Страница:
- А что дальше?
- А дальше было вот что...
В дверь заглянула няня.
- Таня! Тебя Мария Ивановна зовет.
Старшая сестра
Мария Ивановна - уважаемый всеми человек. Спокойная, серьезная. Никогда голоса не повысит, а все ее слушаются. Отчего? Никто над этим не задумывается. Спросите у Марии Ивановны - она сама не ответит. Просто жизнь такая у нее.
Совсем недавно была Машенькой, Марусей, Марией. Кто подумает, что полная, чуть сутулая и седая медсестра - вчерашняя старшая пионервожатая в школе на Большой Дмитровке, которая теперь называется Пушкинской...
Окончание школы перечеркнула война. С Виктором дружила четыре года, а замужем побыла всего три дня. Остались у нее дочка Иринка, несколько фотографий, письма и - похоронная. Начала Иринка ходить, отвезла ее к своим в деревню, а сама ушла на фронт. Санинструктором. И медали, и орден.
Потом возвратилась в Москву. Дочь к себе забрала. Комнату ей вернули фронтовичка. Второй раз вышла замуж. Поначалу не было у нее любви. Не как с Виктором. Просто попался хороший человек. Но люди устроены чуднО. С каждым годом им все лучше и лучше вместе. Нет, они не привыкают - любят друг друга. И все сильнее и сильнее.
Вскоре родился сын. Годы пролетели в работе и хлопотах. Детей растили. И в один день и Иринка - долго она примерялась - и Сережка сыграли свадьбы. Дом у Марии Ивановны опустел. Вдвоем они с мужем. Любит она свою работу. Да вот беда, много нового появилось. Вливания. Растворы. Аппараты. Трудно ей, нужно учить молодых сестер. Да как учить, когда сама не все знает? А учиться тяжело и поздно. Ну, ничего. Зато она детей любит и понимает. Это уже полдела...
Трудная беседа
В маленькой каморке старшей сестры двое - Мария Ивановна и Таня. Они не в первый раз беседуют на эту тему, а поэтому им обеим ясно многое из того, о чем нам с вами предстоит догадываться.
- Знаешь, насчет чего я тебя звала?
- Ничего не получится.
- Кроме тебя, ведь некому. Ты толковая, образованная, общественница...
- Разве в этом дело?
- А в чем же? Тебя девочки уважают. Будут слушаться...
- Не будут. Они моего возраста. Я же летом пробовала. Кому на свидание. У кого брат болен. Кого на свадьбу позвали. А график горит. Сама становилась. И потом, старшая сестра разве такой должна быть? Учительница. Наставница. И еще вроде строгого надсмотрщика. Правда? Вы на меня не обижайтесь, но чем вам приходится заниматься? Аптека. Хозяйство. Чистота палат. Да график. Разве в этом работа старшей сестры?
- А монтеры? Водопроводчики? Передачи? Разговоры с родителями? продолжает Мария Ивановна. Она забыла, что ей нужно уговаривать Таню, и жалуется ей. - С няньками мучение - никто не идет. Сестер ведь не заставишь за няню встать!
- Вот я про это и говорю. Мы для того учимся, чтобы выполнять самые простые манипуляции? Половину того, чем заняты врачи в палатах, могли бы делать мы, сестры! Правда? Кто сейчас старшая сестра? Завхоз! А. я люблю больных. Хочу лечить их. Вместе с врачом. Мы же все позабыли. Нет применения.
- Не пойму, Татьяна, что тебе надо? Вот будешь старшей - и лечи детей...
- С утра до вечера - палочкой-погонялочкой! Не могу я. Чтобы руководить, нужно иметь способности или любить командовать. Я люблю работать. Просто сестрой.
- Вот беда, Таня. Подумай, кого вместо меня найти. Шестнадцать лет уж протрубила. А не отпускают.
- Хорошо, Мария Ивановна, подумаю...
Приемный покой
Первый этаж больничного корпуса. На дверях надпись: "Прием детей с хирургическими заболеваниями". На одной: "Травматологический пункт".Она ведет в прихожую. Потом раздевалка и вход в большую комнату. Из нее боковая дверь - в ванную. Оттуда - в общий коридор. Такая система называется бокс. Ребята, проходящие через отдельные боксы, между собой не соприкасаются. Бывает так, что болит живот, поставили диагноз аппендицита. Пока приехала машина, пока привезли в больницу, появилась сыпь. На ярком свету посмотрели зев - обычная скарлатина с болями в животе. Хорошо, что в боксе, а то ребенок заразил бы других... Правда, бывает и так, что положат такого в палату, а сыпь выступает лишь на следующее утро. Еще удачно, если до операции.
Около каждого бокса звонок. Звонить приходится долго. Две сестры, няни, врачи постоянно заняты. Пишут истории болезней на вновь прибывших. Делают перевязку или небольшую операцию парню, разбившему ногу, - в футбол играл. Взяли маленького на рентген: проглотил не то соску, не то монетку. Сейчас собрались в одном из боксов.
Минуту назад старшая сестра приемного отделения громко и резко позвала:
- В первом боксе реанимация. Девочка упала в лифт. Скорее!
Все бросились за ней...
Славина мама
В дверь, которая ведет на лестничную площадку, настойчиво стучат. Таня слышит стук из палаты. Она выходит, поворачивает замок. Перед ней низенькая, очень современно одетая молодая женщина.
- Сюда родителям нельзя.
- Знаю. Я мать Славы Волчкова. Мне нужно повидать палатную сестру.
- Это я.
- Как вас зовут?
- Таня.
- Танечка, умоляю вас, посмотрите хорошенько за Славой. Ему стало хуже? Мне только что сказала об этом заведующая. Операция прошла неудачно...
- Почему? Осложнения возможны после любой операции.
- Вот я и говорю. Начинается осложнение. Неужели потребуется еще одна операция? Он не выдержит. Ведь он такой слабенький!
- Об этом вам лучше поговорить с врачом.
- Хорошо. Но я прошу вас только об одном. Не отходите от Славы. Если с ним что-нибудь случится, я буду жаловаться: недосмотрели!
- Извините, мне нужно идти в палату.
Таня уходит. Лицо ее изменилось. Она понимает, что матери тяжело. Она привыкла и к не таким еще положениям. Брань, угрозы - все это она слыхала...
Операции
Работа идет сегодня одновременно в пяти операционных. В одной - два стола, а в остальных - по одному. Тихо движутся сестры и врачи. Неторопливый, размеренный ритм.
Трудно операционным сестрам! Вмешательства разные. Только привыкнешь стоять на чистых - грыжи, водянки, неопущенное яичко, как уже приходится подавать инструменты на грудной клетке. Там все по-другому, даже больного укладывают иначе.
