Долгушин Юрий Александрович. Генератор чудес

   - Ладно, Анка, - успокоил ее Ридан. - О самозарождении можешь не записывать... Такая мысль не забудется. Я почти уверен, что она верна, она многое может объяснить... А пока оставим ее... Итак...
   - О нервах и микробах довольно. Все ясно, - вставила Анна
   - А что ясно?
   - Что болезнь организуют нервы, а микробы только толкают их на это, а потом пользуются результатами.
   - Чудесно! - рассмеялся Ридан. - Значит доходит! А отсюда вывод: когда мы приступаем к лечению, что происходит всегда после появления симптомов, то есть когда механизм болезни уже пущен в ход - борьба с микробами становится бессмысленной: она не может прервать болезнь. Другое дело, если мы каким-либо способом нарушим тот ненормальный нервный режим, который ее организует. Тогда болезнь потеряет почву и прекратится, а организм сам в два счета вышвырнет всех микробов.
   Ридан замолк: как "аудитория"? Анна взглянула на отца и улыбнулась. Она давно чувствовала, что во всем этом теоретическом построении не хватает главного: убедительных доказательств. Без них нечего и думать об успехе новой теории.
   - И это можно сделать? - спросила она.
   - Не только можно, но это уже делается. - Ридан рассказал, как Дубравин и Данько лечили маляриков "массажем" спинною мозга.
   - А есть и другие подобные же опыты? - все более заинтересовывалась Анна.
   - Да, конечно. Мы уже нащупали несколько способов таких воздействий на нервную сеть, которые позволяют решительно менять сложившиеся в ней ненормальные комбинации. Кроме "массажа" нервных центров, мы применяем, например, так называемую "блокаду" - временное выключение какого-либо участка нервной сети посредством анестезии его новокаином. Результаты прямо поразительные. Вот сейчас покажу тебе...
   Ридан принес из кабинета толстую папку и раскрыл ее.
   - Тут собраны клинические протоколы наблюдений над больными, к которым мы применяли этот метод лечения. Смотри, вот двадцать два больных язвой желудка и кишок. Всем им был введен новокаин в область поясничного узла нервных путей, около почек. А через несколько дней у всех больных исчезли боли, желудочный сок стал нормальным, - словом, они поправились. Видишь: "Выписан в хорошем состоянии", "Выписан"... "Выписан"... "Выписан"...
   А вот проказа. Ты ведь знаешь, это страшная и таинственная болезнь! Медленно и незаметно подкрадывается она к человеку, годами живет в его организме, ничем себя не проявляя, а потом, так же медленно и неотвратимо, шаг за шагом, в строго постоянной последовательности поражает все органы. Больные проказой изолируются от общества в особые коллекторы - лепрозории, откуда почти никогда не возвращаются. С глубокой древности люди старались победить или хотя бы понять проказу. Микроб ее был найден в прошлом столетии, культура его была выделена. Но это не помогло ни выяснить механизм болезни, ни победить ее.
   Начав исследовать проказу с нашей точки зрения, мы прежде всего обратили внимание на строго постоянный порядок поражения органов человека. Он оказался очень похожим на порядок распространения процесса после операции с шариком. Одно это сходство говорит о том, что тайна проказы лежит в нервной природе организма.
   Мы испытали "блокаду" на нескольких десятках прокаженных. И вот смотри результаты: общее улучшение самочувствия, язвы заживают, отеки проходят, чувствительность тканей восстанавливается, судорожно сведенные и не разгибавшиеся уже годами пальцы, начинают двигаться. Болезнь уходит! Навсегда ли - трудно еще сказать. Проказа медлительна и коварна. Нужно много лет, чтобы проверить результаты.
   Анна уже восхищенными глазами следила за мелькающими перед ней листами "историй болезни".
   - Дальше - сепсис, так называемое "заражение крови". Принято думать, что сепсис с его высокой температурой, болями в суставах, отеками - это результат деятельности микробов, попавших в кровь и распространившихся по кровяному руслу. Поэтому сейчас же организуется облава на этих микробов: в кровь вводится дезинфицирующее вещество, например, ляпис. Однако это не дает надежных результатов. Заражение бывает местным и скоро проходящим, но нередко этот процесс, как говорят медики, "генерализуется", то есть распространяется на весь организм и в течение нескольких часов приводит к смерти. Бывают случаи сепсиса, необъяснимые с точки зрения общепринятой теории, когда в крови никаких микробов не оказывается; и еще большей загадкой представляются те случаи, когда присутствие микробов в крови не вызывает заболевания. Теперь для нас ясно, что сепсис обусловливается совсем не распространением микробов в крови, а распространением своеобразного вида возбуждения внутри нервной системы, причем начаться это возбуждение может с любого пункта организма. Применение "блокады" и тут дало хорошие результаты.
   - Постой, папа, - Анна задержала руку отца, готовую отложить в сторону пачку листков. - Тут совсем коротенькие записи, давай прочтем какую-нибудь. Может и для доклада что-нибудь пригодится.
   - Пожалуйста, возьмем любую. Ну, вот эту, например. Читай.
   Внимательно, как бы проверяя правдоподобность записанного, Анна прочла вслух:
   - "Больной П. Н., 32 лет. Поступил в клинику [Случай действительный. Взят из клиники проф. А.А.Грекова (Ю.Д.)] 23 января по поводу появления свища на месте оперированного ранее перелома ноги в нижней трети левой голени. Свищ гноится. Кожа вокруг воспалена, припухла, буровато-красного цвета. Зонд обнаруживает шероховатую, изъеденную кость.
   3 февраля. Операция. Свищ рассечен, очищен. Кость выскоблена, рана зашита. Гладкое послеоперационное течение. Температура нормальная.
   10 февраля. Все нормально. Швы сняты.
   11 февраля. Температура поднялась до 39°.
   12 февраля. Температура 39°. Рана вновь вскрыта.
   14 февраля. Температура не спускается. Отек левого плечевого сустава Перемежающийся озноб. Резкое ухудшение общего состояния
   19 февраля. Сильная желтуха. Сильные боли во всех суставах. Пульс 110. В крови - стафилококк.
   21 февраля. Состояние очень тяжелое. Все признаки сепсиса.
   22 февраля. В вену введено 300 кубических сантиметров раствора ляписа..."
   - Видишь? - перебил Ридан. - Это обычная попытка истребить стафилококков в крови. Дальше.
   - "23 февраля. Незначительное улучшение общего состояния.
   25 февраля. Вновь сильное ухудшение общего состояния. 27 февраля. Вторичное вливание ляписа.
   Никакого эффекта. В ближайшие дни дальнейшее ухудшение. Боли во всех суставах. Резкая желтуха. Больной очень слаб. Бредит. Картина тяжелого стафилокиккового сепсиса.
   6 марта. Сделана "блокада" симпатического нерва. Введено 150 кубических сантиметров раствора новокаина.
   7 марта. Значительное улучшение состояния. Боли в суставах меньше.
   8 марта. Боли настолько незначительна, что больной свободно двигает руками и ногами. Желтушность уменьшается. Температура нормальная.
   12 марта. Быстрое улучшение общего состояния и самочувствия. Свищ заживает. Гноя нет.
   26 марта. Разрешено ходить. Свищ почти зажил. 6 апреля. Выписан совершенно здоровым"...
   Анна взглянула на отца с такой радостно-удивленной улыбкой, как будто только что вот тут, перед ней, произошло это удивительное исцеление больного.
   - Чудеса? - улыбнулся и Ридан. - Да, не просто было найти эти приемы лечения. Ведь далеко не всякое воздействие на нервы может помочь больному организму. Нужно подействовать так, чтобы только на время изменить нервные связи, но ничего в них не сломать, не разрушить: ведь всякое, даже малейшее нарушение нервной сети и на периферии и в центрах может оказаться тем незаметным толчком, который пустит в ход страшный механизм болезненной перестройки функций в нервной системе... Как видишь, самые корни так называемых "болезней" пока остаются чрезвычайно неопределенными. Но зато мы теперь впервые имеем общее представление о механизме всякого заболевания, знаем, где именно, в какой среде организма происходит болезненный процесс и куда следует направлять наши усилия, наши средства борьбы с болезнями. А это значит, что победа над преждевременной смертью, победа над старостью вопрос времени!
   - И над старостью? Да разве старость - болезнь?
   - Болезнь, Анка! - радуясь изумлению дочери, воскликнул Ридан. Болезнь! Нужны, конечно, "вещественные" доказательства? Пожалуйста. Идем!
   Огромными своими шагами он направился в коридор института. Анна почти бежала рядом. По УЗКОЙ лестничке они спустились вниз, и Ридан постучался в дверь Тырсы. В комнате послышалась возня и какое-то неопределенно-вопросительное ворчание.
   - Это я, Тырса. Дайте-ка ключ от зверинца.
   Дверь медленно открылась, и заспанный, в неизменной ермолке на голове, хранитель животных, хмуро взглянув на пришедших из-под густых серых бровей, сам направился к зверинцу. Он явно не одобрял всех этих жестоких операций, которые Ридан и его сотрудники проделывали над ни в чем неповинными и совсем здоровыми животными. Тырса хотя и выполнял с необычайной тщательностью все распоряжения "сверху", но решительно держал сторону бессловесных жертв. Не отдавая ключа, он сам открыл дверь своих владений и, пропустив посетителей, остановился у порога.
   Ридан подошел к одной из низких широких клеток и включил висящую над ней лампочку. В углу клетки на соломе лежала небольшая тощая собака. Щуря от яркого света слезящиеся глаза, она медленно подняла морду и вновь опустила ее на лапы.
   - Ну вот, смотри... Ты знаешь, сколько лет вообще живет собака?
   - Знаю. Лет одиннадцать-двенадцать, - ответила Анка.
   - Верно. Ну определи, сколько приблизительно лет этому псу. Эй, Мурзак! Иди сюда! - позвал Ридан.
   Собака повиляла хвостом, затем нехотя поднялась сначала на передние ноги, потом на задние, потянулась, зевнула и подошла. Тусклая неровная шерсть висела на ней клочьями, на боках пробивались лысины, морда была почти седая.
   - Старик, - решила Анна. - Лет... девять, десять?
   - Так. Теперь иди сюда.
   Когда Ридан щелкнул выключателем у другой клетки, в ней уже вертелась юркая собачонка такого же роста, как и первая. Она бегала вдоль передней решетки, повизгивая и усиленно виляя хвостом.
   - Это Валет. Ах ты, паршивец! - Ридан, просунув руку в клетку, потрепал морду собаки, обнажив ее ровные белые зубы.
   - Ну, это щенок, - уверенно сказала Анка. - Года два?
   - На этот раз правильно. А теперь удивляйся: Мурзак и Валет - родные братья, одного помета, им обоим около двух лет.
   - Да неужели?! В чем же дело?
   - А в том, что когда Мурзаку было восемь месяцев, мы ему ввели капельку эмульсии мозгового вещества в седалищный нерв. И больше ничего! А Валета оставили для контроля. С тех пор прошел только один год. И вот тебе результаты. Мурзак "здоров" в общепринятом смысле этого слова. Это нормальный старик; ест и пьет он, сколько полагается, пищеварительный аппарат в порядке. Но все симптомы старости у него налицо. А теперь смотри сюда, - Ридан подошел к третьей клетке. - Это Сильва, самый интересный экземпляр, их сестра. Видишь, она выглядит значительно моложе Мурзака, но старше Валета Ей была сделана сначала та же операция, что и Мурзаку. Она начала стареть гораздо быстрее и пять месяцев назад выглядела почти так же, как сейчас Мурзак. Тогда мы стали понемногу перетряхивать, перестраивать ее нервную систему. На Сильве, между прочим, нам удалось значительно усовершенствовать метод воздействия новокаином. И вот тебе результат, она молодеет! Все признаки старости проходят... Пошли, Анна, пусть этот мрачный страж продолжает спать, - добавил он, указывая глазами на долговязую фигуру Тырсы у входа.
   ГЛАВА СЕДЬМАЯ
   ОПЯТЬ СЕМЬ БУКВ
   Анна заснула сразу крепким сном. Разговор с отцом ее утомил: слишком новы были эти идеи и опыты, слишком резко нарушали они ее привычные, казавшиеся прочно установленными представления.
   Трудно было постигнуть смысл того, что она узнала.
   Проснулась Анна на рассвете и тотчас вспомнила вчерашних собак. Дряхлый двухлетний "старик" Мурзак и молодеющая по воле Ридана Сильва стояли перед ее глазами и требовали ответа: что это значит? Старость - болезнь! Болезнь, которую можно "привить"! Болезнь излечимая! Значит, старости не будет? А смерть?..
   Кровать у противоположной стены была пуста: эти дни после экзаменов Наташа проводила в своей родной деревне в Мещерском крае. Пора бы уже вернуться. Ах, если бы она была тут! Анна привыкла делиться с ней своими впечатлениями, мыслями; рассказав ей о вчерашних собаках, она, может быть, и сама лучше поняла бы все.
   Снова и снова Анна повторяла ход рассуждений Ридана и каждый раз приходила к выводу, казавшемуся ей нелепым. Старости не будет... Но ведь старость результат развития, последний цикл развития, неизбежно приводящий к концу - к смерти. Если не будет старости, не должно быть и смерти. Чепуха какая-то! Но отец говорил, что старость - болезнь, и он не мог ошибаться, он доказал это экспериментально.
   В этом была радость. Анна чувствовала, что Ридан делает какой-то новый шаг к человеческому счастью и то, что она узнала вчера, было нужно, очевидно, чтобы объяснить главное, еще не сказанное, может быть, никому. Беседа еще не окончена. Сегодня Анна выяснит все непонятное, все узнает! Чтобы помочь отцу справиться с этим докладом перед физиками, ей необходимо как следует понять смысл его удивительных идей.
   Весь день Анна занималась общественными делами - сначала в консерватории, потом на подшефном предприятии, изготовлявшем музыкальные инструменты. Там шла своя жизнь, были свои события и заботы, целиком поглотившие внимание девушки.
   Недавно созданное предприятие работало плохо, его продукция вызывала естественное возмущение музыкантов и консерваторскиее комсомольцы решили выяснить - не смогут ли они помочь фабрике. Анне Ридан было суждено стать тут своего рода "разведчицей", чтобы потом доложить на комсомольском штабе консерватории "что к чему".
   С влечением и чисто ридановской дотошностью, Анна постигала тайны рождения смычковых и щипковых инструментов, изучала "рекламации" магазинов и музыкальных коллективов, знакомилась с новыми людьми - специалистами, с новой терминологией, - словом, входила в совершенно новый для нее мир. И он неожиданно оказался не менее сложным и значительным, чем те миры музыкального искусства и ридановской науки, с которыми она уже была знакома.
   С каждым днем, проведенным на фабрике, Анна все больше сближалась с ее коллективом. Она пользовалась всякой возможностью помочь и в культурной работе, и в производственных, и в административных делах, и уже чувствовала, что становится здесь нужной. Однако основная миссия ее оставалась пока не выполненной: форм общественной помощи, которые позволили бы вытянуть фабрику из производственного прорыва, она не находила.
   Впрочем, сегодня возникла надежда, что дело наладится. На фабрике появился новый инженер, который взялся увеличить производительность самого слабого участка - заготовительного цеха. Анна увидела его в коридоре, когда он направлялся к директору - молодой, рослый, в военной шинели. Он внимательно посмотрел на нее и Анна почему-то сразу уверовала, что он спасет положение...
   Вечером, после ужина, за которым Анна, по обыкновению, рассказала все свои новости, вчерашняя беседа возобновилась.
   - Ну как, моя аудитория, - спросил Ридан, обнимая Анну и увлекая ее в кабинет. - Можно продолжать доклад? Или есть вопросы?
   - Да, да, сначала вопросы... Уж не знаю, с чего и начинать. Твои собаки меня совсем сбили с толку. Я не понимаю, что значит эта искусственно вызванная старость. Какой из этого вывод?
   - Молодец, Анка! - одобрил Ридан. - Правильный вопрос. Именно это надо понять прежде всего. Вывод простой: старость есть по существу то же самое, что и всякая болезнь. Разница только в форме процесса и во времени его течения. Старость очень сложная штука. Это сумма многих слагаемых. С одной стороны, ее подготовляют постоянные законы так называемого "нормального" развития, а с другой - неизбежные исключения, более или менее случайные отклонения от этих законов. Что преобладает - неизвестно, но мы прекрасно знаем, что человек никогда не умирает просто "от старости". Непосредственная причина смерти всегда "болезнь", то есть нарушение нормальных функций организма. Это или склероз, или истощение, вызванное, например, поражением пищеварительного аппарата, или расстройство работы желез внутренней секреции. Вот эта-то болезнь, от которой человек погибает в старости, и есть результат, подготовленный историей данной частной жизни, результат многих процессов, явно или скрыто протекавших в организме и оставлявших в нем свои следы. Внешне эти следы сказались в изменении кожи и окраски волос, лысении, замедленности рефлексов и во многом другом. Это внешние симптомы болезни, как, скажем, сыпь при скарлатине. Таким образом, вот тебе ответ на вопрос: та старость, которую мы знаем и которая на наших глазах приводит людей к смерти, есть болезнь.
   - И болезнь излечимая?
   - Конечно. Ты же видела Сильву. Правда, это легкий случай, потому что мы не слишком запустили процесс, но принципиально он ничем не отличался от естественного.
   - Хорошо... Кажется, я начинаю понимать. Ты говоришь: "старость, которую мы знаем". Ты, очевидно, хочешь сказать, что в нашей жизни эта самая старость - болезнь всегда наступает раньше, чем естественная старость и смерть, как нормальный результат развития организма? И если человек будет избавлен от этой преждевременной старости, то продолжительность его жизни увеличится. Так?
   Ридан вдруг рассмеялся.
   - Сказано правильно! - воскликнул он. - Но я уверен, что под этими словами ты разумеешь не то, что я.
   - Как? - удивилась Анна.
   - А вот проверим. Ты думаешь, что если человек избавится от "преждевременной" старости, то он проживет еще немного и потом умрет "естественной" смертью?
   - Да.
   - И, очевидно, на этот раз смерть придет уже без старости... Человек перед смертью будет выглядеть здоровяком, с густой черной шевелюрой, блестящими, ясными глазами, гладкой кожей и с бодрой походкой. А после смерти врачи разберут его по косточкам и никаких поражений в организме не найдут? Ведь так? Ибо если бы оказались какие-нибудь органические дефекты, приведшие к старости, то эта смерть была бы опять "неестественной". Словом, "естественная" смерть должна наступить без конкретных, реальных причин! Понимаешь, какой абсурд?
   Анна сидела в глубине большого дивана и почти испуганно глядела на отца. В самом деле, представить себе эту "естественную" смерть без обычных спутников старости она не могла. Но тогда что же такое естественная смерть?
   - Да, верно, - согласилась она. - В чем же я ошибаюсь, не понимаю...
   - А в том, что никакой "естественной" смерти в природе нет. Есть просто смерть, и она всегда одинаково неестественна и принципиально преодолима.
   Теперь Анна совсем опешила.
   - Позволь папа... Что же тогда получается? Болезней нет, старости нет, смерти нет. Человек бессмертен? - почти возмущенно бросила она.
   Ридан узнал этот протест и тотчас увидел перед собой целую аудиторию "скептиков". Именно таким возмущением, пожалуй, и будет встречен его доклад, для которого он накопил слишком много взрывчатого вещества новых идей.
   - Если бы не протест, который звучит в твоих словах, ты была бы сейчас очень близка к истине, - ответил он.
   - Человек бессмертен - это истина?!
   - Во всяком случае, это положение вернее и полезнее, чем то, которое ты с таким жаром отстаиваешь. Ведь ты хочешь сказать, что человек смертен, то есть, что в силу каких-то биологических законов, действующих в его организме, он не может прожить больше определенного максимума лет?
   - Конечно.
   Ридан молча прошелся по кабинету несколько раз.
   - И ты имеешь какие-нибудь аргументы в пользу того, что такой предел существует?
   - Но, папа, ведь бессмертия нет, человек умирает. Все животные умирают, и история не знает исключения.
   - Ну, Анка, это уже совсем грубая ошибка. "Человек умирает" - это факт, и если бы ты утверждала только, что человек умирает, никто тебе не смог бы возразить. Но ведь ты говоришь "человек смертен", то есть провозглашаешь некий закон. А разве можно возводить факт, как бы он ни был очевиден и постоянен, в степень закона, не объяснив этого факта, не определив причин и механики явления! Согласись, что если бы Коперник не раскрыл механику движения небесных светил, человечество продолжало бы считать, что Солнце вращается вокруг Земли, - это ведь достаточно очевидный факт и история тут как будто тоже "не знает исключений"! Нет, Анка, прежде чем утверждать, что человек смертен, не угодно ли выяснить, почему он умирает.
   Блокнот лежал на валике дивана, Анна давно забыла о нем. Не думала она сейчас и о том, что философия смерти и бессмертия едва ли уместна в докладе отца. Происходило "потрясение основ".
   Думать, что животное умирает именно потому, что оно "смертно", говорил Ридан, - это мистика! Это "божья воля", то есть чепуха, и чепуха вредная, потому что признать человека старым - это значит рано или поздно отказаться от борьбы со старостью и смертью. Все, что совершается в природе, имеет свои реальные причины, и какими бы неизбежными ни казались старение и смерть, они могут наступить только в результате определенных причин. А как только мы начинаем их выяснять, изучать организм с этой точки зрения, сейчас же убеждаемся, что нет ничего более враждебного, более чуждого живому организму, чем смерть, так как весь его аппарат, все органы, все процессы, совершающиеся в нем, приспособлены к жизни, к ее укреплению, к борьбе со смертью. Иначе и быть не может: такова природа той формы материи, которую мы называем живым веществом.
   - А тогда почему же живое умирает? - спросила Анна.
   - А-а! - Ридан прочертил в воздухе какую-то сложную кривую своим длинным пальцем. - Вот тут-то и зарыта собака! На этот вопрос надо уметь правильно ответить, иначе тут не разберешься. В самом деле, как это получается? Основное свойство живой материи - жить, а она умирает, да еще с таким исключительным постоянством. Парадокс! Но, Анка, живая материя обладает еще одним важным свойством: развиваться. Ты знаешь, что в результате этого свойства какое-то ничтожное простейшее существо, состоявшее из одной клеточки, превратилось в сложнейший организм человека с его мозгом. Для этого потребовалось совершенствоваться многим миллионам поколений, потому что только через новые поколения может идти образование новых форм.
   Но если нужны новые поколения, значит необходима гибель старых поколений, иначе развитие прекратилось бы. Так получается, что смерть необходима, чтобы существовала и развивалась жизнь.
   - Ну вот, - вставила Анна, - значит, ты признаешь неизбежность смерти. Пусть та смерть, которую мы наблюдаем в природе, действительно ненормальна и преодолима. Эта смерть - болезнь, согласна. И пусть ты вылечишь человека от нее. Но вот проживет он...
   - Сколько?
   - Полтораста или все двести лет...
   - А почему не двести пятьдесят?
   Анна пожала одним плечом и с явной "натяжкой" согласилась:
   - Ну, пусть двести пятьдесят.
   - А почему не пятьсот? - спросил тогда Ридан.
   - Да что ты, папа! - вспыхнула, наконец, Анна. - Принято думать, что нормальная продолжительность жизни человека...
   - "Принято"! - запальчиво перебил Ридан. - Вот то-то и горе, что у нас слишком многое "принято", а не понято. Что это за "нормальная" продолжительность жизни? Чепуха все это! Как можно определить "нормальный" срок жизни, когда мы "нормальной" смерти-то никогда не видели? Нет, дорогой товарищ, если хочешь понять новое, нужно отказаться от старого. Основное заблуждение, к сожалению, и сейчас еще господствующее в науке, состоит в слепом, некритическом признании неизбежности смерти всего живого. Тут наши обычные убеждения насквозь пропитаны старой мистикой и метафизикой. Срок жизни каждого животного заранее предопределен, судьба решена, смерть непреодолима! Это все идет от бога, от "высшего разума", а потому от этого надо решительно отказаться. Вот давай попробуем взглянуть на мир без этих предвзятых убеждений. Что получится тогда со сроками жизни? Действительно, каждый организм в нашу эпоху живет приблизительно определенное количество лет: собака - десять-пятнадцать лет, лошадь - двадцать-тридцать, человек семьдесят-сто и так далее. Как установились эти сроки? Ясно, что они определились сами собой, автоматически, слепо, как все, что происходит в природе, в результате всеобщей борьбы за жизнь. Ведь не забывай, Анка, что если бы в процессе эволюции какая-нибудь форма животных стала вечной, то произошла бы катастрофа: на земном шаре не хватило бы для нее ни пространства, ни воздуха, ни питания. Она уничтожила бы все живое, затем вымерла бы сама, и на этом кончилось бы развитие животного мира. Но этого не может случиться: ведь другие животные тоже борются за свою жизнь, и как только эта "вечная" или хотя бы слишком долговечная форма, без конца размножаясь, начнет их "притеснять", они ополчатся на нее и, конечно, уничтожат тот избыток, который угрожает их собственному существованию. Так в природе устанавливается известный баланс жизни. В процессе борьбы за существование определяются сроки жизни для каждого вида животного и растения. Эти сроки вытекают из соотношения борющихся сил и влияния тех условий внешней среды, в которых борьба происходит; конечно, сроки эти непостоянны, как и все в природе. А самое главное, что они не установлены "свыше", не незыблемы и не вытекают из свойств живой материи. Вот что надо хорошенько усвоить. Все рассуждения о каких-то "предельных", "естественных", "нормальных" сроках нелепы. Мы знаем только статические цифры, отражающие баланс жизни для данного этапа развития животного мира, а никак не вечные законы жизни.