Страница:
— От кого? От женщин сиу? Он приподнял бровь.
— Да, — просто ответил он.
Сабрина уставилась на свои руки — пальцы еще дрожали. Как все нелепо! И встретились они со Слоаном при страшных, отвратительных обстоятельствах…
Может быть, она и вправду боялась. Боялась ночи, проведенной с ним, его силы, чувств, которые он возбуждал в ней. Но самое главное — он служил в кавалерии США и вместе с тем был индейцем сиу, он был невероятно опасен, брал все, что только хотел, требовал, что считал нужным.
Она закрыла глаза, приложив ладонь ко лбу.
— Сейчас я не в силах говорить об этом…
Смех Слоана привел ее в ярость. Сабрина села, воззрившись на него.
— Имей в виду, сейчас я чем-нибудь запущу в тебя! — раздраженно предупредила она.
— Из тебя и вправду получится настоящая красотка с юга, но не могу представить тебя в истерике.
— В истерике?! Да знаешь ли ты, сколько мне пришлось торчать в склепе?
Он посерьезнел.
— Ты права. Похоже, у тебя талант нарываться на неприятности.
— На эту неприятность я не напрашивалась…
— Ты, насколько мне помнится, одна бродила по кладбищу среди ночи?
Он вновь сумел поставить ее в глупое положение.
— Я услышала детский плач, — попыталась защититься Сабрина.
— Это меня и утешает — из тебя получится отличная мать.
Сабрина снова уставилась на свои ладони.
— Слоан, я хочу, чтобы ты знал: передо мной у тебя нет никаких обязательств, — объяснила она, стараясь не встречаться с ним взглядом. — Я ни в чем не обвиняю тебя…
— Не обвиняешь? — переспросил он, высоко подняв бровь. — Поскольку с тех пор как мы познакомились, ты не сказала мне ни единого правдивого слова, едва ли у тебя есть право винить меня.
Сабрина стиснула зубы, стараясь обуздать ярость.
— Ты ничего мне не должен!
— А ты мне — должна, — мягко возразил он. — Я знаю, что тебе необходимо заснуть, и ты заснешь — после того, как выслушаешь меня. Я не брошу на произвол судьбы своего ребенка, несмотря на то что ты хотела бежать от меня, отправившись сюда.
— Это неправда! — воскликнула Сабрина, но тут же поняла, что Слоан ей не поверит.
— Нет, Сабрина, я не позволю тебе подвергать свою жизнь опасности в попытке избавиться от ребенка индейской крови.
Сабрина задохнулась и воззрилась на него в неукротимом бешенстве.
— Ублюдок! Ничего подобного я и не собиралась делать!
— С точки зрения белого человека, я и вправду индеец, несмотря на то что еще мой дед воевал на стороне американцев. Возможно, ты будешь считать, что вышла замуж за ублюдка, но ты ошибаешься.
— Я…
Она осеклась и задрожала, взволнованная не только появлением Слоана, но и тем, что он все знал и понимал. И она больше не могла отрицать того, что с ней произошло, не замечать жизнь, пустившую корни в ее чреве.
Вероятно, вначале она действительно хотела избавиться от ребенка, но, вспомнив, что Слоан наполовину сиу, испугалась. Она мечтала об избавлении до тех пор, пока чуть не погибла сама, и росток жизни в ней заслонил весь остальной мир. Но больше всего ее тревожило не происхождение Слоана, а его способность не только приводить ее в ярость, но и возбуждать.
— Слоан, тебе незачем жениться на мне. Я не хочу выходить за тебя замуж.
— Ты намерена отдать ребенка мне?
Одного взгляда в глубину карих глаз хватило Сабрине, чтобы понять: это не пустая угроза.
— Нет! Ты не отнимешь моего ребенка!
— Прежде всего он мой.
Сабрина облизнула губы и решила прибегнуть к новой тактике.
— Откуда тебе знать? Может, ты был…
— И тем не менее я знаю.
Убежденность Слоана ошеломила Сабрину. Пока она молчала, Слоан направился к двери, прислонился к ней спиной, съехал на пол и надвинул шляпу с пером на глаза.
— Слоан, что ты делаешь? — перепуганно воскликнула Сабрина. — Прошу тебя, уходи! Я… не хочу за тебя замуж. И не выйду!
Он приподнял шляпу.
— Ты не хочешь замуж за меня? Или за дикаря? — невозмутимо спросил он.
— Я… — начала она и осеклась, ибо ее зять был метисом, но женился на ее сестре.
Сабрина не могла не испытывать странных чувств по отношению к индейцам и была не в силах прогнать страх. Слоан — один из них. Несмотря на обаяние, в нем таился огонь. Его привлекательность была… красотой дикаря. Красотой, способной соблазнить любую женщину. Он вел жизнь, о которой Сабрина не могла даже помыслить. Она была для него игрушкой, развлечением и вместе с тем часто вызывала у него гнев. И он желал ее… Но никогда не смог бы полюбить.
— Я… не могу… — начала она.
— Договаривай.
— Я не могу…
— Выйти замуж за дикаря? — подсказал он.
Щеки Сабрины вспыхнули. Только биение жилки на горле выдавало его гнев. Он проговорил ровным голосом:
— В сущности, с разговором о браке пока можно подождать.
— Значит, ты… уйдешь?
Он улыбнулся, насмешливо скривив губы.
— Я возьму на себя обязанности охранника — тебе понадобится охрана на случай, если вновь появятся люди в плащах.
Сабрина задохнулась, но с удивлением поняла: ей и вправду будет спокойнее спать, если Слоан останется здесь, под дверью.
— Прошу прощения, Сабрина, но обстоятельства сложились так, что тебе придется выйти замуж за дикаря. За меня.
— Слоан, ты не заставишь меня стать твоей женой, если я этого не захочу, — в отчаянии прошептала она.
