Страница:
18 сентября 21-го года…Не начинаю ли я размахиваться опять чересчур широко? Я задумал крупные вещи…
Потом для меня этот самый Резерфорд - загадка. Сумею ли я ее разгадать? 7 октября 21-го года…Работаю в большой комнате, где будут работать еще несколько человек. Пока что я знаю одного японца [Возможно, д-р Шимицу, вскоре уехавший на родину.], также будет работать здесь американец [Г.Д. Смит (или Смайф, как называли его в Кавендише) - впоследствии автор первой книги об атомной бомбе: «Атомная энергия в военных целях» 1945)]; ты видишь, какая пестрая компания. Это место (Кавендишевская лаборатория) все время посещается различными учеными… Сегодня тут читал лекцию проф. Лангмюир из Америки по поводу строения молекулы. Лекция вызвала оживленные дебаты, в коих участвовали Резерфорд, Томсон, Дарвин и Перрен. К теории, излагаемой Лангмюиром, отнеслись не очень доброжелательно, и его пощипали. Тут предпочитают аналогичную теорию, данную датским физиком Бором…
12 октября 21-го года…Rutherford ко мне все любезнее, он кланяется и справляется, как идут мои дела. Но я его побаиваюсь. Работаю почти рядом с его кабинетом. Это плохо, так как надо быть очень осторожным с курением: попадешься на глаза с трубкой во рту, так это будет беда. Но слава богу, у него грузные шаги, и я умею их отличать от других…
25 октября 21-го года…
Отношения с Резерфордом, или, как я его называю, Крокодилом, улучшаются.
[По словам Ива, Капица тан объяснял придуманное им прозвище: «Это животное никогда не поворачивает назад и потому может символизировать резерфордовскую проницательность и его стремительное продвижение вперед». Капица добавлял, что «в России на крокодила смотрят со смесью ужаса и восхищения».]
Работаю усердно и с воодушевлением.
1 ноября 21-го года…За меня ты не беспокойся, я тут, что называется, all right [Все в порядке (англ.)]
Результаты, которые я получил, уже дают надежду на благополучный исход моих опытов. Резерфорд доволен, как мне передавал его ассистент.
Это сказывается на его отношении ко мне. Когда он меня встречает, всегда говорит приветливые слова. Пригласил в это воскресенье пить чай к себе, и я наблюдал его дома. Он очень мил и прост. Расспрашивал меня об Абр. Фед. Но… когда он недоволен, только держись. Так обложит, что мое почтенье. Но башка поразительная! Это совершенно специфический ум: колоссальное чутье и интуиция. Я никогда не мог этого представить себе прежде. Слушаю курс его лекций и доклады. Он излагает предмет очень ясно. Он совершенно исключительный физик и очень своеобразный человек…
9 ноября 21-го года…Работаю по-прежнему с наслажденьем. Слушаю курс лекций о последних успехах в опытах с радием, читаемых самим Резерфордом. Он дивно читает, и я очень наслаждаюсь его манерой подходить к вещам и разбирать их… Хотя уж очень он свиреп, так что другой раз страх берет, а я не робкого десятка…
21 ноября 21-го года…Мне надо увеличить чувствительность моих аппаратов по крайней мере в 10-15 раз, а я уже достиг такой чувствительности, которая превосходит обычную, достигаемую аппаратами такого типа…
Крокодил часто приходит посмотреть, что я делаю, и в прошлый раз, рассматривая мои кривые, высказался в том смысле, что я уже близок к намеченной цели. Но чем ближе подходишь, тем все больше и больше затруднений…
5 декабря 21-го года…-Я по-прежнему работаю вовсю. Чувствую себя поэтому хорошо… Ты знаешь, тут посещение тебя профессором считается событием, а за последние три недели Крокодил приходил ко мне раз пять-шесть…
16 декабря 21-го года…Скоро каникулы, и лаборатория закрывается на две недели. Я просил Крокодила позволить мне работать, но он заявил, что хочет, чтобы я отдохнул, ибо всякий человек должен отдыхать. Он поразительно изменился к лучшему, по отношению ко мне. Теперь я работаю в отдельной комнате - тут это большая честь…
Было кое-что забавное, что следует описать: это обед Кавендишевского физического общества. Члены этого общества - автоматически, все работающие в лаборатории (только мужчины). Раз в год они устраивают обед… На обеде присутствует человек тридцать - тридцать пять… Сидели за П-образным столом, причем председательствовал один из молодых физиков… Пили-то не особо много, но англичане быстро пьянеют. И это сразу заметно по их лицам. Они становятся подвижными и оживленными, теряют свою каменность. После кофе начали обносить портвейном и начались тосты. Первый за короля. Потом второй за Кавендишскую лабораторию… Тосты были по возможности комического характера. Эти англичане очень любят шу- тить и острить… Между тостами пели песни… Вообще за столом можно было проделывать все что угодно: пищать, кричать и пр. Вся эта картина имела довольно-таки дикий вид, хотя и очень своеобразный. После тостов все встали на стулья и взялись крест-накрест за руки и пели песнь, в которой вспоминали всех друзей… Очень было забавно видеть таких мировых светил, как J. J. Thomson и Rutherford, стоящими на стульях и поющими во всю глотку… В 12 часов ночи разошлись по домам, но я попал домой только в 3 часа ночи, так как среди обедавших были такие, которых пришлось разводить по домам; я, смею тебя уверить, был в числе разводящих, а не разводимых. Последнее, пожалуй, приятнее. Мое русское брюхо, видно, более приспособлено к алкоголю, чем английское…
22 декабря 21-го года…Сегодня, наконец, получил долгожданное отклонение в моем приборе. Крокодил был очень доволен. Теперь успех опытов почти обеспечен: есть кое-какие затруднения, но я думаю, я их проскочу… Если опыты удадутся, то мне удастся решить вопрос, коий не удавалось разрешить с 1911 года ни самому Крокодилу, ни другому хорошему физику, Geiger'y. [Этот вопрос: по какому закону альфа-частицы постепенно растрачивают свою первоначальную энергию, летя сквозь вещество.
[Резерфорд и Гейгер в разное время пытались найти эту закономерность, измеряя величину отклонения альфа-частиц от прямолинейного полета в магнитном поле. Из этих данных они получали картину убывания скорости, а значит, и энергии, альфа-частиц на всей длине их пробега. Но к концу пробега, когда энергия альфа-частиц становилась мала, этот метод терял всякую чувствительность.
Капица решил с благословения Резерфорда пойти по иному пути: попробовать вдоль траектории узкого альфа-луча измерять от точки к точке тепловой эффект нагрева среды от столкновений ее атомов и молекул с альфа-частицами. По величине теплового эффекта сразу устанавливалась бы величина энергетических трат альфа-луча. Для этих-то тончайших измерений Капице и нужно было «по крайней мере в 10 -15 раз» увеличить чувствительность его приборов.
Стоит заметить, что таким образом в первой же своей работе после появления в Кавендише Капица как бы приобщился к стародавнему и неиссякавшему альфа-роману Резерфорда]
Нечего тебе описывать эти опыты - ты все равно ничего не поймешь; я только скажу, что прибор, который я построил, называется микрорадиометр, и я его так усовершенствовал, что могу распознать пламя свечки, находящееся на расстоянии двух верст от моего прибора. Он чувствует одну миллионную градуса! Вот посредством этого прибора я измеряю энергию лучей, посылаемых радием. Завтра еду в Лондон, так как начинаются рождественские каникулы и лаборатория закрывается…
3 января 22-го года…Так привык работать, что перерыв мне не доставляет удовольствия. Но Резерфорд…заметив, что я переутомился, посоветовал мне поехать отдохнуть… 17 января 22-го года…Дело в том, что в одно из воскресений я поехал покататься на мотоциклетке, взяв с собой Чадвика - одного из молодых здешних ученых. Я имел глупость дать ему править, в результате чего он на хорошем ходу опрокинул машину и мы оба вылетели из нее… Несмотря на то, что у меня была повышена температура и голова была забинтована, так что торчал один нос, я не прерывал работы в лаборатории. Крокодил гнал меня в постель, но я не шел. Он проявил, между прочим, ко мне большое внимание…
Это все послужило мне плюсом… 3 февраля 22-го года…У меня теперь лекции и доклады, и публика заваливает работой: кому помочь в подсчетах, кому сконструировать прибор… Я сейчас нахожусь в счастливом расположении духа, ибо дела двигаются не без успеха… 5 февраля 22-го года…В прошлом триместре я работал по 14 часов в день, теперь же меня хватает всего-навсего на 8-10 часов… 16 февраля 22-го года…Сегодня беседовал с Резерфордом… Ты не поверишь, какая у него выразительная морда, просто прелесть. Позвал он меня к себе в кабинет. Сели.
Я посмотрел на его физию - свирепую, - и мне стало отчего-то смешно, и я начал улыбаться. Представь себе, морда Крокодила тоже стала улыбаться, и я готов был уже рассмеяться, как вспомнил, что надо держаться с почтением, и стал излагать дело… Потом, увидев, что он в хорошем духе, я рассказал ему одну из моих идей. Эта идея касается дельта-радиации, теория которой очень неясна. Я дал свое объяснение. Довольно сложный математический подсчет подтверждает хорошо эту мысль и дает объяснение целому ряду опытов и явлений. До сих пор, кому я об этом ни говорил, все находили мои предположения чересчур смелыми и относились к ним очень скептически. Крокодил со свойственной ему молниеносностью схватил сущность моей идеи и, представь себе, одобрил ее. Он человек прямой, и, если ему что не нравится, он так выругается, что не знаешь, куда деваться. А тут он очень хвалил мою мысль и советовал скорее приняться за опыты, которые из теории вытекают. У него чутье чертовское. Эренфест в последнем письме ко мне называет его просто богом.
И меня его положительное мнение ободрило очень… Тут очень забавно: как только профессор с тобой мил, это сразу сказывается и на всех остальных в лаборатории - они тоже сразу делаются внимательнее. Да, мамочка, Крокодил действительно уникум… Я не робкий, а перед ним робею… 6 марта 22-го года…Все, что я сделал… это просто стал из нуля рядовым работником, который не хуже и не лучше других тридцати человек, работающих в Кавендишской лаборатории… 13 марта 22-го года…Крокодил мил по-прежнему.
Иной раз он даже бывает трогателен… 28 марта 22-го года…Крокодил доволен, и у нас уже идут с ним разговоры о дальнейших работах. Сегодня было очень забавно. Как я тебе писал, моя работа была несколько лет назад начата самим Крокодилом и потом немецким ученым Geiger'oм, но оба из-за нечувствительности методов не могли изучить явление до конца, что удалось теперь мне…
Оказалось, что мои данные ближе согласуются с данными Geiger'a, а не Резерфорда (Крокодила). Когда я ему это изложил, он спокойно сказал мне: «Так и должно быть: работа Geiger'a произведена позже, и он работал в более благоприятных условиях». Это было очень мило с его стороны… 7 апреля 22-го года…Работал после урочного времени по специальному разрешению Крокодила, после приходил домой и подсчитывал результаты до 4-5 часов ночи, чтобы на следующий день все начать опять с утра. Немного устал… За это время имел три долгих разговора с Крокодилом (по часу). Мне кажется, что теперь он ко мне хорошо относится. Но мне даже немного страшно - как-то он уж очень мне говорит комплименты… Это человек большого и необузданного темперамента. А у таких людей всегда резкие переходы. Но голова его, мамочка, действительно поразительная. Лишен он всякого скептицизма, смел и увлекается страстно.
Не мудрено, что он может заставлять работать 30 человек. Ты бы его видела, когда он ругается… Образчик его разговора:
«Это когда же вы получите результаты?»
«Долго вы будете без толку возиться?»
«Я хочу от вас результатов, результатов, а не вашей болтовни…» И пр.
По силе ума его ставят на один уровень с Фарадеем. Некоторые даже выше. Эренфест пишет мне, что Бор, Эйнштейн и Резерфорд занимают первое место среди физиков, ниспосланных нам богом… 24 мая 22-го года…Опять работаю как вол, не менее 14 часов в день… Думаю написать свою работу на будущей неделе и отправить в печать. Крокодил торопит. 15 июня 22-го года…Говорят, работа удачная. Она переведена и сейчас переписывается на пишущей машинке. Завтра будет готова, и, может быть, послезавтра я передам ее Крокодилу… Я немного волнуюсь… Начал новую работу с одним молодым физиком. [Это П. М. С. Блэккет. Он на три года моложе Капицы.] Крокодил увлечен моей идеей и думает, что мы будем иметь успех…[Речь идет об идее помещать камеру Вильсона в сильное магнитное поле с тем, чтобы наблюдать искривление туманных треков, образуемых там альфа-частицами.] У него чертовский нюх на эксперимент, и если он думает, что что-нибудь выйдет, то это очень хороший признак. Относится он ко мне все лучше и лучше… 19 июня 22-го года…Сегодня Крокодил два раза вызывал меня к себе по поводу моей работы. Он читал ее, переделывал некоторые места и, переделав что-нибудь, звал меня…
Будет она напечатана в «Известиях Королевского общества» (вроде наших «Известий Академии наук») - самая большая честь, которую может тут заслужить работа… Некоторые явления, которые я описываю, были наблюдены впервые. Сегодня Крокодил хотел непременно это вставить, что, дескать, эти явления наблюдены впервые. Я отверг его предложение. Никогда я так не волновался, как в этот раз. Я выдвинул, осторожно правда, две гипотезы, и мне очень страшна их судьба.
Когда ты болтаешь в обществе своих друзей, то у тебя нет чувства ответственности. Тут же, когда выступаешь на европейском рынке, это страшно и жутко. Крокодил «приказал» мне написать «абстракт» моей работы, который будет читаться на заседании Королевского общества. Сегодня я принес его ему. Он был им недоволен. И сам написал его мне. То внимание, с которым он разобрал мою работу, меня тронуло до глубины души… Только теперь я действительно вошел в школу Крокодила… и чувствую себя в центре этой школы молодых физиков. Это, безусловно, самая передовая в мире школа, и Резерфорд - самый крупный физик на свете и самый крупный организатор… Я почувствовал в себе силы только теперь.
Успех окрыляет меня и работа увлекает…
5 июля 22-го года…Я тебе уже писал, что затеял новую работу, очень смелую и очень рискованную. Я волновался очень. Первые эксперименты сорвались. Завтрашние опыты должны дать окончательный результат. Но Крокодил дает мне еще одну комнату и согласен на расходы…
6 июля 22-го года…У нас в России все кроилось по немецкому образцу, с английским ученым миром было мало общего. Из русских физиков я не упомню ни одного, который долго бы работал в Англии. Но Англия дала самых крупных физиков, и я теперь начинаю понимать почему: английская школа чрезвычайно широко развивает индивидуальность и дает бесконечный простор проявлению личности. Резерфорд совершенно не давит человека и не так требователен к точности и отделке результатов, как Абр. Фед…Тут часто делают работы, которые так нелепы по своему замыслу, что были бы прямо осмеяны у нас. Когда я узнавал, почему они затеяны, то оказывалось, что это просто были замыслы молодых людей, а Крокодил так ценит, чтобы человек проявлял себя, что не только позволяет работать на свои темы, но еще и подбадривает и старается вложить смысл в эти, подчас нелепые, затеи. Отсутствие критики, которая, безусловно, убивает индивидуальность и которой у Абр. Фед. чересчур много, есть одно из характерных явлений школы Крокодила. Второй фактор - это стремление получить результаты. Резерфорд очень боится, чтобы человек не работал без результатов, ибо он знает, что это может убить в человеке желание работать. Поэтому он не любит давать трудную тему. Если он дает трудную тему, то это просто значит, что он хочет избавиться от человека. В его лаборатории не могло бы случиться, чтобы я в продолжение трех лет сидел над одной работой, борясь с непомерными трудностями. …Позволение Крокодила на приезд Лаурмана - лучшее доказательство его ко мне доброго отношения. [Это был ассистент Капицы. С Эмилем Яновичем Лаурманом - электриком и механиком - он был знаком с военных лет, когда они вместе работали в Петрограде.]
14 июля 22-го года…Крокодила сейчас нет в лаборатории, он в Тироле уже недели три. Приезжает завтра. Жду его с нетерпением, чтобы поделиться с ним успехом. Он всегда принимает это очень хорошо.
30 июля 22-го года…Приехал в Лондон Абр. Фед.
Потом он приезжал в Кембридж осматривать лабораторию.
Резерфорд его любезно принял, пригласил обедать… Я тоже обедал с ними. После обеда играли в шары. Я, Резерфорд и Фаулер в одной партии, а Тэйлор, Астон и Абр. Фед. - в другой. Мы выиграли…
17 августа 22-го года…Предварительные опыты… окончилось полной удачей. Крокодил, мне передавали, только и мог говорить, что об них. Мне дано большое помещение, кроме той комнаты, в которой я работаю, и для эксперимента полного масштаба я получил разрешение на затрату довольно крупной суммы…
2 сентября 22-го года…Мои опыты принимают очень широкий размах… Последний разговор с Резерфордом останется мне памятным на всю жизнь. После целого ряда комплиментов мне он сказал: «Я был бы очень рад, если бы имел возможность создать для вас у себя специальную лабораторию, чтобы вы могли работать в ней со своими учениками». (У меня сейчас работают два англичанина.[Это были Д. Коккрофт и В. Вебстер.])…По тому, как он широко отпускает мне средства, и по тому вниманию, которое он мне оказывает, это, возможно, не фраза. Он уже сейчас отдал для меня две комнаты… Что я, действительно способный человек? Мне жутко и страшно. Справлюсь ли я?
18 октября 22-го года…Я чувствую себя членом коллектива, возглавляемого Крокодилом. Чувствую, что я действительно вращаю какое-то из колесиков европейской науки.
22 октября 22-го года…Мною была сделана маленькая ошибка в технической детали аппарата. Когда я об ней сказал Крокодилу, он мне сказал: «Я очень рад, что вы хоть раз ошиблись». Видишь, он мастер говорить комплименты, так как на самом деле я очень часто ошибаюсь… Резерфорд прямо исключительно добр ко мне. Как-то раз он был не в духе и говорил мне, что надо экономить. Я доказывал, что делаю все очень дешево. Он, конечно, не мог этого опровергнуть и сказал:
«Да, да, это все правда, но в круг моих обязанностей входит говорить вам об этом. Имейте в виду, что я трачу на ваши опыты больше, чем на опыты всей лаборатории, взятой вместе». И ты знаешь, это правда, ибо наша установка ему вскочила в копеечку…
8 ноября 22-го года…Теперь Крокодил… Забавнее всего, что он, как и Аб. Ф., после доклада или лекции подзывает меня, конечно, когда никого нет, и спрашивает: «Ну как, что вы думаете об этом?» Он очень любит, чтобы его похвалили, и правда - всегда он блестящ; но я стараюсь критиковать тоже, хотя и в такой форме, чтобы она не задела его. Ведь, мамочка, он самый крупный физик в мире! Вчера мы проговорили с ним часа 1,5 - 2 по поводу одной идеи, высказанной им в последней лекции… Ты знаешь, моя дорогая, я не особенно ясен, когда говорю. Мысль у меня делает большие логические скачки, и мало людей, которые быстро меня понимают. Аб. Ф. был одним из них. Колька - тоже. Но Крокодил, принимая во внимание мое плохое знание английского, безусловно, побил рекорд… Но все же, несмотря на это, у меня нет уверенности в прочности его ко мне доброго отношения. Это человек колоссального темперамента, который может уйти далеко как в одну сторону, так и размахнуться в обратную. Я теперь довольно хорошо знаю его характер; так как его комната напротив моей, то я слышу, как он закрывает дверь. И по его манере закрывать дверь я почти безошибочно могу судить о том, в каком он расположении духа…
29 ноября 22-го года…Для меня сегодняшний день до известной степени исторический… Вот лежит фотография - на ней только три искривленные линии. Но эти три искривленные линии - полет альфа-частицы в магнитном поле страшной силы. Эти три линии стоили профессору Резерфорду 150 фунтов стерлингов, а мне и Эмилю Яновичу - трех с половиной месяцев усиленной работы. Но вот они тут, и в университете о них все знают и говорят. Странно: всего три искривленные линии!
Крокодил очень доволен этими тремя искривленными линиями. Правда, это только начало работы, но уже из этого первого снимка можно вывести целый ряд заключений, о которых прежде или совсем не подозревали, или же догадывались по косвенным фактам. Ко мне в комнату - в лабораторию - приходило много народу смотреть три искривленные линии, люди восхищались ими. Теперь надо идти дальше. Много еще работы. Крокодил позвал меня сегодня в кабинет и обсуждал со мной дальнейшие планы…
4 декабря 22-го года…Я эти дни был что-то вроде именинника. 2-го в субботу был прием у проф. J.J. Thomson'a по случаю приезда голландского физика Zeeman'a…
Конечно, надо было напялить смокинг. Я говорил с Zeeman'oм, и меня представляли ему примерно таким образом, что это, дескать, такой физик, который решает такие проблемы, которые считаются невозможными (для решения). И эти генералы меня трепали около 20 минут, пока я не ушмыгнул в угол…
Сегодня Zeeman и lord Reyleigh (сын) были у меня в лаборатории и смотрели мою работу…
27 января 23-го года…В среду я был избран в университет, в пятницу был принят в колледж. Для меня были сделаны льготы, и кажется, через месяцев пять я смогу получить степень доктора философии… (Все устроил, конечно, Крокодил, доброте которого по отношению ко мне прямо нет предела…)
18 февраля 23-го года…Как все переменилось! Как странно оглядываться назад… Такой заботливости, какую я вижу теперь от Крокодила, я еще ни от одного патрона не видел…
18 марта 23-го года…Я боюсь, что у тебя превратное мнение обо мне и моем положении тут. Дело в том, что мне вовсе не сладко живется на белом свете. Волнений, борьбы и работы не оберешься… Кружок, мною организованный, берет много сил… [Это так называемый «Клуб Капицы» - дискуссионный кружок молодых физиков, в который входили Коккрофт, Блэккет, Дирак, Олифант и многие другие кембриджцы,] Одно, что облегчает мою работу, это такая заботливость Крокодила, что ее смело можно сравнить с заботливостью родного отца…
25 марта 23-го года…Ты меня просишь прислать фотографию Крокодила… Крокодил - животное опасное, и его не так легко сфотографировать…
14 апреля 23-го года…Главное уже сделано и дало головокружительные результаты… Масштаб работы у меня сейчас крупный, и меня всегда пугает это. Но то, что за мной стоит Крокодил, дает мне смелость и уверенность. Ты себе не можешь представить, дорогая моя, какой это крупный и замечательный человек.
15 мая 23-го года…Лаурман у меня несколько волнуется - его жена и дочь завтра должны приехать сюда. Крокодил устроил им возможность сюда приехать. У него золотое сердце.
15 июня 23-го года…Вчера я был посвящен в доктора философии… Мне так дорого стоил этот чин, что я почти без штанов. Благо Крокодил дал взаймы, и я смогу поехать отдохнуть… Тут у меня вышла следующая история. В этом году освободилась стипендия имени Максвелла. Она дается на три года лучшему из работающих в лаборатории, и получение ее считается большой честью… В понедельник, в последний день подачи прошений, меня позвал к себе Крокодил и спросил, почему я не подаю на стипендию. Я отвечал, что то, что я получаю, уже считаю вполне достаточным и считаю, что как иностранец-гость должен быть скромным… Он сказал мне, что мое иностранное происхождение нисколько не мешает получению стипендии… Для меня, как для пролетной птицы, конечно, это (честь получения стипендии. - Д. Д.) не играет никакой роли. Но, видно, Крокодил не мог понять моей психологии, и мы расстались довольно сухо… Мой отказ его, конечно, несколько озадачил и обидел… Несмотря на это, я чувствую, что поступил правильно. Но у меня на душе все же какое-то чувство, что я обидел Крокодила, который так бесконечно добр ко мне… Но, видно, все кончится благополучно.
Перед его отъездом (он уехал на месяц отдыхать) я встретил его в коридоре. Я как раз возвращался с посвящения в доктора. Я его прямо спросил:
«- Не находите ли вы, профессор Резерфорд, что я выгляжу умнее?»
«- Почему вы должны выглядеть умнее?» - заинтересовался он этим несколько необычным вопросом.
«- Я только что посвящен в доктора», - ответил я.
Он сразу поздравил меня и сказал:
«- Да, да! Вы выглядите значительно умнее, к тому же вы еще и постриглись», - и он рассмеялся.
Такие выходки с Крокодилом вообще очень рискованны, потому что в большинстве случаев он прямо посылает тебя к черту, и кажется, я один во всей лаборатории рискую на эти выходки. Но когда они проходят, это указывает на то, что между нами все благополучно. Вообще я, должно быть, не раз его огорошивал. Он сперва теряется, но потом сразу посылает к черту. Уж очень непривычно к нему такое отношение со стороны младшего. И я, кажется, раз шесть получал от него как комплименты «дурак», «осел» и т. п. Но теперь он несколько уже привык. Хотя большинство работающих в лаборатории недоумевают, как вообще такие штучки возможны. Но меня страшно забавляет, как Крокодил бывает ошарашен, так что в первый момент и слова выговорить не может…
23 июля 23-го года…Крокодил опять предложил мне ту же стипендию…
Я сдался и подал заявление… Эта стипендия мне очень кстати…
23 августа 23-го года…Я получил стипендию имени Кларка Максвелла, а с ней и много поздравлений.
30 августа 23-го года…Я затеваю еще новые опыты по весьма смелой схеме. [Капица говорит о начале своих знаменитых опытов по созданию сильных магнитных полей, кратковременных, но беспрецедентных по напряженности. Эти опыты были небезопасны, ибо в установке возникали разрушительные перегрузки.]
Потом для меня этот самый Резерфорд - загадка. Сумею ли я ее разгадать? 7 октября 21-го года…Работаю в большой комнате, где будут работать еще несколько человек. Пока что я знаю одного японца [Возможно, д-р Шимицу, вскоре уехавший на родину.], также будет работать здесь американец [Г.Д. Смит (или Смайф, как называли его в Кавендише) - впоследствии автор первой книги об атомной бомбе: «Атомная энергия в военных целях» 1945)]; ты видишь, какая пестрая компания. Это место (Кавендишевская лаборатория) все время посещается различными учеными… Сегодня тут читал лекцию проф. Лангмюир из Америки по поводу строения молекулы. Лекция вызвала оживленные дебаты, в коих участвовали Резерфорд, Томсон, Дарвин и Перрен. К теории, излагаемой Лангмюиром, отнеслись не очень доброжелательно, и его пощипали. Тут предпочитают аналогичную теорию, данную датским физиком Бором…
12 октября 21-го года…Rutherford ко мне все любезнее, он кланяется и справляется, как идут мои дела. Но я его побаиваюсь. Работаю почти рядом с его кабинетом. Это плохо, так как надо быть очень осторожным с курением: попадешься на глаза с трубкой во рту, так это будет беда. Но слава богу, у него грузные шаги, и я умею их отличать от других…
25 октября 21-го года…
Отношения с Резерфордом, или, как я его называю, Крокодилом, улучшаются.
[По словам Ива, Капица тан объяснял придуманное им прозвище: «Это животное никогда не поворачивает назад и потому может символизировать резерфордовскую проницательность и его стремительное продвижение вперед». Капица добавлял, что «в России на крокодила смотрят со смесью ужаса и восхищения».]
Работаю усердно и с воодушевлением.
1 ноября 21-го года…За меня ты не беспокойся, я тут, что называется, all right [Все в порядке (англ.)]
Результаты, которые я получил, уже дают надежду на благополучный исход моих опытов. Резерфорд доволен, как мне передавал его ассистент.
Это сказывается на его отношении ко мне. Когда он меня встречает, всегда говорит приветливые слова. Пригласил в это воскресенье пить чай к себе, и я наблюдал его дома. Он очень мил и прост. Расспрашивал меня об Абр. Фед. Но… когда он недоволен, только держись. Так обложит, что мое почтенье. Но башка поразительная! Это совершенно специфический ум: колоссальное чутье и интуиция. Я никогда не мог этого представить себе прежде. Слушаю курс его лекций и доклады. Он излагает предмет очень ясно. Он совершенно исключительный физик и очень своеобразный человек…
9 ноября 21-го года…Работаю по-прежнему с наслажденьем. Слушаю курс лекций о последних успехах в опытах с радием, читаемых самим Резерфордом. Он дивно читает, и я очень наслаждаюсь его манерой подходить к вещам и разбирать их… Хотя уж очень он свиреп, так что другой раз страх берет, а я не робкого десятка…
21 ноября 21-го года…Мне надо увеличить чувствительность моих аппаратов по крайней мере в 10-15 раз, а я уже достиг такой чувствительности, которая превосходит обычную, достигаемую аппаратами такого типа…
Крокодил часто приходит посмотреть, что я делаю, и в прошлый раз, рассматривая мои кривые, высказался в том смысле, что я уже близок к намеченной цели. Но чем ближе подходишь, тем все больше и больше затруднений…
5 декабря 21-го года…-Я по-прежнему работаю вовсю. Чувствую себя поэтому хорошо… Ты знаешь, тут посещение тебя профессором считается событием, а за последние три недели Крокодил приходил ко мне раз пять-шесть…
16 декабря 21-го года…Скоро каникулы, и лаборатория закрывается на две недели. Я просил Крокодила позволить мне работать, но он заявил, что хочет, чтобы я отдохнул, ибо всякий человек должен отдыхать. Он поразительно изменился к лучшему, по отношению ко мне. Теперь я работаю в отдельной комнате - тут это большая честь…
Было кое-что забавное, что следует описать: это обед Кавендишевского физического общества. Члены этого общества - автоматически, все работающие в лаборатории (только мужчины). Раз в год они устраивают обед… На обеде присутствует человек тридцать - тридцать пять… Сидели за П-образным столом, причем председательствовал один из молодых физиков… Пили-то не особо много, но англичане быстро пьянеют. И это сразу заметно по их лицам. Они становятся подвижными и оживленными, теряют свою каменность. После кофе начали обносить портвейном и начались тосты. Первый за короля. Потом второй за Кавендишскую лабораторию… Тосты были по возможности комического характера. Эти англичане очень любят шу- тить и острить… Между тостами пели песни… Вообще за столом можно было проделывать все что угодно: пищать, кричать и пр. Вся эта картина имела довольно-таки дикий вид, хотя и очень своеобразный. После тостов все встали на стулья и взялись крест-накрест за руки и пели песнь, в которой вспоминали всех друзей… Очень было забавно видеть таких мировых светил, как J. J. Thomson и Rutherford, стоящими на стульях и поющими во всю глотку… В 12 часов ночи разошлись по домам, но я попал домой только в 3 часа ночи, так как среди обедавших были такие, которых пришлось разводить по домам; я, смею тебя уверить, был в числе разводящих, а не разводимых. Последнее, пожалуй, приятнее. Мое русское брюхо, видно, более приспособлено к алкоголю, чем английское…
22 декабря 21-го года…Сегодня, наконец, получил долгожданное отклонение в моем приборе. Крокодил был очень доволен. Теперь успех опытов почти обеспечен: есть кое-какие затруднения, но я думаю, я их проскочу… Если опыты удадутся, то мне удастся решить вопрос, коий не удавалось разрешить с 1911 года ни самому Крокодилу, ни другому хорошему физику, Geiger'y. [Этот вопрос: по какому закону альфа-частицы постепенно растрачивают свою первоначальную энергию, летя сквозь вещество.
[Резерфорд и Гейгер в разное время пытались найти эту закономерность, измеряя величину отклонения альфа-частиц от прямолинейного полета в магнитном поле. Из этих данных они получали картину убывания скорости, а значит, и энергии, альфа-частиц на всей длине их пробега. Но к концу пробега, когда энергия альфа-частиц становилась мала, этот метод терял всякую чувствительность.
Капица решил с благословения Резерфорда пойти по иному пути: попробовать вдоль траектории узкого альфа-луча измерять от точки к точке тепловой эффект нагрева среды от столкновений ее атомов и молекул с альфа-частицами. По величине теплового эффекта сразу устанавливалась бы величина энергетических трат альфа-луча. Для этих-то тончайших измерений Капице и нужно было «по крайней мере в 10 -15 раз» увеличить чувствительность его приборов.
Стоит заметить, что таким образом в первой же своей работе после появления в Кавендише Капица как бы приобщился к стародавнему и неиссякавшему альфа-роману Резерфорда]
Нечего тебе описывать эти опыты - ты все равно ничего не поймешь; я только скажу, что прибор, который я построил, называется микрорадиометр, и я его так усовершенствовал, что могу распознать пламя свечки, находящееся на расстоянии двух верст от моего прибора. Он чувствует одну миллионную градуса! Вот посредством этого прибора я измеряю энергию лучей, посылаемых радием. Завтра еду в Лондон, так как начинаются рождественские каникулы и лаборатория закрывается…
3 января 22-го года…Так привык работать, что перерыв мне не доставляет удовольствия. Но Резерфорд…заметив, что я переутомился, посоветовал мне поехать отдохнуть… 17 января 22-го года…Дело в том, что в одно из воскресений я поехал покататься на мотоциклетке, взяв с собой Чадвика - одного из молодых здешних ученых. Я имел глупость дать ему править, в результате чего он на хорошем ходу опрокинул машину и мы оба вылетели из нее… Несмотря на то, что у меня была повышена температура и голова была забинтована, так что торчал один нос, я не прерывал работы в лаборатории. Крокодил гнал меня в постель, но я не шел. Он проявил, между прочим, ко мне большое внимание…
Это все послужило мне плюсом… 3 февраля 22-го года…У меня теперь лекции и доклады, и публика заваливает работой: кому помочь в подсчетах, кому сконструировать прибор… Я сейчас нахожусь в счастливом расположении духа, ибо дела двигаются не без успеха… 5 февраля 22-го года…В прошлом триместре я работал по 14 часов в день, теперь же меня хватает всего-навсего на 8-10 часов… 16 февраля 22-го года…Сегодня беседовал с Резерфордом… Ты не поверишь, какая у него выразительная морда, просто прелесть. Позвал он меня к себе в кабинет. Сели.
Я посмотрел на его физию - свирепую, - и мне стало отчего-то смешно, и я начал улыбаться. Представь себе, морда Крокодила тоже стала улыбаться, и я готов был уже рассмеяться, как вспомнил, что надо держаться с почтением, и стал излагать дело… Потом, увидев, что он в хорошем духе, я рассказал ему одну из моих идей. Эта идея касается дельта-радиации, теория которой очень неясна. Я дал свое объяснение. Довольно сложный математический подсчет подтверждает хорошо эту мысль и дает объяснение целому ряду опытов и явлений. До сих пор, кому я об этом ни говорил, все находили мои предположения чересчур смелыми и относились к ним очень скептически. Крокодил со свойственной ему молниеносностью схватил сущность моей идеи и, представь себе, одобрил ее. Он человек прямой, и, если ему что не нравится, он так выругается, что не знаешь, куда деваться. А тут он очень хвалил мою мысль и советовал скорее приняться за опыты, которые из теории вытекают. У него чутье чертовское. Эренфест в последнем письме ко мне называет его просто богом.
И меня его положительное мнение ободрило очень… Тут очень забавно: как только профессор с тобой мил, это сразу сказывается и на всех остальных в лаборатории - они тоже сразу делаются внимательнее. Да, мамочка, Крокодил действительно уникум… Я не робкий, а перед ним робею… 6 марта 22-го года…Все, что я сделал… это просто стал из нуля рядовым работником, который не хуже и не лучше других тридцати человек, работающих в Кавендишской лаборатории… 13 марта 22-го года…Крокодил мил по-прежнему.
Иной раз он даже бывает трогателен… 28 марта 22-го года…Крокодил доволен, и у нас уже идут с ним разговоры о дальнейших работах. Сегодня было очень забавно. Как я тебе писал, моя работа была несколько лет назад начата самим Крокодилом и потом немецким ученым Geiger'oм, но оба из-за нечувствительности методов не могли изучить явление до конца, что удалось теперь мне…
Оказалось, что мои данные ближе согласуются с данными Geiger'a, а не Резерфорда (Крокодила). Когда я ему это изложил, он спокойно сказал мне: «Так и должно быть: работа Geiger'a произведена позже, и он работал в более благоприятных условиях». Это было очень мило с его стороны… 7 апреля 22-го года…Работал после урочного времени по специальному разрешению Крокодила, после приходил домой и подсчитывал результаты до 4-5 часов ночи, чтобы на следующий день все начать опять с утра. Немного устал… За это время имел три долгих разговора с Крокодилом (по часу). Мне кажется, что теперь он ко мне хорошо относится. Но мне даже немного страшно - как-то он уж очень мне говорит комплименты… Это человек большого и необузданного темперамента. А у таких людей всегда резкие переходы. Но голова его, мамочка, действительно поразительная. Лишен он всякого скептицизма, смел и увлекается страстно.
Не мудрено, что он может заставлять работать 30 человек. Ты бы его видела, когда он ругается… Образчик его разговора:
«Это когда же вы получите результаты?»
«Долго вы будете без толку возиться?»
«Я хочу от вас результатов, результатов, а не вашей болтовни…» И пр.
По силе ума его ставят на один уровень с Фарадеем. Некоторые даже выше. Эренфест пишет мне, что Бор, Эйнштейн и Резерфорд занимают первое место среди физиков, ниспосланных нам богом… 24 мая 22-го года…Опять работаю как вол, не менее 14 часов в день… Думаю написать свою работу на будущей неделе и отправить в печать. Крокодил торопит. 15 июня 22-го года…Говорят, работа удачная. Она переведена и сейчас переписывается на пишущей машинке. Завтра будет готова, и, может быть, послезавтра я передам ее Крокодилу… Я немного волнуюсь… Начал новую работу с одним молодым физиком. [Это П. М. С. Блэккет. Он на три года моложе Капицы.] Крокодил увлечен моей идеей и думает, что мы будем иметь успех…[Речь идет об идее помещать камеру Вильсона в сильное магнитное поле с тем, чтобы наблюдать искривление туманных треков, образуемых там альфа-частицами.] У него чертовский нюх на эксперимент, и если он думает, что что-нибудь выйдет, то это очень хороший признак. Относится он ко мне все лучше и лучше… 19 июня 22-го года…Сегодня Крокодил два раза вызывал меня к себе по поводу моей работы. Он читал ее, переделывал некоторые места и, переделав что-нибудь, звал меня…
Будет она напечатана в «Известиях Королевского общества» (вроде наших «Известий Академии наук») - самая большая честь, которую может тут заслужить работа… Некоторые явления, которые я описываю, были наблюдены впервые. Сегодня Крокодил хотел непременно это вставить, что, дескать, эти явления наблюдены впервые. Я отверг его предложение. Никогда я так не волновался, как в этот раз. Я выдвинул, осторожно правда, две гипотезы, и мне очень страшна их судьба.
Когда ты болтаешь в обществе своих друзей, то у тебя нет чувства ответственности. Тут же, когда выступаешь на европейском рынке, это страшно и жутко. Крокодил «приказал» мне написать «абстракт» моей работы, который будет читаться на заседании Королевского общества. Сегодня я принес его ему. Он был им недоволен. И сам написал его мне. То внимание, с которым он разобрал мою работу, меня тронуло до глубины души… Только теперь я действительно вошел в школу Крокодила… и чувствую себя в центре этой школы молодых физиков. Это, безусловно, самая передовая в мире школа, и Резерфорд - самый крупный физик на свете и самый крупный организатор… Я почувствовал в себе силы только теперь.
Успех окрыляет меня и работа увлекает…
5 июля 22-го года…Я тебе уже писал, что затеял новую работу, очень смелую и очень рискованную. Я волновался очень. Первые эксперименты сорвались. Завтрашние опыты должны дать окончательный результат. Но Крокодил дает мне еще одну комнату и согласен на расходы…
6 июля 22-го года…У нас в России все кроилось по немецкому образцу, с английским ученым миром было мало общего. Из русских физиков я не упомню ни одного, который долго бы работал в Англии. Но Англия дала самых крупных физиков, и я теперь начинаю понимать почему: английская школа чрезвычайно широко развивает индивидуальность и дает бесконечный простор проявлению личности. Резерфорд совершенно не давит человека и не так требователен к точности и отделке результатов, как Абр. Фед…Тут часто делают работы, которые так нелепы по своему замыслу, что были бы прямо осмеяны у нас. Когда я узнавал, почему они затеяны, то оказывалось, что это просто были замыслы молодых людей, а Крокодил так ценит, чтобы человек проявлял себя, что не только позволяет работать на свои темы, но еще и подбадривает и старается вложить смысл в эти, подчас нелепые, затеи. Отсутствие критики, которая, безусловно, убивает индивидуальность и которой у Абр. Фед. чересчур много, есть одно из характерных явлений школы Крокодила. Второй фактор - это стремление получить результаты. Резерфорд очень боится, чтобы человек не работал без результатов, ибо он знает, что это может убить в человеке желание работать. Поэтому он не любит давать трудную тему. Если он дает трудную тему, то это просто значит, что он хочет избавиться от человека. В его лаборатории не могло бы случиться, чтобы я в продолжение трех лет сидел над одной работой, борясь с непомерными трудностями. …Позволение Крокодила на приезд Лаурмана - лучшее доказательство его ко мне доброго отношения. [Это был ассистент Капицы. С Эмилем Яновичем Лаурманом - электриком и механиком - он был знаком с военных лет, когда они вместе работали в Петрограде.]
14 июля 22-го года…Крокодила сейчас нет в лаборатории, он в Тироле уже недели три. Приезжает завтра. Жду его с нетерпением, чтобы поделиться с ним успехом. Он всегда принимает это очень хорошо.
30 июля 22-го года…Приехал в Лондон Абр. Фед.
Потом он приезжал в Кембридж осматривать лабораторию.
Резерфорд его любезно принял, пригласил обедать… Я тоже обедал с ними. После обеда играли в шары. Я, Резерфорд и Фаулер в одной партии, а Тэйлор, Астон и Абр. Фед. - в другой. Мы выиграли…
17 августа 22-го года…Предварительные опыты… окончилось полной удачей. Крокодил, мне передавали, только и мог говорить, что об них. Мне дано большое помещение, кроме той комнаты, в которой я работаю, и для эксперимента полного масштаба я получил разрешение на затрату довольно крупной суммы…
2 сентября 22-го года…Мои опыты принимают очень широкий размах… Последний разговор с Резерфордом останется мне памятным на всю жизнь. После целого ряда комплиментов мне он сказал: «Я был бы очень рад, если бы имел возможность создать для вас у себя специальную лабораторию, чтобы вы могли работать в ней со своими учениками». (У меня сейчас работают два англичанина.[Это были Д. Коккрофт и В. Вебстер.])…По тому, как он широко отпускает мне средства, и по тому вниманию, которое он мне оказывает, это, возможно, не фраза. Он уже сейчас отдал для меня две комнаты… Что я, действительно способный человек? Мне жутко и страшно. Справлюсь ли я?
18 октября 22-го года…Я чувствую себя членом коллектива, возглавляемого Крокодилом. Чувствую, что я действительно вращаю какое-то из колесиков европейской науки.
22 октября 22-го года…Мною была сделана маленькая ошибка в технической детали аппарата. Когда я об ней сказал Крокодилу, он мне сказал: «Я очень рад, что вы хоть раз ошиблись». Видишь, он мастер говорить комплименты, так как на самом деле я очень часто ошибаюсь… Резерфорд прямо исключительно добр ко мне. Как-то раз он был не в духе и говорил мне, что надо экономить. Я доказывал, что делаю все очень дешево. Он, конечно, не мог этого опровергнуть и сказал:
«Да, да, это все правда, но в круг моих обязанностей входит говорить вам об этом. Имейте в виду, что я трачу на ваши опыты больше, чем на опыты всей лаборатории, взятой вместе». И ты знаешь, это правда, ибо наша установка ему вскочила в копеечку…
8 ноября 22-го года…Теперь Крокодил… Забавнее всего, что он, как и Аб. Ф., после доклада или лекции подзывает меня, конечно, когда никого нет, и спрашивает: «Ну как, что вы думаете об этом?» Он очень любит, чтобы его похвалили, и правда - всегда он блестящ; но я стараюсь критиковать тоже, хотя и в такой форме, чтобы она не задела его. Ведь, мамочка, он самый крупный физик в мире! Вчера мы проговорили с ним часа 1,5 - 2 по поводу одной идеи, высказанной им в последней лекции… Ты знаешь, моя дорогая, я не особенно ясен, когда говорю. Мысль у меня делает большие логические скачки, и мало людей, которые быстро меня понимают. Аб. Ф. был одним из них. Колька - тоже. Но Крокодил, принимая во внимание мое плохое знание английского, безусловно, побил рекорд… Но все же, несмотря на это, у меня нет уверенности в прочности его ко мне доброго отношения. Это человек колоссального темперамента, который может уйти далеко как в одну сторону, так и размахнуться в обратную. Я теперь довольно хорошо знаю его характер; так как его комната напротив моей, то я слышу, как он закрывает дверь. И по его манере закрывать дверь я почти безошибочно могу судить о том, в каком он расположении духа…
29 ноября 22-го года…Для меня сегодняшний день до известной степени исторический… Вот лежит фотография - на ней только три искривленные линии. Но эти три искривленные линии - полет альфа-частицы в магнитном поле страшной силы. Эти три линии стоили профессору Резерфорду 150 фунтов стерлингов, а мне и Эмилю Яновичу - трех с половиной месяцев усиленной работы. Но вот они тут, и в университете о них все знают и говорят. Странно: всего три искривленные линии!
Крокодил очень доволен этими тремя искривленными линиями. Правда, это только начало работы, но уже из этого первого снимка можно вывести целый ряд заключений, о которых прежде или совсем не подозревали, или же догадывались по косвенным фактам. Ко мне в комнату - в лабораторию - приходило много народу смотреть три искривленные линии, люди восхищались ими. Теперь надо идти дальше. Много еще работы. Крокодил позвал меня сегодня в кабинет и обсуждал со мной дальнейшие планы…
4 декабря 22-го года…Я эти дни был что-то вроде именинника. 2-го в субботу был прием у проф. J.J. Thomson'a по случаю приезда голландского физика Zeeman'a…
Конечно, надо было напялить смокинг. Я говорил с Zeeman'oм, и меня представляли ему примерно таким образом, что это, дескать, такой физик, который решает такие проблемы, которые считаются невозможными (для решения). И эти генералы меня трепали около 20 минут, пока я не ушмыгнул в угол…
Сегодня Zeeman и lord Reyleigh (сын) были у меня в лаборатории и смотрели мою работу…
27 января 23-го года…В среду я был избран в университет, в пятницу был принят в колледж. Для меня были сделаны льготы, и кажется, через месяцев пять я смогу получить степень доктора философии… (Все устроил, конечно, Крокодил, доброте которого по отношению ко мне прямо нет предела…)
18 февраля 23-го года…Как все переменилось! Как странно оглядываться назад… Такой заботливости, какую я вижу теперь от Крокодила, я еще ни от одного патрона не видел…
18 марта 23-го года…Я боюсь, что у тебя превратное мнение обо мне и моем положении тут. Дело в том, что мне вовсе не сладко живется на белом свете. Волнений, борьбы и работы не оберешься… Кружок, мною организованный, берет много сил… [Это так называемый «Клуб Капицы» - дискуссионный кружок молодых физиков, в который входили Коккрофт, Блэккет, Дирак, Олифант и многие другие кембриджцы,] Одно, что облегчает мою работу, это такая заботливость Крокодила, что ее смело можно сравнить с заботливостью родного отца…
25 марта 23-го года…Ты меня просишь прислать фотографию Крокодила… Крокодил - животное опасное, и его не так легко сфотографировать…
14 апреля 23-го года…Главное уже сделано и дало головокружительные результаты… Масштаб работы у меня сейчас крупный, и меня всегда пугает это. Но то, что за мной стоит Крокодил, дает мне смелость и уверенность. Ты себе не можешь представить, дорогая моя, какой это крупный и замечательный человек.
15 мая 23-го года…Лаурман у меня несколько волнуется - его жена и дочь завтра должны приехать сюда. Крокодил устроил им возможность сюда приехать. У него золотое сердце.
15 июня 23-го года…Вчера я был посвящен в доктора философии… Мне так дорого стоил этот чин, что я почти без штанов. Благо Крокодил дал взаймы, и я смогу поехать отдохнуть… Тут у меня вышла следующая история. В этом году освободилась стипендия имени Максвелла. Она дается на три года лучшему из работающих в лаборатории, и получение ее считается большой честью… В понедельник, в последний день подачи прошений, меня позвал к себе Крокодил и спросил, почему я не подаю на стипендию. Я отвечал, что то, что я получаю, уже считаю вполне достаточным и считаю, что как иностранец-гость должен быть скромным… Он сказал мне, что мое иностранное происхождение нисколько не мешает получению стипендии… Для меня, как для пролетной птицы, конечно, это (честь получения стипендии. - Д. Д.) не играет никакой роли. Но, видно, Крокодил не мог понять моей психологии, и мы расстались довольно сухо… Мой отказ его, конечно, несколько озадачил и обидел… Несмотря на это, я чувствую, что поступил правильно. Но у меня на душе все же какое-то чувство, что я обидел Крокодила, который так бесконечно добр ко мне… Но, видно, все кончится благополучно.
Перед его отъездом (он уехал на месяц отдыхать) я встретил его в коридоре. Я как раз возвращался с посвящения в доктора. Я его прямо спросил:
«- Не находите ли вы, профессор Резерфорд, что я выгляжу умнее?»
«- Почему вы должны выглядеть умнее?» - заинтересовался он этим несколько необычным вопросом.
«- Я только что посвящен в доктора», - ответил я.
Он сразу поздравил меня и сказал:
«- Да, да! Вы выглядите значительно умнее, к тому же вы еще и постриглись», - и он рассмеялся.
Такие выходки с Крокодилом вообще очень рискованны, потому что в большинстве случаев он прямо посылает тебя к черту, и кажется, я один во всей лаборатории рискую на эти выходки. Но когда они проходят, это указывает на то, что между нами все благополучно. Вообще я, должно быть, не раз его огорошивал. Он сперва теряется, но потом сразу посылает к черту. Уж очень непривычно к нему такое отношение со стороны младшего. И я, кажется, раз шесть получал от него как комплименты «дурак», «осел» и т. п. Но теперь он несколько уже привык. Хотя большинство работающих в лаборатории недоумевают, как вообще такие штучки возможны. Но меня страшно забавляет, как Крокодил бывает ошарашен, так что в первый момент и слова выговорить не может…
23 июля 23-го года…Крокодил опять предложил мне ту же стипендию…
Я сдался и подал заявление… Эта стипендия мне очень кстати…
23 августа 23-го года…Я получил стипендию имени Кларка Максвелла, а с ней и много поздравлений.
30 августа 23-го года…Я затеваю еще новые опыты по весьма смелой схеме. [Капица говорит о начале своих знаменитых опытов по созданию сильных магнитных полей, кратковременных, но беспрецедентных по напряженности. Эти опыты были небезопасны, ибо в установке возникали разрушительные перегрузки.]