Страница:
— А теперь, миледи, повторите, что вы рассказали мне все известное вам о ночи, когда случился пожар.
— Это новое обвинение? — возмущенно спросила Шона. — Клянусь тебе, ничего больше…
Ее голос вдруг дрогнул и прервался, когда Дэвид, не обращая внимания на нее, протянул руку и отвел смоляные кудри на затылке спящего малыша.
— Ястреб, Слоан, будьте так добры взглянуть сюда, — ледяным тоном попросил он.
Двое мужчин прошли мимо Шоны, нагнулись над Дэнни, и вдруг оба изумленно уставились на Дэвида.
— Будьте вы прокляты! — воскликнула Шона. Она многое вынесла, некогда она считала себя сильной женщиной. Но убийцы в плащах, похищение и спасение Сабрины, ненависть Дэвида — это уж слишком. — Будьте вы прокляты! — повторила она зло. — Что, черт побери, происходит?
— Этот мальчик… — начал Ястреб.
— Смотри, — мягко обратился к ней Слоан, указывая на линию волос на затылке мальчика, образовавшую небольшой, но отчетливо различимый выступ в форме полумесяца.
— Не понимаю, о чем вы говорите, — пробормотала Шона. — Я никогда не видела такой метки. Если это метка Дагласов, то… у Дэвида такой нет.
Ястреб подхватил на затылке свои густые черные волосы и слегка повернулся, чтобы она увидела полумесяц.
Скайлар Даглас ахнула — настолько удивленная, что выпалила не задумываясь:
— Ястреб, ты же говорил мне, что никогда не спал с Шоной!
— О Боже! — простонала Шона.
— Благодарю тебя за доверие, жена! — возмущенно воскликнул Ястреб.
— Это мой ребенок, — заявил Дэвид. — У меня самого такой метки нет, но у отца она была и часто появлялась в роду Дагласов. — Потрясенно глядя на Дэнни, Шона вдруг почувствовала на себе обжигающий взгляд зеленых глаз Дэвида. — Леди Мак-Гиннис больше ничего не известно о той ночи, однако она родила ребенка и отдала самой омерзительной паре в Крэг-Роке, чтобы они воспитали Дэнни вместе со своими детьми!
Действительно, в эту ночь ей пришлось вынести слишком многое. Шона смутно заметила, какой ненавистью налились глаза Дэвида, но больше ничего не успела узнать. В беспамятстве она рухнула на пол.
Видения вновь преследовали ее во сне. Сначала она бежала. Бежала сквозь густой, поднимающийся от земли туман. За ней гнались фигуры в плащах. Затем они исчезли, и сон стал еще тягостнее, заставляя обливаться кровью ее сердце.
Она очутилась в комнатушке, которую снимала в таверне эпохи Тюдоров в Глазго. Она покинула Крэг-Рок, чтобы остаться наедине с собой, решить, как жить дальше, когда появится ребенок. Первую схватку она почувствовала на рассвете, но решила, что ошиблась — ребенок должен был появиться на свет только через месяц. Несколько часов подряд она мучилась в одиночестве. Затем, неизвестно откуда, в комнате оказалась повитуха.
Схватки продолжались много времени подряд. Боль была невыносимой, она молилась только, чтобы ребенок выжил. Отвлекая себя от боли, она продолжала вести мысленные битвы. Что теперь делать? Ей не хотелось возвращаться домой, потому что Дэвид сгорел в конюшне.
Шона производила на свет наследника Дагласов, готового войти в мир, но Дэвид Даглас никогда не был ее мужем, и за все время, прошедшее с тех пор как погиб Дэвид, она так и не решилась сказать его отцу о ребенке. Ей не хотелось, чтобы отец Дэвида подумал, будто ей что-то надо от Дагласов, но вместе с тем не желала лишать его внука.
День сменился ночью. В конце концов все это не имело значения — роды начались преждевременно. Боль нарастала, а ребенок так и не появлялся. Повитуха заставила ее выпить снадобье, смягчающее боль, и Шона согласилась. Больше она ничего не помнила… Очнувшись от глубокого сна, она увидела за окном свет. Повитуха сказала, что ребенок родился мертвым. Пожилая женщина»принялась мягко утешать Шону:
— Детка, тут уж ничем не поможешь: дети должны рождаться тогда, когда им положено, иначе их ничто не спасет.
Ее бедный малыш погиб. Шона боролась с изнеможением и болью, охватившими ее. Повитуха положила ей на руки бесформенный сверток, и Шона зарыдала. Она попыталась взглянуть на ребенка, но повитуха отняла сверток, объяснив, что малыш весь в крови, к тому же не успел развиться. Она лишилась всего, что осталось ей от Дэвида, не сумев отдать ему даже последний долг — не спасла его ребенка. Она была безутешна, ей не хотелось жить. Но она выжила, и вскоре ее родные узнают…
Ребенок не умер! Он здесь! Дэнни — вылитый Мак-Гиннис, ибо он и есть Мак-Гиннис, ее сын. Кто-то сыграл с ней ужасную, жестокую шутку! Этот кто-то пытался убить Дэвида и ее.
Но теперь… Дэвид убьет ее своими руками.
Она открыла глаза и растерянно огляделась, не понимая, где находится. Потрескивал огонь, она ощущала прохладу и мягкость простыней. Во рту пересохло. Она попыталась сосредоточиться, но сумела не сразу. Она лежала в постели, ее лиловая амазонка была расстегнута на груди. Наконец-то Шона поняла, что лежит в постели Сабрины Конор, а Сабрина, с беспокойством глядя на нее, сидит сбоку. У Шоны по-прежнему кружилась голова. Комнату заполняли тени; очевидно, они остались вдвоем. Шона порадовалась тому, что с ней рядом именно Сабрина.
— Сабрина, этого не может быть…
— Тсс! Все хорошо…
— Господи…
— Тише, тише! Я здесь. С тобой ничего не случится.
— О Боже! — воскликнула Шона, хватая Сабрину за рукав. Ей следовало сдержаться, обуздать свои чувства, но она не могла. В ней закипала паника. — Этого не может быть, не может! О Сабрина, не допусти, чтобы этот ужас повторился с тобой, расскажи всем о своем ребенке! Его отец — индеец? Кажется, на это намекала Эдвина? О Сабрина, неужели это ребенок Ястреба?
— Что?! — послышался возглас из угла. Голос Скайлар.
Шона с запозданием поняла, что в комнате они с Сабриной не одни. Сабрина ошеломленно смотрела на сестру, Ястреб и Слоан подошли поближе и встали у кровати.
— Боже милостивый, Ястреб! — выдохнула Скайлар. Взгляд Ястреба, обращенный на жену, был полон ярости.
— Скайлар, что с тобой? Уверяю, ребенок твоей сестры не от меня! — с оскорбленным видом заявил Ястреб.
— Разумеется! — подтвердила Сабрина, переведя взгляд на Шону.
— Сабрина, ты не сказала мне ни слова, — уже мягче упрекнула Скайлар. — Неужели ты ждешь ребенка?
