Страница:
Не подумайте, что крупная личность - всегда явление положительное. Иван Грозный, Петр Первый, Наполеон, Черчилль и многие другие, если оставить в стороне их историческую прогрессивность или реакционность, будучи личностями крупнейшего масштаба, проявлялись во всей своей мощи далеко не одними хорошими качествами.
Вот и получается, что значительная личность - это совокупность ярких человеческих свойств; это человек, оказывающий влияние на окружающих глубиной своих чувств, мыслей, поступков. Замечательно, если эти свойства ценные. Прекрасно, когда талантливый человек, достигший известности или высоких званий, к тому же еще и крупная личность. К сожалению, это не всегда совпадает. И конечно же, прав социолог, утверждавший, что все без исключения люди - личности. Только с одной оговоркой. Одни - крупные. А другие - средние или мелкие...
Ученики
Кого я имею право назвать своим учеником? Кто считает меня своим учителем? На каком этапе жизненного пути врач, хирург, научный работник, преподаватель встречает своего учителя, дело которого он продолжает?
Первое, в чем я совершенно убежден, что возраст и положение человека не имеют никакого значения. В этом меня убедил собственный опыт. Ибо своими учителями я называю и тех, кого встретил в начале хирургической практики, и тех, кого встретил совсем недавно.
Трудно, почти невозможно сказать, кто меня считает своим учителем. Как-то я получил письмо от одного из наших курсантов, где он пишет: "Возможно, вы меня не помните. Я был у вас в 1962 году. Но все, что вы нам тогда рассказывали, так запало мне в душу, что я считаю себя вашим учеником и стараюсь исполнять все, о чем вы пишете в своих научных работах и статьях, которые напечатаны в журналах и газетах".
В первую очередь я подумал о тех, кому очень старался помогать, и, как мне кажется, это на самом деле удалось. Сюда относятся мои товарищи по работе, которые были мне особенно симпатичны или с которыми я считал своим долгом заниматься, так как они являлись моими непосредственными помощниками и с ними необходимо было иметь общий язык. Иначе говоря, я стремился их лепить по своему образу и подобию (что, вероятнее всего, было ошибкой). Сейчас я понимаю, что говорить об учениках преждевременно. Пусть одни из них руководят самостоятельными коллективами, а другие - нет. Пусть одни из них состоялись как личности - крупные в человеческом и научном отношении, а другим это еще, надеюсь, предстоит. Но дело в том, что писать об ученике - значит, давать ему оценку. И здесь существует опасность одних переоценить, а других обидеть. К чему это?..
Мальчиком я любил читать книги из серии "Жизнь замечательных людей". Мне было интересно следить за тем, как из обычного или, наоборот, странного, чудаковатого парнишки вырастал выдающийся ученый, художник, писатель. В книгах нередко упоминалось об учителях этих будущих знаменитостей. Поражало то несоответствие характеров и качеств, которыми были наделены учителя и их талантливый ученик. Хотя отдельные биографы старались изо всех сил во что бы то ни стало установить прямую и непосредственную преемственность в чертах и свойствах учителей и ученика, но искусственность подобного рода связи обычно сразу же бросалась в глаза.
Очевидно, здесь имеют значение по меньшей мере три фактора: индивидуальные и неповторимые особенности человека, заложенные в его наследственном аппарате, влияние атмосферы его семьи и, наконец, идеи, мысли, чувства, которые в то время доминировали в общественной среде, где он рос и воспитывался. И если в нравственной атмосфере общества преобладали прогрессивные идеи, революционные тенденции, честность, искренность, мужество, человек все равно будет нести их в себе, даже когда положение изменится.
...Своим учеником хирурги называют молодого врача, который верит в их идеи, продолжает их разрабатывать и стоит на той же нравственной и этической платформе. А она не столь однородна, как это может показаться при чтении научных журналов или художественной "околомедицинской" литературы.) Ученик придерживается сходных принципов в диагностике и лечении заболеваний и особенно в оперативно-технических приемах. Все перечисленное довольно быстро изменяется, поэтому строгой и последовательной системы выработать даже в очень мощном и монолитном учреждении не удается. Здесь имеется еще одно несоответствие чисто психологического плана. Учитель может страстно проповедовать определенные мысли и идеи. Но они не найдут никакой реализации в делах молодого доктора, если его подготовленность к восприятию этих мыслей, его уровень культуры далеки от сферы интересов шефа. И наоборот. Бывают случаи, когда четко сформулированная мысль, даже не облеченная в убедительную и яркую форму, привлекает внимание многих неподготовленных слушателей.
Вероятнее всего, учеником станет тот, кто хочет и может им стать. А учитель должен любить свое дело, гореть им. Стараться донести весь свой опыт до молодежи. И чем он как личность более крупная, а дело, которому он служит, более нужное, тем скорее число учеников у него будет увеличиваться.
Могу лишь с уверенностью высказать одно соображение. Работая с молодежью, нужно отдавать себя этому целиком. Только тогда ты привлечешь к себе лучших. Правда, при этом возникает некоторое затруднение: каким образом отличить хороших от плохих, а талантливых от бесталанных? Поначалу, пока ты, как человек и руководитель, молод, это просто невозможно...
Дискуссии рождают истину
Как-то мы сделали попытку разобраться в классификации обычного для нас, но очень тяжелого заболевания - перитонита, возникающего в результате аппендицита. Казалось бы, чего проще? Литература громадная. Наш опыт весьма значителен. Такие больные поступают к нам чуть ли не ежедневно. Задание продумать классификацию было дано заранее. Остались пустяки...
Но что же вышло? Неумение лаконично излагать мысли, четко формулировать предложения было общим стилем. Порой у меня создавалось впечатление, что процесс мышления у моих коллег идет одновременно с речью. Как было бы хорошо, если бы речь хоть ненадолго запаздывала!
Возможно, известное значение имел тот факт, что крайне редко мы проводим дискуссии по вопросам принципиальным. Предпочитаем загодя готовить решение, которое остается лишь санкционировать. Что всеми и делается без больших умственных затрат. Но правильно ли это? Надо сказать, что способность слышать то, что тебе хочется, а не то, что тебе говорят, является универсальной и вызывает много недоразумений. Очевидно, поэтому в армии существует порядок, когда подчиненный повторяет досконально приказ командира, ибо слово, произнесенное им самим, неожиданно приобретает новое качественное значение. Оно какими-то другими каналами доходит до сознания. Впрочем, не всегда.
Анализируя промахи собственные и своих коллег, я попытался обобщить, что необходимо для коллективной работы над классификацией. Не вдаваясь в узкопрофессиональные положения, требующие учета всех сторон явления (анатомия и гистология, клиника и биохимия, рентгенология и многие специальные методы исследования), остановлюсь на психологической стороне вопроса. Кроме общей культуры, профессиональной зрелости и способности к симультанному (одновременному охвату явления) мышлению, необходимо обладать практическим опытом в данной проблеме. Важен предварительный научный анализ, дающий достоверные статистические сведения, знание литературы. Любая классификация по природе своей статична и напоминает фотографию. Но ведь каждое заболевание представляет собой динамически развивающийся процесс. И в этом отношении может быть уподоблено не фотографии, а кинофильму. Следовательно, в любой классификации должно быть предусмотрено объединение несоединимых, а порой в корне противоречащих друг другу факторов. Автор ее должен обладать гибкостью ума, готовностью к компромиссам. Нельзя отвергать аргументированное предложение или накладывать на него "вето" лишь потому, что частное явление противоречит явлению общему. Как раз наоборот. Плохо то правило, которое не имеет исключений. А поэтому исключений бояться не следует. Они лишь подтверждают правило.
Нередко существует много факторов или моментов, из которых приходится выбирать основное, доминантное. При этом возникают ситуации, когда мы оказываемся перед необходимостью взвешивать несколько доминант, каждая из которых представляется основной. А предпочтение приходится отдавать лишь одной. И делать это довольно быстро. Ибо в противном случае можно утонуть в мелочах.
В клинической медицине есть еще несколько положений, подлежащих учету. Так, например, следует принимать во внимание и условия, в которых может применяться данная классификация. Как это ни грустно, но в разных условиях одна и та же, казалось бы, безупречная группировка может стать несостоятельной. Интересно, что неожиданной деформации подвергаются классификации, предназначенные для чисто практического использования, когда врач лишен возможности провести углубленные исследования, а выбрать тактику или метод операции он все равно обязан.
Вот и получается, что без горячих споров, желания понять друг друга, без стремления не только навязать свою позицию, но и принять чужой, раздражающий тебя взгляд, мы не в состоянии проникать в глубь вопроса, разбирать его всесторонне, быстро и логично. Значит, споры нужны нам, как воздух. В споре мы становимся логичнее, мудрее, не боимся ошибаться, а следовательно, решаем вопросы более правильно. И здесь выявляется простая истина. Прав бывает не тот, кто не ошибается, а тот, кто порой делает ошибок больше других. Ибо он больше думает. До чего же важно ошибаться! Особенно на стадии обсуждения. А не ошибаются лишь очень осторожные люди. Но думают ли они? И о чем?..
Вопрос, на который пока нет ответа
На каждом утреннем аврале, или, как у нас говорят, конференции, когда дежурные врачи докладывают о своей работе - диагностических трудностях, тактических раздумьях и прошедших операциях, - меня не оставляет мысль, которая в последние годы приобрела остронавязчивый характер. Каким образом удается дежурным врачам выполнять свой врачебный долг? Ведь запас информации по каждой из частных дисциплин, по каждому заболеванию, с которым они встречаются, столь велик, что даже самая емкая молодая память не в состоянии удержать достаточного объема необходимых сведений. Нет, я не преувеличиваю ни на йоту. Дело в том, что каждый год прогресса всей медицины, и в особенности клинической, вносит неисчислимое количество новых понятий, установок и многого другого, что следовало бы знать. Но помнить их невозможно. Посмотрите руководства по неотложной хирургии Мондора, Лежара, Н. Н. Самарина. Сопоставьте признаки любого описанного ими заболевания с теми множественными, тонкими, трудно уловимыми ранними симптомами, которые врач должен уметь выявить, а при отсутствии их, но при подозрении на это именно заболевание он обязан включить целую гамму разнообразных специальных современных методов обследования, которые способны решить диагностическую задачу на том именно этапе, когда лечение больного даст наилучший результат. Ведь всем нам известна неумолимая кривая, с безжалостной закономерностью предвещающая увеличение числа осложнений, процента печальных исходов, если упущены сроки. И все мы отлично знаем, что в хаосе микросимптомов на этих ранних стадиях страдания порой заблудится не только опытный врач, но и приборы, на которые мы так уповаем. Просто нужно выждать некоторое время. Как раз то время, которого так не хочется упускать.
Дежурный врач перед группой разнопрофильных больных (здесь и травма, и заболевание органов брюшной полости, и поражение почек, сердца, и многое другое) мучительно напрягает память, чтобы разобраться в этом калейдоскопе всей неотложной хирургической медицины. И никто помочь ему не в состоянии. Ко всем пациентам не вызовешь консультантов. Но он отвечает один - за всех. Ну, пусть не один. Вся дежурная бригада. Их четверо. Это в нашей больнице. Однако есть стационары поменьше... Может ли врач в этих условиях становиться узким специалистом? Ведь это так нужно и его больным, и развитию медицины, и ему самому. Приятно чувствовать, что знаешь о немногом, но - максимально много. А вот на дежурстве возникает ощущение, что знаешь о многих вопросах настолько мало, что даже не можешь оказать правильную помощь больному. Создается коллизия, когда трагедия налицо, а виновные отсутствуют.
Недавно мне рассказали историю, случившуюся в Москве. К жене одного из видных деятелей искусства, у которой внезапно появились острые боли в животе, вызвали несколько ведущих профессоров. Специалист по печени заподозрил заболевание печени. Знаток поджелудочной железы высказал предположение о поражении именно этого органа. Признанный хирург в области кишечной непроходимости нашел ряд признаков заворота кишок. Все они сошлись на том, что женщину необходимо срочно положить в больницу, где будет проведен ряд анализов и исследований. Когда приехала опытная фельдшерица на "Скорой помощи", она внимательно осмотрела больную, побеседовала с ней и порекомендовала выпить три-четыре стакана теплого чаю, а после этого спуститься по лестнице многоэтажного дома. Так и сделали. У больной из мочеточника отошел небольшой камень. И на этом история была завершена.
Поймите меня правильно. Здесь тоже нет виноватых. Обычный случай, когда на ранних стадиях заболевания опытным специалистам пограничного профиля не удалось поставить диагноз. Возможно, если бы на этом консилиуме присутствовал уролог, то диагноз был бы поставлен немедленно. Но что сделать для того, чтобы в каждой дежурной бригаде многопрофильной специализированной больницы был свой широкоподготовленный старый врач, который сумел бы ориентироваться во всех многообразных проявлениях экстренных заболеваний? Разве может сутками дежурить заведующий отделением, доцент или профессор? Создалось положение, при котором врач, столь необходимый больному, особенно находящемуся в "острой" диагностической ситуации, - исчезает, а некая благодетельная машина, призванная разрешить все диагностические затруднения, не заняла еще места врача, во всяком случае в массовых масштабах, да, вероятно, и не скоро займет... Есть ли выход из этого положения? Очевидно, есть. Но проблему нужно атаковать с разных сторон.
В организационном отношении. Пришло время в программе медицинских вузов и ГИДУВов (институтов усовершенствования врачей) в плане самоподготовки врачей все большее внимание уделять вопросам неотложных состояний. Именно тех, при которых у врача нет времени, чтобы пойти в библиотеку или даже заглянуть в справочники. Возможно, в системе преподавания ургентные (экстренные) проблемы должны вытеснить вопросы, с которыми можно знакомиться впоследствии, по мере появления интереса к ним. Необходимо помнить, что человеческая память имеет определенный предел, который преступать нельзя.
В практическом отношении. Важно в сложной диагностической ситуации чувствовать и знать тот рубеж, когда должно подключить некоторые дополнительные или специальные методы исследования. Но не по принципу "побольше и разных", а избирательно, прицельно.
В этическом отношении. Стоит забыть о том, что существует самолюбие. И вместо утешительной формулы: "Понаблюдаем, выждем, не будем торопиться", хотя во многих случаях без нее обойтись невозможно, - просто посоветоваться с более опытным коллегой. К сожалению, это не всегда легко дается не только старым, но и молодым врачам.
В психологическом отношении. Полезно, вопреки естественному желанию, бежать от избытка информации, стремиться к сужению поля зрения в области избранной дисциплины и проблемы, - но все-таки проявлять интерес ко многим сторонам неотложной помощи в своей специальности. Расширение кругозора оправдано по многим причинам.
Врач, правильно понимающий острые страдания, способен значительно лучше оценить больного, обратившегося с обычным "плановым" заболеванием. Он скорее окажет ему помощь, и общемедицинский уровень его, как специалиста, будет повышаться.
Лица
Подумать только, как по-разному на протяжении своей жизни мы оцениваем лица окружающих нас людей!
До школы и позднее все мои сверстники различались в основном по складу характера: зануда, веселый, скучный, прилипчивый, забияка, туповатый, добрый, злой. Даже - умный или дурак. Что впоследствии подтвердилось, хотя и не полностью. Затем пришло представление о красоте. Здесь безнадежно смешивались обаяние, приветливость, живость и непосредственность характера с той красотой, которой мы начали отдавать предпочтение в 10-м классе. Таким же образом воспринимались тогда взрослые. Что касается стариков, то я отчетливо помню, как мысленно делил их на две категории: симпатичные и несимпатичные. При этом и те и другие были для меня таинственной и сходной группой лиц. Морщины, бедная мимика, скрипучий голос, сомнительные поводы для раздражения и смеха - все это делало пожилых людей непонятными и иногда чуточку страшными.
Прошли годы. Лица людей стали раскрываться, как страницы прочитанной книги. Все чаще за очертаниями рта, прищуром глаз, манерой улыбаться удавалось разгадывать существо человека. Впрочем, и тогда нередкими были ошибки. За обаятельной, приветливой улыбкой - ничего, кроме безволия алкоголика. В твердо сжатых губах и решительном взгляде скрывалась бездна лицемерия и непорядочности. А бездумные шутки и чарующее веселье прелестной, счастливой женщины таили ужас тоски и душевного одиночества.
А сейчас стало ясным, что у старых людей просто поизносилась оболочка. Поэтому, как все старые вещи, они казались в чем-то сходными. Но мы, становясь старше, как опытные археологи, научились видеть за морщинами и маскообразностью лиц прекрасные черты детства и юности. И, что самое важное, эти черты не только не утратились, но остались совершенно неизменными - яркими и чистыми. Зато и лица детей приобрели другое освещение: даже среди самых маленьких отчетливо различаются идеалист и практик, фантазер и будущий организатор...
Связь поколений
Прежде всего придется уяснить самому себе понятие о возрастном барьере, который разделяет поколения. Более того, он зачастую рождает повод для возникновения конфликтов между лицами разных возрастов, ибо они "говорят на разных языках". Так ли это? На самом ли деле это разные языки? Или все-таки можно научиться говорить на одном общепонятном наречии?
Мне кажется уместным рассмотреть две стороны. Одну - важную, но не главную. Есть ребята, которые по складу характера или воспитания, по своему поведению и реакциям очень зрелые, взрослые. Они умеют говорить и слушать. Они спокойно и серьезно относятся к замечаниям и стремятся извлечь из них уроки. Они скорее промолчат, чем выскажутся. Они терпимы и в чем-то снисходительны.
Другие ребята до весьма солидных лет производят впечатление избалованных детей. Они говорят без умолку, упиваясь словами. Каждое замечание воспринимают как личную или смертельную обиду. За резкостью формы не в состоянии уловить полезность совета. Они нетерпимы к недостаткам окружающих. Впрочем, своих недостатков стараются не замечать. К сожалению, подобные черты нередко остаются надолго, мешая в первую очередь им самим. Этих вторых значительно больше, чем первых. И с ними труднее. Жизнь в большинстве случаев моделирует всех ребят, нанося им толчки и удары, приучая к своим законам...
Главной стороной являются те постоянные факторы, которые описаны нашими предшественниками еще очень давно и которые, очевидно, будут действовать много лет спустя. О чем идет речь?
Вероятно, чтобы было яснее, можно вначале привести несколько примеров из искусства. Проследите эволюцию музыкальных мелодий на протяжении последних лишь двух столетий. Плавные, стройные и ясные звучания, многократные разработки одной и той же музыкальной темы, которая переходит от одной группы инструментов к другой, являются своеобразным зеркалом ритмов и темпа жизни того времени. Постепенно звучания становятся все резче. Музыкальные фразы - отрывистее. Появляются новые инструменты. Ударные - имитируют грохот стрельбы и шум машины. Обрывистые залпы духовых инструментов обрушиваются на слушателя, раскрывая перед ним его переживания в наш технический, атомный век...
Возьмите литературу. Подробные, на нескольких страницах описания природы, мысли героя о тех ассоциациях, которые рождают в нем свет и тень, тишина и шорох листьев. Все это уступает место динамичному и точному рассказу, где преобладают яркие и краткие штриховые наброски, а не картины. Самое удивительное, что читатель соглашается с этими условностями. Он принимает правила игры: "Это мы уже знаем. Это было. Это знакомо. Повторяться не будем".
Возможно, что именно здесь начинается непонимание старших и младших. Речь первых методична, убедительна, логична и... многословна. А младшие большую часть того, что им говорится, уже слыхали. Пусть в сокращенном варианте. Пусть в частностях. Но они сами сумели эти частности обобщить и сделать для себя довольно правильные заключения. Другими словами, или нам нужно "принять правила игры" нового поколения и стремиться к лаконичному, емкому стилю при общении. Стараться уловить за отрывочными фразами очень важные мысли, за которыми могут последовать более чем важные действия. Или мы обречены на неполное взаимопонимание и даже взаимное раздражение там, где в нем нет никакой необходимости. Понятно, что здесь имеется в виду лишь форма, а не содержание.
Коль скоро в основном я говорю о форме, то не меньшее значение будет иметь стремление лиц старшего поколения спокойно принимать то, что несет в себе поколение молодое. Пытаться за утомляющей какофонией звуков уловить острую в них потребность.
Их одежду. По возможности без иронии воспринимать ее утилитарное значение и веяние времени.
Их театр. Не брюзжать: "Мы это видели. Эклектика. Надергано от всех". Вы не правы. Не надергано, а воспроизведено на новом этапе. К сожалению, именно человек старшего возраста этого нового этапа не чувствует, а видит лишь приметы того, что когда-то видел.
Их манеру двигаться и держать себя. "Унисекс" на первый взгляд раздражает. Сходство причесок. Женоподобные юноши и мужеподобные девушки. Многое из всего этого станет понятным при непредвзятом анализе особенностей современного технически оснащенного производства, при обращении к социологическим проблемам и разному другому...
Гораздо труднее и больнее пытаться принять существо ряда отдельных явлений, которые можно понять, проштудировав труды современных философов, экономистов, педагогов и социологов. Но понять и принять - не одно и то же.
Речь идет о том, что предыдущее поколение менее всего склонно прощать последующему забвение идеалов, принципов, веры, которые казались незыблемыми. И продолжают казаться если не непоколебимыми, то во всяком случае требующими к себе уважения. А если уважения нет? Если время и жизнь показали, что в узаконенные построения необходимо вносить коррективы? Это дело трудное...
Бернарду Шоу принадлежит любопытный афоризм: "В этом-то сейчас и беда мира. Он выбрасывает на свалку устаревшие паровые машины и динамо-машины, но не хочет выбросить свои старые моральные убеждения, свои старые религии и старые политические конституции. И что в результате? В области машин и техники мы преуспеваем, а в области религии, морали и политики работаем в убыток и с каждым годом приближаемся к банкротству. Не упорствуйте в этом заблуждении. Если старая религия рухнула вчера, добудьте себе завтра новую, лучшую".
Но когда же это было сказано?..
Принято считать, что сложности взаимоотношения возникают лишь между представителями молодежи (детей) и стариков (отцов). Но чем становишься старше, тем чаще наблюдаешь разрыв между лицами или, правильнее, поколениями, разделенными всего лишь одним десятилетием. Но прав ли тогда в своих парадоксальных построениях Шоу? Чего проще? Разрушить. Отменить. Охаять. В этом есть своя привлекательная сторона: стремимся к прогрессу! А может быть, все нужно делать как раз наоборот? Сберечь. Сохранить. Заботливо отобрать то, что необходимо. Задуматься над тем, нужно ли быстро переставать верить в то, что еще вчера было очевидным. Быстрый отказ от принципов и идеалов ведет к безверию.
Наука требует немедленного отбрасывания всего, что стоит на пути и не соответствует потребностям времени. Человеческое сознание более инертно. Принятие нового возможно тогда, когда оно подготовлено годами. Вот почему вопросы этические, нравственные и социальные решаются при участии представителей разных поколений. И эта трудная работа способна объединить их в совместных и важных усилиях. Передача эстафеты, даже в спорте, немыслима без внимания, точности и обоюдных, слаженных действий...
Сегодня
Нам всем свойственно совершать одинаковую и тяжелую ошибку. Заключается она в следующем. Каждодневно и ежечасно мы думаем о будущем. С ним мы связываем наши надежды и чаяния. Планируем, продумываем обстоятельства, которые должны помочь нам это будущее увидеть в наилучшем из возможных вариантов. Постепенно получается так, что, встречаясь с друзьями, мы иногда вспоминаем прошлое, но чаще говорим о будущем...
В этой суетливой работе мысли и разговорах мы приучаемся находить удовлетворение в мысли о том, что основное и главное нас ждет впереди. Даже если умом понимаем, что сил и лет осталось не так уж много, то вопреки здравому смыслу стараемся привести свои желания в соответствие с возможностями и создать новый вариант... будущего.
Вот и получается, что значительная личность - это совокупность ярких человеческих свойств; это человек, оказывающий влияние на окружающих глубиной своих чувств, мыслей, поступков. Замечательно, если эти свойства ценные. Прекрасно, когда талантливый человек, достигший известности или высоких званий, к тому же еще и крупная личность. К сожалению, это не всегда совпадает. И конечно же, прав социолог, утверждавший, что все без исключения люди - личности. Только с одной оговоркой. Одни - крупные. А другие - средние или мелкие...
Ученики
Кого я имею право назвать своим учеником? Кто считает меня своим учителем? На каком этапе жизненного пути врач, хирург, научный работник, преподаватель встречает своего учителя, дело которого он продолжает?
Первое, в чем я совершенно убежден, что возраст и положение человека не имеют никакого значения. В этом меня убедил собственный опыт. Ибо своими учителями я называю и тех, кого встретил в начале хирургической практики, и тех, кого встретил совсем недавно.
Трудно, почти невозможно сказать, кто меня считает своим учителем. Как-то я получил письмо от одного из наших курсантов, где он пишет: "Возможно, вы меня не помните. Я был у вас в 1962 году. Но все, что вы нам тогда рассказывали, так запало мне в душу, что я считаю себя вашим учеником и стараюсь исполнять все, о чем вы пишете в своих научных работах и статьях, которые напечатаны в журналах и газетах".
В первую очередь я подумал о тех, кому очень старался помогать, и, как мне кажется, это на самом деле удалось. Сюда относятся мои товарищи по работе, которые были мне особенно симпатичны или с которыми я считал своим долгом заниматься, так как они являлись моими непосредственными помощниками и с ними необходимо было иметь общий язык. Иначе говоря, я стремился их лепить по своему образу и подобию (что, вероятнее всего, было ошибкой). Сейчас я понимаю, что говорить об учениках преждевременно. Пусть одни из них руководят самостоятельными коллективами, а другие - нет. Пусть одни из них состоялись как личности - крупные в человеческом и научном отношении, а другим это еще, надеюсь, предстоит. Но дело в том, что писать об ученике - значит, давать ему оценку. И здесь существует опасность одних переоценить, а других обидеть. К чему это?..
Мальчиком я любил читать книги из серии "Жизнь замечательных людей". Мне было интересно следить за тем, как из обычного или, наоборот, странного, чудаковатого парнишки вырастал выдающийся ученый, художник, писатель. В книгах нередко упоминалось об учителях этих будущих знаменитостей. Поражало то несоответствие характеров и качеств, которыми были наделены учителя и их талантливый ученик. Хотя отдельные биографы старались изо всех сил во что бы то ни стало установить прямую и непосредственную преемственность в чертах и свойствах учителей и ученика, но искусственность подобного рода связи обычно сразу же бросалась в глаза.
Очевидно, здесь имеют значение по меньшей мере три фактора: индивидуальные и неповторимые особенности человека, заложенные в его наследственном аппарате, влияние атмосферы его семьи и, наконец, идеи, мысли, чувства, которые в то время доминировали в общественной среде, где он рос и воспитывался. И если в нравственной атмосфере общества преобладали прогрессивные идеи, революционные тенденции, честность, искренность, мужество, человек все равно будет нести их в себе, даже когда положение изменится.
...Своим учеником хирурги называют молодого врача, который верит в их идеи, продолжает их разрабатывать и стоит на той же нравственной и этической платформе. А она не столь однородна, как это может показаться при чтении научных журналов или художественной "околомедицинской" литературы.) Ученик придерживается сходных принципов в диагностике и лечении заболеваний и особенно в оперативно-технических приемах. Все перечисленное довольно быстро изменяется, поэтому строгой и последовательной системы выработать даже в очень мощном и монолитном учреждении не удается. Здесь имеется еще одно несоответствие чисто психологического плана. Учитель может страстно проповедовать определенные мысли и идеи. Но они не найдут никакой реализации в делах молодого доктора, если его подготовленность к восприятию этих мыслей, его уровень культуры далеки от сферы интересов шефа. И наоборот. Бывают случаи, когда четко сформулированная мысль, даже не облеченная в убедительную и яркую форму, привлекает внимание многих неподготовленных слушателей.
Вероятнее всего, учеником станет тот, кто хочет и может им стать. А учитель должен любить свое дело, гореть им. Стараться донести весь свой опыт до молодежи. И чем он как личность более крупная, а дело, которому он служит, более нужное, тем скорее число учеников у него будет увеличиваться.
Могу лишь с уверенностью высказать одно соображение. Работая с молодежью, нужно отдавать себя этому целиком. Только тогда ты привлечешь к себе лучших. Правда, при этом возникает некоторое затруднение: каким образом отличить хороших от плохих, а талантливых от бесталанных? Поначалу, пока ты, как человек и руководитель, молод, это просто невозможно...
Дискуссии рождают истину
Как-то мы сделали попытку разобраться в классификации обычного для нас, но очень тяжелого заболевания - перитонита, возникающего в результате аппендицита. Казалось бы, чего проще? Литература громадная. Наш опыт весьма значителен. Такие больные поступают к нам чуть ли не ежедневно. Задание продумать классификацию было дано заранее. Остались пустяки...
Но что же вышло? Неумение лаконично излагать мысли, четко формулировать предложения было общим стилем. Порой у меня создавалось впечатление, что процесс мышления у моих коллег идет одновременно с речью. Как было бы хорошо, если бы речь хоть ненадолго запаздывала!
Возможно, известное значение имел тот факт, что крайне редко мы проводим дискуссии по вопросам принципиальным. Предпочитаем загодя готовить решение, которое остается лишь санкционировать. Что всеми и делается без больших умственных затрат. Но правильно ли это? Надо сказать, что способность слышать то, что тебе хочется, а не то, что тебе говорят, является универсальной и вызывает много недоразумений. Очевидно, поэтому в армии существует порядок, когда подчиненный повторяет досконально приказ командира, ибо слово, произнесенное им самим, неожиданно приобретает новое качественное значение. Оно какими-то другими каналами доходит до сознания. Впрочем, не всегда.
Анализируя промахи собственные и своих коллег, я попытался обобщить, что необходимо для коллективной работы над классификацией. Не вдаваясь в узкопрофессиональные положения, требующие учета всех сторон явления (анатомия и гистология, клиника и биохимия, рентгенология и многие специальные методы исследования), остановлюсь на психологической стороне вопроса. Кроме общей культуры, профессиональной зрелости и способности к симультанному (одновременному охвату явления) мышлению, необходимо обладать практическим опытом в данной проблеме. Важен предварительный научный анализ, дающий достоверные статистические сведения, знание литературы. Любая классификация по природе своей статична и напоминает фотографию. Но ведь каждое заболевание представляет собой динамически развивающийся процесс. И в этом отношении может быть уподоблено не фотографии, а кинофильму. Следовательно, в любой классификации должно быть предусмотрено объединение несоединимых, а порой в корне противоречащих друг другу факторов. Автор ее должен обладать гибкостью ума, готовностью к компромиссам. Нельзя отвергать аргументированное предложение или накладывать на него "вето" лишь потому, что частное явление противоречит явлению общему. Как раз наоборот. Плохо то правило, которое не имеет исключений. А поэтому исключений бояться не следует. Они лишь подтверждают правило.
Нередко существует много факторов или моментов, из которых приходится выбирать основное, доминантное. При этом возникают ситуации, когда мы оказываемся перед необходимостью взвешивать несколько доминант, каждая из которых представляется основной. А предпочтение приходится отдавать лишь одной. И делать это довольно быстро. Ибо в противном случае можно утонуть в мелочах.
В клинической медицине есть еще несколько положений, подлежащих учету. Так, например, следует принимать во внимание и условия, в которых может применяться данная классификация. Как это ни грустно, но в разных условиях одна и та же, казалось бы, безупречная группировка может стать несостоятельной. Интересно, что неожиданной деформации подвергаются классификации, предназначенные для чисто практического использования, когда врач лишен возможности провести углубленные исследования, а выбрать тактику или метод операции он все равно обязан.
Вот и получается, что без горячих споров, желания понять друг друга, без стремления не только навязать свою позицию, но и принять чужой, раздражающий тебя взгляд, мы не в состоянии проникать в глубь вопроса, разбирать его всесторонне, быстро и логично. Значит, споры нужны нам, как воздух. В споре мы становимся логичнее, мудрее, не боимся ошибаться, а следовательно, решаем вопросы более правильно. И здесь выявляется простая истина. Прав бывает не тот, кто не ошибается, а тот, кто порой делает ошибок больше других. Ибо он больше думает. До чего же важно ошибаться! Особенно на стадии обсуждения. А не ошибаются лишь очень осторожные люди. Но думают ли они? И о чем?..
Вопрос, на который пока нет ответа
На каждом утреннем аврале, или, как у нас говорят, конференции, когда дежурные врачи докладывают о своей работе - диагностических трудностях, тактических раздумьях и прошедших операциях, - меня не оставляет мысль, которая в последние годы приобрела остронавязчивый характер. Каким образом удается дежурным врачам выполнять свой врачебный долг? Ведь запас информации по каждой из частных дисциплин, по каждому заболеванию, с которым они встречаются, столь велик, что даже самая емкая молодая память не в состоянии удержать достаточного объема необходимых сведений. Нет, я не преувеличиваю ни на йоту. Дело в том, что каждый год прогресса всей медицины, и в особенности клинической, вносит неисчислимое количество новых понятий, установок и многого другого, что следовало бы знать. Но помнить их невозможно. Посмотрите руководства по неотложной хирургии Мондора, Лежара, Н. Н. Самарина. Сопоставьте признаки любого описанного ими заболевания с теми множественными, тонкими, трудно уловимыми ранними симптомами, которые врач должен уметь выявить, а при отсутствии их, но при подозрении на это именно заболевание он обязан включить целую гамму разнообразных специальных современных методов обследования, которые способны решить диагностическую задачу на том именно этапе, когда лечение больного даст наилучший результат. Ведь всем нам известна неумолимая кривая, с безжалостной закономерностью предвещающая увеличение числа осложнений, процента печальных исходов, если упущены сроки. И все мы отлично знаем, что в хаосе микросимптомов на этих ранних стадиях страдания порой заблудится не только опытный врач, но и приборы, на которые мы так уповаем. Просто нужно выждать некоторое время. Как раз то время, которого так не хочется упускать.
Дежурный врач перед группой разнопрофильных больных (здесь и травма, и заболевание органов брюшной полости, и поражение почек, сердца, и многое другое) мучительно напрягает память, чтобы разобраться в этом калейдоскопе всей неотложной хирургической медицины. И никто помочь ему не в состоянии. Ко всем пациентам не вызовешь консультантов. Но он отвечает один - за всех. Ну, пусть не один. Вся дежурная бригада. Их четверо. Это в нашей больнице. Однако есть стационары поменьше... Может ли врач в этих условиях становиться узким специалистом? Ведь это так нужно и его больным, и развитию медицины, и ему самому. Приятно чувствовать, что знаешь о немногом, но - максимально много. А вот на дежурстве возникает ощущение, что знаешь о многих вопросах настолько мало, что даже не можешь оказать правильную помощь больному. Создается коллизия, когда трагедия налицо, а виновные отсутствуют.
Недавно мне рассказали историю, случившуюся в Москве. К жене одного из видных деятелей искусства, у которой внезапно появились острые боли в животе, вызвали несколько ведущих профессоров. Специалист по печени заподозрил заболевание печени. Знаток поджелудочной железы высказал предположение о поражении именно этого органа. Признанный хирург в области кишечной непроходимости нашел ряд признаков заворота кишок. Все они сошлись на том, что женщину необходимо срочно положить в больницу, где будет проведен ряд анализов и исследований. Когда приехала опытная фельдшерица на "Скорой помощи", она внимательно осмотрела больную, побеседовала с ней и порекомендовала выпить три-четыре стакана теплого чаю, а после этого спуститься по лестнице многоэтажного дома. Так и сделали. У больной из мочеточника отошел небольшой камень. И на этом история была завершена.
Поймите меня правильно. Здесь тоже нет виноватых. Обычный случай, когда на ранних стадиях заболевания опытным специалистам пограничного профиля не удалось поставить диагноз. Возможно, если бы на этом консилиуме присутствовал уролог, то диагноз был бы поставлен немедленно. Но что сделать для того, чтобы в каждой дежурной бригаде многопрофильной специализированной больницы был свой широкоподготовленный старый врач, который сумел бы ориентироваться во всех многообразных проявлениях экстренных заболеваний? Разве может сутками дежурить заведующий отделением, доцент или профессор? Создалось положение, при котором врач, столь необходимый больному, особенно находящемуся в "острой" диагностической ситуации, - исчезает, а некая благодетельная машина, призванная разрешить все диагностические затруднения, не заняла еще места врача, во всяком случае в массовых масштабах, да, вероятно, и не скоро займет... Есть ли выход из этого положения? Очевидно, есть. Но проблему нужно атаковать с разных сторон.
В организационном отношении. Пришло время в программе медицинских вузов и ГИДУВов (институтов усовершенствования врачей) в плане самоподготовки врачей все большее внимание уделять вопросам неотложных состояний. Именно тех, при которых у врача нет времени, чтобы пойти в библиотеку или даже заглянуть в справочники. Возможно, в системе преподавания ургентные (экстренные) проблемы должны вытеснить вопросы, с которыми можно знакомиться впоследствии, по мере появления интереса к ним. Необходимо помнить, что человеческая память имеет определенный предел, который преступать нельзя.
В практическом отношении. Важно в сложной диагностической ситуации чувствовать и знать тот рубеж, когда должно подключить некоторые дополнительные или специальные методы исследования. Но не по принципу "побольше и разных", а избирательно, прицельно.
В этическом отношении. Стоит забыть о том, что существует самолюбие. И вместо утешительной формулы: "Понаблюдаем, выждем, не будем торопиться", хотя во многих случаях без нее обойтись невозможно, - просто посоветоваться с более опытным коллегой. К сожалению, это не всегда легко дается не только старым, но и молодым врачам.
В психологическом отношении. Полезно, вопреки естественному желанию, бежать от избытка информации, стремиться к сужению поля зрения в области избранной дисциплины и проблемы, - но все-таки проявлять интерес ко многим сторонам неотложной помощи в своей специальности. Расширение кругозора оправдано по многим причинам.
Врач, правильно понимающий острые страдания, способен значительно лучше оценить больного, обратившегося с обычным "плановым" заболеванием. Он скорее окажет ему помощь, и общемедицинский уровень его, как специалиста, будет повышаться.
Лица
Подумать только, как по-разному на протяжении своей жизни мы оцениваем лица окружающих нас людей!
До школы и позднее все мои сверстники различались в основном по складу характера: зануда, веселый, скучный, прилипчивый, забияка, туповатый, добрый, злой. Даже - умный или дурак. Что впоследствии подтвердилось, хотя и не полностью. Затем пришло представление о красоте. Здесь безнадежно смешивались обаяние, приветливость, живость и непосредственность характера с той красотой, которой мы начали отдавать предпочтение в 10-м классе. Таким же образом воспринимались тогда взрослые. Что касается стариков, то я отчетливо помню, как мысленно делил их на две категории: симпатичные и несимпатичные. При этом и те и другие были для меня таинственной и сходной группой лиц. Морщины, бедная мимика, скрипучий голос, сомнительные поводы для раздражения и смеха - все это делало пожилых людей непонятными и иногда чуточку страшными.
Прошли годы. Лица людей стали раскрываться, как страницы прочитанной книги. Все чаще за очертаниями рта, прищуром глаз, манерой улыбаться удавалось разгадывать существо человека. Впрочем, и тогда нередкими были ошибки. За обаятельной, приветливой улыбкой - ничего, кроме безволия алкоголика. В твердо сжатых губах и решительном взгляде скрывалась бездна лицемерия и непорядочности. А бездумные шутки и чарующее веселье прелестной, счастливой женщины таили ужас тоски и душевного одиночества.
А сейчас стало ясным, что у старых людей просто поизносилась оболочка. Поэтому, как все старые вещи, они казались в чем-то сходными. Но мы, становясь старше, как опытные археологи, научились видеть за морщинами и маскообразностью лиц прекрасные черты детства и юности. И, что самое важное, эти черты не только не утратились, но остались совершенно неизменными - яркими и чистыми. Зато и лица детей приобрели другое освещение: даже среди самых маленьких отчетливо различаются идеалист и практик, фантазер и будущий организатор...
Связь поколений
Прежде всего придется уяснить самому себе понятие о возрастном барьере, который разделяет поколения. Более того, он зачастую рождает повод для возникновения конфликтов между лицами разных возрастов, ибо они "говорят на разных языках". Так ли это? На самом ли деле это разные языки? Или все-таки можно научиться говорить на одном общепонятном наречии?
Мне кажется уместным рассмотреть две стороны. Одну - важную, но не главную. Есть ребята, которые по складу характера или воспитания, по своему поведению и реакциям очень зрелые, взрослые. Они умеют говорить и слушать. Они спокойно и серьезно относятся к замечаниям и стремятся извлечь из них уроки. Они скорее промолчат, чем выскажутся. Они терпимы и в чем-то снисходительны.
Другие ребята до весьма солидных лет производят впечатление избалованных детей. Они говорят без умолку, упиваясь словами. Каждое замечание воспринимают как личную или смертельную обиду. За резкостью формы не в состоянии уловить полезность совета. Они нетерпимы к недостаткам окружающих. Впрочем, своих недостатков стараются не замечать. К сожалению, подобные черты нередко остаются надолго, мешая в первую очередь им самим. Этих вторых значительно больше, чем первых. И с ними труднее. Жизнь в большинстве случаев моделирует всех ребят, нанося им толчки и удары, приучая к своим законам...
Главной стороной являются те постоянные факторы, которые описаны нашими предшественниками еще очень давно и которые, очевидно, будут действовать много лет спустя. О чем идет речь?
Вероятно, чтобы было яснее, можно вначале привести несколько примеров из искусства. Проследите эволюцию музыкальных мелодий на протяжении последних лишь двух столетий. Плавные, стройные и ясные звучания, многократные разработки одной и той же музыкальной темы, которая переходит от одной группы инструментов к другой, являются своеобразным зеркалом ритмов и темпа жизни того времени. Постепенно звучания становятся все резче. Музыкальные фразы - отрывистее. Появляются новые инструменты. Ударные - имитируют грохот стрельбы и шум машины. Обрывистые залпы духовых инструментов обрушиваются на слушателя, раскрывая перед ним его переживания в наш технический, атомный век...
Возьмите литературу. Подробные, на нескольких страницах описания природы, мысли героя о тех ассоциациях, которые рождают в нем свет и тень, тишина и шорох листьев. Все это уступает место динамичному и точному рассказу, где преобладают яркие и краткие штриховые наброски, а не картины. Самое удивительное, что читатель соглашается с этими условностями. Он принимает правила игры: "Это мы уже знаем. Это было. Это знакомо. Повторяться не будем".
Возможно, что именно здесь начинается непонимание старших и младших. Речь первых методична, убедительна, логична и... многословна. А младшие большую часть того, что им говорится, уже слыхали. Пусть в сокращенном варианте. Пусть в частностях. Но они сами сумели эти частности обобщить и сделать для себя довольно правильные заключения. Другими словами, или нам нужно "принять правила игры" нового поколения и стремиться к лаконичному, емкому стилю при общении. Стараться уловить за отрывочными фразами очень важные мысли, за которыми могут последовать более чем важные действия. Или мы обречены на неполное взаимопонимание и даже взаимное раздражение там, где в нем нет никакой необходимости. Понятно, что здесь имеется в виду лишь форма, а не содержание.
Коль скоро в основном я говорю о форме, то не меньшее значение будет иметь стремление лиц старшего поколения спокойно принимать то, что несет в себе поколение молодое. Пытаться за утомляющей какофонией звуков уловить острую в них потребность.
Их одежду. По возможности без иронии воспринимать ее утилитарное значение и веяние времени.
Их театр. Не брюзжать: "Мы это видели. Эклектика. Надергано от всех". Вы не правы. Не надергано, а воспроизведено на новом этапе. К сожалению, именно человек старшего возраста этого нового этапа не чувствует, а видит лишь приметы того, что когда-то видел.
Их манеру двигаться и держать себя. "Унисекс" на первый взгляд раздражает. Сходство причесок. Женоподобные юноши и мужеподобные девушки. Многое из всего этого станет понятным при непредвзятом анализе особенностей современного технически оснащенного производства, при обращении к социологическим проблемам и разному другому...
Гораздо труднее и больнее пытаться принять существо ряда отдельных явлений, которые можно понять, проштудировав труды современных философов, экономистов, педагогов и социологов. Но понять и принять - не одно и то же.
Речь идет о том, что предыдущее поколение менее всего склонно прощать последующему забвение идеалов, принципов, веры, которые казались незыблемыми. И продолжают казаться если не непоколебимыми, то во всяком случае требующими к себе уважения. А если уважения нет? Если время и жизнь показали, что в узаконенные построения необходимо вносить коррективы? Это дело трудное...
Бернарду Шоу принадлежит любопытный афоризм: "В этом-то сейчас и беда мира. Он выбрасывает на свалку устаревшие паровые машины и динамо-машины, но не хочет выбросить свои старые моральные убеждения, свои старые религии и старые политические конституции. И что в результате? В области машин и техники мы преуспеваем, а в области религии, морали и политики работаем в убыток и с каждым годом приближаемся к банкротству. Не упорствуйте в этом заблуждении. Если старая религия рухнула вчера, добудьте себе завтра новую, лучшую".
Но когда же это было сказано?..
Принято считать, что сложности взаимоотношения возникают лишь между представителями молодежи (детей) и стариков (отцов). Но чем становишься старше, тем чаще наблюдаешь разрыв между лицами или, правильнее, поколениями, разделенными всего лишь одним десятилетием. Но прав ли тогда в своих парадоксальных построениях Шоу? Чего проще? Разрушить. Отменить. Охаять. В этом есть своя привлекательная сторона: стремимся к прогрессу! А может быть, все нужно делать как раз наоборот? Сберечь. Сохранить. Заботливо отобрать то, что необходимо. Задуматься над тем, нужно ли быстро переставать верить в то, что еще вчера было очевидным. Быстрый отказ от принципов и идеалов ведет к безверию.
Наука требует немедленного отбрасывания всего, что стоит на пути и не соответствует потребностям времени. Человеческое сознание более инертно. Принятие нового возможно тогда, когда оно подготовлено годами. Вот почему вопросы этические, нравственные и социальные решаются при участии представителей разных поколений. И эта трудная работа способна объединить их в совместных и важных усилиях. Передача эстафеты, даже в спорте, немыслима без внимания, точности и обоюдных, слаженных действий...
Сегодня
Нам всем свойственно совершать одинаковую и тяжелую ошибку. Заключается она в следующем. Каждодневно и ежечасно мы думаем о будущем. С ним мы связываем наши надежды и чаяния. Планируем, продумываем обстоятельства, которые должны помочь нам это будущее увидеть в наилучшем из возможных вариантов. Постепенно получается так, что, встречаясь с друзьями, мы иногда вспоминаем прошлое, но чаще говорим о будущем...
В этой суетливой работе мысли и разговорах мы приучаемся находить удовлетворение в мысли о том, что основное и главное нас ждет впереди. Даже если умом понимаем, что сил и лет осталось не так уж много, то вопреки здравому смыслу стараемся привести свои желания в соответствие с возможностями и создать новый вариант... будущего.