Страница:
Сквозь густой запах Крови он начал обонять что-то неправильное, болезненное. Оно коварно просачивалось сквозь всепоглощающий запах, будто отклоненный вызов, который, казалось, все же достиг цели, несмотря на огромную силу, ему противостоящую, который принижал, предавал. Но он не мог определить его источник. Либо Сила Повелевания сама была в некотором роде лжива, либо что-то неправильное было в другом месте и медленно просачивалось через плотный воздух. Он не мог определить, что же именно.
Никто более не заметил трудноуловимую вонь зла. Чуть погодя, утомленный паузой, Амок продолжил свои объяснения.
— Первая из опасностей — первая, но может быть не самая главная это одно великое ограничение этой Силы. Оно заключается в том, что влияние Земной Силы не распространяется на что-либо, не относящееся к естественным последствиям творения Земли. Таким образом, невозможно повелеть Презирающему прекратить завоевания. Невозможно повелеть ему умереть. Он жил до создания Арки Времени — Земная Сила не способна управлять им.
Уже одно это возможно предостерегало Кевина от использования Земной Крови. Может быть он не пил Крови потому, что он не мог понять, как составить Повеление, направленное против Презирающего. Но это другая острая опасность. В этом месте любая отважная душа, испившая Земной Крови, обретает силу Повелевания. Но не каждый может предвидеть получаемый от его повеления результат. Когда такая безмерная сила используется бездумно, любое распоряжение может обратиться и против приказавшего. Если испивший отдаст Повеление разрушить Камень Иллеарт, возможно, что зло Камня уцелеет и разольется, отравляя, по всей Стране. Испивший Земной Крови, если он не пророк, рискует добиться цели, прямо противоположной той, к которой он стремился. Здесь есть такие возможности для Осквернения, которые даже Высокий Лорд Кевин в своем отчаянии оставил дремать непотревоженными.
Зловоние неправды все сильнее раздражало ноздри Кавинанта, но он не мог опознать его источник. Он не мог сосредоточиться на этом; его волновал другой вопрос, который он лихорадочно хотел задать Амоку, но душная атмосфера мешала его горлу, душила его.
Пока Кавинант справлялся со своим дыханием, что-то случилось с Амоком. Во время этой речи тон его становился все глуше и слабее. И сейчас, во время паузы после его последнего предложения, он неожиданно пошатнулся, как будто сломались какие-то внутренние распорки. Пошатнувшись, он сделал шаг по направлению к желобу с Земной Кровью. Но через мгновение он снова встал прямо, подняв свою голову .
Взглядом, полным страха, страдания и гнева, он осмотрелся; смертная тоска и мука были в этом взгляде, как будто он предощущал свою близкую кончину. Нежную плоть его щек разъело, серость пробежала по его волосам. Будто сухая губка, он впитывал свою природную меру своих лет. Когда он снова начал говорить, голос его был слабым и пустым.
— Я больше не в состоянии говорить. Мое время истекло. Прощай, Высокий Лорд. Не предавай Страну.
Кавинант смог наконец конвульсивно задать свой вопрос:
— А как же насчет Белого Золота?
Амок ответил словно через великую бездну веков. — Белое Золото существовало до Арки Времени. На него не распространяется Сила Повелевания.
Еще одно внутреннее сотрясение встряхнуло его, он судорожными движениями направился к желобу.
— Помоги ему, — простонал Кавинант, но Елена только подняла Посох Закона в немом пламенном приветствии.
Преодолевая старческий паралич, Амок с трудом заставил себя выпрямиться. Слезы бежали по морщинам на его щеках, когда он поднял голову по направлению к своду пещеры и закричал вселяющим ужас голосом:
— О, Кевин! Жизнь сладка, а я жил так недолго! Неужели я должен умереть?
Третье сотрясение заставило его вздрогнуть, будто это был ответ на его обращение. Он споткнулся так, будто его кости падали отдельно от тела, и упал в желоб. В один момент Земная Кровь растворила его тело, и он исчез.
Кавинант беспомощно простонал:
— Амок! — Сквозь туман своих бесполезных слез он глядел на красный текущий ручеек Земной Крови. Зыбкость передавалась ему от камня, наполняла его мускулы подобием головокружения. Он потерял ощущение реальности, не понимал, где сейчас находится. Усилием воли он вывел себя из этого состояния и схватился за плечо Елены.
Ее плечо было жестким и сильным, полным непреклонной целеустремленности — это чувствовалось сквозь ткань мантии, прикрывающей ее обнаженное тело. Она вся была пропитана возбуждением, он почувствовал при прикосновении ее напряжение.
Это напугало его. Несмотря на головокружение, охватившее его, он определил источник, источавший болезненность.
Это зло было в самой Елене, в Высоком Лорде.
Она, казалось, не сознавала этого. В ее тоне слышалось только сдерживаемое возбуждение. Она сказала:
— Амок покинул нас — цель его создания выполнена. Теперь не следует задерживаться. Ради всей Страны, я должна испить и обрести Силу Повелевания. — На слух Кавинанта, это было произнесено с холодной решимостью, как вызванное нуждами, обязанностями и намерениями, которым она собиралась соответствовать. Такое воплощение ее стремлений, подобно мокрой руке, схватившей сзади за шею, принудило его подняться с колен. Когда она двинулась к желобу с Кровью, он почувствовал, что она рвет его последнюю защиту. Елена! безмолвно завыл он. Елена! Этот его крик был криком унижения. На мгновение колени его подкосились, а в сознании пронеслись мрачные видения. Он головокружительно увидел все те причины, по которым он был сейчас ответственным за Елену — все те способы, которыми он заставил ее быть такой, какой она сейчас была. Его двуличность была главной причиной — его жестокость, его никчемность, его собственные нужды. И он вспомнил апокалиптичность, скрытую в ее взгляде. Это было зло. Все это заставило его вздрогнуть от боли. Он видел ее сквозь туман своих слез. Когда он увидел ее нагнувшейся к желобу, все в нем всколыхнулось в протесте неповиновения этим гладким скалам, и он хрипло закричал:
— Елена! Нет! Не делай этого!
Высокий Лорд замерла. Но она не повернулась и не выпрямилась. Вся напряженность ее спины сосредоточилась на одном вопросе:
— Почему?
— Ты не видишь этого? — он задыхался. — Все это — какой-то заговор Фаула. Нами управляют — тобой управляют. Сейчас произойдет что-то ужасное.
