Страница:
— Так что ты смог узнать обо всем этом? Знаешь ли ты, к добру ли это? И что за дело было у Амока?
Морэм взглянул на него и улыбнулся поверх Крилла.
— Может сядешь, друг мой? Тебе предстоит многое услышать, и будет лучше, если ты чуть расслабишься.
— Я не устал, — сказал Неверящий, явно кривя душой. В следующее мгновение он упал в кресло. Морэм тоже присел и увидел, что Кавинант сидит строго напротив, так, что Крилл по-прежнему находится между ними. Это взаимное расположение обеспокоило его, но он не смог придумать никакого другого способа помочь Кавинанту говорить и слушать. Он остался на своем месте и сосредоточился на том, чтобы понять, что же загорожено от его зрения сиянием Крилла.
— Нет, я не понимаю меч Лорика, и я не могу вытащить его из стола. Я, конечно, могу извлечь его, разбив камень, но ни к чему это не приведет. Мы не приобретем никаких знаний — у нас будет лишь оружие, но мы не будем знать, как с ним обращаться. Если Крилл будет освобожден именно так, толку от этого не будет никакого. Эта сила нам внове. И мы не хотим портить дерево или камень, во имя чего бы это ни совершалось. А что же касается Амока, я оставлю этот вопрос открытым.
Аматин может ответить на него лучше.
— Я спросил тебя.
— Возможно, — сказал Морэм, — он был создан Кевином для защиты Крилла. Возможно сила, заключенная в нем, настолько опасна, что, попади она в безумные или невежественные руки, наделает немало бед. Если это так, то возможно, что цель Амока — предупредить нас от использования этой силы без соответствующих знаний.
— В твоих устах это звучит как-то неправдоподобно. И это неправда. Или ты не слышал, как он сказал: «Я не послужил своей цели»?
— Возможно он понял, что мы слишком слабы чтобы вернуть Крилл к жизни, и значит вообще бессильны использовать его как на доброе, так и на злое.
— Хорошо, забудь это. Просто забудь, что это еще одна вещь, которую я сделал, не имея представления — как. Пусть все остается по-прежнему. Почему ты думаешь, что за всей этой неразберихой не стоит Кевин Расточитель Страны, который предвидел все, что вы будете делать, и создал для вас дополнительные руководства, как некий патриарх? Нет, забудь это. Я знаю это лучше, несмотря на то, что у меня прошло всего несколько недель за те сорок лет, которые вы ломали над этим голову.
Скажи мне вот что. Что же такого особого есть в Учении Кевина? Почему вы так горячо следуете за ним? Если тебе нужна сила, почему ты не пойдешь и не поищешь ее сам вместо того, чтоб тратить зря время и силы целых поколений порядочных людей на пару никому непонятных Заветов? Хотя бы во имя здравомыслия, Морэм, если не ради явно прагматической пользы?
— Юр-Лорд, ты превосходишь меня, я слушаю тебя, и мне кажется, что я был слеп и мертв. — Меня заботит не это. Скажи мне — почему.
— Это не трудно — причина очевидна. Здесь есть Земная Сила, которая не считается с нашим мастерством или пользой. Здесь есть Страна. И есть здесь погибель и несчастье — Камень Иллеарт. И Презирающий — тоже здесь, сопротивляемся ли мы ему или нет. О, как я могу говорить об этом? Иногда, мой друг, самые простые и ясные причины труднее всего определить. — Он замолчал на мгновение, чтобы подумать. Но сквозь тишину он ощутил подъем волнения, словно Кавинант цепляется к словам между ними и пытается растащить их. Морэм продолжил излагать свой ответ, однако не считая его уже удовлетворительным.
— Рассмотрим это так. Изучение Учения Кевина — это единственное, что мы можем принять. Ты, конечно, понимаешь, что мы не можем надеяться, что земля сама заговорит с нами, как это было с Береком Полуруким. Такое не происходит дважды. Поэтому неважно, насколько мы храбры или насколько сильно наше желание; этот путь не сможет еще раз спасти Страну. Земная Сила все ж остается, чтоб быть использованной во благо Страны — если мы будем в состоянии это делать. Но мощь… Обладание любой мощью всегда ужасно. Она не может оградить себя от зла или неправильного использования. Как ты сказал, мы можем и сами попытаться подчинить себе Земную Силу. Но риск при этом слишком велик.
Юр-Лорд, мы приняли клятву Мира, а она не терпит компромиссов. Вспомни — прости, мой друг, но я приведу тебе понятный пример, — вспомни судьбу супруги Трелла Этиаран. Она осмелилась использовать силу, которая была слишком велика для нее, и была уничтожена. А результаты могли быть куда хуже. Она могла уничтожить и других или причинить Стране вред. Как можем мы, Лорды, принесшие клятву сохранять здоровье и красоту Страны, оправдывать такой риск?
Нет, мы должны действовать по-другому. Если мы хотим поставить Силу на службу защиты Страны, не причиняя Стране вреда, мы должны уметь управлять ею. Для этой цели Кевин и создал свои Заветы — чтоб те, кто придет следом за ним, управляли силой мудро.
— Надо же! — воскликнул Кавинант. — Посмотрите, какое он сделал благо. Адский огонь! Представь, что ты смог разгадать или тебе подвернулась удача или просто случай завладеть всеми Семью Заветами и постичь их, и тогда получится так, что — кровавое проклятье! — что всеми почитаемый, старый, мертвый Кевин даст в твои руки секрет Ритуала Осквернения! И это — окажется твоим последним шансом остановить Фаула в войне — снова! Как ты сможешь растолковать это людям, которые появятся здесь опять только через тысячу лет потому лишь, что ты не смог предотвратить повторения истории? Или ты думаешь, что когда придет кризис, ты как-нибудь сотворишь нечто лучшее, чем Кевин?
Он говорил холодно, быстро, но скрытая надуманность в голосе подсказала Морэму, что не это занимает главное место в его мыслях. Казалось, он хотел проверить Лорда, проведя его сквозь круг вопросов. Морэм отвечал осторожно, надеясь успокоить Кавинанта, не сделав ошибок.
— Мы знаем, что нам угрожает. Мы знаем это с тех пор, как великаны вручили нам Первый Завет. И потому мы дали клятву Мира — и сохраним ее, чтобы никогда более отчаяние не повредило ни жизни, ни Стране. И если мы придем к состоянию, когда должны будем совершить осквернение или быть разгромленными, мы будем воевать, пока не будем разгромлены. Судьба Земли будет в других руках.
Для меня это вполне естественно, но это трудно для тебя. Только обладая этим Белым Золотом можно строить планы по искоренению всего, что мешало нам до этого, — если только не учитывать тот факт, что оно бесполезно. До этого не было силы столь значительной, чтобы в случае отчаяния ее было достаточно, чтобы уничтожить всю Страну, если ты этого захочешь.
— Однако сейчас Фаул может взять мое кольцо — или я сам могу использовать его против вас — однако при этом спасти вас я не могу. Руки Кавинанта дернулись на столе, словно кто-то ощупывал его.
Пальцы переплелись, подвигались, а потом бесцельно постучали по столу.
— Хорошо, забудь это тоже. Пойдем дальше. Я еще вернусь к этому.
Так как ты, во имя всех богов, собираешься воевать — воевать, Морэм, а не фехтовать — с ордами пещерников и юр-вайлов, когда каждый, кто способен держать меч, дал эту клятву Мира? Или ты знаешь как воевать без крови?
Морэм хотел сказать, что Кавинант слишком далеко зашел в своих обвинениях, но подрагивание ладоней подсказало ему, что Кавинант оскорблен больше собой, чем Страной или Лордами. Это подбодрило его, и он продолжил.
— Убийство, мой друг, всегда отвратительно. И то, что мы не можем его избежать — наша слабость. Но я напомню тебе еще кое-что. Ты слышал Кодекс Берека — одну из частей клятвы Мира. Там говорится:
Не порань, где достаточно удержать,
Не изувечь, где достаточно поранить,
Не убей, где достаточно изувечить.
Величайший воин — тот, который
Обходится без убийств.
И ты слышал, как Лорд Протхолл сказал, что Стране не могут служить те, кто понапрасну проливает кровь. Этим он выразил суть клятвы.
Мы сделаем все, что сможем, чтоб защитить Страну. Но мы не сделаем ничего Стране, нашим врагам, нам самим, движимыми черными страстями, болью или жаждой смерти. Понятно это, Юр-Лорд? Если нам придется сражаться и, да, убивать, то при этом мы будем только защищаться, так что никогда не станем подобны нашему Врагу. Именно в этом Кевин Расточитель Страны потерпел неудачу — он был ослаблен презрением, которое является силой лишь для Презирающего.
Нет, мы должны воевать только для того, чтобы спасти или освободить себя от зла, но не принимать при этом в себя зло, как поступил Кевин — и проиграл. А если мы будем вредить друг другу или Стране или ненавидеть наших врагов — то не наступит рассвет после ночи этого поражения.
— Это все софистика.
— Софистика? Я не знаю такого слова.
— Удобная аргументация чтобы обосновать то, что ты уже заранее решил. Рационализация. Война — другое название мира. А когда ты воткнешь меч в врага, ты всего лишь порежешь его плоть, и кровь его по-прежнему будет иметь такие же права на существование, как и твоя.
— Неужели ты действительно считаешь, что нет никакой разницы в том, что бороться ли за уничтожение Страны или за сохранение?
— Разница!? А что с ней делать? В любом случае это будет убийство. Но не это важно. Забудь и это. Ты сделал хорошую работу. Если я не нашел в твоих ответах дыр лучше этой, мне остается только закончить все… — Его руки затряслись и он убрал их под стол. — Закончить все смертью, вот как.
Откинувшись в кресле, Кавинант гнетуще замолчал. Морэм почувствовал напряженность между ними и решил, что пришло время ему задавать вопросы. Выговорив для успокоения про себя Семь Слов, он добро сказал:
— Ты озабочен, друг мой. Трудно отказать Высокому Лорду, не так ли?
— Что? — осекся Кавинант. Но спустя момент он простонал:
— Да.
Да, это так. Но дело не в этом. Трудно отказать и всей Стране. Я понял это с самого начала. — Он помолчал и сказал:
— Знаешь, что она сделала вчера? Она взяла меня на нагорье встретиться с Освободившимся, с человеком, объясняющим сны. Я пробыл там день или больше… но ты пророк и предсказатель — и я не хотел говорить тебе о нем. Ты, наверное, сам ходил туда чаще чем кто-либо другой, — если только обычные люди вообще его посещают, если они могут выслушивать ту неуважительность и смех, и ничего больше. Так что ты наверное знаешь, на что это похоже. Ты знаешь, как он накладывает руки на твои глаза и держит в подчинении и разлагает по косточкам… Но ты — пророк и предсказатель. Возможно, ты знаешь, что он мне сказал.
— Нет, — тихо ответил Морэм.
— Он сказал… Адский огонь! — он потряс головой, словно выливал воду из ушей. — Он сказал, что то, что мне снится — это действительно правда. Он сказал, что я очень удачлив. Он сказал, что люди с такими снами — истинные враги Злобы; и вмешивается в это не Закон, Посох Закона не может заставить Фаула воевать с этим — нет, это Дикая Магия и сны против Злобы. — На мгновение воздух вокруг него был пропитан негодованием. — И еще он сказал, что сам я не верю этому своему сну. Это мне очень помогло. Я хотел лишь узнать, кто я — герой или трус?
— Нет, не пытайся ответить на такой вопрос. Это не тебе решать. Морэм улыбнулся, чтоб разубедить Кавинанта, но тот продолжил:
— Во всяком случае, я обрел уверенность в том, что это стоящее дело. Хотя это не совсем то, чего люди хотят от меня получить.
Зондируя снова, Морэм сказал:
— Может быть. Но я этого не вижу.
Ты не показываешь нам, что веришь, наоборот — только неверие. Если это и вера, то не вера в, а вера против. Кавинант вскочил на ноги, как если бы его ужалили:
— Вот с этим я не согласен! То, что я не подтверждаю Страну или что бы там ни было, фанатично отстаивая с пеной у рта шанс видеть подобно Трою, не означает, — предполагая, что есть какой-то род справедливости в ярлыках и названиях, которые люди расклеивают вокруг, — предполагая, что вы можете дать какое-то имя для всего этого бескишочного, — не означает, что я не могу доказать это даже самому себе. Вовсе не это означает мое Неверие. — Так что же оно означает?
— Оно означает… — На мгновение Кавинант остановился, ища слова. Затем он подался вперед и закрыл от себя сияние Крилла руками, чтобы тот не слепил его глаза. Голосом, неожиданно резким, с покрасневшим лицом и навертывающимися слезами, он прокричал:
— Оно означает, что я пытаюсь воздержаться… пытаюсь не доверять никому… пытаюсь сохранять что-то для самого себя. И при этом не знаю — почему!
Он откинулся назад и склонил голову, спрятав ее в руках, словно опечалившись.
— Почему? — мягко произнес Морэм. — Это не такой уж и сложный вопрос, куда сложнее объяснить как. Некоторые наши легенды намекают на один ответ. Они рассказывают о начале Земли, почти сразу после того, как началось Время, когда Создатель обнаружил, что его брат и Враг, Презирающий, испортил его творение, поместив зло глубоко в сути Земли. В боли и горечи, Создатель поверг врага с небес на Землю и заключил его там Аркой Времени. Так, как гласит легенда, к нам пришел Лорд Фаул.
Говоря, он заметил, что не отвечает на вопрос Кавинанта — вопрос имел другую направленность, которая была ему не понятна. Но он продолжил, предлагая Кавинанту единственный ответ, которым обладал:
— Нам теперь ясно, почему Лорд Фаул страстно желает отомстить брату, Создателю. И наконец, после веков ненужных войн, продолжающихся от злобы, от желания отомстить людям, раз уж нельзя отомстить Создателю, Лорд Фаул понял, как достичь своей цели, разрушить Арку Времени, завершить свое заточение и вернуться в запретный дом, во имя зла и горя. Когда Посох Закона, потерянный Кевином при Осквернении, попал в его руки, он получил шанс навести мост между мирами — шанс доставить в Страну Белое Золото.
— Скажу просто: цель Фаула — повелевать Дикой Магией — Поскольку эта сила — якорь Арки Времени, которая охватывает и управляет временем — и с ее помощью привести Время к концу, и так избавиться от заключения и распространить свое влияние повсюду во вселенной. Чтобы сделать это, он должен победить тебя, вырвать Белое Золото из твоих рук. Тогда вся Страна и вся Земля неизбежно падут.
Кавинант поднял голову, и Морэм попытался предупредить следующий вопрос:
— Но как? — как Презирающий собирается достичь этой цели? О, этого я не знаю. Он будет выбирать пути так похожие на наши собственные, что нам будет очень трудно им сопротивляться. Мы даже не способны различить их, пока лишены всякой помощи — кроме тебя, — независимо, помогаешь ты нам или нет.
— Но почему? Почему именно я?
Снова Морэм почувствовал, что его ответ не соответствует вопросу Кавинанта. Но он предложил его потому, что это было единственное, что он мог предложить в качестве ответа своему мучающемуся посетителю.
— Друг мой, это в моем сердце, что тебя выбрал Создатель. Это наша надежда. Фаул научил Друла как осуществить вызов, потому что мечтал о Белом Золоте. Но Посох Закона был в руках Друла, а не Фаула. И Презирающий не мог контролировать, кого вызывать. И если ты был все же как-то выбран, то выбран был Создателем.
— Слушай. Он — Создатель, творец Земли. Как он может оставаться равнодушным, видя свое творение разрушаемым? Но при этом он не может протянуть нам руку помощи. Таков закон Времени. Если он потревожит Арку чтобы коснуться Страны своей силой, Время придет к концу и Презирающий освободится. Поэтому только мы сами должны сопротивляться везде Лорду Фаулу. С твоей помощью, друг. — Адский огонь! — пробормотал Кавинант.
— Это все, что ты должен понять. Он не может озарить тебя, чтоб научить или помочь, потому же, почему и нас. Точно так же он не может озарить, научить и помочь тебе в твоем мире. Ибо если он сделает это, то ты будешь несвободен. Ты станешь его инструментом, и твое присутствие здесь разрушит Арку Времени, освободит Злобу. Итак, ты выбран. Создатель верит, что твоя сила и добро и воля спасут нас .т гибели. Если же он не прав, он вложил оружие разрушения своего творения в руки Лорда Фаула.
После долгого молчания, Кавинант произнес:
— Адский риск.
— Да, но он — Создатель. Как может он поступить иначе?
— Он может все уничтожить и попробовать снова. Но я подозреваю, ты не думаешь, что боги настолько смиренны. Или вы называете это надменностью — уничтожать? Впрочем, не важно. Мне показалось, что не все Лорды верят во вмешательство Создателя так, как ты.
— Это так. Но ты пришел ко мне, и я ответил, как мог. — Я знаю. Не обращай внимания. Но скажи, как бы ты поступил на моем месте?
— Нет, — Морэм передвинул стул так, чтоб видеть лицо Кавинанта.
Уставившись в его колеблющиеся от сияния Крилла черты, он сказал: На это я не отвечу. Что я могу предложить? Сила — страшная вещь. Я не могу помочь тебе с ответом. И даже себе не могу.
Растерянность на лице Кавинанта мгновенно растворилась в заинтересованности. Но он не заговорил, и Морэм решил рискнуть задать еще один вопрос:
— Томас Кавинант, почему ты так заботишься об этом? Что тебя волнует? Ты говоришь, что Страна — это твой сон, иллюзия, и у нас нет реальной жизни. Тогда не обращай на все это внимания. Принимай это за сон и смейся над нами. А когда ты проснешься, то освободишься от нас.
— Нет, — сказал Кавинант. — Я узнал кое-что из того, что ты мне сказал — и начал понимать. Слушай. Весь кризис здесь — отражение борьбы во мне самом. Черт, я болел проказой так долго, что начал уже полагать, что отношение людей к прокаженным является вполне оправданным.
Таким образом, я становлюсь своим собственным врагом, своим собственным Презирающим — действующим против самого себя, когда я пытаюсь остаться живым и быть при этом в согласии с людьми, которые так этому мешают. Вот почему мне снится это. Очищение. Разрешить дилемму подсознательно так, чтобы проснувшись я был готов к борьбе.
Он внезапно встал и оглядел покои Морэма расширившимися глазами.
— Конечно. Это так. Почему это не пришло мне в голову раньше? Я убеждал себя, что это все попытка к бегству, самоубийство. Но это не так, вовсе не так. Не только для того, чтобы забыть все те привычки, что сохраняют мне жизнь. Это лечение сном.
Но гримаса боли снова исказило его лицо.
— Адский огонь! — воскликнул он. — Все это похоже на тот роман, который мне пришлось сжечь… Наоборот, когда я сам пылал изобилием идей романа… Когда у меня еще был роман, чтобы его сжечь!
Морэм услышал болезненную перемену в тоне Кавинанта и пытался постичь собеседника. Но это уже не было нужно: Кавинант потерял направленность своих вопросов, словно цель их затерялась где-то в покоях Морэма. Он остановился возле Лорда, глядя не отрываясь на Крилл. Его голос дрожал:
— Я не верю этому. Это — просто иной путь к легкой смерти. А я и так уже знаю их слишком много.
Казалось, он споткнулся, хотя все еще продолжал стоять. Он нагнулся вперед и схватил Морэма за плечи. Так он стоял мгновение, уткнувшись лбом в грудь Морэма, пока тот не опустил его в кресло. — Ох, мой друг, как мне помочь тебе? Я не понимаю.
Губы Кавинанта дрожали, но с видимым усилием он снова овладел своим голосом.
— Я просто устал. Я не ел со вчерашнего дня. Этот Освободившийся меня вымотал. Немного еды было бы совсем неплохо.
Возможность что-либо сделать для Кавинанта придала Морэму уверенности. Он быстро принес гостю флягу с весенним вином. Кавинант стал пить его так, словно внутри у него была засуха, и Морэм снова ушел в соседнюю комнату поискать пищу.
Когда он клал на поднос хлеб, сыр и виноград, он услышал резкий, далекий выкрик. Голос кричал его имя с настойчивостью, которая наполнила его сердце ужасом. Он поставил поднос, поспешил открыть дверь своих покоев. Во внезапно открывшемся свечении поверхности пола зала он увидел воина, стоящего на одном из балконов, высоко над ним. Воин был еще молодым человеком — слишком молодым для пушечного мяса, быстро подумал Морэм, — который потерял контроль над собой.
— Лорд Морэм! — кричал он. — Приходи! Сейчас! В палату Совета!
— Стоп! — властный голос Морэма привел воина в себя. Он вздрогнул, застыл, прекратил бессвязные выкрики. Увидев, что он взял себя в руки, Морэм продолжил более мягко:
— Я слушаю тебя. Говори!
— Высокий Лорд просит тебя прибыть в палату Совета Лордов как можно скорее. Прибыл курьер из Равнин Ра. Серый Убийца приближается. — Война? — Морэм говорил мягко, чтобы скрыть резкое волнение крови. — Да, Лорд Морэм.
— Пожалуйста скажи Высокому Лорду, что… что я слышал тебя. Двигаясь осторожно, Морэм вернулся к Кавинанту. Неверящий встретил его взгляд горящим, решительным взором, словно его череп был расколот между глазами. Морэм спросил просто:
— Ты пойдешь?
Кавинант отвел взгляд и сказал:
— Скажи мне, как ты смог уйти… когда Опустошитель поймал тебя возле Яслей Фаула?
Морэм сознательно ответил спокойно, без испуга, который в его играющих золотом глазах выглядел как угроза.
— Стражи Крови были убиты. Но когда Опустошитель самадхи прикоснулся ко мне, он узнал кое-что обо мне, как и я узнал о нем. И он был обескуражен.
Мгновение Кавинант не двигался. Затем опустил свой взгляд. Он осторожно поставил флягу на стол рядом с Криллом, подергал себя несколько мгновений за бороду, затем вскочил на ноги. На взгляд Морэма он выглядел как тонкая свеча на ветру — хрупким, ломким и безнадежным.
— Да, — сказал он — Елена просила меня о том же. Для общей пользы я тоже пойду.
Он неуклюже шагнул наружу, на светящийся пол.
Морэм взглянул на него и улыбнулся поверх Крилла.
— Может сядешь, друг мой? Тебе предстоит многое услышать, и будет лучше, если ты чуть расслабишься.
— Я не устал, — сказал Неверящий, явно кривя душой. В следующее мгновение он упал в кресло. Морэм тоже присел и увидел, что Кавинант сидит строго напротив, так, что Крилл по-прежнему находится между ними. Это взаимное расположение обеспокоило его, но он не смог придумать никакого другого способа помочь Кавинанту говорить и слушать. Он остался на своем месте и сосредоточился на том, чтобы понять, что же загорожено от его зрения сиянием Крилла.
— Нет, я не понимаю меч Лорика, и я не могу вытащить его из стола. Я, конечно, могу извлечь его, разбив камень, но ни к чему это не приведет. Мы не приобретем никаких знаний — у нас будет лишь оружие, но мы не будем знать, как с ним обращаться. Если Крилл будет освобожден именно так, толку от этого не будет никакого. Эта сила нам внове. И мы не хотим портить дерево или камень, во имя чего бы это ни совершалось. А что же касается Амока, я оставлю этот вопрос открытым.
Аматин может ответить на него лучше.
— Я спросил тебя.
— Возможно, — сказал Морэм, — он был создан Кевином для защиты Крилла. Возможно сила, заключенная в нем, настолько опасна, что, попади она в безумные или невежественные руки, наделает немало бед. Если это так, то возможно, что цель Амока — предупредить нас от использования этой силы без соответствующих знаний.
— В твоих устах это звучит как-то неправдоподобно. И это неправда. Или ты не слышал, как он сказал: «Я не послужил своей цели»?
— Возможно он понял, что мы слишком слабы чтобы вернуть Крилл к жизни, и значит вообще бессильны использовать его как на доброе, так и на злое.
— Хорошо, забудь это. Просто забудь, что это еще одна вещь, которую я сделал, не имея представления — как. Пусть все остается по-прежнему. Почему ты думаешь, что за всей этой неразберихой не стоит Кевин Расточитель Страны, который предвидел все, что вы будете делать, и создал для вас дополнительные руководства, как некий патриарх? Нет, забудь это. Я знаю это лучше, несмотря на то, что у меня прошло всего несколько недель за те сорок лет, которые вы ломали над этим голову.
Скажи мне вот что. Что же такого особого есть в Учении Кевина? Почему вы так горячо следуете за ним? Если тебе нужна сила, почему ты не пойдешь и не поищешь ее сам вместо того, чтоб тратить зря время и силы целых поколений порядочных людей на пару никому непонятных Заветов? Хотя бы во имя здравомыслия, Морэм, если не ради явно прагматической пользы?
— Юр-Лорд, ты превосходишь меня, я слушаю тебя, и мне кажется, что я был слеп и мертв. — Меня заботит не это. Скажи мне — почему.
— Это не трудно — причина очевидна. Здесь есть Земная Сила, которая не считается с нашим мастерством или пользой. Здесь есть Страна. И есть здесь погибель и несчастье — Камень Иллеарт. И Презирающий — тоже здесь, сопротивляемся ли мы ему или нет. О, как я могу говорить об этом? Иногда, мой друг, самые простые и ясные причины труднее всего определить. — Он замолчал на мгновение, чтобы подумать. Но сквозь тишину он ощутил подъем волнения, словно Кавинант цепляется к словам между ними и пытается растащить их. Морэм продолжил излагать свой ответ, однако не считая его уже удовлетворительным.
— Рассмотрим это так. Изучение Учения Кевина — это единственное, что мы можем принять. Ты, конечно, понимаешь, что мы не можем надеяться, что земля сама заговорит с нами, как это было с Береком Полуруким. Такое не происходит дважды. Поэтому неважно, насколько мы храбры или насколько сильно наше желание; этот путь не сможет еще раз спасти Страну. Земная Сила все ж остается, чтоб быть использованной во благо Страны — если мы будем в состоянии это делать. Но мощь… Обладание любой мощью всегда ужасно. Она не может оградить себя от зла или неправильного использования. Как ты сказал, мы можем и сами попытаться подчинить себе Земную Силу. Но риск при этом слишком велик.
Юр-Лорд, мы приняли клятву Мира, а она не терпит компромиссов. Вспомни — прости, мой друг, но я приведу тебе понятный пример, — вспомни судьбу супруги Трелла Этиаран. Она осмелилась использовать силу, которая была слишком велика для нее, и была уничтожена. А результаты могли быть куда хуже. Она могла уничтожить и других или причинить Стране вред. Как можем мы, Лорды, принесшие клятву сохранять здоровье и красоту Страны, оправдывать такой риск?
Нет, мы должны действовать по-другому. Если мы хотим поставить Силу на службу защиты Страны, не причиняя Стране вреда, мы должны уметь управлять ею. Для этой цели Кевин и создал свои Заветы — чтоб те, кто придет следом за ним, управляли силой мудро.
— Надо же! — воскликнул Кавинант. — Посмотрите, какое он сделал благо. Адский огонь! Представь, что ты смог разгадать или тебе подвернулась удача или просто случай завладеть всеми Семью Заветами и постичь их, и тогда получится так, что — кровавое проклятье! — что всеми почитаемый, старый, мертвый Кевин даст в твои руки секрет Ритуала Осквернения! И это — окажется твоим последним шансом остановить Фаула в войне — снова! Как ты сможешь растолковать это людям, которые появятся здесь опять только через тысячу лет потому лишь, что ты не смог предотвратить повторения истории? Или ты думаешь, что когда придет кризис, ты как-нибудь сотворишь нечто лучшее, чем Кевин?
Он говорил холодно, быстро, но скрытая надуманность в голосе подсказала Морэму, что не это занимает главное место в его мыслях. Казалось, он хотел проверить Лорда, проведя его сквозь круг вопросов. Морэм отвечал осторожно, надеясь успокоить Кавинанта, не сделав ошибок.
— Мы знаем, что нам угрожает. Мы знаем это с тех пор, как великаны вручили нам Первый Завет. И потому мы дали клятву Мира — и сохраним ее, чтобы никогда более отчаяние не повредило ни жизни, ни Стране. И если мы придем к состоянию, когда должны будем совершить осквернение или быть разгромленными, мы будем воевать, пока не будем разгромлены. Судьба Земли будет в других руках.
Для меня это вполне естественно, но это трудно для тебя. Только обладая этим Белым Золотом можно строить планы по искоренению всего, что мешало нам до этого, — если только не учитывать тот факт, что оно бесполезно. До этого не было силы столь значительной, чтобы в случае отчаяния ее было достаточно, чтобы уничтожить всю Страну, если ты этого захочешь.
— Однако сейчас Фаул может взять мое кольцо — или я сам могу использовать его против вас — однако при этом спасти вас я не могу. Руки Кавинанта дернулись на столе, словно кто-то ощупывал его.
Пальцы переплелись, подвигались, а потом бесцельно постучали по столу.
— Хорошо, забудь это тоже. Пойдем дальше. Я еще вернусь к этому.
Так как ты, во имя всех богов, собираешься воевать — воевать, Морэм, а не фехтовать — с ордами пещерников и юр-вайлов, когда каждый, кто способен держать меч, дал эту клятву Мира? Или ты знаешь как воевать без крови?
Морэм хотел сказать, что Кавинант слишком далеко зашел в своих обвинениях, но подрагивание ладоней подсказало ему, что Кавинант оскорблен больше собой, чем Страной или Лордами. Это подбодрило его, и он продолжил.
— Убийство, мой друг, всегда отвратительно. И то, что мы не можем его избежать — наша слабость. Но я напомню тебе еще кое-что. Ты слышал Кодекс Берека — одну из частей клятвы Мира. Там говорится:
Не порань, где достаточно удержать,
Не изувечь, где достаточно поранить,
Не убей, где достаточно изувечить.
Величайший воин — тот, который
Обходится без убийств.
И ты слышал, как Лорд Протхолл сказал, что Стране не могут служить те, кто понапрасну проливает кровь. Этим он выразил суть клятвы.
Мы сделаем все, что сможем, чтоб защитить Страну. Но мы не сделаем ничего Стране, нашим врагам, нам самим, движимыми черными страстями, болью или жаждой смерти. Понятно это, Юр-Лорд? Если нам придется сражаться и, да, убивать, то при этом мы будем только защищаться, так что никогда не станем подобны нашему Врагу. Именно в этом Кевин Расточитель Страны потерпел неудачу — он был ослаблен презрением, которое является силой лишь для Презирающего.
Нет, мы должны воевать только для того, чтобы спасти или освободить себя от зла, но не принимать при этом в себя зло, как поступил Кевин — и проиграл. А если мы будем вредить друг другу или Стране или ненавидеть наших врагов — то не наступит рассвет после ночи этого поражения.
— Это все софистика.
— Софистика? Я не знаю такого слова.
— Удобная аргументация чтобы обосновать то, что ты уже заранее решил. Рационализация. Война — другое название мира. А когда ты воткнешь меч в врага, ты всего лишь порежешь его плоть, и кровь его по-прежнему будет иметь такие же права на существование, как и твоя.
— Неужели ты действительно считаешь, что нет никакой разницы в том, что бороться ли за уничтожение Страны или за сохранение?
— Разница!? А что с ней делать? В любом случае это будет убийство. Но не это важно. Забудь и это. Ты сделал хорошую работу. Если я не нашел в твоих ответах дыр лучше этой, мне остается только закончить все… — Его руки затряслись и он убрал их под стол. — Закончить все смертью, вот как.
Откинувшись в кресле, Кавинант гнетуще замолчал. Морэм почувствовал напряженность между ними и решил, что пришло время ему задавать вопросы. Выговорив для успокоения про себя Семь Слов, он добро сказал:
— Ты озабочен, друг мой. Трудно отказать Высокому Лорду, не так ли?
— Что? — осекся Кавинант. Но спустя момент он простонал:
— Да.
Да, это так. Но дело не в этом. Трудно отказать и всей Стране. Я понял это с самого начала. — Он помолчал и сказал:
— Знаешь, что она сделала вчера? Она взяла меня на нагорье встретиться с Освободившимся, с человеком, объясняющим сны. Я пробыл там день или больше… но ты пророк и предсказатель — и я не хотел говорить тебе о нем. Ты, наверное, сам ходил туда чаще чем кто-либо другой, — если только обычные люди вообще его посещают, если они могут выслушивать ту неуважительность и смех, и ничего больше. Так что ты наверное знаешь, на что это похоже. Ты знаешь, как он накладывает руки на твои глаза и держит в подчинении и разлагает по косточкам… Но ты — пророк и предсказатель. Возможно, ты знаешь, что он мне сказал.
— Нет, — тихо ответил Морэм.
— Он сказал… Адский огонь! — он потряс головой, словно выливал воду из ушей. — Он сказал, что то, что мне снится — это действительно правда. Он сказал, что я очень удачлив. Он сказал, что люди с такими снами — истинные враги Злобы; и вмешивается в это не Закон, Посох Закона не может заставить Фаула воевать с этим — нет, это Дикая Магия и сны против Злобы. — На мгновение воздух вокруг него был пропитан негодованием. — И еще он сказал, что сам я не верю этому своему сну. Это мне очень помогло. Я хотел лишь узнать, кто я — герой или трус?
— Нет, не пытайся ответить на такой вопрос. Это не тебе решать. Морэм улыбнулся, чтоб разубедить Кавинанта, но тот продолжил:
— Во всяком случае, я обрел уверенность в том, что это стоящее дело. Хотя это не совсем то, чего люди хотят от меня получить.
Зондируя снова, Морэм сказал:
— Может быть. Но я этого не вижу.
Ты не показываешь нам, что веришь, наоборот — только неверие. Если это и вера, то не вера в, а вера против. Кавинант вскочил на ноги, как если бы его ужалили:
— Вот с этим я не согласен! То, что я не подтверждаю Страну или что бы там ни было, фанатично отстаивая с пеной у рта шанс видеть подобно Трою, не означает, — предполагая, что есть какой-то род справедливости в ярлыках и названиях, которые люди расклеивают вокруг, — предполагая, что вы можете дать какое-то имя для всего этого бескишочного, — не означает, что я не могу доказать это даже самому себе. Вовсе не это означает мое Неверие. — Так что же оно означает?
— Оно означает… — На мгновение Кавинант остановился, ища слова. Затем он подался вперед и закрыл от себя сияние Крилла руками, чтобы тот не слепил его глаза. Голосом, неожиданно резким, с покрасневшим лицом и навертывающимися слезами, он прокричал:
— Оно означает, что я пытаюсь воздержаться… пытаюсь не доверять никому… пытаюсь сохранять что-то для самого себя. И при этом не знаю — почему!
Он откинулся назад и склонил голову, спрятав ее в руках, словно опечалившись.
— Почему? — мягко произнес Морэм. — Это не такой уж и сложный вопрос, куда сложнее объяснить как. Некоторые наши легенды намекают на один ответ. Они рассказывают о начале Земли, почти сразу после того, как началось Время, когда Создатель обнаружил, что его брат и Враг, Презирающий, испортил его творение, поместив зло глубоко в сути Земли. В боли и горечи, Создатель поверг врага с небес на Землю и заключил его там Аркой Времени. Так, как гласит легенда, к нам пришел Лорд Фаул.
Говоря, он заметил, что не отвечает на вопрос Кавинанта — вопрос имел другую направленность, которая была ему не понятна. Но он продолжил, предлагая Кавинанту единственный ответ, которым обладал:
— Нам теперь ясно, почему Лорд Фаул страстно желает отомстить брату, Создателю. И наконец, после веков ненужных войн, продолжающихся от злобы, от желания отомстить людям, раз уж нельзя отомстить Создателю, Лорд Фаул понял, как достичь своей цели, разрушить Арку Времени, завершить свое заточение и вернуться в запретный дом, во имя зла и горя. Когда Посох Закона, потерянный Кевином при Осквернении, попал в его руки, он получил шанс навести мост между мирами — шанс доставить в Страну Белое Золото.
— Скажу просто: цель Фаула — повелевать Дикой Магией — Поскольку эта сила — якорь Арки Времени, которая охватывает и управляет временем — и с ее помощью привести Время к концу, и так избавиться от заключения и распространить свое влияние повсюду во вселенной. Чтобы сделать это, он должен победить тебя, вырвать Белое Золото из твоих рук. Тогда вся Страна и вся Земля неизбежно падут.
Кавинант поднял голову, и Морэм попытался предупредить следующий вопрос:
— Но как? — как Презирающий собирается достичь этой цели? О, этого я не знаю. Он будет выбирать пути так похожие на наши собственные, что нам будет очень трудно им сопротивляться. Мы даже не способны различить их, пока лишены всякой помощи — кроме тебя, — независимо, помогаешь ты нам или нет.
— Но почему? Почему именно я?
Снова Морэм почувствовал, что его ответ не соответствует вопросу Кавинанта. Но он предложил его потому, что это было единственное, что он мог предложить в качестве ответа своему мучающемуся посетителю.
— Друг мой, это в моем сердце, что тебя выбрал Создатель. Это наша надежда. Фаул научил Друла как осуществить вызов, потому что мечтал о Белом Золоте. Но Посох Закона был в руках Друла, а не Фаула. И Презирающий не мог контролировать, кого вызывать. И если ты был все же как-то выбран, то выбран был Создателем.
— Слушай. Он — Создатель, творец Земли. Как он может оставаться равнодушным, видя свое творение разрушаемым? Но при этом он не может протянуть нам руку помощи. Таков закон Времени. Если он потревожит Арку чтобы коснуться Страны своей силой, Время придет к концу и Презирающий освободится. Поэтому только мы сами должны сопротивляться везде Лорду Фаулу. С твоей помощью, друг. — Адский огонь! — пробормотал Кавинант.
— Это все, что ты должен понять. Он не может озарить тебя, чтоб научить или помочь, потому же, почему и нас. Точно так же он не может озарить, научить и помочь тебе в твоем мире. Ибо если он сделает это, то ты будешь несвободен. Ты станешь его инструментом, и твое присутствие здесь разрушит Арку Времени, освободит Злобу. Итак, ты выбран. Создатель верит, что твоя сила и добро и воля спасут нас .т гибели. Если же он не прав, он вложил оружие разрушения своего творения в руки Лорда Фаула.
После долгого молчания, Кавинант произнес:
— Адский риск.
— Да, но он — Создатель. Как может он поступить иначе?
— Он может все уничтожить и попробовать снова. Но я подозреваю, ты не думаешь, что боги настолько смиренны. Или вы называете это надменностью — уничтожать? Впрочем, не важно. Мне показалось, что не все Лорды верят во вмешательство Создателя так, как ты.
— Это так. Но ты пришел ко мне, и я ответил, как мог. — Я знаю. Не обращай внимания. Но скажи, как бы ты поступил на моем месте?
— Нет, — Морэм передвинул стул так, чтоб видеть лицо Кавинанта.
Уставившись в его колеблющиеся от сияния Крилла черты, он сказал: На это я не отвечу. Что я могу предложить? Сила — страшная вещь. Я не могу помочь тебе с ответом. И даже себе не могу.
Растерянность на лице Кавинанта мгновенно растворилась в заинтересованности. Но он не заговорил, и Морэм решил рискнуть задать еще один вопрос:
— Томас Кавинант, почему ты так заботишься об этом? Что тебя волнует? Ты говоришь, что Страна — это твой сон, иллюзия, и у нас нет реальной жизни. Тогда не обращай на все это внимания. Принимай это за сон и смейся над нами. А когда ты проснешься, то освободишься от нас.
— Нет, — сказал Кавинант. — Я узнал кое-что из того, что ты мне сказал — и начал понимать. Слушай. Весь кризис здесь — отражение борьбы во мне самом. Черт, я болел проказой так долго, что начал уже полагать, что отношение людей к прокаженным является вполне оправданным.
Таким образом, я становлюсь своим собственным врагом, своим собственным Презирающим — действующим против самого себя, когда я пытаюсь остаться живым и быть при этом в согласии с людьми, которые так этому мешают. Вот почему мне снится это. Очищение. Разрешить дилемму подсознательно так, чтобы проснувшись я был готов к борьбе.
Он внезапно встал и оглядел покои Морэма расширившимися глазами.
— Конечно. Это так. Почему это не пришло мне в голову раньше? Я убеждал себя, что это все попытка к бегству, самоубийство. Но это не так, вовсе не так. Не только для того, чтобы забыть все те привычки, что сохраняют мне жизнь. Это лечение сном.
Но гримаса боли снова исказило его лицо.
— Адский огонь! — воскликнул он. — Все это похоже на тот роман, который мне пришлось сжечь… Наоборот, когда я сам пылал изобилием идей романа… Когда у меня еще был роман, чтобы его сжечь!
Морэм услышал болезненную перемену в тоне Кавинанта и пытался постичь собеседника. Но это уже не было нужно: Кавинант потерял направленность своих вопросов, словно цель их затерялась где-то в покоях Морэма. Он остановился возле Лорда, глядя не отрываясь на Крилл. Его голос дрожал:
— Я не верю этому. Это — просто иной путь к легкой смерти. А я и так уже знаю их слишком много.
Казалось, он споткнулся, хотя все еще продолжал стоять. Он нагнулся вперед и схватил Морэма за плечи. Так он стоял мгновение, уткнувшись лбом в грудь Морэма, пока тот не опустил его в кресло. — Ох, мой друг, как мне помочь тебе? Я не понимаю.
Губы Кавинанта дрожали, но с видимым усилием он снова овладел своим голосом.
— Я просто устал. Я не ел со вчерашнего дня. Этот Освободившийся меня вымотал. Немного еды было бы совсем неплохо.
Возможность что-либо сделать для Кавинанта придала Морэму уверенности. Он быстро принес гостю флягу с весенним вином. Кавинант стал пить его так, словно внутри у него была засуха, и Морэм снова ушел в соседнюю комнату поискать пищу.
Когда он клал на поднос хлеб, сыр и виноград, он услышал резкий, далекий выкрик. Голос кричал его имя с настойчивостью, которая наполнила его сердце ужасом. Он поставил поднос, поспешил открыть дверь своих покоев. Во внезапно открывшемся свечении поверхности пола зала он увидел воина, стоящего на одном из балконов, высоко над ним. Воин был еще молодым человеком — слишком молодым для пушечного мяса, быстро подумал Морэм, — который потерял контроль над собой.
— Лорд Морэм! — кричал он. — Приходи! Сейчас! В палату Совета!
— Стоп! — властный голос Морэма привел воина в себя. Он вздрогнул, застыл, прекратил бессвязные выкрики. Увидев, что он взял себя в руки, Морэм продолжил более мягко:
— Я слушаю тебя. Говори!
— Высокий Лорд просит тебя прибыть в палату Совета Лордов как можно скорее. Прибыл курьер из Равнин Ра. Серый Убийца приближается. — Война? — Морэм говорил мягко, чтобы скрыть резкое волнение крови. — Да, Лорд Морэм.
— Пожалуйста скажи Высокому Лорду, что… что я слышал тебя. Двигаясь осторожно, Морэм вернулся к Кавинанту. Неверящий встретил его взгляд горящим, решительным взором, словно его череп был расколот между глазами. Морэм спросил просто:
— Ты пойдешь?
Кавинант отвел взгляд и сказал:
— Скажи мне, как ты смог уйти… когда Опустошитель поймал тебя возле Яслей Фаула?
Морэм сознательно ответил спокойно, без испуга, который в его играющих золотом глазах выглядел как угроза.
— Стражи Крови были убиты. Но когда Опустошитель самадхи прикоснулся ко мне, он узнал кое-что обо мне, как и я узнал о нем. И он был обескуражен.
Мгновение Кавинант не двигался. Затем опустил свой взгляд. Он осторожно поставил флягу на стол рядом с Криллом, подергал себя несколько мгновений за бороду, затем вскочил на ноги. На взгляд Морэма он выглядел как тонкая свеча на ветру — хрупким, ломким и безнадежным.
— Да, — сказал он — Елена просила меня о том же. Для общей пользы я тоже пойду.
Он неуклюже шагнул наружу, на светящийся пол.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ. ВОМАРК
Глава 11
Военный Совет
Что бы там ни утверждал Кавинант, Хайл Трой был уверен, что Страна не была его фантазией. Он воспринимал ее беды с острой сердечной болью.
В «реальном» мире он был не просто слеп, он был слеп с рождения.
Ему очень не хватало органов зрения, которые могли бы дать ему представление о том, что значит видеть мир. И до тех пор, пока он не был каким-то мистическим образом переброшен из предсмертного состояния на залитую солнцем траву Тротгарда, и свет, и темнота были одинаково непонятны ему. Он не знал, что жил до этого в мире постоянных сумерек.
Он воспринимал мир на вкус, на слух, на ощупь. Его восприимчивость к энергетическим оболочкам объектов и к резонансам пространства была лишь пустыми словами, пока не стала его единственным средством ощущения окружающего мира. И он был хорошим стратегом именно потому, что его восприятие мира и пространства было безупречным: оно не было затуманено ни цветом, ни яркостью, ни временем суток, ни иллюзиями. Поэтому он не смог бы убедить себя, что вообразил себе эту Страну. Если она была мечтой, то его прежний ум просто не имел материала для создания такой мечты. Ведь когда он появился здесь, когда Елена объяснила, что этот наплыв новых, доселе неизвестных ему впечатлений и чувств, так поразивший его, является зрением, все ощущение были внове для него. Это не было восстановлением чего-то, что он ранее когда-то потерял. Это для него было откровением.
Он знал, что Страна — настоящая. И он знал, что будущее ее висит на волоске в зависимости от его стратегии в этой войне. Если он ошибется, все то яркое и цветное, что он мог нынче видеть, будет обречено.
Поэтому когда Руэл, Страж Крови, назначенный следить за ним, вошел в его покои и сказал, что гривомудрая ранихийка прибыла из Равнин Ра и принесла известия об армии Фаула, Трой почувствовал настоящую панику. Началось. Началась проверка всех его планов, приготовлений и надежд. И коль он поверил когда-то сказанию Морэма о Создателе, он должен был бы теперь пасть на колени и вознести молитву.
Однако Трой привык полагаться лишь на себя. Боевая Стража и стратегия были его делом, он был командующим. Он задержался лишь для того, чтоб закрепить на голове повязку и подтянуть на талии пояс с традиционным мечом вомарка из черного дерева, а потом последовал за Руэлом в палату Совета.
Проходя по коридорам, он благодарил горящие в них факелы за яркость. Только с их помощью он, хоть и тускло, но видел. При дневном свете он видел отчетливее, улавливая больше деталей и на расстоянии даже большем, чем дальнозоркие великаны. Солнце сокращало для него расстояния, и временами ему казалось, что он способен ощущать Страну в большей степени, чем другие. Но ночь восстанавливала его слепоту подобно настойчивому напоминанию о том, откуда он пришел. Пока солнца не было, без огней факелов он был затерян. Свет звезд не нарушал его мрака, и даже полная луна была не более чем серым пятном в его сознании.
Временами по ночам неспособность видеть пугала его подобно отречению от солнечного света и способности видеть. В силу привычки он продолжал носить солнечные очки. Он так долго носил их из уважения к зрячим, чтобы те не видели его лицо, что они стали частью его. Однако самих их он никогда не видел. Все, что было ближе, чем в шести дюймах от его глаз, было недоступно его новому видению. Чтоб сдерживать свое волнение, он шел к палате Совета большими неспешными шагами. Группа хафтов, командиров Боевых Дозоров, приветствовала его перед входом в палату, вскинув мечи и постучав ими. Как раз в это время по лестнице подобно соколу спустился Лорд Вереминт и пронесся за их спинами. Но Хайл Трой не изменил шага, пока не дошел до высоких дверей палаты Совета Лордов. Здесь он нашел Кеана, ожидавшего его.
Видение старого вояки хилтмарка причинило ему неясную боль. В этом тусклом свете тонкие седые волосы придавали Кеану хрупкий вид. Но тот живо поприветствовал Троя и отрапортовал, что все пятьдесят хафтов уже здесь.
В «реальном» мире он был не просто слеп, он был слеп с рождения.
Ему очень не хватало органов зрения, которые могли бы дать ему представление о том, что значит видеть мир. И до тех пор, пока он не был каким-то мистическим образом переброшен из предсмертного состояния на залитую солнцем траву Тротгарда, и свет, и темнота были одинаково непонятны ему. Он не знал, что жил до этого в мире постоянных сумерек.
Он воспринимал мир на вкус, на слух, на ощупь. Его восприимчивость к энергетическим оболочкам объектов и к резонансам пространства была лишь пустыми словами, пока не стала его единственным средством ощущения окружающего мира. И он был хорошим стратегом именно потому, что его восприятие мира и пространства было безупречным: оно не было затуманено ни цветом, ни яркостью, ни временем суток, ни иллюзиями. Поэтому он не смог бы убедить себя, что вообразил себе эту Страну. Если она была мечтой, то его прежний ум просто не имел материала для создания такой мечты. Ведь когда он появился здесь, когда Елена объяснила, что этот наплыв новых, доселе неизвестных ему впечатлений и чувств, так поразивший его, является зрением, все ощущение были внове для него. Это не было восстановлением чего-то, что он ранее когда-то потерял. Это для него было откровением.
Он знал, что Страна — настоящая. И он знал, что будущее ее висит на волоске в зависимости от его стратегии в этой войне. Если он ошибется, все то яркое и цветное, что он мог нынче видеть, будет обречено.
Поэтому когда Руэл, Страж Крови, назначенный следить за ним, вошел в его покои и сказал, что гривомудрая ранихийка прибыла из Равнин Ра и принесла известия об армии Фаула, Трой почувствовал настоящую панику. Началось. Началась проверка всех его планов, приготовлений и надежд. И коль он поверил когда-то сказанию Морэма о Создателе, он должен был бы теперь пасть на колени и вознести молитву.
Однако Трой привык полагаться лишь на себя. Боевая Стража и стратегия были его делом, он был командующим. Он задержался лишь для того, чтоб закрепить на голове повязку и подтянуть на талии пояс с традиционным мечом вомарка из черного дерева, а потом последовал за Руэлом в палату Совета.
Проходя по коридорам, он благодарил горящие в них факелы за яркость. Только с их помощью он, хоть и тускло, но видел. При дневном свете он видел отчетливее, улавливая больше деталей и на расстоянии даже большем, чем дальнозоркие великаны. Солнце сокращало для него расстояния, и временами ему казалось, что он способен ощущать Страну в большей степени, чем другие. Но ночь восстанавливала его слепоту подобно настойчивому напоминанию о том, откуда он пришел. Пока солнца не было, без огней факелов он был затерян. Свет звезд не нарушал его мрака, и даже полная луна была не более чем серым пятном в его сознании.
Временами по ночам неспособность видеть пугала его подобно отречению от солнечного света и способности видеть. В силу привычки он продолжал носить солнечные очки. Он так долго носил их из уважения к зрячим, чтобы те не видели его лицо, что они стали частью его. Однако самих их он никогда не видел. Все, что было ближе, чем в шести дюймах от его глаз, было недоступно его новому видению. Чтоб сдерживать свое волнение, он шел к палате Совета большими неспешными шагами. Группа хафтов, командиров Боевых Дозоров, приветствовала его перед входом в палату, вскинув мечи и постучав ими. Как раз в это время по лестнице подобно соколу спустился Лорд Вереминт и пронесся за их спинами. Но Хайл Трой не изменил шага, пока не дошел до высоких дверей палаты Совета Лордов. Здесь он нашел Кеана, ожидавшего его.
Видение старого вояки хилтмарка причинило ему неясную боль. В этом тусклом свете тонкие седые волосы придавали Кеану хрупкий вид. Но тот живо поприветствовал Троя и отрапортовал, что все пятьдесят хафтов уже здесь.