Страница:
Эми любила своего папочку. Больше всех на свете. И сейчас ей хотелось, чтобы он обнял ее. Хоть бы все остальные ушли. Тогда она сможет положить голову ему на плечо, и мир снова станет прекрасным.
– Итак, королева Клавдия. – Папа снял с себя корону и положил ее на бархатную подушечку, услужливо предложенную лордом Карстеном. Придворный лакей тут же подхватил подушечку с короной и в сопровождении еще двух лакеев и лорда Карстена понес ее в сейф. – Неужели Эми снова залезла на дерево у дороги и упала в коляску герцогини?
Придворные захихикали, но негромко.
Бабушка повернулась к ним и грозно нахмурилась. Смешки сменились вежливым покашливанием.
Никто не мог спокойно сносить гнев бабушки. Она была высокой и сухопарой, а ее голубые глаза пронзали грешную душу Эми, будто острые кинжалы.
– Когда Эми упала в коляску, герцогиня лишилась чувств!
Придворные захихикали, словно выводок растревоженных кур.
– Но она приземлилась на сиденье прямо напротив герцогини, и вы должны признать, что это был своего рода подвиг.
Эми села на корточки в душном шкафу и закивала головой. Герцогиня то и дело падала в обморок, поэтому-то и было такое удовольствие ее дразнить. А еще потому, что она метила в жены папочке. Если она и дальше будет под любым предлогом приезжать во дворец, Эми решила, что будет каждый раз проделывать свой трюк.
– Герцогиня не такое уж хрупкое создание, потому приходится сомневаться, что эти обмороки настоящие.
Эми еле удержалась от того, чтобы не крикнуть, что совершенно согласна с папой.
– Не в этом дело, – возразила бабушка.
– Так чем Эми провинилась на этот раз?
Эми удивили нотки усталости в голосе папы, будто ему все надоело.
«Неужели он устал от своей дочери?» – подумала Эми.
– Она подбила глаз принцу Рейнджеру!
Наступившее молчание было таким многозначительным, что Эми снова прильнула к замочной скважине и случайно стукнулась об дверцу. Дверца распахнулась, и Эми чуть было не вывалилась из шкафа, но успела ухватиться за створку. Лорд Октавио, сэр Алерио и лорд Сайлас стояли спиной к ней и лицом к королю, а бабушка стояла поодаль, постукивая тростью. Только папа увидел Эми, но никак не отреагировал.
Казалось, его интересует только ее преступление.
– Она подбила глаз принцу Рейнджеру! – повторила бабушка, будто это сообщение было настолько ужасным, что требовало подтверждения.
Эми снова почти бесшумно закрыла дверцу и, прислонившись к мантии, перевела дух. В шкафу было душно, но уж лучше духота, чем разоблачение.
Молчание оставалось столь долгим, что Эми снова посмотрела в замочную скважину.
Голубое платье сидело на бабушке без единой морщинки. Белый шиньон был в идеальном порядке. Тонкие губы были плотно сжаты. Она смотрела на сына с укором.
– Ты понимаешь, Реймунд?
– Полагаю, что да. Вы говорите, что моя семилетняя дочь ударила… ударила, я правильно понял? – Он обратился к бабушке за подтверждением.
– Какая разница? – потребовала бабушка. – Да, она его ударила.
– Моя семилетняя дочь ударила принца Рейнджера.
– Моего крестника!
Придворные немного отступили, будто опасаясь обжечься.
– Да. Я знаю, кто он такой. Рейнджер – ваш крестник, и он помолвлен с моей старшей дочерью. А кроме того, ему шестнадцать лет, а вы говорите, что моя семилетняя дочь ударила его так сильно, что подбила ему глаз. – Король Реймунд засмеялся и потер ладонью лоб. – Она настоящий боец!
– Я рассказала вам об этом не для того, чтобы вы восхищались своей дочерью! – Бабушка не подняла голос, но он стал холодным как лед.
Эми зарылась в мантию и задрожала.
– Нет, разумеется. И я не восхищаюсь ею. – Папа опять засмеялся. Хихикнул на самом деле. – Я думаю, как нам закалить принца Рейнджера.
– Закалить… Ну знаете!
Эми еще никогда не слышала, чтобы бабушка запиналась, и ей это понравилось.
Папа взял себя в руки и перестал смеяться.
– Даю вам слово. – Обняв бабушку за талию, он повел ее к двери. – Я займусь этим.
Придворные с важным видом закивали.
– Но, Реймунд. – Выщипанные тонкие брови бабушки взлетели вверх. – Я всегда заботилась о том, чтобы девочки были дисциплинированными.
– Вы поставили меня перед фактом и, очевидно, желаете, чтобы я что-то предпринял. Обещаю, что займусь этим.
Эми сидела в шкафу и размышляла. Папа займется этим фактом, то есть ею. Он никогда так раньше не говорил, а теперь он… ах нет…
Придворные дождались, пока за бабушкой закроется дверь, и заговорили все разом.
Эми не могла разобрать ни слова, но ей было все равно. Она была слишком занята тем, что вдыхала запах сигар. Этот запах был связан для нее с редкими минутами, когда она могла побыть со своим добрым отцом, у которого было слишком много важных дел и слишком мало времени для своих дочерей. А теперь он вообще пригрозил с ней разобраться.
До нее донесся голос лорда Октавио:
– Сир, мне показалось, что от эмиссара из Франции исходила угроза. Это так?
– Да, можно с уверенностью сказать, что это была угроза, – со вздохом ответил папа.
– И от эмиссара из Испании тоже, – поддержал казначея Алерио.
– Нам приходится платить высокую цену за то, что мы расположены в Пиренеях между двумя заклятыми врагами.
Что-то в тоне папы заставило Эми придвинуться ближе к дверце.
– И все же, сир, я не думаю, что Франция и Испания являются нашими главными оппонентами. – У Сайласа был высокий, почти женский голос, но Эми знала, что отец гораздо чаще прислушивается к словам Сайласа, чем к мнениям других придворных.
– Вы правы. – Король позволил Алерио снять с себя мантию.
– Это революционеры… – сказал лорд Октавио.
– Да, это революционеры.
– Волнения отмечены во всех районах.
– Надо отослать принца Рейнджера обратно в Ришарт в сопровождении большого вооруженного отряда охраны, – приказал король.
– Черт бы побрал этих французов, из-за которых теперь вся Европа охвачена революциями. Черт бы побрал их за то, что они подстрекают людей избавиться от старых монархов, которые должны уступить дорогу молодым. – У лорда Сайласа от возмущения задрожал подбородок.
Сэр Алерио направился к шкафу, в котором сидела Эми, и она поняла, что шталмейстер намерен повесить сюда мантию короля.