Какое-то время она оставалась безмолвной. Он молчаливо стонал при этом. Затем тоном, полным осуждения, она произнесла.
— Я не могу отвергнуть свое служение Стране. Меня предостерегали об этом. Но даже если это хитрейшая уловка Ядовитого Клыка чтобы поразить нас, то для нас лучшим выбором было бы все же воспользоваться этой возможностью. Я не боюсь соизмерить свою волю с его. И я обладаю Посохом Закона. Ты же понимаешь, что этот Посох не годится для его рук. Он не допустил бы его захвата нами, если бы Посох хоть как-то мог пригодиться ему. Нет. Посох служит мне оправданием. Лорд Фаул не мог бы обмануть мое восприятие.
— Твое восприятие? — Кавинант протянул руки в мольбе к ней. — Неужели ты не чувствуешь этого? Ты не видишь, откуда это? Это от меня от той злобной сделки, которую я заключил с ранихинами. Сделки, которая потерпела неудачу, Елена!
— Однако это показывает, что ты совершил сделку лучше, чем думаешь. Ранихины сдержали свои обещания. Они дали больше, чем ты мог предвидеть или попросить. — Ее ответ, казалось, встал ему поперек горла, и в наступившей тишине она сказала:
— Что? Это переубедило тебя, Неверящий? Без твоей помощи мы бы не добрались до этого места. На Расколотой Скале ты оказал мне бесценную помощь, хотя мой собственный гнев подвергал тебя опасности. Однако сейчас ты задерживаешь меня. Томас Кавинант, ты не должен быть так малодушен.
— Малодушен? Адский огонь! Я чертовски труслив. — Что-то от его ярости возвратилось к нему, и он прошипел сквозь пот и слезы, которые текли на его губы:
— Все прокаженные — трусы. Мы все таковы.
Наконец она повернулась к нему, уставилась на него пылающим взглядом. Сила этого взгляда превышала его слабую устойчивость, и он растянулся на камне. Но он заставил себя подняться снова. Сдерживая свой страх, ради нее же самой, он отважился противостоять ее силе. Он неустойчиво встал перед ней и, предавая самого себя, окунулся в саморазоблачение.
— Управляют, Елена, — проскрежетал он. — Я говорил, что тобой управляют. Ты понимаешь, что это означает? Управлять — значит использовать людей. Принуждать их служить тем целям, которые сами они избрали бы. Тобой управляли. Не Фаул — я! Я управлял тобой, использовал тебя. Я говорил тебе, что заключил еще одну сделку, но не сказал, какой она была. Я использую тебя, чтобы снять с себя ответственность. Я обещал себе, что буду делать все возможное, чтобы помочь тебе найти этот Завет, но в то же время я обещал себе, что буду делать все возможное, чтобы заставить тебя взять на себя мою ответственность. Я наблюдал за тобой и помогал тебе, чтобы когда мы наконец окажемся здесь, ты поступила именно так — вступила в противоборство с Фаулом без думы о том, что же ты на самом деле делаешь — чтобы все то, что случится потом в Стране, было только твоей виной, а не моей. Таким образом, я мог избавиться своего противоречия. Проклятие, Елена! Ты слышишь меня?
Все это может быть на руку только Фаулу!
Она, казалось, слышала только часть из того, что он говорил. Направив свой ожесточенный взгляд прямо в него, она сказала:
— Было ли когда-либо время, когда ты любил меня?
В агонии протеста он почти прокричал:
— Конечно я любил тебя! Потом овладел собой, вложил всю свою силу в обращение, призыв:
— Раньше я никогда и не думал о том, чтобы использовать тебя — до тех пор, пока мы не пересекли оползень. Именно тогда я понял, что ты способна и на дурное. Я любил тебя до этого. Я люблю тебя сейчас! Я, конечно же, бессовестный ублюдок, я использовал тебя, но теперь — все. Сейчас я сожалею об этом. — Всей оставшейся силой своего голоса он упрашивал ее:
— Елена, пожалуйста, не пей этого. Забудь о Силе Повелевания и возвратись в Ревлстон. Позволь Совету решить, что делать со всем этим. Но то, как она отвела свой взгляд от его лица, обжигая им стены пещеры, сказало ему, что он не смог убедить ее. Когда она заговорила, она только подтвердила его провал.
— Я стану недостойна быть Лордом, если окажусь не в состоянии действовать сейчас. Амок предложил нам Седьмой Завет потому, что понимал, что крайняя необходимость Страны превосходит условия его создания. Ядовитый Клык сейчас в Стране — и ведет войну. Сейчас Страна, и жизнь, и все живое подвергается опасности. Пока какая-то сила или оружие находятся в пределах моих возможностей — я не упущу этого!
Ее голос смягчился, когда она добавила:
— И если ты любишь меня, то как я могу отказаться бороться за твое избавление? Вовсе не требовалось держать эту сделку в секрете. Я люблю тебя. Я хочу спасти тебя. Твоя нужда только усиливает необходимость моих действий.
Повернувшись снова к желобу, она подняла горящий Посох высоко над своей головой и выкрикнула словно боевой клич:
— Меленкурион абафа! Сам Завет не может быть источником зла, Ядовитый Клык. Я иду, чтобы сокрушить тебя.
Затем она склонилась к Земной Крови.
Кавинант безумно бросился к ней, но ноги снова не удержали его, и он упал. Она опустила голову к желобу. Он крикнул:
— Это плохой ответ!
А как же твоя клятва Мира?
Но крик его не проник за барьер ее экзальтации. Без колебаний она набрала в рот немного Крови и проглотила ее.
Затем она медленно выпрямилась и стояла прямо и непреклонно, как будто была одержимой. Она начала разбухать, увеличиваться, подобно надувающейся статуе. Огонь Посоха пробежал по дереву к ее рукам. В одно мгновение ее руки вспыхнули голубым пламенем. — Елена, — Кавинант пополз к ней, но могущество ее потрескивающего пламени отбросило его назад подобно крепкому ветру. Он вытер слезы с глаз, чтобы они видели более ясно. Внутри ореола охватившего всю ее огня она была невредимой и свирепой.
Пока пламя полыхало вокруг нее, обволакивая ее с головы до ног огненным саваном, она подняла руки, обратила вверх лицо. Один напряженный момент она стояла недвижно, пойманная пожарищем. Потом заговорила, так, как если бы слова произносило пламя.
