно в корзину и сунул ее в руки Иден:
   – Уходи, – серые глаза холодно смотрели на нее, – пожалуйста, уходи.
 
   Когда Иден вернулась домой, Кайл и Лу ели салат из цыпленка за столом в кухне. Она поставила корзину на буфет и села на табуретку.
   – Ты должен был рассказать про Бена, – обратилась она к Кайлу, – это ведь не то, что украсть из магазина пачку жвачки.
   Кайл положил сэндвич на тарелку.
   – Я пытался тебя предостеречь, но не думал, что в мои обязанности входит рассказывать тебе всю эту историю. И, откровенно говоря, я никогда не думал, что вы заинтересуетесь друг другом.
   – Ты ему не веришь? – спросила Лу.
   – Я не знаю, чему я должна верить. Конечно, он будет все отрицать – кто бы поступил иначе на его месте? Он осужден, Лу!
   Кайл покачал головой:
   – Думаю, что он поступил неправильно, рассказав тебе обо всем, так сказать, после драки, но я прекрасно его понимаю. Все, кто его знает, порвали с ним всякие связи. Я знал нескольких его хороших товарищей по колледжу – я работал с ними пока не появился Бен – так вот, как только они узнали, что я принял на работу Бена, их след простыл. Каждый считает точно так же, как ты, Иден, что если он был осужден, значит есть за что. Но я уверен в нем, как в самом себе.
   – Откуда тебе знать?
   – Потому что за шестнадцать лет можно научиться читать человека, как книгу. Он вырос на моих глазах и из молоденького студента-энтузиаста превратился в уважаемого археолога. Ему даже не пришлось защищать профессорскую диссертацию. За Него ходатайствовал Университет. Он был тогда в зените славы, его карьера – в расцвете. Но он лишился всего зараз. Сначала от него отвернулись коллеги, он стал мишенью для насмешек и подколов.
   – Кайл, – Иден удивилась наивности своего дядюшки, – какое отношение имеет к этой истории его профессия? Никакого. Равно как и мастерство или энтузиазм, и все остальное.
   – Мы повсюду вместе путешествовали. Жили в одной комнате в гостиницах. Проводили недели рядом, работая рука об руку. Был бы ключ, ответ на все вопросы, что-то такое, что рано или поздно бросилось бы в глаза…
   – Он пытался повеситься на суде, – добавила Лу, – его дочку собирались привести, чтобы она подтвердила.
   – Четырехлетнего ребенка? – прервала Лу Иден. Она попыталась представить в зале суда Кэсси, которая стоит и рассказывает огромной толпе взрослых, что с ней произошло.
   – Да, – продолжала Лу, – он не вынес бы, если бы Блисс привели туда, поэтому он взмолился за ради Бога, чтобы его признали виновным. К тому времени не прошло и половины суда. Он сказал судье, что в действительности он не виноват, что просит просто пощадить ребенка.
   – Конечно, он зря так быстро сдался, но в такой ситуации разве сразу сообразишь? Судья скоро объявил перерыв, адвокат Бена советовал ему отказаться от показаний, но дело было сделано, потому что присяжные заседатели все слышали. Конечно, нужно было стоять на своем и повторить суд с новым составом присяжных заседателей, но не я был судьей.
   Иден вздохнула:
   – Не знаю, Кайл, почему надо было признавать себя виновным, если ничего даже близко не было!
   – Я знал и Шарон, и их дочь. Так вот. Бен – просто-напросто замечательный семьянин. Ты представить себе не можешь, как он был доволен своим браком и своей жизнью!
   – Именно поэтому я поверила в его невиновность, – сказала Лу. – Если бы он признался, что ударил Блисс, его бы пожурили и отпустили с богом, но он не мог признаться в том, чего не делал, поэтому его посадили на полгода и лишили родительских прав. Конечно, он никогда не сделал бы такой выбор, если бы у него был другой выход.
   Иден было жаль Бена, хотя внутри у нее все протестовало.
   – Когда Бен переехал сюда, он говорил об этом часами, – продолжала Лу, – мы сидели как раз за этим столом и разговаривали. Ты должна позволить ему выговориться. И когда выслушаешь его до конца, ты не будешь сомневаться в его честности. Просто в суде все было вывернуто наизнанку. Он сделал роковую тактическую ошибку, за которую сразу ухватился прокурор.
