Долгушин Юрий Александрович. Генератор чудес

   На самой окраине города они заехали на зарядную станцию, чтобы захватить аккумуляторы и главную деталь ионизатора - концентрические электромагниты.
   Как ни успокоился Мюленберг после вчерашнего телефонного разговора с Вейнтраубом, все же он немного волновался во время этой операции. Это был единственный пункт в его плане, который не контролировался им самим непосредственно. Тут господствовал Ганс. И не столько Ганс, сколько его таинственные друзья - они организовали эту зарядную станцию - мастерскую, они приняли на хранение электромагниты, они заряжали четвертую батарею... А кто они? Что за люди? Достаточно ли они надежны, опытны, осторожны, взрослы, наконец?..
   Мюленберг не знал никого из них и даже ничего о них: таких разговоров с Гансом они никогда не вели. Инженер почему-то представлял себе этих "друзей" Ганса, как компанию романтически настроенных молодых людей, увлеченных опасной игрой в приключения, - хотя, трезво рассуждая, он понимал, конечно, что это - неверное представление. И все же - кто они?..
   Ганс уверен в них, это - единственное, что было очевидно. Но Ганс молод. Чем больше людей участвует в деле, тем больше вероятность всяких ошибок, оплошностей. Каждая из них может привлечь внимание, навести на след. А теперь так много глаз, которые жаждут увидеть что-нибудь подозрительное...
   Да, это было, конечно, самое рискованное место всего плана. Отсюда мог начаться провал...
   Погрузкой распоряжался Ганс.
   Когда машины остановились, он спрыгнул с грузовика и повел рабочих Вейнтрауба в помещение, похожее на грубо побеленный сарай с широкой двустворчатой дверью. Через минуту они вынесли оттуда три аккумуляторных ящика и стали размещать их на грузовике.
   Мюленберг сидел в открытой легковой машине и внимательно наблюдал за людьми.
   Последний тяжелый ящик вынесли двое пожилых рабочих зарядной станции.
   - "Вот они!" - встрепенулся Мюленберг.
   Даже не взглянув на инженера, они пошли было к грузовику, но Ганс крикнул, что там уже нет места, и направил их к легковой машине.
   Мюленберг пересел вперед, узкий ящик поставили между сиденьями.
   И только когда машины двинулись с места, эти двое, прикоснувшись к козырькам своих кепок, как бы поправляя их, посмотрели прямо в глаза Мюленбергу.
   И тут Мюленберг понял, кто такие друзья Ганса и в чем сила Ганса и этих - его собственных друзей, которых он узнал так поздно!..
   * * *
   Вот и полигон. Вот место, где стояла раньше машина.
   Там Мюленберг в последний раз видел Гросса...
   Сначала на сердце опускается страшная тяжесть. Потом она будто проникает внутрь, делает сердце каменным, твердым... Хорошо... Сегодня машина будет действовать в третий и последний раз, и она отомстит за Гросса, за Мюленберга, за себя...
   Странно: сегодня Мюленберг чувствует себя совсем здоровым, даже молодым. Он быстро движется, за всем успевает проследить, даже вместе с Гансом помогает рабочим поднять тяжелый ящик аккумуляторной группы и вдвинуть его в машину на свое место. Вот что значит - нервы!
   Появляются люди Вейнтрауба, прибывшие сюда еще раньше. Они уже закончили установку объектов в поле и для предварительного испытания и для демонстрации. Верно ли это сделано? Старший показывает Мюленбергу расположение объектов на полигоне. Расстояние пять, десять и пятнадцать километров. Слева на шестах с белыми флажками - лампы, включенные в заземленные антенны. А справа - для демонстрации начальству - три дощатые панели перед траншеями. Там будут живые объекты...
   - Какие именно? - настороженно спрашивает Мюленберг.
   - Скот, - глупо улыбаясь, отвечает тот. - Только скот: лошади и овцы.
   Электромагниты уже извлечены Гансом из аккумуляторного ящика и поставлены на место. Машина собрана. Теперь она еще больше похожа на пушку с двумя короткими спаренными стволами, направленными вперед. Можно приступать к испытанию.
   Старший снова подходит к Мюленбергу.
   - Люди не нужны больше?
   Мюленберг чувствует за этой предупредительностью особое распоряжение Вейнтрауба.
   - Нет, - отвечает он, - не нужны, отправьте всех.
   Затем он подходит с Гансом к машине, пускает мотор и наводит трубу на самый дальний флажок. Пятнадцать километров! Вот он, этот флажок, он появляется в поле зрения. Нити окуляра накладываются на него, указывая своим пересечением направление луча.
   Включив ионизатор, а затем ток, Мюленберг видит, как на шесте вспыхивают разноцветные лампочки. Ганс тоже видит это в бинокль.
   - Горит! - восклицает он, и в голосе его чувствуется затаенная тревога - рухнула надежда.
   - Как и следовало ожидать, - спокойно, с некоторой гордостью добавляет Мюленберг, выключив "воздушный кабель". - Жаль, что мы не можем проверить, как будет действовать наша четвертая группа.
   - Отказа не может быть, - убежденно говорит Ганс.
   - Ну, тогда будем звать гостей. - Мюленберг садится в легковую машину, едет в контору полигона и вызывает к телефону Вейнтрауба.
   - Машина проверена, - говорит он. - Результаты превосходят всякие ожидания.
   Вейнтрауб чрезвычайно доволен. Он ждал с нетерпением этого звонка. Они выезжают и через полчаса будут на полигоне. Начальник управления тоже приедет с ними. Приблизительно в это же время приедет и доктор Гросс.
   - Ну, Ганс, как будто все в порядке, - говорит Мюленберг, возвратившись пешком. - Я думаю, все нужные нам люди будут здесь. Давайте поговорим. Наступает последний акт... Как бы ни кончился он, нам едва ли придется еще говорить с вами когда-нибудь... Будьте готовы ко всему. Вероятно, теперь возьмут и вас. Но я думаю, что вам удастся выкарабкаться: вы были только электромонтером, исполнителем. Вам поручали монтаж простейших деталей, не посвящая в суть дела... Давайте посидим вот тут, на траве. Какая чудесная погода стоит эти дни!..
   Ганс молча жует сорванную травинку, обхватив руками колени и мрачно смотрит куда-то в пространство. Молчать тяжело, но и говорить не о чем. Забрать его могут и по другим поводам... Но разве можно сейчас огорчать этого замечательного человека?..
   - Теперь слушайте, Ганс. Во время демонстрации нам, вероятно, не удастся разговаривать. Давайте условимся: вы быстро уйдете с полигона, как только я сделаю такой жест... - Он потер лоб рукой и почесал голову. Будьте очень внимательны, Ганс, не пропустите этого движения.
   - Можете быть спокойны, господин Мюленберг. Едва ли я пропущу сегодня хоть одно ваше движение.
   Вдали, у ворот, слышатся настойчивые автомобильные гудки. Оба поворачиваются.
   - Приехали... Ну, теперь прощайте, Ганс!
   Они встают, берутся за руки и несколько мгновений смотрят друг другу в глаза... Потом расходятся.
   Два больших лимузина останавливаются недалеко от машины. Из них выходят шесть человек: среди них Мюленберг узнает тех военных инженеров, которые были здесь прошлый раз. Гросса среди них нет. Вейнтрауб знакомит его с Риксгеймом. Этот человек производит на него отвратительное впечатление скользкой, расплывшейся жабы.
   Снова шум у ворот... Небольшая военная машина подкатывает к лимузинам и как бы выбрасывает из себя Гросса.
   Мюленберг устремляется к нему, они обнимаются, отходят немного в сторону. Никто не слышит, о чем они говорят. Минут через пять они приближаются к группе. Гросс молча, будто не замечая никого, входит вслед за Мюленбергом на мостик и становится за спиной своего друга, опустившегося на сиденье перед пультом.
   Еще раз на этом полигоне повторяется та же сцена. Гудит мотор, люди напряженно впиваются в бинокли... Незримый луч, выйдя из машины, зажигает вдали электрические лампочки...
   Только теперь это все происходит на расстоянии десяти километров. Мюленберг чувствует одновременно и отвращение и гордость, когда наведенный им луч одним только прикосновением сваливает лошадь на таком далеком расстоянии.
   Когда затихают восторженные комплименты Мюленбергу и сдержанные Гроссу, Вейнтрауб предлагает перейти к объяснению нового принципа машины.
   Мюленберг медленно поднимает руку, трет лоб.
   - Пожалуйста, я готов... - оглядываясь, он видит, как Ганс нерешительно отходит назад. - Можете идти, Ганс, вы мне больше не понадобитесь! - громко и строго говорит он. Потом добавляет тихо Вейнтраубу: - Надеюсь, тут нет людей, которым не следовало бы присутствовать при объяснении? Я думаю, не в ваших интересах особенно популяризировать метод Гросса.