— Я вызываю тебя! Я испробовала Земной Крови! Ты должен подчиниться моей воле. Стены смерти не должны быть помехой. Кевин, сын Лорика! Я вызываю тебя!
Нет! вопил Кавинант. Нет! Но даже его внутренний крик был смыт великим голосом, который дрожал и стонал в воздухе так сильно, что он, казалось, слышал его не ушами, но всей поверхностью своего тела.
— Дура! Прекрати! — страдание волнами боли лилось из его голоса. — Не делай этого.
— Кевин! Слушай меня! — прокричала Елена изменившимся голосом. — Ты не можешь отказаться! Земная Кровь принудит тебя. Я избрала тебя исполнить мое Повеление. Кевин, я вызываю тебя!
Великий голос повторил:
— Дура! Ты не знаешь, что ты творишь!
Затем в одно мгновение атмосфера пещеры сильно изменилась, будто в нее открылась могила. Судороги агонии прокатились по воздуху. Кавинант вздрагивал от каждой ее волны. Он обнаружил, что стоит на коленях и смотрит вверх.
Бледные очертания призрака Кевина Расточителя Страны проступали за Еленой. Сравнению с ним принижало ее, как принижало и саму пещеру.
Согнувшийся и выглядевший опустошенным, он скорее проступал через камень, чем был целиком внутри пещеры. Он возвышался над Еленой так, будто был частью этих скал. Рот его был похож на гильотину, глаза полны силы осквернения, а на его лбу была повязка, закрывавшая, казалось, какую-то смертельную рану. — Освободи меня, — простонал он. — Я и так совершил уже довольно вреда для одной души.
— Тогда послужи мне, — крикнула она в исступлении. — Я даю тебе Повеление, чтобы избавиться от этого вреда. Ты — Кевин, сын Лорика, опустошитель Страны. Тебе знакомо отчаяние этих подонков — ты испробовал полную чашу желчи. У тебя есть знание и сила, которые не даны ни одному из живущих.
Высокий Лорд Кевин, я Повелеваю тебе сражаться до уничтожения с Лордом Фаулом Презирающим! Уничтожить Ядовитого Клыка! Силой Земной Крови, я Повелеваю тебе!
Призрак ошеломленно уставился на нее и поднял свои кулаки, будто собираясь ударить. — Дура! — повторил он страшным голосом.
В следующий момент сотрясение, словно бы от закрытой со стуком двери склепа, встряхнуло пещеру. Последний волна его муки сбила с ног сопровождавших Высокого Лорда; пламя Елены потухло как задутая свеча. Темнота заполнила пещеру.
Кевин исчез.
Прошло много времени, прежде чем к Кавинанту вернулось сознание.
Он отдыхал, утомленный. Отдыхали его руки и колени. Он был рад темноте и отсутствию призрака. Но наконец он вспомнил о Елене. Поднявшись на ноги, он обратился к ней с возгласом:
— Елена!? Очнись, Елена? Надо уходить отсюда!
Сначала не было никакой реакции. Затем на Посохе, который Елена все еще держала, вспыхнуло голубое пламя. Она села, производя впечатление руины самой себя, на полу. Когда ее серое, изнуренное лицо повернулось к нему, он понял, что самое худшее уже позади . Вся ее экзальтация истратилась на действие Повеления. Он подошел к ней, помог встать на ноги. — Пойдем, — сказал он. — Ну, давай же, пойдем.
Она медленно покачала головой и сказала голосом, в котором чувствовалась мука:
— Он назвал меня дурой. Что же я такого сделала?
— Надеюсь, мы никогда не разгадаем этого. — Глубокое сочувствие к ней заставило его произнести эти слова сурово. Ему следовало позаботиться о ней, хотя он и не знал — как. Чтобы дать ей время собраться с силами, он двинулся прочь от источника Земной Крови. Переведя взгляд на туннель, к Баннору, он заметил слабое выражение удивления на лице Стража Крови. Странность наличия хоть какого-то выражения на его лице вызвала у Кавинанта опасения. Казалось, причиной удивления был он сам. Он попробовал разгадать это, задав вопрос:
— Это был Кевин, не правда ли?
Баннор кивнул, видимое визуально удивление осталось на его лице.
— Хорошо, во всяком случае он не похож на того нищего. Так что теперь мы точно знаем, что не Кевин выбрал меня для всего этого. Взгляд Баннора все еще сохранял удивление. Это заставило Кавинанта почувствовать себя неудобное, так, будто было что-то неприличное в том, что он сделал.
Смутившись, он повернулся к Высокому Лорду.
Внезапный безмолвный порыв ветра, словно бы от вопля камня, потряс пещеру, заставил пол ее дрожать и прыгать как при землетрясении. Кавинант и Елена потеряли равновесие и шлепнулись на пол. Крик Морина предостерегающе безжизненно вторил:
— Кевин вернулся!
Затем снова повеяло могилой. Кавинант кожей ощутил присутствие Кевина. На этот раз призрак принес с собой ужасную вонь гниющей плоти и эфирного масла, и фоном его присутствия было глубокое громыхание скал, начинающих крошиться. Когда Кавинант поднял голову от пола, он увидел Кевина, контуры которого проступали сквозь камень — напряженно сохраняющего равновесие, сжавшего кулаки. Горячая зелень заполняла шары его глаз, источавшие вонючие испарения, сморщивающие его лоб. Он был пропитан насквозь изумрудным светом, так, будто только что вылез из болота.
— Дура! — прокричал он в приступе боли. — Будь ты проклята, предатель! Тем, что ты вызвала меня, ты нарушила Закон Смерти — ты развязала безмерные возможности для Злобы в Стране — и Презирающий управляет мной с такой легкостью, как если бы я был ребенком. Камень Иллеарт управляет мной. Сражение, дура! Я получил Повеление уничтожить тебя!
Ревя как множество бесов, он опустил вниз руки, чтобы схватить Елену.
Она не двигалась. Она была ошеломлена, заворожена результатом своей великой отваги.
Но Морин отреагировал немедленно:
— Кевин! Держи! — и прыгнул ей на помощь.
Призрак, казалось, услышал Морина — услышал и узнал, кто это был.
Старые воспоминания коснулись Кевина, и он засомневался. Это сомнение дало время Морину достичь Елены и оттолкнуть ее за себя. Когда неуверенность покинула Кевина, его пальцы обвились вокруг Морина вместо Высокого Лорда.