   Кайл откинулся на спинку стула:
   – Он очень плохо выглядел, когда приехал к нам первый раз. Думаю, что он не раз был на грани самоубийства. Как мы были напуганы, помнишь, Лу? Мы не раз оставляли его здесь ночевать, потому что в таком состоянии, после всех разговоров, мы не могли отпустить его домой. Он ни разу не сказал нам напрямую, что пытался покончить жизнь самоубийством, но часто говорил, что хотел бы умереть, ибо для него жизнь отныне потеряла всякий смысл. И мы не пытались с ним спорить. Действительно, он потерял все и всех, ради чего стоило жить, любить и работать.
   Иден вспомнила фотографию его особняка в Аннаполисе. Его гордость. И тоже потеря. Она вспомнила, как он попросил оставить его в покое, его ледяной взгляд. Валиум в ванне.
   – Меня самого мучили кошмары, когда он впервые приехал к нам. Мне снилось, будто я поднимаюсь к нему в комнату, а он сидит в кресле-качалке с пистолетом в руке и простреленной головой.
   – Не думаю, что ему понадобится пистолет, – спокойно заметила Иден, – у него есть валиум.
   Кайл прищурился:
   – Он был расстроен, когда ты ушла?
   – Думаю, что да.
   – Может, лучше пойти проведать его? – предложил Кайл.
   – Нет, – Иден встала, – я схожу. Лу взяла ее за руку:
   – Иден, ты достаточно умна, не держи на него зла. Эта судимость – его клеймо на всю жизнь, и он никуда от него не денется. А ты – знаменитость, у тебя есть дочь, ты все равно ничего не потеряешь. И если ты решила порвать с Беном, сделай это именно на этом основании, а не потому, что считаешь его грязным подонком.

ГЛАВА 28

   Бен хотел поскорей добраться до дома, точнее, до бутылки виски, напиться и забыть страшные воспоминания прошлых лет. Но они были совсем рядом и не желали отступать. Поэтому Бен лихорадочно откупорил бутылку и с облегчением почувствовал, как спирт обжег ему горло.
   Обыкновенный январский день, за неделю до начала весеннего семестра, однажды круто и навсегда изменил его жизнь. Он зашел в библиотеку по дороге с работы домой, как он обычно делал раз в неделю, чтобы взять Блисс что-нибудь почитать перед сном. Когда он пришел домой, Шарон сидела на кухне за столом, положив руки на колени. Ее цвета клубники со сливками волосы были как обычно завязаны «хвостиком» на макушке, на ней были ее любимые джинсы и кофточка, но она как-то по особому сидела, и как-то косо посмотрела на Бена. Было полседьмого, но ужином и не пахло, в доме стояла странная тишина, дочка не прибежала встречать его в прихожую своими дикими воплями. Он положил книги на буфет и снял галстук.
   – А где Блисс? – спросил он.
   – У Алекса и Лесли.
   Он нахмурился, пытаясь вспомнить, о чем же он забыл. Разве они с Шарон собирались сегодня в гости?
   Шарон сидела так неподвижно, что он даже испугался. Он подошел поближе и наклонился, чтобы поцеловать ее, но она отвернулась.
   – Что случилось? – спросил Бен.
   Она посмотрела на него так, будто он и так знал.
   – Что-то с твоим отцом? – ее отец был вот уже полгода болен.
   Шарон покачала головой и встала.
   – Мне об этом сказали Пэт Кили и Джоан Дав, когда я пришла за Блисс.
   – Что они сказали? – Пэт Кили был директором детского сада, куда ходила Блисс, Джоан Дав – ее воспитательницей.
   – Они сказали, что Блисс стала по-другому вести себя. Она стала раздражительна, много плачет, ходит какая-то испуганная.
   – Ну прямо как дома, – согласился Бен. Блисс опять начала сосать пальцы, плакать перед сном, а последнее время даже несколько раз писалась в кроватку.
   – Джоан сказала, что вчера, во время тихого часа, Блисс занималась мастурбацией и жалась к Джоасону Петерсону. Джоан подумала, что все это довольно странно, но ничего не сказала Блисс, а только убрала ее от мальчика, – Шарон внимательно наблюдала за реакцией Бена. Но он не имел ни малейшего представления, какое отношение это имеет к нему, – вчера во время сна Блисс опять была мокрая, я дала Джоан сменную пару трусиков на тот случай, если Блисс случайно обмочится днем. Так вот, когда Джоан вчера переодевала девочку, она заметила у нее сыпь, – Шарон закрыла лицо руками и заплакала, – я сама заметила сыпь вчера, когда купала ее, но подумала, что это от того, что она иногда бывает мокрой. Мне и в голову не пришло расспрашивать ее.
   Шарон, казалось, так переживает за свою вину, что Бен обнял ее, но она рванулась в сторону.
   – Ты прекрасно знаешь, о чем я говорю, верно? Бен нахмурился и покачал головой:
   – Не имею понятия.
   – Джоан спросила Блисс, откуда у нее такое раздражение внизу, и она ответила, что из-за тебя.
   – Что?
   – Она сказала, что ты лазаешь туда пальцами. Бена словно парализовало, он слышал каждый толчок своего сердца.
   – С какой стати она это сказала?
   – А это надо у тебя спросить!
   – Должно быть, Джоан неправильно поняла ее.
   – Сперва я тоже так подумала, – Шарон покачала головой, – но в магазине, по дороге домой, решила узнать все у нее самой. Я сказала: «Миссис Дав сказала, что у тебя сыпь на половых органах», а она отвечает: «Ну, я же не могу повесить на них замок». Я спрашиваю: «Откуда у тебя там сыпь?» Я была осторожна, Бен, я не подводила ее к ответу, а она сказала: «Папочка сует туда пальцы, – вот именно так она и сказала, слово в слово, – лучше бы он этого не делал. Мне иногда больно». Я расплакалась, меня начало лихорадить. Я ее испугала, но ничего не могла с собой поделать.
   У Бена подступила тошнота к горлу и он присел на стол:
   – Шарон, я не прикасался к ней! Я никогда не делал ей ничего плохого!
   – Тогда почему же она так сказала?
   – Я не знаю. Может быть ей все это приснилось? Шарон покачала головой:
   – Джоан полагает, слишком очевидно, что ее соблазнили. Страхи, непроизвольное мочеиспускание, ее обращение с Петерсоном. По твоему, сыпь я тоже выдумала? Последнее время она часто занимается мастурбацией, я подумала, может, она сама себя возбуждала?
   – Может быть, – вяло и неуверенно сказал Бен.
   – Тогда откуда она взяла, что это был ты?
   – Не знаю. Послушай, пойдем заберем ее и поговорим. Поговорив, я уверен, что…
   – Нет, я не хочу, чтобы ты с ней разговаривал! Бен не верил своим ушам. Как она смеет запрещать ему? Он спокойно заметил:
   – Ты тоже можешь быть здесь. Уверен, если…
   – Нет, Бен! Ей придется остаться у Алекса и Лесли на ночь. Им я сказала, что мы уезжаем. Не могла же я выложить все начистоту, – Шарон снова опустилась на стул, руки ее дрожали. – Послушай, Пэт и Джоан собирались позвонить в службу защиты детей, но я убедила их подождать до завтра, пока я сама поговорю с Блисс и с тобой. Тогда я просто им не поверила. Я сказала им, что о таком отце, как ты, можно только мечтать. Я вступилась за тебя. Я тараторила о твоих достоинствах без остановки, о том как ты читаешь ей перед сном, жертвуешь собственной работой ради нее. Они лишь кивали и в конце концов сказали, что обычно самые нежные и заботливые отцы становятся негодяями и безобразно поступают по отношению к своим детям. Мне хотелось их ударить. Я чувствовала, что они неправы, рассуждая так о тебе.
   – А сейчас? – спросил Бен, глядя на нее; в наступившей тишине раздавалось лишь мерное тиканье часов.
   – А сейчас я не знаю, что и подумать, – ответила Шарон, – но я пообещала им не пускать тебя ближе, по крайней мере, сегодня. Только таким образом мне удалось убедить их не звонить пока в службу защиты детей.
   – Но это же бред! – Бен ударил кулаком по столу. – Она моя дочь! Никто не может запретить мне видеть ее!
   Шарон закусила губу и посмотрела в сторону.
   – Послушай, утром же я пойду и поговорю с Пэтом и Джоан.
   – Не все так просто! У них есть официальное право позвонить в службу, не забывай.
   – Шарон, мы что, вчера с тобой познакомились?
   – Нет, девять лет назад.
   – Я тебе когда-нибудь лгал?
   – Нет.
   – Тогда прошу тебя, постарайся поверить мне и на этот раз! – Она снова расплакалась.
   – Господи, это я во всем виновата! Все началось после операции.
   Бен сел, подвинув к ней стул поближе. Он прекрасно понимал, что она имеет ввиду. Год назад Шарон прооперировали спину, и довольно долго после операции они не могли жить половой жизнью. Когда врач наконец дал добро, Шарон, казалось, потеряла к этому делу всякий интерес. Но Бен был уверен, что это – временное явление, вся жизнь состоит из чередовании черных и белых полос. Он надеялся, что все рано или поздно встанет на свои места. Но отсутствие физической близости, естественно, внесло брешь во все их остальные отношения. Приходя домой, он с нетерпением ждал дочь, а не жену.
   Бен прижался губами к нежной, веснушчатой шее жены. Кожа Шарон была теплой, от нее веяло таким спокойствием.
   – Я не трогал Блисс, милая. Но если бы что-то и произошло, не дай бог, не ты в этом виновата. В этом году ты сама не своя, и я прекрасно понимаю твое состояние.
   – Мне страшно, Бен!
   В отличие от Шарон, Бен не боялся, он и не предполагал, чем это может обернуться. Всю жизнь он был наивным, уверенным мальчиком, душа нараспашку, он верил людям, а они всю жизнь на нем ехали. Он поцеловал Шарон, потом отвел ее в спальню и они занялись любовью, жадно, будто изголодавшись. Такого давно у них не было. И Шарон была какая-то другая, отдавалась ему с наслаждением, вся без остатка. И вдруг она начала плакать, мышцы ослабли, она устало раскинула руки на кровати. Бен не мог продолжать, видя жену такой, чувствуя отвращение на ее лице. Он пошел в ванную, постоял под душем, оделся и вернулся в спальню. Шарон закуталась в простыню и судорожно рыдала в подушку. Волосы ее растрепались.
   – Пойдем за Блисс, – сказал Бен, – давай выясним все до конца, пока еще не слишком поздно.
   – О, господи, Бен! Но почему же она назвала тебя, если ты этого не делал?
   Ярость закипела у него в груди.
   Да не делал! Не делал!! Шарон встала и обмоталась простыней.
   – Я так тебя любила, Бен… Но я не могу спать с тобой сегодня. Прости… – она сжала виски, стараясь сдержать слезы.
   – Шарон, – Бен шагнул к ней, но она отшатнулась.
   – Я буду спать в гостиной.
   Он боролся с желанием поехать к Алексу и Лесли, поговорить обо всем с самой Блисс, но подумал, что все и так обойдется. Позже он будет бранить себя за это. Это была последняя возможность доказать свою невиновность, а она была упущена. Неужели он сам не мог выяснить у Блисс, что она хотела сказать? Если бы он только мог предположить, что ждет его в будущем, он наверняка поехал бы к Блисс той ночью. Но он даже не мог представить, что ему уготовано судьбой.
   На следующий день близилась к концу его последняя пара, когда он заметил у входа в аудиторию человека в полицейской форме. Бен старался потянуть время. Прозвенел звонок на перемену, а он продолжал что-то рассказывать классу. Студенты заерзали на стульях, закрывали книги и собирали сумки, торопясь скорее выйти из класса. Они непонимающе переглядывались: «Что это он замышляет?» В конце концов, он их отпустил, потом сел за стол и начал ждать.
   Офицер представился и громко объявил:
   – Вы арестованы за приставание к своей дочери на сексуальной почве.
   Он проинформировал Бена о том, какие он имеет права и надел наручники, хотя Бен не сопротивлялся и сказал, что пойдет сам. Его вели по мучительно длинному коридору, мимо студентов, стоящих с открытыми ртами, многие из них лично знали его. Он попытался было улыбнуться, или отколоть что-нибудь веселенькое, но в горле, как назло, пересохло, и поэтому, чтобы не смотреть в глаза, он уставился на луч солнца в конце коридора.
   Полицейский втолкнул его в заднюю дверь машины, презрительно фыркнув. Все относились к этому очень серьезно, и он впервые заподозрил, а может, с Блисс действительно что-то случилось? Если речь идет о преступлении, то его не могут в этом обвинить, виновен кто-то другой. Наручники больно сжимали запястья. Он не мог представить себе, что кто-то мог оскорбить честь его дочери.
   Он перебирал в голове всех, с кем была в контакте Блисс. Джоан Дав, Сэм и Джен, Алекс и Лесли. Иногда, престарелая мисс Блейтон – нянька Блисс. Никто из этих не подходит. Может, соседские мальчишки? В округе было несколько таких, которые обижали малышей. Может Блисс играла где-нибудь в чужом доме? Чей-то другой отец? А может, тот молодой человек с грустным лицом и бегающими глазами, на его попечение дети иногда оставались днем. Бену нисколько не нравилось, что он бывает рядом с детьми. Но ведь он все время на виду.
   Бен позвонил в клинику Сэму. Ему сказали, что брат консультирует пациента, но Бен велел передать: это срочно.
   – Я арестован, – сказал Бен, – мне нужно твое поручительство.
   Сэм молчал. Что он мог подумать? Бен в тюрьме? Да его ни разу за нарушение правил не штрафовали!
   – Как ты там оказался? – мягко спросил Сэм. Бен представил пациента у брата в кабинете. Он сидит в кресле напротив и думает, что врач разговаривает с каким-нибудь больным, его соратником по несчастью.
   – Это не телефонный разговор. Когда ты сможешь приехать сюда?
   – У меня еще один пациент. Примерно полседьмого, – Сэм тщательно подбирал слова, но не нашел никакого окольного пути задать вопрос. – А сколько мне нужно взять с собой?
   – Тысячу, – Бен закрыл глаза. Для Сэма это были не деньги, но от этого его просьба не звучала менее унизительно, – я все тебе верну завтра же, как только смогу съездить в банк.
   – Нет проблем. Увидимся позже.
   Бен сидел на заднем сиденье в «мерседесе» Сэма и наблюдал, как мелькают за окном огни магазинов и разноцветных реклам. Шел дождь со снегом, Бен сказал брату, что домой ему нельзя и попросился переночевать у него. Но не объяснил, почему. Его предупредили: «Если вы захотите остаться дома, девочку придется отправить в приемник-распределитель». Выбора не было.
   Бен с ужасом подумал, что рано или поздно Сэм узнает правду. Сэм затормозил на красный свет и повернулся к брату.
   – Ну, давай, выкладывай, что там у тебя. Глаза их встретились.
   – Они думают, что я соблазнил Блисс. Сэм от удивления даже раскрыл рот.
   – О, господи!
   – Я не делал этого!
   – Конечно, не делал. Неужели кто-то считает тебя виновным? Не могу поверить.
   – Даже Шарон. Сэм кивнул:
   – Это ее право, ужасного в этом нет, она – мать, которая готова всем пожертвовать ради своего ребенка, она пойдет на все, чтобы оградить дочь от опасностей. У них есть улики?
   – Сыпь. Но дело обстоит гораздо хуже – Блисс сама сказала, что это сделал я.
   – Что? – В зеленых глазах Сэма мелькнула тень сомнения, и Бен сразу это заметил.
   – Я не-де-лал этого, Сэм, – он сжал зубы, готовый расплакаться.
   Сэм покачал головой.
   – Она всегда казалась таким беспечным, веселым ребенком.
   – Раньше. Она изменилась. Мы с Шарон заметили это, но не придавали значения до сегодняшнего дня, когда все и всплыло на поверхность.
   – Она прекрасно выглядела в прошлые выходные, когда оставалась у нас. Единственной проблемой остается то, что общение с Блисс очень расстраивает Джен, она так хочет ребенка.
   – А как обстоит дело с усыновлением? – Джен и Сэм превратили свою жизнь в тщательное обследование, за ними наблюдали, выясняя, годятся ли эти двое быть родителями, можно ли им доверить жизнь маленького существа. А теперь они должны будут взять еще и его под свою ответственность.