Додд Кристина. Босоногая принцесса

   Но он опередил ее.
   – А я говорю, что не смыслите! Вы девственница. – Его взгляд становился все жестче. – Меня похитила девятнадцатилетняя девственница, которая даже не умеет целоваться.
   Отвращение в его голосе не смутило ее. Теперь она знала, что сказать. Ей не обязательно раскрывать себя. Она использует его слабости и спасется. Поэтому, не скрывая сарказма, Эми сказала:
   – Как это, должно быть, унизительно, быть похищенным старой женщиной и молодой девушкой. Благородного лорда Нортклифа опоили каким-то зельем, посадили на цепь в погребе и держат там уже шесть дней, а его собственный дядя не желает заплатить за него выкуп, чтобы его освободили. Насколько я понимаю, он отказывается заплатить за ваше освобождение вашими же деньгами, не так ли?
   Ей удалось его разозлить.
   Он схватил ее за плечи.
   – Еще ни одной женщине не удавалось так меня разозлить, как вам. Вы разговариваете со мной без уважения. Мало того, вы бросаете мне вызов. Иногда я даже согласен с тем, что это унизительно – быть обманутым простой девчонкой, – но тут вы совершаете что-то настолько несуразное, чего я в жизни своей еще не видывал.
   – Что, например, милорд?
   Джермин улыбнулся, сверкнув белыми зубами.
   – Вы дразните попавшего в ловушку волка, все еще находясь в его лапах.
   Отчаяние и паника охватили ее. Он прав. Она действительно сказала глупость.
   Эми попыталась выбраться из-под него и сесть, но он навалился на нее и прижал еще крепче.
   Надо подумать. Силой ей не удастся освободиться. Значит, надо использовать свой ум, чтобы побольнее его ранить.
   – Что вы собираетесь делать, милорд? Неужели обесчестить меня? Мне трудно поверить, что ваше огромное самомнение позволит вам поступить так с девятнадцатилетней девственницей.
   – Вы пока не слишком напуганы, не так ли? – Он провел пальцем по ее горлу. – Вы не умеете целоваться. Вы совершенно не знаете мужчин. Вы иногда выражаетесь, как матрос, но защищены таким воспитанием, какого я не встречал ни у одной из своих знакомых девушек.
   – Защищена? – Горький смешок был ему ответом. – Нас с сестрой вышвырнули из пансиона, – а мне тогда было девять лет, – потому что наш отец не мог больше платить за нас. С тех пор я скитаюсь по Англии, и у меня нет дома. Так что не называйте меня защищенной.
   – Ваша сестра должна была вас защитить. – Теперь на ее шее были его губы. – Потому что вы маленькая дурочка.
   Она сжала кулаки и ударила его по голове. Но он все еще был сверху.
   – Надо понимать, что быть похищенным дурочкой еще хуже, чем то, что сделала девятнадцатилетняя девственница?
   – Правильно. – Он опять улыбнулся. – А вас заманила в ловушку ваша глупая жертва.
   Джермин все еще был в ярости. И он был намного сильнее.
   Он поцеловал ее.
   Но не так, как это было только что. Тогда они были врагами, которые боролись за… за что-то.
   За превосходство. Да, именно за это. Превосходство.
   Эми опять боролась, но безрезультатно, а он в это время не спеша преподал ей урок чувственности, которого она не понимала… и не хотела понимать.
   Она все еще была готова наносить ему удары и ранить словами, но он стиснул обе ее руки у нее над головой и придавил ноги под тяжелыми шерстяными нижними юбками. Когда она попыталась повернуться на бок, он просунул колено ей между ног, так что раздвинул их шире.
   Как же ей теперь спастись? Слева была стена, справа – он.
   Хуже, чем ее беспомощность, было его спокойствие. Казалось, он думает только о ее теле, а ее враждебность его не интересует. Он коснулся языком ее уха, а потом тихо подул в него, отчего по телу у нее пошли мурашки. Осторожно взяв зубами ее нижнюю губу, он открыл ей рот и поцеловал… и на сей раз их поцелуй не был ни борьбой, ни уроком.
   Сейчас он был мужчиной, а она – женщиной. Он наступал, она отступала. Холодные мурашки уступили место теплу от прикосновения ее бедра к его бедру. А его язык все время двигался, вызывая в ней ощущение беспокойства.
   Просунув свободную руку ей под шею, так что ее голова откинулась назад, он дотронулся до нее губами.
   Это была почти ласка, и ему удалось немного ее успокоить.
   Он развязал узел на шали, прикрывавшей ей грудь, и постепенно стянул ее сначала с одного, а потом с другого плеча.
   Скромный вырез и матовая кожа, видимо, ему понравились, но его взгляд остановился на скрытых под платьем выпуклостях ее грудей.
   – Чудесно, – пробормотал Джермин. – Драгоценный подарок, обернутый в выцветший муслин. – И он стал одну за другой расстегивать пуговицы на лифе.
   Эми каждый раз задерживала дыхание, ее взгляд становился все более осмысленным, потому что она знала… знала, что он намерен делать. Но он не спешил, наслаждаясь ее видом и мучая своей неторопливостью.
   Наконец, когда она была на грани того, чтобы закричать, – то ли чтобы он ее отпустил, то ли чтобы поторопился, – он просунул пальцы под тонкую сорочку и, приспустив ее, обнажил грудь.
   Она вдруг почувствовала, как потяжелели ее веки, и с тихим вздохом закрыла глаза.
   Он легко прикоснулся пальцами к матовой коже, возбуждая в ней желание.
   Ей не нравилось, что он все предвидит, знает, куда смотреть, где прикасаться, что говорить.
   Опустив голову, он поцеловал место, до которого дотронулся.
   Было так тихо, что она слышала собственное хриплое дыхание.
   Но она была расслабленна и ждала, что он будет делать дальше.
   И тут его рука коснулась ее обнажившегося бедра.
   Эми подскочила и сразу открыла глаза.
   – Прекратите, Нортклиф!
   – Нет. – Выражение его лица не изменилось. Оно все еще было лениво сосредоточенным.
   Только она не понимала, на чем он сосредоточен.
   – Вы не можете это делать!
   – Могу. – Он опять придавил ее своим телом.
   – Я сейчас закричу.
   – Не думаю. – Его рука легла ей на бедро. – Мисс Викторина вряд ли вас услышит, а вы ведь не хотите, чтобы она прибежала спасать вас. Возможно, она поймет, что вы сопротивлялись не так решительно, как следовало бы.
   – Вы отвратительны. – Но он был прав.
   – Я это знаю. Но хотя вы и девственница, вы понимаете, что до тех пор, пока мои брюки застегнуты, вы в полной безопасности.
   – Да? И что? – Она не хотела, чтобы он видел, что ей стало легче. Пусть видит только ее враждебность.
   Но он понимал, что ей необходимы уверения, а потому сказал:
   – Я не сделаю вам больно. Я просто собираюсь показать, что вам на самом деле нужно.
   – Что вы имеете в виду? – Какой же он наглец! – Мне нужен выкуп, больше ничего!
   Он явно развеселился.
   – А это говорит о том, что вы абсолютно ничего не понимаете и не знаете себя.
   – Я вас презираю.
   – Так же сильно, как вы меня хотите.
   Он был наглецом с непомерным самомнением, воспитанным слишком большими деньгами и… она всхлипнула, когда он погладил низ живота – и с такой уверенностью в себе, которая делала ее слабой и послушной, в то время как ей следовало бы изо всех сил бороться.
   Она смотрела на него в упор, сопротивляясь взглядом. Но он не обращал на это внимания, а продолжал ласкать, заставляя забыть о том, что она девственница. Эми была так напряжена, что ей казалось, что у нее натянута кожа. Ее сердце билось толчками словно в предвкушении.