Он схватил Стража Крови и потянул его вверх.
Рука Кевина запросто проходила сквозь скалы, но Морин этого не мог. Страшная сила вдавила его в каменный свод. Удар высвободил его от тисков рук Кевина, но этого удара было достаточно. Первый Знак умер, как сломанная веточка.
Видение этого вывело Елену из транса. Она осознала опасность, которой подвергалась, и быстро закружила Посох над своей головой. Его пламя стало ослепительно голубым, горячая стрела сорвалась с Посоха и понеслась прямо в Кевина.
Удар пламени потряс его подобно физическому удару и вынудил отступить на шаг в камень. Но это ни сколько не смутило его. Глубоко рыча от боли, он двинулся вперед, снова пытаясь схватить ее. Безумно крича «Меленкурион абафа!», она встретила Посохом его атаку. Огненное колесо обожгло его пальцы.
Он снова отпрянул, тряся обожженными пальцами и стоная.
В этот момент передышки она прокричала для Посоха странное заклинание и, повернув его пламя вокруг себя три раза, оградила себя щитом силы. Когда призрак попытался схватить ее еще раз, он не смог завладеть ею. Он стиснул ее щит. Пальцы его источали изумрудную болезненность, но он не смог дотронуться до нее. Где бы он ни продавливал ее защиту, она восстанавливала ее могуществом Посоха.
Исступленно крича от боли, он изменил свою тактику. Он выпрямил спину, сжал кулаки и заколотил ими в пол пещеры. Камень жестоко затрясло. Пол вздыбился, Кавинант не смог удержаться на ногах, а Баннора отбросило к противоположной стене.
Сбивающая дыхание дрожь, похожая на конвульсии мучений, пронеслась через гору. Стены пещеры стали крушиться. Грохот сокрушаемого камня наполнил воздух.
На полу прямо под Еленой появилась трещина. Еще до того, как Елена успела заметить ее, трещина стала расширяться. Затем резким рывком она раскрылась, подобно прожорливой пасти.
Высокий Лорд Елена упала в раскрывшуюся пропасть.
Кевин спрыгнул вслед за ней и тоже пропал из виду. Его завывания доносились из пропасти подобно пронзительным визгам безумца.
Но хотя они и скрылись из виду, битва их продолжалась. Голубой огонь Лордов с гулом извергался из трещины в пещеру. Грохот и скрежет истязаемого камня наполнял воздух тоннеля, и пещеру бросало из стороны в сторону, как если бы Меленкурион Скайвейр тошнило. Кавинант с ужасом подумал о том, что вся громада горы разваливается.
Затем он вскочил на ноги и поплелся прямо к Баннору. Страж Крови сжал его руку умоляющим жестом и прокричал через шум:
— Спаси ее!
— Я не могу! — боль этого ответа вызвала у него стон. Требование Баннора так остро напомнило ему о собственной беспомощности, что это было трудно выносить. — Я не могу!
— Ты должен! — хриплый крик Баннора не оставлял ему права выбора.
— Как?! — прокричал он, взмахнув покалеченной рукой перед лицом Баннора. — С этим?!
— Да, с этим, — Страж Крови поймал левую руку Кавинанта и заставил его посмотреть на это.
На его обручальном пальце кольцо яростно билось, пульсировало силой и светом, подобно рвущемуся к использованию инструменту. Мгновение он изумленно смотрел на серебряную полоску так, будто она предала его. Потом, забыв о бегстве, забыв себя, забыв даже, что он не знает, как оказать влияние на Дикую Магию, он отчаянно устремился прочь от Баннора и, спотыкаясь, подошел к трещине. Выглядя как человек, борющийся сам с собой в безоружной решимости против бессмысленного рока смерти, он прыгнул за Высоким Лордом.
Никто более не заметил трудноуловимую вонь зла. Чуть погодя, утомленный паузой, Амок продолжил свои объяснения.
— Первая из опасностей — первая, но может быть не самая главная это одно великое ограничение этой Силы. Оно заключается в том, что влияние Земной Силы не распространяется на что-либо, не относящееся к естественным последствиям творения Земли. Таким образом, невозможно повелеть Презирающему прекратить завоевания. Невозможно повелеть ему умереть. Он жил до создания Арки Времени — Земная Сила не способна управлять им.
Уже одно это возможно предостерегало Кевина от использования Земной Крови. Может быть он не пил Крови потому, что он не мог понять, как составить Повеление, направленное против Презирающего. Но это другая острая опасность. В этом месте любая отважная душа, испившая Земной Крови, обретает силу Повелевания. Но не каждый может предвидеть получаемый от его повеления результат. Когда такая безмерная сила используется бездумно, любое распоряжение может обратиться и против приказавшего. Если испивший отдаст Повеление разрушить Камень Иллеарт, возможно, что зло Камня уцелеет и разольется, отравляя, по всей Стране. Испивший Земной Крови, если он не пророк, рискует добиться цели, прямо противоположной той, к которой он стремился. Здесь есть такие возможности для Осквернения, которые даже Высокий Лорд Кевин в своем отчаянии оставил дремать непотревоженными.
Зловоние неправды все сильнее раздражало ноздри Кавинанта, но он не мог опознать его источник. Он не мог сосредоточиться на этом; его волновал другой вопрос, который он лихорадочно хотел задать Амоку, но душная атмосфера мешала его горлу, душила его.
Пока Кавинант справлялся со своим дыханием, что-то случилось с Амоком. Во время этой речи тон его становился все глуше и слабее. И сейчас, во время паузы после его последнего предложения, он неожиданно пошатнулся, как будто сломались какие-то внутренние распорки. Пошатнувшись, он сделал шаг по направлению к желобу с Земной Кровью. Но через мгновение он снова встал прямо, подняв свою голову .
Взглядом, полным страха, страдания и гнева, он осмотрелся; смертная тоска и мука были в этом взгляде, как будто он предощущал свою близкую кончину. Нежную плоть его щек разъело, серость пробежала по его волосам. Будто сухая губка, он впитывал свою природную меру своих лет. Когда он снова начал говорить, голос его был слабым и пустым.
— Я больше не в состоянии говорить. Мое время истекло. Прощай, Высокий Лорд. Не предавай Страну.
Кавинант смог наконец конвульсивно задать свой вопрос:
— А как же насчет Белого Золота?
Амок ответил словно через великую бездну веков. — Белое Золото существовало до Арки Времени. На него не распространяется Сила Повелевания.