Сабрина смутилась, глядя на Шону.
— Я думала, мы одни, — пробормотала Шона. — Мне так жаль…
— Знаю, — ответила Сабрина, — но это не имеет значения. Дэвид был в таверне в тот день, когда Эдвина заговорила со мной о ребенке. Все они здесь заодно, — горько добавила она. — Ему все равно пришлось бы рассказать о ребенке моему зятю. — Сабрина, не понимаю, почему ты не призналась мне, — снова упрекнула Скайлар. — Если отец ребенка — индеец, но не Ястреб, тогда…
Сабрина напряглась, не поворачиваясь и опустив голову.
— Совершенно очевидно, что ребенок мой, — заявил Слоан Трелони.
— О Боже! — воскликнула Скайлар. — Слоан, тебе незачем брать на себя такую ответственность, если произошла ошибка…
— Ребенок — мой, — повторил он.
Это правда, поняла Шона. Она прочла подтверждение в глазах Сабрины, устремленных на нее.
— Сабрина, пожалуйста, прости меня… — снова заговорила Шона и осеклась, поскольку в комнате находился еще один человек, тот, о присутствии которого она чуть не забыла…
Дэвид.
Без бороды, облаченный в черные бриджи и черную рубашку с длинными рукавами, Дэвид подошел и встал с ней рядом. Помедлив, он склонился и подхватил ее на руки, не обращая внимания на то, что Шона, обезумевшая от ужаса, уперлась ладонью ему в грудь.
— Похоже, пришло время поговорить наедине, — заявил он. — Правда, поздновато — мы уже ухитрились выдать все чужие секреты и чуть не разрушить брак моего брата.
— Я не хотела… — начала Шона.
— Мне требовалось присутствие брата и Слоана — ибо, если не считать полумесяца на затылке, этот мальчик — вылитый Мак-Гиннис, а я должен был заставить тебя понять: нельзя отрицать того, что он — Даглас. Но теперь… продолжать битву можно наедине. Слоан, Сабрина, Ястреб, Скайлар, прошу нас простить.
Она вырвалась из рук Дэвида, как только они покинули комнату, и направились по коридору и лестнице к башне.
— Лорд Даглас, я рада, что ваш разумный и рассудительный брат встретил добрую и любящую девушку, но в особенности тому, что между ними установились нежные отношения, на которые вы, по-видимому, неспособны.
— Каждому свое.
— Я не пыталась разрушить его брак, не хотела причинить вреда и Сабрине…
— Ты только готова была уничтожить собственного ребенка, чтобы сохранить честь рода Мак-Гиннисов?
— Нет! — вскричала она. — Я ничего не знала! Клянусь тебе, не знала!
— Так ты отрицаешь, что это наш сын?
— Нет… не знаю. Не может быть… правда, мальчик… Господи, где он? — вдруг опомнилась Шона.
— Я позабочусь о нем.
— Ты? Но заботиться о нем должна я! Дэвид, ты утверждаешь, что это мой ребенок, и запрещаешь мне видеться с ним? Дэвид, скажи, где Дэнни? — отчаянно прошептала она.
Лицо Дэвида стало непроницаемым.
— В безопасности, — ответил он.
— Где в безопасности?
Дэвид склонился к ней.
— Вдали от всех, кто носит имя Мак-Гиннис.
Глава 21
— Это новое обвинение? — возмущенно спросила Шона. — Клянусь тебе, ничего больше…
Ее голос вдруг дрогнул и прервался, когда Дэвид, не обращая внимания на нее, протянул руку и отвел смоляные кудри на затылке спящего малыша.
— Ястреб, Слоан, будьте так добры взглянуть сюда, — ледяным тоном попросил он.
Двое мужчин прошли мимо Шоны, нагнулись над Дэнни, и вдруг оба изумленно уставились на Дэвида.
— Будьте вы прокляты! — воскликнула Шона. Она многое вынесла, некогда она считала себя сильной женщиной. Но убийцы в плащах, похищение и спасение Сабрины, ненависть Дэвида — это уж слишком. — Будьте вы прокляты! — повторила она зло. — Что, черт побери, происходит?
— Этот мальчик… — начал Ястреб.
— Смотри, — мягко обратился к ней Слоан, указывая на линию волос на затылке мальчика, образовавшую небольшой, но отчетливо различимый выступ в форме полумесяца.
— Не понимаю, о чем вы говорите, — пробормотала Шона. — Я никогда не видела такой метки. Если это метка Дагласов, то… у Дэвида такой нет.
Ястреб подхватил на затылке свои густые черные волосы и слегка повернулся, чтобы она увидела полумесяц.
Скайлар Даглас ахнула — настолько удивленная, что выпалила не задумываясь:
— Ястреб, ты же говорил мне, что никогда не спал с Шоной!
— О Боже! — простонала Шона.
— Благодарю тебя за доверие, жена! — возмущенно воскликнул Ястреб.
— Это мой ребенок, — заявил Дэвид. — У меня самого такой метки нет, но у отца она была и часто появлялась в роду Дагласов. — Потрясенно глядя на Дэнни, Шона вдруг почувствовала на себе обжигающий взгляд зеленых глаз Дэвида. — Леди Мак-Гиннис больше ничего не известно о той ночи, однако она родила ребенка и отдала самой омерзительной паре в Крэг-Роке, чтобы они воспитали Дэнни вместе со своими детьми!
Действительно, в эту ночь ей пришлось вынести слишком многое. Шона смутно заметила, какой ненавистью налились глаза Дэвида, но больше ничего не успела узнать. В беспамятстве она рухнула на пол.
Видения вновь преследовали ее во сне. Сначала она бежала. Бежала сквозь густой, поднимающийся от земли туман. За ней гнались фигуры в плащах. Затем они исчезли, и сон стал еще тягостнее, заставляя обливаться кровью ее сердце.
Она очутилась в комнатушке, которую снимала в таверне эпохи Тюдоров в Глазго. Она покинула Крэг-Рок, чтобы остаться наедине с собой, решить, как жить дальше, когда появится ребенок. Первую схватку она почувствовала на рассвете, но решила, что ошиблась — ребенок должен был появиться на свет только через месяц. Несколько часов подряд она мучилась в одиночестве. Затем, неизвестно откуда, в комнате оказалась повитуха.
Схватки продолжались много времени подряд. Боль была невыносимой, она молилась только, чтобы ребенок выжил. Отвлекая себя от боли, она продолжала вести мысленные битвы. Что теперь делать? Ей не хотелось возвращаться домой, потому что Дэвид сгорел в конюшне.
Шона производила на свет наследника Дагласов, готового войти в мир, но Дэвид Даглас никогда не был ее мужем, и за все время, прошедшее с тех пор как погиб Дэвид, она так и не решилась сказать его отцу о ребенке. Ей не хотелось, чтобы отец Дэвида подумал, будто ей что-то надо от Дагласов, но вместе с тем не желала лишать его внука.