Эми отползла в глубь шкафа, зарылась в висевшие там мантии и свернулась клубочком, уткнув голову в колени.
Она услышала, как дверь в зале открылась и захлопнулась и как лорд Карстен сказал:
– Не вовремя год выдался неурожайным.
– Зачем утверждать очевидное, Карстен. – Сэр Алерио широко распахнул дверцы шкафа.
Эми чуть выглянула из своего укрытия, чтобы понять, обнаружена ли она.
– Кто-то должен об этом сказать, – горячо возразил лорд Карстен.
Король решил прекратить эту перепалку и, повысив голос, приказал:
– Повесьте мантию в шкаф, Алерио, да побыстрее. Мне нужно дать вам кое-какие инструкции.
– Как скажете, ваше величество. – Сэр Алерио поспешил повесить мантию и так хлопнул дверцами, что у Эми зазвенело в ушах. Но она расслабилась.
– Нам необходимо закупить зерна, и как можно больше, – сказал король. – Я выйду к людям и постараюсь их заверить, что хлеба хватит. Но я хочу знать, не начались ли мятежи в других частях страны.
– Если народ будет и дальше бунтовать, ваше величество, – сказал сэр Алерио, – вы должны подумать о том, чтобы отослать вашу семью на…
Король резко его оборвал.
Эми опять подползла к замочной скважине и прильнула к ней глазом. Ей хотелось услышать, что собирался сказать сэр Алерио. Папа должен отослать семью на несколько дней? На каникулы?
– Вы знаете, что надо делать. – Он махнул рукой, отпуская придворных. – А теперь я хочу остаться один.
Вельможи поклонились и попятились к двери. Тяжелая дверь закрылась почти бесшумно.
Папа подошел к старинному трону, сел и провел рукой по волосам. Он выглядел таким уставшим, будто не спал уже несколько ночей. Эми ничего не понимала. Она никогда еще не видела его таким потерянным.
Потом она услышала его голос:
– Эми, иди сюда.
Взгляд отца был направлен прямо на шкаф. Как он узнал, что она здесь спряталась?
– Я часто прятался в этом шкафу, когда королем был мой отец, – ответил он так, будто она его об этом спросила. – И тебе повезло, что когда Алерио раскрыл дверцы, только я тебя увидел, а не другие.
Она открыла дверцы и стала медленно выбираться наружу. Она увидела, что отец наблюдает за ней, и улыбнулась во весь рот. Папа ее любит. Она знала это. И он ждал от нее не поведения принцессы, а доброты.
А она не была доброй.
И понимала это.
И он понимал. Сейчас он на нее рассердится.
Она медленно к нему приблизилась.
Он молчал.
Она бросила украдкой взгляд на его лицо.
Оно не было сердитым.
Папа выглядел разочарованным.
– Ваше величество? Папа? – Ее голос дрожал.
– Подойди сюда, Эми.
Нет. У нее сжалось сердце от страха. Папа всегда был на ее стороне, но еще никогда ей не было так плохо. Ей показалось, что расстояние до трона было больше, чем обычно. А встав наконец перед троном, она уставилась на пряжки башмаков отца и стала ждать, когда он прикажет пойти в сад и срезать ивовый прут.
– Ладно, дочка. – Он поднял ее на руки и усадил себе на колени. – Расскажи, что случилось.
Он все же ее любит. От него пахнет табаком, и он добрый. Она зарылась лицом в рубашку у него на груди и, запинаясь, пробормотала:
– Этот глупый принц заслужил то, что получил. Он большой и глупый… мальчик.
– Я в этом не сомневаюсь, но что он такого сделал на этот раз?
Папа почему-то не обнял ее.
В этом тоже был виноват этот дурак Рейнджер.
– Он сказал… он сказал… – Эми глубоко вдохнула. – Он сказал, что я убила королеву – мою мать. – Затаив дыхание, она ждала, что ответит отец. Он наверняка скажет, что это не так.
Но он молчал.
– Он сказал, что я виновата в том, что она умерла. И когда она смотрит на меня с небес, она жалеет, что я… – она с трудом выдавила эти ужасные слова: – грязная и плохо воспитанная девчонка.
– Рейнджер не тот человек, который имеет право называть ребенка грязным и плохо воспитанным, – резко заметил отец. – Когда ему было столько лет, сколько сейчас тебе, он был и грязным, и плохо воспитанным.
– Он и сейчас такой, а еще – подлый. Он считает, что только потому, что он кронпринц Ришарта, помолвлен с Сорчей и старше всех нас, он лучше нас. Но ведь это не так!
– Ты чувствуешь, что он своей жестокостью причинил тебе боль, но ты умнее его, а потому ты не захочешь соревноваться с ним в жестокости.
Она не поняла, что хотел сказать папа, но до нее дошло, что он не на ее стороне.
– Эми, давай не будем притворяться, что ты была сегодня примерной девочкой. – Папа стал очень серьезен, и его слова звучали как-то очень по-королевски. – Твоя бабушка хочет, чтобы ты вела себя дисциплинированно, и именно такой ты должна быть.
Эми никогда не плакала, когда бабушка воспитывала в ней дисциплинированность, но когда она разочаровывала своего отца…
Слезы ручьем потекли по ее щекам.
– Твоя бабушка наверняка учила тебя, что нельзя терять самообладание только потому, что ты принцесса. Но я не твоя бабушка.
– Ты король.
– Да, я король, и я говорю тебе, что надо сдерживаться и не поступать так, чтобы ранить чувства других людей.
Эми положила голову на плечо отцу и шмыгнула носом.
– Наверное, я не должна была.
– А поскольку ты напала на мальчика, который больше и сильнее тебя, – а таких в мире очень много, поверь мне, – он мог очень серьезно тебя ранить. Я этого не хочу и буду считать, что я пренебрег своими обязанностями отца, если не приказал тебе никогда никому не причинять физической боли. – Он приложил к ее носу платок. – Высморкайся.
Эми послушалась.
– Почему ты плачешь? – спросил он.
Ей не хотелось этого знать, но она должна была узнать правду. Должна была, потому что иначе в ее душе никогда не будет покоя.
– Это правда, что я убила маму?
– Моя дорогая дочурка. – Он вытер ей слезы и улыбнулся. – Твоя мама умерла, когда ты родилась, но ты ее не убивала. Она умерла, потому что любила тебя так сильно, что пожертвовала собой, только бы ты появилась на свет.
Никто раньше не говорил с ней о ее матери. Когда она задавала вопросы, ее сестры всегда начинали плакать, а бабушка крепко сжимала губы и приказывала замолчать. Эми никогда и мечтать не смела, что ее любимый папа посадит ее себе на колени и станет рассказывать сказки. Поэтому она спросила:
– Как же она могла любить меня, папочка? Она никогда меня не видела.
