Страница:
И внезапно ему захотелось пожалеть себя - совсем так, как это делают старые люди перед лицом всего непреодолимого, что преодолевалось так необременительно просто.
А дальше произошло то, чего не ожидали даже кембриджские ветераны, хорошо знавшие всю былую исключительность положения Капицы в Кавендише: Резерфорд согласился продать России уникальное оборудование Монд-лаборатории!
Больше того - он заставил и Королевское общество и Кембриджский университет снять все возражения против этой акции. А возражения были достаточно серьезны… («Если Магомет не может прийти к горе, пусть гора придет к Магомету», - сказал по этому поводу Ив.) Из Москвы с торгово-дипломатической миссией отправился в Лондон наркоминделец Филипп Рабинович. В Москву приехали Дирак и профессор Эдриэн. И в 1935 году состоялась одна из самых быстрых и миролюбивых международных сделок. Англия получила 30 тысяч фунтов стерлингов, щедро покрывших все многолетние расходы Кембриджа и Лондона «на Капицу». И Джон Коккрофт начал без промедлений упаковывать и отправлять в Советский Союз всю капицевскую аппаратуру для работы со сверхсильными магнитными полями и сверхнизкими температурами. …Воображению без труда рисуется массивная фигура Резерфорда, молча наблюдающего из окна своего кабинета, как через широко распахнутые двери Монд-лаборатории выносят во двор деревянные ящики с символическими черными рюмками на торцах - «Не переворачивать!».
Светлыми своими, как встарь еще проницательно-пристальными, но уже тускнеющими - ничего не поделаешь! - тускнеющими уже глазами смотрел он сверху на это невероятное для него зрелище. Небывалое, немыслимое. Всегда в его лаборатории что-нибудь привозили и никогда из них ничего не увозили. Он расстраивался до приступов чернейшей мрачности, когда по чьей-нибудь небрежности выходил из строя заурядный приборишко. Он, широкая натура, становился в лабораторных делах диккенсовским скопидомом.
И вот он стоял у окна и молча смотрел, как увозят от него первоклассный исследовательский инструментарий. Увозят далеко и навсегда. И с его собственного благословения.
Да, с его собственного благословения! И то был не порыв, а хорошо продуманный шаг. Что угадывается за этим поступком?
Долг научного отцовства? Конечно.
Голос дружеской любви? Наверняка.
И трезвый довод: никто не сможет извлечь из этого инструментария больше, чем его автор.
И еще… Неужели было что-то еще? Неужели всего перечисленного не хватало, чтобы без колебаний сделать этот шаг? Может быть, и хватало (с романтической точки зрения, вполне хватало), но был тут еще один мотив - земной до очевидности и сокровенно беспощадный.
Ему уже не нужно было то, с чем он расставался!
Поздно было на шестьдесят пятом году копить добро впрок, рассчитывая, что кто-нибудь из его мальчиков превратится в нового Капицу. И уж совсем поздно было самому отправляться в дорогу новыми маршрутами…
Он не захотел бы огорчать таким признанием Мэри. Или мать, будь она еще жива… Но она умерла как раз тогда, летом 35-го года, дожив до девяноста двух лет и завещав ему в качестве главного житейского девиза не новую, но проверенную мудрость: «Работа, работа - вот лучшее лекарство от многих зол жизни». Он уже и сам это прекрасно знал. И к слову сказать, до последних своих дней на разные лады повторял этот девиз в письмах к Капице: …Я думаю, что для вас самое важное начать работать по устройству вашей лаборатории как можно скорее… Я думаю, что многие из ваших неприятностей отпадут, когда вы снова будете работать… Возможно, вы скажете, что я не понимаю ситуации, но я уверен, что ваше счастье в будущем зависит от того, как упорно вы будете работать в лаборатории. Слишком много само- анализа плохо для каждого… B1 ноября 1935). …Начните научную работу, даже если она не будет мирового значения, начните ее как можно скорее, и вы сразу почувствуете себя счастливее. Чем труднее работа, тем меньше времени остается на неприятности. Вы же знаете, что некоторое количество блох хорошо для собаки… A5 мая 1936).
Но он уже знал и то, чего не мог еще знать сорокалетний Капица: что даже работа - даже трудная работа - все-таки не панацея. Ему становилось все более и более знакомо одно скучнейшее зло жизни, от которого не придумано лекарств.
Стоя у окна своего кабинета и глядя, как пустеет Монд- лаборатория, и видя, как несут заколоченные ящики мимо каменного крокодила, рвущегося вверх по стене, он с не меньшей отчетливостью, чем при известии о смерти Марии Кюри, почувствовал, как расселяется в нем старость, требуя для себя все больше места.
Искоса взглянув на ассистента, Резерфорд выпустил из рук золотой листок. Ударом ноги распахнул дверь. Широкая его спина на мгновенье заслонила дверной проем. Потом долго не затихали в коридоре тяжелые шаги. Потом он не сразу сумел сгрести с каменной плиты тротуара выпавшую из рук трубку, и его немного развеселила мысль, что тут уж надо бы крикнуть кому-то: «Какого дьявола вы трясете Англию!»
Он шел не спеша домой. И всю дорогу думал о случившемся. Оно, пожалуй, не было похоже на то легкое подрагиванье пальцев, какое появилось у него уже довольно давно и заставило его в последние годы постоянно таскать в жилетном кармане карандашные огрызки - только такими огрызками он теперь и писал, с резким нажимом и поневоле кратко.
Нет, нынешняя история с золотым листком показалась ему нехорошей. Он испытывал какую-то подозрительную сердечную слабость. И не знал, как от нее избавиться. Никбгда он не лечился, если не считать давних происшествий с горлом и невралгией лица. И теперь не станет! Не надо только никому ничего говорить.
Резерфорд во дворе Кавендишевской лаборатории . 30-е годы
Инстинктивно он шел медленно - так медленно, что Фри Скул лэйн показалась ему нескончаемой. И думалось медленно. Медленно вспоминалось, как один известный хирург внушал ему без всякого повода: «Пейте побольше воды и держитесь от нас подальше!» Чем была вызвана та странная фраза? И почему полгода назад да Коста Андраде пришло в голову уговаривать его приняться за автобиографические записки? Он тогда ответил старому манчестерцу, что еще «слишком занят и возможно слишком молод» для мемуарных дел. Но ведь это, наверное, бывает прямо написано на лице человека, что пора ему браться за мемуары?..
Он решил внимательно посмотреться в зеркало, когда придет домой.
Чувствовал он себя неважно, но, чтобы не тревожить Мэри, вошел в дом, насвистывая свою песенку про солдат Христа, которым надлежит зачем-то идти вперед. Было еще рано, и он заперся в кабинете. На столе его ждали гранки маленькой книги, написанной на основе лекции, что прочел он минувшей зимой студенткам Ньюнхэм-колледжа, где училась когда-то Эйлин. Он с особым тщанием готовил текст той лекции, а теперь заранее любил эту еще не вышедшую книжицу - «.Современная алхимия». Предчувствовал ли он, что это последняя его книга?
Она была популярной. На прощание он разговаривал не с коллегами, а с человечеством.
Нет, нет, в тот день ничего с ним не сталось. Дрожь в руках унялась. Сердце - отпустило. И он забыл посмотреться в зеркало. …Но старость расселялась в нем уже бесцеремонно.
В часы своих любимых послеобеденных бесед у камина в Тринити он стал нечаянно засыпать, удобно приладившись в кресле. Все замолкали. Он вдруг тяжело открывал глаза и возвращался в беседу поспешно-неуместной шуткой. Собеседники аккуратно улыбались, делая вид, что ничего не случилось.
Он становился все покладистее. В спорах все чаще выбирал себе роль посредника, а не воюющей стороны. И один его биограф удивлялся: «Резерфорд-миротворец - это, пожалуй, не первое определение, приходящее на ум…» И стали его заботить вещи, о которых прежде он никогда бы и не подумал: «Знаете, мой характер за последние годы очень улучшился, и мне кажется, что никто не пострадал от него за последние несколько недель…» (Из письма 36-го года).
Мыслимое ли дело: он стал брать на учет проявления своей добродетельности!
И еще… Был день, когда он узнал, что безнадежно болен его добрый знакомый Харди (не знаменитый кембриджский математик, а другой Харди). Расстроенный донельзя, сэр Эрнст повернулся к епископу Дербскому, случившемуся при этом, и сказал с глубокой серьезностью:
- Вы помолитесь за него, Пирс, не правда ли?
Обыкновеннейшая, эта фраза была в его неблагочестивых устах столь удивительной, что присутствующие запомнили ее.
А Ив записал.
Ив сохранил еще одно поражающее свидетельство той поры.
Все чаще Резерфорд проводил свободные дни в своем сельском доме на юге Англии. Этот дом появился заботами Мэри всего лишь в 35-м году, и несколько акров дикой земли на склоне пологой возвышенности еще нуждались в расчистке и раскорчевке. Мэри разбивала сад - это было ее страстью.
Он помогал ей: торил тропинки в зарослях кустарника, вытаскивал из почвы кремневую гальку, обрубал сухие ветви…
Ему нравилось возделывать землю. И работал он легко. И любил заслуженную усталость после таких трудов. И немножко кичился ею, как всякий интеллигент, добровольно взявшийся для самоуслажденья за топор и лопату. И похвалялся еще жившей в нем былою фермерской умелостью. И пошучивал над собой.
Он пошучивал и над тем, что те края на границе Уилтшира и Хемпшира, совсем не окраинные и не первозданные, почему-то носили прозвище Новой Зеландии. По-прежнему далекий от мистики, он не говорил, что это перст судьбы и круг замыкается… Но однажды - было это летом 37-го года, стоя посреди зарослей черной смородины и, как некогда в Пунгареху, отирая пот со лба тыльной стороною ладони, он внезапно задержал руку на лице, точно застигнутый какой-то догадкой, повернулся зачем-то к дому - к своему Чантри-коттеджу - и произнес старое двустишье:
Сон после трудов, гавань после бурного моря, Мир после войны, смерть после жизни - вот превеликая радость.
Из каких глубин его памяти поднялись эти строки Эдмунда Спенсера, читанного, конечно, только в юности?!
Сознание умеет отыскивать в своих кладовых то, что ему нужно.
Он и сам готов был в хорошую минуту поддаться этой иллюзии: «…мне приятно сказать, что физически я чувствую себя недурно», - написал он, когда жить ему оставалось десять дней.
Правда, он добавил: «…но мне хотелось бы, чтобы жизнь не была столь утомительна во время семестра». Не означала ли эта фраза, что мысленно он приготовлял себя к скорой отставке? Формально пора для отставки пришла уже осенью минувшего года. По правилам в 65 нужно было уступать место другому, как некогда уступил ему здешнее место Томсон.
Проводивший в небытие все свое поколенье, восьмидесятилетний Дж. Дж. доживал долгую жизнь молчаливо и отъединенно. Но, раздумывая об отставке, сэр Эрнст в хорошие минуты все никак не мог представить себе, что, быть может, и его ждет участь достопочтенной кембриджской окаменелости.
И уж совсем не приходило ему в голову, что старый-старый Дж. Дж. еще будет произносить здесь, в Кембридже, поминальную речь по нем.
Мысли о старости и мысли о смерти - это не одно и то же.
А между тем…
14 октября - был будний день, четверг - он почему-то не пошел с утра в лабораторию, а позже стал работать в саду.
Может быть, чувствовал себя скверно и только потом разошелся? Дело было не в Чантри-коттедже, не в «Новой Зеландии», а в старом его кембриджском доме на улице Королевы.
И потому, когда он упал в саду, единоборствуя с большой отпиленной ветвью, - как-то нехорошо упал, - и сразу ощутил беду, нужно было тотчас послать за врачом. Но репутация здоровяка сыграла свою роль. Мэри послушалась его заверений, что все само пройдет. А у него была грыжа.
Около шести вечера ему позвонил из лаборатории Норман Фезер, чтобы сообщить результаты дня по каким-то экспериментам с нейтронами. Сам Фезер назвал их «довольно тривиальными» и добавил, что в его докладе шефу «не было ничего важного». Но Резерфорд слушал его с интересом и заключил разговор подбадривающими словами.
Больше в Кавендише не слышали голоса Резерфорда.
Вечером Мэри вызвала массажиста. Массаж не помог.
Ночь прошла ужасно. Рвоты и боли. Утром он сам сказал, чтобы послали за врачом. Доктор Наурс, видимо, сразу понял, что случай не прост. В полдень был приглашен для консультации профессор Райл. Сэра Эрнста перевезли в частную лечебницу: предстояла операция. Были угрозы разрыва кишок, непроходимости, ущемления грыжи…
Под вечер из Лондона приехал срочно вызванный сэр Томас Данхилл - выдающийся хирург. Он сделал операцию без промедлений.
И никто не сомневался: все будет хорошо.
Вера в это была так сильна, что в субботу, на следующий день после операции, всерьез обсуждалась будущая поездка Резерфорда в Индию, на очередной конгресс Би-Эй. Он давно готовился к этому конгрессу, где должен был выступать с президентским посланием. Оно было уже написано. Оставалось его произнести. Врачи и Мэри полагали - не для его утешения, для собственного, - что в декабре он будет на ногах.
Его утешать не надо было: измученный, бледный, страдающий, он улыбался сестрам в больнице, рискованно шутил с обычным успехом, интересовался механикой процедур, которым его подвергали. И только оптимистических слов не произносил. Может, оттого он и весел был, что в первую же минуту, как зашла речь о больнице, внутренне примирился с неизбежным.
Он тогда сразу сказал Мэри, что хочет привести в порядок денежные и прочие дела, имея в виду, очевидно, завещание.
Она возразила, чтобы он не беспокоился: болезнь его совсем не серьезна. Но он-то знал, что говорил. Он, великий оптимист, знал, что говорил! Он, единственный, знал про себя то, чего не знали другие. («Вы помолитесь за него, Пирс, не правда ли?») И он, в свой черед, возразил Мэри, что в жизни ничего заранее не известно.
В воскресенье, 17 октября, после полудня ему начало становиться все хуже. В понедельник Данхилл, Райл и Наурс снова сошлись у его постели. Но теперь это была постель умирающего. На новую операцию не решились. Делали все, чтобы уменьшить его мученья. И кажется, успешно.
Во вторник, 19-го, рано утром ему сделалось ненадолго лучше. (Отчего это всем перед смертью ненадолго становится лучше?) Он сказал Мэри: «Я хочу оставить сто фунтов Нельсоновскому колледжу. Ты меня поймешь!» И потом снова, громко: «Запомни, сто - Нельсон-колледжу!»
Мысленно он проходил в те дни и часы всю свою жизнь обратной дорогой и вот - почти успел дойти до ее начала…
Возможно, он успел продвинуться и до самых ее истоков - до океана, до океанов, что нянчили его предков. Возможно.
Однако ему стало трудно говорить. Он замолчал. И это осталось неизвестным.
К вечеру сердце его остановилось. Оно не смогло вынести нагрузки, выпавшей под конец на его долю. И только он заранее знал, что оно не сможет вынести такой нагрузки.
Любой нагрузки, выходящей из ряда вон.
Он давно уже знал это.
Он умер от жизни. Той, которой жил.
Ему было шестьдесят шесть лет.
«…В дни празднованья двухсотлетия со дня рождения Гальвани мы были потрясены известьем о смерти Резерфорда, и я тотчас выехал в Англию, дабы присутствовать на похоронах».
Это Бор.
Зримо или незримо на похоронах присутствовал ученый мир всех пяти континентов.
Его тело было предано кремации.
Прах был удостоен погребения рядом с могилами Ньютона, Дарвина, Фарадея.
В Вестминстерском аббатстве шла служба - медленная, широкая, приобщающая душу ко Времени. Она началась чтением: «Я есмь воскресение и жизнь…» И кончилась музыкой «Реквиема».
Не было произнесено ни слова о заслугах и достоинствах усопшего. Ни слова. Это было не нужно.
Субдекан аббатства, обращаясь к небу или к истории, к природе или к жизни, к роду человеческому или к вечности, - ко всему, к чему можно обратиться на «Ты» с большой буквы, - сказал:
- Мы благодарим Тебя за труды и дни брата нашего, Эрнста.
1961 - 1966 г Москва
А дальше произошло то, чего не ожидали даже кембриджские ветераны, хорошо знавшие всю былую исключительность положения Капицы в Кавендише: Резерфорд согласился продать России уникальное оборудование Монд-лаборатории!
Больше того - он заставил и Королевское общество и Кембриджский университет снять все возражения против этой акции. А возражения были достаточно серьезны… («Если Магомет не может прийти к горе, пусть гора придет к Магомету», - сказал по этому поводу Ив.) Из Москвы с торгово-дипломатической миссией отправился в Лондон наркоминделец Филипп Рабинович. В Москву приехали Дирак и профессор Эдриэн. И в 1935 году состоялась одна из самых быстрых и миролюбивых международных сделок. Англия получила 30 тысяч фунтов стерлингов, щедро покрывших все многолетние расходы Кембриджа и Лондона «на Капицу». И Джон Коккрофт начал без промедлений упаковывать и отправлять в Советский Союз всю капицевскую аппаратуру для работы со сверхсильными магнитными полями и сверхнизкими температурами. …Воображению без труда рисуется массивная фигура Резерфорда, молча наблюдающего из окна своего кабинета, как через широко распахнутые двери Монд-лаборатории выносят во двор деревянные ящики с символическими черными рюмками на торцах - «Не переворачивать!».
Светлыми своими, как встарь еще проницательно-пристальными, но уже тускнеющими - ничего не поделаешь! - тускнеющими уже глазами смотрел он сверху на это невероятное для него зрелище. Небывалое, немыслимое. Всегда в его лаборатории что-нибудь привозили и никогда из них ничего не увозили. Он расстраивался до приступов чернейшей мрачности, когда по чьей-нибудь небрежности выходил из строя заурядный приборишко. Он, широкая натура, становился в лабораторных делах диккенсовским скопидомом.
И вот он стоял у окна и молча смотрел, как увозят от него первоклассный исследовательский инструментарий. Увозят далеко и навсегда. И с его собственного благословения.
Да, с его собственного благословения! И то был не порыв, а хорошо продуманный шаг. Что угадывается за этим поступком?
Долг научного отцовства? Конечно.
Голос дружеской любви? Наверняка.
И трезвый довод: никто не сможет извлечь из этого инструментария больше, чем его автор.
И еще… Неужели было что-то еще? Неужели всего перечисленного не хватало, чтобы без колебаний сделать этот шаг? Может быть, и хватало (с романтической точки зрения, вполне хватало), но был тут еще один мотив - земной до очевидности и сокровенно беспощадный.
Ему уже не нужно было то, с чем он расставался!
Поздно было на шестьдесят пятом году копить добро впрок, рассчитывая, что кто-нибудь из его мальчиков превратится в нового Капицу. И уж совсем поздно было самому отправляться в дорогу новыми маршрутами…
Он не захотел бы огорчать таким признанием Мэри. Или мать, будь она еще жива… Но она умерла как раз тогда, летом 35-го года, дожив до девяноста двух лет и завещав ему в качестве главного житейского девиза не новую, но проверенную мудрость: «Работа, работа - вот лучшее лекарство от многих зол жизни». Он уже и сам это прекрасно знал. И к слову сказать, до последних своих дней на разные лады повторял этот девиз в письмах к Капице: …Я думаю, что для вас самое важное начать работать по устройству вашей лаборатории как можно скорее… Я думаю, что многие из ваших неприятностей отпадут, когда вы снова будете работать… Возможно, вы скажете, что я не понимаю ситуации, но я уверен, что ваше счастье в будущем зависит от того, как упорно вы будете работать в лаборатории. Слишком много само- анализа плохо для каждого… B1 ноября 1935). …Начните научную работу, даже если она не будет мирового значения, начните ее как можно скорее, и вы сразу почувствуете себя счастливее. Чем труднее работа, тем меньше времени остается на неприятности. Вы же знаете, что некоторое количество блох хорошо для собаки… A5 мая 1936).
Но он уже знал и то, чего не мог еще знать сорокалетний Капица: что даже работа - даже трудная работа - все-таки не панацея. Ему становилось все более и более знакомо одно скучнейшее зло жизни, от которого не придумано лекарств.
Стоя у окна своего кабинета и глядя, как пустеет Монд- лаборатория, и видя, как несут заколоченные ящики мимо каменного крокодила, рвущегося вверх по стене, он с не меньшей отчетливостью, чем при известии о смерти Марии Кюри, почувствовал, как расселяется в нем старость, требуя для себя все больше места.
4
И настал тот весенний день 37-го года, когда Кроу услышал за спиною грозно-беспомощное: «Какого дьявола вы трясете стол!», обернулся непонимающе, увидел дрожащие руки шефа и понял, что сэру Эрнсту больше уже никогда не прилаживать золотой листок к стерженьку электроскопа.Искоса взглянув на ассистента, Резерфорд выпустил из рук золотой листок. Ударом ноги распахнул дверь. Широкая его спина на мгновенье заслонила дверной проем. Потом долго не затихали в коридоре тяжелые шаги. Потом он не сразу сумел сгрести с каменной плиты тротуара выпавшую из рук трубку, и его немного развеселила мысль, что тут уж надо бы крикнуть кому-то: «Какого дьявола вы трясете Англию!»
Он шел не спеша домой. И всю дорогу думал о случившемся. Оно, пожалуй, не было похоже на то легкое подрагиванье пальцев, какое появилось у него уже довольно давно и заставило его в последние годы постоянно таскать в жилетном кармане карандашные огрызки - только такими огрызками он теперь и писал, с резким нажимом и поневоле кратко.
Нет, нынешняя история с золотым листком показалась ему нехорошей. Он испытывал какую-то подозрительную сердечную слабость. И не знал, как от нее избавиться. Никбгда он не лечился, если не считать давних происшествий с горлом и невралгией лица. И теперь не станет! Не надо только никому ничего говорить.
Резерфорд во дворе Кавендишевской лаборатории . 30-е годы
Инстинктивно он шел медленно - так медленно, что Фри Скул лэйн показалась ему нескончаемой. И думалось медленно. Медленно вспоминалось, как один известный хирург внушал ему без всякого повода: «Пейте побольше воды и держитесь от нас подальше!» Чем была вызвана та странная фраза? И почему полгода назад да Коста Андраде пришло в голову уговаривать его приняться за автобиографические записки? Он тогда ответил старому манчестерцу, что еще «слишком занят и возможно слишком молод» для мемуарных дел. Но ведь это, наверное, бывает прямо написано на лице человека, что пора ему браться за мемуары?..
Он решил внимательно посмотреться в зеркало, когда придет домой.
Чувствовал он себя неважно, но, чтобы не тревожить Мэри, вошел в дом, насвистывая свою песенку про солдат Христа, которым надлежит зачем-то идти вперед. Было еще рано, и он заперся в кабинете. На столе его ждали гранки маленькой книги, написанной на основе лекции, что прочел он минувшей зимой студенткам Ньюнхэм-колледжа, где училась когда-то Эйлин. Он с особым тщанием готовил текст той лекции, а теперь заранее любил эту еще не вышедшую книжицу - «.Современная алхимия». Предчувствовал ли он, что это последняя его книга?
Она была популярной. На прощание он разговаривал не с коллегами, а с человечеством.
Нет, нет, в тот день ничего с ним не сталось. Дрожь в руках унялась. Сердце - отпустило. И он забыл посмотреться в зеркало. …Но старость расселялась в нем уже бесцеремонно.
В часы своих любимых послеобеденных бесед у камина в Тринити он стал нечаянно засыпать, удобно приладившись в кресле. Все замолкали. Он вдруг тяжело открывал глаза и возвращался в беседу поспешно-неуместной шуткой. Собеседники аккуратно улыбались, делая вид, что ничего не случилось.
Он становился все покладистее. В спорах все чаще выбирал себе роль посредника, а не воюющей стороны. И один его биограф удивлялся: «Резерфорд-миротворец - это, пожалуй, не первое определение, приходящее на ум…» И стали его заботить вещи, о которых прежде он никогда бы и не подумал: «Знаете, мой характер за последние годы очень улучшился, и мне кажется, что никто не пострадал от него за последние несколько недель…» (Из письма 36-го года).
Мыслимое ли дело: он стал брать на учет проявления своей добродетельности!
И еще… Был день, когда он узнал, что безнадежно болен его добрый знакомый Харди (не знаменитый кембриджский математик, а другой Харди). Расстроенный донельзя, сэр Эрнст повернулся к епископу Дербскому, случившемуся при этом, и сказал с глубокой серьезностью:
- Вы помолитесь за него, Пирс, не правда ли?
Обыкновеннейшая, эта фраза была в его неблагочестивых устах столь удивительной, что присутствующие запомнили ее.
А Ив записал.
Ив сохранил еще одно поражающее свидетельство той поры.
Все чаще Резерфорд проводил свободные дни в своем сельском доме на юге Англии. Этот дом появился заботами Мэри всего лишь в 35-м году, и несколько акров дикой земли на склоне пологой возвышенности еще нуждались в расчистке и раскорчевке. Мэри разбивала сад - это было ее страстью.
Он помогал ей: торил тропинки в зарослях кустарника, вытаскивал из почвы кремневую гальку, обрубал сухие ветви…
Ему нравилось возделывать землю. И работал он легко. И любил заслуженную усталость после таких трудов. И немножко кичился ею, как всякий интеллигент, добровольно взявшийся для самоуслажденья за топор и лопату. И похвалялся еще жившей в нем былою фермерской умелостью. И пошучивал над собой.
Он пошучивал и над тем, что те края на границе Уилтшира и Хемпшира, совсем не окраинные и не первозданные, почему-то носили прозвище Новой Зеландии. По-прежнему далекий от мистики, он не говорил, что это перст судьбы и круг замыкается… Но однажды - было это летом 37-го года, стоя посреди зарослей черной смородины и, как некогда в Пунгареху, отирая пот со лба тыльной стороною ладони, он внезапно задержал руку на лице, точно застигнутый какой-то догадкой, повернулся зачем-то к дому - к своему Чантри-коттеджу - и произнес старое двустишье:
Сон после трудов, гавань после бурного моря, Мир после войны, смерть после жизни - вот превеликая радость.
Из каких глубин его памяти поднялись эти строки Эдмунда Спенсера, читанного, конечно, только в юности?!
Сознание умеет отыскивать в своих кладовых то, что ему нужно.
5
Никто, кроме него самого, не замечал, как расселялась в нем старость. На вид он продолжал казаться образцово здоровым человеком, которому износу не будет. И те, кто встретился с ним в конце сентября 37-го года за ленчем в лондонском клубе «Атениум», единодушно согласились, что никогда еще не видели лорда Резерфорда в лучшей форме.Он и сам готов был в хорошую минуту поддаться этой иллюзии: «…мне приятно сказать, что физически я чувствую себя недурно», - написал он, когда жить ему оставалось десять дней.
Правда, он добавил: «…но мне хотелось бы, чтобы жизнь не была столь утомительна во время семестра». Не означала ли эта фраза, что мысленно он приготовлял себя к скорой отставке? Формально пора для отставки пришла уже осенью минувшего года. По правилам в 65 нужно было уступать место другому, как некогда уступил ему здешнее место Томсон.
Проводивший в небытие все свое поколенье, восьмидесятилетний Дж. Дж. доживал долгую жизнь молчаливо и отъединенно. Но, раздумывая об отставке, сэр Эрнст в хорошие минуты все никак не мог представить себе, что, быть может, и его ждет участь достопочтенной кембриджской окаменелости.
И уж совсем не приходило ему в голову, что старый-старый Дж. Дж. еще будет произносить здесь, в Кембридже, поминальную речь по нем.
Мысли о старости и мысли о смерти - это не одно и то же.
А между тем…
14 октября - был будний день, четверг - он почему-то не пошел с утра в лабораторию, а позже стал работать в саду.
Может быть, чувствовал себя скверно и только потом разошелся? Дело было не в Чантри-коттедже, не в «Новой Зеландии», а в старом его кембриджском доме на улице Королевы.
И потому, когда он упал в саду, единоборствуя с большой отпиленной ветвью, - как-то нехорошо упал, - и сразу ощутил беду, нужно было тотчас послать за врачом. Но репутация здоровяка сыграла свою роль. Мэри послушалась его заверений, что все само пройдет. А у него была грыжа.
Около шести вечера ему позвонил из лаборатории Норман Фезер, чтобы сообщить результаты дня по каким-то экспериментам с нейтронами. Сам Фезер назвал их «довольно тривиальными» и добавил, что в его докладе шефу «не было ничего важного». Но Резерфорд слушал его с интересом и заключил разговор подбадривающими словами.
Больше в Кавендише не слышали голоса Резерфорда.
Вечером Мэри вызвала массажиста. Массаж не помог.
Ночь прошла ужасно. Рвоты и боли. Утром он сам сказал, чтобы послали за врачом. Доктор Наурс, видимо, сразу понял, что случай не прост. В полдень был приглашен для консультации профессор Райл. Сэра Эрнста перевезли в частную лечебницу: предстояла операция. Были угрозы разрыва кишок, непроходимости, ущемления грыжи…
Под вечер из Лондона приехал срочно вызванный сэр Томас Данхилл - выдающийся хирург. Он сделал операцию без промедлений.
И никто не сомневался: все будет хорошо.
Вера в это была так сильна, что в субботу, на следующий день после операции, всерьез обсуждалась будущая поездка Резерфорда в Индию, на очередной конгресс Би-Эй. Он давно готовился к этому конгрессу, где должен был выступать с президентским посланием. Оно было уже написано. Оставалось его произнести. Врачи и Мэри полагали - не для его утешения, для собственного, - что в декабре он будет на ногах.
Его утешать не надо было: измученный, бледный, страдающий, он улыбался сестрам в больнице, рискованно шутил с обычным успехом, интересовался механикой процедур, которым его подвергали. И только оптимистических слов не произносил. Может, оттого он и весел был, что в первую же минуту, как зашла речь о больнице, внутренне примирился с неизбежным.
Он тогда сразу сказал Мэри, что хочет привести в порядок денежные и прочие дела, имея в виду, очевидно, завещание.
Она возразила, чтобы он не беспокоился: болезнь его совсем не серьезна. Но он-то знал, что говорил. Он, великий оптимист, знал, что говорил! Он, единственный, знал про себя то, чего не знали другие. («Вы помолитесь за него, Пирс, не правда ли?») И он, в свой черед, возразил Мэри, что в жизни ничего заранее не известно.
В воскресенье, 17 октября, после полудня ему начало становиться все хуже. В понедельник Данхилл, Райл и Наурс снова сошлись у его постели. Но теперь это была постель умирающего. На новую операцию не решились. Делали все, чтобы уменьшить его мученья. И кажется, успешно.
Во вторник, 19-го, рано утром ему сделалось ненадолго лучше. (Отчего это всем перед смертью ненадолго становится лучше?) Он сказал Мэри: «Я хочу оставить сто фунтов Нельсоновскому колледжу. Ты меня поймешь!» И потом снова, громко: «Запомни, сто - Нельсон-колледжу!»
Мысленно он проходил в те дни и часы всю свою жизнь обратной дорогой и вот - почти успел дойти до ее начала…
Возможно, он успел продвинуться и до самых ее истоков - до океана, до океанов, что нянчили его предков. Возможно.
Однако ему стало трудно говорить. Он замолчал. И это осталось неизвестным.
К вечеру сердце его остановилось. Оно не смогло вынести нагрузки, выпавшей под конец на его долю. И только он заранее знал, что оно не сможет вынести такой нагрузки.
Любой нагрузки, выходящей из ряда вон.
Он давно уже знал это.
Он умер от жизни. Той, которой жил.
Ему было шестьдесят шесть лет.
«…В дни празднованья двухсотлетия со дня рождения Гальвани мы были потрясены известьем о смерти Резерфорда, и я тотчас выехал в Англию, дабы присутствовать на похоронах».
Это Бор.
Зримо или незримо на похоронах присутствовал ученый мир всех пяти континентов.
Его тело было предано кремации.
Прах был удостоен погребения рядом с могилами Ньютона, Дарвина, Фарадея.
В Вестминстерском аббатстве шла служба - медленная, широкая, приобщающая душу ко Времени. Она началась чтением: «Я есмь воскресение и жизнь…» И кончилась музыкой «Реквиема».
Не было произнесено ни слова о заслугах и достоинствах усопшего. Ни слова. Это было не нужно.
Субдекан аббатства, обращаясь к небу или к истории, к природе или к жизни, к роду человеческому или к вечности, - ко всему, к чему можно обратиться на «Ты» с большой буквы, - сказал:
- Мы благодарим Тебя за труды и дни брата нашего, Эрнста.
1961 - 1966 г Москва
Краткая хронология жизни и деятельности Эрнста Резерфорда (1871-1937)
1876 - 1888 - Годы начального ученичества - школы в Фоксхилле и Хэйвлокке, Нельсоновский колледж для мальчиков.
1889 - Семья Резерфордов переселяется в Пунгареху (Северный остров). Эрнст Резерфорд поступает в Кентерберийский колледж Новозеландского университета (Крайстчерч, Южный остров).
1892 - Степень бакалавра искусств. 1893 - Степень магистра искусств.
1894 - Начало работы над созданием магнитного детектора электромагнитных волн.
1895 - Степень бакалавра наук. Помолвка с Мэри Ньютон - дочерью хозяйки пансиона, где жил Резерфорд в Крайстчерче. Стипендия имени Всемирной выставки
1851 года.
Осень - Резерфорд поступает в Кавендишевскую лабораторию Кембриджского университета (Англия). Первый докторант (research-student) Дж. Дж. Томсона.
1896 - 1897 - Вместе с Дж. Дж. Томсоном Резерфорд изучает процесс ионизации газов под действием рентгеновых лучей. Прекращение работы над магнитным детектором.
1898
Лето - Первые шаги Резерфорда в исследовании радиоактивности. Открытие неоднородности беккерелевой радиации - альфа- и бета-лучи.
Осень - Переезд в Канаду. Резерфорд - профессор Мак-Гилльского университета в Монреале.
1899 - Открытие эманации тория.
1900 - Женитьба на Мэри Джорджине Ньютон.
1901, 30 марта - Рождение Эйлин Мэри - единственной дочери Резерфорда.
1901 - 1902 - Совместные исследования с Фредериком Содди. Открытие естественного превращения элементов и создание теории радиоактивного распада атомов.
1903 - Избрание в члены Лондонского Королевского общества.
1904 - Первая книга Резерфорда - «Радиоактивность». Первая Бэйкерианская лекция - «Последовательность превращений в радиоактивных семействах».
1905 - Вторая книга Резерфорда - «Радиоактивные превращения» (цикл Силлимэновских лекций в Иельском университете, США).
1906 - Первые эксперименты по рассеянию альфа-частиц в веществе.
1907, лето - Переезд в Англию. Начало профессорской деятельности в университете Виктории (Манчестер).
1908 - Разработка вместе с Гансом Гейгером метода счета альфа-частиц. Окончательное установление вместе с Томасом. Ройдсом гелиевой природы альфа-лучей.
Нобелевская премия по химии.
1909 - 1910 - Конструирование планетарной модели атома и созревание идеи существования атомного ядра.
1911, май - Появление в «Philosophical magazine» работы Резерфорда - «Рассеяние альфа- и бета-радиаций в веществе и Структура Атома».
1912, март - Начало дружбы и сотрудничества с Нильсом Бором.
1913, апрель - Резерфорд препровождает в печать работу Нильса Бора «О структуре атомов и молекул».
Осень - Резерфорд препровождает в печать работу Генри Мозли «Высокочастотные спектры элементов».
1914 - Резерфорд получает дворянство и становится сэром Эрнстом.
1915-1917 - Работа над детектированием немецких подвод- ных лодок. Резерфорд - «офицер связи» британского Комитета по изобретениям и исследованиям.
1917, сентябрь - Начало экспериментов, завершившихся открытием искусственного превращения элементов.
1919, июнь - Появление в «Philosophical magazine» работы Резерфорда - «Аномальный эффект в азоте» (четвертой статьи из цикла «Столкновение альфа-частиц с легкими ядрами»). Открытие искусственного расщепления атомного ядра.
1920 - Вторая Бэйкерианская лекция - «Ядерная структура атомов». Предсказание возможного существования нейтрона, дейтерия, трития и гелия-3.
1921 - Начало сотрудничества и дружбы с П. Л. Капицей.
1923 - Президент Британской ассоциации, конгресс в Ливерпуле.
1925-1930 - Президент Королевского общества.
1930, 23 декабря - Внезапная смерть дочери Резерфорда - Эйлин Фаулер. Появление третьей книги Резерфорда, написанной в соавторстве с Дж. Чадвиком и Ч. Эллисом - «Излучения радиоактивных веществ».
1931 - Резерфорд получает титул барона и становится лордом Резерфордом оф Нельсон.
1932, апрель - Резерфорд представляет Королевскому обществу Дж. Коккрофта и Э. Уолтона, проведших первую ядерную реакцию с ускоренными протонами.
В том же заседании Дж. Чадвик докладывает об от- крытии нейтрона.
1933, февраль - Открытие Монд-лаборатории.
Лето - Резерфорд - президент Академического совета помощи изгнанникам из гитлеровской Германии и других стран Европы.
1934 - Вместе с Маркусом Олифантом и П. Хартеком Резерфорд проводит первые ядерные реакции с тяже- лым водородом.
1937 - Последняя книга Резерфорда - популярная «Современная алхимия».
19 октября - Кончина Резерфорда.
Э. Резерфорд, Бомбардировка атомов и разложение азота. Пг., 1920.
Э. Резерфорд, Атомные снаряды и их свойства. Пг., 1923.
Э. Резерфорд, Строение атома и искусственное разложение элементов. М. - Пг., 1923.
Э. Резерфорд, В погоне за атомом. М..-Л., 1924.
Э. Резерфорд, Атомы. Электроны. Эфир. Л., 1924.
Э. Резерфорд, Естественное и искусственное разложение элементов. «Успехи физических наук», т. 5, вып. 1, 1925.
Э. Резерфорд, Атомные ядра и их превращения.
«УФН», т. 8, вып. I, 1928.
Э. Резерфорд, Современная алхимия. «УФН», т. 19, вып. 1, 1938.
Нильс Бор, Воспоминания об Э. Резерфорде - основоположнике науки о ядре. Дальнейшее развитие его работ.
«УФН», т. 80, вып. 2, 1963.
Макс Борн, Физика в жизни моего поколения. «Иностранная литература», М., 1963.
Луи де Бройль, По тропам науки. «Иностранная литература», М., 1962.
А. Вяльцев, Легчайшие атомные ядра. Изд-во Академии наук. М., 1963.
Фредерик Жолио-Кюри, Избранные труды. Изд-во Академии наук. М., 1957.
К. 3елиг, Альберт Эйнштейн. Атомиздат. М., 1964.
А. Ф. Иоффе, Встречи с физиками. Физматгиз, М., 1960.
А. Иоффе, П. Лазарев, В. Стекло в, Записка об ученых трудах профессора, сэра Эрнеста Рутерфорда. «Изв.
Рос. Акад. наук», т. 16, 1922.
П. Капица, Воспоминания об Эрнесте Резерфорде. «Успехи химии», т. 6, № 12, 1937.
П. Капица, Мои воспоминания о Резерфорде, «Новый мир», №8, 1966.
Ф. Кедров, Эрнест Резерфорд. Атомиздат. М., 1965.
Эжени Коттон, Семья Кюри и радиоактивность. Атомиздат, М., 1964.
Л. Кубис, Эрнест Резерфорд. Очерк жизни и научной деятельности. Учпедгиз. М., 1958.
Б. Г. Кузнецов, Эйнштейн. Изд-во Академии наук. М., 1962.
Макс Планк, Сборник к столетию со дня рождения.
Изд-во Академии наук. М., 1958.
Рамсей-Оствальд, Из истории химии. ГИЗ. П., 1920.
А. Ромер, Неугомонный атом. Атомиздат. М., 1963.
М. С. Соминский, Абрам Федорович Иоффе. «Наука».
О. А. Старосельская-Никитина, История радиоактивности и возникновение ядерной физики. Изд-во Академии наук. М., 1963.
К. А. Тимирязев, Наука и демократия. Соцэкгиз. М., 1963.
Дж. Тревельян, Социальная история Англии, М., 1959.
И. Файнбойм, Эрнест Резерфорд. Человек, заглянувший в глубь атома. «Знание». М., 1958.
Ю. Харитон. Эрнест Резерфорд. «Природа», № 3, 1938.
Шилов Ник., проф., Лаборатория проф. Ретерфорда. (Письмо из Манчестера.) «Природа», № 7-8, 1914.
Роберт Юнг, Ярче тысячи солнц, Атомиздат, М., 1960.
К. П. Яковлев, К истории первых работ по радиоактивности в Физическом институте МГУ 1900-1930). «История и методология естественных наук», вып. 2. М., 1963.
The collected papers of Lord Rutherford of Nelson: v. 1. New Zealand - Cambridge - Montreal; L., 196.2. v. 2. Manchester. L., 1963; v. 3. The Cavenilsh Laboratory, L., 1965.
Rutherford E., Radio-activity. Cambridge, 1905.
Rutherford E., The arti'ical transmutation. Oxford, 1933.
Rutherford E., Chadwlck J., Ellis C, Radiation; from radioactive substances. Cambridge, 1930»
Eve A. S. and Chad wick, Lord Rutherford, 1871 - 1937,
"Obituary Noiices of the Royal Society of London", v. 2, 1938.
Eve A. S., Rutherford, Being the Life and Letters… Cambridge, 1939.
Feather Norman, Lord Rutherford, London, Glasgow, 1940.
Evans Uvor B. N.. Rutherford of Nelson. New-York, 1943.
Rowland John, Ernest Rutherford (Atom pioneer). L., 1955.
Andrade E. N. da C, Rutherford and the Nature of the Atom.
Mсkоwn Robin, Rutherford. L., Л964.
Rutherford by those who knew him. Being the collection of the first five Rutherford lectures of the Physical Society. 1954.
A942-H. R. Robinson, 1944-J. D. Cockcroft, 1946-M. L. 011- phant, 1948-E. Marsden, 1950-A. S. Russell) Geiger H., Воспоминания в "Nature" № 3562. 1938. 39 Д. Данин 609 Rutherford Memorial Lectures (Proceedings of the Royal Society).
Cockcroft J. - A. v. 217, 1952.
Chadwick J. - A. v. 224, 1953.
Marsden E. -A. v. 226, 1954.
Darwin C. - A. v. 236, 1956.
Andrade E. N. - A. v. 244, 1957.
BlacKett P.- A. v. 251, 1958.
Bregg W. L. - A. v. 262, 1960.
Thomson P. Q. - A. v. 283, 1964.
Terroux F. R., The Rutherford Collection of Apparatus at Me Gill University, "Trans. R. S. С." С III. v. 32, Ottawa, 1933.
Rutherford at Manchester, Edited by 1. B. Birks, L., 1962.
Thomson J. J,, Recollections and Reflections, L., 1936.
H a h n Otto, New Atoms. N-Y, 1950.
Howorth Muriel, The life story of Frederick Soddy, L., 1958.
T ravers M., A life of sir William Ramsay. L., 1956.
Rayleigh R., The life of sir J. J. Thomson. Cambridge, 1943.
Whit taker E., A history of the theories of aether and electricity. v. 1-2, L., 1951-53.
Gamow G., Biography of Physics. C, 1961.
Larsen Egon, The Cavendish laboratory, L. 1962.
Wood Alexander, The Cavendish laboratory. Cambridge, 1946 Thomson G. P., J. J. Thomson and the Cavendish laboratory, in his Day. L., 1934.
В книге использован также ряд неопубликованных материалов. Среди них - разнообразная информация историко-психологического характера, которую предоставили автору в устных беседах ученики Резерфорда и те, кто знал его в годы Манчестера и Кембриджа: П. Л. Капица, А. И. Лейпунский, Маркус Олифант, Рудольф Пайерлс, К. Д. Синельников, Чарльз Сноу, Ю. Б. Харитон, К. П. Яковлев. Всем этим лицам автор приносит свою глубокую благодарность. (Но, разумеется, никто, кроме автора, не несет ни малейшей ответственности за возможный произвол и неточности в истолковании предоставленных ему сведений.) Автор благодарит также внука Резерфорда Питера Фаулера и нынешнего директора Кавендишевской лаборатории Невиля Френсиса Мотта за предоставленные для этой книги редкие фотоснимки Резерфорда.
1889 - Семья Резерфордов переселяется в Пунгареху (Северный остров). Эрнст Резерфорд поступает в Кентерберийский колледж Новозеландского университета (Крайстчерч, Южный остров).
1892 - Степень бакалавра искусств. 1893 - Степень магистра искусств.
1894 - Начало работы над созданием магнитного детектора электромагнитных волн.
1895 - Степень бакалавра наук. Помолвка с Мэри Ньютон - дочерью хозяйки пансиона, где жил Резерфорд в Крайстчерче. Стипендия имени Всемирной выставки
1851 года.
Осень - Резерфорд поступает в Кавендишевскую лабораторию Кембриджского университета (Англия). Первый докторант (research-student) Дж. Дж. Томсона.
1896 - 1897 - Вместе с Дж. Дж. Томсоном Резерфорд изучает процесс ионизации газов под действием рентгеновых лучей. Прекращение работы над магнитным детектором.
1898
Лето - Первые шаги Резерфорда в исследовании радиоактивности. Открытие неоднородности беккерелевой радиации - альфа- и бета-лучи.
Осень - Переезд в Канаду. Резерфорд - профессор Мак-Гилльского университета в Монреале.
1899 - Открытие эманации тория.
1900 - Женитьба на Мэри Джорджине Ньютон.
1901, 30 марта - Рождение Эйлин Мэри - единственной дочери Резерфорда.
1901 - 1902 - Совместные исследования с Фредериком Содди. Открытие естественного превращения элементов и создание теории радиоактивного распада атомов.
1903 - Избрание в члены Лондонского Королевского общества.
1904 - Первая книга Резерфорда - «Радиоактивность». Первая Бэйкерианская лекция - «Последовательность превращений в радиоактивных семействах».
1905 - Вторая книга Резерфорда - «Радиоактивные превращения» (цикл Силлимэновских лекций в Иельском университете, США).
1906 - Первые эксперименты по рассеянию альфа-частиц в веществе.
1907, лето - Переезд в Англию. Начало профессорской деятельности в университете Виктории (Манчестер).
1908 - Разработка вместе с Гансом Гейгером метода счета альфа-частиц. Окончательное установление вместе с Томасом. Ройдсом гелиевой природы альфа-лучей.
Нобелевская премия по химии.
1909 - 1910 - Конструирование планетарной модели атома и созревание идеи существования атомного ядра.
1911, май - Появление в «Philosophical magazine» работы Резерфорда - «Рассеяние альфа- и бета-радиаций в веществе и Структура Атома».
1912, март - Начало дружбы и сотрудничества с Нильсом Бором.
1913, апрель - Резерфорд препровождает в печать работу Нильса Бора «О структуре атомов и молекул».
Осень - Резерфорд препровождает в печать работу Генри Мозли «Высокочастотные спектры элементов».
1914 - Резерфорд получает дворянство и становится сэром Эрнстом.
1915-1917 - Работа над детектированием немецких подвод- ных лодок. Резерфорд - «офицер связи» британского Комитета по изобретениям и исследованиям.
1917, сентябрь - Начало экспериментов, завершившихся открытием искусственного превращения элементов.
1919, июнь - Появление в «Philosophical magazine» работы Резерфорда - «Аномальный эффект в азоте» (четвертой статьи из цикла «Столкновение альфа-частиц с легкими ядрами»). Открытие искусственного расщепления атомного ядра.
1920 - Вторая Бэйкерианская лекция - «Ядерная структура атомов». Предсказание возможного существования нейтрона, дейтерия, трития и гелия-3.
1921 - Начало сотрудничества и дружбы с П. Л. Капицей.
1923 - Президент Британской ассоциации, конгресс в Ливерпуле.
1925-1930 - Президент Королевского общества.
1930, 23 декабря - Внезапная смерть дочери Резерфорда - Эйлин Фаулер. Появление третьей книги Резерфорда, написанной в соавторстве с Дж. Чадвиком и Ч. Эллисом - «Излучения радиоактивных веществ».
1931 - Резерфорд получает титул барона и становится лордом Резерфордом оф Нельсон.
1932, апрель - Резерфорд представляет Королевскому обществу Дж. Коккрофта и Э. Уолтона, проведших первую ядерную реакцию с ускоренными протонами.
В том же заседании Дж. Чадвик докладывает об от- крытии нейтрона.
1933, февраль - Открытие Монд-лаборатории.
Лето - Резерфорд - президент Академического совета помощи изгнанникам из гитлеровской Германии и других стран Европы.
1934 - Вместе с Маркусом Олифантом и П. Хартеком Резерфорд проводит первые ядерные реакции с тяже- лым водородом.
1937 - Последняя книга Резерфорда - популярная «Современная алхимия».
19 октября - Кончина Резерфорда.
Основная библиография
На русском языке:
Э. Резерфорд, Бомбардировка атомов и разложение азота. Пг., 1920.
Э. Резерфорд, Атомные снаряды и их свойства. Пг., 1923.
Э. Резерфорд, Строение атома и искусственное разложение элементов. М. - Пг., 1923.
Э. Резерфорд, В погоне за атомом. М..-Л., 1924.
Э. Резерфорд, Атомы. Электроны. Эфир. Л., 1924.
Э. Резерфорд, Естественное и искусственное разложение элементов. «Успехи физических наук», т. 5, вып. 1, 1925.
Э. Резерфорд, Атомные ядра и их превращения.
«УФН», т. 8, вып. I, 1928.
Э. Резерфорд, Современная алхимия. «УФН», т. 19, вып. 1, 1938.
Нильс Бор, Воспоминания об Э. Резерфорде - основоположнике науки о ядре. Дальнейшее развитие его работ.
«УФН», т. 80, вып. 2, 1963.
Макс Борн, Физика в жизни моего поколения. «Иностранная литература», М., 1963.
Луи де Бройль, По тропам науки. «Иностранная литература», М., 1962.
А. Вяльцев, Легчайшие атомные ядра. Изд-во Академии наук. М., 1963.
Фредерик Жолио-Кюри, Избранные труды. Изд-во Академии наук. М., 1957.
К. 3елиг, Альберт Эйнштейн. Атомиздат. М., 1964.
А. Ф. Иоффе, Встречи с физиками. Физматгиз, М., 1960.
А. Иоффе, П. Лазарев, В. Стекло в, Записка об ученых трудах профессора, сэра Эрнеста Рутерфорда. «Изв.
Рос. Акад. наук», т. 16, 1922.
П. Капица, Воспоминания об Эрнесте Резерфорде. «Успехи химии», т. 6, № 12, 1937.
П. Капица, Мои воспоминания о Резерфорде, «Новый мир», №8, 1966.
Ф. Кедров, Эрнест Резерфорд. Атомиздат. М., 1965.
Эжени Коттон, Семья Кюри и радиоактивность. Атомиздат, М., 1964.
Л. Кубис, Эрнест Резерфорд. Очерк жизни и научной деятельности. Учпедгиз. М., 1958.
Б. Г. Кузнецов, Эйнштейн. Изд-во Академии наук. М., 1962.
Макс Планк, Сборник к столетию со дня рождения.
Изд-во Академии наук. М., 1958.
Рамсей-Оствальд, Из истории химии. ГИЗ. П., 1920.
А. Ромер, Неугомонный атом. Атомиздат. М., 1963.
М. С. Соминский, Абрам Федорович Иоффе. «Наука».
О. А. Старосельская-Никитина, История радиоактивности и возникновение ядерной физики. Изд-во Академии наук. М., 1963.
К. А. Тимирязев, Наука и демократия. Соцэкгиз. М., 1963.
Дж. Тревельян, Социальная история Англии, М., 1959.
И. Файнбойм, Эрнест Резерфорд. Человек, заглянувший в глубь атома. «Знание». М., 1958.
Ю. Харитон. Эрнест Резерфорд. «Природа», № 3, 1938.
Шилов Ник., проф., Лаборатория проф. Ретерфорда. (Письмо из Манчестера.) «Природа», № 7-8, 1914.
Роберт Юнг, Ярче тысячи солнц, Атомиздат, М., 1960.
К. П. Яковлев, К истории первых работ по радиоактивности в Физическом институте МГУ 1900-1930). «История и методология естественных наук», вып. 2. М., 1963.
На английском языке:
The collected papers of Lord Rutherford of Nelson: v. 1. New Zealand - Cambridge - Montreal; L., 196.2. v. 2. Manchester. L., 1963; v. 3. The Cavenilsh Laboratory, L., 1965.
Rutherford E., Radio-activity. Cambridge, 1905.
Rutherford E., The arti'ical transmutation. Oxford, 1933.
Rutherford E., Chadwlck J., Ellis C, Radiation; from radioactive substances. Cambridge, 1930»
Eve A. S. and Chad wick, Lord Rutherford, 1871 - 1937,
"Obituary Noiices of the Royal Society of London", v. 2, 1938.
Eve A. S., Rutherford, Being the Life and Letters… Cambridge, 1939.
Feather Norman, Lord Rutherford, London, Glasgow, 1940.
Evans Uvor B. N.. Rutherford of Nelson. New-York, 1943.
Rowland John, Ernest Rutherford (Atom pioneer). L., 1955.
Andrade E. N. da C, Rutherford and the Nature of the Atom.
Mсkоwn Robin, Rutherford. L., Л964.
Rutherford by those who knew him. Being the collection of the first five Rutherford lectures of the Physical Society. 1954.
A942-H. R. Robinson, 1944-J. D. Cockcroft, 1946-M. L. 011- phant, 1948-E. Marsden, 1950-A. S. Russell) Geiger H., Воспоминания в "Nature" № 3562. 1938. 39 Д. Данин 609 Rutherford Memorial Lectures (Proceedings of the Royal Society).
Cockcroft J. - A. v. 217, 1952.
Chadwick J. - A. v. 224, 1953.
Marsden E. -A. v. 226, 1954.
Darwin C. - A. v. 236, 1956.
Andrade E. N. - A. v. 244, 1957.
BlacKett P.- A. v. 251, 1958.
Bregg W. L. - A. v. 262, 1960.
Thomson P. Q. - A. v. 283, 1964.
Terroux F. R., The Rutherford Collection of Apparatus at Me Gill University, "Trans. R. S. С." С III. v. 32, Ottawa, 1933.
Rutherford at Manchester, Edited by 1. B. Birks, L., 1962.
Thomson J. J,, Recollections and Reflections, L., 1936.
H a h n Otto, New Atoms. N-Y, 1950.
Howorth Muriel, The life story of Frederick Soddy, L., 1958.
T ravers M., A life of sir William Ramsay. L., 1956.
Rayleigh R., The life of sir J. J. Thomson. Cambridge, 1943.
Whit taker E., A history of the theories of aether and electricity. v. 1-2, L., 1951-53.
Gamow G., Biography of Physics. C, 1961.
Larsen Egon, The Cavendish laboratory, L. 1962.
Wood Alexander, The Cavendish laboratory. Cambridge, 1946 Thomson G. P., J. J. Thomson and the Cavendish laboratory, in his Day. L., 1934.
В книге использован также ряд неопубликованных материалов. Среди них - разнообразная информация историко-психологического характера, которую предоставили автору в устных беседах ученики Резерфорда и те, кто знал его в годы Манчестера и Кембриджа: П. Л. Капица, А. И. Лейпунский, Маркус Олифант, Рудольф Пайерлс, К. Д. Синельников, Чарльз Сноу, Ю. Б. Харитон, К. П. Яковлев. Всем этим лицам автор приносит свою глубокую благодарность. (Но, разумеется, никто, кроме автора, не несет ни малейшей ответственности за возможный произвол и неточности в истолковании предоставленных ему сведений.) Автор благодарит также внука Резерфорда Питера Фаулера и нынешнего директора Кавендишевской лаборатории Невиля Френсиса Мотта за предоставленные для этой книги редкие фотоснимки Резерфорда.