День сменился ночью. В конце концов все это не имело значения — роды начались преждевременно. Боль нарастала, а ребенок так и не появлялся. Повитуха заставила ее выпить снадобье, смягчающее боль, и Шона согласилась. Больше она ничего не помнила… Очнувшись от глубокого сна, она увидела за окном свет. Повитуха сказала, что ребенок родился мертвым. Пожилая женщина»принялась мягко утешать Шону:
— Детка, тут уж ничем не поможешь: дети должны рождаться тогда, когда им положено, иначе их ничто не спасет.
Ее бедный малыш погиб. Шона боролась с изнеможением и болью, охватившими ее. Повитуха положила ей на руки бесформенный сверток, и Шона зарыдала. Она попыталась взглянуть на ребенка, но повитуха отняла сверток, объяснив, что малыш весь в крови, к тому же не успел развиться. Она лишилась всего, что осталось ей от Дэвида, не сумев отдать ему даже последний долг — не спасла его ребенка. Она была безутешна, ей не хотелось жить. Но она выжила, и вскоре ее родные узнают…
Ребенок не умер! Он здесь! Дэнни — вылитый Мак-Гиннис, ибо он и есть Мак-Гиннис, ее сын. Кто-то сыграл с ней ужасную, жестокую шутку! Этот кто-то пытался убить Дэвида и ее.
Но теперь… Дэвид убьет ее своими руками.
Она открыла глаза и растерянно огляделась, не понимая, где находится. Потрескивал огонь, она ощущала прохладу и мягкость простыней. Во рту пересохло. Она попыталась сосредоточиться, но сумела не сразу. Она лежала в постели, ее лиловая амазонка была расстегнута на груди. Наконец-то Шона поняла, что лежит в постели Сабрины Конор, а Сабрина, с беспокойством глядя на нее, сидит сбоку. У Шоны по-прежнему кружилась голова. Комнату заполняли тени; очевидно, они остались вдвоем. Шона порадовалась тому, что с ней рядом именно Сабрина.
— Сабрина, этого не может быть…
— Тсс! Все хорошо…
— Господи…
— Тише, тише! Я здесь. С тобой ничего не случится.
— О Боже! — воскликнула Шона, хватая Сабрину за рукав. Ей следовало сдержаться, обуздать свои чувства, но она не могла. В ней закипала паника. — Этого не может быть, не может! О Сабрина, не допусти, чтобы этот ужас повторился с тобой, расскажи всем о своем ребенке! Его отец — индеец? Кажется, на это намекала Эдвина? О Сабрина, неужели это ребенок Ястреба?
— Что?! — послышался возглас из угла. Голос Скайлар.
Шона с запозданием поняла, что в комнате они с Сабриной не одни. Сабрина ошеломленно смотрела на сестру, Ястреб и Слоан подошли поближе и встали у кровати.
— Боже милостивый, Ястреб! — выдохнула Скайлар. Взгляд Ястреба, обращенный на жену, был полон ярости.
— Скайлар, что с тобой? Уверяю, ребенок твоей сестры не от меня! — с оскорбленным видом заявил Ястреб.
— Разумеется! — подтвердила Сабрина, переведя взгляд на Шону.
— Сабрина, ты не сказала мне ни слова, — уже мягче упрекнула Скайлар. — Неужели ты ждешь ребенка?
Сабрина смутилась, глядя на Шону.
— Я думала, мы одни, — пробормотала Шона. — Мне так жаль…
— Знаю, — ответила Сабрина, — но это не имеет значения. Дэвид был в таверне в тот день, когда Эдвина заговорила со мной о ребенке. Все они здесь заодно, — горько добавила она. — Ему все равно пришлось бы рассказать о ребенке моему зятю. — Сабрина, не понимаю, почему ты не призналась мне, — снова упрекнула Скайлар. — Если отец ребенка — индеец, но не Ястреб, тогда…
Сабрина напряглась, не поворачиваясь и опустив голову.
— Совершенно очевидно, что ребенок мой, — заявил Слоан Трелони.
— О Боже! — воскликнула Скайлар. — Слоан, тебе незачем брать на себя такую ответственность, если произошла ошибка…
— Ребенок — мой, — повторил он.
Это правда, поняла Шона. Она прочла подтверждение в глазах Сабрины, устремленных на нее.
— Сабрина, пожалуйста, прости меня… — снова заговорила Шона и осеклась, поскольку в комнате находился еще один человек, тот, о присутствии которого она чуть не забыла…
Дэвид.
Без бороды, облаченный в черные бриджи и черную рубашку с длинными рукавами, Дэвид подошел и встал с ней рядом. Помедлив, он склонился и подхватил ее на руки, не обращая внимания на то, что Шона, обезумевшая от ужаса, уперлась ладонью ему в грудь.
— Похоже, пришло время поговорить наедине, — заявил он. — Правда, поздновато — мы уже ухитрились выдать все чужие секреты и чуть не разрушить брак моего брата.
— Я не хотела… — начала Шона.
— Мне требовалось присутствие брата и Слоана — ибо, если не считать полумесяца на затылке, этот мальчик — вылитый Мак-Гиннис, а я должен был заставить тебя понять: нельзя отрицать того, что он — Даглас. Но теперь… продолжать битву можно наедине. Слоан, Сабрина, Ястреб, Скайлар, прошу нас простить.
Она вырвалась из рук Дэвида, как только они покинули комнату, и направились по коридору и лестнице к башне.
— Лорд Даглас, я рада, что ваш разумный и рассудительный брат встретил добрую и любящую девушку, но в особенности тому, что между ними установились нежные отношения, на которые вы, по-видимому, неспособны.
— Каждому свое.
— Я не пыталась разрушить его брак, не хотела причинить вреда и Сабрине…
— Ты только готова была уничтожить собственного ребенка, чтобы сохранить честь рода Мак-Гиннисов?
— Нет! — вскричала она. — Я ничего не знала! Клянусь тебе, не знала!
— Так ты отрицаешь, что это наш сын?
— Нет… не знаю. Не может быть… правда, мальчик… Господи, где он? — вдруг опомнилась Шона.
— Я позабочусь о нем.
— Ты? Но заботиться о нем должна я! Дэвид, ты утверждаешь, что это мой ребенок, и запрещаешь мне видеться с ним? Дэвид, скажи, где Дэнни? — отчаянно прошептала она.
Лицо Дэвида стало непроницаемым.
— В безопасности, — ответил он.
— Где в безопасности?
Дэвид склонился к ней.
— Вдали от всех, кто носит имя Мак-Гиннис.
Глава 21
Они достигли комнаты в башне, Дэвид закрыл и запер на засов дверь, прежде чем усадить Шону на кровать.
Слезы затопили глаза Шоны, и она пыталась удержать их, яростно моргая. Ее ребенок жив! Все эти годы она старалась забыть о нем. С ней сыграли самую жестокую шутку всех времен, а теперь требовали расплатиться за чужую игру!
— Дэвид, как ты не понимаешь, ты не имеешь права забирать ребенка! — воскликнула она.
— Он пробыл рядом с тобой четыре года, и ты, похоже, не окружала его материнской заботой…
Шона вскочила.
— Я ничего не знала! И до сих пор не знаю, не могу поверить! Я…
— Ты не знала о том, что родила ребенка? — издевательски осведомился Дэвид.
Шона покачала головой.
— И ты хочешь, чтобы я этому поверил? — грустно спросил он.
— Черт возьми, если Дэнни — наш сын, как ты можешь отнимать его у меня? — выкрикнула Шона. Внезапно она бросилась к Дэвиду и заколотила кулаками по его груди.
Дэвид поймал ее мечущиеся руки. Шона мгновенно пожалела о своем порыве, пожалела, что прикоснулась к нему. Схватив за предплечья, Дэвид приподнял ее над полом, впиваясь глазами в глаза и отступая к постели. Он бросил Шону на постель и пригвоздил ее ладонями.
— Ты не имеешь права на этого ребенка.
— Дэвид, я же ничего не знала!
— Как такое могло случиться? Ты не могла не догадываться о том, что беременна!
— Да, я знала, что жду… да! Но я бежала в Глазго, чтобы быть подальше от родных, не понимая, что произошло той ночью. Я не знала, что буду делать потом, а просто ждала ребенка… Но он родился раньше срока. Я выбилась из сил от боли, и повитуха дала мне какое-то снадобье, чтобы боль утихла. Когда я очнулась, мне сказали, что ребенок умер. Повитуха показала мне пропитанный кровью сверток, но не велела заглядывать внутрь, и я…
Дэвид вдруг отстранился и взъерошил пальцами свои волосы. Широко шагая, он прошелся по комнате и вернулся к кровати.
— Я же просил рассказать все, что ты знаешь! В чем еще ты солгала?
— Я не лгала тебе!
— Насколько я понимаю, ты умолчала о рождении ребенка — такое молчание сродни лжи!
Шона вскочила с кровати.
— У меня не было причин признаваться тебе! Я пыталась… намекнуть, что уже пострадала от последствий той ночи, но мне казалось, бессмысленно рассказывать тебе, что у нас был ребенок, который умер, не сделав ни единого вздоха.
— И когда ты видела Дэнни, тебе никогда не приходило в голову, что он может быть твоим сыном?
— Но я же держала в руках мертвого младенца! — воскликнула Шона. — Мне показали то, что я считала Но погибшим ребенком! Обезображенного бедняжку унесли и похоронили на кладбище в Глазго. Да, я думала, что Дэнни — Мак-Гиннис, но у меня трое здоровых кузенов, которые вполне могли увлечься деревенскими девушками!
Дэвид не сводил с нее безжалостного взгляда.
— Дэвид, я ничего не знала, поверь мне! — взмолилась она.
— Кто же знал? — холодно спросил он.
— Понятия не имею!
— Кто знал, что ты ждешь ребенка?
— Все. Все мои родные.
— Кто приезжал проведать тебя в Глазго? Шона смутилась.
— Кто? — потребовал ответа Дэвид.
— Алистер бывал там чаше остальных. Это он убедил меня вернуться домой. Но так или иначе, у меня бывали все родные.
— Может, приезжал кто-нибудь еще из замка? Шона помедлила, покачала головой и потупилась.
— Нет, никто. Только мои дедушки и кузены.
Дэвид шагнул к ней, схватил за плечи и приблизил к себе.
— По меньшей мере один из них пытался убить меня, — гневно выпалил он. — И если ты говоришь правду, предпринял все возможное, чтобы похитить нашего ребенка, вырастить его как деревенского оборванца и похоронить в шахте! А ты не хочешь признать очевидное.
— Пусти меня, Дэвид! Ты забрал ребенка…
— Ты чертовски права!
— За это я тебя никогда не прощу!
— А за какое из предательств прикажешь никогда не прощать тебя? — осведомился он. Он дрожал, в его блестящих зеленых глазах светилась мука. Жар, вдруг охвативший Шону, был ужасающим. Ей хотелось бороться, но вместо того она приникла к Дэвиду.
— Дэвид, ради Бога, поверь: я никогда не позволила бы Дэнни жить у Эндерсонов, если бы только знала! — прошептала она. — Дэвид, ты представить себе не можешь, что я пережила! Ведь я считала, что наш ребенок умер! Дэвид…
Он был по-прежнему зол, и Шона знала об этом. Внезапно он провел ладонью по ее волосам.
— Шона…
Она подумала, что не выдержит этой боли, гнева, обиды. Напряжение было так велико… Она желала его. Страсть, порожденная гневом, наполняла кровь, тело, все ее существо. Она вцепилась в его руки, пытаясь встряхнуть его, заставить выслушать, поверить.
— Ты должен понять! — в отчаянии прошептала она.
— Шона! — предостерегающе произнес он, но порыв Шоны был слишком силен. Оба повалились в глубину постели, и она выпалила:
— Ты несносен!
— Да, — согласился Дэвид.
— Немедленно пусти меня!
— Конечно, — кивнул он.
Их губы слились в поцелуе. Дэвид целовал ее с безумной, неудержимой страстью. Его ладони скользили по телу Шоны. Она вонзала пальцы в его волосы и плечи, смутно слыша треск рвущейся ткани. Вскоре ее лиловая амазонка была разодрана в клочья, за ней последовала очередь нижней кофточки и корсета. Он прижался губами к ее обнаженной плоти, и почему-то вспышка пламени, охватившего ее тело, принесла облегчение душе. Ласки губ Дэвида, прильнувшего к ее груди, пронзали ее, словно вспышки молний, и она задохнулась, вдруг задрожав всем телом. Она перебирала пряди его волос, ее тело выгибалось и подавалось навстречу ему. Она слышала, как он освободился от одежды, ощутила упругость его плоти и рванулась к нему, сгорая от желания.
Эта страсть пылала, как огонь, превративший конюшню в пепел и золу, хранящие жар еще долго после того, как угасло пламя. Дикое, жадное, свирепое, оно нарастало, как буря, как гроза.
А затем его ярость достигла вершины. Тело Дэвида напряглось, словно лук, извергаясь вновь и вновь подобно вулкану, накопившему в своем чреве неукротимую лаву. Она впилась ногтями в его спину, встречая каждый сокрушительный удар, но внезапно содрогнулась от сладости утоленного желания. Обессиленный, он упал рядом с ней.
Шона лежала, опустошенная и растерянная, ненавидя саму себя. Подумать только, он отнял у нее ребенка, а она все-таки желала его, хотела быть с ним… Что же они делают друг с другом?
Ей хотелось отвернуться, выпалить, что ненавидит Дэвида всей душой. Но Шона знала, что на самом деле не испытывает ненависти к нему. Ей больно от другого — те, кого она любила и кому доверяла всю жизнь, желали ее смерти…
— Шона!
— Оставь меня в покое! — прошептала она. Минуту Дэвид лежал молча.