   Его взгляд завораживал ее.
   Когда его палец проскользнул внутрь нежных лепестков, она всхлипнула, но быстро прикусила нижнюю губу, чтобы сдержать выдававшие ее стоны наслаждения. Но он все понял – она увидела это по блеску в его глазах – и обвел пальцем влажную плоть. Она чуть было не подскочила. Но он не отпускал ее и продолжал ласкать.
   Эми старалась не отрывать от него взгляда, но она внезапно потеряла способность сконцентрироваться. В голове проносились самые разные мысли – например, о том, что она никогда не видела такого неистового выражения на лице мужчины, что еще никогда она не была так обуреваема чувствами, что он почти красив в своей суровости и что она даже вообразить не могла, что ее желание может быть настолько сильным. Он больше не удерживал ее силой, но невидимые нити вожделения словно привязали ее. Ее колено поднялось. Руки вцепились в подушку. Ее тело требовало больше того, что он ей дал, и она была не способна противиться своему телу.
   А потом он дотронулся до нее. Быстрым, прямым движением. Невероятные ощущения пронзили ее. С невнятным криком она выгнула спину навстречу его руке. Он усилил давление, поддерживая ритм, подстегивая ее желание. В ее голове вдруг пронеслась безумная мысль: он единственный мужчина, способный удовлетворить ее.
   Она обняла его обеими руками, прижала к себе и стала двигать бедрами, чтобы продлить блаженство. Они прижимались друг к другу – каждый отчаянно жаждал удовольствия, – пока они одновременно не вздрогнули, почувствовав облегчение и – все же – разочарование.
   Через несколько минут – или это были годы? – волны восторга стали утихать. Она обмякла в его объятиях и старалась вернуться в прежний мир… прекрасно понимая, что мир никогда больше не станет прежним.
   Но Джермин не был удовлетворен. Он хотел войти в нее, ослабить напряжение своей плоти одним коротким, но сильным движением.
   Но он не мог. Он дал обещание.
   И он знал, почему он его дал. Нельзя силой овладевать женщиной, словно ты какой-нибудь мародер-викинг! Ему потребовалась вся его воля, чтобы сдержаться.
   Она открыла глаза и посмотрела на него.
   Ему не хватило воли, чтобы не торжествовать.
   Джермин уловил момент, когда Эми поняла, что отдалась ему. И ее уступчивость сразу же сменилась обычной враждебностью.
   Он победно улыбнулся и сразу же понял, что совершил ошибку.
   Она уперлась обеими руками ему в грудь и с силой столкнула его с койки.
   Он упал, а она перелезла через него и опрометью бросилась вверх по лестнице.
   Он вскочил и, подгоняемый страстью, кинулся за ней. Когда он ударился ступней о нижнюю ступеньку, он сразу понял, что произошло.
   Он остановился. Посмотрел на ногу.
   Кандалы сломались.
   Он был свободен.

Глава 12

   Свободен! От дикой радости кровь забурлила в венах Джермина. Свободен!
   И он все еще может ее догнать. Он схватит Эми и овладеет ею.
   Повинуясь первобытному инстинкту, он ринулся вверх.
   К реальности его вернул глухой стук его пяток по доскам лестницы. Он был в чулках.
   Неужели он сошел с ума? Зачем ему гнаться за несносной, дерзкой девицей? Он ведь может просто сбежать!
   То, что он не сразу подумал о свободе, говорило о том, что долгое заключение повлияло на его разум.
   Он был свободен, но никто об этом не знал. Он может добраться до материка и приказать констеблю взять под стражу мисс Викторину и леди Презрение. Нет. Эта мысль не принесла ему удовлетворения.
   Он может обуться, пойти наверх и так напугать мисс Викторину и Эми, что они навсегда запомнят свое преступление.