Еще одно внутреннее сотрясение встряхнуло его, он судорожными движениями направился к желобу.
— Помоги ему, — простонал Кавинант, но Елена только подняла Посох Закона в немом пламенном приветствии.
Преодолевая старческий паралич, Амок с трудом заставил себя выпрямиться. Слезы бежали по морщинам на его щеках, когда он поднял голову по направлению к своду пещеры и закричал вселяющим ужас голосом:
— О, Кевин! Жизнь сладка, а я жил так недолго! Неужели я должен умереть?
Третье сотрясение заставило его вздрогнуть, будто это был ответ на его обращение. Он споткнулся так, будто его кости падали отдельно от тела, и упал в желоб. В один момент Земная Кровь растворила его тело, и он исчез.
Кавинант беспомощно простонал:
— Амок! — Сквозь туман своих бесполезных слез он глядел на красный текущий ручеек Земной Крови. Зыбкость передавалась ему от камня, наполняла его мускулы подобием головокружения. Он потерял ощущение реальности, не понимал, где сейчас находится. Усилием воли он вывел себя из этого состояния и схватился за плечо Елены.
Ее плечо было жестким и сильным, полным непреклонной целеустремленности — это чувствовалось сквозь ткань мантии, прикрывающей ее обнаженное тело. Она вся была пропитана возбуждением, он почувствовал при прикосновении ее напряжение.
Это напугало его. Несмотря на головокружение, охватившее его, он определил источник, источавший болезненность.
Это зло было в самой Елене, в Высоком Лорде.
Она, казалось, не сознавала этого. В ее тоне слышалось только сдерживаемое возбуждение. Она сказала:
— Амок покинул нас — цель его создания выполнена. Теперь не следует задерживаться. Ради всей Страны, я должна испить и обрести Силу Повелевания. — На слух Кавинанта, это было произнесено с холодной решимостью, как вызванное нуждами, обязанностями и намерениями, которым она собиралась соответствовать. Такое воплощение ее стремлений, подобно мокрой руке, схватившей сзади за шею, принудило его подняться с колен. Когда она двинулась к желобу с Кровью, он почувствовал, что она рвет его последнюю защиту. Елена! безмолвно завыл он. Елена! Этот его крик был криком унижения. На мгновение колени его подкосились, а в сознании пронеслись мрачные видения. Он головокружительно увидел все те причины, по которым он был сейчас ответственным за Елену — все те способы, которыми он заставил ее быть такой, какой она сейчас была. Его двуличность была главной причиной — его жестокость, его никчемность, его собственные нужды. И он вспомнил апокалиптичность, скрытую в ее взгляде. Это было зло. Все это заставило его вздрогнуть от боли. Он видел ее сквозь туман своих слез. Когда он увидел ее нагнувшейся к желобу, все в нем всколыхнулось в протесте неповиновения этим гладким скалам, и он хрипло закричал:
— Елена! Нет! Не делай этого!
Высокий Лорд замерла. Но она не повернулась и не выпрямилась. Вся напряженность ее спины сосредоточилась на одном вопросе:
— Почему?
— Ты не видишь этого? — он задыхался. — Все это — какой-то заговор Фаула. Нами управляют — тобой управляют. Сейчас произойдет что-то ужасное.
Какое-то время она оставалась безмолвной. Он молчаливо стонал при этом. Затем тоном, полным осуждения, она произнесла.
— Я не могу отвергнуть свое служение Стране. Меня предостерегали об этом. Но даже если это хитрейшая уловка Ядовитого Клыка чтобы поразить нас, то для нас лучшим выбором было бы все же воспользоваться этой возможностью. Я не боюсь соизмерить свою волю с его. И я обладаю Посохом Закона. Ты же понимаешь, что этот Посох не годится для его рук. Он не допустил бы его захвата нами, если бы Посох хоть как-то мог пригодиться ему. Нет. Посох служит мне оправданием. Лорд Фаул не мог бы обмануть мое восприятие.
— Твое восприятие? — Кавинант протянул руки в мольбе к ней. — Неужели ты не чувствуешь этого? Ты не видишь, откуда это? Это от меня от той злобной сделки, которую я заключил с ранихинами. Сделки, которая потерпела неудачу, Елена!
— Однако это показывает, что ты совершил сделку лучше, чем думаешь. Ранихины сдержали свои обещания. Они дали больше, чем ты мог предвидеть или попросить. — Ее ответ, казалось, встал ему поперек горла, и в наступившей тишине она сказала:
— Что? Это переубедило тебя, Неверящий? Без твоей помощи мы бы не добрались до этого места. На Расколотой Скале ты оказал мне бесценную помощь, хотя мой собственный гнев подвергал тебя опасности. Однако сейчас ты задерживаешь меня. Томас Кавинант, ты не должен быть так малодушен.
— Малодушен? Адский огонь! Я чертовски труслив. — Что-то от его ярости возвратилось к нему, и он прошипел сквозь пот и слезы, которые текли на его губы:
— Все прокаженные — трусы. Мы все таковы.
Наконец она повернулась к нему, уставилась на него пылающим взглядом. Сила этого взгляда превышала его слабую устойчивость, и он растянулся на камне. Но он заставил себя подняться снова. Сдерживая свой страх, ради нее же самой, он отважился противостоять ее силе. Он неустойчиво встал перед ней и, предавая самого себя, окунулся в саморазоблачение.
— Управляют, Елена, — проскрежетал он. — Я говорил, что тобой управляют. Ты понимаешь, что это означает? Управлять — значит использовать людей. Принуждать их служить тем целям, которые сами они избрали бы. Тобой управляли. Не Фаул — я! Я управлял тобой, использовал тебя. Я говорил тебе, что заключил еще одну сделку, но не сказал, какой она была. Я использую тебя, чтобы снять с себя ответственность. Я обещал себе, что буду делать все возможное, чтобы помочь тебе найти этот Завет, но в то же время я обещал себе, что буду делать все возможное, чтобы заставить тебя взять на себя мою ответственность. Я наблюдал за тобой и помогал тебе, чтобы когда мы наконец окажемся здесь, ты поступила именно так — вступила в противоборство с Фаулом без думы о том, что же ты на самом деле делаешь — чтобы все то, что случится потом в Стране, было только твоей виной, а не моей. Таким образом, я мог избавиться своего противоречия. Проклятие, Елена! Ты слышишь меня?