Минуту он молчал, затем снова надвинул шляпу на глаза.
— Значит, придется сделать так, чтобы ты этого захотела.
Несмотря на страх, жар прокатился по ее телу. Она вполне могла бы заснуть, но провела без сна долгие часы, остро сознавая его близость.
Фергюс Эндерсон, по своему обыкновению перебравший виски, похрапывал под боком у жены, когда неожиданно и грубо его разбудил звук сорванной с петель хлипкой двери хижины. Ферпос застонал, считая, что кто-то из сыновей во хмелю забыл: дверь в этом доме не запирают.
В своей провонявшей потом рубашке Ферпос сел, почесал заросший щетиной подбородок и рявкнул:
— Кто это сделал? Я вышибу дух из мерзавца, я…
Он прервал угрозу, вдруг заметив массивную фигуру, заполнившую дверной проем. Холодный ноябрьский ветер ворвался в дом и пронесся через гостиную в спальню, где расположился Фергюс.
Незнакомец вошел. Фергюс вытаращил глаза.
— Не может быть! — прохрипел он. Но он ошибался.
— Папа, что там?
Просыпались дети. Мэри и Хэмел выползли из-под одеял на тюфяках, лежащих на полу гостиной; их примеру последовали Дэрил и Седрик. Хотя они и оказались за спиной рослого, как башня, мужчины, бесцеремонно ворвавшегося в их дом, но даже не попытались прикоснуться к нему.
Гость был одет во все черное и своим видом напоминал дьявола. В ножнах у него на поясе висел меч, в кобурах на бедрах — два пистолета. Он на самом деле был дьяволом. Существом из преисподней.
— Поднимай свои кости с постели, Фергюс Эндерсон.
— Нет! — выдохнул Фергюс. — Дэвид Даглас! Не может быть!
— Да, я — лорд Даглас, запомни это, лживый, гнусный подонок!
Фергюс уже давно утратил проворство. Его жена вскочила с постели, вскрикнула, метнулась через всю комнату и застыла, прижавшись спиной к стене, когда Дэвид Даглас вытащил Фергюса из постели за ворот рубашки и рывком поставил на ноги, едва не задушив.
— Сюда, скорее… — прохрипел Фергюс, призывая на помощь сыновей.
— Эндерсон, хотя бы раз за свою ничтожную жизнь поступи так, как подобает мужчине, а не прячься за спины детей!
Но парни, казалось, и не собирались гибнуть в борьбе за жизнь и честь отца. Они стояли неподвижно, разинув рты.
— Клянусь всеми святыми, это лорд Дэвид! — наконец выговорил Хэмел.
— Да, — подтвердил Дэвид и вновь обратился к Фергюсу: — Я хочу от тебя только одного, но если я не узнаю того, что мне нужно, твои потроха разлетятся по всей лачуге!
— О чем…
— О мальчике. Откуда у тебя взялся Дэнни?
— Дочка моя, Джина…
— Лжешь!
Меч вылетел из ножен и уперся острием в горло Ферпосу.
Джина испустила пронзительный крик и бросилась к отцу.
— Его принесла нам девушка из замка. Велела, чтобы мы выдали мальчика за своего, сказала, что нас наградят, если будем хранить тайну.
— Что это за девушка из замка? — спросил Дэвид.
— Та самая, которая всегда прислуживала леди Мак-Гиннис, ее горничная. Она принесла ребенка, пока леди Мак-Гиннис была в отъезде, а здесь все были в трауре. Вместе с ним нам достались золотые монеты, лорд Даглас, — наконец заговорил Фергюс. — Мы поняли, что надо хранить тайну, как нам велели. Конечно, мы знали, кому нужна эта тайна.
— Кому же?
Несмотря на испуг, Фергюс был откровенно изумлен. Он покосился на меч Дэвида Дагласа, опасаясь, что тот разрубит его надвое в любую минуту.
— Как это кому? Конечно, леди Шоне.
Вытянувшись на постели в хозяйских покоях замка, заложив руки за голову, Ястреб наблюдал, как его жена вышагивает по комнате. Ястреб только что с удовольствием съел жаркое из оленины, принесенное Энн-Мэри из кухни на подносе, но Скайлар не дотронулась до еды.
Подождав еще несколько минут, он потерял терпение.
— Скайлар, ложись.
Она не замедлила шаги ни на секунду, обратив на мужа не больше внимания, чем на назойливую пчелу весенним днем.
— Скайлар, прекрати метаться и иди сюда.
Наконец, она повернулась к нему: серебристые глаза были широко раскрыты, белокурые волосы струились по спине.
— Ястреб, твоему брату грозит смертельная опасность…
— И он предпочитает рассчитывать на свои силы. Скайлар, ради Дэвида я готов на все, сегодня я рисковал даже твоей жизнью, на что никогда бы не согласился, но я не могу вмешаться в то, что происходит сейчас между ним и Шоной. И тебе придется с этим смириться. Я прихожу в ярость каждый раз, как только вспомню: ты решила, что я оставляю своих детей по всему миру, не задумываясь!
Скайлар вспыхнула.
— На самом деле я ничего такого не…
— Значит, ты поспешила с выводами.
Она приподняла бровь, уже готовая ответить, но передумала.
— Так о чьем же потомстве идет речь — моего брата или твоей сестры?
— Да, она моя сестра. Ястреб, между ними нет ничего общего! Не представляю себе, как такое могло случиться…
Ястреб похлопал ладонью по кровати.
— Иди сюда, я покажу тебе.
— Ты же понимаешь, что я имела в виду.
— Никто из нас не знает, что произошло. Слоан только попросил разрешения поговорить с Сабриной наедине.
— Мы должны знать…
— Скайлар, мы должны быть благодарны — за то, что Сабрина жива, здорова и снова с нами!
— О Господи! Конечно, и в довершение всего…
— Скайлар, если бы Сабрина утверждала, что носит ребенка Слоана, а он отрицал это, не желая брать на себя ответственность, мне пришлось бы пристрелить лучшего друга. Но ни он, ни она ничего не отрицают. Слоан заявил, что женится на ней. Что теперь прикажешь мне делать?
— Ничего.
— Ты хочешь, чтобы Сабрина рассказала тебе о случившемся. Не о том, что было между ними, — об этом тебе хорошо известно. Но ты сгораешь от любопытства, желая выяснить, когда это произошло и при каких обстоятельствах.
— А тебе это безразлично?
— Нет. Но я уверен: ты обо всем расскажешь мне, как только узнаешь.
Скайлар метнула в сторону мужа убийственный взгляд и принялась вновь вышагивать по комнате.
— А этот милый ребенок? Ястреб, у тебя есть племянник! У них мальчик, Ястреб, а они об этом даже не подозревали. И теперь твой брат…
— Что — мой брат?
— Забрал ребенка.
— Скайлар, какая-то шайка здесь, в Крэг-Роке, стремится истребить Дагласов и убить Шону. Этот мальчик — сын Дэвида Дагласа, и если Дэвид погибнет, он станет лордом Дагласом. А если бы умерла и мать Дэнни, он был бы лордом Мак-Гиннисом. Он будет в безопасности только вдали от замка.
— Но где же он?
— Джеймс Мак-Грегор позаботился, чтобы малыша увезли на юг.
— Но откуда такая уверенность в том, что там безопасно? Ястреб приподнял бровь.
— Ты снова сомневаешься во мне, дорогая? Скайлар вспыхнула.
— Ястреб…
— Мальчика увезли к матери Мак-Грегора.
— А, вот оно что!
— Теперь ложись. Завтра нам предстоит тяжелый день — несмотря на то что я перестану быть лордом Дагласом.
Скайлар подошла к постели и скользнула под одеяло. Вздохнув, она устроилась поудобнее на подушке и закрыла глаза. Ястреб приподнялся на локте, глядя на нее.
— Сегодня ты спишь рядом с лордом последнюю ночь, — напомнил он. — Завтра мой брат вновь примет этот злополучный титул. И потом, ты спрашивала меня, откуда у Сабрины мог взяться ребенок.
Скайлар устремила на него взгляд серебристых глаз.
— Я знаю, как это случилось. Но если хочешь, можешь освежить мои воспоминания.
Улыбаясь, Ястреб последовал ее совету.
Позднее, когда он лежал, обняв Скайлар и прижав ее к себе, мысленно стараясь разрешить загадки, едва не погубившие брата, Скайлар вдруг проговорила:
— Ястреб… знаешь, а нам и вправду известно, как это делается.
— Что, дорогая?
— То, что случилось с моей сестрой.
— Скайлар, о чем ты?
— По-моему, наш наследник Дагласов появится в конце июня.
— Скайлар… — начал он, но вдруг привстал, обнял Скайлар и ласково посмотрел ей в глаза. — Наш…
— Ребенок, Ястреб. У нас будет малыш. Он медленно расплылся в улыбке.
— Ты уверена?
Она серьезно кивнула.
— Я не хочу, чтобы об этом узнал кто-нибудь, — незачем сообщать, что вскоре на свет появится еще один Даглас, поскольку здесь опасно быть даже родственником жертвы.
— Это разумное решение, дорогая. Но со мной ты можешь поделиться любой тайной.
Она улыбнулась.
— Я уже поделилась. Ты счастлив?
— Если забыть о том, что нас окружает опасность, моему брату грозит смерть, а наши земли в Америке терзают войны, — да. Я на верху блаженства.
— О Ястреб!
— Да, я счастлив, — повторил он, — ибо средоточием моего мира прежде была только ты. А теперь — ты и наш ребенок.
Вернувшись в замок, Дэвид направился прямиком в большой зал, не тревожась о том, что его могут увидеть.
Дэвид, лорд Даглас, вернулся. Он уже узнал все благодаря чужой одежде и тому, что его считали мертвецом. Пришло время занять место, принадлежащее ему по праву. И заставить поплатиться тех, кто обманул его.
Шона…
Он налил виски в высокий бокал, стоящий на подносе на длинном столе, и застыл перед огнем.
Он хватил кулаком по каменной доске камина, стремясь прогнать видение, причиняющее муку, — перед ним вставало лицо Шоны. Пронзительная синева ее глаз, волосы — шелковые иссиня-черные пряди, обвивающие его, когда он пытался бежать от нее, но, сгорая от желания, всегда возвращался. Каждый раз, расставаясь с ней, он желал ее еще сильнее.
Он верил ей. Да, верил! Но внутренний страх вызывал сомнения. Чертов Фергюс Эндерсон! Дэвид вздрогнул, вспомнив о мальчике. У него есть сын. Дэниэл. Смелый, жизнерадостный, сообразительный. Красивый ребенок. Со странной меткой Дагласов на затылке. И материнскими глазами. И цветом волос. Сегодня Дэвид вновь поверил ей: узнав о том, что Дэнни — ее ребенок, она была потрясена. Она похолодела, неподвижно обвисла у него на руках. Неужели она вновь обманула его? Дэвид не хотел этому верить. Но Фергюс, стоило пригрозить ему мечом, был готов сознаться в чем угодно. Горничная Шоны принесла ему ребенка, и, если верить его словам, именно Шона хотела скрыть тайну.
Дэвид испустил тяжкий вздох. Он едва ли мог отдать предпочтение слову Фергюса Эндерсона, а не Шоны. Утром ему предстоит долгий разговор с Мэри-Джейн.
Господи, как он устал. В муках познал силу любви, способную сделать мужчину беспомощным. Даже в то время, когда он был вынужден всецело доверять Шоне, она подставляла его под удар каждый раз, когда он пытался узнать истину. Она старалась защитить Мак-Гиннисов. Ему приходилось быть решительным с ней, даже проявлять холодность. Преданность Шоны могла стать причиной смертельной угрозы. И потом, это ее горничная, которая прослужила самой Шоне и клану Мак-Гиннисов всю жизнь, принесла ребенка Фергюсу. Боже мой! У него нет никаких оснований доверять Шоне. И все же…
Он влюблен в небесно-синие глаза, шелковистые волосы, гибкое тело, возбуждающее его, нежный и чувственный голос, ласкающий, как прикосновение ладони, наполненный обещанием… однако так и не смог постичь истину. Она ускользала, как извилистая тропа в сумерках. Шона не говорила ему о том, что родила ребенка. Если бы она призналась, сейчас бы его не терзали мучительные сомнения. Услышав едва различимый шорох за спиной, Дэвид обернулся, готовый в одну секунду выхватить меч или пистолет.
Алистер, молодой красавец, рослый и прямой, с высоко поднятой головой. Он был в килте расцветки Мак-Гиннисов — одной из разновидностей узоров и цветов Дагласов, поскольку Мак-Гиннисы входили в септ Дагласов из Крэг-Рока.
— Алистер? — недоуменно спросил Дэвид.
— Не желаешь выпить со мной, Дэвид? — предложил Алистер.
— Я не прочь, — осторожно согласился Дэвид.
Алистер шагнул вперед и налил себе бокал крепкого виски из графина, стоящего на столе. Выпив виски залпом, Алистер передернулся и отставил бокал. Он повернулся к Дэвиду.
— Нам надо поговорить.
— Похоже, ты выпил для храбрости?
— Ты прав.
— Тогда давай поговорим, Алистер.
— Мне следовало сказать тебе правду — ту правду, о которой известно мне, — когда я столкнулся с тобой и с твоим братом в шахте.
— Буду рад выслушать любую правду, которую ты откроешь мне сейчас.
Алистер колебался всего минуту.
— Видишь ли, я не удивился, узнав, что ты не умер.
— Почему?
— Потому, — отозвался Алистер, устремляя взгляд прямо в глаза Дэвиду, — что еще наутро после пожара я знал: найденный обугленный труп принадлежит не тебе — ты жив.
— Как ты узнал об этом? — потребовал ответа Дэвид.
— Это я подменил тебя трупом каторжника. Я вынес Шону из конюшни, прежде чем пламя добралось до нее, и я позаботился о том, чтобы труп каторжника обгорел до неузнаваемости, прежде чем положить его рядом с Шоной.
А еще я сделал так, чтобы труп каторжника, Коллума Мак-Дональда, похоронили в склепе под замком, в гробу, на котором значится твое имя…
Глава 22
— Да, — просто ответил он.
Сабрина уставилась на свои руки — пальцы еще дрожали. Как все нелепо! И встретились они со Слоаном при страшных, отвратительных обстоятельствах…
Может быть, она и вправду боялась. Боялась ночи, проведенной с ним, его силы, чувств, которые он возбуждал в ней. Но самое главное — он служил в кавалерии США и вместе с тем был индейцем сиу, он был невероятно опасен, брал все, что только хотел, требовал, что считал нужным.
Она закрыла глаза, приложив ладонь ко лбу.
— Сейчас я не в силах говорить об этом…
Смех Слоана привел ее в ярость. Сабрина села, воззрившись на него.
— Имей в виду, сейчас я чем-нибудь запущу в тебя! — раздраженно предупредила она.
— Из тебя и вправду получится настоящая красотка с юга, но не могу представить тебя в истерике.
— В истерике?! Да знаешь ли ты, сколько мне пришлось торчать в склепе?
Он посерьезнел.
— Ты права. Похоже, у тебя талант нарываться на неприятности.
— На эту неприятность я не напрашивалась…
— Ты, насколько мне помнится, одна бродила по кладбищу среди ночи?
Он вновь сумел поставить ее в глупое положение.
— Я услышала детский плач, — попыталась защититься Сабрина.
— Это меня и утешает — из тебя получится отличная мать.
Сабрина снова уставилась на свои ладони.
— Слоан, я хочу, чтобы ты знал: передо мной у тебя нет никаких обязательств, — объяснила она, стараясь не встречаться с ним взглядом. — Я ни в чем не обвиняю тебя…
— Не обвиняешь? — переспросил он, высоко подняв бровь. — Поскольку с тех пор как мы познакомились, ты не сказала мне ни единого правдивого слова, едва ли у тебя есть право винить меня.
Сабрина стиснула зубы, стараясь обуздать ярость.
— Ты ничего мне не должен!
— А ты мне — должна, — мягко возразил он. — Я знаю, что тебе необходимо заснуть, и ты заснешь — после того, как выслушаешь меня. Я не брошу на произвол судьбы своего ребенка, несмотря на то что ты хотела бежать от меня, отправившись сюда.
— Это неправда! — воскликнула Сабрина, но тут же поняла, что Слоан ей не поверит.
— Нет, Сабрина, я не позволю тебе подвергать свою жизнь опасности в попытке избавиться от ребенка индейской крови.
Сабрина задохнулась и воззрилась на него в неукротимом бешенстве.
— Ублюдок! Ничего подобного я и не собиралась делать!
— С точки зрения белого человека, я и вправду индеец, несмотря на то что еще мой дед воевал на стороне американцев. Возможно, ты будешь считать, что вышла замуж за ублюдка, но ты ошибаешься.
— Я…
Она осеклась и задрожала, взволнованная не только появлением Слоана, но и тем, что он все знал и понимал. И она больше не могла отрицать того, что с ней произошло, не замечать жизнь, пустившую корни в ее чреве.
Вероятно, вначале она действительно хотела избавиться от ребенка, но, вспомнив, что Слоан наполовину сиу, испугалась. Она мечтала об избавлении до тех пор, пока чуть не погибла сама, и росток жизни в ней заслонил весь остальной мир. Но больше всего ее тревожило не происхождение Слоана, а его способность не только приводить ее в ярость, но и возбуждать.
— Слоан, тебе незачем жениться на мне. Я не хочу выходить за тебя замуж.
— Ты намерена отдать ребенка мне?
Одного взгляда в глубину карих глаз хватило Сабрине, чтобы понять: это не пустая угроза.
— Нет! Ты не отнимешь моего ребенка!
— Прежде всего он мой.
Сабрина облизнула губы и решила прибегнуть к новой тактике.
— Откуда тебе знать? Может, ты был…
— И тем не менее я знаю.
Убежденность Слоана ошеломила Сабрину. Пока она молчала, Слоан направился к двери, прислонился к ней спиной, съехал на пол и надвинул шляпу с пером на глаза.
— Слоан, что ты делаешь? — перепуганно воскликнула Сабрина. — Прошу тебя, уходи! Я… не хочу за тебя замуж. И не выйду!
Он приподнял шляпу.
— Ты не хочешь замуж за меня? Или за дикаря? — невозмутимо спросил он.
— Я… — начала она и осеклась, ибо ее зять был метисом, но женился на ее сестре.
Сабрина не могла не испытывать странных чувств по отношению к индейцам и была не в силах прогнать страх. Слоан — один из них. Несмотря на обаяние, в нем таился огонь. Его привлекательность была… красотой дикаря. Красотой, способной соблазнить любую женщину. Он вел жизнь, о которой Сабрина не могла даже помыслить. Она была для него игрушкой, развлечением и вместе с тем часто вызывала у него гнев. И он желал ее… Но никогда не смог бы полюбить.
— Я… не могу… — начала она.
— Договаривай.
— Я не могу…
— Выйти замуж за дикаря? — подсказал он.
Щеки Сабрины вспыхнули. Только биение жилки на горле выдавало его гнев. Он проговорил ровным голосом:
— В сущности, с разговором о браке пока можно подождать.
— Значит, ты… уйдешь?
Он улыбнулся, насмешливо скривив губы.
— Я возьму на себя обязанности охранника — тебе понадобится охрана на случай, если вновь появятся люди в плащах.
Сабрина задохнулась, но с удивлением поняла: ей и вправду будет спокойнее спать, если Слоан останется здесь, под дверью.
— Прошу прощения, Сабрина, но обстоятельства сложились так, что тебе придется выйти замуж за дикаря. За меня.
— Слоан, ты не заставишь меня стать твоей женой, если я этого не захочу, — в отчаянии прошептала она.
Минуту он молчал, затем снова надвинул шляпу на глаза.
— Значит, придется сделать так, чтобы ты этого захотела.
Несмотря на страх, жар прокатился по ее телу. Она вполне могла бы заснуть, но провела без сна долгие часы, остро сознавая его близость.
Фергюс Эндерсон, по своему обыкновению перебравший виски, похрапывал под боком у жены, когда неожиданно и грубо его разбудил звук сорванной с петель хлипкой двери хижины. Ферпос застонал, считая, что кто-то из сыновей во хмелю забыл: дверь в этом доме не запирают.
В своей провонявшей потом рубашке Ферпос сел, почесал заросший щетиной подбородок и рявкнул:
— Кто это сделал? Я вышибу дух из мерзавца, я…
Он прервал угрозу, вдруг заметив массивную фигуру, заполнившую дверной проем. Холодный ноябрьский ветер ворвался в дом и пронесся через гостиную в спальню, где расположился Фергюс.
Незнакомец вошел. Фергюс вытаращил глаза.
— Не может быть! — прохрипел он. Но он ошибался.
— Папа, что там?
Просыпались дети. Мэри и Хэмел выползли из-под одеял на тюфяках, лежащих на полу гостиной; их примеру последовали Дэрил и Седрик. Хотя они и оказались за спиной рослого, как башня, мужчины, бесцеремонно ворвавшегося в их дом, но даже не попытались прикоснуться к нему.
Гость был одет во все черное и своим видом напоминал дьявола. В ножнах у него на поясе висел меч, в кобурах на бедрах — два пистолета. Он на самом деле был дьяволом. Существом из преисподней.
— Поднимай свои кости с постели, Фергюс Эндерсон.
— Нет! — выдохнул Фергюс. — Дэвид Даглас! Не может быть!
— Да, я — лорд Даглас, запомни это, лживый, гнусный подонок!
Фергюс уже давно утратил проворство. Его жена вскочила с постели, вскрикнула, метнулась через всю комнату и застыла, прижавшись спиной к стене, когда Дэвид Даглас вытащил Фергюса из постели за ворот рубашки и рывком поставил на ноги, едва не задушив.
— Сюда, скорее… — прохрипел Фергюс, призывая на помощь сыновей.
— Эндерсон, хотя бы раз за свою ничтожную жизнь поступи так, как подобает мужчине, а не прячься за спины детей!
Но парни, казалось, и не собирались гибнуть в борьбе за жизнь и честь отца. Они стояли неподвижно, разинув рты.
— Клянусь всеми святыми, это лорд Дэвид! — наконец выговорил Хэмел.
— Да, — подтвердил Дэвид и вновь обратился к Фергюсу: — Я хочу от тебя только одного, но если я не узнаю того, что мне нужно, твои потроха разлетятся по всей лачуге!
— О чем…
— О мальчике. Откуда у тебя взялся Дэнни?
— Дочка моя, Джина…
— Лжешь!
Меч вылетел из ножен и уперся острием в горло Ферпосу.
Джина испустила пронзительный крик и бросилась к отцу.
