Он распорядился, чтобы ноша мужчин и женщин с изрезанными лямками плечами по возможности везлась на лошадях. Он приказал всем офицерам с лошадьми, кроме барабанщиков, брать по второму седоку, чтобы самые истощенные воины могли отдохнуть на спине лошади. Он сказал своим офицерам собирать по дороге алианту для воинов, если будет такая возможность. Он возложил всю разведку, а также доставку воды на Стражей Крови, освободив таким образом больше лошадей для помощи воинам. После этого он отослал хафтов и вохафтов назад к их Дозорам.
   Когда они разошлись, Первый Хафт Аморин подошла поговорить с ним.
   Ее грубоватое суровое лицо было заряжено некой хмуростью, и он быстро предугадал ее просьбу:
   — Нет, Аморин, — сказал он. — Я не собираюсь ставить кого-то другого на твое место. — Она попыталась возразить, но он поспешил продолжить более вежливо:
   — Я знаю, что я кричал, как если бы винил тебя в том, что мы отстаем от нашего расписания. Но это лишь потому, что на самом деле я виню только себя. Только ты одна годишься для этой работы. Боевая Стража уважает тебя, как она уважает Кеана.
   Воины ценят твою опытность и честность. — И мрачно добавил:
   — В то время как сам я вовсе не уверен, что так же они относятся и ко мне. Скептицизм в ее взгляде тут же исчез. — Ты — вомарк. Кто может подвергать сомнению твои действия? — Тон ее как бы подразумевал, что тот, кто будет сомневаться в нем, будет иметь дело с ней.
   Ее преданность тронула его. Он не был полностью уверен, что заслужил это. Но он намеревался заслужить. Проглотив свое волнение, он ответил:
   — Ни для кого не будет повода для этого, пока мы будем сохранять наш темп. — Себе самому он добавил: Я обещал Кеану. — Нам надо наверстать упущенное время. И сделать это надо здесь, в Центральных Равнинах. К югу от реки Черная местность станет гораздо хуже.
   Первый Хафт закивала, словно была полностью согласна с ним.
   После того как она покинула его, он пошел к своему ложу и всю ночь провел, копаясь в темноте своего мозга в поисках какой-либо альтернативы своей дилемме. Но он не смог придумать ничего, что устраняло бы нужду в этом ускоренном марше. Когда он уснул, ему снились воины, плетущиеся на юг так, словно там была для них открытая могила.
   На следующее утро, когда шеренги Боевой Стражи зашевелились, слабо выровнялись и неуклюже пришли в движение, словно длинный темный стон вдоль Равнин, вомарк Хайл Трой пошел пешком вместе с ними. Воздержавшись от езды на ранихине, он стал сам бить в барабан, чтобы проверить этот темп и двигаться под него сам. Так он и шел весь день, перемещаясь по всей Боевой Страже между Боевыми Дозорами, посещая каждый Дозор, обращаясь к каждому вохафту по имени, удивляя воинов, выводя их из оцепенелой усталости своим присутствием и участием, стараясь, несмотря на свою собственную физическую нетренированность, показать пример, который, быть может, принес бы какую-то помощь его армии. В конце этого дня, проведенного в шеренгах, он был так утомлен, что едва добрался до маленького лагеря, который он разделял с Лордом Морэмом и Первым Хафтом Аморин, пробормотал им что-то о смерти и провалился в сон. Но на следующее утро он выволок себя из-под одеяла и возобновил свою деятельность, пряча свою боль за сочувствием, которое нес из одного конца своей армии в другой всем воинам Боевой Стражи.
   Он шел со своей армией по Центральным Равнинам уже четыре дня.
   После каждого дневного перехода он чувствовал, что исчерпал лимит своих сил, что весь ускоренный марш был невозможен, что он должен бросить эту затею. Но каждую ночь Лорд Морэм помогал готовить пищу для армии, а затем отправлялся к воинам, делясь с ними своим мужеством. Дважды в течение этих четырех дней Боевая Стража отправляла Стражей Крови забирать большие запасы еды, приготовленные жителями деревень Центральных Равнин. Свежая и обильная пища имела удивительную действенность: она возвращала силу духа даже тем воинам, которые уже не верили в свою способность вести себя вперед. Под конец четвертого дня на ногах тринадцатого дня марша — Трой наконец позволил себе полагать, что условия в Боевой Страже стабилизировались.
