Долгушин Юрий Александрович. Генератор чудес

   Николаю очень не хотелось подавать руку Акулову, но тот сам направился к нему, попрощавшись с наркомом. Николай мгновенно нашел выход, двинулся навстречу, и с жаром потряс его руку.
   - Разрешите, кстати, поблагодарить вас, профессор... Акулов мрачно усмехнулся.
   - Не думаю, чтобы я доставил вам... - начал он.
   - Нет, я о другом... Я недавно прочитал вашу книгу о будущем современной электроники. Увлекательно написано, такие смелые мысли...
   - Ну, что там... особенного... - гудел уже у двери Акулов.
   - Нет, замечательно!.. Особенно мне понравились идеи Гарднера... Виланда... Потрясающе!..
   Акулов, пятясь, скрылся в щели двери, открытой им не больше, чем на четверть. Дверь захлопнулась.
   И тут нарком начал хохотать. Он раскачивался, вытирал плат-ком слёзы, сморкался, снова хохотал...
   - Ну, потеха!.. Так отделать человека... Плесень!.. Белена-а!.. Змея-а! Умопомрачение!.. - заливался он вспоминая. - Да и я подбавил - "вредное явление"!.. Ай, напугали бедного... Посмотрите... там.... в кресле - не сыро?.. Ничего... Будет шелковый. Смех наркома, хотя и заразил Николая, но злость еще сидела в нем.
   - Не думаю, - сказал он. - Такого могила исправит... Это он пришел к вам бросить тень на лампы?
   - Ну, конечно! "Между прочим". Я сразу учуял... Да! Чего это вы взялись хвалить его произведение ни с того ни с сего? Тоже небось, пилюля какая-нибудь?
   - Это я решил ему з-закатить еще с другой стороны... - Николай выразительно сжал в кулак левую руку. Он п-понял!.. Ведь что сделал, собака: ни одной собственной мысли, все надрал из иностранной литературы. А подал, как свое, без ссылок на авторов. Плагиат.
   - Да... фигура, - нарком покачал головой. - Ладно, будем иметь в виду... Теперь расскажите, как идут дела у вас...
   * * *
   Вскоре после встречи с Тунгусовым на ридановском горизонте появился новый персонаж. Увлеченный знакомством с Николаем, профессор забыл об обещании Витковского направить к нему какого-то исключительного конструктора. И вот однажды вечером Наташа сообщила, что профессора хочет видеть инженер Виклинг.
   В кабинет вошел высокий, несколько неуклюжий человек лет тридцати пяти. Он был хорошо, со вкусом одет, но ни костюм, ни темно-русые волосы, тщательно зачесанные назад, не могли скрыть удивительной небрежности, с какой природа отнеслась к этому своему произведению. Все в нем было утрировано, топорно - и крупные черты лица с большим ртом, и широкие, раздельно сидящие зубы, и длинные, разлапистые руки, и ноги в огромных ботинках. От всей его крепкой фигуры веяло чем-то первобытным, диким, и в то же время, располагающим. В темных внимательных глазах отражались черты сложной, богатой натуры. Инженер говорил по-русски довольно свободно, но с сильным немецким акцентом.
   Узнав, с кем он имеет дело, вспомнив рекомендацию Витковского, Ридан несколько растерялся. Он оставил инженера в кабинете и бросился к Анне посоветоваться. Черт возьми, он совсем забыл об этой истории! Ему не нужен никакой Виклинг, после того, как он условился о работе с Тунгусовым. Но и отказаться теперь неудобно, раз он не предупредил Витковского вовремя. Неужели снова объяснять свои идеи, рассказывать?
   Анна иначе взглянула на дело. Кто знает, может быть, этот иностранец окажется действительно ценным человеком. Объяснять все совсем необязательно. Надо поставить перед ним конкретную физическую задачу - создать этот самый генератор микроволн, поговорить, - может быть, он уже имеет что-нибудь. А если он заинтересуется сам, пусть действует. Все-таки не стоит возлагать все надежды на одного Тунгусова. Анна решила, что, во всяком случае, Виклинг отвлечет внимание отца от Тунгусова, пока тот занят сушилкой.
   Так и случилось. Беседа с Виклингом оказалась интересной и содержательной. Он сразу понял суть задачи и, избегая расспросов о целях профессора, восхитил его своей способностью понятно излагать сложные проблемы, рассказав о некоторых малоизвестных попытках ученых за границей применить новые принципы генерации ультравысоких частот.