— Его принесла нам девушка из замка. Велела, чтобы мы выдали мальчика за своего, сказала, что нас наградят, если будем хранить тайну.
— Что это за девушка из замка? — спросил Дэвид.
— Та самая, которая всегда прислуживала леди Мак-Гиннис, ее горничная. Она принесла ребенка, пока леди Мак-Гиннис была в отъезде, а здесь все были в трауре. Вместе с ним нам достались золотые монеты, лорд Даглас, — наконец заговорил Фергюс. — Мы поняли, что надо хранить тайну, как нам велели. Конечно, мы знали, кому нужна эта тайна.
— Кому же?
Несмотря на испуг, Фергюс был откровенно изумлен. Он покосился на меч Дэвида Дагласа, опасаясь, что тот разрубит его надвое в любую минуту.
— Как это кому? Конечно, леди Шоне.
Вытянувшись на постели в хозяйских покоях замка, заложив руки за голову, Ястреб наблюдал, как его жена вышагивает по комнате. Ястреб только что с удовольствием съел жаркое из оленины, принесенное Энн-Мэри из кухни на подносе, но Скайлар не дотронулась до еды.
Подождав еще несколько минут, он потерял терпение.
— Скайлар, ложись.
Она не замедлила шаги ни на секунду, обратив на мужа не больше внимания, чем на назойливую пчелу весенним днем.
— Скайлар, прекрати метаться и иди сюда.
Наконец, она повернулась к нему: серебристые глаза были широко раскрыты, белокурые волосы струились по спине.
— Ястреб, твоему брату грозит смертельная опасность…
— И он предпочитает рассчитывать на свои силы. Скайлар, ради Дэвида я готов на все, сегодня я рисковал даже твоей жизнью, на что никогда бы не согласился, но я не могу вмешаться в то, что происходит сейчас между ним и Шоной. И тебе придется с этим смириться. Я прихожу в ярость каждый раз, как только вспомню: ты решила, что я оставляю своих детей по всему миру, не задумываясь!
Скайлар вспыхнула.
— На самом деле я ничего такого не…
— Значит, ты поспешила с выводами.
Она приподняла бровь, уже готовая ответить, но передумала.
— Так о чьем же потомстве идет речь — моего брата или твоей сестры?
— Да, она моя сестра. Ястреб, между ними нет ничего общего! Не представляю себе, как такое могло случиться…
Ястреб похлопал ладонью по кровати.
— Иди сюда, я покажу тебе.
— Ты же понимаешь, что я имела в виду.
— Никто из нас не знает, что произошло. Слоан только попросил разрешения поговорить с Сабриной наедине.
— Мы должны знать…
— Скайлар, мы должны быть благодарны — за то, что Сабрина жива, здорова и снова с нами!
— О Господи! Конечно, и в довершение всего…
— Скайлар, если бы Сабрина утверждала, что носит ребенка Слоана, а он отрицал это, не желая брать на себя ответственность, мне пришлось бы пристрелить лучшего друга. Но ни он, ни она ничего не отрицают. Слоан заявил, что женится на ней. Что теперь прикажешь мне делать?
— Ничего.
— Ты хочешь, чтобы Сабрина рассказала тебе о случившемся. Не о том, что было между ними, — об этом тебе хорошо известно. Но ты сгораешь от любопытства, желая выяснить, когда это произошло и при каких обстоятельствах.
— А тебе это безразлично?
— Нет. Но я уверен: ты обо всем расскажешь мне, как только узнаешь.
Скайлар метнула в сторону мужа убийственный взгляд и принялась вновь вышагивать по комнате.
— А этот милый ребенок? Ястреб, у тебя есть племянник! У них мальчик, Ястреб, а они об этом даже не подозревали. И теперь твой брат…
— Что — мой брат?
— Забрал ребенка.
— Скайлар, какая-то шайка здесь, в Крэг-Роке, стремится истребить Дагласов и убить Шону. Этот мальчик — сын Дэвида Дагласа, и если Дэвид погибнет, он станет лордом Дагласом. А если бы умерла и мать Дэнни, он был бы лордом Мак-Гиннисом. Он будет в безопасности только вдали от замка.
— Но где же он?
— Джеймс Мак-Грегор позаботился, чтобы малыша увезли на юг.
— Но откуда такая уверенность в том, что там безопасно? Ястреб приподнял бровь.
— Ты снова сомневаешься во мне, дорогая? Скайлар вспыхнула.
— Ястреб…
— Мальчика увезли к матери Мак-Грегора.
— А, вот оно что!
— Теперь ложись. Завтра нам предстоит тяжелый день — несмотря на то что я перестану быть лордом Дагласом.
Скайлар подошла к постели и скользнула под одеяло. Вздохнув, она устроилась поудобнее на подушке и закрыла глаза. Ястреб приподнялся на локте, глядя на нее.
— Сегодня ты спишь рядом с лордом последнюю ночь, — напомнил он. — Завтра мой брат вновь примет этот злополучный титул. И потом, ты спрашивала меня, откуда у Сабрины мог взяться ребенок.
Скайлар устремила на него взгляд серебристых глаз.
— Я знаю, как это случилось. Но если хочешь, можешь освежить мои воспоминания.
Улыбаясь, Ястреб последовал ее совету.
Позднее, когда он лежал, обняв Скайлар и прижав ее к себе, мысленно стараясь разрешить загадки, едва не погубившие брата, Скайлар вдруг проговорила:
— Ястреб… знаешь, а нам и вправду известно, как это делается.
— Что, дорогая?
— То, что случилось с моей сестрой.
— Скайлар, о чем ты?
— По-моему, наш наследник Дагласов появится в конце июня.
— Скайлар… — начал он, но вдруг привстал, обнял Скайлар и ласково посмотрел ей в глаза. — Наш…
— Ребенок, Ястреб. У нас будет малыш. Он медленно расплылся в улыбке.