– Могла, доченька. Она носила тебя внутри себя в течение девяти месяцев. Она кормила тебя своим телом, а ты двигалась внутри ее. А когда она тебя родила, то держала тебя на руках и прижимала к себе.
– О, это большая честь, что моя королева-мать так меня любила. – Уверенность Эми росла, но так как отец не сразу ответил, она прошептала: – Ведь правда?
– Да. Если кто-то любит тебя так сильно, он готов умереть, чтобы ты жила. Это большая честь – и огромная ответственность.
Эми чуть было не застонала. Опять ответственность! Но папа выглядел очень серьезным.
– Ты должна прожить свою жизнь так, чтобы быть достойной этой великой привилегии. Будь сильной. Помогай тем, кому повезло меньше, чем тебе. Ты очень умная девочка. Используй свой ум, чтобы делать других счастливыми.
– Как поступаешь ты?
– Да. Мы с твоей мамой любили друг друга так сильно, что старались и других сделать счастливыми. Мы понимали друг друга без слов. – Заметив, что Эми хочет его перебить, он приложил к ее губам палец. – У нас как будто была одна душа. Твоя мать все еще живет здесь, – он показал на свою грудь, – в моем сердце. Я хочу, чтобы у тебя было так же. И у всех моих дочерей.
– Я смогу. – Она выпрямилась. – Я смогу использовать свой ум. А что еще, папочка?
– Самое главное – будь верна себе самой.
– Хорошо. – Помолчав, она спросила: – А как это?
– Прислушивайся к своему сердцу. Следуй своей интуиции. Доверься им и делай то, что они велят.
– Ладно. – Она поняла.
– Иногда не так-то легко быть принцессой.
– Я знаю. Я должна всегда надевать красивые платья и быть причесанной, махать рукой бедным детям из окна кареты, учиться хорошим манерам и никогда не садиться на большую лошадь, хотя это такое удовольствие…
– Это не совсем то, что я хотел тебе сказать, когда говорил, что нелегко быть принцессой, но до тех пор пока ты живешь так, что это сделало бы честь твоей маме, я буду гордиться тем, что ты моя дочь.
Опять ответственность! Теперь ей придется жить так, чтобы оправдать жертву своей матери и быть такой, чтобы папочка ею гордился. Все же при всем при этом она отделалась довольно легко…
Или?
– А как ты меня накажешь?
– А как тебя обычно наказывает бабушка?
– Иногда посылает меня срезать розгу и стегает меня ею.
– Нет, этого я делать не буду, – решительно возразил он.
– Она заставляет меня писать всякую ерунду на грифельной доске.
– Ерунду?
– Вроде того, что я не буду бить принца Рейнджера по лицу слишком сильно.
Отец спрятал улыбку, а потом, откашлявшись, сказал:
– Это недостаточно суровое наказание. Тебе известно, что я, как король, имею доступ к другим орудиям пыток?
Эми выпучила глаза, но кивнула.
– Но я твой отец. – Он поставил ее перед собой. – Я люблю тебя и не собираюсь ни подвергать тебя бесконечным пыткам, ни сажать надолго в темницу.
Она сглотнула и приготовилась к худшему. Он встал и вытянулся во весь свой королевский рост. Подняв скипетр, он провозгласил:
– Ты будешь мила и приветлива с принцем Рейнджером, со своими сестрами и бабушкой…
Эми в ужасе затаила дыхание.
– …в течение трех дней.
– Папочка! – Она молитвенно сложила ладони. – Позволь мне пойти и срезать розгу!
– Нет, – сурово ответил король. – Ты три дня должна быть мила и приветлива со своими сестрами, бабушкой и принцем.
– Я могу написать сто предложений. Тысячу.
Ей показалось, что папа улыбнулся.
– Будь мила и приветлива со своими…
– …сестрами, бабушкой и принцем Рейнджером.
Она поплелась к высоким тяжелым дверям. С трудом открыв их, оглянулась.
Он все еще стоял на возвышении перед троном со скипетром в руках. Волосы курчавились на его голове, а бакенбарды спускались до самого подбородка. Он имел истинно королевский вид… и казался очень терпеливым.
– Хорошо, папочка. Я буду мила. – Но перед тем как закрыть за собой дверь, она добавила: – Но мне это не понравится.
Глава 8
– Итак, королева Клавдия. – Папа снял с себя корону и положил ее на бархатную подушечку, услужливо предложенную лордом Карстеном. Придворный лакей тут же подхватил подушечку с короной и в сопровождении еще двух лакеев и лорда Карстена понес ее в сейф. – Неужели Эми снова залезла на дерево у дороги и упала в коляску герцогини?
Придворные захихикали, но негромко.
Бабушка повернулась к ним и грозно нахмурилась. Смешки сменились вежливым покашливанием.
Никто не мог спокойно сносить гнев бабушки. Она была высокой и сухопарой, а ее голубые глаза пронзали грешную душу Эми, будто острые кинжалы.
– Когда Эми упала в коляску, герцогиня лишилась чувств!
Придворные захихикали, словно выводок растревоженных кур.
– Но она приземлилась на сиденье прямо напротив герцогини, и вы должны признать, что это был своего рода подвиг.
Эми села на корточки в душном шкафу и закивала головой. Герцогиня то и дело падала в обморок, поэтому-то и было такое удовольствие ее дразнить. А еще потому, что она метила в жены папочке. Если она и дальше будет под любым предлогом приезжать во дворец, Эми решила, что будет каждый раз проделывать свой трюк.
– Герцогиня не такое уж хрупкое создание, потому приходится сомневаться, что эти обмороки настоящие.
Эми еле удержалась от того, чтобы не крикнуть, что совершенно согласна с папой.
– Не в этом дело, – возразила бабушка.
– Так чем Эми провинилась на этот раз?
Эми удивили нотки усталости в голосе папы, будто ему все надоело.
«Неужели он устал от своей дочери?» – подумала Эми.
– Она подбила глаз принцу Рейнджеру!
Наступившее молчание было таким многозначительным, что Эми снова прильнула к замочной скважине и случайно стукнулась об дверцу. Дверца распахнулась, и Эми чуть было не вывалилась из шкафа, но успела ухватиться за створку. Лорд Октавио, сэр Алерио и лорд Сайлас стояли спиной к ней и лицом к королю, а бабушка стояла поодаль, постукивая тростью. Только папа увидел Эми, но никак не отреагировал.
Казалось, его интересует только ее преступление.
– Она подбила глаз принцу Рейнджеру! – повторила бабушка, будто это сообщение было настолько ужасным, что требовало подтверждения.