Все это может быть на руку только Фаулу!
Она, казалось, слышала только часть из того, что он говорил. Направив свой ожесточенный взгляд прямо в него, она сказала:
— Было ли когда-либо время, когда ты любил меня?
В агонии протеста он почти прокричал:
— Конечно я любил тебя! Потом овладел собой, вложил всю свою силу в обращение, призыв:
— Раньше я никогда и не думал о том, чтобы использовать тебя — до тех пор, пока мы не пересекли оползень. Именно тогда я понял, что ты способна и на дурное. Я любил тебя до этого. Я люблю тебя сейчас! Я, конечно же, бессовестный ублюдок, я использовал тебя, но теперь — все. Сейчас я сожалею об этом. — Всей оставшейся силой своего голоса он упрашивал ее:
— Елена, пожалуйста, не пей этого. Забудь о Силе Повелевания и возвратись в Ревлстон. Позволь Совету решить, что делать со всем этим. Но то, как она отвела свой взгляд от его лица, обжигая им стены пещеры, сказало ему, что он не смог убедить ее. Когда она заговорила, она только подтвердила его провал.
— Я стану недостойна быть Лордом, если окажусь не в состоянии действовать сейчас. Амок предложил нам Седьмой Завет потому, что понимал, что крайняя необходимость Страны превосходит условия его создания. Ядовитый Клык сейчас в Стране — и ведет войну. Сейчас Страна, и жизнь, и все живое подвергается опасности. Пока какая-то сила или оружие находятся в пределах моих возможностей — я не упущу этого!
Ее голос смягчился, когда она добавила:
— И если ты любишь меня, то как я могу отказаться бороться за твое избавление? Вовсе не требовалось держать эту сделку в секрете. Я люблю тебя. Я хочу спасти тебя. Твоя нужда только усиливает необходимость моих действий.
Повернувшись снова к желобу, она подняла горящий Посох высоко над своей головой и выкрикнула словно боевой клич:
— Меленкурион абафа! Сам Завет не может быть источником зла, Ядовитый Клык. Я иду, чтобы сокрушить тебя.
Затем она склонилась к Земной Крови.
Кавинант безумно бросился к ней, но ноги снова не удержали его, и он упал. Она опустила голову к желобу. Он крикнул:
— Это плохой ответ!
А как же твоя клятва Мира?
Но крик его не проник за барьер ее экзальтации. Без колебаний она набрала в рот немного Крови и проглотила ее.
Затем она медленно выпрямилась и стояла прямо и непреклонно, как будто была одержимой. Она начала разбухать, увеличиваться, подобно надувающейся статуе. Огонь Посоха пробежал по дереву к ее рукам. В одно мгновение ее руки вспыхнули голубым пламенем. — Елена, — Кавинант пополз к ней, но могущество ее потрескивающего пламени отбросило его назад подобно крепкому ветру. Он вытер слезы с глаз, чтобы они видели более ясно. Внутри ореола охватившего всю ее огня она была невредимой и свирепой.
Пока пламя полыхало вокруг нее, обволакивая ее с головы до ног огненным саваном, она подняла руки, обратила вверх лицо. Один напряженный момент она стояла недвижно, пойманная пожарищем. Потом заговорила, так, как если бы слова произносило пламя.
— Я вызываю тебя! Я испробовала Земной Крови! Ты должен подчиниться моей воле. Стены смерти не должны быть помехой. Кевин, сын Лорика! Я вызываю тебя!
Нет! вопил Кавинант. Нет! Но даже его внутренний крик был смыт великим голосом, который дрожал и стонал в воздухе так сильно, что он, казалось, слышал его не ушами, но всей поверхностью своего тела.
— Дура! Прекрати! — страдание волнами боли лилось из его голоса. — Не делай этого.
— Кевин! Слушай меня! — прокричала Елена изменившимся голосом. — Ты не можешь отказаться! Земная Кровь принудит тебя. Я избрала тебя исполнить мое Повеление. Кевин, я вызываю тебя!
Великий голос повторил:
— Дура! Ты не знаешь, что ты творишь!
Затем в одно мгновение атмосфера пещеры сильно изменилась, будто в нее открылась могила. Судороги агонии прокатились по воздуху. Кавинант вздрагивал от каждой ее волны. Он обнаружил, что стоит на коленях и смотрит вверх.
Бледные очертания призрака Кевина Расточителя Страны проступали за Еленой. Сравнению с ним принижало ее, как принижало и саму пещеру.
Согнувшийся и выглядевший опустошенным, он скорее проступал через камень, чем был целиком внутри пещеры. Он возвышался над Еленой так, будто был частью этих скал. Рот его был похож на гильотину, глаза полны силы осквернения, а на его лбу была повязка, закрывавшая, казалось, какую-то смертельную рану. — Освободи меня, — простонал он. — Я и так совершил уже довольно вреда для одной души.
— Тогда послужи мне, — крикнула она в исступлении. — Я даю тебе Повеление, чтобы избавиться от этого вреда. Ты — Кевин, сын Лорика, опустошитель Страны. Тебе знакомо отчаяние этих подонков — ты испробовал полную чашу желчи. У тебя есть знание и сила, которые не даны ни одному из живущих.
Высокий Лорд Кевин, я Повелеваю тебе сражаться до уничтожения с Лордом Фаулом Презирающим! Уничтожить Ядовитого Клыка! Силой Земной Крови, я Повелеваю тебе!
Призрак ошеломленно уставился на нее и поднял свои кулаки, будто собираясь ударить. — Дура! — повторил он страшным голосом.
В следующий момент сотрясение, словно бы от закрытой со стуком двери склепа, встряхнуло пещеру. Последний волна его муки сбила с ног сопровождавших Высокого Лорда; пламя Елены потухло как задутая свеча. Темнота заполнила пещеру.
Кевин исчез.
Прошло много времени, прежде чем к Кавинанту вернулось сознание.
Он отдыхал, утомленный. Отдыхали его руки и колени. Он был рад темноте и отсутствию призрака. Но наконец он вспомнил о Елене. Поднявшись на ноги, он обратился к ней с возгласом:
— Елена!? Очнись, Елена? Надо уходить отсюда!
Сначала не было никакой реакции. Затем на Посохе, который Елена все еще держала, вспыхнуло голубое пламя. Она села, производя впечатление руины самой себя, на полу. Когда ее серое, изнуренное лицо повернулось к нему, он понял, что самое худшее уже позади . Вся ее экзальтация истратилась на действие Повеления. Он подошел к ней, помог встать на ноги. — Пойдем, — сказал он. — Ну, давай же, пойдем.
