Додд Кристина. Босоногая принцесса

   – Вы считаете, что я смогу пробраться в ваш дом незамеченной?
   – Вы уже доказали, что у вас аналитический и криминальный ум и вы способны привести в исполнение свой план. Я совершенно уверен в том, что, если понадобится, вы сможете выкрасть серебро из-под носа моего дворецкого в то время, когда он будет его чистить.
   – Вы мне льстите или хотите оскорбить?
   – Оставляю это на ваше усмотрение. А теперь слушайте. Мое белье находится в комоде в спальне – не в гостиной, а в спальне, – комод стоит в ногах моей кровати. Мне нужны две чистые рубашки, две пары чистого белья, чистые носки…
   Слушая его, она сглотнула. Она полагала, что вполне может проникнуть в Саммервинд-Эбби незамеченной. Если она будет вести себя так, будто там работает, ее вряд ли кто-то остановит, а если и спросит, что она здесь делает, то в таком огромном доме, где было три сотни слуг, всегда найдется какое-нибудь дело для одной служанки.
   Однако предложение покопаться в его белье было для нее неприятно. Она ничего не знала о мужском белье, потому шансы, что она принесет именно то, что нужно, были весьма невелики. Она могла бы его расспросить, но его разъяснения наверняка приведут ее в смущение. Так что лучше просто кивнуть и сделать вид, что она выполнит его поручение.
   – …и это все, – закончил он. – Я нарисовал план, как пройти в мою спальню, и пометил время, когда мой камердинер скорее всего будет где-то поблизости. Советую вам не попадаться ему на глаза. Если он застанет вас копающейся в моем белье, он наверняка не захочет выслушать то, что вы попытаетесь ему объяснить. Он очень умен и обожает меня…
   Почему?
   – …и я полагаю, что мое внезапное исчезновение очень его обеспокоило. – Нортклиф протянул ей бумагу.
   – Положите ее на стол и пододвиньте ко мне.
   – Я думал, что наши отношения стали несколько другими, – ответил он, но сделал так, как она просила.
   Эми взяла листок, развернула его и притворилась, что изучает схему.
   – Впрочем, это было до вчерашнего дня, до того, как мы поцеловались.
   Она стиснула зубы и посмотрела на него.
   – Не беспокойтесь, милорд. Я уже об этом позабыла.
   – Вот как? Вам повезло. Что до меня, то жар этого поцелуя так обжег мою память, что я всегда буду помнить его, что бы ни случилось в моей жизни. – За какую-то секунду куда-то исчез аристократ, которому нужна чистая одежда, уступив место первобытному самцу, подкрадывающемуся к женщине, которой он вознамерился обладать.
   И при этом ни на дюйм не сдвинулся с места.
   Зачем мисс Викторина ущипнула ее за щеки? Они и так пылали. Она не смела поднять глаза на лорда Нортклифа.
   – Прошу вас, милорд. Я не желаю…
   – Чепуха! Конечно, желаете, Эми, и вы хотите быть со мной.
   Она бросила на него взгляд, полный отвращения.
   – Я знаю, что я вам не нравлюсь. Но посмотрите на все это с моей точки зрения. Вы сделали из меня дурака. Вы меня выкрали, заточили в погребе, заставили меня почувствовать свою вину, усомниться в моем дяде, управляющем моими делами. Все это, уверяю вас, мне крайне неприятно. – Нортклиф, видимо, был человеком с обостренным чувством осязания. Глядя на нее в упор, он поглаживал старое меховое одеяло, и она поймала себя на том, что не может отвести глаз от его длинных пальцев. Они все гладили и гладили мех, и все это время он ласкал взглядом волосы Эми, так что ей вдруг стало тепло, будто этот мех окутал ее тело. – Я должен был бы презирать вас, а я вместо этого желаю вас. Я больше ни о чем не могу думать, и меня утешает мысль, что и вы думаете только о том, чтобы быть со мной.