— Хорошо, — наконец произнес он и начал одеваться. — Я оставлю вас одну, миледи, но не вздумайте ничего затевать. Шона, ты не настолько зла на меня, как делаешь вид. Тебе просто невыносимо сознавать правду, но я заставлю ее признать.
— А Дэнни? — прошептала Шона. Дэвид склонился и тронул ее за плечо.
— Шона, мальчик в безопасности, остальное не важно! Но я предупреждаю: не смей покидать комнату! Твои родные стремятся убить тебя, а я не позволю тебе умереть.
Шона вскочила, когда Дэвид направился к двери.
— Как ты можешь! Ты говоришь, что мой сын жив, и отнимаешь его у меня! Как ты посмел решиться на такое да еще предупреждать…
— Я буду поступать так, как пожелаю, миледи, потому что пять лет назад я поддался вашим чарам и проснулся мертвецом. Я смею делать все, что считаю нужным, потому что все эти годы у меня, оказывается, был сын. И этот сын попал в руки негодяев.
— Черт побери, ты должен мне верить!
— Шона, очень трудно поверить тому, о чем ты никогда не упоминала.
— Дэвид, неужели ты запрешь меня здесь? Я сама должна узнать, что происходит! — воскликнула она. — Я должна попытаться…
— Ты останешься здесь. Я намерен найти тех, кто пытался убить нас обоих!
Он отвернулся и зашагал к двери. Шона бросилась за ним.
— Дэвид, не можешь же ты просто уйти…
— Могу. — И как подобало Дэвиду Дагласу, лорду Касл-Рока, он с достоинством удалился.
Хлопнула дверь. Шона вздрогнула и несколько мгновений с дрожью смотрела на нее. Сорвав вязаное покрывало с постели, она набросила его на обнаженные плечи, метнулась к двери и распахнула ее. Дэвид ушел, но не оставил ее без присмотра — на стуле у порога восседал Джеймс Мак-Грегор.
— Что вы… — начала она.
— Леди Мак-Гиннис, — поприветствовал ее лекарь со странной улыбкой уличного мальчишки, — лорд Даглас ушел, но вы можете упокоиться с миром, если пожелаете.
— Упокоиться с миром… так пишут на могильных плитах! — воскликнула она.
Лекарь покраснел.
— Прошу простить, миледи. Я хотел сказать, что мне поручено охранять вас.
— А Дэвид ушел?
— Да, и сегодня вам его не остановить, леди. Поверьте мне, я хорошо его знаю.
— Вам поручено охранять меня и не выпускать из этой комнаты?
— Напрасно вы хотите покинуть ее, миледи: зло бродит совсем рядом.
Она оказалась узницей. Пленницей Дэвида. Кивнув лекарю, Шона отступила в комнату и уронила покрывало с плеч. Она высвободилась из разорванной одежды и долгое время стояла на месте, неудержимо дрожа. Слезы катились по ее щекам, и Шона позволила себе роскошь всхлипывать, как ребенок.
Но слезы вдруг отрезвили ее: Шона поняла, что стоит обнаженная посреди спальни. Она надела ночную рубашку и отделанный кружевом и лентами халат и выглянула в коридор, где сидел Джеймс Мак-Грегор.
— Входите, — пригласила она. — Расскажите, насколько близко вы знакомы с лордом Дагласом. И если вам известно, — добавила шепотом, — ради Бога, скажите, куда он девал Дэнни!
Сабрина горела, словно в огне. Жизнь потеряла привычную колею и ритм. Она только что выбралась из склепа и заслуживала отдых, чтобы оправиться от потрясения. Она хотела побыть одна, а тем более не видеть рядом Слоана. Но теперь, когда Шона и Дэвид, повергнув мир Сабрины в хаос, отправились вести собственное сражение, Скайлар и Ястреб тоже покинули ее.
Все разошлись. Сабрина уставилась на закрывшуюся дверь, мучительно сознавая, что Слоан стоит у нее за спиной.
— Зачем ты здесь? — прошептала она и прижалась лбом к двери.
Он не ответил на вопрос.
— Сабрина, ложись в постель, пока ты не лишилась сил, прошу тебя.
Она не пошевелилась и в ту же минуту почувствовала на плечах его ладони, мешающие ей убежать, укрыться.
Точно так же не могла она убежать от Слоана на постоялом дворе, когда попала к нему в комнату, пытаясь спрятаться от отчима. Как все смешно и нелепо! Который из двух случаев привел к таким ужасающим последствиям: первый, когда она была слишком перепугана и с запозданием поняла, что следовало сказать правду? Или второй — на следующее утро, когда она не успела проснуться? И не испытывала другой боли, кроме как боль унижения…
— Со мной все хорошо.
— Вот как? — спросил он, почта касаясь губами ее уха. — Похоже, ты пытаешься вырваться из этой комнаты. Дверь открывается легко, но тебе некуда бежать.
Внезапно он подхватил ее на руки.
— Я способна передвигаться сама! — в тревоге воскликнула она, заметив пристальный взгляд его бездонных карих глаз.
— Ты можешь упасть.
— Не упаду.
— Ушибиться.
— Ни за что!
— И навредить нашему ребенку.
— Но…
Увидев, что лицо его выражает непреклонность, Сабрина затихла. Слоан вернулся к кровати, усадил ее к спинке и подложил под голову подушку.
— Неужели ты настолько перепугана? — спросил он, садясь рядом. Его рука, лежащая на белой простыне, казалась особенно смуглой. Сабрина покраснела. Его пальцы были необычайно длинными, ладони — загрубевшими, мозолистыми от долгих поездок верхом по прериям. Но она знала: прикосновение этих рук может быть удивительно нежным…
— Перепугана? — недоверчивым шепотом повторила она.
Успела ли она испугаться? Бесконечные часы, проведенные в склепе, она молилась о том, чтобы выжить — ради ребенка.
— Сабрина, нам надо обсудить положение.
— Обсудить положение? Понятно… — На столе у кровати стояла бутылка бренди. — Майор Трелони, вы позволите предложить вам выпить? Я сама не отказалась бы…
Слоан перехватил ее руку, когда Сабрина потянулась за бутылкой.
— Сабрина, ты только что спаслась от рук злодеев, которые бросили тебя в склепе и намеревались убить, — напомнил он.
— Тем больше у меня причин выпить! — отозвалась она. Она попыталась высвободить руку и взять бутылку.
— Сабрина!
Девушка прикусила нижнюю губу, опустив глаза. Наконец, решившись их поднять, она почувствовала, как приливает к щекам кровь, и вновь посмотрела на дверь.
— Сабрина, тебе не удастся сбежать. Надеюсь, ты понимаешь, — насмешливо добавил он, — поскольку я нашел тебя здесь, в шотландском замке, то последую за тобой повсюду.
Сабрина проговорила, глядя на него в упор:
— Мне необходимо выпить.
— Для храбрости?
— Мне хватает храбрости.
— Это не храбрость, а безрассудство. Нет, пить ты не будешь. Эдвина напоила тебя укрепляющим снадобьем из трав. Бренди тебе ни к чему.
Но Сабрина отчаянно нуждалась в хорошем глотке бренди, хотя понимала: она не сумеет дотянуться до бутылки.
— Хорошо, а как насчет сна? — с надеждой спросила она. Он улыбнулся. Сабрина вновь подумала о том, как обезоруживает его улыбка и как он похож на… индейца. Дикаря.
— Слоан, я… — Она осеклась. Храбрости ей явно не хватало. Высвободив руку, она попыталась встать. Но сдвинулась с места слишком быстро и потому сумела сделать всего шаг от постели, прежде чем у нее невыносимо закружилась голова. — О Боже! — только и успела выдохнуть.
Слоан вновь подхватил ее на руки.
— Нет! — с жаром прошептала она.
Слоан с нежностью смотрел на нее. Она чувствовала тепло его дыхания, силу рук, внутреннюю решимость.
— Почему ты пытаешься сбежать от меня? — спросил он.
— Зачем ты здесь? — в отчаянии воскликнула она.
— О том, что тебя похитили, я узнал, только очутившись здесь, потому едва ли могу сказать, что пересек бурный океан, лишь бы спасти тебя, — пробормотал он. — А оказался здесь потому, что Ястреб всю жизнь был моим другом, и потому, что Джеймс Мак-Грегор поведал, какие беды постигли Дэвида. Я здесь потому, что… — Он замолчал.
— Почему? — прошептала Сабрина.
— Теперь это уже не имеет значения. Важно то, что у тебя будет ребенок.
Она опустила ресницы.
— Послушай, Слоан, это была случайность. Прошу…
— Отпустить тебя? Только скажи.
Сабрина тут же оказалась на постели, среди подушек.
— Ты уйдешь? — робко спросила она.
— Ни за что.
— Но ты сказал, что мне следует только попросить…
— Я имел в виду другую просьбу.
— Слоан, тебе незачем…
— Мне незачем — что? — Потянувшись, он приподнял ладонью ее подбородок и вгляделся в глаза.
Она покачала головой.
— Тебе незачем брать на себя ответственность.
— Ты считаешь, что имеешь право приказывать мне?
— Слоан, я не нуждаюсь в твоей помощи.
— Я и не предлагаю помощь.
— Да? Мне нужно выпить, — настойчиво произнесла Сабрина.
— Нет, — твердо возразил Слоан.
— Я не нуждаюсь в советах…
— Нет, нуждаешься. Ты считаешь, что у тебя, как у кошки, девять жизней, но насколько мне известно, ты уже потратила несколько из них.
— Черт побери, Слоан, будь добр уйти!
— Нет.
— Тогда мне совершенно необходимо выпить. Глоточек бренди. Некоторые врачи утверждают, что немного спиртного только на пользу женщинам в определенном положении.
Она потянулась за бокалом, но Слоан отнял его и вновь взглянул на Сабрину так, что ее тело охватило пламя.
— Когда-то я был не прочь посмотреть, как ты хлещешь виски, но время теперь неподходящее… Увы, дорогая, теперь тебе придется отказаться от спиртного. Слишком уж часто ты топишь в нем рассудок.
— Почему ты так жесток ко мне! Темные глаза Слоана посерьезнели.
— Спиртное вредит женщинам, которые ждут детей, я не раз слышал об этом.
Слезы затопили глаза Шоны, и она пыталась удержать их, яростно моргая. Ее ребенок жив! Все эти годы она старалась забыть о нем. С ней сыграли самую жестокую шутку всех времен, а теперь требовали расплатиться за чужую игру!
— Дэвид, как ты не понимаешь, ты не имеешь права забирать ребенка! — воскликнула она.
— Он пробыл рядом с тобой четыре года, и ты, похоже, не окружала его материнской заботой…
Шона вскочила.
— Я ничего не знала! И до сих пор не знаю, не могу поверить! Я…
— Ты не знала о том, что родила ребенка? — издевательски осведомился Дэвид.
Шона покачала головой.
— И ты хочешь, чтобы я этому поверил? — грустно спросил он.
— Черт возьми, если Дэнни — наш сын, как ты можешь отнимать его у меня? — выкрикнула Шона. Внезапно она бросилась к Дэвиду и заколотила кулаками по его груди.
Дэвид поймал ее мечущиеся руки. Шона мгновенно пожалела о своем порыве, пожалела, что прикоснулась к нему. Схватив за предплечья, Дэвид приподнял ее над полом, впиваясь глазами в глаза и отступая к постели. Он бросил Шону на постель и пригвоздил ее ладонями.
— Ты не имеешь права на этого ребенка.
— Дэвид, я же ничего не знала!
— Как такое могло случиться? Ты не могла не догадываться о том, что беременна!
— Да, я знала, что жду… да! Но я бежала в Глазго, чтобы быть подальше от родных, не понимая, что произошло той ночью. Я не знала, что буду делать потом, а просто ждала ребенка… Но он родился раньше срока. Я выбилась из сил от боли, и повитуха дала мне какое-то снадобье, чтобы боль утихла. Когда я очнулась, мне сказали, что ребенок умер. Повитуха показала мне пропитанный кровью сверток, но не велела заглядывать внутрь, и я…
Дэвид вдруг отстранился и взъерошил пальцами свои волосы. Широко шагая, он прошелся по комнате и вернулся к кровати.
— Я же просил рассказать все, что ты знаешь! В чем еще ты солгала?
— Я не лгала тебе!
— Насколько я понимаю, ты умолчала о рождении ребенка — такое молчание сродни лжи!
Шона вскочила с кровати.
— У меня не было причин признаваться тебе! Я пыталась… намекнуть, что уже пострадала от последствий той ночи, но мне казалось, бессмысленно рассказывать тебе, что у нас был ребенок, который умер, не сделав ни единого вздоха.
— И когда ты видела Дэнни, тебе никогда не приходило в голову, что он может быть твоим сыном?
— Но я же держала в руках мертвого младенца! — воскликнула Шона. — Мне показали то, что я считала Но погибшим ребенком! Обезображенного бедняжку унесли и похоронили на кладбище в Глазго. Да, я думала, что Дэнни — Мак-Гиннис, но у меня трое здоровых кузенов, которые вполне могли увлечься деревенскими девушками!
Дэвид не сводил с нее безжалостного взгляда.
— Дэвид, я ничего не знала, поверь мне! — взмолилась она.
— Кто же знал? — холодно спросил он.
— Понятия не имею!
— Кто знал, что ты ждешь ребенка?
— Все. Все мои родные.
— Кто приезжал проведать тебя в Глазго? Шона смутилась.
— Кто? — потребовал ответа Дэвид.
— Алистер бывал там чаше остальных. Это он убедил меня вернуться домой. Но так или иначе, у меня бывали все родные.
— Может, приезжал кто-нибудь еще из замка? Шона помедлила, покачала головой и потупилась.
— Нет, никто. Только мои дедушки и кузены.