   - Я уверен, - закончил он, - что можно найти правильное решение. Я даже пытался использовать некоторые новые методы... К сожалению, обстановка, сложившаяся сейчас в Германии, особенно в кругах технической интеллигенции... никак не располагает к серьезной творческой работе. Теперь вы понимаете, что заставило меня покинуть родину... до лучших времен.
   Грусть, прозвучавшая в этих словах, тронула Ридана. Посетитель сразу превратился в гостя. Уже в столовой, за чаем, он рассказал много интересного о жизни в фашистской Германии, о судьбе ряда видных ученых, с которыми он встречался и имена которых были знакомы Ридану.
   Альфред Виклинг ушел рано. Его настойчиво приглашали заходить, независимо от дел, связанных с заданием профессора.
   А дела решались так: Виклинг приступает немедленно к разработке одного из новых методов генерации микроволн. В его распоряжении есть достаточно оборудованная лаборатория, та, в которой он выполнял последнюю свою работу, к сожалению, не подлежащую обсуждению. Условия и договор он оформит сам в главке.
   * * *
   Обычно, придя на фабрику, Николай прежде всего шел в "сушилкину бригаду", говорил с Федором, вместе с ним налаживал работу; затем у него находилось какое-нибудь дело к Анне и он направлялся к ней.
   А если дела не было и Николай не появлялся, почти всегда возникал неотложный вопрос у Анны, и она либо приходила в цех, либо звонила ему, прося зайти в комитет комсомола, где она пристроилась.
   Свидания эти были коротки и деловиты, тем не менее оба уже не могли без них обойтись.
   На этот раз Николай прямо с улицы утром влетел к Анне.
   - Есть новости, - сказал он, как бы извиняясь за раннее посещение.
   - И у меня новости, - приветливо ответила она.
   Николай насторожился.
   - Вы говорили с профессором? - с надеждой спросил он.
   - О шифре? Да, говорила. Но новости не в этом. Тут ничего не вышло. Он заинтересовался вашей таинственной связью с немцем и очень внимательно разбирал буквы. Но ничего придумать не мог, к сожалению. Очень странно все это. Сам писал их тогда на доске, а теперь, как будто впервые их видит. Очевидно, в тот момент он действительно был в бессознательном состоянии. Меня это все больше волнует.
   Николай задумался.
   - Да, странно... А я, признаться, очень рассчитывал на вашу беседу. Теперь не знаю, что делать... А что-то делать надо: вчера я получил новую радиограмму от немца. Там что-то происходит... по-видимому, очень серьезное. Может быть трагическое. Вот, смотрите.
   Он вынул из записной книжки листок бумаги. Анна прочитала:
   "Основные помехи устранены. Ускорьте проверку по переданной ранее схеме расположения диполей. Тогда сообщу новую схему. Антенна сорвана ветром".
   - Антенна сорвана ветром, - повторила вслух Анна. - Хорошо сказано. Сильно... И что же, никаких новых указаний он не дал?
   - Никаких. Да нет, я понимаю, что он и не может их дать, не рискуя провалить весь этот замысел. Того, что он сказал раньше - достаточно. Это какое-то затмение на нас нашло! Вы знаете, я долго не сплю по ночам, все думаю. Чувствую, что не хватает какого-то маленького скачка мысли куда-то в сторону от тех направлений, по которым мы все ищем этот смысл. И я не сомневаюсь, что скачок будет сделан. Но когда?.. Будем думать. А какие у вас новости, Анна Константиновна?
   - Погодите, Николай Арсентьевич... - Анна задумалась, молча сделала несколько шагов по комнате, потом стала прямо перед Николаем.
   - А что, если это провокация? Если вас хотят втянуть в какое-нибудь грязное шпионское дело? Вы думали об этом?
   - Признаться, не приходило в голову... А что они могут сделать?! Ну, предложат мне что-нибудь такое, пошлю их ко всем чертям - и все.
   Анна снова прошлась, подумала
   - Нет. Не так это просто. Я читала кое-что о таких делах. Это - область особых, очень тонких методов и приемов. Вас могут опутать так, что вы этого даже не заметите. Стоит ли рисковать? Не лучше ли сообщить обо всем куда следует, там люди опытные, свяжутся сами с вашим немцем, все выяснят. Да и шифр они разберут, конечно, гораздо скорее, чем мы с вами.
   - К тому же я и обязан это сделать, - согласился Николай. - В самом деле, с того момента, как я понял, что наши разговоры вышли за пределы обычной любительской радиотехники, я должен был по существующим законам прервать эту связь. Но теперь просто прервать - нельзя, я чувствую, что это друг, а не враг. Он действует в нашу пользу, причем в трудных, опасных условиях подполья... Да, сообщить об этом действительно нужно. Иначе меня могут привлечь к ответственности за нарушение правил любительской связи и запретить пользоваться передатчиком. Спасибо, Анна Константиновна, что надоумили. Я сделаю это, как только закончим сушилку; сейчас некогда.
   Анна согласилась нехотя. Все это ей казалось гораздо серьезнее. Она боялась за судьбу Николая и, если бы не сушилка, конечно, настояла бы, чтобы Николай сделал это немедленно, сегодня же...
   Теперь она рассказала о появлении Виклинга, о том, как Ридан, очарованный Николаем, чуть было не отказался от опытного конструктора и как, по ее совету, принял его.
   - Ну, вот и прекрасно! - заключил Тунгусов. - Так и надо было поступить. Теперь профессор не потеряет времени зря, ожидая, когда я смогу ему помочь.
   * * *
   Время шло. Приближался намеченный срок пуска новой сушилки.
   Срок этот, несмотря на всякие задержки, решили выдержать точно во что бы то ни стало: оправдать доверие и помощь наркома каждый считал своим непреложным долгом.
   Понемногу "сушилкина бригада" стала центром внимания всего коллектива фабрики. От нее зависела дальнейшая участь предприятия. Комсомольцы это хорошо понимали и работали с огоньком, стремясь перещеголять друг друга. Увлеченные Тунгусовым, они старались во всем подражать ему и перенимали не только его деловитость и целеустремленность, но и его спокойствие, внешнюю медлительность, за которыми скрывались молниеносные движения мысли и точность работы.
   Анна хорошо видела, каким влиянием пользуется Тунгусов, и тоже все больше поддавалась этому влиянию.
   Монтаж сушилки между тем подходил к концу. В светлом высоком помещении уже вырисовывались контуры оригинального сооружения.
   Из небольшого отверстия в стене вползал ребристой змеей узкий желобок конвейерной ленты. Сначала он шел по свободному пространству длинного помещения на высоте около метра от кафельного пола, огражденный только изящными перильцами, напоминающими палубные перила корабля
   Потом эта ограда сразу расширялась в обе стороны, охватывая уже не только конвейер, но и сигнальные устройства автоматики, расположенные по обе стороны. Тут лента вдруг круто опускалась вниз, захваченная с боков направляющими пазами и, описав полукруг снова поднималась на прежний уровень и уже до конца - до выходного отверстия в противоположной стене - шла горизонтально.
   Здесь, над этими провалом ленты, и должно было происходить самое главное: пачка досок, брус, даже бревно, которые нес конвейер, повисали тут в пространстве, наполненном невидимыми, пронизывающими его насквозь вихрями мощных сил высокочастотного поля.
   Две алюминиевые пластины - лапы огромного конденсатора, будто нацелились с двух сторон, чтобы схватить древесину, которая начнет переползать через провал и окажется как раз между ними. И тогда они будут дрожать, словно от нетерпения, эти хищные лапы.
   Мало кто знал, чего стоило Тунгусову добиться этого дрожания. Оно было нужно: от положения пластин зависело поле высокой частоты, возникающее между ними. Он хорошо знал, как прихотливо это поле. Не один конструктор потерпел поражение, борясь с его капризами. Пусть оно точно рассчитано, пусть по приборам тщательно настроен генератор, отрегулированы накал катодов, напряжение на анодах, частота. Но если вдруг в промежутке между пластинами конденсатора тело, подвергающееся воздействию поля, изменило объем, положение, - в тот же момент меняется емкость, срывается налаженный режим... и снова нужно настраивать всю систему.
   Где уж тут успеть подстраивать и налаживать, когда сквозь это поле безостановочно движется толстое, неровное, грубо очищенное от коры бревно!
   И вот Тунгусов окружил все пространство поля сложной системой тонких, невидимых лучиков Они скользили по поверхности дерева, ощупывая его меняющиеся очертания, а фотоэлементы улавливали их сигналы и, в зависимости от формы и объема вступающего в рабочее пространство материала, меняли настройку, меняли положение конденсаторных ламп, заставляя их "дрожать", расходиться или сближаться, чтобы сохранить нужный для сушки режим поля Даже скорость движения ленты менялась в зависимости от объема древесины, входящей в рабочее пространство.
   Бревно само управляло генератором!
   Все было предельно автоматизировано в этой замечательной установке. Тунгусов утверждал, что только в первое время нужен будет человек, чтобы окончательно проверить правильность монтажа, а потом помещение можно будет закрыть на замок, сырой материал будет сам себя обслуживать, проходя на конвейере из одного отверстия в другое и высушиваясь на ходу. С каждым днём сооружение становилось законченнее, строже, изящнее. Отдельные части его изготовлялись тут же, в другой половине помещения, превращенной в слесарную мастерскую. Вначале они занимали много места, люди теснили друг друга. Теперь, отделанные до конца, отшлифованные, блестящие, эти части занимали свои места, как бы арифметически складывались, входили одна в другую, превращались в нечто новое, целое, - в сумму.
   Становилось просторно. Мастерская понемногу исчезала.
   Конвейер был уже проверен. Несколько десятков бревен проползли сквозь цех, перешагнув полукруг провала.
   Николай ориентировал все сооружение именно на бревна - наиболее рискованный объект сушки. Все остальные формы древесины не представили бы тогда никаких затруднений. Он, как и Федор, смотрел в более широкое будущее этой установки.
   Наконец, привезли лампы. Все, что зависело от "внешних сношений" было уже получено, проверено, заприходовано.
   Николай немедленно поставил лампы на стенд, сооруженный тут же, и начал "гонять" их в разных условиях, на разных режимах. Испытание продолжалось целый день и в этот день не только вся бригада, но и Храпов, и Вольский, и Анна почти не выходили из цеха. Николай, как всегда в таких случаях, действовал молча, никого не обнадеживая. Общее тревожное волнение нарастало, и вечером, достигнув максимума, внезапно упало до нуля, сменившись ликованием, - Николай сказал свое обычное: "все в порядке". Никакой каверзы на этот раз не оказалось. По-видимому, нарком сделал соответствующие выводы и из информации Тунгусова, и из красноречивого инцидента с профессором Акуловым.
   И вот генератор, окутанный густыми металлическими сетками для защиты людей от его опасных излучений, обрел, наконец, свое высокочастотное сердце. Оно еще не билось. Оно еще не было даже теплым. Но уже испытывало на себе журчащий душ водяного охлаждения.
   Утром, приходя в этот новый цех фабрики, Николай уже не устремлялся, как прежде, к очередной детали сооружения, которая в этот момент рождалась из металла в гуле станков. Он отходил в угол к высокому шкафу трансформатора и оттуда глядел на все сооружение внимательно и с волнением, как художник смотрит на свою картину, в которой не хватает еще нескольких мазков. Получается или нет?
   Да, получалось то, чего хотел Тунгусов. Это будет не только машина, которая станет работать, нет, это будет его овеществленная мысль, свидетельство победы человека над непокорными силами природы. И всеми своими внешними формами, движениями, даже звуками она должна отображать это изящное могущество человеческой мысли!..
   Узорный кафель пола около машины уже освободился от густого налета металлической пыли, масла, грязи. Светлое пространство занимало все большую территорию. Комсомольцы перестали курить у конвейера. В углах появились урны.
   Тунгусов прекрасно знал, что через три дня все будет готово, и тогда можно испытывать машину. Но он молчал. И никто не спрашивал об этом. Какое-то молчаливое соглашение заставляло бригаду не говорить о конце, об испытании. Только директор, который заходил теперь каждый день "полюбоваться" сооружением, тревожно спрашивал Тунгусова, почему-то отводя его в сторону:
   - Ну как со сроком? Управитесь?
   - Управимся, - лаконически отвечал Тунгусов. - Когда же думаете?.. Ведь испытать надо заранее, а то мало ли что...
   - Ничего не будет, Тимофей Павлович. И испытаем вовремя, и пустим в срок.
   * * *
   Это случилось неожиданно для всех. Однажды днем, когда бригада сдавала Решеткову только что законченный монтаж вентиляционной системы, Тунгусов подошел к ним, взял Федора за плечо и сказал просто:
   - Ну, что ж, ребята, давайте попробуем!
   Все поняли его сразу и затихли. Одно из заготовленных заранее бревен было положено на лоток конвейера вне помещения.
   Тунгусов и Решетков в последний раз внимательно просмотрели всю установку.
   - Надо позвонить Ане, - тихо полуспросил Федор.
   - Конечно, позвони, - быстро ответил Николай: он как раз в этот момент думал об Анне и почему-то не решался сам вызвать ее.
   Войдя в цех, она сразу поняла все по торжественному виду бригадников, растянувшихся группой вдоль установки, и по позе Тунгусова, стоявшего у пульта генератора по другую сторону конвейера.
   - Хотим попробовать, что у нас получилось, - как-то смущенно произнес Тунгусов и включил рубильник.
   Все остальное произошло само собой. Постепенно стали набухать огнем лампы, спрятанные за решетками экранов; загудели, как ульи, трансформаторы, зашелестела вода; внизу, в провале, над самой лентой конвейера зажужжал пропеллер вентилятора.
   Николай, засунув руки в карманы, следил за стрелками приборов, на которых красными черточками были указаны заранее определенные режимы работы генератора. Стрелки одновременно подошли к заданным пределам.
   В тот же момент, тихо журча роликами, двинулся конвейер. Дверца, закрывшая входное отверстие в стене, отскочила вверх и из-за нее быстро выплыл комель бревна. Но, подойдя к провалу, бревно, как бы испугавшись, почти остановилось и стало медленно, с опаской входить в пространство между трепетавшими пластинами конденсатора.
   Белое облачко пара, срываемое воздушным потоком вверх, в раструб вытяжной трубы, заструилось над угловатым срезом и двинулось, расширяясь и сгущаясь, охватывая все новые участки бревна, входящего в электрическое поле. В конце провала пар иссяк, и толстый комель дерева снова лег на услужливо шмыгнувшие под него звенья конвейера.
   Люди молча следили за всеми этими движениями. Николай, с виду спокойный, испытывал страшное напряжение.
   Он настолько хорошо представлял себе, чувствовал работу своей машины, что в этот решительный момент как бы перевоплотился в нее: в нем самом что-то напрягалось, сжималось, стараясь помочь генератору справиться с задачей - пронизать, опутать силовыми линиями проходящую древесную массу.
   Анна, Федор, комсомольцы, волнуясь, следили то за бревном, то за выражением лица Тунгусова, стараясь по нему узнать, все ли идет так, как нужно.
   Наконец Николай оторвал глаза от удаляющегося ствола и, встретив напряженные вопросительные взгляды, улыбнулся. Это был ответ, которого все ждали.
   Федор не выдержал. Он сорвался с места, обежал кругом через мостик, вскочил на площадку пульта и схватил Николая в объятия. Дружное "ура" оглушило их. И когда Анна, наконец, добралась сквозь строй наседавших на Николая комсомольцев, чтобы пожать ему руку, она ясно почувствовала, что одного только рукопожатия слишком мало, чтобы выразить охвативший ее порыв...
   * * *
   Итак, высокочастотная сушилка была создана и уже действовала! Сырые, едва окоренные бревна до восьми метров длиной, доски и брусья, куски и пачки отобранной "резонансной" древесины спокойно проплывали сквозь рабочее пространство генератора и выходили из цеха высушенными до нужной степени.
   Процесс, который требовал обычно многих суток, теперь совершался на глазах у людей в течение нескольких минут.
   Перед коллективом фабрики, так недавно сидевшим в безысходном тупике, теперь открывался небывалый производственный простор.
   Вот отчего в эти дни лица всех участников этой оригинальной стройки сияли такой задорной и гордой радостью. Победителем чувствовал себя каждый. В самом деле, кому принадлежала победа? Ну, Тунгусов решил научно-техническую проблему. Но ведь это Решетков выкопал Тунгусова и придумал начать дело на их фабрике и "шевелил" потом администрацию. Ничего, конечно, не вышло бы, если бы Храпов и Вольский не начали действовать энергично и не созвали того знаменитого совещания с Витковским, где Анна Ридан предложила обратиться прямо к наркому. А комсомольцы-бригадники?.. О, каждый из них хорошо знал, какая часть машины сделана его руками!