   - Вы осторожны, - отвечает тот. - Но нет, все эти люди в курсе дела. Это те, которые вместе со мной работали над первой машиной и будут работать над второй.
   "Ценное признание, - думает Мюленберг, - очевидно, здесь все, кто может быть опасен".
   - Ну и прекрасно, - говорит он. - Тогда начнем. Подойдите поближе, господа. Я начну с самого главного - ионизатора.
   Он медленно открепляет крышку тыльной части "пушки", долго копается в ней, наконец, вынимает концентрические электромагниты. Нужно дать время Гансу уйти подальше. Гросс склоняется над его плечом.
   Шесть человек, тесно расположившись с двух сторон мостика, на котором сидит Мюленберг, стараются как можно ближе рассмотреть эту замечательную деталь.
   Именно так и представлял себе эту последнюю сцену Мюленберг, когда, вот тут же, на полигоне лежа на земле с закрытыми глазами и едва бьющимся сердцем, он придумал свой план...
   Ах, какое страшное волнение... Сердце начинает клокотать, как лава в жерле вулкана. А что, если оно не выдержит в самый последний момент? Нет, не надо тянуть...
   Он быстро оглядывается кругом. Ганса уже нет. Большая рука инженера ложится на пульт слева. Пальцы нащупывают рычажок выключателя четвертой группы аккумуляторов... Еще одно маленькое, совсем незаметное движение - и конец... Мюленберг не решается повернуть рычажок. В нем возникает непреодолимое желание сначала сказать им в лицо, что их ждет... И он говорит сдавленным, прерывающимся голосом.
   - Все это сделал доктор Гросс... совсем не для того, чтобы убивать... Вы решили иначе... Но... "взявший меч от меча погибнет..."
   Глаза всех, опущенные к электромагнитам, удивленно вскидываются к его глазам.
   - Теперь - возмездие... Скорей! - кричит он глухо самому себе...
   * * *
   Быстрым, решительным шагом Ганс направляется к воротам полигона. Надо пройти метров двести.
   Проходная контора. Он оглядывается. Нет, застрять здесь нельзя. После его не выпустят. Вот пропуск. Надо успеть...
   Он выходит за ограду, пересекает дорогу и по тропинке, сокращающей путь к шоссе, углубляется в лес.
   Потом быстро сворачивает вправо. Он почти бежит по краю леса, вдоль забора.
   Вот, наконец, подходящее дерево. Он взбирается на него, как белка, стараясь не ломать сучьев, все выше, выше. Понемногу полигон раскидывается меж ветвей широкой панорамой. Еще небольшое движение вверх. Он видит машину Гросса, людей, обступивших ее, черную фигуру Мюленберга, возвышающуюся над пультом.
   Теперь - не отрывать глаз. Уйдет Мюленберг или нет?
   В этот момент картина мгновенно и беззвучно преображается; Ганс видит этот страшный фейерверк во всех подробностях. Острые, короткие радиусы яркого света, брызнувшего из-под машины, окутывает мутный желтоватый клуб дыма и пыли, выворачивающийся наизнанку, и из него вздымается в воздух черный фонтан. Наконец, приходит звук. Оглушительный гром потрясает воздух, панический шелест волной пронизывает лес; Ганс изо всей силы обнимает ствол, чтобы не свалиться, но не отрывает глаз от темных точек и каких-то кусков, вертящихся в воздухе и параболами разлетающихся из фонтана...
   Весь сжавшись, сцепив челюсти в конвульсивном напряжении, Ганс ждет. Мутная дымка уходит в сторону...
   Наступает поразительная тишина. Все вокруг будто замерло в страхе.
   Там, где была машина, ничего нет, только темное пятно зияющей воронки. В разных направлениях, на разных расстояниях от нее можно различить то, что осталось от людей... Что тут принадлежит Мюленбергу, Гроссу - трудно определить.
   Конец...
   Еще несколько секунд Ганс, как и все вокруг, остается недвижимым. Потом, как бы придя в себя, сваливается с дерева и бежит прямо лесом на юг, к шоссе.
   * * *
   Вечереет.
   Пригородный поезд из Мюнхена деловито подлетает к одной из дачных станций Розенгеймской дороги - километрах в двадцати от города. Он сходу останавливается, выпускает на пустынную в этот час платформу густую толпу пассажиров и немедленно отправляется дальше, быстро набирая скорость. Люди со свертками, хозяйственными сумками, молча и торопливо устремляются к своим домам, к короткому ночному отдыху после трудового дня в городе. Платформа пустеет раньше, чем поезд скрывается из виду. Просто удивительно, как быстро исчезает куда-то вся эта масса людей. Уже через одну-две минуты только на главной улице, идущей прямо от станции, можно увидеть несколько человек; больше нигде никого нет. Таков темп жизни. Во всем чувствуется темперамент военного времени.
   Двое вышли из одного вагона и движутся в одном и том же направлении по главной улице. Один - пожилой, усатый, в рабочей кепке, другой - высокий, светловолосый, бледный, молодой человек, следует за ним шагах в сорока. Через несколько минут передний сворачивает в переулок налево, потом направо. В конце улицы он входит во двор и исчезает в маленьком домике, но тотчас же появляется снова и, открыв калитку, ждет около нее. Когда второй точно повторив все его повороты, проходит мимо, он говорит тихо:
   - Входи, Ганс, все в порядке.
   Небольшая светлая комната встречает их готовым к ужину столом и таким ароматом кулинарии, доносящимся вместе с шипением из кухни, что пришедшие, даже не переглянувшись, начинают как-то странно и, по-видимому, бессмысленно улыбаться. Впрочем все это не так просто, как может показаться. Сегодня Ганс проснулся около шести утра, причем спал он только три часа; с тех пор у него во рту, кроме двух стаканов зельтерской воды, перехваченных на улице, по возвращении с полигона, ничего не было. Во все последующее время его язык едва мог двигаться во рту - так было там сухо и терпко.
   - Мойте руки скорей и садитесь за стол, у меня все готово, - говорит тетушка Марта входя, чтобы поздороваться. - Э, Ганс, милый, что это с тобой, не болен ли?
   - Устал немного, - улыбается Ганс, - да и голоден, правду сказать... Ты меня прости, тетушка Марта, но... вот смотри, - он подносит к ее глазам часы, - через десять минут я должен быть там, - он указывает глазами куда-то вверх. - Вы садитесь без меня.
   Женщина явно, неподдельно огорчена; она беспомощно смотрит на мужа.
   - Ничего не поделаешь, Марта. Так нужно, он прав. Нужно, действительно, - понимаешь?.. Иди, Ганс. Мы подождем тебя. Не больше часа, ведь так?
   - Думаю, так.
   - Иди.
   Ганс выходит в прихожую, открывает дверцу в крошечный чуланчик; согнувшись, кое-как влезает туда, вытащив предварительно какой-то мешок, потом ящик. Луч карманного фонарика помогает найти нужные сучки в дощатой переборке... Боковая стенка открывается так, что Ганс, прижавшись в угол, едва протискивает в образовавшуюся щель свое тело. Теперь он "у себя". Вспыхивает лампочка.
   Тут можно только сидеть - и то согнувшись. Площадь каморки - метр на полметра. Он сидит на низком ящике. Перед ним вместо стола - полка из одной доски, на ней слева - панель передатчика с ребристыми ручками. Справа - ключ Морзе. Между ними, как раз под лампочкой - пространство для тетради.
   Он кладет перед собой часы, тетрадь, карандаш, включает передатчик, ждет пока нагреются лампы, потом проверяет "эфир"...
   Легкий стук в чуланчик заставляет его насторожиться.
   - Это я, Ганс, открой на минутку. Ганс открывает.
   - На-ка держи. А то ты, чего доброго, заснешь там, а мне так и ждать тебя до утра? Из темноты в каморку протягивается рука с кружкой крепкого, темно-коричневого чая. - Не начал еще?
   - Нет. Еще две минуты. Спасибо, дядя Вил... Ах, как ты это здорово придумал! Это же мечта, самое нужное сейчас... Большое тебе спасибо...
   - Я тут не при чем. Это все Марта. Ну, действуй, да помни: мы ждем...
   Ганс надевает наушники, кладет руку на ключ, закрывает глаза и уносится далеко на восток, вместе с сигналами, срывающимися с его антенны:
   ...cq ...cq ...cq ...cq ...eu2bd
   Через несколько минут он переключает антенну на прием. И слушает, медленно поворачивая ручку настройки вправо и влево - в пределах двух-трех делений лимба, останавливаясь и прислушиваясь к щебету сигналов, которыми полон эфир...
   И вот он оставляет ручку. Знакомые интонации, как голос любимой, прерывают его полет.
   ...ma-ama, ma-ama, ma, ma, mama-a...
   Это он...
   ...eu2bd ...eu2bd ...перехожу на прием, - звучит в наушниках.
   Ганс включает передатчик на пойманную волну.
   ...eu2bd, слушайте ...основные помехи устранены, ускорьте проверку по переданной ранее схеме расположения диполей, тогда сообщу новую схему... антенна сорвана ветром...
   Кисть Ганса, плавно изгибаясь к запястью, колеблется над ключом...
   "Прощайте, товарищ Мюленберг, - думает он, сжимая покрасневшие веки. Мы выполним ваше задание, чего бы это ни стоило. И я не забуду вас никогда..."
   ЧАСТЬ ВТОРАЯ
   СЕМЬ БУКВ
   ГЛАВА ПЯТАЯ
   "ГЧ"
   Николай Тунгусов с увлечением создавал свой таинственный генератор. Появление старого друга, Федора, не только не отвлекло его от этой работы, а наоборот - еще усилило желание поскорее довести дело до конца. Все расчеты были хорошо продуманы, проверены, и Николай верил в успех. Надо прямо сказать - у него были основания для этого. Инженера Тунгусова считали талантливым изобретателем-рационализатором: на многих заводах столицы, где технологический процесс требовал больших скоростей или сверхвысокой точности, уже были введены его остроумные приспособления. На всем, что Николай делал, лежала печать высокого мастерства и необычайной любви к своему произведению. Его приборы были не только технически совершенны, но и удобны, красивы, изящны. Тунгусов любил делать все своими руками, постигать своим умом и органически не мог закончить изучение какого-либо вопроса или изготовление детали до тех пор, пока самая строгая проверка не убеждала его в том, что он вполне овладел предметом и выполнил работу отлично.
   Чем глубже забирался Николай в дебри электричества, тем сильнее оно увлекало его. В спектре электромагнитных колебаний он видел океаны будущего могущества человека. Этот спектр заключал в себе свет, тепло, возможность видеть и слышать на беспредельные расстояния, подчинять себе пространство, время.
   Ультракороткие волны были одним из последних этапов пути молодого ученого. Он подошел к ним, изучая технику связи. Ему было ясно, что радио, телефон, телевидение уже начинают стареть, отстают от новых, вполне осуществимых технических идей, требуют перехода на ультракороткие волны. Николай представил себе, как должны выглядеть эти новые конструкции, некоторые из них рассчитал, потом сделал опытные экземпляры. Так возникла мысль создать портативный радиотелефон для связи в армии. Появился "радиокод" - маленький, изящный аппаратик, превращающий человеческую речь, брошенную в эфир, в какую-то несусветную звуковую галиматью, которую другой такой же аппаратик при определенной настройке автоматически расшифровывал и вновь превращал в ясную речь. Эксперты нашли изобретение чрезвычайно ценным.
   Но вскоре Николай бросил связь: туг все было достаточно ясно. Он увлекся исследованиями, которые на некоторое время увели его от технических проблем. Это было влияние ультракоротких волн на живой организм. Николай построил генератор для облучения и окунулся в биологию. Он искал причину явлений, которых никто не мог толком объяснить. Почему гибнут мыши, кролики, мухи, клопы, бактерии, когда на них падает невидимый луч? Почему, если изменить волну или время облучения, бактерии начинают, наоборот, усиленно развиваться, больные животные быстро поправляются? Почему растения, семена которых на одну секунду попали под действие высокочастотного поля, лучше растут, дают больше плодов? А иногда это поле задерживает процесс распада в органических веществах.
   Да так ли все это? Он проверял. Опыты подтверждали: да, так.
   А что говорят об этом ученые? Ученые спорили.
   Одни утверждали, что все действия ультракоротких волн сводятся к "тепловому фактору". Волны высокой частоты, мол, вызывают то или иное повышение температуры, которое в разных случаях может быть либо стимулирующим развитие, либо гибельным для организма. Вот и все! Другие доказывали существование какого-то специфического действия волн.
   В Доме ученых устраивались длительные дискуссии на эту тему между физиками, биологами, врачами. Образовались два лагеря: к "тепловикам" примыкали в большинстве случаев старые авторитеты, теоретики, трезвые ученые, "не верящие в чудеса". Лагерь "спецификов" составляла преимущественно молодежь, энтузиасты-волновики, почти все в прошлом, а некоторые и в настоящем радиолюбители.
   Тунгусов чувствовал, что энтузиасты правы, но доказательства их не были достаточно убедительны, допускали разные толкования.
   Он начал свои опыты. Спор имел принципиальное значение, и истину надо было выяснить.
   И вот случайно он сделал открытие, которое решило вопрос. Он облучал ультракороткими волнами семена редиса и затем сериями высевал их в вазончиках. Однажды выяснилось, что не только облученные семена давали лучший урожай, но и те, которые просто хранились рядом с ними. Выходило, что облученные семена становились сами источниками излучения! Ясно, что ни о каком "тепловом факторе" тут уж не могло быть и речи.
   Тунгусов тщательно проверил это наблюдение и, наконец, выступил на очередном дискуссионном собрании с кратким сообщением. Энтузиасты торжествовали победу, а виновник торжества внезапно исчез: открытие привело его к новым увлекательным идеям.
   Так шел Николай вперед, и перед ним раскрывались все новые горизонты.
   Так подошел он к своей теории "волновой системы элементов".
   Уже давно ученые стали замечать, что многие тела и вещества обладают какой-то странной способностью - на расстоянии действовать известным образом на другие тела биологического происхождения. Тонкий корешок обыкновенного лука, направленный кончиком на боковую поверхность другого корешка, вызывал в нем усиленное деление клеток. Пульсирующее сердце лягушки, мозг головастика, мышцы разных животных, даже кровь человека, действуя на близком расстоянии, заставляют усиленно развиваться культуру дрожжей. Близость воды, металлов, руд и некоторых лекарственных веществ вызывает иногда непроизвольное сокращение мускулов руки у человека. С давних времен этим пользовались некоторые, очевидно особо восприимчивые, люди для отыскивания подземных вод и ценных металлов с помощью "маркшейдерской палочки" деревянного прутика, зажатого в руках.
   Залежи подобных фактов накоплялись в голове Тунгусова и не давали покоя его пытливой, подвижной как ртуть, мысли. Он копался в библиотеках, разыскивал у букинистов какие-то старинные фолианты об алхимии, внимательно вчитывался в книги, излагающие учение индийских йогов.
   Со всей этой старины он легко сбрасывал шелуху таинственности и мистики и обнаруживал здоровые зерна настоящей научной мысли, правильных наблюдений и обобщений.
   От многих тел действительно исходят какие-то, очевидно, очень слабые, но иной раз весьма сильно действующие лучи. Теперь это уже точно установлено в сотнях современных лабораторий, которые чуть не каждый день находят все новые и новые источники излучения.
   Природа этих лучей не была ясна. Большинство исследователей полагало, что они относятся к ультрафиолетовому участку электромагнитного спектра, к его коротковолновой части. Другие, напротив, считали, что новые лучи отличаются от электромагнитных. Их нельзя было ни уловить, ни воспроизвести никакими физическими методами. Изучать эти лучи можно было, только наблюдая их влияние на различные объекты, главным образом биологические.
   Это обстоятельство сильно тормозило исследование. Если бы можно было как-нибудь увеличить ничтожную мощность излучения, природа его выяснилась бы, несомненно, гораздо скорее. Но как регулировать мощность, не зная природы явления?
   Замкнутый круг этот Тунгусов разорвал своей блестящей гипотезой об "электромагнитной жизни веществ". Его натолкнуло на эту мысль обилие и разнообразие источников излучения, открываемых разными исследователями. То новые металлы, то минералы, то органические вещества - кости, мускулы, кровь, мозг, то химические реакции оказывались "излучателями". Часто случалось, что вещества, не обнаруживавшие никаких излучений, в некоторых особых условиях оказывались активными источниками их. ...Это случилось на улице, вечером, когда Тунгусов возвращался домой. Проходя мимо книжного магазина, он, по обыкновению, остановился у витрины, чтобы посмотреть новинки. Ничего интересного не оказалось; может быть, занятый своими мыслями, он просто и не заметил ничего, но, отойдя от витрины, вдруг увидел перед собой, как в тумане, книгу. Гладкий синий коленкор, четкие крупные буквы: "Д.И.Менделеев", и внизу в тонкой черной рамке белый прямоугольник с изображением первой записи системы элементов, сделанной от руки самим великим ученым.
   "Периодическая система... Все вещества в природе состоят из девяноста двух элементов. Каждый из них отличается от предыдущего тем, что его атом содержит на один электрон больше. А в ядре атома столько же положительных зарядов, сколько электронов на орбитах. Атом - электрическая система, электроны движутся вокруг ядра по своим орбитам, по разным энергетическим сферам, перескакивают с одной сферы на другую... Так, так... Ничего нет удивительного в том, что это движение порождает электромагнитную волну".