   Они прошли уже более сорока лиг. Боясь сделать что-либо, что могло бы повредить хрупкому равновесию его армии, он решил продолжать это свое собственное участие в марше. Морэм и Аморин понуждали его остановиться — они знали . его истощении, больных ногах, неустойчивой походке — но он отвергал все их аргументы. В душе ему было стыдно ехать верхом, когда его воины страдали пешком.
   Но на следующий день он вкусил больший стыд. Когда свет зари разбудил его, он выбрался из-под одеяла и обнаружил Аморин, стоящую прямо перед ним. Мрачным голосом она сообщила, что Боевая Стража ночью была атакована.
   Вскоре после полуночи разведчики, Стражи Крови, сообщили, что на спутанных лошадей собирается напасть стая крешей. Мгновенно тревога распространилась по лагерю, но только верховые хафты и вохафты были в состоянии прийти на помощь быстро. Со Стражами Крови, они бросились на защиту лошадей.
   Они обнаружили, что противостоят целой орде великих желтых волков — как минимум десяти стаям крешей. Стражи Крови на их ранихинах встретили первую волну атаки, но они превосходились в количестве не менее чем десять к одному. И офицеры за ними были пешими. Запах крешей испугал лошадей, поэтому они не могли быть оседланы и не защищались сами от опасности. Один ранихин, пять лошадей и около дюжины хафтов и вохафтов были убиты, прежде чем Аморин и Лорд Морэм смогли организовать защиту достаточно эффективно, чтобы прогнать волков. Но до того, как нападение крешей было отражено, одна из их стай сломила защиту офицеров и ворвалась в часть лагеря, где некоторые воины, бессильные от истощения, еще спали. Десять из этих мужчин и женщин остались лежать мертвыми или покалеченными под одеялами после того, как Стражи Крови и Морэм уничтожили этих волков. Слушая рассказ об этом, Трой становился все более злым. Размахивая руками в гневе и возмущении, он спросил:
   — Почему ты не разбудила меня?
   Не встречая его взгляд, Первый Хафт сказала:
   — Я пыталась. Трясла тебя, кричала тебе в уши. Но не смогла разбудить. А нужда воинов во мне была так велика, что я пошла ей навстречу.
   После этого Трой больше не шел сам с совершавшими марш воинами.
   Он не хотел быть снова преданным своей слабостью. Верхом на Мехриле, он проехал с Руэлом вдоль следов крешей, и когда сам убедился, что волки не были частью сосредоточенной поблизости армии, вернулся на свое место во главе Боевой Стражи. Время от времени он обскакивал вокруг армии легким галопом, словно был готов защищать ее в одиночку. Креши снова атаковали следующей ночью, и еще раз через ночь. Но оба раза вомарк Трой был готов к ним. Хотя он был слеп в темноте, не в состоянии сражаться, он изучал местность и тщательнее выбирал место для лагеря, чтобы удобнее было защищаться. Он организовывал охрану лошадей, планировал их защиту. Затем устраивал засаду из Стражей Крови, стрелков и с огнем. Много крешей было убито, но его Боевая Стража от потерь больше не страдала.
   После того третьего нападения волки оставили их в покое. Но затем появилась другая неприятность. Утром шестнадцатого дня марша стена темных туч выплыла к воинам с востока. Перед полуднем порывы ветра достигли Боевой Стражи, стали ерошить волосы людей, колыхать высокую траву равнин. Ветер усиливался по мере того как центр этого шторма становился ближе. Вскоре дождь начал изливаться на них из потемневших небес.
   Скопление черных туч обещало убийственный для них ливень. И тучи эти делали Троя почти слепым. Все хайербренды и гравлингасы зажгли их огни, чтобы обеспечить свет, удерживающий Боевую Стражу вместе против силы льющихся с неба потоков. Но эпицентр шторма не ушел так далеко на запад. Казалось, что центр его застыл где-то вдали на востоке, и, заняв эту позицию, он стал постоянным.
   Воины шли по краю области взбунтовавшейся погоды. Изнуряющий и мучительный дождь, хлеставший по ним из адской глубины шторма, не сильно им вредил, но их дух страдал, как бы то ни было. Все они ощущали болезненность той силы, которая вызывала эти порывы. Не требовалось проницательности Троя чтобы понять, что шторм этот почти несомненно был направлен против воинов хилтмарка Кеана.
   К тому времени когда шторм наконец развеялся, к концу следующего дня, потери Троя составили около одного Дозора. Продвигаясь где-то почти во тьме и в постоянных опасениях за судьбу Кеана, почти два десятка наименее сильных духом воинов потеряли мужество; посреди бредущей и борющейся со штормом Боевой Стражи они просто ложились в грязь и умирали.
   Но их было только восемнадцать. Более шестнадцати тысяч мужчин и женщин пережили шторм и продолжали марш. И ради живущих вомарк Трой ожесточил свое сердце против мертвых. Верхом на Мехриле, как будто не было предела его мужеству, он вел свою армию на юг, на юг и не давал жестокому ритму послабления.
   Затем, тремя днями позже — в день полнолуния — Боевой Страже прошлось пережить еще одно тяжелое испытание — вплавь пересечь реку Черная. Эта река служила границей между Центральными и Южными Равнинами.
   Она текла с Западных гор и присоединялась к реке Мифиль в нескольких десятках лиг отсюда в направлении Анделейна. Старые легенды гласили, что там, где река Черная вырывалась из-под большого утеса Расколотой Скалы, восточного основания великого Меленкурион Скайвейр, ее вода была такой же красной, как чистая кровь сердца. Проверить это было невозможно, потому что река эта вырывалась из Расколот ой Скалы посреди Дремучего Удушителя, и перед тем как она проходила через край Последних Холмов и уходила к Равнинам, она пересекала подножие Виселичной Плеши, старого места казней Защитников Леса. Вода, которую Боевой Страже пришлось перейти, была буро-черной, словно полной странного осадка. За всю историю Страны между Последними Холмами и рекой Мифиль через Черную никогда не было моста или брода. Река просто смывала последствия любых усилий проложить путь через нее. У воинов не было выбора. Только вплавь.
   Перебравшись на южный берег, воины стали выглядеть еще более истощенными, будто какая-то существенная часть их жизненной силы была высосана из их костей текущим темным голодом.
   Но они все еще шли. Вомарк руководил их продвижением, и они шли.
   Однако сейчас они двигались как разбитые опустевшие корабли, ведомые обессиленным ветром над бездорожными саргассами Южных Равнин. Временами казалось, что только одинокий огонь воли Троя держит их, запинающихся, заставляя с трудом и старательно перебирать ногами.
   А в Южных Равнинах еще одна трудность подстерегала их. Здесь поверхность земли стала грубее. На юго-западной оконечности Центральных Равнин только толстая кривая линия Последних холмов отделяла Дремучий Удушитель от Равнин. Но к югу от реки Черная эти холмы становились горами — перекошенный горный клин изрезанных вершин, кончик которого был возле реки, восточный угол — около бутылочного горла Рокового Отступления, а западный угол в Кравенхоу, где Дремучий Удушитель открывался в Южные Пустоши в сорока лигах от Рокового Отступления. Линия марша Боевой Стражи заходила все глубже и глубже в грубые земляные холмы, окружавшие эти горы.
   После двух дней преодоления этих холмов воины выглядели как вернувшиеся с того света. Они еще не очень отставали от требуемого темпа, но ясно было, что это только вопрос времени, что скоро они начнут падать прямо на ходу.
   Как только солнце стало садиться, затуманивая видение Троя, вомарк принял решение. Состояние воинов щемило его сердце; он чувствовал, что армия достигла своего рода кризиса. Боевая Стража была все еще в пяти днях от Рокового Отступления, в пяти ужасных днях. И он еще не знал, где был Кеан. Без некоторых знаний о расположении хилтмарка и общего положения, некоторых знаний об армии Фаула, Трой не мог подготовиться к тому, что лежало впереди. И его армия казалась более уже не способной к каким-либо приготовлениям.
   Для него настало время действовать. Хотя Боевая Стража была все еще в лиге от предусмотренного на этот день конца продвижения, он остановил армию для привала на ночь. И пока воины заботились о разбивке лагеря, он отозвал Морэма в сторону. В затуманенности он мог с трудом различать фигуру Лорда, но сконцентрировался на нем со всей решимостью, старанием перенести на Морэма напряженность своей мольбы.
   — Морэм, — вздохнул он, — есть ли хоть что-то, что ты можешь сделать для них? Что-нибудь, что ты можешь сделать своим посохом, или спеть, или положить в пищу, хоть что-то. Это надо сделать!
   Лорд Морэм пристально посмотрел на вомарка. — Возможно, — сказал он через мгновение. — Есть одна помощь, которая может иметь некоторый эффект против касания реки Черной. Но я был не склонен воспользоваться ею сейчас, ибо, однажды сделанное, это не может быть сделано снова. Мы все еще в долгих днях от Рокового Отступления — и в сражении нужда воинов в силе может быть более велика. Нельзя ли сохранить эту помощь до того времени?
   — Нет. — Трой попытался заставить Морэма услышать глубину его убеждения. — Самое время — сейчас. Им нужна сила сейчас — иначе им придется воевать до того, как они доберутся до Отступления. Или им придется бежать, чтобы попасть туда вовремя. И мы еще не знаем, как дела у Кеана. А после сегодняшнего вечера у нас не будет другого шанса до тех пор, пока сражение уже не начнется.
   — Почему? — спросил Лорд осторожно.
   — Потому что я покидаю Боевую Стражу сегодня вечером. Я отправляюсь к Смотровой Кевина. Я хочу посмотреть на армию Фаула. Я должен узнать точно, сколько времени дает нам Кеан.
   И ты пойдешь со мной. Потому что ты единственный, кто сможет воспользоваться коммуникационным прутом Высокого Дерева.
   Морэм оказался удивленным:
   — Покинуть Боевую Стражу? — спросил он быстро и сухо. — Сейчас? Это мудро?
   Трой был уверен. — Я должен сделать это. Я не имею сведений о его армии слишком долго. Но теперь я должен знать. Отсюда мы не в состоянии воспрепятствовать Фаулу удивить нас. И я… — он скривился в тумане. — Я единственный, кто видит достаточно далеко, чтобы определить, что делает Фаул.
   Через мгновение он добавил:
   — Вот почему они называют это Смотровой Кевина. Даже он нуждается в том, чтобы знать, против чего шел.
   Внезапно Лорд провел рукой, чтобы снять напряженность со своего лица, затем добавил:
   — Очень хорошо. Это может быть сделано. Есть помощь, которая может быть дана сейчас. Каждый из гравлингасов несет с ним небольшое количество лечебной грязи. А у хайербрендов есть уникальная древесная пыль, которую они называют риллинлур. Я надеялся сохранить такую помощь для использования при заживлении боевых ран. Но все это может быть использовано и сегодня вечером. Молюсь, чтобы этого было достаточно. — Без дальнейших вопросов он ушел отдать свои инструкции хайербрендам и гравлингасам.
   Вскоре эти люди двинулись через лагерь, помещая или лечебную грязь, или риллинлур в каждую кастрюлю для еды. Каждая кастрюля получила только щепотку, каждый воин съел только малюсенькое количество.
   Но хайербренды и гравлингасы знали, как извлекать наибольшую пользу из древесной пыли и лечебной грязи. С помощью песен и заклинаний они сделали свой дар воинам сильным и эффективным. Сразу после еды воины начали засыпать, многие из них просто падали на землю, теряя сознание. В первый раз за долгие страдания марша некоторые из них улыбались своим мечтам.
   Когда Морэм вернулся к Трою после трапезы, он почти улыбался самому себе.
   Затем Трой стал давать Первому Хафту Аморин инструкции по сражению за Роковое Отступление. После того, как они обсудили движение и финальный этап марша, они заговорили о самом Отступлении. Несмотря на его заверения, она полагала, что это страшное место. Во всех войнах Страны это было место, в котором армии пытались спастись, когда все их надежды были разбиты. Мрачная старая легенда говорила о воронах, которые гнездились высоко по обеим сторонам узкого ущелья, на валунах его краев, кружа над телами убитых.
   Но Трой никогда не сомневался в этой части своего плана. Роковое Отступление было идеальным местом для маленькой армии в сражении против большой. Враг может быть заманен в каньон и разбит по частям. — В этом вся прелесть, — сказал Трой доверительным тоном. — Это единственное место, где мы можем обратить традиции Фаула против него — мы собираемся взять проклятие и обратить его в благословение. Когда прибудет Кеан, мы будем уже сверху. Фаул возможно даже не будет знать, что мы там, до тех пор, пока это не будет слишком поздно. Но даже если он и узнает, то ему все равно придется сражаться с нами. Он будет не в состоянии повернуться к нам спиной. Все, что вам надо для этого сделать, — добавил он, — это сохранять темп пять следующих дней. Грубый и хмурый вид Аморин напомнил ему, какими невозможными могут оказаться эти пять дней. Но утром он почувствовал, что был прав. Благодаря чудодейственному влиянию риллинлура и лечебной грязи, его воины встретили зарю с возобновившейся решимостью в их глазах и с чем-то вроде силы в их телах. Когда он достиг близлежащего холма, чтобы поговорить с ними, они столпились вокруг него и осыпали его благодарностями, которые заставляли его грудь тесниться гордостью. Ему хотелось обнять их всех.