   Победа была общая, коллективная.
   Анна понимала ее крупный общественный смысл. Победа должна рождать другие победы. Открытие нового цеха должно быть торжественным праздником. Пусть будет много гостей, представителей других предприятий, научных кругов, печати. Пусть знают все, как надо побеждать, пусть посмотрят, что они сделали!
   Торжественный пуск нового сушильного цеха состоялся за неделю до срока, обещанного Тунгусовым наркому.
   Сотни три гостей, не считая своих, собрались в театральном зале клуба. Директор открыл заседание, Вольский выступил с докладом о научно-техническом и промышленном значении тунгусовского генератора.
   Тунгусов с частью своей бригады был в цехе, готовясь к демонстрации. Во время доклада Вольского прибыл нарком в сопровождении Витковского и еще нескольких товарищей из наркомата. Анна встретила их и привела прямо в цех.
   Здесь произошла третья встреча Тунгусова с наркомом.
   Войдя в ярко освещенный цех, нарком остановился в изумлении и красноречиво развел руками. Он ожидал увидеть здесь обычную опытную установку заводского изобретателя, скромную и кустарную, интересную по своей сути, но требующую еще соответствующего оформления для массового производства.
   А тут перед ним сверкало изящной композицией частей, блеском отделки большое, совершенное произведение инженерного искусства. В нем ясно ощущалась гармония между производственным смыслом машины, где основную работу совершала сама энергия непосредственно и незримо, без грубых механических усилий, натужных звуков и что-то сокрушающих инструментов, и внешними формами ее компактного тела с его пульсирующей энергией, гибкими движениями конвейера и нежным журчанием водяных струй.
   С минуту нарком стоял молча, слегка прищурив глаза, откровенно любуясь невиданной машиной.
   Он знал уже - ему рассказал по телефону Храпов - о том, что все расчеты инженера целиком оправдались, знал производственные показатели работы машины, автоматику - теперь он видел ее!
   Вce замолкли. Недвижимый Тунгусов у дальнего конца конвейера следил за выражением лица наркома. Наконец, взгляды их встретились.
   Стремительно и одновременно они направились навстречу друг другу. Сжав руку инженера, нарком привлек его к себе и крепко поцеловал.
   - Я был уверен, что так будет, - сказал он. - Спасибо, товарищ Тунгусов!
   - Нет, это вам спасибо! Если бы не вы, товарищ нарком, нам не удалось бы ничего сделать. Половина успеха принадлежит вам, а половина - всем нам...
   Разговор прервался, гости знакомились с Тунгусовым, с Решетковым, он представил им свою бригаду, смущенную оказанным ей вниманием.
   Немного спустя появились профессор Ридан с Наташей Девушка незаметно проскользнула в цех за профессором, но её тотчас же заметил Федор. Анна познакомила их, и с этого момента внимание главы бригады странным образом стало двоиться, распределяясь поровну между Наташей и всеми остальными людьми и событиями.
   Все были в сборе, и Тунгусов, вкратце объяснив устройство сушилки, приступил к демонстрации ее работы. Гости расположились вдоль свободной стены цеха и затихли.
   Снова повторился весь процесс сушки. Но теперь Тунгусов ушел с пульта и присоединился к зрителям. Никто не управлял машиной, никто не следил за показаниями приборов.
   Автоматика вела процесс.
   И когда дверца выходного отверстия захлопнулась за выскользнувшим из цеха огромным древесным стволом, взоры всех снова устремились к конструктору, и рукоплескания разорвали тишину.
   Почетных гостей пригласили в клуб. К этому времени Вольский кончил доклад, и был объявлен перерыв. Все сидевшие в зале, разделившись на четыре группы, осмотрели цех и увидели работу машины.
   Минут через сорок заседание возобновилось.
   Возбужденная только что увиденным зрелищем, публика заняла места. Кто-то потребовал, чтобы все участники создания сушилки вышли на сцену, и собрание дружно поддержало это требование. Они были избраны в почетный президиум. Тут же взял слово директор.
   - Предлагаю, - сказал он, - избрать и товарища наркома, как активного участника нашей работы, обеспечившего ее успех.