Страница:
– Вы сношали ее в зад?
– Нет, я ее пожалел.
– Но вы хотели этого?
– Да.
– Ваша сперма не пролилась?
– Нет.
– Эта девица вскружила вам голову?
– Невероятно.
– Она целовала вам зад?
– Она ласкала его языком.
– Вы вставляли член ей в рот?
– Неоднократно.
– В каком он состоянии теперь?
– Он довольно тверд.
– Выберите кого-нибудь, чтобы удовлетвориться… Ваша очередь, Доротея.
– Я сношалась с Констаном..
– Он прочистил> вам зад?
– Да.
– Как стоял у него член?
– Прекрасно.
– Он кончил туда?
– Нет.
– Куда же он излил свое семя?
– Я его проглотила.
– Вы целовали ему задницу?
– Да.
– Он сосал ваш клитор?
– Я сунула его ему в анус.
– Вы хотели совершить что-нибудь еще похуже?
– О, еще как!
– Теперь моя очередь, друзья. – И Верней поднялся. – Вы видели, что я уединился со своей сестрой Марселиной и двумя детьми – плодами моего инцеста с дочерью сестры. Марселина била меня хлыстом, я целовал попки своим внукам, помассировал член между их бедер и совершил содомию, со своей сестрой.
– Вы испытали оргазм? – спросил Жернанд.
– Нет.
– Вы их заставляли целовать вам седалище?
– Да.
– Стало быть ваша сперма не пролилась?
– Нет.
– От чего кружится ваша голова?
– От предстоящих ужасов.
– Вы позволите нам начать их?
– Конечно… Давайте займемся более серьезными делами. Я хочу, чтобы каждый из вас (вы, Доротея, будете, как обычно, в числе мужчин – вы достойны этого), так вот, я хочу, чтобы каждый написал желание удовлетворить любую страсть и подписался. Эти пять бумажек положим в чашу, которую подаст служанка, и десять наших рабов, которых я назову, будут попарно тянуть жребий. Каждая пара согласно доставшемуся ей жребию удовлетворит желания, заключенные в записке. Только случай определит то, что придется претерпеть каждому, но это желание должно быть такого рода, чтобы крики жертвы были как можно громче. Мадам де Жернанд и ее верная Жюстина будут тянуть первый билет, мадам де Верней и Лоретта – второй, Марселина и Лили – третий, Сесиль и Роза – Четвертый. Одна из старух и самый красивый педераст вытянут пятый. Вы заметили, что я исключил из их числа Виктора: способности, которые мы в нем признали, ставят его в ряд активных участников, а не жертв.
Были написаны пять билетиков, старуха сложила их в чашу, села на оттоманку под символом Всевышнего, каждая пара подходила к ней по очереди и вслух зачитывала предназначенную ей участь.
Д'Эстерваль выразил желание пощипать ягодицы, покусать задние отверстия и клиторы. Это досталось мадам де Верней и Лоретте.
Брессак объявил, что хочет совершить содомию, пощипать соски и отхлестать жертв по щекам. Это выпало мадам де Жернанд и Жюстине.
Доротее хотелось колоть иглой самые чувствительные части тела и испражниться на лица жертв. Это выбрали юноша и старая служанка.
Жернанд написал, что на каждом теле сделает шесть небольших надрезов ланцетом и даст каждой пососать свой член. Этот жребий вытянули Сесилия и Роза.
Верней решил согрешить у подножия дивана под образом Господа, на том же диване порешили привести приговоры в исполнение. Брессак был единственный, кто не смог удержаться от извержения: он кончил в потроха Жюстины, осыпая бедную мадам, де Жернанд такими сильными пощечинами, что из глаз ее ручьями лились слезы.
Как нетрудно догадаться, во время этих эпизодов все одежды исчезли, и в зале шевелились совсем голые тела.
– А теперь, возьмемся за мою жену, – закричал господин де Верней, – да, друзья, пусть на нее обрушится ваша ярость! Джон и вы, Констан, положите это ничтожество на пол, и пусть каждый немедленно подвергнет ее такой пытке, на какую только способно его жестокое воображение. Вы, Сесилия, как наша общая дочь, ложитесь на эту священную оттоманку (так он назвал ложе, расположенное у ног изображения Спасителя), и наслаждение вашими прелестями послужит наградой палачам вашей матери. Здесь судьей буду я сам: я буду раздавать награды в зависимости от усердия, с каким вы перед этим истязали мою супругу. Виктор, ложитесь рядом с Сесилией: вам предстоит предлагать более утонченные услуги тем, кто предпочтет мужской пол.
Потом, указывая на жену и двоих детей, прибавил:
– Мужайтесь, друзья, вот ваша жертва, а вот награды!
Марселина опустилась перед ним на колени и начала ласкать его, два ганимеда подставили ему свои ягодицы. Экзекуция началась.
Первым вступил в дело Жернанд: его безжалостный ланцет в пятнадцати местах надрезал нежную кожу, но не очень глубоко, потом он набросился на Виктора и стал сношать его в рот.
За ним подошла Доротея и с такой силой сдавила груди мадам де Верней, что та несколько секунд извивалась в жестоких конвульсиях; затем лесбиянка схватила Сесйлию за волосы и бурно извергнулась ей в рот.
Вслед за женой подошел Д'Эстерваль: он некоторое время выдергивал волоски из промежности мадам де Верней и колол до крови стенки влагалища; его успокоил анус Виктора, куда он сбросил свой пыл.
Брессак приласкал свою тетю сильными ударами в нос, из которого брызнула кровь; он ее содомировал, он выкручивал ей уши до тех пор, пока чуть не оторвал их и в конце концов вторгся в зад прелестного Виктора.
Подошел Верней. Всем было ясно, что он не станет щадить свою жену: он бил ее, щипал, рвал зубами ее тело и скоро успокоился в изящной заднице Сесилии.
– Теперь ты, Виктор, – сказал он сыну, – поглядим, как ты поступишь со своей матерью, пусть примером тебе послужит наш родственник, который не церемонился долго со своей. Эй, Брессак, помогите вашему племяннику, подскажите ему, как надо действовать.
Юный Виктор приблизился: собственную мать велел осквернить ему жестокий и распутный отец, и родную сестру предлагал ему в награду. Увы, юноша с большим удовольствием приступил к мерзостям, которых от него ждали, и не было нужды принуждать его.
– Дорогая мама, – сказал молодой распутник, – я знаю, что вас приводит в отчаяние, а вы знайте, что именно этим я и займусь, поверните ко мне ваш несравненный зад, чтобы я мог насладиться им всеми возможными способами, которые так вас огорчают.
О сопротивлении не могло быть и речи: старухи крепко держали жертву, и она не могла даже пошевелиться. Виктор взял розги и осмелился поднять свою трижды преступную руку на женщину, давшую ему жизнь. Вдохновляемый Жернандом, Брессаком, д"Эстервалем и даже Доротеей, монстр, в отличие от Брессака, бил мать что было сил. Читатель, возможно, не поверит, но Верней, чтобы сильнее распалить своего сына, теребил ему член. Юноша вошел в раж, он был красив в эту минуту как Амур, несмотря на совершаемые им ужасы, и он восклицал:
– Отец! Держи ее крепче! Держи ее, я буду содомировать эту тварь!
И услужливый Верней, стиснув мощной рукой поясницу своей жены, другой аккуратно ввел инструмент сына в зад своей дражайшей половины. И вот Виктор достиг самых глубин, инцест совершился, а в это время чудовище в образе отца разными способами усиливало гнусные удовольствия своего столь же мерзкого сына.
– Как же теперь ты сможешь воспользоваться заслуженной наградой? – спросил Верней Виктора. – Позволит ли тебе сделать это твое истощение?
– Истощение? Мое истощение? – возмутился негодяй, показывая, что первый натиск только сильнее укрепил его дух. – Смотрите же, черт вас побери, смотрите, в состоянии ли этот член приласкать мою сестру, как он только что^ приласкал мою мать. Я затолкаю в зад девчонки все дерьмо, которое извлек из потрохов мамаши – по-моему, на свете нет ничего более восхитительного!
Он кинулся на Сесилию и поставил ее в нужную позу. Он уже приготовился к злодеянию, как вдруг Верней, умеряя пыл сына, попросил его отсрочить атаку, чтобы разнообразить ощущения. Сесилия, опустившись на четвереньки на священное ложе, представляла собой очень удобную двойную мишень; Верней подготовил оба отверстия и ввел сына в пещеру Содома. Верхом на девочку посадили Лоретту таким образом, что перед лицом юного содомита оказался самый свежий и самый крошечный храм, каким когда-либо любовался сам Амур. Справа и слева торчали зады двух дам – де Жернанд и де Верней. Господин де Верней овладел сыном, то же самое с ним проделал Джон. Группу окружили Брессак, д'Эстерваль, Жернанд и Доротея, опьяненные этим зрелищем: первый содомировал ганимеда, второй предоставил свое тело ласкам Марселины и щипал при этом ее ягодицы, третий вставил член в рот Лили, четвертая насадила свое влагалище на кол Констана. После короткого, но энергичного совокупления все достигли цели, и потоки спермы, оскверненной содомитскими и кровосмесительными гадостями, пролились перед взором Предвечного, находившегося здесь в качестве главной жертвы оскорблений, и, истощив участников адского карнавала, вынудили их сделать совершенно необходимую передышку.
Все окружили буфет, уставленный паштетами, ветчиной, жареной дичью, бутылками с волшебными напитками. Но недолго продолжалось пиршество: ненасытная богиня Цитеры вновь призвала к своим алтарям поклонников Комуса[54].
– Друзья мои, – заговорил Верней, вернувшись на свой трон, – мы только что опрошали судьбу на предмет наших удовольствий, теперь я предлагаю спросить об этом Творца. Вот он перед вами, этот высший бог и судья, который знает будущее; я повелеваю всем подойти к нему с фаллосом в руках и обратиться к нему с вопросом. Всевышний, чьим служителем я являюсь и чьи распоряжения я получил утром, ответит вам в письменной форме, и вы исполните его веление, только придется напомнить, что стиль декретов Господа всегда несколько темен, и вы должны сами догадаться о его намерениях, прежде чем действовать. Ваше сегодняшнее поведение, Виктор, еще раз утвердило вам достойное место в нашей среде, следовательно, отныне вы не будете пассивным предметом, если это вам не нравится. Итак, начинайте Жернанд: обращайтесь к Богу.
Жернанд, встав в предписанную позу, прочитал вслух предложенный текст, – который мы воспроизводим слово в слово.
«Гнусный образ самого забавного призрака, ты, чье место только в публичном доме, ты, кто годен разве что для содомитских утех, скажи, что мне делать, чтобы опять восстал мой член? Скажи, и я выполню все в точности, но предупреждаю, что это – единственное, в чем я готов тебе подчиниться: мое презрение и моя ненависть слишком велики и очевидны, чтобы я мог послушаться тебя в чем-нибудь другом».
Едва Жернанд произнес последнее слово, как из уст Предвечного вылетел скрученный в трубочку лоскут белого атласа и упал к его ногам. Распутник развернул его и прочел следующее: «Возьми твою свояченицу и Марселину, твою сестру, ступай с ними в будуар, там ты совершишь кровосмешение и напьешься семени».
Жернанд исполнил предначертанное. Мы не будем повторять, что все поступили точно так же, когда получили свои приговоры.
За ним подошел Брессак, прочитал текст, выпала записка: «Бери двух педерастов и вкуси их».
Доротея получила такое указание: «Пусть идут за тобой жена Жернанда и Констан: для первой ты будешь палачом, для второго блудницей».
Д'Эстервалю достался следующий жребий: «Бери Сесиль и Лили, и если не будешь очень суров к нему, то только затем, чтобы получить первую».
В записке, которую получил Верней, говорилось: «Жюстина и Джон принадлежат тебе, исполни твое тайное желание с первой, и пусть второй отомстит за тебя, если ты получишь отказ».
Последним был Виктор и прочитал следующий текст:
«Возьми двух ганимедов и будь достоин твоего отца».
Мы не можем последовать за каждым в уединенное место, поэтому, с позволения читателя, расскажем о том, что происходит в дортуаре, где оказалась наша героиня.
– Жюстина, – заявил Верней, как только за ними закрылась дверь, – давай отправим пока этого юношу в туалетную комнату и побеседуем с тобой. Голос Создателя вселенной только что уведомил меня, что я могу поведать тебе свою тайну, и я это собираюсь сделать: не вздумай злоупотребить моим доверием и не заставляй меня раскаиваться в этом… Не буду скрывать от тебя, дорогая, что многое в тебе мне очень нравится. Мой брат находит тебя сообразительной,. но слишком стыдливой, поэтому сбрось с себя этот хитон, который портит твои достоинства, откажись от своей нелепой религии, от добродетели, и мы вместе пойдем самым тернистым путем порока, короче, если ты согласна переехать ко мне, твое благополучие будет обеспечено, но для этого необходимо, чтобы ты набралась мужества и полностью смирилась.
– О чем? идет речь, сударь?
– Об ужасных делах. Прежде всего пойми, дитя мое, что нет на свете человека с более злодейской душой, чем у меня, нет ни одного, кто зашел бы так далеко в пороке и жестокости. Чтобы удовлетворить мои извращенные наклонности без риска, который, как правило, сопутствует обычным преступникам, и чтобы умножить число жертв благодаря коварству, которое заставляет пылать все мои чувства жарким пламенем, я пользуюсь порошком, обеспечивающим немедленную смерть людям, которые вдыхают его пары или глотают его. Этот порошок приготовлен из растения «аддах», которое произрастает в Африке[55], но любознательные могут сами вырастить его; яд, извлекаемый из него, настолько силен, что достаточно мизерной дозы, чтобы вызвать самую быструю и самую болезненную смерть. Ты не представляешь себе, девочка, сколько жертв погибают под моими предательскими ударами. Но поскольку тот, кто проповедует порок, всегда хочет большего, чем делает, я, вечно недовольный количеством своих жертв, стараюсь расширить сферу деятельности. Но для этого мне нужен помощник… Я обратил на тебя внимание: имея в руках адский порошок – так я его назвал, – ты будешь ходить по стране и разбрасывать мой яд, а я буду наслаждаться несравненным счастьем оттого, что твои преступления прибавятся к моим, и считать их своими собственными, так как все равно они будут делом моих рук.
– О сударь, такие чудовищные злодеяния…
– Они составляют самые сладостные удовольствия, которые существуют для меня в этом мире. Когда я предаюсь им, это невероятно возбуждает меня, как только я узнаю о результатах или вижу их воочию, из меня брызжет сперма без всякого дополнительного воздействия.
– Ах, сударь, как мне жаль тех, кто живет рядом с вами!
– Нет; моя жена, мои дети и слуги не подвергаются никакой опасности, они доставляют мне другие удовольствия, но что касается остального, Жюстина, о, что касается остального!.. Все остальное воспламеняет меня, возносит на седьмое небо. Я более честолюбив, чем Александр: я хотел бы опустошить всю землю, покрыть ее трупами…
– Вы – чудовище; ваша извращенность удваивается по мере того, как вы даете ей полную волю, и люди, которых вы щадите нынче, завтра станут жертвами.
– Ты так считаешь, Жюстина? – заметил Верней, поглаживая ягодицы той, которую хотел искусить, и вложил ей в руки инструмент, разом отвердевший от ее предложения.
– Я в этом уверена.
– А когда это случится, мой ангел, это будет великое злодейство?
– Ужасное, сударь, ужасное и отвратительное… И не стану ли я сама вашей жертвой?
– Никогда, ведь ты будешь слишком нужна мне.
– Поэтому-то я и погибну раньше, если, к своему несчастью, приму ваше предложение. Самое умное, что может сделать преступник, – это уничтожить своих сообщников, и из всех его злодеяний это – самое для него выгодное.
– Я одним словом разобью твое возражение, Жюстина: ты будешь владелицей порошка, поэтому будешь иметь на мою жизнь точно такие же права, как я на твою.
– О Верней! Опасно только то оружие, которое находится в руках порока: если им ненадолго завладевает добродетель, так лишь затем, чтобы вырвать это жало у тех, кто может злоупотребить им.
– Но ты считаешь, дитя мое, что очень плохо – удовлетворять себя таким способом?
– Это самое чудовищное из того, что я знаю, потому что из всех способов убийства это самый предательский и опасный, и от него труднее защититься.
– Ты уже беседовала с моим братом, – сказал Верней, – и я не буду повторять то, что он или другие философы, которых ты встречала в жизни, говорили тебе о том, насколько ничтожно преступление, называемое убийством; я только хочу добавить, что из всех способов отравление, конечно, – самое гуманное, так как при этом не проливается кровь. В самом деле, Жюстина, ты должна признать, что если что-либо и является отвратительным в уничтожении себе подобного, так это – насилие над человеком и кровь, вытекающая из его тела, то есть зрелище его смертельных ран, но с ядом не происходит ничего подобного: нет акта насилия, смерть поражает обреченного без шума, без скан– дала, почти без боли, и он даже не успевает понять, что умирает. Ах, Жюстина, Жюстина! Какая это прекрасная штука – яд! Сколько услуг он оказал человечеству! Сколько людей он обогатил! Сколько бесполезных существ убрал с лица земли! От скольких тиранов освободил мир' Например, там, где дело касается освобождения от оков деспотизма, от тирании отца, мужа… от несправедливого властителя, разве можно добиться успеха другим способом, кроме ада? Если бы этот чудесный эликсир был бесполезен, разве природа дала бы его человеку? Есть ли на земле хоть одно растение, которое было бы лишено смысла и которое она не позволяла бы нам употреблять по нашему усмотрению? Посему следует использовать их все> не делая никаких исключений, для нужд, которые внушает нам наша праматерь: пусть одни подкрепляют нас и увеличивают наши силы, другие помогают нам не думать о неприятностях, обилие которых вредит здоровью, третьи освобождают нас от людей, являющихся для нас обузой – все находят свое применение, все способствуют общему порядку; природа, предлагая нам их, одновременно дает рецепт, и только круглые идиоты, не желающие прислушиваться к ее голосу, отвергают их или интерпретируют неправильно.
– Но сударь, – возразила Жюстина, – ваш брат ни разу не говорил мне о подобных ужасах.
– Это не в его стиле, – ответил Верней, – у него другие способы делать зло, и он их придерживается. Каждый отвергает законы, религию и общественные условности по-своему, и не стоит спорить о вкусах.
– Да, сударь, мне вас жаль, жаль, что ваши вкусы таковы, и я заявляю, что не смогу быть вам полезной.
Бедняжка, ты не знала, до какой степени твой отказ взбудоражил бесстыдного либертена! Верней тут же перешел от вожделения к ярости.
– Ладно, если искушение не принесло плодов, пора применить силу: поверни ко мне эту задницу, которая так меня возбуждает.
Злодей похлопал ее, поцеловал, укусил и приказал Жюстине испражниться… Дрожащая от страха жертва повиновалась: она сочла благоразумным умилостивить своего мучителя, удовлетворить его каприз. Верней внимательно осмотрел экскременты, вдохнул их запах и проглотил…
– Очаровательное создание, – промолвил он, поднимаясь, – вы только что доставили мне огромное наслаждение, за что я премного вам благодарен. Признаться, я безумно люблю экскременты. Но я бы считал себя неблагодарным, если бы не отплатил вам тем же: соблаговолите занять мое место, а я устроюсь на вашем; я одарю вас тем же, Жюстина, что получил от вас, вы съедите мое дерьмо так же, как я съел ваше.
– Боже мой! Меня сейчас стошнит…
– Мне все равно, черт тебя побери! Делай, что тебе сказано, стерва, или я позову слугу, и он вразумит тебя; если будешь упрямиться, приготовься к жутким страданиям.
– Как хотите, сударь, но я не смогу вынести такую мерзость.
Тотчас появился Джон с двумя пистолетами, один передал Вернею, и оба они приставили смертоносные стволы к вискам Жюстины. Напуганная до крайности, девушка легла.
– Проследи за ней, – приказал Верней лакею, усаживаясь верхом на грудь нашей героини, – открой ей рот дулом пистолета, если она не захочет это добровольно, и не вздумай пощадить ее.
Увы! Все случилось так, как хотел этот бесстыдник. Он примерился, расположил свой зад прямо перед лицом Жюстины, крякнул и заполнил рот бедняжки самым зловонным и самым отвратительным веществом.
– Это еще не все, – добавил он, поднявшись и созерцая свое гнусное произведение, – ты должна проглотить его.
Последовали новые угрозы, еще более убедительные. Несчастная подчинилась, но ее тут же вывернуло наизнанку. Не знаем, поверит ли нам читатель, поймет ли он правильно безумную страсть этого чудовища и оценит ли всю грязь, которой он наслаждался? Но дело было так. Верней, который в продолжение последней процедуры не переставал ласкать лакея и получать от него такие же омерзительные ласки, гнусный Верней прижался губами к устам Жюстины в тот момент, когда увидел, что ее тошнит, и принял в свои потроха излишки отвратительного продукта, отвергнутого жертвой его похоти.
– Вот это мне и было нужно для полного удовлетворения, – заметил он Джону. – Теперь давай сюда свой зад, шлюха! Я еще не прочистил этот восхитительный предмет.
При помощи Джона и благодаря состоянию, в котором находилась Жюстина, предприятие это легко увенчалось успехом. Несмотря на внушительные размеры, отличавшие член Вернея, он взялся за дело с таким неистовством, что огромный инструмент погрузился сразу до самого корня.
– Прекрасно, я держу ее! – торжествующе воскликнул злодей. – Теперь возьми меня, милый Джон, окажи мне ту же услугу, что я оказываю этой сучке.
Два содомитских акта объединились, слились в одно целое, но наша незадачливая искательница приключений еще не подозревала, какую развязку готовит ей жестокое воображение чудовище. Она все телом налегала на канапе, служившее ей опорой; Верней, воспользовался потайной пружиной, опора рухнула вниз, и Жюстина, соскользнув с пронзавшего ее кола, упала на глубину не менее двадцати футов в большой бассейн с ледяной водой. Это падение совпало с эакуляцией Вернея, и его рука завершила начатое дело.
– Ох, забери меня дьявол! – прорычал он. – Она ускользнула!
Сперма, которой он был готов забрызгать задний проход жертвы, кипящей струей устремилась в воду, где барахталась несчастная.
– Скажи, пусть ее выловят, – равнодушно бросил он Джону, который как раз извергался в его зад. – Иначе это ничтожество утонет, а оно нам еще пригодится: если бы не это, честное слово, я оставил бы ее издыхать.
После этого славного подвига наш герой вернулся в салон. Почти одновременно с ним туда пришли Жернанд, Брессак, д'Эстерваль, Виктор и Доротея. Каждый увлеченно рассказал о уединенных удовольствиях, которыми насладился. В каждом кабинете случилось что-нибудь подобное и не менее коварное, поскольку все помещения были снабжены люками, и предупрежденные заранее распутники воспользовались ими. Но результаты были разные: один из наперсников Брессака, тот, кого он содомировал, оказался в яме с нечистотами, и его долго не могли извлечь оттуда;
Доротея сбросила мадам де Жернанд на груду колючек; красавица Сесилия, которую д'Эстерваль, учитывая ее юный возраст, бросил на матрацы, отделалась испугом; Виктор отправил одного из доверенных ему юношей в горящий спирт, и несчастный едва не погиб в огне; Жернанд, сношавший жену Вернея в задницу, швырнул ее на тридцать горящих свечей, которые обожгли ей все тело. Скоро вновь появились жертвы – отмытые и приведенные в чувство, – и праздник продолжался.
– Я чувствую себя в преотличнейшей форме, – заявил Верней, – чем дальше продвигаюсь я по дороге сладострастия, тем лучше стоит мой инструмент. Потеря семени утомляет и ослабляет ординарных людей – меня она возбуждает и вдохновляет на новые сладострастные утехи; чем чаще я извергаюсь, тем больше похоти чувствую в себе. А ну-ка, становитесь на колени на этот диван и обнажите ваши ягодицы. Девочки, мальчики, женщины, старухи – пусть все приготовятся, черт бы вас побрал; все, кроме этих детей, – указал он на Розу и Лили, – я оставлю их для другого случая.
Все приняли нужную позу, следя за тем, чтобы представители одного пола не соседствовали друг с другом. Первым продемонстрировал свой зад Брессак. Следующей была Марселина, получив свою дозу, она взяла розги и принялась хлестать брата. Разъярившийся Верней не пощадил никого. Он содомировал и мужчин и женщин с тем же пылом, что и девушек и юношей. Наконец он добрался до Жернанда, так ничем не увенчав свой экстаз, и ворвался в его задницу.
– Ах ты, старый содомит, – сказал он ему, – если бы я нуждался в оргазме, я бы непременно совершил его в твое развратное седалище – так давно оно меня искушает, но меня ждут новые наслаждения, и поэтому я воздержусь. На этом цепочка порвалась.
– Теперь твоя очередь, сын мой, – обратился Верней к Виктору, – ты видишь перед собой твою мать и твоих сестер: не желаешь ли ты немного потешиться с ними? Предлагаю тебе последовать моему примеру и прочистить им задний проход.
И развратный юноша с помощью папаши овладел по очереди тремя указанными предметами, а его в это время сношал Верней. После этого распутник, вновь разволновавшись, потребовал розги и, набросившись на троих наложниц своего сына, избил их до крови. Передавая орудие пытки достойному своему ученику, он прибавил:
– Бей мать, терзай сестер! Не жалей их и не бойся оскорбить природу: эта блудница устроила так, чтобы мы могли получить удовольствие только переступив все границы, которые столь уважаемы идиотами. Не бывает сладострастия без преступления. Вот как они пекутся о нашем благополучии, эти глупые законодатели, воображающие, будто создают для нас справедливые законы! Наплевать на них, растоптать их всех до одного – вот, друг мой, в чем заключается искусство наслаждения: учись этому и разбей свои оковы.
– Нет, я ее пожалел.
– Но вы хотели этого?
– Да.
– Ваша сперма не пролилась?
– Нет.
– Эта девица вскружила вам голову?
– Невероятно.
– Она целовала вам зад?
– Она ласкала его языком.
– Вы вставляли член ей в рот?
– Неоднократно.
– В каком он состоянии теперь?
– Он довольно тверд.
– Выберите кого-нибудь, чтобы удовлетвориться… Ваша очередь, Доротея.
– Я сношалась с Констаном..
– Он прочистил> вам зад?
– Да.
– Как стоял у него член?
– Прекрасно.
– Он кончил туда?
– Нет.
– Куда же он излил свое семя?
– Я его проглотила.
– Вы целовали ему задницу?
– Да.
– Он сосал ваш клитор?
– Я сунула его ему в анус.
– Вы хотели совершить что-нибудь еще похуже?
– О, еще как!
– Теперь моя очередь, друзья. – И Верней поднялся. – Вы видели, что я уединился со своей сестрой Марселиной и двумя детьми – плодами моего инцеста с дочерью сестры. Марселина била меня хлыстом, я целовал попки своим внукам, помассировал член между их бедер и совершил содомию, со своей сестрой.
– Вы испытали оргазм? – спросил Жернанд.
– Нет.
– Вы их заставляли целовать вам седалище?
– Да.
– Стало быть ваша сперма не пролилась?
– Нет.
– От чего кружится ваша голова?
– От предстоящих ужасов.
– Вы позволите нам начать их?
– Конечно… Давайте займемся более серьезными делами. Я хочу, чтобы каждый из вас (вы, Доротея, будете, как обычно, в числе мужчин – вы достойны этого), так вот, я хочу, чтобы каждый написал желание удовлетворить любую страсть и подписался. Эти пять бумажек положим в чашу, которую подаст служанка, и десять наших рабов, которых я назову, будут попарно тянуть жребий. Каждая пара согласно доставшемуся ей жребию удовлетворит желания, заключенные в записке. Только случай определит то, что придется претерпеть каждому, но это желание должно быть такого рода, чтобы крики жертвы были как можно громче. Мадам де Жернанд и ее верная Жюстина будут тянуть первый билет, мадам де Верней и Лоретта – второй, Марселина и Лили – третий, Сесиль и Роза – Четвертый. Одна из старух и самый красивый педераст вытянут пятый. Вы заметили, что я исключил из их числа Виктора: способности, которые мы в нем признали, ставят его в ряд активных участников, а не жертв.
Были написаны пять билетиков, старуха сложила их в чашу, села на оттоманку под символом Всевышнего, каждая пара подходила к ней по очереди и вслух зачитывала предназначенную ей участь.
Д'Эстерваль выразил желание пощипать ягодицы, покусать задние отверстия и клиторы. Это досталось мадам де Верней и Лоретте.
Брессак объявил, что хочет совершить содомию, пощипать соски и отхлестать жертв по щекам. Это выпало мадам де Жернанд и Жюстине.
Доротее хотелось колоть иглой самые чувствительные части тела и испражниться на лица жертв. Это выбрали юноша и старая служанка.
Жернанд написал, что на каждом теле сделает шесть небольших надрезов ланцетом и даст каждой пососать свой член. Этот жребий вытянули Сесилия и Роза.
Верней решил согрешить у подножия дивана под образом Господа, на том же диване порешили привести приговоры в исполнение. Брессак был единственный, кто не смог удержаться от извержения: он кончил в потроха Жюстины, осыпая бедную мадам, де Жернанд такими сильными пощечинами, что из глаз ее ручьями лились слезы.
Как нетрудно догадаться, во время этих эпизодов все одежды исчезли, и в зале шевелились совсем голые тела.
– А теперь, возьмемся за мою жену, – закричал господин де Верней, – да, друзья, пусть на нее обрушится ваша ярость! Джон и вы, Констан, положите это ничтожество на пол, и пусть каждый немедленно подвергнет ее такой пытке, на какую только способно его жестокое воображение. Вы, Сесилия, как наша общая дочь, ложитесь на эту священную оттоманку (так он назвал ложе, расположенное у ног изображения Спасителя), и наслаждение вашими прелестями послужит наградой палачам вашей матери. Здесь судьей буду я сам: я буду раздавать награды в зависимости от усердия, с каким вы перед этим истязали мою супругу. Виктор, ложитесь рядом с Сесилией: вам предстоит предлагать более утонченные услуги тем, кто предпочтет мужской пол.
Потом, указывая на жену и двоих детей, прибавил:
– Мужайтесь, друзья, вот ваша жертва, а вот награды!
Марселина опустилась перед ним на колени и начала ласкать его, два ганимеда подставили ему свои ягодицы. Экзекуция началась.
Первым вступил в дело Жернанд: его безжалостный ланцет в пятнадцати местах надрезал нежную кожу, но не очень глубоко, потом он набросился на Виктора и стал сношать его в рот.
За ним подошла Доротея и с такой силой сдавила груди мадам де Верней, что та несколько секунд извивалась в жестоких конвульсиях; затем лесбиянка схватила Сесйлию за волосы и бурно извергнулась ей в рот.
Вслед за женой подошел Д'Эстерваль: он некоторое время выдергивал волоски из промежности мадам де Верней и колол до крови стенки влагалища; его успокоил анус Виктора, куда он сбросил свой пыл.
Брессак приласкал свою тетю сильными ударами в нос, из которого брызнула кровь; он ее содомировал, он выкручивал ей уши до тех пор, пока чуть не оторвал их и в конце концов вторгся в зад прелестного Виктора.
Подошел Верней. Всем было ясно, что он не станет щадить свою жену: он бил ее, щипал, рвал зубами ее тело и скоро успокоился в изящной заднице Сесилии.
– Теперь ты, Виктор, – сказал он сыну, – поглядим, как ты поступишь со своей матерью, пусть примером тебе послужит наш родственник, который не церемонился долго со своей. Эй, Брессак, помогите вашему племяннику, подскажите ему, как надо действовать.
Юный Виктор приблизился: собственную мать велел осквернить ему жестокий и распутный отец, и родную сестру предлагал ему в награду. Увы, юноша с большим удовольствием приступил к мерзостям, которых от него ждали, и не было нужды принуждать его.
– Дорогая мама, – сказал молодой распутник, – я знаю, что вас приводит в отчаяние, а вы знайте, что именно этим я и займусь, поверните ко мне ваш несравненный зад, чтобы я мог насладиться им всеми возможными способами, которые так вас огорчают.
О сопротивлении не могло быть и речи: старухи крепко держали жертву, и она не могла даже пошевелиться. Виктор взял розги и осмелился поднять свою трижды преступную руку на женщину, давшую ему жизнь. Вдохновляемый Жернандом, Брессаком, д"Эстервалем и даже Доротеей, монстр, в отличие от Брессака, бил мать что было сил. Читатель, возможно, не поверит, но Верней, чтобы сильнее распалить своего сына, теребил ему член. Юноша вошел в раж, он был красив в эту минуту как Амур, несмотря на совершаемые им ужасы, и он восклицал:
– Отец! Держи ее крепче! Держи ее, я буду содомировать эту тварь!
И услужливый Верней, стиснув мощной рукой поясницу своей жены, другой аккуратно ввел инструмент сына в зад своей дражайшей половины. И вот Виктор достиг самых глубин, инцест совершился, а в это время чудовище в образе отца разными способами усиливало гнусные удовольствия своего столь же мерзкого сына.
– Как же теперь ты сможешь воспользоваться заслуженной наградой? – спросил Верней Виктора. – Позволит ли тебе сделать это твое истощение?
– Истощение? Мое истощение? – возмутился негодяй, показывая, что первый натиск только сильнее укрепил его дух. – Смотрите же, черт вас побери, смотрите, в состоянии ли этот член приласкать мою сестру, как он только что^ приласкал мою мать. Я затолкаю в зад девчонки все дерьмо, которое извлек из потрохов мамаши – по-моему, на свете нет ничего более восхитительного!
Он кинулся на Сесилию и поставил ее в нужную позу. Он уже приготовился к злодеянию, как вдруг Верней, умеряя пыл сына, попросил его отсрочить атаку, чтобы разнообразить ощущения. Сесилия, опустившись на четвереньки на священное ложе, представляла собой очень удобную двойную мишень; Верней подготовил оба отверстия и ввел сына в пещеру Содома. Верхом на девочку посадили Лоретту таким образом, что перед лицом юного содомита оказался самый свежий и самый крошечный храм, каким когда-либо любовался сам Амур. Справа и слева торчали зады двух дам – де Жернанд и де Верней. Господин де Верней овладел сыном, то же самое с ним проделал Джон. Группу окружили Брессак, д'Эстерваль, Жернанд и Доротея, опьяненные этим зрелищем: первый содомировал ганимеда, второй предоставил свое тело ласкам Марселины и щипал при этом ее ягодицы, третий вставил член в рот Лили, четвертая насадила свое влагалище на кол Констана. После короткого, но энергичного совокупления все достигли цели, и потоки спермы, оскверненной содомитскими и кровосмесительными гадостями, пролились перед взором Предвечного, находившегося здесь в качестве главной жертвы оскорблений, и, истощив участников адского карнавала, вынудили их сделать совершенно необходимую передышку.
Все окружили буфет, уставленный паштетами, ветчиной, жареной дичью, бутылками с волшебными напитками. Но недолго продолжалось пиршество: ненасытная богиня Цитеры вновь призвала к своим алтарям поклонников Комуса[54].
– Друзья мои, – заговорил Верней, вернувшись на свой трон, – мы только что опрошали судьбу на предмет наших удовольствий, теперь я предлагаю спросить об этом Творца. Вот он перед вами, этот высший бог и судья, который знает будущее; я повелеваю всем подойти к нему с фаллосом в руках и обратиться к нему с вопросом. Всевышний, чьим служителем я являюсь и чьи распоряжения я получил утром, ответит вам в письменной форме, и вы исполните его веление, только придется напомнить, что стиль декретов Господа всегда несколько темен, и вы должны сами догадаться о его намерениях, прежде чем действовать. Ваше сегодняшнее поведение, Виктор, еще раз утвердило вам достойное место в нашей среде, следовательно, отныне вы не будете пассивным предметом, если это вам не нравится. Итак, начинайте Жернанд: обращайтесь к Богу.
Жернанд, встав в предписанную позу, прочитал вслух предложенный текст, – который мы воспроизводим слово в слово.
«Гнусный образ самого забавного призрака, ты, чье место только в публичном доме, ты, кто годен разве что для содомитских утех, скажи, что мне делать, чтобы опять восстал мой член? Скажи, и я выполню все в точности, но предупреждаю, что это – единственное, в чем я готов тебе подчиниться: мое презрение и моя ненависть слишком велики и очевидны, чтобы я мог послушаться тебя в чем-нибудь другом».
Едва Жернанд произнес последнее слово, как из уст Предвечного вылетел скрученный в трубочку лоскут белого атласа и упал к его ногам. Распутник развернул его и прочел следующее: «Возьми твою свояченицу и Марселину, твою сестру, ступай с ними в будуар, там ты совершишь кровосмешение и напьешься семени».
Жернанд исполнил предначертанное. Мы не будем повторять, что все поступили точно так же, когда получили свои приговоры.
За ним подошел Брессак, прочитал текст, выпала записка: «Бери двух педерастов и вкуси их».
Доротея получила такое указание: «Пусть идут за тобой жена Жернанда и Констан: для первой ты будешь палачом, для второго блудницей».
Д'Эстервалю достался следующий жребий: «Бери Сесиль и Лили, и если не будешь очень суров к нему, то только затем, чтобы получить первую».
В записке, которую получил Верней, говорилось: «Жюстина и Джон принадлежат тебе, исполни твое тайное желание с первой, и пусть второй отомстит за тебя, если ты получишь отказ».
Последним был Виктор и прочитал следующий текст:
«Возьми двух ганимедов и будь достоин твоего отца».
Мы не можем последовать за каждым в уединенное место, поэтому, с позволения читателя, расскажем о том, что происходит в дортуаре, где оказалась наша героиня.
– Жюстина, – заявил Верней, как только за ними закрылась дверь, – давай отправим пока этого юношу в туалетную комнату и побеседуем с тобой. Голос Создателя вселенной только что уведомил меня, что я могу поведать тебе свою тайну, и я это собираюсь сделать: не вздумай злоупотребить моим доверием и не заставляй меня раскаиваться в этом… Не буду скрывать от тебя, дорогая, что многое в тебе мне очень нравится. Мой брат находит тебя сообразительной,. но слишком стыдливой, поэтому сбрось с себя этот хитон, который портит твои достоинства, откажись от своей нелепой религии, от добродетели, и мы вместе пойдем самым тернистым путем порока, короче, если ты согласна переехать ко мне, твое благополучие будет обеспечено, но для этого необходимо, чтобы ты набралась мужества и полностью смирилась.
– О чем? идет речь, сударь?
– Об ужасных делах. Прежде всего пойми, дитя мое, что нет на свете человека с более злодейской душой, чем у меня, нет ни одного, кто зашел бы так далеко в пороке и жестокости. Чтобы удовлетворить мои извращенные наклонности без риска, который, как правило, сопутствует обычным преступникам, и чтобы умножить число жертв благодаря коварству, которое заставляет пылать все мои чувства жарким пламенем, я пользуюсь порошком, обеспечивающим немедленную смерть людям, которые вдыхают его пары или глотают его. Этот порошок приготовлен из растения «аддах», которое произрастает в Африке[55], но любознательные могут сами вырастить его; яд, извлекаемый из него, настолько силен, что достаточно мизерной дозы, чтобы вызвать самую быструю и самую болезненную смерть. Ты не представляешь себе, девочка, сколько жертв погибают под моими предательскими ударами. Но поскольку тот, кто проповедует порок, всегда хочет большего, чем делает, я, вечно недовольный количеством своих жертв, стараюсь расширить сферу деятельности. Но для этого мне нужен помощник… Я обратил на тебя внимание: имея в руках адский порошок – так я его назвал, – ты будешь ходить по стране и разбрасывать мой яд, а я буду наслаждаться несравненным счастьем оттого, что твои преступления прибавятся к моим, и считать их своими собственными, так как все равно они будут делом моих рук.
– О сударь, такие чудовищные злодеяния…
– Они составляют самые сладостные удовольствия, которые существуют для меня в этом мире. Когда я предаюсь им, это невероятно возбуждает меня, как только я узнаю о результатах или вижу их воочию, из меня брызжет сперма без всякого дополнительного воздействия.
– Ах, сударь, как мне жаль тех, кто живет рядом с вами!
– Нет; моя жена, мои дети и слуги не подвергаются никакой опасности, они доставляют мне другие удовольствия, но что касается остального, Жюстина, о, что касается остального!.. Все остальное воспламеняет меня, возносит на седьмое небо. Я более честолюбив, чем Александр: я хотел бы опустошить всю землю, покрыть ее трупами…
– Вы – чудовище; ваша извращенность удваивается по мере того, как вы даете ей полную волю, и люди, которых вы щадите нынче, завтра станут жертвами.
– Ты так считаешь, Жюстина? – заметил Верней, поглаживая ягодицы той, которую хотел искусить, и вложил ей в руки инструмент, разом отвердевший от ее предложения.
– Я в этом уверена.
– А когда это случится, мой ангел, это будет великое злодейство?
– Ужасное, сударь, ужасное и отвратительное… И не стану ли я сама вашей жертвой?
– Никогда, ведь ты будешь слишком нужна мне.
– Поэтому-то я и погибну раньше, если, к своему несчастью, приму ваше предложение. Самое умное, что может сделать преступник, – это уничтожить своих сообщников, и из всех его злодеяний это – самое для него выгодное.
– Я одним словом разобью твое возражение, Жюстина: ты будешь владелицей порошка, поэтому будешь иметь на мою жизнь точно такие же права, как я на твою.
– О Верней! Опасно только то оружие, которое находится в руках порока: если им ненадолго завладевает добродетель, так лишь затем, чтобы вырвать это жало у тех, кто может злоупотребить им.
– Но ты считаешь, дитя мое, что очень плохо – удовлетворять себя таким способом?
– Это самое чудовищное из того, что я знаю, потому что из всех способов убийства это самый предательский и опасный, и от него труднее защититься.
– Ты уже беседовала с моим братом, – сказал Верней, – и я не буду повторять то, что он или другие философы, которых ты встречала в жизни, говорили тебе о том, насколько ничтожно преступление, называемое убийством; я только хочу добавить, что из всех способов отравление, конечно, – самое гуманное, так как при этом не проливается кровь. В самом деле, Жюстина, ты должна признать, что если что-либо и является отвратительным в уничтожении себе подобного, так это – насилие над человеком и кровь, вытекающая из его тела, то есть зрелище его смертельных ран, но с ядом не происходит ничего подобного: нет акта насилия, смерть поражает обреченного без шума, без скан– дала, почти без боли, и он даже не успевает понять, что умирает. Ах, Жюстина, Жюстина! Какая это прекрасная штука – яд! Сколько услуг он оказал человечеству! Сколько людей он обогатил! Сколько бесполезных существ убрал с лица земли! От скольких тиранов освободил мир' Например, там, где дело касается освобождения от оков деспотизма, от тирании отца, мужа… от несправедливого властителя, разве можно добиться успеха другим способом, кроме ада? Если бы этот чудесный эликсир был бесполезен, разве природа дала бы его человеку? Есть ли на земле хоть одно растение, которое было бы лишено смысла и которое она не позволяла бы нам употреблять по нашему усмотрению? Посему следует использовать их все> не делая никаких исключений, для нужд, которые внушает нам наша праматерь: пусть одни подкрепляют нас и увеличивают наши силы, другие помогают нам не думать о неприятностях, обилие которых вредит здоровью, третьи освобождают нас от людей, являющихся для нас обузой – все находят свое применение, все способствуют общему порядку; природа, предлагая нам их, одновременно дает рецепт, и только круглые идиоты, не желающие прислушиваться к ее голосу, отвергают их или интерпретируют неправильно.
– Но сударь, – возразила Жюстина, – ваш брат ни разу не говорил мне о подобных ужасах.
– Это не в его стиле, – ответил Верней, – у него другие способы делать зло, и он их придерживается. Каждый отвергает законы, религию и общественные условности по-своему, и не стоит спорить о вкусах.
– Да, сударь, мне вас жаль, жаль, что ваши вкусы таковы, и я заявляю, что не смогу быть вам полезной.
Бедняжка, ты не знала, до какой степени твой отказ взбудоражил бесстыдного либертена! Верней тут же перешел от вожделения к ярости.
– Ладно, если искушение не принесло плодов, пора применить силу: поверни ко мне эту задницу, которая так меня возбуждает.
Злодей похлопал ее, поцеловал, укусил и приказал Жюстине испражниться… Дрожащая от страха жертва повиновалась: она сочла благоразумным умилостивить своего мучителя, удовлетворить его каприз. Верней внимательно осмотрел экскременты, вдохнул их запах и проглотил…
– Очаровательное создание, – промолвил он, поднимаясь, – вы только что доставили мне огромное наслаждение, за что я премного вам благодарен. Признаться, я безумно люблю экскременты. Но я бы считал себя неблагодарным, если бы не отплатил вам тем же: соблаговолите занять мое место, а я устроюсь на вашем; я одарю вас тем же, Жюстина, что получил от вас, вы съедите мое дерьмо так же, как я съел ваше.
– Боже мой! Меня сейчас стошнит…
– Мне все равно, черт тебя побери! Делай, что тебе сказано, стерва, или я позову слугу, и он вразумит тебя; если будешь упрямиться, приготовься к жутким страданиям.
– Как хотите, сударь, но я не смогу вынести такую мерзость.
Тотчас появился Джон с двумя пистолетами, один передал Вернею, и оба они приставили смертоносные стволы к вискам Жюстины. Напуганная до крайности, девушка легла.
– Проследи за ней, – приказал Верней лакею, усаживаясь верхом на грудь нашей героини, – открой ей рот дулом пистолета, если она не захочет это добровольно, и не вздумай пощадить ее.
Увы! Все случилось так, как хотел этот бесстыдник. Он примерился, расположил свой зад прямо перед лицом Жюстины, крякнул и заполнил рот бедняжки самым зловонным и самым отвратительным веществом.
– Это еще не все, – добавил он, поднявшись и созерцая свое гнусное произведение, – ты должна проглотить его.
Последовали новые угрозы, еще более убедительные. Несчастная подчинилась, но ее тут же вывернуло наизнанку. Не знаем, поверит ли нам читатель, поймет ли он правильно безумную страсть этого чудовища и оценит ли всю грязь, которой он наслаждался? Но дело было так. Верней, который в продолжение последней процедуры не переставал ласкать лакея и получать от него такие же омерзительные ласки, гнусный Верней прижался губами к устам Жюстины в тот момент, когда увидел, что ее тошнит, и принял в свои потроха излишки отвратительного продукта, отвергнутого жертвой его похоти.
– Вот это мне и было нужно для полного удовлетворения, – заметил он Джону. – Теперь давай сюда свой зад, шлюха! Я еще не прочистил этот восхитительный предмет.
При помощи Джона и благодаря состоянию, в котором находилась Жюстина, предприятие это легко увенчалось успехом. Несмотря на внушительные размеры, отличавшие член Вернея, он взялся за дело с таким неистовством, что огромный инструмент погрузился сразу до самого корня.
– Прекрасно, я держу ее! – торжествующе воскликнул злодей. – Теперь возьми меня, милый Джон, окажи мне ту же услугу, что я оказываю этой сучке.
Два содомитских акта объединились, слились в одно целое, но наша незадачливая искательница приключений еще не подозревала, какую развязку готовит ей жестокое воображение чудовище. Она все телом налегала на канапе, служившее ей опорой; Верней, воспользовался потайной пружиной, опора рухнула вниз, и Жюстина, соскользнув с пронзавшего ее кола, упала на глубину не менее двадцати футов в большой бассейн с ледяной водой. Это падение совпало с эакуляцией Вернея, и его рука завершила начатое дело.
– Ох, забери меня дьявол! – прорычал он. – Она ускользнула!
Сперма, которой он был готов забрызгать задний проход жертвы, кипящей струей устремилась в воду, где барахталась несчастная.
– Скажи, пусть ее выловят, – равнодушно бросил он Джону, который как раз извергался в его зад. – Иначе это ничтожество утонет, а оно нам еще пригодится: если бы не это, честное слово, я оставил бы ее издыхать.
После этого славного подвига наш герой вернулся в салон. Почти одновременно с ним туда пришли Жернанд, Брессак, д'Эстерваль, Виктор и Доротея. Каждый увлеченно рассказал о уединенных удовольствиях, которыми насладился. В каждом кабинете случилось что-нибудь подобное и не менее коварное, поскольку все помещения были снабжены люками, и предупрежденные заранее распутники воспользовались ими. Но результаты были разные: один из наперсников Брессака, тот, кого он содомировал, оказался в яме с нечистотами, и его долго не могли извлечь оттуда;
Доротея сбросила мадам де Жернанд на груду колючек; красавица Сесилия, которую д'Эстерваль, учитывая ее юный возраст, бросил на матрацы, отделалась испугом; Виктор отправил одного из доверенных ему юношей в горящий спирт, и несчастный едва не погиб в огне; Жернанд, сношавший жену Вернея в задницу, швырнул ее на тридцать горящих свечей, которые обожгли ей все тело. Скоро вновь появились жертвы – отмытые и приведенные в чувство, – и праздник продолжался.
– Я чувствую себя в преотличнейшей форме, – заявил Верней, – чем дальше продвигаюсь я по дороге сладострастия, тем лучше стоит мой инструмент. Потеря семени утомляет и ослабляет ординарных людей – меня она возбуждает и вдохновляет на новые сладострастные утехи; чем чаще я извергаюсь, тем больше похоти чувствую в себе. А ну-ка, становитесь на колени на этот диван и обнажите ваши ягодицы. Девочки, мальчики, женщины, старухи – пусть все приготовятся, черт бы вас побрал; все, кроме этих детей, – указал он на Розу и Лили, – я оставлю их для другого случая.
Все приняли нужную позу, следя за тем, чтобы представители одного пола не соседствовали друг с другом. Первым продемонстрировал свой зад Брессак. Следующей была Марселина, получив свою дозу, она взяла розги и принялась хлестать брата. Разъярившийся Верней не пощадил никого. Он содомировал и мужчин и женщин с тем же пылом, что и девушек и юношей. Наконец он добрался до Жернанда, так ничем не увенчав свой экстаз, и ворвался в его задницу.
– Ах ты, старый содомит, – сказал он ему, – если бы я нуждался в оргазме, я бы непременно совершил его в твое развратное седалище – так давно оно меня искушает, но меня ждут новые наслаждения, и поэтому я воздержусь. На этом цепочка порвалась.
– Теперь твоя очередь, сын мой, – обратился Верней к Виктору, – ты видишь перед собой твою мать и твоих сестер: не желаешь ли ты немного потешиться с ними? Предлагаю тебе последовать моему примеру и прочистить им задний проход.
И развратный юноша с помощью папаши овладел по очереди тремя указанными предметами, а его в это время сношал Верней. После этого распутник, вновь разволновавшись, потребовал розги и, набросившись на троих наложниц своего сына, избил их до крови. Передавая орудие пытки достойному своему ученику, он прибавил:
– Бей мать, терзай сестер! Не жалей их и не бойся оскорбить природу: эта блудница устроила так, чтобы мы могли получить удовольствие только переступив все границы, которые столь уважаемы идиотами. Не бывает сладострастия без преступления. Вот как они пекутся о нашем благополучии, эти глупые законодатели, воображающие, будто создают для нас справедливые законы! Наплевать на них, растоптать их всех до одного – вот, друг мой, в чем заключается искусство наслаждения: учись этому и разбей свои оковы.