Она медленно покачала головой и сказала голосом, в котором чувствовалась мука:
— Он назвал меня дурой. Что же я такого сделала?
— Надеюсь, мы никогда не разгадаем этого. — Глубокое сочувствие к ней заставило его произнести эти слова сурово. Ему следовало позаботиться о ней, хотя он и не знал — как. Чтобы дать ей время собраться с силами, он двинулся прочь от источника Земной Крови. Переведя взгляд на туннель, к Баннору, он заметил слабое выражение удивления на лице Стража Крови. Странность наличия хоть какого-то выражения на его лице вызвала у Кавинанта опасения. Казалось, причиной удивления был он сам. Он попробовал разгадать это, задав вопрос:
— Это был Кевин, не правда ли?
Баннор кивнул, видимое визуально удивление осталось на его лице.
— Хорошо, во всяком случае он не похож на того нищего. Так что теперь мы точно знаем, что не Кевин выбрал меня для всего этого. Взгляд Баннора все еще сохранял удивление. Это заставило Кавинанта почувствовать себя неудобное, так, будто было что-то неприличное в том, что он сделал.
Смутившись, он повернулся к Высокому Лорду.
Внезапный безмолвный порыв ветра, словно бы от вопля камня, потряс пещеру, заставил пол ее дрожать и прыгать как при землетрясении. Кавинант и Елена потеряли равновесие и шлепнулись на пол. Крик Морина предостерегающе безжизненно вторил:
— Кевин вернулся!
Затем снова повеяло могилой. Кавинант кожей ощутил присутствие Кевина. На этот раз призрак принес с собой ужасную вонь гниющей плоти и эфирного масла, и фоном его присутствия было глубокое громыхание скал, начинающих крошиться. Когда Кавинант поднял голову от пола, он увидел Кевина, контуры которого проступали сквозь камень — напряженно сохраняющего равновесие, сжавшего кулаки. Горячая зелень заполняла шары его глаз, источавшие вонючие испарения, сморщивающие его лоб. Он был пропитан насквозь изумрудным светом, так, будто только что вылез из болота.
— Дура! — прокричал он в приступе боли. — Будь ты проклята, предатель! Тем, что ты вызвала меня, ты нарушила Закон Смерти — ты развязала безмерные возможности для Злобы в Стране — и Презирающий управляет мной с такой легкостью, как если бы я был ребенком. Камень Иллеарт управляет мной. Сражение, дура! Я получил Повеление уничтожить тебя!
Ревя как множество бесов, он опустил вниз руки, чтобы схватить Елену.
Она не двигалась. Она была ошеломлена, заворожена результатом своей великой отваги.
Но Морин отреагировал немедленно:
— Кевин! Держи! — и прыгнул ей на помощь.
Призрак, казалось, услышал Морина — услышал и узнал, кто это был.
Старые воспоминания коснулись Кевина, и он засомневался. Это сомнение дало время Морину достичь Елены и оттолкнуть ее за себя. Когда неуверенность покинула Кевина, его пальцы обвились вокруг Морина вместо Высокого Лорда.
Он схватил Стража Крови и потянул его вверх.
Рука Кевина запросто проходила сквозь скалы, но Морин этого не мог. Страшная сила вдавила его в каменный свод. Удар высвободил его от тисков рук Кевина, но этого удара было достаточно. Первый Знак умер, как сломанная веточка.
Видение этого вывело Елену из транса. Она осознала опасность, которой подвергалась, и быстро закружила Посох над своей головой. Его пламя стало ослепительно голубым, горячая стрела сорвалась с Посоха и понеслась прямо в Кевина.
Удар пламени потряс его подобно физическому удару и вынудил отступить на шаг в камень. Но это ни сколько не смутило его. Глубоко рыча от боли, он двинулся вперед, снова пытаясь схватить ее. Безумно крича «Меленкурион абафа!», она встретила Посохом его атаку. Огненное колесо обожгло его пальцы.
Он снова отпрянул, тряся обожженными пальцами и стоная.
В этот момент передышки она прокричала для Посоха странное заклинание и, повернув его пламя вокруг себя три раза, оградила себя щитом силы. Когда призрак попытался схватить ее еще раз, он не смог завладеть ею. Он стиснул ее щит. Пальцы его источали изумрудную болезненность, но он не смог дотронуться до нее. Где бы он ни продавливал ее защиту, она восстанавливала ее могуществом Посоха.
Исступленно крича от боли, он изменил свою тактику. Он выпрямил спину, сжал кулаки и заколотил ими в пол пещеры. Камень жестоко затрясло. Пол вздыбился, Кавинант не смог удержаться на ногах, а Баннора отбросило к противоположной стене.
Сбивающая дыхание дрожь, похожая на конвульсии мучений, пронеслась через гору. Стены пещеры стали крушиться. Грохот сокрушаемого камня наполнил воздух.
На полу прямо под Еленой появилась трещина. Еще до того, как Елена успела заметить ее, трещина стала расширяться. Затем резким рывком она раскрылась, подобно прожорливой пасти.
Высокий Лорд Елена упала в раскрывшуюся пропасть.
Кевин спрыгнул вслед за ней и тоже пропал из виду. Его завывания доносились из пропасти подобно пронзительным визгам безумца.
Но хотя они и скрылись из виду, битва их продолжалась. Голубой огонь Лордов с гулом извергался из трещины в пещеру. Грохот и скрежет истязаемого камня наполнял воздух тоннеля, и пещеру бросало из стороны в сторону, как если бы Меленкурион Скайвейр тошнило. Кавинант с ужасом подумал о том, что вся громада горы разваливается.
Затем он вскочил на ноги и поплелся прямо к Баннору. Страж Крови сжал его руку умоляющим жестом и прокричал через шум:
— Спаси ее!
— Я не могу! — боль этого ответа вызвала у него стон. Требование Баннора так остро напомнило ему о собственной беспомощности, что это было трудно выносить. — Я не могу!
— Ты должен! — хриплый крик Баннора не оставлял ему права выбора.
— Как?! — прокричал он, взмахнув покалеченной рукой перед лицом Баннора. — С этим?!
— Да, с этим, — Страж Крови поймал левую руку Кавинанта и заставил его посмотреть на это.