   Но тут он вспомнил огромного мужчину, который нес его, когда его отравили. За время своего заточения Джермин не раз слышал наверху мужской голос. Ему повезет, если Эми не ударит его по голове – с нее станется – и прикажет этому громиле отнести его, потерявшего сознание, обратно в погреб, где они снова закуют его в проклятые кандалы.
   Джермин чувствовал, что еще неделю без солнца и воздуха он не выдержит. Надо срочно отсюда выбираться.
   Он тихо пробрался обратно к койке и поднял с пола сломанные кандалы. На ладонь ему упали мелкие хлопья ржавчины. Казавшееся с виду прочным железо насквозь проржавело. Он сунул ноги в сапоги, надел плащ и подошел к старому комоду, стоявшему под окном. Осторожно попробовав, не рухнет ли комод под его тяжестью, он взобрался на него и с силой толкнул рамы. Окно было так давно законопачено, что рамы хрустнули от удара и окно… открылось.
   За окном росла высокая трава. Он раздвинул ее и огляделся. Никого не было видно. Он подтянулся на руках и пролез через узкое окно на свободу.
   Воздух был прохладным и сырым от тумана. Солнце склонялось к закату. Он прислонился щекой к траве и глубоко вдохнул впервые за шесть дней. Кровь снова забурлила в венах. Он свободен!
   Ему уже не терпелось оказаться дома и осуществить план отмщения.
   Нет. Сначала он примет ванну, а уж потом разберется с леди Презрение. Причем лично и очень, очень неторопливо.
   Он сделал еще один глубокий вдох и, повинуясь какому-то импульсу, ударил себя в грудь и расхохотался Он только что освободился из заточения… и только что довел до экстаза невинную девушку. Еще никогда он так не торжествовал.
   Домик мисс Викторины стоял на холме с видом на деревню и море. Он знал, что дорога приведет его в паб, а там он наверняка найдет кого-нибудь, кто переправит его на лодке на материк.
   Джермин зашагал по дороге. Больная нога ему почти не мешала.
   Интересно, думал он, что почувствует мисс Викторина, когда спустится в погреб, чтобы принести ему ужин, и обнаружит, что его нет? Расстроится, наверное. Не потому, что он сбежал, – он слышал, как мисс Викторина предлагала Эми освободить его. Ей будет жаль их тихих вечеров, когда она вышивала, Эми читала что-нибудь вслух или они с Джермином играли в шахматы. Мисс Викторина вспоминала прошлое, рассказывала разные истории и заставляла леди Презрение вежливо себя вести. И ему тоже приходилось быть вежливым.
   Сказать правду, он полюбил эти вечера с мисс Викториной и Эми. Они казались такими… нормальными. Будто он был членом их семьи или жил памятью о днях своего счастливого детства до того, как его мать…
   Он вдруг очнулся. Он не хочет думать о ней, о своей матери. Она его предала.
   Он вошел в деревню. Ни в одном из домов не светились окна, а туман и наступающие сумерки придавали селению мрачный вид запустения. Когда он был ребенком и приезжал сюда, у каждого из жителей деревни его дом был предметом гордости. А теперь, видимо, никто не заботился о том, чтобы побелить облупившиеся стены или подправить соломенную крышу. Все выглядело почти так, словно жители, некогда гордившиеся своими домами, покинули деревню.
   Сгорбившись и засунув руки в карманы, Джермин поплелся в сторону паба.
   Это здание по крайней мере освещалось, но окна были вместо стекол затянуты клеенкой. Слышался шум голосов и звяканье оловянных кружек. У Джермина даже слюнки потекли, так ему захотелось выпить доброго английского эля в деревенском пабе.
   Но он побоялся войти. В пабе стоял такой гам, будто там собралась вся деревня. Если это так, то и здоровенный детина, помогавший Эми похитить его, наверняка тоже был там.
   Джермин прислонился к стене у окна. Он подождет, пока выйдет какой-нибудь лодочник, который перевезет его на материк.
   Он завернулся в плащ и улыбнулся. Он представил себе лицо леди Презрение, когда она ступит на лестницу в погреб и увидит, что он пуст.
   Впрочем, она может что-нибудь сочинить, чтобы ей не пришлось спускаться к нему. Он сделал ее счастливой женщиной, но в то же время и страшно напугал. Она была великолепна, как он и ожидал. Когда дело касалось Эми, его воображение мигом начинало работать. Он вдруг понял, что не допустит, чтобы Эми повесили.
   Тогда он лишится своего удовольствия.
   Завтра все обернется по-другому. Дядя Харрисон услышит о своем недовольном и более чем живом племяннике. Мисс Викторине предстоит серьезный разговор с ее лордом-сеньором. А леди Презрение…
   – Как вы думаете, они получат деньги за это похищение? – услышал он мужской голос. Весьма знакомый бас.
   Джермин придвинулся к окну поближе.
   – Боюсь, что весь этот план провалится, – сказал другой, но тоже знакомый голос.
   – Я говорила вам, что нам не следовало ввязываться. – Это был голос женщины, жалобный и обвиняющий.
   – А ты и не ввязывалась, – отрезала другая. – Тебя никто не накажет, но запомни – если все выгорит, ты тоже выгадаешь.
   – Я никогда не просила денег, – как щенок взвизгнула первая.
   – Твой дом так же плох, как любой другой в деревне. Неужели ты думаешь, что мы позволим, чтобы он рухнул? Мы его подправим, но не беспокойся, мы больше ничего не будем с тобой обсуждать.
   – Мертл! – Джермин узнал голос, который услышал первым, и вспомнил, что слышал его только сегодня утром в кухне мисс Викторины. Это был голос того великана, что помог в похищении. – Миссис Китчен не заслуживает такой выволочки.
   – Очень надеюсь, – возмущенно пропыхтела миссис Китчен.
   Мертл многозначительно промолчала.
   – Он не всегда был таким, – вмешался еще чей-то голос. Он был без акцента и немного дрожал, видимо, от старости. – Помнишь, Пом, как в детстве вы вместе с его светлостью взбирались на скалу в Саммервинд-Эбби? На скалу над океаном?
   Пока Джермин напрягал память, пытаясь понять, кому принадлежал этот голос, из паба донесся смешок.
   – Нет, незачем опять рассказывать эту историю, – смутившись, возразил Пом.
   Джермин помнил Пома с детства. Они были с ним одних лет, но уже тогда Пом был большим – выше на три дюйма и выходил с отцом в море ловить рыбу.
   Теперь, вспомнив день, когда Эми дала ему отравленное вино, он понял, что Пом стал не просто большим. Он стал огромным.
   Джермин сжал кулаки.
   Между тем старческий голос продолжал:
   – Вы стали прыгать со скалы на выступ, который был немного ниже, и, когда вас увидел старый лорд, он испугался, что вы можете разбиться насмерть.
   – Когда мы приползли обратно на вершину скалы, лорд Нортклиф схватил нас за шиворот и как следует всыпал нам своей здоровой правой рукой. – Голос Пома звучал так, будто он помнил этот день так же ясно, как Джермин.
   Люди в пабе расхохотались так, что казалось, рухнут ветхие стены.
   Откуда они знают, как выглядел его отец, такой бледный и злой, что напугал Джермина? А когда Джермин попытался объяснить отцу, что они уже облазили все скалы и знают, где можно спрыгнуть, отец взревел: «Скалы все время крошатся от ветра и волн, и черт меня побери, если я позволю океану и тебя отнять у меня!»
   Это был единственный раз, когда Джермин услышал от отца о трагедии исчезновения матери, и единственный раз, когда отец обнаружил ту боль, которую она ему причинила.
   – Если будут какие-либо неприятности, я возьму ответственность на себя, – услышал Джермин голос старика. – Если его светлость узнает, что это я повел свою паству по неправедной дороге, он, конечно…
   – Велит, чтобы вас повесили вместо нас? – спросила Мертл. – Мы этого не допустим, викарий.
   О! Значит, за все собирается ответить викарий Смит.
   – Мы все в этом замешаны, – сказала Мертл. – Мы сделали это, чтобы помочь мисс Викторине, помочь себе и исправить большую несправедливость…
   – И спасти душу его светлости, – услышал он тот же раскатистый бас.
   «Спасти мою душу?» Джермин не верил своим ушам. Какая наглость!
   – Мы хотели также спасти душу мистера Эдмондсона, но боюсь, что здесь мы потерпим неудачу, – добавил викарий.
   – Тем более что некоторые из нас пекутся о душе его светлости больше, чем о душе мистера Эдмондсона. – Слова Мертл были встречены всеобщим смехом.
   Значит, они не любят дядю Харрисона. Джермин должен был признать, что после недели, проведенной в погребе, в его душу тоже закрались сомнения относительно дяди.
   – Мы пока не слышали, чтобы на виселицу отправили целую деревню, так что будем надеяться на Бога, что с нами это не произойдет и его светлость смилуется над нами. – Голос Мертл прозвучал весело, но не слишком уверенно.
   Джермин ждал, что кто-нибудь согласится с Мертл в надежде, что он их помилует.
   Однако вместо этого он услышал голос миссис Китчен, которая сказала:
   – Он не такой, как его отец. Он похож на свою мать: бросил нас, сбежал от утомительных обязанностей и от ответственности. Он нас не пожалеет. Ему вряд ли будет интересно знать, что они с нами сделают.
   Когда Джермин незаметно прокрался обратно в погреб, сломанные кандалы по-прежнему лежали на полу, постель была все так же смята после их с Эми борьбы, от печки по-прежнему шло тепло, а шахматы на столе ожидали продолжения партии.
   Все выглядело так, как всегда. Мисс Викторина и Эми не знали, что он сбежал. Ничто не изменилось.
   Изменился мир.
   Он снял сапоги и сунул их подальше под койку, чтобы женщины не увидели прилипших к ним травы и грязи. Потом стер свои следы со старого комода.
   Повесив на стул плащ, он вытер полотенцем лицо и волосы, влажные от тумана.
   Слова, сказанные миссис Китчен, жестокие и неприятные, всплыли в его памяти.
   «Он похож на свою мать: бросил нас и сбежал от утомительных обязанностей и от ответственности».
   Как смеет эта женщина сравнивать его с матерью? Почему все с ней согласились? Почему они решили, что он не похож на своего отца? Он был на него похож внешне. Он так же, как отец, держался в седле. Так же гордился фамилией Эдмондсон и титулом маркиза Нортклифа.
   Но в деревне считали, что он похож на свою мать.
   Как они могли сказать такое?
   Жестокая логика подсказала ему ответ на его же собственный вопрос.
   Им не было дела до того, как он выглядит и чем гордится. Они ни разу не видели его за восемнадцать лет. Они знали лишь то, что он пренебрег своими обязанностями.
   Пренебрег он, а не дядя Харрисон. Отец никогда бы не позволил, чтобы кто-то другой взял на себя обязанности маркиза Нортклифа вне зависимости от степени родства с ним. Правда, дядя Харрисон управлял состоянием семьи и при жизни отца, но Джермин знал, что отец требовал от своего брата ежеквартального отчета. Отец сам нанял управляющего всех своих поместий, который докладывал лично ему, а не дяде Харрисону Возможно, у отца были на это причины. Возможно, он не слишком доверял дяде Харрисону.
   Судя по тому, что Джермин услышат, отец имел причины не доверять брату. Жители деревни были нищими и доведены до такого отчаянного положения, что готовы были помочь мисс Викторине похитить его, чтобы как-то повлиять на свою несчастную долю. Сейчас им грозила беда – выселение, либо работный дом, либо вообще виселица. Но они приняли это стоически и сплотились. Не все, правда. Миссис Китчен ясно выразила свое недовольство, но это был одинокий голос.
   Как ни тяжело было Джермину в этом признаться, леди Презрение была права. Он был бородавкой на благородной заднице Англии.
   Но он не похож на мать! Он стер из памяти все воспоминания об этой женщине, которая предала их, и выбросил ее из своего сердца.
   Он похож на отца. Возможно, он сбился с правильного пути, но с этого момента он возьмет бразды правления в свои руки.
   И с чего же он собирается начать?
   Он отстранит дядю Харрисона от управления имуществом и выяснит причину его отказа платить выкуп.
   Он съездит в каждое из поместий, поговорит с дворецкими и экономками, с жителями деревень и фермерами и найдет решение проблем, которыми пренебрегал дядя.
   Перед тем как навсегда покинуть погреб, он соблазнит Эми… и он даже знал, как это произойдет.
   …Эми подошла к нему, на ходу снимая с себя одежду…
   – Джермин, дорогой.
   Это был голос мисс Викторины. Он вздрогнул, почувствовав себя виноватым. Однако мисс Викторине незачем знать, о чем он думает.
   Она спускалась вниз с подносом, на котором был его ужин. Кот путался у нее под ногами.
   Он хотел было вскочить, чтобы помочь ей, но он был связан сломанными кандалами и своим обманом, поэтому подождал, когда мисс Викторина сама к нему подойдет.
   – Дорогой, у меня плохие новости. Эми неважно себя чувствует. Так что сегодня вечером только я составлю тебе компанию.
   Она смотрела на него так, словно боялась, что он рассердится.
   Когда она поставила поднос на стол, он взял ее руку.
   – Это замечательно. Я как раз хотел поговорить с вами наедине о вашей деревне.
   – Я буду рада, – просияла мисс Викторина.
   – А нельзя мне получить лист бумаги и перо с чернилами?
   Кот залез под койку и вылез из-под нее с травинкой в зубах.
   – Вечера такие длинные. Особенно если ты в одиночестве. Мне бы хотелось завтра записать кое-какие мысли. – Он наклонился и выхватил из пасти кота траву.
   – Конечно, дорогой. Я принесу и бумагу, и чернила.
   Кот вонзил когти в руку Джермина. Из царапины потекла кровь.
   Кот ухмыльнулся и стал вылизывать лапу, будто был намерен избавиться от плоти Джермина.
   У этого проклятого кота было много общего с леди Презрение.

Глава 13

   В ту ночь Пом вышел из паба, чуть пошатываясь. На прощание он помахал всем рукой, услышав в ответ: «Доброй ночи, Пом! Хорошего тебе улова, Пом!»
   Все остальные остались в пабе. Даже те рыбаки, которые обычно выходили в море на рассвете. Они не видели смысла в том, чтобы рыбачить завтра, если их все равно скоро повесят. Так что лучше сегодня как следует повеселиться.
   Пом не слишком осуждал их за это. Он их понимал, но не соглашался с ними. Он будет делать все, как полагается – до последнего дыхания. Он, правда, не совсем понимал, в чем состояло это «полагается».
   – С тобой ведь все будет в порядке к тому времени, как я закончу работу, не так ли, Пом?
   Он оглянулся. Мертл в освещенном проеме двери вытирала руки о передник. Она стояла спиной к свету, так что он не мог видеть выражения ее лица, но он знал, что она беспокоится.
   – Я всегда находил дорогу домой и в более темные ночи, Мертл, любовь моя. И сегодня найду.
   – Я знаю.
   – Все будет хорошо, – тихо сказал он. – У нас все будет хорошо.