Эми снова почти бесшумно закрыла дверцу и, прислонившись к мантии, перевела дух. В шкафу было душно, но уж лучше духота, чем разоблачение.
Молчание оставалось столь долгим, что Эми снова посмотрела в замочную скважину.
Голубое платье сидело на бабушке без единой морщинки. Белый шиньон был в идеальном порядке. Тонкие губы были плотно сжаты. Она смотрела на сына с укором.
– Ты понимаешь, Реймунд?
– Полагаю, что да. Вы говорите, что моя семилетняя дочь ударила… ударила, я правильно понял? – Он обратился к бабушке за подтверждением.
– Какая разница? – потребовала бабушка. – Да, она его ударила.
– Моя семилетняя дочь ударила принца Рейнджера.
– Моего крестника!
Придворные немного отступили, будто опасаясь обжечься.
– Да. Я знаю, кто он такой. Рейнджер – ваш крестник, и он помолвлен с моей старшей дочерью. А кроме того, ему шестнадцать лет, а вы говорите, что моя семилетняя дочь ударила его так сильно, что подбила ему глаз. – Король Реймунд засмеялся и потер ладонью лоб. – Она настоящий боец!
– Я рассказала вам об этом не для того, чтобы вы восхищались своей дочерью! – Бабушка не подняла голос, но он стал холодным как лед.
Эми зарылась в мантию и задрожала.
– Нет, разумеется. И я не восхищаюсь ею. – Папа опять засмеялся. Хихикнул на самом деле. – Я думаю, как нам закалить принца Рейнджера.
– Закалить… Ну знаете!
Эми еще никогда не слышала, чтобы бабушка запиналась, и ей это понравилось.
Папа взял себя в руки и перестал смеяться.
– Даю вам слово. – Обняв бабушку за талию, он повел ее к двери. – Я займусь этим.
Придворные с важным видом закивали.
– Но, Реймунд. – Выщипанные тонкие брови бабушки взлетели вверх. – Я всегда заботилась о том, чтобы девочки были дисциплинированными.
– Вы поставили меня перед фактом и, очевидно, желаете, чтобы я что-то предпринял. Обещаю, что займусь этим.
Эми сидела в шкафу и размышляла. Папа займется этим фактом, то есть ею. Он никогда так раньше не говорил, а теперь он… ах нет…
Придворные дождались, пока за бабушкой закроется дверь, и заговорили все разом.
Эми не могла разобрать ни слова, но ей было все равно. Она была слишком занята тем, что вдыхала запах сигар. Этот запах был связан для нее с редкими минутами, когда она могла побыть со своим добрым отцом, у которого было слишком много важных дел и слишком мало времени для своих дочерей. А теперь он вообще пригрозил с ней разобраться.
До нее донесся голос лорда Октавио:
– Сир, мне показалось, что от эмиссара из Франции исходила угроза. Это так?
– Да, можно с уверенностью сказать, что это была угроза, – со вздохом ответил папа.
– И от эмиссара из Испании тоже, – поддержал казначея Алерио.
– Нам приходится платить высокую цену за то, что мы расположены в Пиренеях между двумя заклятыми врагами.
Что-то в тоне папы заставило Эми придвинуться ближе к дверце.
– И все же, сир, я не думаю, что Франция и Испания являются нашими главными оппонентами. – У Сайласа был высокий, почти женский голос, но Эми знала, что отец гораздо чаще прислушивается к словам Сайласа, чем к мнениям других придворных.
– Вы правы. – Король позволил Алерио снять с себя мантию.
– Это революционеры… – сказал лорд Октавио.
– Да, это революционеры.
– Волнения отмечены во всех районах.
– Надо отослать принца Рейнджера обратно в Ришарт в сопровождении большого вооруженного отряда охраны, – приказал король.
– Черт бы побрал этих французов, из-за которых теперь вся Европа охвачена революциями. Черт бы побрал их за то, что они подстрекают людей избавиться от старых монархов, которые должны уступить дорогу молодым. – У лорда Сайласа от возмущения задрожал подбородок.
Сэр Алерио направился к шкафу, в котором сидела Эми, и она поняла, что шталмейстер намерен повесить сюда мантию короля.
Эми отползла в глубь шкафа, зарылась в висевшие там мантии и свернулась клубочком, уткнув голову в колени.
Она услышала, как дверь в зале открылась и захлопнулась и как лорд Карстен сказал:
– Не вовремя год выдался неурожайным.
– Зачем утверждать очевидное, Карстен. – Сэр Алерио широко распахнул дверцы шкафа.
Эми чуть выглянула из своего укрытия, чтобы понять, обнаружена ли она.
– Кто-то должен об этом сказать, – горячо возразил лорд Карстен.
Король решил прекратить эту перепалку и, повысив голос, приказал:
– Повесьте мантию в шкаф, Алерио, да побыстрее. Мне нужно дать вам кое-какие инструкции.
– Как скажете, ваше величество. – Сэр Алерио поспешил повесить мантию и так хлопнул дверцами, что у Эми зазвенело в ушах. Но она расслабилась.
– Нам необходимо закупить зерна, и как можно больше, – сказал король. – Я выйду к людям и постараюсь их заверить, что хлеба хватит. Но я хочу знать, не начались ли мятежи в других частях страны.
– Если народ будет и дальше бунтовать, ваше величество, – сказал сэр Алерио, – вы должны подумать о том, чтобы отослать вашу семью на…
Король резко его оборвал.
Эми опять подползла к замочной скважине и прильнула к ней глазом. Ей хотелось услышать, что собирался сказать сэр Алерио. Папа должен отослать семью на несколько дней? На каникулы?
– Вы знаете, что надо делать. – Он махнул рукой, отпуская придворных. – А теперь я хочу остаться один.
Вельможи поклонились и попятились к двери. Тяжелая дверь закрылась почти бесшумно.
Папа подошел к старинному трону, сел и провел рукой по волосам. Он выглядел таким уставшим, будто не спал уже несколько ночей. Эми ничего не понимала. Она никогда еще не видела его таким потерянным.
Потом она услышала его голос:
– Эми, иди сюда.
Взгляд отца был направлен прямо на шкаф. Как он узнал, что она здесь спряталась?
– Я часто прятался в этом шкафу, когда королем был мой отец, – ответил он так, будто она его об этом спросила. – И тебе повезло, что когда Алерио раскрыл дверцы, только я тебя увидел, а не другие.
Она открыла дверцы и стала медленно выбираться наружу. Она увидела, что отец наблюдает за ней, и улыбнулась во весь рот. Папа ее любит. Она знала это. И он ждал от нее не поведения принцессы, а доброты.