На дежурствах бывают все операции без исключения. Чаще всего аппендициты. И с ними сейчас непросто стало. При перитоните - воспалении брюшины - нужно готовить по два-три литра теплого раствора для промывания живота. Накладывать диализ - совсем морока. Тонкие продырявленные трубки заводят в подреберья над печенью и желудком. Еще одну, потолще - вниз, в малый таз, откуда потом будет вытекать жидкость. Сколько появилось разных наборов: для трахеотомии, венесекции, торакотомии (дренирования грудной клетки). Сшивающие аппараты. Танталовые малюсенькие скобки. Серафима Петровна опытная сестра, а с этими аппаратами работать не может: плохо видит. И нитки вдевать - капрон шесть нолей, их и молодые сестры не все различают. Паутинка!
Хирурги все разные. Молчаливые. Говорливые. Добрые. Принципиальные. Учат. Воспитывают. Работают не одинаково. Один инструменты прямо со стола хватает. Другому, как профессору, давай в руки. Одни терпеливые. Нет больного - ждут, молчат. Другие - кричат, сердятся, куда-то торопятся.
Интересно устроены люди. И врачи, и сестры. Вот Дмитрий Федорович. Любит музыку, ходит на концерты. Знаком с известным скрипачом. Вместе проводят время. Общество интересное. Там его любят и ценят. Он горнолыжник. Каждый год отпрашивается на Терскол или в Бакуриани. Приезжает оттуда загорелый. Друзья по горным лыжам - избранная компания. Физики. Математики. Прекрасные девушки. Научные и ненаучные сотрудницы. Они тоже знают и любят Диму. Много у него хороших качеств, и сам он себе нравится. Хотя есть и отдельные недостатки.
Вот Женя Фирсова. Она часто видит себя на эстраде. Длинная юбка и прозрачная блузочка чудо как хороши. И поет она славно. В микрофон. Голос чуть хрипловатый, как у Марии Пахоменко. Легко передвигается. Пританцовывает. А потом - буря аплодисментов: "Еще, Женя! Молодец! Бис!.." Не зря ей хлопают: она много занимается. Репетирует.
Женя хорошая хозяйка. Пирог с яблоками лучше ее никто не делает. В доме порядок. Муж летчик. Среди друзей они считаются людьми положительными, приятными.
Но в операционной все, что рассказано и о Дмитрии Федоровиче, и о Жене, не имеет никакого значения. Здесь важно лишь одно. Насколько Дима, полностью отключившись от интересов, лежащих за пределами этой большой комнаты, сумеет сосредоточить свой ум, темперамент, волю, опыт на выполнении того главного дела, которому он посвятил свою жизнь. Многие дни, которые провели больные ребята, подвергаясь разным исследованиям, процедурам, были истрачены ради вот этих одного-двух часов. Значит, если Дима и Женя сумеют работать так же слаженно, как прославленные наши фигуристы на льду, - честь им и слава!
Не будем кривить душой. Не всегда в операционной происходит все так уж гладко, так синхронно. Но когда сюда приходят специалисты-хирурги из разных городов поучиться, обменяться опытом, они непременно находят для себя что-то полезное и ценное. Ведь ежедневно десятки хирургов и сестер, операционных и наркозных, сражаются за здоровье детей.
Час идет за часом.
- Давайте следующего!
Осторожно снимают со стола ребенка, перекладывают на каталку, увозят в палату. А на другой каталке - "очередник". Он дремлет после укола. Видит в полусне улыбающееся лицо сестры.
- Не боишься? Молодец! Ложись сюда. Чуть повыше. Вот так. А теперь дыши, только поглубже. Ничем не пахнет. Нет, нет. Это от маски пахнет резиной. Еще поглубже вдохни. Хочется спать? Вот видишь, как хорошо. Еще немного,- и проснешься у себя в кроватке.
- Ну как, спит больной?
- Подождите минуточку... Вот теперь можно.
- Скальпель!..
Зина не вышла на работу
На столе у Марии Ивановны папка с бумагами. Чего здесь только нет: аптека, тетради с заявками, графики дежурств, записки от родителей... Звонит телефон.
- Да... Почему?.. Вот беда какая... Тебе когда выходить? Хорошо... Пока.
Задумалась Мария Ивановна. Что же делать? Есть ведь профессии, где ни на минуту нельзя оставить рабочее место. Домна. Сахарный завод. Запечется сахарная масса - взрывай ее динамитом. Транспорт. Милиция. Пограничники. Это уже особый разговор, больше к мужчинам относится. А медицина - больше к женщинам. На них к тому же дом, хозяйство, родные. Часто ли мужчины берут бюллетень по уходу за ребенком или когда старики болеют? Нет... Придется идти в палату. На людях такой разговор вести легче, чем наедине.
В палате одна Таня. Больные спят.
- Зина звонила. У нее мать в больницу увезли. За братом смотреть некому. Дом пустой.
- Не могу я. И не просите. У меня мама тоже больна.
- Знаю.
- Сегодня вечер. Мы готовились. Спросите Любу. До сих пор за переработку в прошлом месяце не заплатили. Сказала "не могу" - значит, нет!
Таня понимает, что найти замену сегодня невозможно. Настроение у нее не особенно хорошее. Никто на вечере ее не интересует. Но собирались ведь повеселиться. Потанцевать. Правда, если Славе будет операция, то трудно ему придется. Она все равно останется.
Пошуметь, покуражиться Таня должна. Так было всегда. Пусть попросит ее старшая как следует. Чертова работа. Хорошо в поликлинике. Ни дежурств, ни осложнений. А здесь, как открыли эту реанимацию, детей везут и везут. Все тяжеленькие. Разве нормальный человек может это выдержать? Нервная система разрушается от такой работы. Кто из сестер отделения разберется в трудных назначениях? Дыхательный аппарат даже не все врачи понимают. Тогда платите за вредность, за квалификацию...
Мысли у Тани обычные. Как у всех. А сейчас нужно решать, как быть с дежурством.
- Ладно. Если дозвонюсь тете, чтобы дома с мамой переночевала, останусь.
- Вот и хорошо. Спасибо, Танюша!
Неприятный разговор
Профессор говорит по селектору с главным врачом.
- Добрый день, Ирина Сергеевна. Я по поводу сестер в реанимации. Вы знаете, что Оля Новикова собирается уходить?
...
- Дело не в том, какая она сестра, а какая по счету уходит.
...
- Ведь работа у них - тяжелее нету, а получают они меньше, чем этажом выше, в физиотерапии. Верно?
...
- Какие у вас есть возможности, чтобы их как-то компенсировать?
...
- Я спрашиваю не о Комитете по труду и заработной плате, а о ваших резервах, как главврача?
...
- Надбавки?
...
- Удлинить платные отпуска?
...
- А за вредность им нельзя доплатить? Весной больше половины было гриппозных... В инфекционных отделениях ведь платят.
...
- Как грипп не инфекция? Кто это придумал?
...
- Конечно, поеду в министерство. Поразительно!
...
- Ведь это сестры самого высокого класса. Мы перетащили в реанимацию наиболее тяжелых больных. В остальных отделениях стало спокойнее и работа попроще, а здесь - ни присесть, ни отдохнуть...
...
- Хорошо. А нельзя ли, коль скоро мы группируем там таких тяжелых больных, забрать из других отделений и ставки сестер?
...
- Ведь на подготовку такой сестры тратится масса времени. И именно они быстрее всего уходят - текучка невероятная.
...
- При чем здесь воспитание, сознательность? Работа в два раза тяжелее, значит платить нужно больше.
...
- Ну, спасибо и на этом. До свидания...
Решение принято
В палате несколько человек - дежурный хирург, анестезиолог, Таня, Виктор. Вадим Петрович садится рядом со Славой.
- Докладывайте.
Дежурный хирург, заглядывая в историю болезни, рассказывает о состоянии мальчика. Шеф берет больного за руку, считает пульс и не торопясь обследует живот.
- Положение существенно не изменилось. Рвоты не было. Болевые приступы стали несколько реже. Гематокрит...
- Пойдемте в коридор.
Все вышли и, как обычно, столпились у окна.
- Что вы скажете, Татьяна? - спрашивает профессор.
- Славе хуже.
Она протягивает листочек бумаги, где записана температура. Показатели ее скачут.
- Зачем вы измеряли температуру каждые полчаса?
- Вы сами на обходе говорили: "Чем больной менее ясен, тем чаще нужно оценивать его параметры". Правда?
- Верно.
- И потом он то и дело облизывает губы...
- А мое мнение, - говорит дежурный хирург, - состояние ребенка без изменений...
- Вы, кажется, были заняты на операции? - уточняет Вадим Петрович. Когда вы в последний раз подходили к мальчику?
- Минут сорок назад...
- Мы давно с вами договорились: если состояние больного не улучшается - ищите признаков осложнения. Какая, по вашему мнению, перистальтика? Кишечник работает?
- Но ведь вчера у него был...
- В животе бурлит, - говорит Таня.
- И я слышал, - подтверждает шеф. - Живот слегка дует... Давайте готовить Славу к операции. Сколько у меня есть времени?
- Минут сорок, - отвечает анестезиолог. - Операционная сестра еще на месте.
- Вот и отлично. Берите Славу. А я пока поработаю.
Нет крови
Операция Славы благополучно завершается. Но именно так, среди полного благополучия, и обрушивается иногда несчастье. Вдруг началось сильное кровотечение. А его меньше всего ожидали. Но беда была еще и в том, что когда мальчика оперировали первый раз, то оказалось, что крови для него нет.
Редкая группа - четвертая. Да еще какая-то подгруппа. Ни одна заготовленная ампула не подошла. Кровопотеря была небольшой. Обошлось без переливания. Кто бы мог подумать, что потребуется второе вмешательство и возникнет кровотечение! Сейчас положение серьезное, но не угрожающее. В вену поступает кровезаменитель. Дальше Славе будет хуже. Нужно принимать меры. Оперируют шеф и Виктор. Наркоз дает Ольга Андреевна, на подхвате у нее Нина. Света подает инструменты хирургам и, когда нужно, помогает.
- Может быть, послать за родителями? Срочно определить группу? спрашивает Вадим Петрович. - Вероятности, что кровь окажется совместимой, больше. Сделаем прямое переливание.
- Лучше давайте узнаем, у кого из дежурных сестер и врачей четвертая...
- Одно другому не мешает. Пусть Зина сядет на телефон, а Таня свяжется с родителями.
Не просто обзвонить громадную больницу. Рассказать каждой сестре или няне о случившемся. Вызвать их в нижнюю перевязочную. Поднять наверх. А с этой четвертой группой людей раз-два и обчелся. Говорят, у тети Маши четвертая. Ничего, что ей уж под шестьдесят, лишь бы кровь была подходящая. А родители? Разговоры с ними всегда бывают трудными. Ведь всего не объяснишь. Легко ли лечь на стол, когда рядом с тобой лежит твой ребенок!
Сидит сестра, вертит ручку аппарата для прямого переливания крови. Валики сжимают резиновую трубку, и кровь выдавливается из вены матери или отца в вену ребенка. В окне счетчика мелькают цифры - сколько кубических сантиметров вошло. Такая кровь самая полезная: при пересадке органов чем ближе родственник, тем больше гарантия приживления. А разве переливание крови - не такая же самая пересадка? Пересаживается живая кровь! Без примесей - консервантов. Без содержания в холодильнике - срок хранения ноль часов, ноль минут!
...Мчится в больницу на такси Марина Георгиевна - мать Славы. Разыскали на затянувшемся совещании Михаила Степановича. Вот и он торопится, а в голове одна лихорадочная мысль: лишь бы Славка поправился. Не может быть у них больше детей. Кому об этом скажешь...
Ночь
На дворе темно. Тихо. Изредка подъезжает "Скорая помощь". Дети спят. Сестры убрали операционную. Пошли в дежурку. Инструменты кипят. Еще придется возвращаться, накрывать стол. Ольга Андреевна возится с новорожденным. Привезли из родильного дома. Плохо дышит, а почему - никто не поймет. Дежурные врачи на плитке греют ужин. Таня сидит со Славой. Он проснулся, широко раскрыл глаза.
- Пить хочешь?
Слава кивает головой.
- Пока нельзя. Водичка идет в вену, как в первый раз. А сейчас я тебе только рот смочу. Пососи марлю чуть-чуть...
В дежурке уютно. Два дивана. Днем сестры здесь готовят материал. А сейчас быстро разделись, накрылись одеялами, потушили свет. На стене ярко освещенный квадрат. Фонарь на больничном дворе висит на уровне окна. Привыкли к нему. Спать не хочется. Нина завязала голову косынкой, чтобы не мялась прическа. Светке хорошо - стрижка коротенькая, как у мальчишки. Утром чуть намочит волосы, проведет два-три раза гребнем, и - порядок.
Нина - наркозная сестра, работает недавно. Помогает врачу-анестезиологу и сама уже дает масочный наркоз. Светлана операционная сестра. С ней любят оперировать хирурги: она спокойная и знает свое дело.
- Света, а как ты думаешь, Славка поправится? Такой хороший мальчик!
- Плохо, что так с кровью получилось. Операция прошла хорошо. Тебе не было видно. Чистенько. Вадим Петрович мне показал. Гнойничок маленький, а кишки склеились и перегнулись. Раз причину устранили без резекции, должен поправиться... Наркоз гладко дали.
- Еще бы, Ольга Андреевна у нас мастер! Женщина, а соображает.
- Ты думаешь, мужчины лучше?
- Не знаю. С мужчинами спокойнее и интереснее. Я вот мечтаю: поручили бы мне самой интубационный провести с начала и до конца. Вадим Петрович рассказывал, что за границей все интубационные наркозы дают сестры. Врач только ходит из операционной в операционную и подстраховывает. Что они, умнее нас?
- Не умнее, а знают больше. Нам бы тоже не на техминимуме сидеть, клевать носом, а задавать на дом и спрашивать. Десять, сто, тысячу вопросов. Тогда будем знать!
- Подумаешь. Вон по оживлению задавали, и никто не выучил по-настоящему. Путались. Массаж сердца младенцу на подушечке мягкой делали.
- Чудачка ты! Не привыкли мы к таким занятиям. Глупые еще.
- А врачи? Ольга Андреевна занималась...