Дэвид шагнул к ней, схватил за плечи и приблизил к себе.
— По меньшей мере один из них пытался убить меня, — гневно выпалил он. — И если ты говоришь правду, предпринял все возможное, чтобы похитить нашего ребенка, вырастить его как деревенского оборванца и похоронить в шахте! А ты не хочешь признать очевидное.
— Пусти меня, Дэвид! Ты забрал ребенка…
— Ты чертовски права!
— За это я тебя никогда не прощу!
— А за какое из предательств прикажешь никогда не прощать тебя? — осведомился он. Он дрожал, в его блестящих зеленых глазах светилась мука. Жар, вдруг охвативший Шону, был ужасающим. Ей хотелось бороться, но вместо того она приникла к Дэвиду.
— Дэвид, ради Бога, поверь: я никогда не позволила бы Дэнни жить у Эндерсонов, если бы только знала! — прошептала она. — Дэвид, ты представить себе не можешь, что я пережила! Ведь я считала, что наш ребенок умер! Дэвид…
Он был по-прежнему зол, и Шона знала об этом. Внезапно он провел ладонью по ее волосам.
— Шона…
Она подумала, что не выдержит этой боли, гнева, обиды. Напряжение было так велико… Она желала его. Страсть, порожденная гневом, наполняла кровь, тело, все ее существо. Она вцепилась в его руки, пытаясь встряхнуть его, заставить выслушать, поверить.
— Ты должен понять! — в отчаянии прошептала она.
— Шона! — предостерегающе произнес он, но порыв Шоны был слишком силен. Оба повалились в глубину постели, и она выпалила:
— Ты несносен!
— Да, — согласился Дэвид.
— Немедленно пусти меня!
— Конечно, — кивнул он.
Их губы слились в поцелуе. Дэвид целовал ее с безумной, неудержимой страстью. Его ладони скользили по телу Шоны. Она вонзала пальцы в его волосы и плечи, смутно слыша треск рвущейся ткани. Вскоре ее лиловая амазонка была разодрана в клочья, за ней последовала очередь нижней кофточки и корсета. Он прижался губами к ее обнаженной плоти, и почему-то вспышка пламени, охватившего ее тело, принесла облегчение душе. Ласки губ Дэвида, прильнувшего к ее груди, пронзали ее, словно вспышки молний, и она задохнулась, вдруг задрожав всем телом. Она перебирала пряди его волос, ее тело выгибалось и подавалось навстречу ему. Она слышала, как он освободился от одежды, ощутила упругость его плоти и рванулась к нему, сгорая от желания.
Эта страсть пылала, как огонь, превративший конюшню в пепел и золу, хранящие жар еще долго после того, как угасло пламя. Дикое, жадное, свирепое, оно нарастало, как буря, как гроза.
А затем его ярость достигла вершины. Тело Дэвида напряглось, словно лук, извергаясь вновь и вновь подобно вулкану, накопившему в своем чреве неукротимую лаву. Она впилась ногтями в его спину, встречая каждый сокрушительный удар, но внезапно содрогнулась от сладости утоленного желания. Обессиленный, он упал рядом с ней.
Шона лежала, опустошенная и растерянная, ненавидя саму себя. Подумать только, он отнял у нее ребенка, а она все-таки желала его, хотела быть с ним… Что же они делают друг с другом?
Ей хотелось отвернуться, выпалить, что ненавидит Дэвида всей душой. Но Шона знала, что на самом деле не испытывает ненависти к нему. Ей больно от другого — те, кого она любила и кому доверяла всю жизнь, желали ее смерти…
— Шона!
— Оставь меня в покое! — прошептала она. Минуту Дэвид лежал молча.
— Хорошо, — наконец произнес он и начал одеваться. — Я оставлю вас одну, миледи, но не вздумайте ничего затевать. Шона, ты не настолько зла на меня, как делаешь вид. Тебе просто невыносимо сознавать правду, но я заставлю ее признать.
— А Дэнни? — прошептала Шона. Дэвид склонился и тронул ее за плечо.
— Шона, мальчик в безопасности, остальное не важно! Но я предупреждаю: не смей покидать комнату! Твои родные стремятся убить тебя, а я не позволю тебе умереть.
Шона вскочила, когда Дэвид направился к двери.
— Как ты можешь! Ты говоришь, что мой сын жив, и отнимаешь его у меня! Как ты посмел решиться на такое да еще предупреждать…
— Я буду поступать так, как пожелаю, миледи, потому что пять лет назад я поддался вашим чарам и проснулся мертвецом. Я смею делать все, что считаю нужным, потому что все эти годы у меня, оказывается, был сын. И этот сын попал в руки негодяев.
— Черт побери, ты должен мне верить!
— Шона, очень трудно поверить тому, о чем ты никогда не упоминала.
— Дэвид, неужели ты запрешь меня здесь? Я сама должна узнать, что происходит! — воскликнула она. — Я должна попытаться…
— Ты останешься здесь. Я намерен найти тех, кто пытался убить нас обоих!
Он отвернулся и зашагал к двери. Шона бросилась за ним.
— Дэвид, не можешь же ты просто уйти…
— Могу. — И как подобало Дэвиду Дагласу, лорду Касл-Рока, он с достоинством удалился.
Хлопнула дверь. Шона вздрогнула и несколько мгновений с дрожью смотрела на нее. Сорвав вязаное покрывало с постели, она набросила его на обнаженные плечи, метнулась к двери и распахнула ее. Дэвид ушел, но не оставил ее без присмотра — на стуле у порога восседал Джеймс Мак-Грегор.
— Что вы… — начала она.
— Леди Мак-Гиннис, — поприветствовал ее лекарь со странной улыбкой уличного мальчишки, — лорд Даглас ушел, но вы можете упокоиться с миром, если пожелаете.
— Упокоиться с миром… так пишут на могильных плитах! — воскликнула она.
Лекарь покраснел.
— Прошу простить, миледи. Я хотел сказать, что мне поручено охранять вас.
— А Дэвид ушел?
— Да, и сегодня вам его не остановить, леди. Поверьте мне, я хорошо его знаю.
— Вам поручено охранять меня и не выпускать из этой комнаты?
— Напрасно вы хотите покинуть ее, миледи: зло бродит совсем рядом.
Она оказалась узницей. Пленницей Дэвида. Кивнув лекарю, Шона отступила в комнату и уронила покрывало с плеч. Она высвободилась из разорванной одежды и долгое время стояла на месте, неудержимо дрожа. Слезы катились по ее щекам, и Шона позволила себе роскошь всхлипывать, как ребенок.
Но слезы вдруг отрезвили ее: Шона поняла, что стоит обнаженная посреди спальни. Она надела ночную рубашку и отделанный кружевом и лентами халат и выглянула в коридор, где сидел Джеймс Мак-Грегор.
— Входите, — пригласила она. — Расскажите, насколько близко вы знакомы с лордом Дагласом. И если вам известно, — добавила шепотом, — ради Бога, скажите, куда он девал Дэнни!
Сабрина горела, словно в огне. Жизнь потеряла привычную колею и ритм. Она только что выбралась из склепа и заслуживала отдых, чтобы оправиться от потрясения. Она хотела побыть одна, а тем более не видеть рядом Слоана. Но теперь, когда Шона и Дэвид, повергнув мир Сабрины в хаос, отправились вести собственное сражение, Скайлар и Ястреб тоже покинули ее.
Все разошлись. Сабрина уставилась на закрывшуюся дверь, мучительно сознавая, что Слоан стоит у нее за спиной.
— Зачем ты здесь? — прошептала она и прижалась лбом к двери.
Он не ответил на вопрос.
— Сабрина, ложись в постель, пока ты не лишилась сил, прошу тебя.
Она не пошевелилась и в ту же минуту почувствовала на плечах его ладони, мешающие ей убежать, укрыться.
Точно так же не могла она убежать от Слоана на постоялом дворе, когда попала к нему в комнату, пытаясь спрятаться от отчима. Как все смешно и нелепо! Который из двух случаев привел к таким ужасающим последствиям: первый, когда она была слишком перепугана и с запозданием поняла, что следовало сказать правду? Или второй — на следующее утро, когда она не успела проснуться? И не испытывала другой боли, кроме как боль унижения…
— Со мной все хорошо.
— Вот как? — спросил он, почта касаясь губами ее уха. — Похоже, ты пытаешься вырваться из этой комнаты. Дверь открывается легко, но тебе некуда бежать.
Внезапно он подхватил ее на руки.
— Я способна передвигаться сама! — в тревоге воскликнула она, заметив пристальный взгляд его бездонных карих глаз.
— Ты можешь упасть.
— Не упаду.
— Ушибиться.
— Ни за что!
— И навредить нашему ребенку.
— Но…
Увидев, что лицо его выражает непреклонность, Сабрина затихла. Слоан вернулся к кровати, усадил ее к спинке и подложил под голову подушку.
— Неужели ты настолько перепугана? — спросил он, садясь рядом. Его рука, лежащая на белой простыне, казалась особенно смуглой. Сабрина покраснела. Его пальцы были необычайно длинными, ладони — загрубевшими, мозолистыми от долгих поездок верхом по прериям. Но она знала: прикосновение этих рук может быть удивительно нежным…
— Перепугана? — недоверчивым шепотом повторила она.
Успела ли она испугаться? Бесконечные часы, проведенные в склепе, она молилась о том, чтобы выжить — ради ребенка.
— Сабрина, нам надо обсудить положение.
— Обсудить положение? Понятно… — На столе у кровати стояла бутылка бренди. — Майор Трелони, вы позволите предложить вам выпить? Я сама не отказалась бы…
Слоан перехватил ее руку, когда Сабрина потянулась за бутылкой.
— Сабрина, ты только что спаслась от рук злодеев, которые бросили тебя в склепе и намеревались убить, — напомнил он.
— Тем больше у меня причин выпить! — отозвалась она. Она попыталась высвободить руку и взять бутылку.
— Сабрина!
Девушка прикусила нижнюю губу, опустив глаза. Наконец, решившись их поднять, она почувствовала, как приливает к щекам кровь, и вновь посмотрела на дверь.
— Сабрина, тебе не удастся сбежать. Надеюсь, ты понимаешь, — насмешливо добавил он, — поскольку я нашел тебя здесь, в шотландском замке, то последую за тобой повсюду.
Сабрина проговорила, глядя на него в упор:
— Мне необходимо выпить.
— Для храбрости?
— Мне хватает храбрости.
— Это не храбрость, а безрассудство. Нет, пить ты не будешь. Эдвина напоила тебя укрепляющим снадобьем из трав. Бренди тебе ни к чему.
Но Сабрина отчаянно нуждалась в хорошем глотке бренди, хотя понимала: она не сумеет дотянуться до бутылки.
— Хорошо, а как насчет сна? — с надеждой спросила она. Он улыбнулся. Сабрина вновь подумала о том, как обезоруживает его улыбка и как он похож на… индейца. Дикаря.
— Слоан, я… — Она осеклась. Храбрости ей явно не хватало. Высвободив руку, она попыталась встать. Но сдвинулась с места слишком быстро и потому сумела сделать всего шаг от постели, прежде чем у нее невыносимо закружилась голова. — О Боже! — только и успела выдохнуть.
Слоан вновь подхватил ее на руки.
— Нет! — с жаром прошептала она.
Слоан с нежностью смотрел на нее. Она чувствовала тепло его дыхания, силу рук, внутреннюю решимость.
— Почему ты пытаешься сбежать от меня? — спросил он.
— Зачем ты здесь? — в отчаянии воскликнула она.
— О том, что тебя похитили, я узнал, только очутившись здесь, потому едва ли могу сказать, что пересек бурный океан, лишь бы спасти тебя, — пробормотал он. — А оказался здесь потому, что Ястреб всю жизнь был моим другом, и потому, что Джеймс Мак-Грегор поведал, какие беды постигли Дэвида. Я здесь потому, что… — Он замолчал.
— Почему? — прошептала Сабрина.
— Теперь это уже не имеет значения. Важно то, что у тебя будет ребенок.
Она опустила ресницы.
— Послушай, Слоан, это была случайность. Прошу…
— Отпустить тебя? Только скажи.
Сабрина тут же оказалась на постели, среди подушек.
— Ты уйдешь? — робко спросила она.
— Ни за что.
— Но ты сказал, что мне следует только попросить…
— Я имел в виду другую просьбу.
— Слоан, тебе незачем…
— Мне незачем — что? — Потянувшись, он приподнял ладонью ее подбородок и вгляделся в глаза.
Она покачала головой.
— Тебе незачем брать на себя ответственность.
— Ты считаешь, что имеешь право приказывать мне?
— Слоан, я не нуждаюсь в твоей помощи.
— Я и не предлагаю помощь.
— Да? Мне нужно выпить, — настойчиво произнесла Сабрина.
— Нет, — твердо возразил Слоан.
— Я не нуждаюсь в советах…
— Нет, нуждаешься. Ты считаешь, что у тебя, как у кошки, девять жизней, но насколько мне известно, ты уже потратила несколько из них.
— Черт побери, Слоан, будь добр уйти!
— Нет.
— Тогда мне совершенно необходимо выпить. Глоточек бренди. Некоторые врачи утверждают, что немного спиртного только на пользу женщинам в определенном положении.
Она потянулась за бокалом, но Слоан отнял его и вновь взглянул на Сабрину так, что ее тело охватило пламя.
— Когда-то я был не прочь посмотреть, как ты хлещешь виски, но время теперь неподходящее… Увы, дорогая, теперь тебе придется отказаться от спиртного. Слишком уж часто ты топишь в нем рассудок.
— Почему ты так жесток ко мне! Темные глаза Слоана посерьезнели.
— Спиртное вредит женщинам, которые ждут детей, я не раз слышал об этом.