   Он стоял лицом к Боевой Страже, спиной к восходу солнца, и когда он смог различать их лица через затуманенность своего видения, он начал.
   — Друзья мои! — прокричал он. — Слушайте меня! Я иду на Смотровую Кевина, чтобы выяснить, что делает Фаул. Так что, возможно, это мой последний шанс поговорить с вами перед тем, как начнется сражение. Я хочу дать вам справедливое предупреждение. Мы пока что провели самые легкие двадцать два дня. Но скоро спокойная часть закончиться. Вскоре мы собираемся начать исполнять свой долг. Он боязливо позволил себе эту блеклую шутку. Если воины правильно поймут его, они смогут расслабиться немножко, ослабить некоторую внутреннюю боль, стать ближе друг другу. Но если же они услышат унижение в его словах, если они будут оскорблены его черным юмором — они могут стать потерянными для него. Он почувствовал огромное облегчение и благодарность, когда он увидел, что многие из воинов улыбаются. Некоторые засмеялись вслух. Их ответ заставил его почувствовать, вдруг и с волнением, гармонию с ними — тональность его армии, инструмент его воли.
   Он сразу же стал снова доверять своему руководству над ними.
   С бодростью он продолжил:
   — Как вы знаете, мы находимся только в пяти днях от Рокового Отступления. Нам осталось преодолеть ровно сорок восемь лиг. После того, что вы уже сделали, вы должны быть в состоянии сделать это даже сонными. Но все же есть еще несколько вещей, о которых я хочу сказать.
   Первое. Вам следует знать, что вы уже достигли большего, чем любая другая армия в истории Страны. Никакая другая Боевая Стража никогда не совершала походов такой дальности и такой стремительности. Поэтому каждый из вас уже герой. Я не хвастаюсь, факты есть факты. Вы уже самые лучшие.
   Но герои вы или нет, наша работа не сделана до тех пор, пока мы не победим. Вот почему мы идем в Роковое Отступление. Это совершенное место для западни — уж если мы доберемся туда, мы сможем управиться с армией в пять раз больше нашей. И только добравшись туда — только утянув армию Фаула на юг, в места, подобные этому, — мы уже спасем многие подкаменья и настволья в Центральных Равнинах. Для многих из вас это значит, что мы спасем ваши семьи.
   Он остановился, надеясь позволить своему убеждению достигнуть сердец воинов. Затем сказал:
   — Но мы должны достичь Отступления вовремя. Именно там хилтмарк Кеан рассчитывает найти нас. Он и его Боевые Дозоры сражаются в аду, чтобы дать нам эти еще пять дней. Если мы не достигнем Отступления до того, как они сделают это, они все умрут. — Мы едва успеваем. Но я могу вам сказать как факт, что хилтмарк уже купил нам три из необходимых пяти дней. Все вы видели шторм, прошедший шесть дней назад. Вы знаете, что это было — атака на Боевой Дозор хилтмарка. Это значит, что шесть дней назад он все еще сдерживал армию Фаула в долине Мифиль. И вы знаете хилтмарка Кеана. Вы знаете, он не позволит каким-то двум дням встать между нами и победой.
   Мы едва успеваем. И мы прибудем туда не отдыхать. Но если мы все-таки прибудем в Отступление вовремя, я не боюсь за исход.
   При этом хафты одобрительно зааплодировали в ответ на браваду Троя, и он молча стоял под этой овацией с опущенной головой, допуская это только потому, что мужество раздающихся вокруг бодрых выкриков, мужество его армии поглотило его. Когда одобрение смолкло и Боевая Стража стала вновь тихой, он сказал хрипло в безмолвии:
   — Мои друзья, я горжусь вами всеми!
   Затем повернулся и почти сбежал с холма.
   Лорд Морэм последовал за ним, когда он вскочил на спину Мехрила.
   Сопровождаемые Руэлом, Террелом и восемью другими Стражами Крови, эти двое поскакали галопом прочь от Боевой Стражи. Трой установил жесткий темп до тех пор, пока его армия не скрылась из его взгляда за холмами позади них. Затем он ослабил Мехрила до походки, которая покроет расстояние до подкаменья Мифиль и Смотровой Кевина за три дня. С Морэмом рядом, он легким галопом скакал к востоку через холмистость Южных Равнин.
   Через некоторое время Лорд сказал спокойно:
   — Вомарк Трой, ты и в самом деле воодушевил их.
   — Ты все перепутал, — сказал он голосом, грубоватым от эмоций, — это они воодушевили меня.
   — Нет, мой друг. Они стали очень лояльны к тебе.
   — Просто они — очень лояльные люди. Они… Да, все верно, я понял, что ты имел в виду. Они лояльны ко мне. Но если я когда-либо их брошу, если я совершу какую-либо любую человеческую ошибку, они будут чувствовать себя преданными. Я знаю. Я слишком понадеялся на их мужество, на их веру в меня, в мои планы. Но если это приведет их в Роковое Отступление вовремя, риск будет того стоить. Лорд Морэм согласился кивком. После паузы он сказал:
   — Но ты делал свою часть работы. Мой друг, я должен сказать тебе это. Когда я впервые понял твое намерение идти к Роковому Отступлению таким темпом, мне показалось, что это невозможная задача.
   — Тогда почему ты позволил мне сделать это? — разозлился Трой. — Почему ты ждал до сего момента чтобы сказать что-либо о своих сомнениях?
   — Ох, вомарк, — ответил Лорд. — Ведь если не пытаться, тогда вообще все будет невозможно.
   При этих словах Трой повернулся к Морэму. Но когда он встретил испытующий взгляд Лорда, он понял, что Морэм не стал бы поднимать такого вопроса просто так. Принуждая себя расслабиться, он сказал:
   — На самом деле ты не ожидал, что я удовлетворюсь таким ответом.
   — Нет, — просто ответил Лорд. — Я сказал это только для того, чтобы выразить свое отношение к тому, что ты сделал. Я верю тебе. Я буду следовать твоему руководству в этой войне при любых опасностях. Внезапный наплыв благодарности спазмом сжал горло Троя, и ему пришлось стиснуть зубы, чтобы сдержать глупую улыбку. Чтобы ответить на доверие Морэма, он прошептал:
   — Я не брошу тебя при этом.
   Но позже, когда его порыв прошел, ему было неприятно вспоминать, как много таких обещаний он уже успел дать. Казалось, они увеличивались по мере продвижения марша. Его речь перед Боевой Стражей была только первой в серии таких утверждений. Сейчас он чувствовал себя так, словно дал свою личную гарантию успеха практически всей Стране.
   Он загнал себя в угол — в такое место, где поражение и измена становятся вещами равнозначными. Даже простейшие мысли о поражении заставляли его пульс гулко отдаваться в голове.
   А если это были мысли, подобные вдохновляющим Неверие Кавинанта, тогда Трой мог видеть, что это вызывает вполне определенное чувство. У него было жестокое имя для этого чувства. Оно называлось трусость.
   Он силился отогнать такие мысли прочь и обратить свое внимание на Центральные Равнины.
   В стороне от гор местность как-то сглаживалась и переходила в широкие пространства острой, жесткой травы, испещренные полосами серого орляка и вереска, становящимися пурпурными осенью. Эта земля не была щедрой — Трою говорили, что было всего лишь пять подкамений во всех Южных Равнинах, — но ее нерасточительное здоровье было жизнестойким и сильным, как у коренастых мускулистых людей, которые на ней жили. Что-то в ее строгости привлекало его, как будто эта земля сама была предназначена для войны. Он ехал спокойно, сохраняя медленный темп чтобы сберегать силу Мехрила для тяжелой скачки от Смотровой Кевина до Рокового Отступления.
   Но на вторую ночь его уверенность несколько поколебалась. Вскоре после восхода луны Лорд Морэм внезапно проснулся, вскрикнув так неистово, что кровь Троя застыла. Трой ощупью пошел к нему через темноту, но он ударил вомарка своим Посохом и начал палить свирепыми взрывами силы в неуязвимые небеса, как будто они атаковали его. Безумие охватило его. Он не останавливался до тех пор, пока Террел не поймал его руки, заорав ему в лицо: