Данилов Всеволод. Банк

   — И на него покупаем акции! — поспешно догадалась Галанина. — Стараюсь прессу читать, — стеснительно объяснилась она.
   — Близко, — снисходительно одобрил Максим. — Но не в яблочко. Лобовые решения здесь не проходят. Существуют, видите ли, такие законодательные понятия, как аффилированность, крупные, заинтересованные сделки, словом, всякая бяка. Мы не можем просто скупить на эту компанию, потому что завтра появится кто-то, кто заявит, что мы злоупотребили служебным положением вопреки интересам остальных акционеров, и потребует признать в суде эту сделку недействительной.
   — Тогда что же? — в простодушном нетерпении поторопил Рюмин. Было видно, что он, добросовестно пытавшийся что-то понять, окончательно запутался.
   — А вот что. — Максим, в ощущении важности момента, неспешно подлил минералки, медленными глотками, игнорируя укоризненный взгляд Натальи, выпил. — Вы никогда не задумывались, почему среди нынешних банкиров так много физиков? Привычка к аналитике и свежесть подхода — вот ключи. А уж аналитическая школа нашего института, если ее, так сказать, применить в мирных целях… Короче, работаем тонко — эта акционерка, которую мы с вами учредим, тотчас создает другую, и на эту-то другую мы и скупим акции. И все — после этого можно локти кусать, но по закону не подкопаешься. Обе компании можно создать за две недели.
   Наступило восхищенно-озадаченное молчание.
   — Ничего не понял, но чувствую — здорово. — Похоже, Рюмин высказал общее мнение.
   — А первым шагом, само собой, скупить злосчастные сорок процентов. Для этого деньги нужны срочно. И пора, конечно, оздоравливать экономику института, — напомнил Максим. — Я тут глянул — половина площадей в аренде, кредитов набрали, а бюджет меж тем лысый. Ничего не хочу сказать, — поспешно, перебивая взрыв эмоций, закончил он. — Но, быть может, у Александра Борисовича Петракова что-то не получается. Тогда надо помочь.
   — Чего там у него не получается? — Юрий Игнатьевич Мельгунов поднялся, рукой осадил готового возразить Максима. — Только обещать горазд. И довольно доверяться варягам всяким. Надо срочно провести ревизию, а по результатам посмотрим, чего он там наработал. И еще скажу: хорошо, что мы таких мальчишек, как Максим, взрастили, что в трудную минуту можем опереться. Есть, конечно, и всякие Забелины, у которых одни доллары в глазах, но… И не заступайся, Максим! Доверчив ты больно. Короче, кто за поступившее предложение?.. Наталья, зафиксируй в протоколе. Да, прошу пока не афишировать. Когда все подготовим и деньги будут, тогда по моей команде каждый по лабораториям разъяснит, поставит перед людьми задачи. Все вроде?
   — Ответственного надо бы назначить, — напомнил Максим.
   Общий добродушный смех был ему ответом.

Глава 5
Бугор и регистр

   — Откуда? Ну откуда они появились? — не в первый раз спрашивал Подлесный, не столько адресуя вопрос набычившемуся Жуковичу, сколько стараясь показать его беспомощность перед Забелиным и впорхнувшей перед тем Юлей Лагацкой.
   — Да залетные какие-то.
   — А то, что психов нет деньги на ветер выкидывать, чьи это слова?! — дожимал Подлесный. — Кто уверял, что, кроме нас, на аукцион никто не заявится?
   — Тогда и не было никого. А ты чего вообще здесь волну гонишь? Не на допросе. — Задиристый при всяком общении с Подлесным, теперь Жукович сидел нахохлившийся и угрюмый, отругиваясь больше по привычке.
   — Алексей Павлович! — Подлесный обратился к Забелину. — Не в первый раз прошу — уберите Жуковича из проекта. Поверхностен. Ненадежен.
   — Во-во! — поддакнул Жукович. — Убери. А гэбэшника этого назначь. То-то он тебе наработает. Да поймите же! Аукцион — это лотерея! Куда дальше, если сами устроители в недоумении. Они-то были в уверенности, что вообще эти паршивые акции никому не спихнуть. Ну нарвались на чумовых. Таких на рынке кишмя кишит. Нахапают по дешевке, а потом втюривают чуть дороже. На маржонке и живут. Да я вам голову наотрез — как узнают, что другие претенденты есть, вспорхнут — и только мы их и видели.
   — Вы выйдите-ка пока, ребята. — Забелин дождался, когда дверь за Юлей и за Подлесным закроется.
   — Да не дрейфь, Палыч! Не в первый раз! Захотелось кому-то полезть в молотиловку, так ничего — перемолотим. Не таких махал обмахивали. — Жукович что-то еще, утухая, говорил, пока бодрый рык не перешел в бормотание. И умолк наконец на середине невнятной фразы, прекратив ее неким бульканьем. — Хотя, конечно, с информацией прокололись чуток.
   — Знаешь, Олег, смотрю на тебя — и такое ощущение, что набрали колючек, гвоздей, стекла битого…
   — Угу. Говном обмазали, и получился Жукович, — догадался тот. — Зато и задницу никогда никому не лизал.
   — Вот видишь, стало быть, и ты не без достоинств. Но откуда в тебе сволота эта накопилась? И впрямь, что ли, покрутили в комитете да на всю жизнь и обломали.
   — Ну, обломать — это им слабо оказалось. А насчет того, что все зло от них, — так это ты такой зеленый, что на всяких Подлесных ставишь. А коснись чего, он-то и сдаст. Достал! Во все щели просачивается. Гляди, не уберешь — набью я ему сусалы. За все, что было, набью. Помяни…
   — Это ты помяни! И накрепко. Свару устраивать не дам.
   — Свару?! Да ты в аргумент врубись. За дело ж болею!
   — Ну так выздоравливай! Здесь тебе не палата номер шесть. И еще по поводу коммуникабельности твоей. Я гляжу, ты что-то Яну больно обуреваешь. Знаешь же, что по ней Клыня сохнет. Или ты его для удобства тоже в комитетчики зачислил?
   — Да по ней не сохнуть, дрючить ее надо. Такой станок! Я и Клыне это много раз говорил. А то пока он там сохнет…
   — Словом, так, — подвел итог дискуссии Забелин, — не уймешься, не прекратишь склоки разводить — вышибу к чертовой матери. И — в чем Подлесный прав несомненно — по верхушкам хватаешь.
   — Эва! Так ты уж с его голоса запел? И не боишься? А ну как сдам тебя вместе с твоим безграмотным гэбэшником? Да хоть тому же Мельгунову «упрозраченному». И вся тонкая игра — в пыль!
   Он прервался, пугаясь изумления Забелина.
   — Ну ладно, ладно, не держи в голове. Бывает у меня в запале — знаешь. Но и сам не заводи.
   — Можно? — заглянула Юля. За ней вернулся и Подлесный. — А как называется эта фирма, что на аукцион заявилась?
   — Да какая, хрен, разница?.. — Жукович еще не отошел от неприятного разговора и особенно от последней, сорвавшейся с чертова языка фразы. — Не помню. Их же как грязи. Сейчас. Клыня где-то записал. Вот — «ФДН консалтинг групп». Надо было придумать такое. Будто ломом вырубили.
   — Тогда плохо.
   — Это почему, собственно? — в преддверии нового прокола ревниво насупился Жукович.
   — Есть информация? — поторопил и Забелин.
   — Только общая. Просто фирма эта, — неспешностью ответа Юля как бы призывала распалившихся мужчин к более спокойному тону, — достаточно известна на фондовом рынке. Никогда не работает на своих деньгах. Только по заказу. И как правило, на западных заказчиков.
   — А вот это ерунда! — без паузы отрубил Жукович. — Вот всякий себя знатоком спешит обозначить, чтоб другого, значит, мордой. Черта наша расейская! Да какой иностранец пойдет на наш рынок за жалкими сорока процентами? Меньше чем пятьдесят один никто не заказывает.
   — И это тоже правда, — охотно подтвердила девочка и будто ненароком примирительно коснулась жилистого запястья.
   — С организатором аукциона хотя бы контакт установлен?
   — Обижаешь, Алексей Павлович! — Жукович приободрился. — Меня на него чувачок один из Антимонопольного комитета вывел. Уж с неделю корешкуем. В последние два дня и вовсе из кабаков не вылезаем. Так что теперь он в нашем интересе. Могу смету представить.
   В это как раз можно было поверить — по части налаживания неформальных контактов шумный Жукович мало знал себе равных. Разве что Баландин. Но тот лоббист-реактивщик работал на другом, куда более высоком эшелоне.
   — Смета твоя — в результате.
   — Так давно все продумано. Стало быть, на аукцион идем двумя компаниями — «Лэнд» и вторая — как ее? Да, «Профит».
   — Зачем деньги за две компании вносить, если уж «ФДН» этот заявился? Раз две компании есть, стало быть, аукцион состоялся, — не понял Подлесный.
   — Уберите от меня тупого! — немедленно потребовал Жукович. Но тут же изобразил извиняющийся жест в сторону Забелина.
   — Это все технология. Как во всяком деле, — мягко объяснила Юля. — Снимать вторую компанию никак нельзя. Во-первых, тот же «ФДН» может отказаться в последнюю минуту и тем аукцион все-таки сорвать. Но главное — по правилам, если выигравшая компания отказывается платить, то победителем будет объявлена вторая по сумме. Поэтому техника здесь известна — заявляются две суммы с разрывом. Первая — с очень большим запасом, чтоб наверняка выиграть. А вторая — умеренно. И если наши компании первое-второе место занимают, то первая, понятно, снимается, а заплатит та, что заказала поменьше.
   — Понял. — Подлесный энергично кивнул. — Так какие суммы заявляем?
   — Суммы. Эва тебе чего, — поразился Жукович.
   — Нет, нет, — не давая заново вспыхнуть скандалу, вмешалась Юля. — Сумму заявки, кроме Алексея Павловича, никто знать не должен. Это — тайное из тайных.
   — Хоть одна толкушка, — примирился с ней Жукович. — В общем, я в последний день порекомендую. Покручусь еще и выдам. В яблочко! Но цифру в конверт ты, Алексей, сам прямо в день аукциона впишешь. А я уж лично отвезу. И положу как раз за пятнадцать минут до срока. Чтоб ни одна… простите, мэм, зараза, даже если б чего пронюхала, но свой конверт подменить не успела.
   — Вот что, тонкий художник, — объявил Забелин. — Завтра все это изложишь на бумаге. Сам не умеешь — Клыню посади. Он, похоже, поорганизованней. На концепции должна быть согласующая виза Лагацкой и Подлесного. Да, Подлесного! — Забелин подошел к зазвонившему телефону. — И имейте в виду — если сорвете аукцион, обоих отсюда так вы…звездну, что мало не покажется. Да, слушаю… Кого?.. Юля, это вас. — Он удивленно протянул трубку.
   — Ой, да, — Юля вскочила, — извините, что я дала… Там срочно… — Я слушаю, — при общем молчании произнесла она. — Да, да! Результаты. Да? Да?! Нет?! Вы правду говорите, его нет? Господи! Спасибо же вам! Миленькая вы моя…
   — Алексей Павлович, я-то здесь при чем? — начал было тихонько Подлесный, но замолчал.
   Лицо Юли, обычно замкнутое, даже когда она шутила, а сразу после звонка помертвевшее, теперь расцвело, глаза, всегда будто нерадостно заглядывающие внутрь себя, лучились восторгом. И сколько же света прорвалось в ней — будто шторы сорвали. Она положила трубку и посмотрела на стоящих в недоумении, оценила увиденное и засмеялась. Захватывающий смех рассыпался по комнате и овладел остальными.
   — Его там нет, — то и дело, всхлипывая от колик, повторяла она, не в силах остановиться.
   И вслед за ней, ничего не понимая, зашлись в хохоте трое взрослых мужчин.
   — Знаешь, что скажу, Юлька? — Отсмеявшись, Жукович торжественно поднялся. — Я поначалу про тебя думал, мол, обтянули пару кило костей чем осталось. А ты, оказывается, еще та штучка. Вещь в себе.
   — А я теперь всегда такая буду.
   — Тогда плохо. — Предугадать реакцию Жуковича было невозможно. — Янка тут вовсю парфюмом обаяет. Но до тебя ей никак. Какая после этого работа?
   — А вот от Яны отцепись, — напомнил Забелин.
   — Да кому она нужна?
   В дверях Жукович с Подлесным столкнулись. Оглянулись на оставшихся в кабинете, и каждый сделал шаг назад, вежливо уступая другому дорогу.
   — Что-то радостное? — От вида смеющейся Юли почему-то, как когда-то в школе, перехватило дыхание.
   — Да. Очень. Испугала?
   — Может быть.
   — Устали вы, Алексей Павлович. — Она была полна веселым сочувствием.
   — Пожалуй. Как-то все накопилось. Будто груз поднял. Сначала вроде ничего. Потом тяжелее. А там — как бы не надломиться.
   — Потому что неправедное делаем.
   — Опять за свое? И что ж такого неправедного делаем мы, Юля?
   — Я это ощущаю. Зло за нами идет.
   — Не смею спорить, потому как если талант комбинирования есть зло, тогда я вас вынужден огорчить — вы посланец тьмы.
   — Не богохульствуйте! Я ведь и сама часто думаю, за что мне этот несчастный дар. Вот уж три года, как мои идеи оборачиваются человеческим горем.
   — Мне думается, что сто двадцать тысяч — неплохая компенсация за утрату веры в торжество добра.
   Едва договорив, он пожалел о сказанном — такой беззащитной сделалась она.
   — Думаю, Юля, суть не в деле, которым мы занимаемся. Каждое может быть обращено во зло, как и во благо. Я не силен в философских категориях. Кто высчитает в микронах, сколько зла в добрых намерениях и какое благо приносит иной раз злой умысел? У меня есть свое нехитрое представление об этом и предлагаю им воспользоваться: какое чувство мы с вами вложим в наш замысел, таков будет и результат.
   — Так просто? — Она засмеялась.
   — Я же предупреждал, что не философ. Слушайте, это безобразие — у вас в самом деле какой-то нерабочий смех.
   Но тут же, застеснявшись внимательного ее взгляда, поспешил вернуться к прерванному разговору:
   — Стало быть, «ФДН» работает только на западников.
   — В основном да, — вслед за ним вернулась к деловому тону и Юля.
   — А западные компании нацелены только больше чем на пятидесят процентов?
   — Чаще на семьдесят пять.
   — Тогда зачем они лезут на аукцион? Шансов на остальные акции у них нет. Ведь скупка в институте не ведется.
   — Это факт?
   — Это не факт?! — Вопрос оказался неожиданным. — Может, и не факт. Яна! — склонился он к селектору. — А где у нас Астахов? Найдите и срочно ко мне.
   Он тяжело помолчал, выслушивая всплески девичьего голоса, отодвинул от уха трубку, изготавливаясь рыкнуть. Но, остановленный молящим взглядом Юли, лишь коротко оборвал:
   — Не знаю где. Это ваша работа.
   — Скажу вам две вещи, Юля. — Забелин вернулся на свое место. — Во-первых, вы редкая умница. А во-вторых, и это же в связи с во-первых, я думаю, у нас с вами все получится здорово. Ну, в смысле… Да во всех смыслах.
   И с удивившим самого нахальством положил руку на подрагивающую маленькую ладошку.
   — Алексей Павлович, там… — Глаза вошедшей, как всегда, без стука Яны при виде сидящих заледенели. Она дождалась, когда смущенная Юля высвободит руку, и голосом Каменного гостя закончила: — Астахов через пятнадцать минут будет. И Флоровский подъезжает.
   Не дождавшись ответа, Яна развернулась и с грохотом вышла.
   — Может, ей объяснить? — кивая на дверь, пробормотала Юля.
   — Что? Ах, это. Пустое!
   И, говоря, уже знал — именно пустое.
 
   — …Но какая лапа у тебя в приемной! — Максим, все еще под впечатлением Яны, которую только что обаял, решительно вошел в кабинет, где натолкнулся заново восхитившимися глазами на стоящую подле Забелина Юлю.
   — Вот в чем тебе не откажешь, так это в умении работать с кадрами. — Он дотянулся через стол до начальственно предоставленной руки и, с подобающим подобострастием прогнувшись, пожал.
   — Уже и иззавидовался, старый ловелас.
   — Так есть чему.
   И Максим со значением потянулся с рукопожатием к чуть раскрасневшейся Юле.
   — Это Максим Юрьевич Флоровский, — представил Забелин.
   Но официоз не прошел.
   — Шутит! Для вас просто Максим. А вас, конечно?..
   — Юля.
   — Лагацкая Юлия. Твой главный консультант по скупке.
   — То есть мой? — разыгрался Флоровский.
   — То есть консультант… Морду набью.
   — Набьет, — весело подтвердил Максим изумленной Юле. — Этот, если из-под него что-то, что ему запало, забрать пытаются, набьет. Жуткий, между нами, Юлечка, — ничего, что я так запросто на правах друга? — бабник.
   — Надо же. А по виду не скажешь.
   — О! Так вы его не знаете.
   Забелин с завистью увидел, как зажатая обычно, углубленная в себя Юля, к которой он и теперь не знал как подступиться, всего за минуту общения с Флоровским начала преображаться.
   — Лучше скажи, как у тебя дела, — с нарочитой, плохо получившейся суровостью потребовал Забелин.
   — Лучше, чем что? — не унялся Максим и тотчас, указывая на него пальцем, радостно принялся подталкивать девушку. — Гляди на глазищи. Нет, Юлька, что ни говори, ты ему запала. Давно таким волкодавом не смотрел.
   — Ну что вы, право, выдумываете.
   — Эх, молодость, молодость. — И, опережая выбирающегося с угрожающим видом Забелина, вытянулся во фрунт: — Докладываю! В институте все чики-поки, идет по намеченному и утвержденному плану. Старики предоставили мне полный карт-бланш. Я им теперь и мессия, и избавитель. Зарегистрировал две компании. Первая — «Профит», которую с дедами учредили. Вторую, на которую акции скупать начнем, — обозвал «Лэндом», что значит «одалживать». Кредитные деньги, как договорились, на нее пойдут. Самое поразительное, деды молчат как партизаны, только перемигиваются. Ждут, что заграница нам поможет. Для них это вроде как шпионская игра. А Петраков лох — до сих пор ничего не знает. Так что находимся в готовности номер один.
   — Чего боюсь, Макс, так это твоего верхоглядства. — Не отомстить за предыдущие «подколы» Забелин не мог. — На большие деньги идем. Поэтому очень прошу — вчитывайся сам в каждую бумажку. Не передоверяйся.
   — Кого учишь? Мальчишка. За собой смотри — объяснись-ка лучше, что там за конкурент у нас на аукционе выискался.
   — Уже знаешь.
   — Потому как вникаю. Хоп: один — ноль.
   — Как раз разбираемся, — как ни одергивал себя Забелин, но избавиться от унижающей его в глазах Юли неловкости не получалось.
   Он склонился к селектору:
   — Яна! Подошел Виктор Николаевич? Тогда запускайте… Ну, чем похвастается наша налоговая инспекция?
   — Да есть кое-что, — с удовольствием человека, качественно проделавшего трудную работу, подтвердил пригнувшийся под косяком Астахов, при этом плохо скрывая недоумение при виде заместителя директора института.
   В свою очередь и Максим изумленно таращился на невесть как образовавшегося в этом кабинете дотошного налоговика.
   — Виктор Николаевич Астахов. Наш сотрудник, — бесцветным вроде голосом, в котором бушевало, однако, торжество, представил Забелин.
   — А, то есть вот так. Ну, ты силен. Тогда один — один!
   Прежде чем сесть, Астахов привычно опробовал стул рукой и только затем осторожно опустился на него богатырским телом. Достал из портфеля бумаги и неспешно принялся раскладывать перед собой. Под нарочитой сдержанностью его ощущалось возбуждение человека, добывшего уникальные результаты.
   — За истекшие два года нарушений в финансовой деятельности института набралось предостаточно. Но если поначалу они носили характер — как бы сказать? — хаотичный, то за последний год — сплошной криминал. Начнем поэпизодно. Итак. — Он поднял первый лист и, смакуя, пробежал глазами. — Вот в этом особенно непросто было разобраться. Поломал-таки извилины. В конце прошлого года институт в лице Петракова скупил 63 тысячи 162 свои акции на сумму 457 тысяч 621 рубль. А уже через месяц эти же акции были проданы некой «ФДН консалтинг групп» всего за каких-то 7 тысяч 395 рублей. То есть прямой убыток институту от этой сделки составил…
   — Стоп! — Забелин сначала заметил, как напряглась благодушная перед тем Юля, и только тогда сообразил, о чем, собственно, говорит Астахов. — Погодите, Виктор Николаевич! Какой убыток? При чем тут убыток? Мы вообще о чем говорим?
   — Об акциях института, которые финансовый директор А.Б.Петраков за бесценок толкнул налево, — осторожно, сверяясь с актом, подтвердил Астахов.
   — Да чушь это! — Наткнувшись на заострившийся взгляд друга, Максим возмутился. — У института нет и не было собственных акций. Все акции, кроме принадлежащих государству, на руках у сотрудников. И никто в институте не проводил никакой скупки. Что вы тут, дорогой инспектор… фантазируете? Да ты чего, Алешка? Чтоб на глазах у всех скупали акции? И чтоб об этом не знала Наташка? Потом, кто ж в институте станет продавать без Мельгунова? Это ж верное «возьмите шляпу и — на выход».
   — Из меня такой же фантазер, как налоговый инспектор, — обиделся Астахов. — Если есть сомнения…
   — Не в вас, не в вас, Виктор Николаевич. Информация больно чрезвычайная. — Забелин не отводил глаз от пунцовеющего Флоровского. — Но не могли вам дезу подсунуть?
   — Каждая приводимая цифра опирается на документы, которые я лично перепроверил.
   — Мы так вас поняли, Виктор Николаевич, — стеснительный Юлин голос, как и всегда, снизил накопившееся раздражение и далее потек меж стихающих мужских голосов, — что институт в лице Петракова сначала скупил акции, а потом за бесценок перепродал.
   — Да и не скупил даже. У меня дальше как раз об этом и говорится. Оформлено отступными.
   — Под займы, — догадалась девушка. — Конечно же! Очень знакомый способ. — Она сострадательно отвела взгляд от двух равно отупевших мужских лиц. — Так всегда делают, когда акционерное общество хочет без огласки, без шума провести скупку собственных акций. Владельцам под залог акций выдается кредит. Кредит заведомо невозвратный, и акции через некоторое время…
   — Переходят к кредитору. То есть к самому обществу, — блеснул наконец сообразительностью и Забелин.
   Поощряющая Юлина улыбка стала ему наградой.
   — Но, — Макс оказался самым тупым, — как это могло произойти, без Мельгунова? Без Натальи? Реестр-то она ведет. А залог в реестре должны были зарегистрировать. Стало быть, мимо нее пройти не могли. Да и потом, это ж какая работа? Напечатать, обойти людей, подписать. И притом чтоб никто не знал. Не Петраков же бегал. Ты что, всерьез на Наташку думаешь?
   — Остынь. Думать после будем. Сейчас бы факты свести. Просто озвезденеваю от услышанного. Сколько это?
   — Прямой убыток институту от сделки — 451 тысяча рублей, — сверился с актом Астахов. И только тогда заметил, что взгляды сосредоточились над манипулирующей над калькулятором Юле.
   — Шестьдесят три тысячи акций — это… Господи, почти девять процентов! — она изумленно подняла голову.
   — То есть девять плюс сорок — это уже… Сорок девять! Еще каких-то пару процентов — и контрольный пакет! — Забелин замотал головой, отмахиваясь от подступившего наваждения. — Да нас же, как пацанов, водят!
   Метнулся к селектору:
   — Яна! Подлесного живо. Откуда хочешь!
   Селектор саркастически хмыкнул:
   — Вячеслав Иванович ждет в приемной.
   Теперь Яна была официальна и иронична.
   В кабинет вошел и, не дойдя, как всегда, до стола двух метров, остановился выжидательно Подлесный. Точность его была поразительна, Забелин как-то замерил — тютелька в тютельку два метра.
   — Так, вопрос на засыпку. По «ФДН консалтинг групп». Когда сможете собрать информацию?
   — Вчера, — Подлесный с дружелюбным выражением уже несколько раз кивал на Флоровского.
   — Ах да. Максим Юрьевич Флоровский. Новый замдиректора института. Наш союзник. Так что без церемоний.
   — Очень, очень приятно. — Подлесный, не выказав удивления, кивнул засветившемуся коротким дружелюбием Максиму, открыл неизменную папку. — Компания организована два года назад. Генеральный директор — некто Белковский.
   — Действительно, все договоры подписаны им, — подтвердил Астахов.
   — Все?!
   — Вы ж не даете доложить. Между институтом и «Консталтинг групп» заключено некое соглашение о совместной деятельности. Удивительное, доложу, соглашение. Просто-таки труба по выкачке институтских денег.
   — Эти семь тысяч за акции, что им Петраков продал, они… оплачены? — быстро уточнил Максим.
   — Нет. Просто учтены как вклад компании в совместную деятельность. Я уже думал об этом. Можно попытаться признать сделку недействительной, но это долгие суды и без гарантии успеха.
   — Но почему Петраков сливает институтские активы в это «ФДН»? В чем его интерес? Вы выяснили наконец, Вячеслав Иванович? — Забелин вернулся к Подлесному.
   — Прямых сведений пока нет. Может, там какие-то его родственники числятся? Это проверяем. Хотя вряд ли. Но «ФДН» — это «дочка» банка «Балчуг», а, по уточненной информации, на Петракова в банке действительно положен крупный вклад. Учредители самого «Балчуга» — офшорные западные компании. Кто за ними — пока не докопался. Да и непросто это. То есть за «ФДН» стоит банк «Балчуг».
   Забелин заметил, как обозначил движение Астахов, и утвердительно кивнул.
   — Акции у сотрудников скупались на кредит, взятый в банке «Балчуг». И кредит этот явно не планируется к возврату — я видел, что на сумму кредита подготовлен проект договора долгосрочной аренды на тысячу квадратных метров.
   — Каких еще таких метров? — вскинулся Флоровский. — И так за институтом едва половина площадей осталось.
   — И между прочим, все основные счета института тоже в «Балчуге», — напомнил Астахов.
   — Что, скучно было без конкуренции? Теперь завеселеет, — прервал растерянную тишину Забелин. — Девять процентов у них гандикапа. Если еще и сорок на аукционе заглотят, институт, считай, в кармане. Вот вам и разгадка, почему «ФДН» на аукцион рвется. Максим! Надо срочно найти Мельгунова.
   — Нет проблем.
   — Убеждай как хочешь. Но сегодня же необходимо отстранить Петракова от права подписи, отобрать печать, прошерстить все последние договоры.
   — Деньги институтские из «Балчуга» вывести, это самое первое, — вмешался Астахов.
   — Вы и выведете. В ближайшее время дезавуируем вас как налоговика и переходите в институт, на финансовый блок. Максим Юрьевич обеспечит. В общем, установка для всех — не вешаем носа. Хоп?