На его обручальном пальце кольцо яростно билось, пульсировало силой и светом, подобно рвущемуся к использованию инструменту. Мгновение он изумленно смотрел на серебряную полоску так, будто она предала его. Потом, забыв о бегстве, забыв себя, забыв даже, что он не знает, как оказать влияние на Дикую Магию, он отчаянно устремился прочь от Баннора и, спотыкаясь, подошел к трещине. Выглядя как человек, борющийся сам с собой в безоружной решимости против бессмысленного рока смерти, он прыгнул за Высоким Лордом.
Глава 26
Виселичная Плешь
Но он потерпел неудачу еще до того, как начал. Он не знал, как укрепить себя для подобной битвы, которая происходила под ним. Когда он миновал край расщелины, по нему ударило волной силы, словно извержением из вулкана. Он был беззащитен против этого, это сдуло с него все ощущения подобно слабому огоньку.
Какое-то время он крутился через темноту — несся куда-то в слепой мяучащей пустоте, которая сгущалась и разбивалась над ним, в то время как он покачивался подобно кораблю с крушащимися балками. Он не обращал ни на что внимания, кроме как на силу, которая наносила по нему удары. Но вдруг что-то схватило его за руку, словно резко поставив корабль на якорь. Сначала он решил, что его схватила рука Елены — что это она держала его сейчас, как хранила его той ночью после вызова в Страну. Но когда он пригляделся в темноте, то увидел Баннора. Страж Крови за руку вытаскивал его из щели.
Видение этого — осознание своей неудачи — расстроило его. Когда Баннор поставил его на ноги, он стоял, бессильно слушая, посреди бушевания битвы — взрывов, глубоких стонущих скрипов истязаемого камня, грохота падающих скал — подобно пустому корпусу судна, непригодному для плавания, без груза, с пробитым днищем, постепенно погружающемуся в смерть из-за раны ниже ватерлинии. Он не сопротивлялся и не задавал вопросов, когда Баннор почти вынес его из пещеры Земной Крови.
Тоннель освещался только отражениями вспышек сражения, но Баннор продвигался уверенно через черноту под скалами и в несколько мгновений подтащил своего неуклюжего опекаемого к водопаду. Там он поднял Неверящего на руки и пронес его как ребенка сквозь давление потока. В скальном свете Земного Корня Баннор действовал даже более проворно. Он поспешил к доставившей их сюда лодке, усадил Кавинанта на одно из сидений, затем вскочил на борт, столкнув лодку на зеркальную гладь озера. Без колебаний он начал декламировать что-то на своем родном языке харучаев. Лодка плавно отправилась в путь между колоннами этого храма.
Но его усилия увели лодку недалеко. Через несколько сотен ярдов ее нос начал дергаться и отклоняться от курса. Он прекратил говорить, и лодка тут же отклонилась в сторону. Постепенно она стала набирать скорость.
Лодка была крепко захвачена потоком. Стоя в центре невидящего взора Кавинанта, Баннор слегка приподнял бровь, чувствуя себя в начале тяжелого испытания. Долгое время он ждал, наблюдая за медленным усилением потока, чтобы разгадать его направление. Затем в отдалении он увидел то, что вызвало это течение. Далеко впереди лодки скальный свет высветил линию в озере, похожую на раскол, которая простиралась в обе стороны насколько хватало взора. В эту щель и рвался безмолвными водопадами Земной Корень.
Баннор отреагировал спокойными действиями, будто он готовился к этому испытанию все долгие века своей службы. В первую очередь он извлек из своего тюка моток веревки из клинго и привязал Кавинанта к лодке. В ответ на молчаливый вопрос, написанный на лице Кавинанта, он пояснил:
Какое-то время он крутился через темноту — несся куда-то в слепой мяучащей пустоте, которая сгущалась и разбивалась над ним, в то время как он покачивался подобно кораблю с крушащимися балками. Он не обращал ни на что внимания, кроме как на силу, которая наносила по нему удары. Но вдруг что-то схватило его за руку, словно резко поставив корабль на якорь. Сначала он решил, что его схватила рука Елены — что это она держала его сейчас, как хранила его той ночью после вызова в Страну. Но когда он пригляделся в темноте, то увидел Баннора. Страж Крови за руку вытаскивал его из щели.
Видение этого — осознание своей неудачи — расстроило его. Когда Баннор поставил его на ноги, он стоял, бессильно слушая, посреди бушевания битвы — взрывов, глубоких стонущих скрипов истязаемого камня, грохота падающих скал — подобно пустому корпусу судна, непригодному для плавания, без груза, с пробитым днищем, постепенно погружающемуся в смерть из-за раны ниже ватерлинии. Он не сопротивлялся и не задавал вопросов, когда Баннор почти вынес его из пещеры Земной Крови.
Тоннель освещался только отражениями вспышек сражения, но Баннор продвигался уверенно через черноту под скалами и в несколько мгновений подтащил своего неуклюжего опекаемого к водопаду. Там он поднял Неверящего на руки и пронес его как ребенка сквозь давление потока. В скальном свете Земного Корня Баннор действовал даже более проворно. Он поспешил к доставившей их сюда лодке, усадил Кавинанта на одно из сидений, затем вскочил на борт, столкнув лодку на зеркальную гладь озера. Без колебаний он начал декламировать что-то на своем родном языке харучаев. Лодка плавно отправилась в путь между колоннами этого храма.
Но его усилия увели лодку недалеко. Через несколько сотен ярдов ее нос начал дергаться и отклоняться от курса. Он прекратил говорить, и лодка тут же отклонилась в сторону. Постепенно она стала набирать скорость.
Лодка была крепко захвачена потоком. Стоя в центре невидящего взора Кавинанта, Баннор слегка приподнял бровь, чувствуя себя в начале тяжелого испытания. Долгое время он ждал, наблюдая за медленным усилением потока, чтобы разгадать его направление. Затем в отдалении он увидел то, что вызвало это течение. Далеко впереди лодки скальный свет высветил линию в озере, похожую на раскол, которая простиралась в обе стороны насколько хватало взора. В эту щель и рвался безмолвными водопадами Земной Корень.
Баннор отреагировал спокойными действиями, будто он готовился к этому испытанию все долгие века своей службы. В первую очередь он извлек из своего тюка моток веревки из клинго и привязал Кавинанта к лодке. В ответ на молчаливый вопрос, написанный на лице Кавинанта, он пояснил: