Страница:
– Вы всерьез собираетесь выпороть нас?
– Пока не пойдет кровь, милые дамы, да, пока не брызнет кровь из ваших прекрасных тел. Я никогда не даю никаких сведений, пока не будет выполнено это, в сущности безобидное, требование. Кроме того, ваша кровь будет нужна мне для гадания, причем это должна быть свежая кровь после флагелляции.
– Я согласна, – вопросительно посмотрела я на Клервиль. – и у нас нет другого выхода.
Кабинет, в который ввела нас Дюран, был слишком необычен, чтобы не рассказать о нем поподробнее, и хотя его освещала одна маленькая коптящая лампа, мы хорошо разглядели находящиеся в нем предметы. Это была комната с окрашенными в черное стенами и потолком шириной три метра и длиной около четырех; у правой стены стояли перегонные кубы, небольшие печи и прочие химические приборы; слева висели полки с большим количеством бутылок и склянок, а также книг, и стоял рабочий стол со стулом; напротив нас, у дальней стены, висела черная ширма, отделяющая эту комнату от соседней; эта ширма ниспадала на диван и разделяла его таким образом, что половина дивана находилась в кабинете, а другая половина – в соседней комнате; кроме того, в самом центре стоял деревянный столб, обитый бархатом, к которому мадам Дюран и привязала нас лицом друг к другу.
– А теперь, – спросила хозяйка, – вы готовы испытать боль ради того, чтобы получить нужные знания?
– Приступайте, сударыня, – ответили мы, – приступайте: мы готовы на все.
После этого Дюран весьма горячо расцеловала каждую из нас, ласково похлопала ладонью по нашим ягодицам и завязала нам глаза. С этого момента воцарилась тишина; мы услышали легкие шаги и получили каждая по пятьдесят ударов, хотя так и не поняли от кого. Это были розги, которых мы еще не пробовали, – тонкие гибкие ивовые прутья, – и несмотря на то, что мы обычно легко переносили экзекуцию, мне показалось, что с меня за две минуты содрали всю кожу. Однако мы не издали ни звука жалобы, нам тоже никто не сказал ни слова. Потом кто-то ощупал наши ягодицы, скорее всего это не была мадам Дюран.
После короткого перерыва экзекуция возобновилась, и теперь не оставалось никаких сомнений относительно пола экзекутора: моих окровавленных ягодиц коснулся мужской член, потерся о них, потом послышались вздохи, похотливые стоны; затем к заднему проходу прижался горячий рот, внутрь скользнул влажный язык, повращался там минуту или две, и порка продолжалась. Теперь это уже были не розги – хотя зад мой уже онемел, я без труда определила, что меня били многохвостой плеткой с заостренными металлическими наконечниками, и тут же почувствовала, как по бедрам потекла кровь, растекавшаяся лужей под моими голыми ногами. Снова моего тела коснулся член, затем язык, и церемония закончилась. С наших глаз сняли повязки, и мы увидели перед собой мадам Дюран с двумя чашками в руке, одну она подставила под ягодицы Клервиль, другую – под мои; когда они до краев наполнились кровью, она убрала их и развязала веревки. Потом обмыла истерзанные наши тела водой с уксусом и заботливо осведомилась, не больно ли нам.
– Все в порядке, – заверили мы. – Что теперь мы должны сделать?
– Теперь я поласкаю вам обеим клитор; я не смогу гадать, пока не увижу, как вы ведете себя в пылу страсти.
С этими словами колдунья уложила нас бок о бок на диван; благодаря ширме, разделявшей его пополам, нижняя половина наших тел оказалась в кабинете, а верхняя – в другой комнате. Дюран крепко привязала нас веревкой к дивану, чтобы мы не могли приподняться и увидеть, что с нами будут делать. После чего, обнаженная до пояса, она присела между нами и попросила целовать свои великолепные груди. Пока мы этим занимались, она время от времени бросала взгляды на обе чашки. Тем временем кто-то невидимый начал ласкать нам клитор, затем, столь же искусно и умело, перешел на влагалище и задний проход. Нам долго облизывали оба отверстия, кстати, я забыла сказать, что к нашим лодыжкам были также привязаны веревки, и вот теперь наши ноги приподнялись вверх, и средних размеров член начал, поочередно, со знанием дела, обрабатывать нам влагалище и задницу.
Неожиданно мною овладела неясная тревога, и я не удержалась от вопроса:
– Надеюсь, мадам, что этот мужчина, по крайней мере, ничем не болен?
– О, святая простота! – ответила колдунья. – Это не мужчина, это – Бог.
– Вы с ума сошли, сударыня, – подала голос Клервиль. – Никакого Бога нет, а если бы он и существовал, тогда, будучи совершенным во всех отношениях, он наверняка предпочел бы содомировать нас, а не сношать таким плебейским способом.
– Тихо, – приказала Дюран, – сосредоточьтесь на своих плотских ощущениях и не думайте о том, кто вам их доставляет. Еще одно только слово, и все пойдет насмарку.
– Больше не скажем ни слова, – пообещала я, – но запомните, мадам, мы не собираемся уйти отсюда с сифилисом или с подарочком в виде зародыша.
– Бог не допустит ни того, ни другого, – с важностью заявила Дюран, – а теперь молчите.
И я очень ясно почувствовала, что член, принадлежавший высшему потустороннему существу, извергнул в мои потроха приличную порцию спермы; невидимый содомит пришел в неистовство – рычал, стонал, издавал непонятные звуки, и в этот же миг, не успев сообразить, что произошло, мы вместе с диваном взмыли вверх.
В следующий момент мы увидели, что находимся в почти пустой комнате с очень высоким потолком; занавески, отделявшей наши головы от нижней части тела, уже не было, зато в этой комнате непонятным образом оказались мадам Дюран и две девочки лет тринадцати-четырнадцати. Девочки сидели в креслах, крепко связанные… По их бледным изможденным лицам я заключила, что эти жалкие создания долгое время жили в крайней нищете; неподалеку от них в одной колыбели лежали два ребенка, скорее всего это были мальчики, месяцев девяти от роду. Посреди комнаты стоял большой стол, на нем были разложены многочисленные пакетики, похожие на те, в каких продаются лекарства в аптеке; кроме того, в этой комнате склянок и бутылок было больше, чем в первой.
– Вот здесь я и гадаю, – сказала Дюран, освобождая нас от веревок. – Вас зовут Клервиль, – продолжала она, пристально всматриваясь в сосуд с кровью моей подруги. – Вы, конечно, понимаете, что ваше имя никто не мог мне подсказать. Вам, Клервиль, осталось жить только пять лет, хотя, судя по излишествам, которым вы предаетесь, вы могли бы прожить до шестидесяти, но как бы то ни было, богатство ваше будет прирастать по мере ухудшения здоровья, и в тот день, когда Большая Медведица войдет в созвездие Весов, вы горько пожалеете об утрате весенних цветов.
– Я что-то не понимаю.
– Запишите мои слова, и придет день, когда смысл их станет для вас ясен.
При этом я заметила, что такое предсказание немало обеспокоило мою подругу.
– Что до вас, Жюльетта, – ну скажите на милость, откуда я могла узнать ваше имя? – что до вас, милая девушка, вам приснится вещий сон, перед вами появится ангел, который поведает вам что-то очень важное. А сейчас я могу сказать только одно: случится великое горе, когда в вашем сердце исчезнет зло.
После этих слов комнату заволокло густое облако. Дюран впала в транс, начала выкрикивать непонятные слова и судорожно дергаться, освобождаясь от последних одежд, скрывавших ее обольстительное тело. Облако рассеялось, и она пришла в себя. В воздухе остался смешанный запах амбры и серы. Нам вернули одежду, и когда мы оделись, гадалка спросила, какие яды нас интересуют.
– Ваше предсказание просто убило меня, – сердито сказала Клервиль. – Подумать только: умереть через пять лет!
– Кто может знать? Возможно вы сумеете избежать этого, – философски заметила Дюран. – Я сказала то, что увидела в вашей судьбе, а мои глаза меня иногда подводят.
– Дайте мне хотя бы надежду, иначе есть от чего прийти в отчаяние, – сказала Клервиль. – А может быть, вы ошиблись совсем в другую сторону, и мне остается жить одну неделю? Но будь, что будет: сколько бы времени мне не оставалось, я употреблю его на злодейство. А теперь, мадам, поторопитесь и покажите свой товар; кроме того, позвольте взглянуть на смертоносные растения в вашем саду, а заодно объясните нам их свойства. Мы отберем то, что нам подходит, и расплатимся с вами.
– Я должна получить еще двадцать пять золотых, – сказала колдунья, – это будет платой за показ, а потом вы заплатите за каждое выбранное снадобье отдельно, так как у каждого своя цена. Если вам захочется испытать их, вы можете сделать это прямо здесь; эти две девочки в вашем распоряжении, а если их недостаточно, я могу, по пятьдесят золотых за штуку, доставить сюда столько мужчин, сколько вы пожелаете.
– Вы просто прелесть, мадам, – воскликнула я, бросаясь ей на шею. – Я так рада, что мы обратились к вам, и уверена, что вы также не пожалеете об этом.
Снимая с полок склянку за склянкой, она показывала нам возбуждающие средства и любовные эликсиры, средства, усиливающие менструацию, электуарии[113] и составы, ослабляющие половое влечение. Мы выбрали большое количество упакованных снадобий, среди них немало испанских мушек, пузырьков с настойкой женьшеня и чудодейственным соком из Японии, за который, по причине его редкости и необыкновенных свойств, Дюран взяла с нас по десять луидоров за каждый пузырек граммов по тридцать.
– Добавьте мне еще несколько больших флаконов этого сока, – попросила Клервиль, – чтобы его хватило на целую армию мужчин.
– Теперь перейдем к ядам, – сказала хозяйка. – Иногда приятно потрудиться над увеличением рода человеческого, но чаще всего мы получаем удовольствие от его уменьшения.
– Как вы можете говорить об этих взаимоисключающих деяниях таким одинаково равнодушным тоном, – с упреком заметила я, – ведь первое ужасно, а второе диктуется Небом, и мы берем эти зелья не для увеличения народонаселения, а для того, чтобы возбудить свою похоть; что же до потомства, мы его ненавидим и для борьбы с ним покупаем все остальное.
– Поцелуйте меня, – неожиданно произнесла Дюран. – Я обожаю женщин вашего типа; чем лучше мы узнаем друг друга, тем лучше будет для меня и для вас.
Ядов мы набрали в неимоверном количестве, и каждый сопровождался подробнейшей инструкцией и входил в соответствующую категорию. Прежде всего Дюран обратила наше внимание на порошок, где главным компонентом служила засушенная болотная жаба, и мы услышали о его свойствах столько удивительного, что принялись умолять колдунью испытать его прямо на месте.
– Охотно, – кивнула она. – Выбирайте жертву.
Мы указали на одну из девочек, и Дюран спросила, не желаем ли мы отравить ее в то время, когда ее будет насиловать мужчина. Разумеется, мы с радостью согласились. Дюран дернула за сонетку, и тут же перед нами появился высокий субъект лет пятидесяти – худющий, мертвенно-бледный, весь какой-то дерганый и одетый чрезвычайно неопрятно и неряшливо.
– По-моему, это тот самый, что развлекался с нами сегодня, – шепнула я своей спутнице.
Клервиль молча кивнула, не спуская с него глаз.
– Альзамор, – обратилась к вошедшему Дюран, – эту девочку надо лишить девственности, а наши гостьи в это время лишат ее кое-чего посущественнее посредством порошка. Ты в состоянии сделать это?
– Давайте сюда девочку, – мрачно ответил Альзамор. – Я сделаю все, что смогу.
– Что это за человек? – вполголоса спросила я у Дюран.
– Это старый сильф[114], – ответила она, – и посредством волшебного заговора я могу заставить его исчезнуть. Может быть, вы хотите увидеть, как это происходит?
– Разумеется.
Дюран пробормотала несколько тарабарских слов, и на том месте, где стоял Альзамор, осталось только облако серого дыма.
– А теперь верните нашего сильфа, – попросила Клервиль.
Снова послышались непонятные слова, – и новое густое облако вернуло Альзамора обратно. Теперь у сильфа была изумительная эрекция, и с членом наперевес он подошел к девочке. Он весьма искусно и вместе с тем яростно приступил к делу и менее чем за две минуты разорвал девственную плеву и забрызгал кровью всю комнату. В тот же момент Клервиль влила в рот ребенка зелье, растворенное в мясном бульоне, и маленькая несчастная душа скоро вылетела из тела. Конвульсии начались моментально. Когда они достигли апогея, Альзамор овладел ею сзади; ее стоны и вопли стали громче, вид ее был ужасен. Через шесть минут она лишилась чувств, и сильф придержал свое извержение до тех пор, пока худенькое тельце не перестало биться. Одним словом, страдания жертвы были неописуемы; насильник при этом издавал утробные, не похожие на человеческие, звуки, и его экстаз окончательно убедил нас в том, что именно этот субъект совокуплялся с нами некоторое время назад. Снова колдунья произнесла какую-то тарабарщину, и Альзамор исчез, с ним вместе исчезла и жертва.
После этого Дюран продолжила демонстрацию своих товаров и, показывая нам яды следующей категории, объяснила:
– А вот это пепел сожженного мяса «энгри», разновидности эфиопского тигра: действие этого порошка медленное и ужасное и, на мой взгляд, заслуживает того, чтобы любопытные дамы увидели его здесь же.
– С удовольствием, – оживилась Клервиль, – только испытаем его на мужчине.
– Какого возраста вы желаете?
– Лет восемнадцати-двадцати.
В мгновение ока в комнате появился юноша приятной наружности, прекрасного сложения, с превосходным членом, однако в лице его наблюдались признаки недавних лишений, и у нас не осталось сомнений относительно среды, в которой наша ведьма выбирала свои жертвы.
– Не хотите ли побаловаться с ним для начала?
– Непременно, – заявила я, – если и вы присоединитесь к нам. Мне кажется, он сумеет, ублажить всех троих.
– Что я слышу! Вы хотите посмотреть, как я сношаюсь?
– Решительно хотим.
– Но у меня зверский темперамент, который ужаснет вас.
– Вздор! – процедила Клервиль, прижимая ее к себе. – Покажи все, на что ты способна, стерва! Ведь ты такая же, как и мы, поэтому давайте начнем поскорее.
И Клервиль без промедления бросилась на юношу и принялась возбуждать его. А я, ослепленная прелестями мадам Дюран, глазами, руками, языком ласкала каждую частичку этого божественного тела. Оно поражало изысканной симметрией и роскошным совершенством, никогда я не видела такой упругой, такой ослепительной, такой отзывчивой на прикосновение плоти; никогда не встречала таких гладких и округлых ягодиц и грудей, излучавших столько энергии. А какой клитор я ласкала! Ах, этот клитор, этот утес, горделиво и торжествующе возвышавшийся посреди густой, нежной, манящей к себе растительности. Признаться, едва увидев это чудо, я преисполнилась неодолимым влечением к этой женщине и уже обхватила клитор губами, когда Клервиль, крепко держа юношу, как за поводок, за конец члена, оттолкнула меня и приготовилась вставить вздувшийся орган во влагалище нашей обворожительной чародейки, однако та ужасным криком выразила свое негодование.
– Зачем вы требуете от меня невозможного? Я терпеть не могу сношаться во влагалище, неужели вы принимаете меня за дешевую потаскуху?
Она сильной рукой оттолкнула юношу, перевернулась на живот и подставила ему зад. Клервиль примерилась, одним толчком направила член в нужное место, и он без всякой подготовки, целиком погрузился в этот удивительный анус с такой легкостью, словно забрался в самую просторную вагину. После чего гадалка начала извиваться и выделывать невероятнейшие сладострастные курбеты. Мы с Клервиль добавляли масла в этот священный огонь, массируя, щекоча, лаская языком, целуя и обсасывая ее влажное от выступившего пота тело в самых разных местах и употребляя для этого все свое искусство. Я ни разу не видала ничего более сладострастного, чем поведение этой женщины, ни разу не слышала таких мерзких и яростных ругательств и бессвязных выкриков, сопровождавших ее телодвижения и вызванных бешеной страстью. Приближаясь к кульминации, она вцепилась в наши ягодицы руками и зубами, а когда добралась до потаенного отверстия, мне показалось, что в меня проник мужской член – настолько был твердым и длинным ее язык, да к тому же негодница, в довершение всего, смачно плюнула в мой анус.
– Яду ему! Дайте ему скорее яду! – зарычала она, впадая в экстаз, который скорее напоминал исступленный бред.
– Ну уж черта с два! – откликнулась Клервиль. – Прежде пусть эта скотина прочистит нам задницы.
В этот момент Дюран испустила жуткий вопль, и все ее члены судорожно напряглись, потом она бешено забилась в конвульсиях и сбросила мне в рот – ибо я в тот момент облизывала ее – такое количество спермы, что горячая жидкость не уместилась в нем и перелилась через край.
Через минуту Дюран пришла в себя и, отшвырнув юношу, процедила сквозь зубы:
– Он еще целенький. Не давайте ему кончить, пока не насладитесь вволю.
Мой зад оказался первым, и в него содомит извергнул свое семя, доведенное до кипения в раскаленных потрохах колдуньи. И я, чувствуя, как разливается внутри горячая жидкость, глотала сладкий нектар, все еще выливающийся из влагалища Дюран, чей анус в это время облизывала моя подруга. После этого мы поменялись с ней местами, и пока юноша содомировал ее, колдунья заставила его проглотить смертельный яд. Не успел он покинуть задний проход Клервиль, как у него начались судороги, так что он погиб на боевом посту, что привело мою подругу в неописуемый восторг, настолько дикий, что я испугалась, как бы она не отправилась вслед за своим содомитом.
– Клянусь Всевышним, – заявила блудница, – вместе с его спермой я приняла в себя и его душу. Вы не представляете себе, как разбух член этой твари, когда начал действовать яд, тем более невозможно представить, какое я испытала блаженство.
О, сластолюбивые женщины! Попробуйте отравить мужчину в тот момент, когда он совокупляется с вами, пока член его еще находится в вашем анусе или в вашем влагалище, и вы познаете это неземное блаженство. Нам стоило больших трудов извлечь орган мертвого юноши из прямой кишки моей спутницы, а когда это нам удалось, мы увидели, что смертельная агония не помешала ему испытать оргазм.
– Этого я и хотела, – удовлетворенно заметила Клервиль. – Разве я не говорила вам, что он одновременно отдаст мне свою душу и свою сперму?
Мертвое тело убрали из комнаты, и хозяйка выставила перед нами коробочки с ядами третьей категории.
Среди них мы увидели королевский яд, тот самый, который во время царствования Людовика XV стал причиной смерти многих членов его семьи; здесь были отравленные стрелы и шляпные булавки, вещества, составленные из змеиного яда и известные под названием «куркуру», «кокоб» и «аймороу», а также яд «польпо», названный так по имени рептилии, живущей на северо-западе далекого Юпатана.
– Я смешиваю его с сердечными каплями или с микстурами, способствующими пищеварению, – объяснила Дюран, – в пропорции по одной капле на пол-литра, это вполне достаточная доза; по своему опыту я знаю, что он никогда никого еще не подводил. Хотите испытать его действие?
– Непременно, – заявила я. – Будьте уверены, что мы никогда не откажемся от такого предложения.
– Кого бы вы хотели принести в жертву?
– Симпатичного молодого мужчину, – не задумываясь, отвечала Клервиль.
Дюран позвонила в маленький колокольчик, и перед нами предстал юноша лет восемнадцати, прекраснее, чем предыдущий, и такого же жалкого вида.
– Может быть, вы хотите, чтобы Альзамор содомировал его?
– Великолепная идея!
Снова в комнате заклубился дым, и из него вышел наш сильф.
– Займись мальчишкой, – приказала ему хозяйка. – Эти дамы желают испытать на нем настойку «польпо».
– Погодите, – остановила ее Клервиль, – пусть подопытный в это время содомирует меня.
– А что будем делать мы с мадам Дюран?
– Ты, Жюльетта, можешь щекотать языком задний проход Альзамору, я лягу на нашу милую хозяйку, и она будет сношать меня своим клитором, а когда увидит, что мальчишка близок к оргазму, вольет ему в рот рюмочку снадобья, которое мы собираемся опробовать.
Все происходило так, как хотела Клервиль, вплоть до того момента, когда юноша проглотил напиток: яд едва не вывернул его наизнанку, и нам пришлось отойти в сторону. Мы предоставили середину комнаты умирающему и возобновили свое занятие: Альзамор ласкал Клервиль, а я сплелась в объятиях с Дюран; ее умелые и чуткие пальцы осыпали меня восхитительными ласками и обследовали все самые укромные уголки и потаенные полости моего тела, а ее горячие губы не уступали в ловкости и нежности ее рукам.
Тем временем наш подопытный стоял посреди комнаты, пошатываясь как пьяный, и постепенно погружался в жуткое оцепенение; яд оказал на его мозг настолько жестокое действие» что мальчик начал взвизгивать и бормотать, как будто про себя, что его голова наполняется кипящим маслом; за этой стадией последовала другая, еще более ужасная: все его тело начало опухать на наших глазах, лицо сделалось мертвенно-бледным, глаза вылезли из орбит, и вскидывая руки как тонущий в море человек, бедняга осел на пол и продолжал биться и бороться с невидимым врагом. А в это время, окружив его, мы вчетвером ликовали и извергали из себя плоды самой гнусной на свете похоти.
– Для меня это одна из самых восхитительных страстей, – сказала Клервиль, – и я никогда не смогу противиться ей. До конца своей жизни я буду использовать любую возможность, чтобы испытать такое блаженство.
– И вы можете ничего не опасаться, – добавила Дюран, – так как отравление – надежный и безопасный способ убийства: не остается никаких свидетелей. Откуда здесь взяться уликам? Пусть даже по следу бросится самый опытный врач, все его искусство окажется бессильным перед этой тайной; последствия яда неотличимы от признаков естественных кишечных заболеваний. Вам достаточно только твердо стоять на своем и начисто отрицать свое участие. Словом, такие преступления всегда остаются безнаказанными. До тех пор, пока не обнаружится ваш мотив убийства, вам нечего опасаться.
– Продолжай, искусительница, продолжай, – с улыбкой заметила Клервиль. – Глядишь, в одну прекрасную ночь я воспользуюсь твоими советами и опустошу весь Париж.
Дюран произнесла какое-то заклинание, и сильф испарился.
– Теперь пойдемте в сад, – сказала она и добавила извиняющимся тоном, – правда, боюсь, что там особенно нечего смотреть: прошлой зимой стояли такие сильные морозы, что большая часть моих растений погибла.
Сад, угрюмый и сильно затененный, напоминал собой кладбище; под высокими раскидистыми деревьями росли редкие растения невзрачного сероватого цвета. Любопытство привело нас в дальний уголок, где мы заметили свежевзрыхленную землю.
– Очевидно, здесь вы и прячете плоды своих преступлений? – спросила Клервиль.
– Пойдемте дальше, – ответила колдунья, увлекая нас в другую сторону, – я лучше покажу вам то, чем можно убивать, нежели то, что уже обратилось в прах.
Она начала объяснять нам свойства растений, мимо которых мы проходили, а я с нетерпением поглядывала в сторону кладбища, устроенного в дальнем конце сада.
– Послушайте, мадам, – наконец не выдержала я, – нельзя ли привести сюда девочку лет четырнадцати и испытать на ней яд, который вызывает самую мучительную агонию в человеческом организме? Мы выкопаем для нее яму на кладбище, и пусть Природа примет свою жертву; потом мы засыпем ее землей и все трое испытаем оргазм на могиле.
– Я всегда к вашим услугам, – ответила на это Дюран. – Кстати, я предвидела такую просьбу и уже приготовила девочку. А теперь взгляните еще раз на кладбище: видите вон в том углу свежевыкопанную яму? Так что могила готова.
В самом деле неподалеку от нас под кайенской смоковницей стояла, в чем мать родила, прехорошенькая девчушка; но могилу мы не смогли увидеть, как ни напрягали свои глаза, потом вдруг, самым чудесным, непостижимым образом, в отдалении словно разверзлась земля, и нашему взору предстала свежая чернеющая яма.
– Ну и как! – торжествующе взглянула на нас колдунья, а мы, не отрываясь, с изумлением взирали на чудо. – Вам не страшно?
– Страшно? Совсем нет, но мы ничего не понимаем.
– Природа подчиняется мне беспрекословно, – ответила Дюран. – Она всегда покоряется воле того, кто постиг ее тайны. Зная химию и физику, человек может все. Архимед не мог найти место, чтобы установить свой рычаг, иначе он перевернул бы весь мир, а мне требуется всего лишь одно растение, чтобы уничтожить этот мир за пять минут…
– О, восхитительное создание! – И Клервиль крепко прижала ее к своей груди. – Как я счастлива, что встретила, наконец, человека, чьи возможности отвечают моим целям.
Мы взяли за руки девочку, открыли калитку, отделявшую сад от кладбища, и оказались в стране мертвых. Судороги жертвы начались в тот же миг, когда ей дали яд.
– Давайте присядем вон там, – предложила я, указывая на то место, где земля была недавно вскопана.
– Я словно читаю ваши мысли, – улыбнулась колдунья.
С этими словами она достала из кармана небольшую коробочку, открыла ее и посыпала землю каким-то порошком. И мы увидели новое чудо: многочисленные скелеты, появившиеся у наших ног будто по мановению волшебной палочки.
– Пока не пойдет кровь, милые дамы, да, пока не брызнет кровь из ваших прекрасных тел. Я никогда не даю никаких сведений, пока не будет выполнено это, в сущности безобидное, требование. Кроме того, ваша кровь будет нужна мне для гадания, причем это должна быть свежая кровь после флагелляции.
– Я согласна, – вопросительно посмотрела я на Клервиль. – и у нас нет другого выхода.
Кабинет, в который ввела нас Дюран, был слишком необычен, чтобы не рассказать о нем поподробнее, и хотя его освещала одна маленькая коптящая лампа, мы хорошо разглядели находящиеся в нем предметы. Это была комната с окрашенными в черное стенами и потолком шириной три метра и длиной около четырех; у правой стены стояли перегонные кубы, небольшие печи и прочие химические приборы; слева висели полки с большим количеством бутылок и склянок, а также книг, и стоял рабочий стол со стулом; напротив нас, у дальней стены, висела черная ширма, отделяющая эту комнату от соседней; эта ширма ниспадала на диван и разделяла его таким образом, что половина дивана находилась в кабинете, а другая половина – в соседней комнате; кроме того, в самом центре стоял деревянный столб, обитый бархатом, к которому мадам Дюран и привязала нас лицом друг к другу.
– А теперь, – спросила хозяйка, – вы готовы испытать боль ради того, чтобы получить нужные знания?
– Приступайте, сударыня, – ответили мы, – приступайте: мы готовы на все.
После этого Дюран весьма горячо расцеловала каждую из нас, ласково похлопала ладонью по нашим ягодицам и завязала нам глаза. С этого момента воцарилась тишина; мы услышали легкие шаги и получили каждая по пятьдесят ударов, хотя так и не поняли от кого. Это были розги, которых мы еще не пробовали, – тонкие гибкие ивовые прутья, – и несмотря на то, что мы обычно легко переносили экзекуцию, мне показалось, что с меня за две минуты содрали всю кожу. Однако мы не издали ни звука жалобы, нам тоже никто не сказал ни слова. Потом кто-то ощупал наши ягодицы, скорее всего это не была мадам Дюран.
После короткого перерыва экзекуция возобновилась, и теперь не оставалось никаких сомнений относительно пола экзекутора: моих окровавленных ягодиц коснулся мужской член, потерся о них, потом послышались вздохи, похотливые стоны; затем к заднему проходу прижался горячий рот, внутрь скользнул влажный язык, повращался там минуту или две, и порка продолжалась. Теперь это уже были не розги – хотя зад мой уже онемел, я без труда определила, что меня били многохвостой плеткой с заостренными металлическими наконечниками, и тут же почувствовала, как по бедрам потекла кровь, растекавшаяся лужей под моими голыми ногами. Снова моего тела коснулся член, затем язык, и церемония закончилась. С наших глаз сняли повязки, и мы увидели перед собой мадам Дюран с двумя чашками в руке, одну она подставила под ягодицы Клервиль, другую – под мои; когда они до краев наполнились кровью, она убрала их и развязала веревки. Потом обмыла истерзанные наши тела водой с уксусом и заботливо осведомилась, не больно ли нам.
– Все в порядке, – заверили мы. – Что теперь мы должны сделать?
– Теперь я поласкаю вам обеим клитор; я не смогу гадать, пока не увижу, как вы ведете себя в пылу страсти.
С этими словами колдунья уложила нас бок о бок на диван; благодаря ширме, разделявшей его пополам, нижняя половина наших тел оказалась в кабинете, а верхняя – в другой комнате. Дюран крепко привязала нас веревкой к дивану, чтобы мы не могли приподняться и увидеть, что с нами будут делать. После чего, обнаженная до пояса, она присела между нами и попросила целовать свои великолепные груди. Пока мы этим занимались, она время от времени бросала взгляды на обе чашки. Тем временем кто-то невидимый начал ласкать нам клитор, затем, столь же искусно и умело, перешел на влагалище и задний проход. Нам долго облизывали оба отверстия, кстати, я забыла сказать, что к нашим лодыжкам были также привязаны веревки, и вот теперь наши ноги приподнялись вверх, и средних размеров член начал, поочередно, со знанием дела, обрабатывать нам влагалище и задницу.
Неожиданно мною овладела неясная тревога, и я не удержалась от вопроса:
– Надеюсь, мадам, что этот мужчина, по крайней мере, ничем не болен?
– О, святая простота! – ответила колдунья. – Это не мужчина, это – Бог.
– Вы с ума сошли, сударыня, – подала голос Клервиль. – Никакого Бога нет, а если бы он и существовал, тогда, будучи совершенным во всех отношениях, он наверняка предпочел бы содомировать нас, а не сношать таким плебейским способом.
– Тихо, – приказала Дюран, – сосредоточьтесь на своих плотских ощущениях и не думайте о том, кто вам их доставляет. Еще одно только слово, и все пойдет насмарку.
– Больше не скажем ни слова, – пообещала я, – но запомните, мадам, мы не собираемся уйти отсюда с сифилисом или с подарочком в виде зародыша.
– Бог не допустит ни того, ни другого, – с важностью заявила Дюран, – а теперь молчите.
И я очень ясно почувствовала, что член, принадлежавший высшему потустороннему существу, извергнул в мои потроха приличную порцию спермы; невидимый содомит пришел в неистовство – рычал, стонал, издавал непонятные звуки, и в этот же миг, не успев сообразить, что произошло, мы вместе с диваном взмыли вверх.
В следующий момент мы увидели, что находимся в почти пустой комнате с очень высоким потолком; занавески, отделявшей наши головы от нижней части тела, уже не было, зато в этой комнате непонятным образом оказались мадам Дюран и две девочки лет тринадцати-четырнадцати. Девочки сидели в креслах, крепко связанные… По их бледным изможденным лицам я заключила, что эти жалкие создания долгое время жили в крайней нищете; неподалеку от них в одной колыбели лежали два ребенка, скорее всего это были мальчики, месяцев девяти от роду. Посреди комнаты стоял большой стол, на нем были разложены многочисленные пакетики, похожие на те, в каких продаются лекарства в аптеке; кроме того, в этой комнате склянок и бутылок было больше, чем в первой.
– Вот здесь я и гадаю, – сказала Дюран, освобождая нас от веревок. – Вас зовут Клервиль, – продолжала она, пристально всматриваясь в сосуд с кровью моей подруги. – Вы, конечно, понимаете, что ваше имя никто не мог мне подсказать. Вам, Клервиль, осталось жить только пять лет, хотя, судя по излишествам, которым вы предаетесь, вы могли бы прожить до шестидесяти, но как бы то ни было, богатство ваше будет прирастать по мере ухудшения здоровья, и в тот день, когда Большая Медведица войдет в созвездие Весов, вы горько пожалеете об утрате весенних цветов.
– Я что-то не понимаю.
– Запишите мои слова, и придет день, когда смысл их станет для вас ясен.
При этом я заметила, что такое предсказание немало обеспокоило мою подругу.
– Что до вас, Жюльетта, – ну скажите на милость, откуда я могла узнать ваше имя? – что до вас, милая девушка, вам приснится вещий сон, перед вами появится ангел, который поведает вам что-то очень важное. А сейчас я могу сказать только одно: случится великое горе, когда в вашем сердце исчезнет зло.
После этих слов комнату заволокло густое облако. Дюран впала в транс, начала выкрикивать непонятные слова и судорожно дергаться, освобождаясь от последних одежд, скрывавших ее обольстительное тело. Облако рассеялось, и она пришла в себя. В воздухе остался смешанный запах амбры и серы. Нам вернули одежду, и когда мы оделись, гадалка спросила, какие яды нас интересуют.
– Ваше предсказание просто убило меня, – сердито сказала Клервиль. – Подумать только: умереть через пять лет!
– Кто может знать? Возможно вы сумеете избежать этого, – философски заметила Дюран. – Я сказала то, что увидела в вашей судьбе, а мои глаза меня иногда подводят.
– Дайте мне хотя бы надежду, иначе есть от чего прийти в отчаяние, – сказала Клервиль. – А может быть, вы ошиблись совсем в другую сторону, и мне остается жить одну неделю? Но будь, что будет: сколько бы времени мне не оставалось, я употреблю его на злодейство. А теперь, мадам, поторопитесь и покажите свой товар; кроме того, позвольте взглянуть на смертоносные растения в вашем саду, а заодно объясните нам их свойства. Мы отберем то, что нам подходит, и расплатимся с вами.
– Я должна получить еще двадцать пять золотых, – сказала колдунья, – это будет платой за показ, а потом вы заплатите за каждое выбранное снадобье отдельно, так как у каждого своя цена. Если вам захочется испытать их, вы можете сделать это прямо здесь; эти две девочки в вашем распоряжении, а если их недостаточно, я могу, по пятьдесят золотых за штуку, доставить сюда столько мужчин, сколько вы пожелаете.
– Вы просто прелесть, мадам, – воскликнула я, бросаясь ей на шею. – Я так рада, что мы обратились к вам, и уверена, что вы также не пожалеете об этом.
Снимая с полок склянку за склянкой, она показывала нам возбуждающие средства и любовные эликсиры, средства, усиливающие менструацию, электуарии[113] и составы, ослабляющие половое влечение. Мы выбрали большое количество упакованных снадобий, среди них немало испанских мушек, пузырьков с настойкой женьшеня и чудодейственным соком из Японии, за который, по причине его редкости и необыкновенных свойств, Дюран взяла с нас по десять луидоров за каждый пузырек граммов по тридцать.
– Добавьте мне еще несколько больших флаконов этого сока, – попросила Клервиль, – чтобы его хватило на целую армию мужчин.
– Теперь перейдем к ядам, – сказала хозяйка. – Иногда приятно потрудиться над увеличением рода человеческого, но чаще всего мы получаем удовольствие от его уменьшения.
– Как вы можете говорить об этих взаимоисключающих деяниях таким одинаково равнодушным тоном, – с упреком заметила я, – ведь первое ужасно, а второе диктуется Небом, и мы берем эти зелья не для увеличения народонаселения, а для того, чтобы возбудить свою похоть; что же до потомства, мы его ненавидим и для борьбы с ним покупаем все остальное.
– Поцелуйте меня, – неожиданно произнесла Дюран. – Я обожаю женщин вашего типа; чем лучше мы узнаем друг друга, тем лучше будет для меня и для вас.
Ядов мы набрали в неимоверном количестве, и каждый сопровождался подробнейшей инструкцией и входил в соответствующую категорию. Прежде всего Дюран обратила наше внимание на порошок, где главным компонентом служила засушенная болотная жаба, и мы услышали о его свойствах столько удивительного, что принялись умолять колдунью испытать его прямо на месте.
– Охотно, – кивнула она. – Выбирайте жертву.
Мы указали на одну из девочек, и Дюран спросила, не желаем ли мы отравить ее в то время, когда ее будет насиловать мужчина. Разумеется, мы с радостью согласились. Дюран дернула за сонетку, и тут же перед нами появился высокий субъект лет пятидесяти – худющий, мертвенно-бледный, весь какой-то дерганый и одетый чрезвычайно неопрятно и неряшливо.
– По-моему, это тот самый, что развлекался с нами сегодня, – шепнула я своей спутнице.
Клервиль молча кивнула, не спуская с него глаз.
– Альзамор, – обратилась к вошедшему Дюран, – эту девочку надо лишить девственности, а наши гостьи в это время лишат ее кое-чего посущественнее посредством порошка. Ты в состоянии сделать это?
– Давайте сюда девочку, – мрачно ответил Альзамор. – Я сделаю все, что смогу.
– Что это за человек? – вполголоса спросила я у Дюран.
– Это старый сильф[114], – ответила она, – и посредством волшебного заговора я могу заставить его исчезнуть. Может быть, вы хотите увидеть, как это происходит?
– Разумеется.
Дюран пробормотала несколько тарабарских слов, и на том месте, где стоял Альзамор, осталось только облако серого дыма.
– А теперь верните нашего сильфа, – попросила Клервиль.
Снова послышались непонятные слова, – и новое густое облако вернуло Альзамора обратно. Теперь у сильфа была изумительная эрекция, и с членом наперевес он подошел к девочке. Он весьма искусно и вместе с тем яростно приступил к делу и менее чем за две минуты разорвал девственную плеву и забрызгал кровью всю комнату. В тот же момент Клервиль влила в рот ребенка зелье, растворенное в мясном бульоне, и маленькая несчастная душа скоро вылетела из тела. Конвульсии начались моментально. Когда они достигли апогея, Альзамор овладел ею сзади; ее стоны и вопли стали громче, вид ее был ужасен. Через шесть минут она лишилась чувств, и сильф придержал свое извержение до тех пор, пока худенькое тельце не перестало биться. Одним словом, страдания жертвы были неописуемы; насильник при этом издавал утробные, не похожие на человеческие, звуки, и его экстаз окончательно убедил нас в том, что именно этот субъект совокуплялся с нами некоторое время назад. Снова колдунья произнесла какую-то тарабарщину, и Альзамор исчез, с ним вместе исчезла и жертва.
После этого Дюран продолжила демонстрацию своих товаров и, показывая нам яды следующей категории, объяснила:
– А вот это пепел сожженного мяса «энгри», разновидности эфиопского тигра: действие этого порошка медленное и ужасное и, на мой взгляд, заслуживает того, чтобы любопытные дамы увидели его здесь же.
– С удовольствием, – оживилась Клервиль, – только испытаем его на мужчине.
– Какого возраста вы желаете?
– Лет восемнадцати-двадцати.
В мгновение ока в комнате появился юноша приятной наружности, прекрасного сложения, с превосходным членом, однако в лице его наблюдались признаки недавних лишений, и у нас не осталось сомнений относительно среды, в которой наша ведьма выбирала свои жертвы.
– Не хотите ли побаловаться с ним для начала?
– Непременно, – заявила я, – если и вы присоединитесь к нам. Мне кажется, он сумеет, ублажить всех троих.
– Что я слышу! Вы хотите посмотреть, как я сношаюсь?
– Решительно хотим.
– Но у меня зверский темперамент, который ужаснет вас.
– Вздор! – процедила Клервиль, прижимая ее к себе. – Покажи все, на что ты способна, стерва! Ведь ты такая же, как и мы, поэтому давайте начнем поскорее.
И Клервиль без промедления бросилась на юношу и принялась возбуждать его. А я, ослепленная прелестями мадам Дюран, глазами, руками, языком ласкала каждую частичку этого божественного тела. Оно поражало изысканной симметрией и роскошным совершенством, никогда я не видела такой упругой, такой ослепительной, такой отзывчивой на прикосновение плоти; никогда не встречала таких гладких и округлых ягодиц и грудей, излучавших столько энергии. А какой клитор я ласкала! Ах, этот клитор, этот утес, горделиво и торжествующе возвышавшийся посреди густой, нежной, манящей к себе растительности. Признаться, едва увидев это чудо, я преисполнилась неодолимым влечением к этой женщине и уже обхватила клитор губами, когда Клервиль, крепко держа юношу, как за поводок, за конец члена, оттолкнула меня и приготовилась вставить вздувшийся орган во влагалище нашей обворожительной чародейки, однако та ужасным криком выразила свое негодование.
– Зачем вы требуете от меня невозможного? Я терпеть не могу сношаться во влагалище, неужели вы принимаете меня за дешевую потаскуху?
Она сильной рукой оттолкнула юношу, перевернулась на живот и подставила ему зад. Клервиль примерилась, одним толчком направила член в нужное место, и он без всякой подготовки, целиком погрузился в этот удивительный анус с такой легкостью, словно забрался в самую просторную вагину. После чего гадалка начала извиваться и выделывать невероятнейшие сладострастные курбеты. Мы с Клервиль добавляли масла в этот священный огонь, массируя, щекоча, лаская языком, целуя и обсасывая ее влажное от выступившего пота тело в самых разных местах и употребляя для этого все свое искусство. Я ни разу не видала ничего более сладострастного, чем поведение этой женщины, ни разу не слышала таких мерзких и яростных ругательств и бессвязных выкриков, сопровождавших ее телодвижения и вызванных бешеной страстью. Приближаясь к кульминации, она вцепилась в наши ягодицы руками и зубами, а когда добралась до потаенного отверстия, мне показалось, что в меня проник мужской член – настолько был твердым и длинным ее язык, да к тому же негодница, в довершение всего, смачно плюнула в мой анус.
– Яду ему! Дайте ему скорее яду! – зарычала она, впадая в экстаз, который скорее напоминал исступленный бред.
– Ну уж черта с два! – откликнулась Клервиль. – Прежде пусть эта скотина прочистит нам задницы.
В этот момент Дюран испустила жуткий вопль, и все ее члены судорожно напряглись, потом она бешено забилась в конвульсиях и сбросила мне в рот – ибо я в тот момент облизывала ее – такое количество спермы, что горячая жидкость не уместилась в нем и перелилась через край.
Через минуту Дюран пришла в себя и, отшвырнув юношу, процедила сквозь зубы:
– Он еще целенький. Не давайте ему кончить, пока не насладитесь вволю.
Мой зад оказался первым, и в него содомит извергнул свое семя, доведенное до кипения в раскаленных потрохах колдуньи. И я, чувствуя, как разливается внутри горячая жидкость, глотала сладкий нектар, все еще выливающийся из влагалища Дюран, чей анус в это время облизывала моя подруга. После этого мы поменялись с ней местами, и пока юноша содомировал ее, колдунья заставила его проглотить смертельный яд. Не успел он покинуть задний проход Клервиль, как у него начались судороги, так что он погиб на боевом посту, что привело мою подругу в неописуемый восторг, настолько дикий, что я испугалась, как бы она не отправилась вслед за своим содомитом.
– Клянусь Всевышним, – заявила блудница, – вместе с его спермой я приняла в себя и его душу. Вы не представляете себе, как разбух член этой твари, когда начал действовать яд, тем более невозможно представить, какое я испытала блаженство.
О, сластолюбивые женщины! Попробуйте отравить мужчину в тот момент, когда он совокупляется с вами, пока член его еще находится в вашем анусе или в вашем влагалище, и вы познаете это неземное блаженство. Нам стоило больших трудов извлечь орган мертвого юноши из прямой кишки моей спутницы, а когда это нам удалось, мы увидели, что смертельная агония не помешала ему испытать оргазм.
– Этого я и хотела, – удовлетворенно заметила Клервиль. – Разве я не говорила вам, что он одновременно отдаст мне свою душу и свою сперму?
Мертвое тело убрали из комнаты, и хозяйка выставила перед нами коробочки с ядами третьей категории.
Среди них мы увидели королевский яд, тот самый, который во время царствования Людовика XV стал причиной смерти многих членов его семьи; здесь были отравленные стрелы и шляпные булавки, вещества, составленные из змеиного яда и известные под названием «куркуру», «кокоб» и «аймороу», а также яд «польпо», названный так по имени рептилии, живущей на северо-западе далекого Юпатана.
– Я смешиваю его с сердечными каплями или с микстурами, способствующими пищеварению, – объяснила Дюран, – в пропорции по одной капле на пол-литра, это вполне достаточная доза; по своему опыту я знаю, что он никогда никого еще не подводил. Хотите испытать его действие?
– Непременно, – заявила я. – Будьте уверены, что мы никогда не откажемся от такого предложения.
– Кого бы вы хотели принести в жертву?
– Симпатичного молодого мужчину, – не задумываясь, отвечала Клервиль.
Дюран позвонила в маленький колокольчик, и перед нами предстал юноша лет восемнадцати, прекраснее, чем предыдущий, и такого же жалкого вида.
– Может быть, вы хотите, чтобы Альзамор содомировал его?
– Великолепная идея!
Снова в комнате заклубился дым, и из него вышел наш сильф.
– Займись мальчишкой, – приказала ему хозяйка. – Эти дамы желают испытать на нем настойку «польпо».
– Погодите, – остановила ее Клервиль, – пусть подопытный в это время содомирует меня.
– А что будем делать мы с мадам Дюран?
– Ты, Жюльетта, можешь щекотать языком задний проход Альзамору, я лягу на нашу милую хозяйку, и она будет сношать меня своим клитором, а когда увидит, что мальчишка близок к оргазму, вольет ему в рот рюмочку снадобья, которое мы собираемся опробовать.
Все происходило так, как хотела Клервиль, вплоть до того момента, когда юноша проглотил напиток: яд едва не вывернул его наизнанку, и нам пришлось отойти в сторону. Мы предоставили середину комнаты умирающему и возобновили свое занятие: Альзамор ласкал Клервиль, а я сплелась в объятиях с Дюран; ее умелые и чуткие пальцы осыпали меня восхитительными ласками и обследовали все самые укромные уголки и потаенные полости моего тела, а ее горячие губы не уступали в ловкости и нежности ее рукам.
Тем временем наш подопытный стоял посреди комнаты, пошатываясь как пьяный, и постепенно погружался в жуткое оцепенение; яд оказал на его мозг настолько жестокое действие» что мальчик начал взвизгивать и бормотать, как будто про себя, что его голова наполняется кипящим маслом; за этой стадией последовала другая, еще более ужасная: все его тело начало опухать на наших глазах, лицо сделалось мертвенно-бледным, глаза вылезли из орбит, и вскидывая руки как тонущий в море человек, бедняга осел на пол и продолжал биться и бороться с невидимым врагом. А в это время, окружив его, мы вчетвером ликовали и извергали из себя плоды самой гнусной на свете похоти.
– Для меня это одна из самых восхитительных страстей, – сказала Клервиль, – и я никогда не смогу противиться ей. До конца своей жизни я буду использовать любую возможность, чтобы испытать такое блаженство.
– И вы можете ничего не опасаться, – добавила Дюран, – так как отравление – надежный и безопасный способ убийства: не остается никаких свидетелей. Откуда здесь взяться уликам? Пусть даже по следу бросится самый опытный врач, все его искусство окажется бессильным перед этой тайной; последствия яда неотличимы от признаков естественных кишечных заболеваний. Вам достаточно только твердо стоять на своем и начисто отрицать свое участие. Словом, такие преступления всегда остаются безнаказанными. До тех пор, пока не обнаружится ваш мотив убийства, вам нечего опасаться.
– Продолжай, искусительница, продолжай, – с улыбкой заметила Клервиль. – Глядишь, в одну прекрасную ночь я воспользуюсь твоими советами и опустошу весь Париж.
Дюран произнесла какое-то заклинание, и сильф испарился.
– Теперь пойдемте в сад, – сказала она и добавила извиняющимся тоном, – правда, боюсь, что там особенно нечего смотреть: прошлой зимой стояли такие сильные морозы, что большая часть моих растений погибла.
Сад, угрюмый и сильно затененный, напоминал собой кладбище; под высокими раскидистыми деревьями росли редкие растения невзрачного сероватого цвета. Любопытство привело нас в дальний уголок, где мы заметили свежевзрыхленную землю.
– Очевидно, здесь вы и прячете плоды своих преступлений? – спросила Клервиль.
– Пойдемте дальше, – ответила колдунья, увлекая нас в другую сторону, – я лучше покажу вам то, чем можно убивать, нежели то, что уже обратилось в прах.
Она начала объяснять нам свойства растений, мимо которых мы проходили, а я с нетерпением поглядывала в сторону кладбища, устроенного в дальнем конце сада.
– Послушайте, мадам, – наконец не выдержала я, – нельзя ли привести сюда девочку лет четырнадцати и испытать на ней яд, который вызывает самую мучительную агонию в человеческом организме? Мы выкопаем для нее яму на кладбище, и пусть Природа примет свою жертву; потом мы засыпем ее землей и все трое испытаем оргазм на могиле.
– Я всегда к вашим услугам, – ответила на это Дюран. – Кстати, я предвидела такую просьбу и уже приготовила девочку. А теперь взгляните еще раз на кладбище: видите вон в том углу свежевыкопанную яму? Так что могила готова.
В самом деле неподалеку от нас под кайенской смоковницей стояла, в чем мать родила, прехорошенькая девчушка; но могилу мы не смогли увидеть, как ни напрягали свои глаза, потом вдруг, самым чудесным, непостижимым образом, в отдалении словно разверзлась земля, и нашему взору предстала свежая чернеющая яма.
– Ну и как! – торжествующе взглянула на нас колдунья, а мы, не отрываясь, с изумлением взирали на чудо. – Вам не страшно?
– Страшно? Совсем нет, но мы ничего не понимаем.
– Природа подчиняется мне беспрекословно, – ответила Дюран. – Она всегда покоряется воле того, кто постиг ее тайны. Зная химию и физику, человек может все. Архимед не мог найти место, чтобы установить свой рычаг, иначе он перевернул бы весь мир, а мне требуется всего лишь одно растение, чтобы уничтожить этот мир за пять минут…
– О, восхитительное создание! – И Клервиль крепко прижала ее к своей груди. – Как я счастлива, что встретила, наконец, человека, чьи возможности отвечают моим целям.
Мы взяли за руки девочку, открыли калитку, отделявшую сад от кладбища, и оказались в стране мертвых. Судороги жертвы начались в тот же миг, когда ей дали яд.
– Давайте присядем вон там, – предложила я, указывая на то место, где земля была недавно вскопана.
– Я словно читаю ваши мысли, – улыбнулась колдунья.
С этими словами она достала из кармана небольшую коробочку, открыла ее и посыпала землю каким-то порошком. И мы увидели новое чудо: многочисленные скелеты, появившиеся у наших ног будто по мановению волшебной палочки.