   – Это неправда. – Однако она продолжала сидеть, загипнотизированная его взглядом и медленной речью.
   – Возможно. Но здесь мне нечем больше заняться, и мне остается только думать. У вас есть чем занять свою голову. – Он подался вперед. – Но, Эми. Я знаю женщин. Я знаю, что в темноте ночи, когда неслышно и неотвратимо, как туман с моря, подкрадываются сны, вы думаете обо мне.
   – Нет! – воскликнула она в ужасе оттого, что он проник в ее мысли.
   – Вы ведете себя так, будто у вас есть выбор. Его нет. И у меня тоже нет. Некая странная особенность в наших характерах объединяет нас в нашем желании. – Он замер, словно лев, поджидающий, когда жертва окажется в пределах его досягаемости. – Знаете ли вы, что, когда вы утром встаете, я слышу над головой шум ваших шагов? Я воображаю, как вы снимаете старую, поношенную ночную рубашку и надеваете одно из своих ужасных платьев. А вечером, когда вы готовитесь ко сну и половицы скрипят под вашими ногами, а я воображаю, как вы раздеваетесь. И всю ночь я слышу, как вы ворочаетесь в своей девичьей постели. Вы посадили меня в тюрьму, но я слежу за вами.
   Его слова обволакивали ее. Она не могла пошевелиться, едва дышала, отчаянное чувство стыда сменилось пьянящим предчувствием. Но остатки благоразумия, а возможно, это было естественной защитой девственницы, помогли ей рассуждать здраво.
   – Я отпустила бы вас, если бы посмела, и мы покончили бы со всем этим.
   Она удивилась, когда он рассмеялся.
   – До чего же вы наивны. Мы никогда не покончим с этим, как вы выразились. Оно будет с нами всю нашу жизнь. Вы представляете себе, как отчаянно я вас хочу?
   Она покачала головой.
   – Если бы вы сняли с меня кандалы, я остался бы здесь в этом темном подвале, и мы смогли бы с вами отдаться друг другу.
   – Мы не можем. Я не могу.
   Он промолчал, но его взгляд был слишком красноречив.
   – У нас с вами разный статус в обществе. Когда вы освободитесь, вы попытаетесь разыскать меня и наказать…
   – Верно, – согласился он. – Но вы не умрете от моего наказания, моя дорогая. Вы будете просить еще и еще. Обещаю, что я заставлю вас умолять об этом.
   Когда он смотрел на нее, его карие глаза загорались, когда говорил – его голос обволакивал каждый ее нерв, словно черный бархат, и ей хотелось толкнуть его на кровать, расстегнуть платье и проверить, сможет ли он выполнить свое обещание.
   – Это невозможно.
   Она сказала это больше себе, чем ему, но он все равно ответил:
   – Возможно. Подумайте над этим, Эми. У вас никогда больше не будет такого шанса. Я прикован к кровати. Когда в доме все стихнет и даже кот уснет, вы могли бы спуститься сюда ко мне.
   – Не смешите меня. Вы никогда не позволите мне.
   – Ошибаетесь. Я позволю вам взять на себя инициативу. Изучить меня, показать, что доставляет вам удовольствие. Я буду целовать вас там, где вы мне прикажете, – в губы, в грудь, в…
   – Милорд, прошу вас!
   – …плечи. А вы о чем подумали, Эми? – Его глаза насмешливо сверкнули, и это показалось бы ей привлекательным… если бы ее интересовали бестактные, нечестные и легкомысленные аристократы. – Подумайте, Эми, как приятно будет знать, что я весь в ваших руках и что вы можете уйти, не оглянувшись, оставив меня неудовлетворенным и разочарованным.
   – Если вы схватите меня так, как вы это сделали вчера, и прижмете меня к кровати, я не смогу вас контролировать.
   – Я вчера не сдержался, потерял самообладание. Я не стану извиняться, потому что на самом деле я ни в чем не раскаиваюсь. Я уже говорил вам, что не могу забыть о вашем поцелуе. Но клянусь честью – и хотя вы в этом сомневаетесь, Эми, честь для меня не пустое слово, – я не стану снова вас принуждать. Во всяком случае, в этом подвале.
   Она гладила ладонью поверхность стола. Он предлагал ей соблазнительную сделку, и она почти поддалась искушению.
   Потому что все, что он говорил, было правдой. Мысли о нем даже днем вытесняли из головы обычные мысли. А ночью – и того хуже: он постоянно ей снился. Они то боролись, то ворковали, но он все время угрожал, требовал…
   Как сейчас. Откуда он знает, что она говорила себе: «Если бы я могла его контролировать, возможно, я…» Как получилось, что она предала себя?
   Она вдруг очнулась и столкнулась с насмешливым понимающим взглядом Нортклифа.
   Неужели она себя выдала?
   Конечно же. Он уже хорошо ее изучил или лучше было бы сказать, что он слишком хорошо знал женщин.
   Она вскочила и направилась к лестнице.
   – Эми, – позвал он.
   – Что? – Она обернулась.
   – Вы забыли список.
   Эми вернулась и взяла бумагу.
   – Кое-что я не включил в список.
   – Это не имеет значения. Мне повезет, если я вообще доберусь до вашей спальни, заберу вещи и уйду незамеченной.
   – Но это очень важно. – Какая-то особенная интонация в его голосе привлекла ее внимание. – Когда женщина оказывается в постели с мужчиной в первый раз, лучше, если она пользуется специальным маслом, чтобы было легче…
   Эми замерла, не спуская с него глаз.
   – Кроме того, важно, чтобы она защитила себя от нежелательной беременности.
   – Господи! – Как же она не подумала об очевидном?
   – В верхнем ящике столика рядом с кроватью лежит небольшая коробочка. В ней есть все необходимое для того, чтобы сделать нашу ночь приятной. Если вдруг случится так, что вам придется оставить мое белье, коробочку возьмите непременно.
   Она фыркнула и снова направилась к лестнице.
   – Эми.
   – Что?
   – Вы заметили, что я не попросил вас взять мою ночную рубашку?
   Она глянула в список, удивившись его вопросу.
   А потом поняла.
   Он только что сказал ей, что спит голым.
   Каждую ночь в этом подвале, прямо под ее спальней его голое тело готово встретить ее. Теперь, когда она это знала, ей уже не удастся отделаться от этого образа… и от искушения.

Глава 15

   – Я не могу взять эту куртку. Она слишком отличается от той, которая была на мне.
   – И которую вы привели в полную негодность. Стоя в гардеробной, Биггерс и Джермин спорили о том, какую куртку Джермин наденет, возвращаясь в свою тюрьму. Джермин настаивал на том, что важно, чтобы куртка была абсолютно такой же.
   – Эти леди не так глупы. Они сразу заметят, что я переоделся. – Джермин достал куртку того же цвета и фасона. – Я вернусь в этой, – заявил он.
   – Сомневаюсь, что они так уж умны, как вы говорите. Вы освободились от кандалов уже несколько дней назад, а они ничего не заметили, – возразил Биггерс.
   – Не забудь, однако, что девятнадцатилетняя девушка и старая женщина сумели спланировать, а потом успешно выполнить свой план похищения маркиза Нортклифа. Можешь, если тебе угодно, считать их простушками, но мне больше по душе считать людей, которые меня перехитрили, достаточно умными.
   – Понимаю, милорд. Вы, разумеется, правы, милорд. Эти женщины необыкновенно умны. – В голосе Биггерса не было ни тени насмешки. Он был идеальным камердинером: честным, педантичным, всегда следил за модой, никогда не оставлял порезов от бритья на подбородке Джермина, а галстуки его всегда были белоснежными и идеально отглаженными. Он также был высоким, худощавым и ему всегда было сорок три года. Он уже двенадцать лет служил камердинером у Джермина, но ни разу не обмолвился о своем происхождении. Однако он был умен и хорошо владел речью, что свидетельствовало о том, что его прошлое было куда более беспокойным, чем настоящее. – Я передал вашему поверенному просьбу приехать с документами по всем делам Эдмондсонов.
   – И ты сказал ему…
   – Что это просьба вашего дяди. Он понятия не имеет, кто на самом деле ведет корреспонденцию мистера Эдмондсона, и, поверьте мне, он так боится вашего дядю, что даже не спросил никакого письменного приглашения.
   – Хорошо. А теперь мне нужно, чтобы ты повнимательнее присмотрелся ко всем слугам. Почти все они служат в доме много лет, и если мой дядя действительно так порочен, это означает, что он либо настроил слуг против меня, либо, напротив, завоевал их преданность путем… подкупа, как я полагаю.
   – Или шантажа, – предположил Биггерс. Джермину это в голову не приходило.
   – Я осторожно поговорю со слугами и узнаю, кто из них остается вам верен, – сказал Биггерс и тактично добавил: – Судя по событиям прошедших недель, можно ли предположить, что мы больше не доверяем вашему дяде?
   – Можно сказать и так.
   – И что это не случайно, что вам пришлось претерпеть столько бед?
   – Верно. – Джермин потер больную ногу в том месте, где был вывих.
   – В таком случае, милорд, я буду меньше о вас беспокоиться, если при вас будет вот это.
   Биггерс закатал рукав, и Джермин увидел тонкий кожаный ремешок. Из висевших на нем ножен Биггерс достал небольшой нож с блестящим лезвием.
   Да, Биггерс, несомненно, скрывал свое, очевидно, не совсем безгрешное прошлое. Тщательно спрятанный нож был тому подтверждением.
   Джермин взял нож, потрогал лезвие и улыбнулся.
   – Отлично.
   – Когда вы исчезли, я дерзнул изъять один из дуэльных пистолетов из коллекции вашего отца. – Биггерс достал пистолет из кармана. – Пожалуйста, милорд, возьмите и его.
   Джермин внимательно осмотрел пистолет. Он был больше похож на игрушку: рукоятка из слоновой кости, необычно украшенное дуло, выгравированные на дне ложа инициалы Дж. Э. Но его отец коллекционировал лишь самое лучшее оружие, и Джермин не сомневался, что этот пистолет вполне исправен. Биггерс снабдил Джермина порохом и дробью.
   Сейчас Джермин чувствовал, что может доверять только Биггерсу, людям на острове Саммервинд… и неизменно откровенной леди Презрение.
   И если он не сомневался, что она попытается достать ему чистую одежду, принять за него ванну она не могла.
   – Когда будет готова ванна?
   – Согреть воду займет какое-то время, милорд, к тому же мне пришлось долго объяснять, почему в вашей спальне нужна ванна, если вы отсутствуете. – Биггерс достал еще одну куртку. – Вы не против надеть эту к ужину?
   Джермин рассмеялся и начал было объяснять Биггерсу подробности своего проживания в погребе, когда услышал, что дверь в его спальню открылась.
   Биггерс хотел было обернуться, чтобы посмотреть, кто посмел войти без стука, но Джермин остановил его, положив руку на плечо. Похищение научило его осторожности.
   Глаза Биггерса вспыхнули, когда он понял, что это неожиданное появление кого бы то ни было могло означать интересную интригу.
   Темноволосая служанка смело прошла мимо них.
   Биггерс тихо вздохнул. Он был явно недоволен.
   Джермин не видел ее лица, но грация и безмятежность, с которыми она двигалась, прямая спина, уродливое старомодное платье – все это говорило о том, что это была… Эми.
   Схватив Биггерса, он оттолкнул его к стене и приложил палец к губам, предупреждая, чтобы он молчал.
   Биггерс кивнул, но был явно поражен.
   Она подошла к комоду. Мужчины молча наблюдали за ней.
   А она стала изучать спальню: подергала за полог кровати, провела ладонью по полированному деревянному изголовью и, подойдя к окну, выглянула на балкон.
   Джермин был в восторге оттого, что она проявляет интерес к его жилищу.
   Она открыла верхний ящик комода и достала мягкую белую рубашку. Потом закрыла этот ящик и открыла другой, потом третий, достав галстук, чулки и белье.
   Джермин наблюдал за ней, затаив дыхание. Пока что она точно следовала его инструкциям. Выполнит ли она последнюю, самую важную?
   «В верхнем ящике столика рядом с кроватью лежит небольшая коробочка. В ней есть все необходимое, чтобы сделать нашу ночь приятной. Если вдруг случится так, что вам придется оставить мое белье, коробочку возьмите непременно».
   Он решил воздействовать на нее силой воли. «Эми, возьми коробочку». Если мысли обладают силой, она это сделает.
   Она собрала вещи, завернула их в оберточную бумагу и перевязала веревкой. Потом сунула пакет в висевшую у нее на плече большую матерчатую сумку и направилась в гостиную.
   Джермину захотелось проломить кулаком стену.
   Почему эта девица не могла хотя бы раз сделать то, о чем ее просят?
   У двери она остановилась.
   Сердце Джермина замерло. «Сделай это, – мысленно приказал он. – Возьми коробку».
   Она оглянулась на прикроватный столик. Джермин почти физически ощутил, что в ней борются здравый смысл и желание.
   Неужели он не сумел заманить ее в ловушку? Неужели неискренно сыграл роль робкого, но пылкого любовника?
   Тихо выругавшись, она бросилась к столику, выдвинула ящик, достала коробочку и посмотрела на нее так, словно это была змея. Она поставила коробочку на стол, открыла крышку и, взяв в руки золоченый флакон синего стекла, понюхала.
   Джермин, предпочитавший смесь различных специй, ждал, как она отреагирует на запах. Если он ей не понравится, она наверняка положит флакон обратно.
   Она на секунду закрыла глаза и улыбнулась.
   Запах ей понравился.
   Он надеялся, что этот запах ассоциируется у нее с ним, с тем днем, когда она его похитила. Это было бы только справедливо.
   Она положила флакон обратно в коробочку и сунула ее в карман.
   Мужчины наблюдали, как она вышла, и услышали, как щелкнул замок. Джермин осторожно вышел и заглянул в гостиную.
   Никого.
   Обернувшись к изумленному Биггерсу, Джермин сказал:
   – А теперь быстро! Мне нужна ванна!
   Свет новой луны, пробивавшийся сквозь окно спальни Эми, освещал крошечную комнатку, узкую кровать, скудную мебель. Она никогда раньше не испытывала клаустрофобии, но сегодня ей вдруг показалось, что она задыхается. Что, если она посмеет воспользоваться шансом и позволит Нортклифу научить ее освободиться от гнетущей приземленности жизни?
   Засунув руки под подушку, она взглянула на темный квадрат коробочки на столе.
   Бабушка, папа и ее сестры беспокоились о том, что Эми росла необузданной, а Эми считала, что то, что их волнует, – ее грубоватые манеры и отсутствие интереса к спокойным занятиям, – не имело значения.
   Но возможно, бабушка была права. То, что она любила носиться, весело танцевать и громко петь, могло свидетельствовать о ее диком нраве.
   В ее голове вдруг зазвучал голос Нортклифа. «Знаете ли вы, что, когда вы утром встаете, я слышу над головой шум ваших шагов? Я воображаю, как вы снимаете старую, поношенную ночную рубашку и надеваете одно из своих ужасных платьев. А вечером, когда вы готовитесь ко сну и половицы скрипят под вашими ногами, я воображаю, как вы раздеваетесь. И всю ночь я слышу, как вы ворочаетесь в своей девичьей постели. Вы посадили меня в тюрьму, но я слежу за вами».
   При воспоминании о Нортклифе у нее по спине пробежал холодок. Но это был не страх. Это было желание.
   Ей захотелось встать и пойти к нему. И не просто увидеть его лицо или широкую грудь, а всего его. Потому что, когда он говорил, что мысленно представляет ее себе, она представляла себе его.
   Тихо и осторожно, так, чтобы ее старый соломенный тюфяк не зашуршал, Эми села и обняла руками колени. Там, внизу, Нортклиф тоже не спит. Она почти физически ощущала его неослабевающее внимание и его волю, которая приказывала ей прийти к нему. Какая разница, что он требует? Никакой. Ведь она хочет того же. Она одерживала верх и над более серьезными противниками, чем Нортклиф, но он избрал такую стратегию, бороться с которой она не могла. Он заручился поддержкой ее собственного тела.
   В комнате было холодно, но она вся горела. Весь день она убирала дом мисс Викторины, подправляла крышу и стены, работала в саду. Она должна была бы валиться от усталости, но ее воображение не давало ей заснуть. Она снова и снова повторяла каждое сказанное им слово и переживала чувства, которые Джермин в ней возбуждал, целуя. Вспоминала цвет его глаз и поворот головы. Все мысли и чувства о нем сплелись в один клубок, и она не знала, как его распутать.
   Она опять глянула на коробочку.
   Ей хотелось петь, танцевать… еще раз испытать радость. И ей казалось, что Нортклиф может доставить ей эту радость. Наполнить ее небывалым счастьем.
   Неужели она не сможет справиться с таким пустяком, как неуверенность в своей безопасности, которую все еще испытывала? Ведь он прикован ногой к койке и связан своим обещанием.
   Она называла себя принцесса Никто. Нортклиф называл ее леди Презрение. А она всего лишь Эми, и она ведет бесполезную борьбу с жестоким миром и проигрывает.
   Сегодня ей представился шанс жить для себя. Больше такой возможности у нее не будет.
   Она выпрямилась. Тюфяк зашуршал, кровать заскрипела. Но ей было все равно.
   Она сняла с себя серебряный крест, который выдавал в ней принцессу Бомонтани. Она повесила его на столбик кровати и постаралась, чтобы выгравированная на нем роза Бомонтани была не видна.
   Она встала. Половицы заскрипели, но и это ее не остановило. Он будет знать, что она идет к нему. И пусть немного понервничает, пока будет ждать.
   Она зажгла огарок свечи. Взяв коробочку, она на цыпочках прошла по коридору. Мисс Викторина мирно похрапывала в своей спальне, и Эми вздохнула с облегчением. Проходя мимо комнаты старой леди, она прикрыла рукой пламя свечи… и тут ее босые ноги столкнулись с каким-то большим мягким предметом.
   Испугавшись, Эми споткнулась о неровные доски пола, свечка покачнулась.
   Кот дико взвыл и опрометью бросился на кухню.
   Эми остановилась, поправила свечу и прислушалась.
   Мисс Викторина перестала храпеть. Она кашлянула… потом скрипнула кровать… и наступила тишина… ужасная тишина. Эми представила себе, как мисс Викторина смотрит на свет в коридоре, и стала ждать, что она ее позовет.
   Но мисс Викторина снова захрапела, правда, потише.
   Эми бросилась вслед за котом. Он злобно смотрел на нее, вздыбив шерсть. Потом сел возле камина, в котором все еще тлели угли, и проводил ее взглядом до лестницы, ведущей в погреб.
   – Мне все равно, что ты думаешь, – сказала она ему. – Я сейчас спущусь.
   Но она все же немного задержалась наверху.
   Если она ответит на зов Нортклифа, она уже никогда не будет прежней.

Глава 16

   Джермин приподнялся на локте и посмотрел на неподвижный огонек наверху лестницы. Эми должна сойти вниз. Она уже не может передумать. В противном случае – черт с этими кандалами и с этим фарсом. Он встанет и принесет ее сюда, и прощай обещание быть сдержанным.
   Она все еще стояла неподвижно.
   Напряжение повисло в воздухе. Он был готов сбросить одеяло и броситься к ней.
   Через минуты, показавшиеся ему часами, она сделала первый шаг.
   Его тело напряглось. Она делала то, о чем он ее просил, но он тем не менее все еще старался побороть свои инстинкты, которые ему нашептывали: «Иди. Овладей ею. Сделай ее своей». Он знал, что с Эми он должен действовать по-другому. Это она должна сделать первый шаг. Она должна думать, что он в ее власти.
   Очень скоро она поймет, что все наоборот.
   Она спускалась босиком, в одной ночной рубашке, такой прозрачной, что просвечивало ее тело. В одной руке она держала свечу, в другой – коробочку, и она смотрела на него без тени смущения.
   Так и должно было быть. Приняв решение, его леди Презрение окунется в авантюру с головой.
   От этой мысли кровь забурлила у него в венах. Она пришла. Пришла без страха. Сейчас она…
   Она встала над ним и посмотрела на него с улыбкой.
   – Я не знал, осмелитесь ли вы прийти.
   – Если бы я не осмелилась, я бы жалела об этом всю свою жизнь.
   Ни одна женщина не была бы с ним так откровенна. Как и с собой.
   С этой уверенной в себе девственницей он оказался в невыгодном положении. Более опытной женщине он пообещал бы блаженство, и она знала бы, что это означает. Женщина, знакомая с радостями плоти, знала бы, чего может достичь умелый мужчина своими поцелуями и своим телом.
   А он заманил сюда Эми одними словами и обещаниями. Он показал ей руки, повернув ладони вверх.
   – На сей раз у меня нет спрятанного оружия.
   Она издала гортанный смешок, и ее взгляд скользнул по его телу под одеялом.
   – Вы лжете.
   Каждый мускул в его теле был напряжен. Его плоть болезненно горела. Он и подумать не мог, что может засмеяться. Но он засмеялся. Ее вульгарное чувство юмора в сочетании с целомудренным телом поразило его.
   Неужели была когда-либо женщина, подобная этой?
   Она поставила свечу на стол и положила рядом коробочку. Потом, ни секунды не колеблясь, стянула через голову ночную рубашку.
   Он сглотнул. Эми, одетая в свое ужасное платье, заставляла его сердце биться сильнее. Но раздетая она посрамила бы всех кутюрье с их шелками, атласом и мехами. У нее были сильные плечи и красиво вылепленные руки. Груди высокие, девичьи, с розовыми сосками Он видел каждое ребро. Талия была слишком тонкой, а живот – впалым, но бедра такие округлые, что Джермин не преминул сразу же положить на них руки. Редкие волосы над плотью почти не прикрывали нежные лепестки, защищавшие ее женское естество.
   Ему захотелось до них дотронуться прямо сейчас, но ведь он обещал…
   Она, должно быть, поняла, о чем он думает, и ее губы чуть изогнулись в улыбке, похожей на улыбку Моны Лизы.
   Поставив колено на край кровати, она наклонилась над ним. Ее грудь оказалась почти у его губ. Ее бедра раздвинулись, и ему показалось, что он может заглянуть вовнутрь – в мягкий бархатистый жар, который обожжет их обоих.
   Но тут она застала его врасплох.
   Откинув одеяло, она обнажила его полностью – грудь, живот, пах, ноги. Как он и обещал, он был голым. Она начала рассматривать его так же пристально как он рассматривал ее.
   Выражение ее лица не изменилось, но глаза… как заблестели ее глаза! Как у ребенка, увидевшего свой новогодний подарок.
   Она прикоснулась к красному шраму на его бедре.
   – Все еще болит?
   – Терпимо.
   – Я не сделаю тебе больно?
   – Не сделаешь. – Если не считать, что одно ее прикосновение будет мучительным.
   Ее рука скользнула по его животу и остановилась на груди, прижав ладонью сердце, которое, как ему показалось, было готово выскочить.