- И она еще не умеет. Научимся потихоньку.
- Света, а Свет, почему у нас врачи разные? Больничные, клинические. Что это значит?
- Клинические - наукой занимаются, преподают. Больничные - больных лечат.
- И клинические лечат. Они мне больше нравятся. Всегда торопятся. Все им нужно. "Ниночка, дорогая, поскорее!" Прошлый раз оперировали до шести вечера. Сергей Андроникович весь мокрый был. Ругался ужасно. И мне попало. А настроение у всех было замечательное. Если нужно, я еще шесть часов отстояла бы. Поела бы и отстояла. Или вот Дмитрий Федорович. После работы остается. Берет ребятишек. Исследует им мочу. По часу каждого. Симпатичный такой. А он клинический?
- Да. Ты будешь спать? Или будем разговаривать?
- Спать. Только скажи, Света, ты хочешь врачом стать?
- Зачем? Операционной сестрой работать интересно. Всегда у самого главного. Вот Вера Петровна уйдет на пенсию, хорошо бы мне с Вадимом Петровичем встать.
- Так он же много оперирует.
- Зато самые главные операции. Разные. Они с Верой Петровной сработались, как родные. Сколько лет вместе! Протянет руку - она ему дает то, что нужно. Он еще сам не знает, чего ему нужно, а она ему уже дает. Замечательная сестра! Только у Веры Петровны - вены. Ей стоять трудно...
- А где лучше работать, в палате или в операционной? Свет, ты спишь? Света?
- Сплю.
Новорожденный
В кювезе - маленьком пластмассовом домике на высоких ножках - лежит крошечное существо. Родился ребенок три часа назад, и ему уже сделали операцию. Оказалось, что часть легкого впускает в себя воздух, но не выпускает, и оттого начала раздуваться после первых же вдохов. Мальчик стал синеть.
Сразу, только сняли Славу Волчкова, положили на стол младенца. Вскрыли ему грудную клетку. Все правильно. Верхняя доля раздута, как большой пузырь. Сердце смещено, остальные отделы легких сдавлены. Дышать ему нечем. Верхнюю долю удалили. Грудную клетку зашили, оставили наружу длинную трубку - дренаж. По ней будут отходить воздух и кровь. Здоровая часть легкого быстрее расправится. В вене стоит тонкая трубка-канюля. По ней первые сутки будут вливать растворы и лекарства. В носике - трубочка, проведенная в дыхательное горло. Через эту трубочку будут увлажнять легкое, расправлять его, вводя под давлением воздух.
Вот и лежит грудничок в прозрачном маленьком домике, куда поступает кислород. Торчат из него трубки. Смотреть неприятно. А что поделаешь? Нужно!
В палату заходит Ольга Андреевна. В руках у нее история болезни. Садится рядом с Таней и тихо говорит:
- Третьего тебе положили. Ну, ничего, до утра.
- Я тоже до утра.
- Давай проверим назначения. Капельник не чаще четырех-пяти капель в минуту. В трахеальную трубку каждые пятнадцать минут - по две-три капли физиологического раствора. И сразу четыре-пять вдохов с помощью мешка. Мягко. Да ты знаешь. Температуру придется мерить каждые тридцать минут. Как бы не дал гипертермии. Начнет повышаться - действуй по схеме. В случае чего, разбудишь. Смотри, чтобы отсос из грудной клетки не больше двадцати сантиметров водного столба показывал.
- Поить его можно?
- Я записала. По пятнадцать кубиков глюкозы каждые два часа. Специально до утра не давай. Только если будет беспокоиться. Поняла?
- Ясно. Спокойной ночи, Ольга Андреевна.
- Спокойной ночи.
Сон Татьяны
В отделении реанимации спать некогда. Но за день так намаешься, что ни книга, ни документация, которую приходится без конца вести и приводить в порядок, от сна не отвлекают. Наоборот. Плывут строчки перед глазами, лампа начинает мерцать и кажется более тусклой, будто упало напряжение в сети. Голова опускается на локоть. Всего лишь на минутку. Чья-то невидимая рука выключает все звуки. Сладкая истома разливается по телу.
...Опять мама Витьку подбросила. Сколько помнит себя Таня, - еще была совсем маленькой, - в самый неподходящий момент зовет: "Посмотри за Витькой!" Вначале лежит, как кукла, таращится, а во рту соска. Тяжелый ужасно, не поднимешь. Как-то уронила брата, он закричал пронзительно. Испугалась, решила - умрет. Мама показала, как ухватистее брать его на руки, как удобнее носить. Она привыкла - Витька у них третий. Потом начал ходить. Все в рот тянет. Беда с ним. Когда болел ветрянкой, откусил градусник со ртутью. Думали, отравится. А докторша в больнице сказала: "У нас часто привозят таких. Не беспокойтесь. Иногда, бывает, попку порежет". - "Почему попку?" - спросила мама. "Станет стеклышко выходить и может поцарапать". У Витьки обошлось. Рос он быстро. Ел за троих. Все замечал, что на столе стоит. Вот и вымахал теперь выше всех. Домой стал тройки приносить. Переживает. Ему заниматься нужно, вместо этого влюбился. Длинный, как оглобля, девчонки и думают, что он взрослый. Волосы до плеч отпустил. Как это у Фенимора Купера? "Длинные волосы - короткий ум". Индейская поговорка. Про женщин. И про ребят годится. Впрочем, сейчас многие носят такую прическу. И умные ребята тоже. Красиво.
А потом беда с Михаилом случилась. Сестра преступника. Легко сказать! Мама извелась, и Татьяна тоже. Не хватало ей переживаний...
Когда же привезли это проклятое кресло на колесиках? Перед самой свадьбой Михаила. Точно. Значит, уже шесть лет. Случилось бы у Тани такое с ногами, дня жить не стала. А мама ездит по дому, перебирает руками колеса. Напевает, улыбается. Все время что-то делает. Ни минуты не сидит без работы. Понятно, им с Витькой хлопот прибавилось. Одни магазины чего стоят. Только мама что-то кашляет последнее время. Вот и сейчас опять закашлялась. Нет, не кашель, какое-то урчание...
Таня в ужасе оглянулась. Кто это? Почему? Неужели Славка?!
Спасение жизни
- Ой, девочки, что сейчас было! Слава Волчков чуть не умер.
- Как?!
- Сидит Татьяна, задумалась и вдруг слышит, что-то урчит...
- Что урчит?
- Сама рассказала. Оказывается, у Славки рвота. Она подбежала, а он захлебнулся и не дышит. Татьяна голову набок и закричала. Я к ней на помощь. Она включила отсос и давай ему отсасывать изо рта, из глубины. Я думала, он ей руку укусит. А он обмяк весь и не шевелится. Тогда Татьяна стала ему искусственное дыхание делать, рот в рот, как нас учили. Видно, ей противно. Рот у Славки весь в рвоте. А Татьяна дышит и дышит. Только крикнула мне: "Ольгу Андреевну сюда!" Пока Ольга Андреевна пришла, Славка уже раздышался. Глаза открыл, а сам - как пьяненький...