А она не была доброй.
И понимала это.
И он понимал. Сейчас он на нее рассердится.
Она медленно к нему приблизилась.
Он молчал.
Она бросила украдкой взгляд на его лицо.
Оно не было сердитым.
Папа выглядел разочарованным.
– Ваше величество? Папа? – Ее голос дрожал.
– Подойди сюда, Эми.
Нет. У нее сжалось сердце от страха. Папа всегда был на ее стороне, но еще никогда ей не было так плохо. Ей показалось, что расстояние до трона было больше, чем обычно. А встав наконец перед троном, она уставилась на пряжки башмаков отца и стала ждать, когда он прикажет пойти в сад и срезать ивовый прут.
– Ладно, дочка. – Он поднял ее на руки и усадил себе на колени. – Расскажи, что случилось.
Он все же ее любит. От него пахнет табаком, и он добрый. Она зарылась лицом в рубашку у него на груди и, запинаясь, пробормотала:
– Этот глупый принц заслужил то, что получил. Он большой и глупый… мальчик.
– Я в этом не сомневаюсь, но что он такого сделал на этот раз?
Папа почему-то не обнял ее.
В этом тоже был виноват этот дурак Рейнджер.
– Он сказал… он сказал… – Эми глубоко вдохнула. – Он сказал, что я убила королеву – мою мать. – Затаив дыхание, она ждала, что ответит отец. Он наверняка скажет, что это не так.
Но он молчал.
– Он сказал, что я виновата в том, что она умерла. И когда она смотрит на меня с небес, она жалеет, что я… – она с трудом выдавила эти ужасные слова: – грязная и плохо воспитанная девчонка.
– Рейнджер не тот человек, который имеет право называть ребенка грязным и плохо воспитанным, – резко заметил отец. – Когда ему было столько лет, сколько сейчас тебе, он был и грязным, и плохо воспитанным.
– Он и сейчас такой, а еще – подлый. Он считает, что только потому, что он кронпринц Ришарта, помолвлен с Сорчей и старше всех нас, он лучше нас. Но ведь это не так!
– Ты чувствуешь, что он своей жестокостью причинил тебе боль, но ты умнее его, а потому ты не захочешь соревноваться с ним в жестокости.
Она не поняла, что хотел сказать папа, но до нее дошло, что он не на ее стороне.
– Эми, давай не будем притворяться, что ты была сегодня примерной девочкой. – Папа стал очень серьезен, и его слова звучали как-то очень по-королевски. – Твоя бабушка хочет, чтобы ты вела себя дисциплинированно, и именно такой ты должна быть.
Эми никогда не плакала, когда бабушка воспитывала в ней дисциплинированность, но когда она разочаровывала своего отца…
Слезы ручьем потекли по ее щекам.
– Твоя бабушка наверняка учила тебя, что нельзя терять самообладание только потому, что ты принцесса. Но я не твоя бабушка.
– Ты король.
– Да, я король, и я говорю тебе, что надо сдерживаться и не поступать так, чтобы ранить чувства других людей.
Эми положила голову на плечо отцу и шмыгнула носом.
– Наверное, я не должна была.
– А поскольку ты напала на мальчика, который больше и сильнее тебя, – а таких в мире очень много, поверь мне, – он мог очень серьезно тебя ранить. Я этого не хочу и буду считать, что я пренебрег своими обязанностями отца, если не приказал тебе никогда никому не причинять физической боли. – Он приложил к ее носу платок. – Высморкайся.
Эми послушалась.
– Почему ты плачешь? – спросил он.
Ей не хотелось этого знать, но она должна была узнать правду. Должна была, потому что иначе в ее душе никогда не будет покоя.
– Это правда, что я убила маму?
– Моя дорогая дочурка. – Он вытер ей слезы и улыбнулся. – Твоя мама умерла, когда ты родилась, но ты ее не убивала. Она умерла, потому что любила тебя так сильно, что пожертвовала собой, только бы ты появилась на свет.
Никто раньше не говорил с ней о ее матери. Когда она задавала вопросы, ее сестры всегда начинали плакать, а бабушка крепко сжимала губы и приказывала замолчать. Эми никогда и мечтать не смела, что ее любимый папа посадит ее себе на колени и станет рассказывать сказки. Поэтому она спросила:
– Как же она могла любить меня, папочка? Она никогда меня не видела.
– Могла, доченька. Она носила тебя внутри себя в течение девяти месяцев. Она кормила тебя своим телом, а ты двигалась внутри ее. А когда она тебя родила, то держала тебя на руках и прижимала к себе.
– О, это большая честь, что моя королева-мать так меня любила. – Уверенность Эми росла, но так как отец не сразу ответил, она прошептала: – Ведь правда?
– Да. Если кто-то любит тебя так сильно, он готов умереть, чтобы ты жила. Это большая честь – и огромная ответственность.
Эми чуть было не застонала. Опять ответственность! Но папа выглядел очень серьезным.
– Ты должна прожить свою жизнь так, чтобы быть достойной этой великой привилегии. Будь сильной. Помогай тем, кому повезло меньше, чем тебе. Ты очень умная девочка. Используй свой ум, чтобы делать других счастливыми.
– Как поступаешь ты?
– Да. Мы с твоей мамой любили друг друга так сильно, что старались и других сделать счастливыми. Мы понимали друг друга без слов. – Заметив, что Эми хочет его перебить, он приложил к ее губам палец. – У нас как будто была одна душа. Твоя мать все еще живет здесь, – он показал на свою грудь, – в моем сердце. Я хочу, чтобы у тебя было так же. И у всех моих дочерей.
– Я смогу. – Она выпрямилась. – Я смогу использовать свой ум. А что еще, папочка?
– Самое главное – будь верна себе самой.
– Хорошо. – Помолчав, она спросила: – А как это?
– Прислушивайся к своему сердцу. Следуй своей интуиции. Доверься им и делай то, что они велят.
– Ладно. – Она поняла.
– Иногда не так-то легко быть принцессой.
– Я знаю. Я должна всегда надевать красивые платья и быть причесанной, махать рукой бедным детям из окна кареты, учиться хорошим манерам и никогда не садиться на большую лошадь, хотя это такое удовольствие…
– Это не совсем то, что я хотел тебе сказать, когда говорил, что нелегко быть принцессой, но до тех пор пока ты живешь так, что это сделало бы честь твоей маме, я буду гордиться тем, что ты моя дочь.
Опять ответственность! Теперь ей придется жить так, чтобы оправдать жертву своей матери и быть такой, чтобы папочка ею гордился. Все же при всем при этом она отделалась довольно легко…
Или?
– А как ты меня накажешь?
– А как тебя обычно наказывает бабушка?
