Страница:
У калитки в низкой редкой ограде (не забор, а так, видимость) возницу встречало все его семейство. Впереди стояла жена – пожилая статная женщина в аккуратно повязанном вокруг головы платке; сзади нее двое молодых парней, то ли работники, то ли какие-то дальние родственники. Я помнил, что единственный сын моего нового приятеля погиб три года назад. Невестка, с темными, словно подернутыми пеплом волосами, стояла рядом со свекровью с выражением скорби на лице – должно быть, но рано ушедшему мужу. Одной рукой она придерживала за плечико худенькую беловолосую девочку. Та совсем не походила на мать, видно, удалась в Вагиного сына. Тонкая длинная шея беззащитно тянулась из выреза веселого платьица в розовый горошек, короткий нос был усыпан веснушками. Про нее я тоже знал из рассказа возницы: года полтора или два назад он чуть не лишился внучки. Девочка заигралась на дороге рядом с соседским двором. Хозяин как раз запрягал лошадь в телегу и не заметил пристроившуюся в ее тени малышку. Кобыла несколько раз переступила в оглоблях. Задние колеса повозки смяли маленькое тельце. А когда заметивший беду сосед в испуге закричал на лошадь, та дернулась вперед, и тяжелый обод второй раз прокатился по ногам несчастного ребенка. «Я когда прибежал на крик, даже смотреть не мог – у нее вместо ног одни лоскутки остались, – с дрожью в голосе поведал мне Вага как-то на привале. – Позвали знахаря, тот сказал: „Можно дать сон-травы, чтоб не мучилась“. У меня язык отнялся, стою, ни ответить ничего не могу, ни заплакать… Тут сноха моя, обычно – дура дурой, но раньше всех сообразила: подхватила дочку – знахарь аж белый лицом стал! – да и побежала в лес. В Дор Хейв, значит. Слава Ифет, леди Ильяланна оказалась там. Девять месяцев – почитай, сколько в утробе дитя носят – внучку мою выхаживала. И выходила!»
Едва наш караван показался из-за поворота, девочка сорвалась с места, материнская рука беспомощно всплеснула в воздухе. Но, не добежав каких-нибудь пару-тройку ярдов до возглавляющей наше шествие леди Ильяланны, девчушка так же резко остановилась, упершись, словно в стену, в надменно-строгий взгляд феи. Эльфийка и ее брат прошли мимо, не оглянувшись на ребенка; идущие следом стражники крутили головами, пытаясь угадать, к кому ринется малышка. Вага ускорил шаг, сошел с дороги, взял похожую на общипанного гусенка девочку за руку, ласково потрепал по жидким волосикам и потянул за собой.
– Знакомься, – подводя ко мне внучку и пристраиваясь рядом с колонной, представил старик. – Это моя внучка Эва.
– Здравствуй. – Протянуть руку для приветствия я не мог из-за взваленного на спину тюка, но постарался улыбнуться как можно приветливей.
Девчушка на мгновение остановилась, присела в низком книксене, серьезно кивнув головкой, но ничего не сказала.
– Она у нас не очень разговорчивая, – словно извиняясь, заметил Вага, но в голосе слышалось обожание. Девочка же, уцепившись за руку деда, неотрывно смотрела куда-то в начало каравана.
Старик нахмурился, проследив за ее взглядом, потом углядел махавшее ему руками семейство, морщины разгладились.
– Ладно, я уже прибыл, так что пойду… А ты не стесняйся, заходи в гости. Дом, где вас поселят, стоит на другом конце деревни, но ты легко найдешь дорогу. А заплутаешь – спросишь. Госпожа Ильяланна не завтра назад через перевал отправится, так что время будет. – Кивнув мне еще раз на прощание, Вага отделился от каравана, свернул на заросшую примятой муравой дорожку к своей калитке. Я не стал оборачиваться и смотреть, как они обнимаются с женой. Мешок мешал, и вообще, не. хватало еще раскиснуть от непрошеных мыслей о собственном доме и родных.
Коттедж, куда нас привели, стоял на отшибе; собственно, это уже была не деревня, но и до леса – добрый пролет стрелы.
– Сгружайте тюки во дворе, – приказала эльфийка.
Мы принялись укладывать мешки в аккуратный штабель, про себя удивляясь, что леди не позаботилась внести в дом столь ценный груз. Впрочем, все очень скоро разъяснилось. Не успели мы умыться с дороги и перекусить, как на поляну из леса выехала целая кавалькада вооруженных воинов. Зелено-коричневые куртки хорошо сливались с листвой. За плечом у каждого висел арбалет. Десять остроухих всадников спешились у окружавшего коттедж забора. С небольшим отставанием на открытое пространство выбрались три повозки, к борту одной из них была привязана пара оседланных лошадей.
Старший из воинов (не по годам, на вид им всем было лет восемнадцать, а по манере держаться) отвесил нашей нанимательнице низкий поклон. Фея оставила его без ответа, коротко приказала что-то, махнув в сторону штабеля с мешками. Деловито-молчаливые эльфы споро погрузили тюки в подъехавшие телеги, вскочили в седла и снова скрылись в лесу. Вместе с соплеменниками уехал Ярви. Ильяланна задержалась ненадолго, пошепталась с Дрейго и Алкитом, после чего ускакала на оставленной для нее лошади.
Довольный десятник вернулся за стол.
– Гуляем, мужики! – весело бросил он вопросительно глядящим караванщикам. – Вечером наше жалованье прибудет!
Но сразу праздновать никто не стал, до вечера все слонялись по округе в радостном предвкушении. О том, что получить деньги – полдела, надо еще живыми добраться с ними до дому, как-то не вспоминалось. Даже меня на какое-то время заразило общее возбуждение.
Вечером из Дор Хейва прибыл гонец – высокий, очень похожий на Ярвианна эльф с длинными, распущенными по плечам волосами. Он молча уселся за стол в обеденном зале, разложил перед собой наши контракты и быстро и точно отсчитал каждому причитающуюся сумму. За деньгами, во избежание ненужной зависти и обид, ходили по одному. Так что кто насколько разбогател, можно было только догадываться. Но, как я понял по отдельным замечаниям, Ильяланна не подвела – все получили сверх оговоренных обещанные мной пять золотых.
Я высыпал на ладонь из простого холщового мешочка круглые блестящие монеты. После распада империи Морвейда лорры чеканились сразу в трех государствах, а хождение имели почти во всех. Поэтому на золотых монетах вместо герба выбивалось изображение Прекраснейшей. А на случай споров по поводу полновесности каждый из государей, владевших монетным двором, ставил на своих монетах небольшую метку. На моих со стороны решки была выбита буква «э», заключенная в овал, следовательно, деньги были нашей, каннингардской чеканки.
Кошель имел солидный вес, я пересчитал – триста пять золотых, отчего-то фея не вычла из моего гонорара стоимость дорожного снаряжения. Я держал в руках маленькое состояние, но не испытывал радости. Деньги теперь могли пригодиться мне разве что на пышные похороны. И снова в сердце пробрался страх – успею ли вернуться домой, повидать родителей до того, как печать сделает свое дело?
С гулянки, устроенной моими путевыми товарищами по поводу благополучного пересечения Гномьих Гор, я ушел. Накупившие в деревне на пару золотых умопомрачительное количество браги и пива караванщики полночи оглашали окрестности пьяными криками. Но я и без того не сумел бы уснуть. Тоска накатила, почти как в первые дни после бегства из дома. Нет ничего хуже для смертельно больного или приговоренного, чем свободное время.
Уже под утро, набродившись по рощам вокруг деревни, я вышел на околицу. Вагин двор был третьим от начала улицы, ограду я узнал сразу. В предрассветном тумане над положенными горизонтально жердями забора обрисовалась знакомая фигура.
– Что, нагулялись? – добродушно спросил тоже заметивший меня Вага.
– Вроде того. – Я облокотился на ограду рядом со стариком.
– Ба, да ты, я вижу, трезвый? – разглядев меня, удивился дед. – Где же ты всю ночь шатался?
Я неопределенно качнул головой в сторону леса.
– И сапоги, смотрю, по росе промочил. Ты давай заходи в дом.
– Рано еще, – возразил я.
– Какой там рано! Сноха уже корову доить ушла. Заходи.
В доме у старика было тепло, пахло сдобным тестом. У меня аж слюни потекли – по понятным причинам я остался вчера без ужина.
– Проходи на кухню, садись к столу. Сейчас завтракать будем.
Статная Вагина жена тут же наметала полный стол всевозможной снеди. Таким завтраком можно было накормить пятерых здоровых мужиков. Правда, и мы со стариком справились. После еды меня ощутимо стало клонить в сон.
– Ложись у меня в комнате, – предложил гостеприимный Вага. – А к обеду я тебя разбужу.
Я не стал отказываться. Проснулся часа через четыре сам; яркий солнечный луч, заглянувший в окно спальни, настойчиво пробирался под ресницы. В доме было тихо. Вставать с мягкой пуховой перины не хотелось. И поскольку никто меня не звал, не будил, я позволил себе несколько минут просто понежиться в удобной чистой постели. Я не сразу заметил, что худенькая белоголовая внучка Ваги, усевшись на пол, разложила на ковре какие-то щепочки, сорванные чашечки цветков и, беззвучно шевеля губами, время от времени передвигала все это, следуя ей одной понятной логике.
Скрипнула от моего движения кровать. Эва взглянула на меня, но не прервала своих странных занятий. Я еще какое-то время понаблюдал за ней, картина играющего на полу ребенка навевала покой и умиротворение. Я снова задремал, но тут в комнату заглянул Вага.
– Вставай, полуночник! Обедать пора.
Я поотнекивался скорее для виду, аромат пирогов, доносившийся с кухни, зазывал не хуже хозяина.
Так и получилось, что просидел у возницы до самого вечера.
– Завтра тоже приходи, – предложил Вага, когда я собрался в гостевой коттедж. – Баню натопим.
Мне не хотелось надоедать своим присутствием в чужом доме, поэтому я решил, что назавтра придумаю какой-нибудь благовидный предлог, чтобы не ходить в гости. Но ночь в коттедже с продолжившими праздник караванщиками и собственными невеселыми мыслями заставила переменить решение.
Утром я снова стучал в калитку к Ваге.
* * *
Ильяланна провела ладонью по гладкой поверхности алтаря, сгребая сухие лепестки роз вместе с пылью, осевшей на камне за долгое время ее отсутствия. Ти-виеру. прибиравшие в доме, не решались трогать маленький жертвенник в ее комнате. Фея вдохнула тонкий запах мертвых лепестков, потом решительно смела их в специально приготовленную чашу, наполнила благовониями масляные лампы, разложила на алтаре свежесрезанные цветы.
– Чту тебя с любовью, Прекраснейшая, – опуская голову, произнесла она первую строфу молитвы.
– Приветствую тебя с любовью, элил майру дар. [16]
Эльфийка удивленно подняла глаза:
– Не верю счастью лицезреть тебя, богиня!
– Что удивительного в том, что я решила навестить свою бывшую жрицу? Любимую жрицу.
– Благодарю. – Ильяланна еще раз поклонилась, прижав к груди руки. – Кто занял мое место?
– Никто, – богиня грустно улыбнулась, – я все еще подыскиваю тебе преемницу. Не желаешь вернуться в храм?
– О, Новис!
– Можешь не отвечать. Просто скучала по тебе, малышка.
– Новис…
– И потом, мне нужна твоя помощь. Знаешь ведь, боги далеко не так всемогущи, как считается, – не без кокетства добавила она.
– Тебе нет равных! – горячо заверила бывшая жрица.
– И тем не менее. – Лицо богини стало серьезным. – Ты все еще хранишь Ключ Тьмы?
– Конечно, Прекраснейшая. Мой клан поклялся сохранять его вечно. Или пока боги не решат вернуть себе свой дар.
– Этот час почти настал. Но прежде ты должна сделать из Ключа клинок.
– Зачем, Прекраснейшая? – неподдельно изумилась эльфийка. – Да и что за клинок получится из мягкого золота и камня?
– Нам нужно оружие, способное убить бога.
Эти слова, в отличие от предыдущих, казалось, не вызвали у феи ни малейшего удивления.
– Да, час почти настал, – продолжила Прародительница Неба. – Грядет новая великая битва, и боюсь, Кругу не устоять. Слишком силен стал Эррэ. Убив своего близнеца, он удвоил собственную мощь. Нужно ослабить его, иначе даже с оружием с ним будет не справиться.
– А что же другие божества Круга?
– Они предпочитают выжидать, как и мой сын. Так что это будет только наша война.
– Как ты собираешься поубавить силы Господина Светлых Желаний? – деловито осведомилась Ильяланна, словно они обсуждали не судьбы мира, а что купить на рынке к завтрашнему обеду.
– Кто-то должен занять место Темного в Круге.
– Кто-то?
– Бессмертный или человек, сердца которого коснулась истинная тьма. А истинная тьма может быть порождена только светом!
– Я не понимаю тебя, Новис.
– Придет время – поймешь.
– Но как может человек или даже перворожденный стать божеством?
– Здесь, как в игре в «Четыре Короля»: если одна из фигур потерялась, можно положить на ее место простой камешек и продолжить партию. Но сначала нужен клинок. – Богиня любовно коснулась пальцами ритуального кинжала, положенного феей на алтарь.
– Почему не воспользоваться Мечом Откровения? – предложила бывшая жрица. – Я сумею получить его не позднее…
– Потому что тот, кто возьмет в руки Меч Откровения, не может солгать, а значит, не сможет и подобраться достаточно близко к Эррэ, – перебила Прекраснейшая. – Тебе придется придумать, как сделать из Ключа меч. Пусть он пока остается в твоей семье, и пусть изменения останутся в тайне.
– Я выполню твою волю, Новис, – в третий раз склонила голову Ильяланна.
– До встречи. – Богиня благожелательно кивнула эльфийке и исчезла, только над алтарем остался витать нежный запах яблоневых кущ, смешиваясь с ароматом цветов, разбросанных на жертвеннике.
* * *
Эва прониклась ко мне странной молчаливой симпатией. Она ничего не говорила, но подолгу оставалась рядом, застенчиво улыбаясь, когда мне удавалось поймать ее взгляд. И игры у нее были такие же тихие, как она сама. Но большую часть времени девочка вышивала. У нее были дорогие стальные пяльцы с меняющимся диаметром и богатый набор шелковых нитей.
– Она у нас настоящая мастерица! – с законной гордостью сообщил мне как-то Вага. После обеда мы вышли посидеть на завалинке. Это был мой третий день пребывания в Кирнейской долине и третий визит к старику. Дни стояли теплые, но не душные. Томительная жара придет сюда ближе к середине лета, а может, здесь всегда так, одновременно свежо и солнечно, не знаю. – Ну-ка, Эва, покажи господину Раэну свои вышивки, – предложил между тем возница.
Я думал, внучка застесняется. Но она с готовностью отложила работу, детская ладошка смело обхватила меня за палец и потянула за собой к дому. Я послушно последовал за маленькой молчуньей.
Комната девочки была угловой, окна выходили на задний двор, заросший резедой и мятой. Но ничего этого не было видно сквозь занавешивающие окна золотисто-коричневые шторы. Войдя, я остановился на пороге. Весь Вагин дом был буквально пронизан светом; широкие оконные проемы с редким переплетом и вставленными в него крупными кусками стекла свободно пропускали солнечные лучи. Но здесь царил «позолоченный» полумрак. Мне трудно передать это ощущение – будто я очутился внутри старого, чуть выцветшего, но оттого не менее драгоценного гобелена. Я даже не сразу понял, что просвечивающие сквозь шелковую занавеску листья не растут на дереве за окном, а вышиты золотой нитью на тонкой ткани. Вообще все здесь было золотых, бронзовых, горчичных и коричневых оттенков. Словно бы мы вошли в осенний лес, а не в детскую спальню.
– Очень красиво, – обведя комнату взглядом, искренне похвалил я и уже собирался выйти. Но Эва потащила меня вглубь, к маленькому столику, стоящему как раз у окна, прикрытого занавесями. Здесь лежал натянутый на деревянную раму шелковый лоскут. Вышитая на нем картина тоже представляла собой натюрморт из золотых листьев. Рядом на столешнице я заметил то, что послужило прототипом для вышивки – длинный, похожий на тело рыбки лист с частыми параллельными прожилками. Цвет его в точности совпадал с оттенком выбранных девочкой ниток.
– Это лист майлинеру? – Я протянул руку, но девчушка опередила меня, схватила лист, прижала двумя руками к груди, в глазах появился страх пополам с отчаянием и… Я отшатнулся, слишком много недетских чувств было намешано в этом взгляде. – Не бойся, я не возьму, – попробовал я успокоить юную вышивальщицу. Но, видимо, мой жест разрушил хрупкое детское доверие. Эва повернулась ко мне спиной, продолжая прижимать заветный листок и словно бы прикрывая его от меня своим телом. Я лишь несколько секунд растерянно глядел на белый затылок, потом сообразил, что ответа не дождусь, и тихонько вернулся к ее деду, на улицу.
– Кажется, я напугал твою внучку, – виновато сообщил я Ваге. – У нее на столе такой золотистый листок. Я хотел взглянуть, а ей не понравилось.
– Да, этот ее лист… – Лицо Ваги тотчас погрустнело. – Никак не может позабыть их лес, – покачал он головой. – Но ничего, – старик снова приободрился, – пройдет со временем!
– Послушай, – решил я сменить тему и задал интересующий меня вопрос: – Где-то здесь неподалеку должна быть арчайдская деревня. Не знаешь, случайно?
Вага покосился на меня удивленно:
– Есть тут лисье логовище недалеко. Только тебе зачем?
– Хочу посмотреть, как живут оборотни, – почти не покривил душой я. – Ну и спросить про одну знакомую.
– А-а-а… – со значением протянул старик. – Тогда слушай. Найти деревню – дело нехитрое. Если пройти до конца по нашей улице, а сразу за околицей свернуть на восток, то скоро выйдешь на натоптанную лесную дорогу. Ее хорошо видно – широкая и ровная, почти не петляет. По ней дойдешь до большого пня…
– Большого пня? – переспросил я, припомнив, что видел не так уж мало пней по пути в Вагино селение.
– Очень большого, в несколько обхватов. Раньше там рос древний-предревний дуб, но потом в него ударила молния, засохший ствол спилили. В общем, сразу от него начинается Пестрая тропа. По ней…
– Как я узнаю, какая из тропинок – пестрая? – снова перебил я.
– Не бойся, увидишь – не ошибешься! – заверил старик. – По тропе дойдешь до Меняльного дерева. – И, видя, что я снова открыл рот для уточнений, поспешил добавить: – «Меняльного» – потому что в старину рядом с ним было принято обмениваться товарами. Тропа заканчивается прямо возле него. Оттуда уже видать лисью деревню. Только ты сам туда не суйся. Арчайды – народ злой, склочный. Чужака, явившегося к ним без дозволения, могут и загрызть! – (Я не стал говорить, что быть покусанным – входит в мои планы). – Садись под дерево и жди. Очень скоро к тебе выйдет кто-нибудь из них. Вот тогда и спросишь про свою хм… знакомую.
– Спасибо. – Я поднялся, чтобы идти в гостевой коттедж.
– Держись подальше от майлинеру, – напутствовал меня возница. – Человеку небезопасно бродить в золотом лесу.
– Ты про бродячие хуорны? Да знаю я. Но леди Ильяланна сказала, что, пока их не натравит хозяин, деревья совершенно безобидны. Как иначе людям удавалось бы спиливать их?
– Я не о том, – покачал головой старый возница. – Слыхал небось легенду об уснувшем короле? Как король Морвейд загнал в лесу оленя, а тот вдруг обернулся прекрасной эльфийской девой? Фея заманила его в глубь золотого леса. Свита отправилась искать владыку, но возвратилась ни с чем. В стране объявили траур, а после избрали нового правителя, потому что Морвейд не оставил наследников. А через сорок лет король неожиданно вернулся таким же молодым, каким вошел в лес много лет назад. Оказалось, что все это время проспал в золотой чаще.
Я кивнул.
– Насчет сна – это правда. Эльфам, тем ничего, а человека, попавшего в золотой лес, очень скоро охватывает необоримая сонливость. Особенно сейчас, когда майлинеру цветут и в воздухе полно их пыльцы. Если, не приведи боги, заснешь под таким деревом, так можешь и вовсе не проснуться!
– А как же твоя внучка, она ведь несколько месяцев жила в эльфийском лесу? – удивился я.
– Так ведь сам видел, что из этого вышло.
– Ну а в Дор Хейв вы как ходите?
– А мы и не ходим. Эльфы сами выходят к нам из леса, когда им надо. А если у нас случится какая надобность, то достаточно покрутиться у гостевого дома – у них там, в лесу, неподалеку всегда стоит охранник.
– А почему не в самом доме? – удивился я.
– Вот уж не знаю, – развел руками дед.
Еще раз поблагодарив Вагу за обед и разъяснения, я отправился в дом для караванных.
На следующее утро, не откладывая, я решил прогуляться к лисам. Солнце только начало восхождение к зениту, а до арчайдской деревни, по словам старого возницы, выходило от силы часа три пешего хода – успею обернуться дотемна.
Руководствуясь указанными Вагой ориентирами, я вскоре вышел к здоровенному пню. Дуб, останками которого он являлся, поистине не имел равных даже в здешних чащобах. Я поискал глазами спиленный ствол, но, видимо, деревенские утащили высохшую древесину на дрова.
Справа от пня начиналась Пестрая тропа, ошибиться и впрямь было мудрено, ветви кустов и деревьев по обе стороны пестрели многочисленными узелками и бантиками. Некоторые лоскутки выглядели совсем новыми, на других ткань истончилась от времени и приняла грязно-серый оттенок. Я двинулся, следуя прихотливым изгибам тропы. В лесу распевали радующиеся приходу нового дня птицы. Время от времени солнечный луч, пробив зеленый свод, зажигал золотые искры на ветвях какого-нибудь дерева. Но ни одно из них не было знаменитым эльфийским майлинеру. К исходу третьего часа, как и обещал возница, лесные заросли расступились, тропа уперлась в ствол раскидистого клена. Его корни скрывали заросли лопуха и горной мяты. Клен был похож на полководца, одиноко замершего перед строем своих собратьев. За его могучей спиной зелеными волнами раскинулся луг, еще дальше возвышался конус какой-то горы. На ее склонах снова рос лес, у подножия раскидало редкие приземистые дома арчайдское селение.
Прикрыв глаза ладонью, я некоторое время пытался разглядеть деревенских жителей, не преуспел и, по совету возницы, отправился к Меняльному клену. Показалось, что при моем приближении кто-то завозился, зашуршал в зарослях, закачались длинные соцветия мяты. Я удобно устроился в теньке, привалившись к шершавому стволу, и принялся ждать. Прошло около часа. Уже несколько раз я порывался встать и самостоятельно отправиться в селение, но останавливала суета, возникавшая время от времени в густой траве вокруг клена.
Невысокая женщина в клетчатом шерстяном сарафане, надетом прямо на голое тело, без сорочки, появилась из-за дерева неожиданно. Я поспешно вскочил на ноги.
– Что тебе нужно, странник? – У женщины были пегие – темно-русые с белесыми пятнами-подпалинами – волосы и уже знакомые мне крапчатые глаза.
– Я ищу арчейку по имени Элиса, – поклонился я незнакомке. – Она говорила, что живет здесь.
Вообще-то я был почти уверен, что Элисы в деревне нет, вряд ли она успела вперед нас добраться сюда из Каннингарда. Но сразу заводить разговор об укусе было как-то неловко.
– Зачем она тебе понадобилась?
Женщина не стала переспрашивать имени и вообще не выказала ни малейшего удивления.
– Хочу заключить сделку, – честно ответил я.
– Что-то непохоже, – недоверчиво протянула пегая. – И где же твой стряпчий?
– Я пришел один. Мне не нужен поверенный, чтобы заключить договор.
– Что же это за сделка такая?
– Если Элиса здесь, я бы хотел переговорить с ней.
– Говори, что за сделка, или проваливай, – оскалила арчейка желтоватые зубы. На краю леса показались еще три оборотня – мужчины. Из одежды на них были только кильты.
Я мешкал недолго, в любом случае собирался попытать счастья в этом селении.
– Хотел заплатить ей за укус оборотня, – признался пегой арчейке.
Среди реакций, к которым готовился, был и откровенный смех. Но пегая лисица не засмеялась.
– Фью-у-у! – присвистнула она. – С таким разговором тебе к старейшине надо! – И махнула рукой сородичам: – Сюда, парни. Наш гость решил стать оборотнем.
Мужчины в кильтах приблизились к клену. Темная поросль у них на груди, в отличие от той, что покрывала заднюю часть ушей, вовсе не была похожа на звериный мех.
– Пошли, – мотнул головой в сторону деревни цыганистого вида арчайд. Смоляные космы торчали у него во все стороны, в короткую мочку уха было вставлено золотое кольцо.
Вчетвером мы отправились через луг по направлению к домикам. Арчейка же вновь зашла за ствол дерева и словно испарилась.
Дома у арчайдов оказались совсем низкими, соломенные стрехи крыш едва не касались земли; окон, если они были, я не разглядел. Дом старейшины стоял не в центре деревни, как в обычае у людей, а в дальнем конце, почти у самой скалы. Вслед за своими проводниками я шагнул, нагнувшись под низкой притолокой, в полутемные сени. Дальше проем без двери вел в более светлую комнату. Всю левую стену занимала печь из дикого камня. Забавно, что снаружи трубы я не заметил. Зато имелась дыра в потолке, сквозь которую проникал дневной свет. Прямо под ней стоял небрежно сбитый из досок стол с двумя лавками по сторонам. Сейчас одну из них занимал крупный жилистый мужик. Черная с проседью борода закрывала нижнюю часть лица, густые волосы стянуты ремнем в хвост на затылке. Кроме кильта на нем была еще перевязь через плечо, сколотая у пояса массивной серебряной фибулой. Старейшина чистил ногти здоровенным ножом, он не сразу поднял глаза на нашу делегацию, выдержав долгую паузу, которая, вероятно, должна была продемонстрировать нам нашу незначительность.