- А дальше было вот что...
В дверь заглянула няня.
- Таня! Тебя Мария Ивановна зовет.
Старшая сестра
Мария Ивановна - уважаемый всеми человек. Спокойная, серьезная. Никогда голоса не повысит, а все ее слушаются. Отчего? Никто над этим не задумывается. Спросите у Марии Ивановны - она сама не ответит. Просто жизнь такая у нее.
Совсем недавно была Машенькой, Марусей, Марией. Кто подумает, что полная, чуть сутулая и седая медсестра - вчерашняя старшая пионервожатая в школе на Большой Дмитровке, которая теперь называется Пушкинской...
Окончание школы перечеркнула война. С Виктором дружила четыре года, а замужем побыла всего три дня. Остались у нее дочка Иринка, несколько фотографий, письма и - похоронная. Начала Иринка ходить, отвезла ее к своим в деревню, а сама ушла на фронт. Санинструктором. И медали, и орден.
Потом возвратилась в Москву. Дочь к себе забрала. Комнату ей вернули фронтовичка. Второй раз вышла замуж. Поначалу не было у нее любви. Не как с Виктором. Просто попался хороший человек. Но люди устроены чуднО. С каждым годом им все лучше и лучше вместе. Нет, они не привыкают - любят друг друга. И все сильнее и сильнее.
Вскоре родился сын. Годы пролетели в работе и хлопотах. Детей растили. И в один день и Иринка - долго она примерялась - и Сережка сыграли свадьбы. Дом у Марии Ивановны опустел. Вдвоем они с мужем. Любит она свою работу. Да вот беда, много нового появилось. Вливания. Растворы. Аппараты. Трудно ей, нужно учить молодых сестер. Да как учить, когда сама не все знает? А учиться тяжело и поздно. Ну, ничего. Зато она детей любит и понимает. Это уже полдела...
Трудная беседа
В маленькой каморке старшей сестры двое - Мария Ивановна и Таня. Они не в первый раз беседуют на эту тему, а поэтому им обеим ясно многое из того, о чем нам с вами предстоит догадываться.
- Знаешь, насчет чего я тебя звала?
- Ничего не получится.
- Кроме тебя, ведь некому. Ты толковая, образованная, общественница...
- Разве в этом дело?
- А в чем же? Тебя девочки уважают. Будут слушаться...
- Не будут. Они моего возраста. Я же летом пробовала. Кому на свидание. У кого брат болен. Кого на свадьбу позвали. А график горит. Сама становилась. И потом, старшая сестра разве такой должна быть? Учительница. Наставница. И еще вроде строгого надсмотрщика. Правда? Вы на меня не обижайтесь, но чем вам приходится заниматься? Аптека. Хозяйство. Чистота палат. Да график. Разве в этом работа старшей сестры?
- А монтеры? Водопроводчики? Передачи? Разговоры с родителями? продолжает Мария Ивановна. Она забыла, что ей нужно уговаривать Таню, и жалуется ей. - С няньками мучение - никто не идет. Сестер ведь не заставишь за няню встать!
- Вот я про это и говорю. Мы для того учимся, чтобы выполнять самые простые манипуляции? Половину того, чем заняты врачи в палатах, могли бы делать мы, сестры! Правда? Кто сейчас старшая сестра? Завхоз! А. я люблю больных. Хочу лечить их. Вместе с врачом. Мы же все позабыли. Нет применения.
- Не пойму, Татьяна, что тебе надо? Вот будешь старшей - и лечи детей...
- С утра до вечера - палочкой-погонялочкой! Не могу я. Чтобы руководить, нужно иметь способности или любить командовать. Я люблю работать. Просто сестрой.
- Вот беда, Таня. Подумай, кого вместо меня найти. Шестнадцать лет уж протрубила. А не отпускают.
- Хорошо, Мария Ивановна, подумаю...
Приемный покой
Первый этаж больничного корпуса. На дверях надпись: "Прием детей с хирургическими заболеваниями". На одной: "Травматологический пункт".Она ведет в прихожую. Потом раздевалка и вход в большую комнату. Из нее боковая дверь - в ванную. Оттуда - в общий коридор. Такая система называется бокс. Ребята, проходящие через отдельные боксы, между собой не соприкасаются. Бывает так, что болит живот, поставили диагноз аппендицита. Пока приехала машина, пока привезли в больницу, появилась сыпь. На ярком свету посмотрели зев - обычная скарлатина с болями в животе. Хорошо, что в боксе, а то ребенок заразил бы других... Правда, бывает и так, что положат такого в палату, а сыпь выступает лишь на следующее утро. Еще удачно, если до операции.
Около каждого бокса звонок. Звонить приходится долго. Две сестры, няни, врачи постоянно заняты. Пишут истории болезней на вновь прибывших. Делают перевязку или небольшую операцию парню, разбившему ногу, - в футбол играл. Взяли маленького на рентген: проглотил не то соску, не то монетку. Сейчас собрались в одном из боксов.
Минуту назад старшая сестра приемного отделения громко и резко позвала:
- В первом боксе реанимация. Девочка упала в лифт. Скорее!
Все бросились за ней...
Славина мама
В дверь, которая ведет на лестничную площадку, настойчиво стучат. Таня слышит стук из палаты. Она выходит, поворачивает замок. Перед ней низенькая, очень современно одетая молодая женщина.
- Сюда родителям нельзя.
- Знаю. Я мать Славы Волчкова. Мне нужно повидать палатную сестру.
- Это я.
- Как вас зовут?
- Таня.
- Танечка, умоляю вас, посмотрите хорошенько за Славой. Ему стало хуже? Мне только что сказала об этом заведующая. Операция прошла неудачно...
- Почему? Осложнения возможны после любой операции.
- Вот я и говорю. Начинается осложнение. Неужели потребуется еще одна операция? Он не выдержит. Ведь он такой слабенький!
- Об этом вам лучше поговорить с врачом.
- Хорошо. Но я прошу вас только об одном. Не отходите от Славы. Если с ним что-нибудь случится, я буду жаловаться: недосмотрели!
- Извините, мне нужно идти в палату.
Таня уходит. Лицо ее изменилось. Она понимает, что матери тяжело. Она привыкла и к не таким еще положениям. Брань, угрозы - все это она слыхала...
Операции
Работа идет сегодня одновременно в пяти операционных. В одной - два стола, а в остальных - по одному. Тихо движутся сестры и врачи. Неторопливый, размеренный ритм.
Трудно операционным сестрам! Вмешательства разные. Только привыкнешь стоять на чистых - грыжи, водянки, неопущенное яичко, как уже приходится подавать инструменты на грудной клетке. Там все по-другому, даже больного укладывают иначе.
На дежурствах бывают все операции без исключения. Чаще всего аппендициты. И с ними сейчас непросто стало. При перитоните - воспалении брюшины - нужно готовить по два-три литра теплого раствора для промывания живота. Накладывать диализ - совсем морока. Тонкие продырявленные трубки заводят в подреберья над печенью и желудком. Еще одну, потолще - вниз, в малый таз, откуда потом будет вытекать жидкость. Сколько появилось разных наборов: для трахеотомии, венесекции, торакотомии (дренирования грудной клетки). Сшивающие аппараты. Танталовые малюсенькие скобки. Серафима Петровна опытная сестра, а с этими аппаратами работать не может: плохо видит. И нитки вдевать - капрон шесть нолей, их и молодые сестры не все различают. Паутинка!
Хирурги все разные. Молчаливые. Говорливые. Добрые. Принципиальные. Учат. Воспитывают. Работают не одинаково. Один инструменты прямо со стола хватает. Другому, как профессору, давай в руки. Одни терпеливые. Нет больного - ждут, молчат. Другие - кричат, сердятся, куда-то торопятся.
Интересно устроены люди. И врачи, и сестры. Вот Дмитрий Федорович. Любит музыку, ходит на концерты. Знаком с известным скрипачом. Вместе проводят время. Общество интересное. Там его любят и ценят. Он горнолыжник. Каждый год отпрашивается на Терскол или в Бакуриани. Приезжает оттуда загорелый. Друзья по горным лыжам - избранная компания. Физики. Математики. Прекрасные девушки. Научные и ненаучные сотрудницы. Они тоже знают и любят Диму. Много у него хороших качеств, и сам он себе нравится. Хотя есть и отдельные недостатки.
Вот Женя Фирсова. Она часто видит себя на эстраде. Длинная юбка и прозрачная блузочка чудо как хороши. И поет она славно. В микрофон. Голос чуть хрипловатый, как у Марии Пахоменко. Легко передвигается. Пританцовывает. А потом - буря аплодисментов: "Еще, Женя! Молодец! Бис!.." Не зря ей хлопают: она много занимается. Репетирует.
Женя хорошая хозяйка. Пирог с яблоками лучше ее никто не делает. В доме порядок. Муж летчик. Среди друзей они считаются людьми положительными, приятными.
Но в операционной все, что рассказано и о Дмитрии Федоровиче, и о Жене, не имеет никакого значения. Здесь важно лишь одно. Насколько Дима, полностью отключившись от интересов, лежащих за пределами этой большой комнаты, сумеет сосредоточить свой ум, темперамент, волю, опыт на выполнении того главного дела, которому он посвятил свою жизнь. Многие дни, которые провели больные ребята, подвергаясь разным исследованиям, процедурам, были истрачены ради вот этих одного-двух часов. Значит, если Дима и Женя сумеют работать так же слаженно, как прославленные наши фигуристы на льду, - честь им и слава!
Не будем кривить душой. Не всегда в операционной происходит все так уж гладко, так синхронно. Но когда сюда приходят специалисты-хирурги из разных городов поучиться, обменяться опытом, они непременно находят для себя что-то полезное и ценное. Ведь ежедневно десятки хирургов и сестер, операционных и наркозных, сражаются за здоровье детей.
Час идет за часом.
- Давайте следующего!
Осторожно снимают со стола ребенка, перекладывают на каталку, увозят в палату. А на другой каталке - "очередник". Он дремлет после укола. Видит в полусне улыбающееся лицо сестры.
- Не боишься? Молодец! Ложись сюда. Чуть повыше. Вот так. А теперь дыши, только поглубже. Ничем не пахнет. Нет, нет. Это от маски пахнет резиной. Еще поглубже вдохни. Хочется спать? Вот видишь, как хорошо. Еще немного,- и проснешься у себя в кроватке.
- Ну как, спит больной?
- Подождите минуточку... Вот теперь можно.
- Скальпель!..
Зина не вышла на работу
На столе у Марии Ивановны папка с бумагами. Чего здесь только нет: аптека, тетради с заявками, графики дежурств, записки от родителей... Звонит телефон.
- Да... Почему?.. Вот беда какая... Тебе когда выходить? Хорошо... Пока.
Задумалась Мария Ивановна. Что же делать? Есть ведь профессии, где ни на минуту нельзя оставить рабочее место. Домна. Сахарный завод. Запечется сахарная масса - взрывай ее динамитом. Транспорт. Милиция. Пограничники. Это уже особый разговор, больше к мужчинам относится. А медицина - больше к женщинам. На них к тому же дом, хозяйство, родные. Часто ли мужчины берут бюллетень по уходу за ребенком или когда старики болеют? Нет... Придется идти в палату. На людях такой разговор вести легче, чем наедине.
В палате одна Таня. Больные спят.
- Зина звонила. У нее мать в больницу увезли. За братом смотреть некому. Дом пустой.
- Не могу я. И не просите. У меня мама тоже больна.
- Знаю.
- Сегодня вечер. Мы готовились. Спросите Любу. До сих пор за переработку в прошлом месяце не заплатили. Сказала "не могу" - значит, нет!
Таня понимает, что найти замену сегодня невозможно. Настроение у нее не особенно хорошее. Никто на вечере ее не интересует. Но собирались ведь повеселиться. Потанцевать. Правда, если Славе будет операция, то трудно ему придется. Она все равно останется.
Пошуметь, покуражиться Таня должна. Так было всегда. Пусть попросит ее старшая как следует. Чертова работа. Хорошо в поликлинике. Ни дежурств, ни осложнений. А здесь, как открыли эту реанимацию, детей везут и везут. Все тяжеленькие. Разве нормальный человек может это выдержать? Нервная система разрушается от такой работы. Кто из сестер отделения разберется в трудных назначениях? Дыхательный аппарат даже не все врачи понимают. Тогда платите за вредность, за квалификацию...
Мысли у Тани обычные. Как у всех. А сейчас нужно решать, как быть с дежурством.
- Ладно. Если дозвонюсь тете, чтобы дома с мамой переночевала, останусь.
- Вот и хорошо. Спасибо, Танюша!
Неприятный разговор
Профессор говорит по селектору с главным врачом.
- Добрый день, Ирина Сергеевна. Я по поводу сестер в реанимации. Вы знаете, что Оля Новикова собирается уходить?
...
- Дело не в том, какая она сестра, а какая по счету уходит.
...
- Ведь работа у них - тяжелее нету, а получают они меньше, чем этажом выше, в физиотерапии. Верно?
...
- Какие у вас есть возможности, чтобы их как-то компенсировать?
...
- Я спрашиваю не о Комитете по труду и заработной плате, а о ваших резервах, как главврача?
...
- Надбавки?
...
- Удлинить платные отпуска?
...
- А за вредность им нельзя доплатить? Весной больше половины было гриппозных... В инфекционных отделениях ведь платят.
...
- Как грипп не инфекция? Кто это придумал?
...
- Конечно, поеду в министерство. Поразительно!
...
- Ведь это сестры самого высокого класса. Мы перетащили в реанимацию наиболее тяжелых больных. В остальных отделениях стало спокойнее и работа попроще, а здесь - ни присесть, ни отдохнуть...
...
- Хорошо. А нельзя ли, коль скоро мы группируем там таких тяжелых больных, забрать из других отделений и ставки сестер?
...
- Ведь на подготовку такой сестры тратится масса времени. И именно они быстрее всего уходят - текучка невероятная.
...
- При чем здесь воспитание, сознательность? Работа в два раза тяжелее, значит платить нужно больше.
...
- Ну, спасибо и на этом. До свидания...
Решение принято
В палате несколько человек - дежурный хирург, анестезиолог, Таня, Виктор. Вадим Петрович садится рядом со Славой.
- Докладывайте.
Дежурный хирург, заглядывая в историю болезни, рассказывает о состоянии мальчика. Шеф берет больного за руку, считает пульс и не торопясь обследует живот.
- Положение существенно не изменилось. Рвоты не было. Болевые приступы стали несколько реже. Гематокрит...
- Пойдемте в коридор.
Все вышли и, как обычно, столпились у окна.
- Что вы скажете, Татьяна? - спрашивает профессор.
- Славе хуже.
Она протягивает листочек бумаги, где записана температура. Показатели ее скачут.
- Зачем вы измеряли температуру каждые полчаса?
- Вы сами на обходе говорили: "Чем больной менее ясен, тем чаще нужно оценивать его параметры". Правда?
- Верно.
- И потом он то и дело облизывает губы...
- А мое мнение, - говорит дежурный хирург, - состояние ребенка без изменений...
- Вы, кажется, были заняты на операции? - уточняет Вадим Петрович. Когда вы в последний раз подходили к мальчику?
- Минут сорок назад...
- Мы давно с вами договорились: если состояние больного не улучшается - ищите признаков осложнения. Какая, по вашему мнению, перистальтика? Кишечник работает?
- Но ведь вчера у него был...
- В животе бурлит, - говорит Таня.
- И я слышал, - подтверждает шеф. - Живот слегка дует... Давайте готовить Славу к операции. Сколько у меня есть времени?
- Минут сорок, - отвечает анестезиолог. - Операционная сестра еще на месте.
- Вот и отлично. Берите Славу. А я пока поработаю.
Нет крови
Операция Славы благополучно завершается. Но именно так, среди полного благополучия, и обрушивается иногда несчастье. Вдруг началось сильное кровотечение. А его меньше всего ожидали. Но беда была еще и в том, что когда мальчика оперировали первый раз, то оказалось, что крови для него нет.
Редкая группа - четвертая. Да еще какая-то подгруппа. Ни одна заготовленная ампула не подошла. Кровопотеря была небольшой. Обошлось без переливания. Кто бы мог подумать, что потребуется второе вмешательство и возникнет кровотечение! Сейчас положение серьезное, но не угрожающее. В вену поступает кровезаменитель. Дальше Славе будет хуже. Нужно принимать меры. Оперируют шеф и Виктор. Наркоз дает Ольга Андреевна, на подхвате у нее Нина. Света подает инструменты хирургам и, когда нужно, помогает.
- Может быть, послать за родителями? Срочно определить группу? спрашивает Вадим Петрович. - Вероятности, что кровь окажется совместимой, больше. Сделаем прямое переливание.
- Лучше давайте узнаем, у кого из дежурных сестер и врачей четвертая...
- Одно другому не мешает. Пусть Зина сядет на телефон, а Таня свяжется с родителями.
Не просто обзвонить громадную больницу. Рассказать каждой сестре или няне о случившемся. Вызвать их в нижнюю перевязочную. Поднять наверх. А с этой четвертой группой людей раз-два и обчелся. Говорят, у тети Маши четвертая. Ничего, что ей уж под шестьдесят, лишь бы кровь была подходящая. А родители? Разговоры с ними всегда бывают трудными. Ведь всего не объяснишь. Легко ли лечь на стол, когда рядом с тобой лежит твой ребенок!
Сидит сестра, вертит ручку аппарата для прямого переливания крови. Валики сжимают резиновую трубку, и кровь выдавливается из вены матери или отца в вену ребенка. В окне счетчика мелькают цифры - сколько кубических сантиметров вошло. Такая кровь самая полезная: при пересадке органов чем ближе родственник, тем больше гарантия приживления. А разве переливание крови - не такая же самая пересадка? Пересаживается живая кровь! Без примесей - консервантов. Без содержания в холодильнике - срок хранения ноль часов, ноль минут!
...Мчится в больницу на такси Марина Георгиевна - мать Славы. Разыскали на затянувшемся совещании Михаила Степановича. Вот и он торопится, а в голове одна лихорадочная мысль: лишь бы Славка поправился. Не может быть у них больше детей. Кому об этом скажешь...
Ночь
На дворе темно. Тихо. Изредка подъезжает "Скорая помощь". Дети спят. Сестры убрали операционную. Пошли в дежурку. Инструменты кипят. Еще придется возвращаться, накрывать стол. Ольга Андреевна возится с новорожденным. Привезли из родильного дома. Плохо дышит, а почему - никто не поймет. Дежурные врачи на плитке греют ужин. Таня сидит со Славой. Он проснулся, широко раскрыл глаза.
- Пить хочешь?
Слава кивает головой.
- Пока нельзя. Водичка идет в вену, как в первый раз. А сейчас я тебе только рот смочу. Пососи марлю чуть-чуть...
В дежурке уютно. Два дивана. Днем сестры здесь готовят материал. А сейчас быстро разделись, накрылись одеялами, потушили свет. На стене ярко освещенный квадрат. Фонарь на больничном дворе висит на уровне окна. Привыкли к нему. Спать не хочется. Нина завязала голову косынкой, чтобы не мялась прическа. Светке хорошо - стрижка коротенькая, как у мальчишки. Утром чуть намочит волосы, проведет два-три раза гребнем, и - порядок.
Нина - наркозная сестра, работает недавно. Помогает врачу-анестезиологу и сама уже дает масочный наркоз. Светлана операционная сестра. С ней любят оперировать хирурги: она спокойная и знает свое дело.
- Света, а как ты думаешь, Славка поправится? Такой хороший мальчик!
- Плохо, что так с кровью получилось. Операция прошла хорошо. Тебе не было видно. Чистенько. Вадим Петрович мне показал. Гнойничок маленький, а кишки склеились и перегнулись. Раз причину устранили без резекции, должен поправиться... Наркоз гладко дали.
- Еще бы, Ольга Андреевна у нас мастер! Женщина, а соображает.
- Ты думаешь, мужчины лучше?
- Не знаю. С мужчинами спокойнее и интереснее. Я вот мечтаю: поручили бы мне самой интубационный провести с начала и до конца. Вадим Петрович рассказывал, что за границей все интубационные наркозы дают сестры. Врач только ходит из операционной в операционную и подстраховывает. Что они, умнее нас?
- Не умнее, а знают больше. Нам бы тоже не на техминимуме сидеть, клевать носом, а задавать на дом и спрашивать. Десять, сто, тысячу вопросов. Тогда будем знать!
- Подумаешь. Вон по оживлению задавали, и никто не выучил по-настоящему. Путались. Массаж сердца младенцу на подушечке мягкой делали.
- Чудачка ты! Не привыкли мы к таким занятиям. Глупые еще.
- А врачи? Ольга Андреевна занималась...
- И она еще не умеет. Научимся потихоньку.
- Света, а Свет, почему у нас врачи разные? Больничные, клинические. Что это значит?
- Клинические - наукой занимаются, преподают. Больничные - больных лечат.
- И клинические лечат. Они мне больше нравятся. Всегда торопятся. Все им нужно. "Ниночка, дорогая, поскорее!" Прошлый раз оперировали до шести вечера. Сергей Андроникович весь мокрый был. Ругался ужасно. И мне попало. А настроение у всех было замечательное. Если нужно, я еще шесть часов отстояла бы. Поела бы и отстояла. Или вот Дмитрий Федорович. После работы остается. Берет ребятишек. Исследует им мочу. По часу каждого. Симпатичный такой. А он клинический?
- Да. Ты будешь спать? Или будем разговаривать?
- Спать. Только скажи, Света, ты хочешь врачом стать?
- Зачем? Операционной сестрой работать интересно. Всегда у самого главного. Вот Вера Петровна уйдет на пенсию, хорошо бы мне с Вадимом Петровичем встать.
- Так он же много оперирует.
- Зато самые главные операции. Разные. Они с Верой Петровной сработались, как родные. Сколько лет вместе! Протянет руку - она ему дает то, что нужно. Он еще сам не знает, чего ему нужно, а она ему уже дает. Замечательная сестра! Только у Веры Петровны - вены. Ей стоять трудно...
- А где лучше работать, в палате или в операционной? Свет, ты спишь? Света?
- Сплю.
Новорожденный
В кювезе - маленьком пластмассовом домике на высоких ножках - лежит крошечное существо. Родился ребенок три часа назад, и ему уже сделали операцию. Оказалось, что часть легкого впускает в себя воздух, но не выпускает, и оттого начала раздуваться после первых же вдохов. Мальчик стал синеть.
Сразу, только сняли Славу Волчкова, положили на стол младенца. Вскрыли ему грудную клетку. Все правильно. Верхняя доля раздута, как большой пузырь. Сердце смещено, остальные отделы легких сдавлены. Дышать ему нечем. Верхнюю долю удалили. Грудную клетку зашили, оставили наружу длинную трубку - дренаж. По ней будут отходить воздух и кровь. Здоровая часть легкого быстрее расправится. В вене стоит тонкая трубка-канюля. По ней первые сутки будут вливать растворы и лекарства. В носике - трубочка, проведенная в дыхательное горло. Через эту трубочку будут увлажнять легкое, расправлять его, вводя под давлением воздух.
Вот и лежит грудничок в прозрачном маленьком домике, куда поступает кислород. Торчат из него трубки. Смотреть неприятно. А что поделаешь? Нужно!
В палату заходит Ольга Андреевна. В руках у нее история болезни. Садится рядом с Таней и тихо говорит:
- Третьего тебе положили. Ну, ничего, до утра.
- Я тоже до утра.
- Давай проверим назначения. Капельник не чаще четырех-пяти капель в минуту. В трахеальную трубку каждые пятнадцать минут - по две-три капли физиологического раствора. И сразу четыре-пять вдохов с помощью мешка. Мягко. Да ты знаешь. Температуру придется мерить каждые тридцать минут. Как бы не дал гипертермии. Начнет повышаться - действуй по схеме. В случае чего, разбудишь. Смотри, чтобы отсос из грудной клетки не больше двадцати сантиметров водного столба показывал.
- Поить его можно?
- Я записала. По пятнадцать кубиков глюкозы каждые два часа. Специально до утра не давай. Только если будет беспокоиться. Поняла?
- Ясно. Спокойной ночи, Ольга Андреевна.
- Спокойной ночи.
Сон Татьяны
В отделении реанимации спать некогда. Но за день так намаешься, что ни книга, ни документация, которую приходится без конца вести и приводить в порядок, от сна не отвлекают. Наоборот. Плывут строчки перед глазами, лампа начинает мерцать и кажется более тусклой, будто упало напряжение в сети. Голова опускается на локоть. Всего лишь на минутку. Чья-то невидимая рука выключает все звуки. Сладкая истома разливается по телу.
...Опять мама Витьку подбросила. Сколько помнит себя Таня, - еще была совсем маленькой, - в самый неподходящий момент зовет: "Посмотри за Витькой!" Вначале лежит, как кукла, таращится, а во рту соска. Тяжелый ужасно, не поднимешь. Как-то уронила брата, он закричал пронзительно. Испугалась, решила - умрет. Мама показала, как ухватистее брать его на руки, как удобнее носить. Она привыкла - Витька у них третий. Потом начал ходить. Все в рот тянет. Беда с ним. Когда болел ветрянкой, откусил градусник со ртутью. Думали, отравится. А докторша в больнице сказала: "У нас часто привозят таких. Не беспокойтесь. Иногда, бывает, попку порежет". - "Почему попку?" - спросила мама. "Станет стеклышко выходить и может поцарапать". У Витьки обошлось. Рос он быстро. Ел за троих. Все замечал, что на столе стоит. Вот и вымахал теперь выше всех. Домой стал тройки приносить. Переживает. Ему заниматься нужно, вместо этого влюбился. Длинный, как оглобля, девчонки и думают, что он взрослый. Волосы до плеч отпустил. Как это у Фенимора Купера? "Длинные волосы - короткий ум". Индейская поговорка. Про женщин. И про ребят годится. Впрочем, сейчас многие носят такую прическу. И умные ребята тоже. Красиво.
А потом беда с Михаилом случилась. Сестра преступника. Легко сказать! Мама извелась, и Татьяна тоже. Не хватало ей переживаний...
Когда же привезли это проклятое кресло на колесиках? Перед самой свадьбой Михаила. Точно. Значит, уже шесть лет. Случилось бы у Тани такое с ногами, дня жить не стала. А мама ездит по дому, перебирает руками колеса. Напевает, улыбается. Все время что-то делает. Ни минуты не сидит без работы. Понятно, им с Витькой хлопот прибавилось. Одни магазины чего стоят. Только мама что-то кашляет последнее время. Вот и сейчас опять закашлялась. Нет, не кашель, какое-то урчание...
Таня в ужасе оглянулась. Кто это? Почему? Неужели Славка?!
Спасение жизни
- Ой, девочки, что сейчас было! Слава Волчков чуть не умер.
- Как?!
- Сидит Татьяна, задумалась и вдруг слышит, что-то урчит...
- Что урчит?
- Сама рассказала. Оказывается, у Славки рвота. Она подбежала, а он захлебнулся и не дышит. Татьяна голову набок и закричала. Я к ней на помощь. Она включила отсос и давай ему отсасывать изо рта, из глубины. Я думала, он ей руку укусит. А он обмяк весь и не шевелится. Тогда Татьяна стала ему искусственное дыхание делать, рот в рот, как нас учили. Видно, ей противно. Рот у Славки весь в рвоте. А Татьяна дышит и дышит. Только крикнула мне: "Ольгу Андреевну сюда!" Пока Ольга Андреевна пришла, Славка уже раздышался. Глаза открыл, а сам - как пьяненький...