– Иногда посылает меня срезать розгу и стегает меня ею.
– Нет, этого я делать не буду, – решительно возразил он.
– Она заставляет меня писать всякую ерунду на грифельной доске.
– Ерунду?
– Вроде того, что я не буду бить принца Рейнджера по лицу слишком сильно.
Отец спрятал улыбку, а потом, откашлявшись, сказал:
– Это недостаточно суровое наказание. Тебе известно, что я, как король, имею доступ к другим орудиям пыток?
Эми выпучила глаза, но кивнула.
– Но я твой отец. – Он поставил ее перед собой. – Я люблю тебя и не собираюсь ни подвергать тебя бесконечным пыткам, ни сажать надолго в темницу.
Она сглотнула и приготовилась к худшему. Он встал и вытянулся во весь свой королевский рост. Подняв скипетр, он провозгласил:
– Ты будешь мила и приветлива с принцем Рейнджером, со своими сестрами и бабушкой…
Эми в ужасе затаила дыхание.
– …в течение трех дней.
– Папочка! – Она молитвенно сложила ладони. – Позволь мне пойти и срезать розгу!
– Нет, – сурово ответил король. – Ты три дня должна быть мила и приветлива со своими сестрами, бабушкой и принцем.
– Я могу написать сто предложений. Тысячу.
Ей показалось, что папа улыбнулся.
– Будь мила и приветлива со своими…
– …сестрами, бабушкой и принцем Рейнджером.
Она поплелась к высоким тяжелым дверям. С трудом открыв их, оглянулась.
Он все еще стоял на возвышении перед троном со скипетром в руках. Волосы курчавились на его голове, а бакенбарды спускались до самого подбородка. Он имел истинно королевский вид… и казался очень терпеливым.
– Хорошо, папочка. Я буду мила. – Но перед тем как закрыть за собой дверь, она добавила: – Но мне это не понравится.
Глава 8
За окнами неожиданно пролился весенний дождь. Ветер гремел ставнями. Но в погребе было довольно тепло от печурки, в которой горела небольшая кучка угля. Сальная свечка слабо освещала шахматную доску. Мисс Викторина занималась рукоделием при свете масляной лампы. От свечки и от лампы дух в подвале был не слишком приятным.
Джермин увидел, что к нему, соблазнительно покачивая бедрами, направляется Эми, на ходу сбрасывая одежду. Перешагнув через юбку и оставшись в одной нижней сорочке, она призывно ему улыбнулась. Твердые соски натянули сорочку и были видны сквозь тонкий шелк, возбуждая в нем желание…
Его фантазии прервал неприятный голос Эми:
– Милорд, вы пялитесь на доску уже целых пять минут. Может, вы хотите, чтобы я сделала ваш ход за вас?
Он вздрогнул словно мальчишка, которого застали с банкой варенья. Хлипкий стул под ним жалобно заскрипел.
– Эми, ты должна быть немного более терпимой к его светлости, – пожурила ее мисс Викторина. – Он провел весь день в кандалах, и, вероятно, скоро зарычит, как лев.
– Скорее как маленький злобный барсук, – пробормотала Эми.
Джермин посмотрел на нее через стол. Они сидели за столом друг против друга. Ее лицо выражало крайнюю степень недовольства, а в глазах вспыхивало раздражение.
Она вела себя так, что мечтать о ней было невероятно трудно. Если бы она хотя бы однажды дала ему повод помечтать – бросила бы на него кокетливый взгляд или улыбнулась бы, что ли.
– Завтра, когда принесут выкуп и его можно будет освободить, он почувствует себя лучше, – с безмятежным видом сказала мисс Викторина.
– Завтра? – На секунду он забыл об Эми и о ее упорном нежелании идти навстречу его прихотям. – Вы уверены, что это произойдет завтра?
– Если ваш дядя поступит так, как указано в записке, выкуп принесут завтра, и тогда мы вас освободим. – Эми улыбнулась ему, видимо, в предвкушении.
Ей нравится подавлять его, думал Джермин. Ей, наверное, нравится, когда мужчины вскакивают, чтобы исполнить ее желание. Она не была ни милой, ни хорошенькой, в том смысле, какими были женщины, которые ему нравились. Она была умна, остра на язык, угловата – с острыми локтями и выпирающими ключицами, а не с полными покатыми плечами. Ее лицо было скорее красивым, чем хорошеньким, и она редко улыбалась.
Сейчас она улыбнулась, потому что посмотрела на мисс Викторину.
Она, по всей вероятности, ошибалась, думая, что может потребовать за него выкуп, но ее искренняя любовь к старой леди не подлежала сомнению. Сомнению также не подлежала ужасающая бедность мисс Викторины.
Джермин тоже взглянул на фигуру в кресле-качалке. Пожелтевший чепец покрывал седые волосы мисс Викторины. Он узнал шаль, укутывающую ее плечи, – он восхищался ее узором еще в те времена, когда был подростком. Сейчас бахромы почти не осталось. Она куталась в шаль, как будто ей было холодно. Тем не менее, когда он потребовал, чтобы Эми подбросила в печку угля, мисс Викторина замахала руками и заявила, что ей совсем не холодно. Ее искривленные пальцы так и летали над рукоделием.
Вышитая бисером полоска кружев увеличивалась именно с той скоростью, о которой говорила Эми.
В одном Эми была права. Дядя Харрисон оказался поразительно равнодушным к невзгодам мисс Викторины, и это навело Джермина на мысль, что дядя, возможно, был нерадив и в чем-то другом. Джермин должен был более строго следить за тем, что делается в его владениях. Если дядя Харрисон и вправду был столь небрежен по отношению к людям, живущим на земле Нортклифов, Джермин мог бы по крайней мере простить Эми ее неприязнь к нему, хотя свое похищение он вряд ли мог расценивать как разумное предприятие.
…Он поцеловал ее в губы, которые улыбались ему. Она просила у него прощения, а он просунул руку…
Ослепленный похотью, он пошел конем.
– Милорд, это был неосторожный ход, и я прошу… о! – Она склонилась над доской. – Я не сразу разглядела вашу стратегию. Умно, ничего не скажешь. Позвольте мне продумать следующий ход.
Он умен? Вот как! Возможно, та разгульная жизнь, которую он вел, не лишила его ума окончательно.
Откуда ему в голову пришла эта мысль?
Джермин глянул на Эми. Незачем и спрашивать. Всего за один день благодаря Эми у него появилось столько идей. Это, должно быть, под ее влиянием. Он давно подозревал, что пренебрегает своими обязанностями сеньора.
– А каким образом я буду освобожден? – Он надеялся, что они придумали глупый план. Это позволит ему почувствовать свое превосходство.
– Когда мы с мисс Викториной отсюда уйдем… – начала Эми.
– Вы убежите? – поддразнил он ее.
– Да, это будет лучше, чем дожидаться, пока вы отдадите приказ, чтобы нас забили до смерти. – Она решила убить его своей логикой и своим сарказмом.
– Я не могу себе представить, что он прикажет сделать именно это, дорогая. – Мисс Викторина нахмурила лоб. – По-моему, этот способ вышел из моды с появлением дыбы. Лорду Нортклифу придется довольствоваться тем, что нас вздернут на виселице.
– Это правда, милорд? – Эми рассмеялась ему прямо в лицо.
Кто была эта строптивая девушка с ее еле уловимым акцентом и острым язычком?
Он наконец обратил внимание на шахматную доску. Но все же не удержался и сказал мрачным голосом, в котором был косвенный намек:
– Припоминаю, что имеются и другие способы убить женщину.
Эми прикусила нижнюю губу и посмотрела на него так, словно не совсем поняла.
Неужели она на самом деле такая наивная? Или непревзойденная актриса?
Между тем мисс Викторина, эта вечная старая дева работала как ни в чем не бывало, нанизывая бесконечные бисеринки.
– Такие, например, как… пытки? – Делая свой ход, Эми посмотрела на него искоса, словно он был каким-то странным мистическим существом.
– Можно было бы назвать это и пытками, – хохотнул Джермин. Сидеть в этом погребе, мучиться фантазиями об этой невоспитанной женщине с криминальными наклонностями – это вполне можно было бы считать пыткой. – Но вы хотели рассказать мне, как я буду освобожден.
– О! Проблем у вас не будет. Освободитесь и вернетесь туда, где живете. Ваш дом находится всего-то по ту сторону пролива.
– Значит, я на Саммервинде.
Через окна под потолком нельзя было ничего увидеть, а эта ведьма могла спрятать его в подвале в любом месте и соврала бы назло.
Он сделал ход пешкой.
– Точно. – Эми передвинула слона. – Ключ от кандалов уже положен в ящик в вашем доме. Перед отъездом мы пошлем вашему дяде записку с указанием о местонахождении ключа. Так что, как только ваш дядя его найдет, он вас освободит.
Притворившись, что внимательно изучает шахматную доску, Джермин наблюдал за нею исподтишка.
Она была в самом ужасном платье, которое ему когда-либо приходилось видеть. Он подозревал, что оно принадлежало мисс Викторине и было перешито для Эми. Явно перелицованное, причем опытной портнихой, оно было до крайности старомодным, к тому же вылиняло, и цвет из синего превратился в серый, а из розового – в белый. Нижние юбки, а может быть, чулки были шерстяными, потому что он дважды наблюдал, как Эми терла одну ногу о другую и ерзала на стуле.
Он был бы в восторге, если бы узнал, что она носит что-то вроде власяницы. Однако размышления о шерстяной нижней юбке привели его к мыслям об одежде вообще, а далее к уверенности в том, что такая неженственная женщина наверняка отказывается носить корсет, что, в свою очередь, привело его к предположению, что под нижней юбкой на ней вообще ничего не надето. И пока его ум презирал ее за явно мужскую решительность, с которой она пыталась исправить то, что считала несправедливым, его тело определенно признавало в ней женщину.
– Ну? – Эми нетерпеливо постучала ногой. Он двинул королеву, загородив дорогу предполагаемому ходу Эми.
– Это был исключительно неразумный ход, милорд. – Недовольство Эми было физически ощутимо. – Либо вы весьма средний игрок, либо вы пытаетесь быть джентльменом и решили позволить мне выиграть. Но ни то, ни другое не кажется мне вероятным. О чем вы думаете?
Он думал – и очень усиленно – о том, что, если бы она принадлежала ему, он одел бы ее в лучшие шелка и бархат, чтобы защитить эту нежную кожу… так что его воображение снова взыграло и привело в такое состояние, что ему впору было либо на всем скаку промчаться по острову, либо как следует напиться с друзьями, либо просто прогуляться по солнцу.
За те два месяца, что Джермин провел в поместье, ожидая, когда заживет его нога, он испытывал невыносимую скуку. Он не понимал, как это здорово – хорошо питаться, подолгу гулять и заниматься физическими упражнениями, а больше всего – как это замечательно! – видеть солнце, деревья, горизонт. Он почти сходил с ума от желания быть свободным и, конечно же, от общения с упрямой, несговорчивой Эми.
Джермин увидел, что к нему, соблазнительно покачивая бедрами, направляется Эми, на ходу сбрасывая одежду. Перешагнув через юбку и оставшись в одной нижней сорочке, она призывно ему улыбнулась. Твердые соски натянули сорочку и были видны сквозь тонкий шелк, возбуждая в нем желание…
Его фантазии прервал неприятный голос Эми:
– Милорд, вы пялитесь на доску уже целых пять минут. Может, вы хотите, чтобы я сделала ваш ход за вас?
Он вздрогнул словно мальчишка, которого застали с банкой варенья. Хлипкий стул под ним жалобно заскрипел.
– Эми, ты должна быть немного более терпимой к его светлости, – пожурила ее мисс Викторина. – Он провел весь день в кандалах, и, вероятно, скоро зарычит, как лев.
– Скорее как маленький злобный барсук, – пробормотала Эми.
Джермин посмотрел на нее через стол. Они сидели за столом друг против друга. Ее лицо выражало крайнюю степень недовольства, а в глазах вспыхивало раздражение.
Она вела себя так, что мечтать о ней было невероятно трудно. Если бы она хотя бы однажды дала ему повод помечтать – бросила бы на него кокетливый взгляд или улыбнулась бы, что ли.
– Завтра, когда принесут выкуп и его можно будет освободить, он почувствует себя лучше, – с безмятежным видом сказала мисс Викторина.
– Завтра? – На секунду он забыл об Эми и о ее упорном нежелании идти навстречу его прихотям. – Вы уверены, что это произойдет завтра?
– Если ваш дядя поступит так, как указано в записке, выкуп принесут завтра, и тогда мы вас освободим. – Эми улыбнулась ему, видимо, в предвкушении.
Ей нравится подавлять его, думал Джермин. Ей, наверное, нравится, когда мужчины вскакивают, чтобы исполнить ее желание. Она не была ни милой, ни хорошенькой, в том смысле, какими были женщины, которые ему нравились. Она была умна, остра на язык, угловата – с острыми локтями и выпирающими ключицами, а не с полными покатыми плечами. Ее лицо было скорее красивым, чем хорошеньким, и она редко улыбалась.
Сейчас она улыбнулась, потому что посмотрела на мисс Викторину.
Она, по всей вероятности, ошибалась, думая, что может потребовать за него выкуп, но ее искренняя любовь к старой леди не подлежала сомнению. Сомнению также не подлежала ужасающая бедность мисс Викторины.
Джермин тоже взглянул на фигуру в кресле-качалке. Пожелтевший чепец покрывал седые волосы мисс Викторины. Он узнал шаль, укутывающую ее плечи, – он восхищался ее узором еще в те времена, когда был подростком. Сейчас бахромы почти не осталось. Она куталась в шаль, как будто ей было холодно. Тем не менее, когда он потребовал, чтобы Эми подбросила в печку угля, мисс Викторина замахала руками и заявила, что ей совсем не холодно. Ее искривленные пальцы так и летали над рукоделием.
Вышитая бисером полоска кружев увеличивалась именно с той скоростью, о которой говорила Эми.
В одном Эми была права. Дядя Харрисон оказался поразительно равнодушным к невзгодам мисс Викторины, и это навело Джермина на мысль, что дядя, возможно, был нерадив и в чем-то другом. Джермин должен был более строго следить за тем, что делается в его владениях. Если дядя Харрисон и вправду был столь небрежен по отношению к людям, живущим на земле Нортклифов, Джермин мог бы по крайней мере простить Эми ее неприязнь к нему, хотя свое похищение он вряд ли мог расценивать как разумное предприятие.
…Он поцеловал ее в губы, которые улыбались ему. Она просила у него прощения, а он просунул руку…
Ослепленный похотью, он пошел конем.
– Милорд, это был неосторожный ход, и я прошу… о! – Она склонилась над доской. – Я не сразу разглядела вашу стратегию. Умно, ничего не скажешь. Позвольте мне продумать следующий ход.
Он умен? Вот как! Возможно, та разгульная жизнь, которую он вел, не лишила его ума окончательно.
Откуда ему в голову пришла эта мысль?
Джермин глянул на Эми. Незачем и спрашивать. Всего за один день благодаря Эми у него появилось столько идей. Это, должно быть, под ее влиянием. Он давно подозревал, что пренебрегает своими обязанностями сеньора.
– А каким образом я буду освобожден? – Он надеялся, что они придумали глупый план. Это позволит ему почувствовать свое превосходство.
– Когда мы с мисс Викториной отсюда уйдем… – начала Эми.
– Вы убежите? – поддразнил он ее.
– Да, это будет лучше, чем дожидаться, пока вы отдадите приказ, чтобы нас забили до смерти. – Она решила убить его своей логикой и своим сарказмом.
– Я не могу себе представить, что он прикажет сделать именно это, дорогая. – Мисс Викторина нахмурила лоб. – По-моему, этот способ вышел из моды с появлением дыбы. Лорду Нортклифу придется довольствоваться тем, что нас вздернут на виселице.
– Это правда, милорд? – Эми рассмеялась ему прямо в лицо.
Кто была эта строптивая девушка с ее еле уловимым акцентом и острым язычком?
Он наконец обратил внимание на шахматную доску. Но все же не удержался и сказал мрачным голосом, в котором был косвенный намек:
– Припоминаю, что имеются и другие способы убить женщину.
Эми прикусила нижнюю губу и посмотрела на него так, словно не совсем поняла.
Неужели она на самом деле такая наивная? Или непревзойденная актриса?
Между тем мисс Викторина, эта вечная старая дева работала как ни в чем не бывало, нанизывая бесконечные бисеринки.
– Такие, например, как… пытки? – Делая свой ход, Эми посмотрела на него искоса, словно он был каким-то странным мистическим существом.
– Можно было бы назвать это и пытками, – хохотнул Джермин. Сидеть в этом погребе, мучиться фантазиями об этой невоспитанной женщине с криминальными наклонностями – это вполне можно было бы считать пыткой. – Но вы хотели рассказать мне, как я буду освобожден.
– О! Проблем у вас не будет. Освободитесь и вернетесь туда, где живете. Ваш дом находится всего-то по ту сторону пролива.
– Значит, я на Саммервинде.
Через окна под потолком нельзя было ничего увидеть, а эта ведьма могла спрятать его в подвале в любом месте и соврала бы назло.
Он сделал ход пешкой.
– Точно. – Эми передвинула слона. – Ключ от кандалов уже положен в ящик в вашем доме. Перед отъездом мы пошлем вашему дяде записку с указанием о местонахождении ключа. Так что, как только ваш дядя его найдет, он вас освободит.
Притворившись, что внимательно изучает шахматную доску, Джермин наблюдал за нею исподтишка.
Она была в самом ужасном платье, которое ему когда-либо приходилось видеть. Он подозревал, что оно принадлежало мисс Викторине и было перешито для Эми. Явно перелицованное, причем опытной портнихой, оно было до крайности старомодным, к тому же вылиняло, и цвет из синего превратился в серый, а из розового – в белый. Нижние юбки, а может быть, чулки были шерстяными, потому что он дважды наблюдал, как Эми терла одну ногу о другую и ерзала на стуле.
Он был бы в восторге, если бы узнал, что она носит что-то вроде власяницы. Однако размышления о шерстяной нижней юбке привели его к мыслям об одежде вообще, а далее к уверенности в том, что такая неженственная женщина наверняка отказывается носить корсет, что, в свою очередь, привело его к предположению, что под нижней юбкой на ней вообще ничего не надето. И пока его ум презирал ее за явно мужскую решительность, с которой она пыталась исправить то, что считала несправедливым, его тело определенно признавало в ней женщину.
– Ну? – Эми нетерпеливо постучала ногой. Он двинул королеву, загородив дорогу предполагаемому ходу Эми.
– Это был исключительно неразумный ход, милорд. – Недовольство Эми было физически ощутимо. – Либо вы весьма средний игрок, либо вы пытаетесь быть джентльменом и решили позволить мне выиграть. Но ни то, ни другое не кажется мне вероятным. О чем вы думаете?
Он думал – и очень усиленно – о том, что, если бы она принадлежала ему, он одел бы ее в лучшие шелка и бархат, чтобы защитить эту нежную кожу… так что его воображение снова взыграло и привело в такое состояние, что ему впору было либо на всем скаку промчаться по острову, либо как следует напиться с друзьями, либо просто прогуляться по солнцу.
За те два месяца, что Джермин провел в поместье, ожидая, когда заживет его нога, он испытывал невыносимую скуку. Он не понимал, как это здорово – хорошо питаться, подолгу гулять и заниматься физическими упражнениями, а больше всего – как это замечательно! – видеть солнце, деревья, горизонт. Он почти сходил с ума от желания быть свободным и, конечно же, от общения с упрямой, несговорчивой Эми.