— Ты уверена?
Она серьезно кивнула.
— Я не хочу, чтобы об этом узнал кто-нибудь, — незачем сообщать, что вскоре на свет появится еще один Даглас, поскольку здесь опасно быть даже родственником жертвы.
— Это разумное решение, дорогая. Но со мной ты можешь поделиться любой тайной.
Она улыбнулась.
— Я уже поделилась. Ты счастлив?
— Если забыть о том, что нас окружает опасность, моему брату грозит смерть, а наши земли в Америке терзают войны, — да. Я на верху блаженства.
— О Ястреб!
— Да, я счастлив, — повторил он, — ибо средоточием моего мира прежде была только ты. А теперь — ты и наш ребенок.
Вернувшись в замок, Дэвид направился прямиком в большой зал, не тревожась о том, что его могут увидеть.
Дэвид, лорд Даглас, вернулся. Он уже узнал все благодаря чужой одежде и тому, что его считали мертвецом. Пришло время занять место, принадлежащее ему по праву. И заставить поплатиться тех, кто обманул его.
Шона…
Он налил виски в высокий бокал, стоящий на подносе на длинном столе, и застыл перед огнем.
Он хватил кулаком по каменной доске камина, стремясь прогнать видение, причиняющее муку, — перед ним вставало лицо Шоны. Пронзительная синева ее глаз, волосы — шелковые иссиня-черные пряди, обвивающие его, когда он пытался бежать от нее, но, сгорая от желания, всегда возвращался. Каждый раз, расставаясь с ней, он желал ее еще сильнее.
Он верил ей. Да, верил! Но внутренний страх вызывал сомнения. Чертов Фергюс Эндерсон! Дэвид вздрогнул, вспомнив о мальчике. У него есть сын. Дэниэл. Смелый, жизнерадостный, сообразительный. Красивый ребенок. Со странной меткой Дагласов на затылке. И материнскими глазами. И цветом волос. Сегодня Дэвид вновь поверил ей: узнав о том, что Дэнни — ее ребенок, она была потрясена. Она похолодела, неподвижно обвисла у него на руках. Неужели она вновь обманула его? Дэвид не хотел этому верить. Но Фергюс, стоило пригрозить ему мечом, был готов сознаться в чем угодно. Горничная Шоны принесла ему ребенка, и, если верить его словам, именно Шона хотела скрыть тайну.
Дэвид испустил тяжкий вздох. Он едва ли мог отдать предпочтение слову Фергюса Эндерсона, а не Шоны. Утром ему предстоит долгий разговор с Мэри-Джейн.
Господи, как он устал. В муках познал силу любви, способную сделать мужчину беспомощным. Даже в то время, когда он был вынужден всецело доверять Шоне, она подставляла его под удар каждый раз, когда он пытался узнать истину. Она старалась защитить Мак-Гиннисов. Ему приходилось быть решительным с ней, даже проявлять холодность. Преданность Шоны могла стать причиной смертельной угрозы. И потом, это ее горничная, которая прослужила самой Шоне и клану Мак-Гиннисов всю жизнь, принесла ребенка Фергюсу. Боже мой! У него нет никаких оснований доверять Шоне. И все же…
Он влюблен в небесно-синие глаза, шелковистые волосы, гибкое тело, возбуждающее его, нежный и чувственный голос, ласкающий, как прикосновение ладони, наполненный обещанием… однако так и не смог постичь истину. Она ускользала, как извилистая тропа в сумерках. Шона не говорила ему о том, что родила ребенка. Если бы она призналась, сейчас бы его не терзали мучительные сомнения. Услышав едва различимый шорох за спиной, Дэвид обернулся, готовый в одну секунду выхватить меч или пистолет.
Алистер, молодой красавец, рослый и прямой, с высоко поднятой головой. Он был в килте расцветки Мак-Гиннисов — одной из разновидностей узоров и цветов Дагласов, поскольку Мак-Гиннисы входили в септ Дагласов из Крэг-Рока.
— Алистер? — недоуменно спросил Дэвид.
— Не желаешь выпить со мной, Дэвид? — предложил Алистер.
— Я не прочь, — осторожно согласился Дэвид.
Алистер шагнул вперед и налил себе бокал крепкого виски из графина, стоящего на столе. Выпив виски залпом, Алистер передернулся и отставил бокал. Он повернулся к Дэвиду.
— Нам надо поговорить.
— Похоже, ты выпил для храбрости?
— Ты прав.
— Тогда давай поговорим, Алистер.
— Мне следовало сказать тебе правду — ту правду, о которой известно мне, — когда я столкнулся с тобой и с твоим братом в шахте.
— Буду рад выслушать любую правду, которую ты откроешь мне сейчас.
Алистер колебался всего минуту.
— Видишь ли, я не удивился, узнав, что ты не умер.
— Почему?
— Потому, — отозвался Алистер, устремляя взгляд прямо в глаза Дэвиду, — что еще наутро после пожара я знал: найденный обугленный труп принадлежит не тебе — ты жив.
— Как ты узнал об этом? — потребовал ответа Дэвид.
— Это я подменил тебя трупом каторжника. Я вынес Шону из конюшни, прежде чем пламя добралось до нее, и я позаботился о том, чтобы труп каторжника обгорел до неузнаваемости, прежде чем положить его рядом с Шоной.
А еще я сделал так, чтобы труп каторжника, Коллума Мак-Дональда, похоронили в склепе под замком, в гробу, на котором значится твое имя…
Глава 22
Джеймс Мак-Грегор потягивал бренди, наслаждаясь удобством кресла времен королевы Анны, стоящего перед камином, вытянув ноги и положив их на скамейку. Пламя согревало его, он улыбался Шоне, и эта улыбка преображала его безобразное лицо. Несмотря на то что он принял приглашение Шоны, удобно уселся в кресле и согласился выпить бокал бренди, он смущенно признался:
— Видите ли, леди Мак-Гиннис, я ничего не смогу вам рассказать. Ровным счетом ничего. Не имею права.
Сидящая напротив Шона нахмурилась.
— Вы не скажете мне даже о том, куда увезли мальчика? Джеймс подался вперед.
— Клянусь вам, ему ничто не угрожает — это вас успокоит?
— Да. Но этот тиран Дэвид отдал вам жестокий приказ. Джеймс улыбнулся, обхватив ладонями бокал.
— Мальчик здоров, о нем заботятся, с ним ничего не случится.
— Откуда вы знаете, что он здоров? Мак-Грегор удивленно воззрился на нее.
— Как откуда? Я ведь бы лекарем, миледи, — в прежней жизни. И с мальчиком, и с Сабриной все будет хорошо. Я мог бы осмотреть ее сегодня же, но вы пожелали, чтобы это сделала ваша знакомая.
— Это было очень важно для меня. Эдвину считают колдуньей, но она не имеет ничего общего с людьми, которые похитили Сабрину. Я твердо знаю.
— Значит, это только к лучшему, что она сегодня приходила в замок, — согласился лекарь и продолжал: — Я познакомился с лордом Дагласом на корабле, когда нас обоих увозили далеко от родины, чтобы обречь на пожизненное рабство. Мне удалось избежать печальной участи только благодаря лорду Дагласу, я не считаю его тираном и рад выполнить его приказание.
— По-вашему, Дэвид поступил справедливо, отняв у меня ребенка? — возразила Шона.
Джеймс придвинулся к ней, покачивая в ладонях бокал бренди и наслаждаясь янтарным оттенком напитка.
— Вы не представляете себе, как приятно сидеть в удобном кресле и пить восхитительное бренди, — заметил он с улыбкой.
— Похоже, вы не слушаете меня, мистер Мак-Грегор.
— Напрасно вы так считаете. Мне давно хотелось познакомиться с вами. С первой минуты, когда лорд Даглас очнулся и узнал, что его обвиняют в убийстве, он считал, что вы погибли. Я думал, он разорвет в клочья капитана, помощника и экипаж, прежде чем умрет сам, но вскоре он понял, что вы живы и здоровы, а его самого считают мертвецом.
— Значит, он рассказывал вам обо мне?
— Да.
— И должно быть, рассказывал только плохое.
— Миледи, нам вместе довелось жить в аду. В Лондоне добрая королева Виктория заслужила себе славу справедливостью и благородством, но, несмотря на свою доброту, она не замечает ни ужасающей жизни трущоб, ни нищих. А когда в нашей стране человека приговаривают к каторге — не важно, справедливым было обвинение или нет, — он попадает в земной ад. Должно быть, вам известно, что Дэвида увезли на корабль и отправили на каторжные работы. Рядом с ним я пережил свирепые шторма, бок о бок трудился в каменоломнях. Я видел, как он помогает другим, избавляя их от наказания безжалостных стражников. В сущности, миледи, именно в борьбе за мою жизнь мы наконец-то обрели свободу. Меня чуть не прикончили. Вряд ли Дэвид собирался убивать стражника, но в поединке сломал ему шею. Вместе с нами на свободе оказалось еще несколько человек, и мы бежали. Обо всем этом я рассказываю вам только для того, чтобы вы поняли, как он провел последние пять лет. Не забывайте: после таких испытаний любой человек способен ожесточиться. В душе лорда Дэвида не утихает гнев.
— Но я невиновна, он напрасно обвиняет меня, — запротестовала Шона. — Наверняка он уже понял это. Не знаю, что он вам рассказал, но я хотела только спасти своего кузена…
— Увы, даже благие намерения не всегда идут на пользу!
Шона подтянула колени и положила на них подбородок. Теперь она знала, что произошло. Дэвид предпочитал умалчивать о прошлом, а может, считал, что о нем нечего рассказывать. Он был каторжником, закованным в цепи. Шона понимала, что это значит, — по крайней мере так ей казалось. Но не могла представить, каково было Дэвиду вести такую жизнь — день за днем, месяцы, годы. И все это время ждать возвращения. Она осознавала, что жажда мести поддерживала в нем жизнь, что она стала необходима ему как воздух.
Шона поежилась. Ей нестерпимо хотелось увидеть Дэнни, обнять его, утешить. Попытаться возместить потерянные годы. Она не представляла себе, как Дэвид мог решиться на такую жестокость: сказать ей, что ее сын жив, и тут же отнять его. Возможно, она не отдавала себе отчет, что пришлось пережить Дэвиду.
Но с другой стороны, он тоже не мог представить и понять, что пережила она, очнувшись живой и невредимой рядом с трупом человека, которого любила. А затем выяснилось, что она беременна. Последовали долгие месяцы размышлений, ожидания, планов, растерянности. Она знала только, что ребенок будет драгоценным напоминанием о Дэвиде… Но после многочасовых мук ей показали бесформенный узелок и сказали, что ребенок мертв.
Шона испытала странные чувства еще при первой встрече с Дэнни. Если бы она только знала… Что же произошло? Но разве это важно? Дэвид пожелал, чтобы ребенка увезли подальше от всех, кто носит имя Мак-Гиннис. Что он задумал? Не может быть, чтобы он отнял у нее сына навсегда — если, конечно, они оба выживут. Почему ее сын оказался у Эндерсонов? Ей непременно надо узнать об этом. Шона вдруг вскочила.
— Мне… надо выйти. Мак-Грегор приподнял бровь.
— Я никуда вас не выпущу.
— Но я должна уйти! — воскликнула Шона, глядя на него в упор.
Невероятно, но он готов остановить ее любой ценой. Чтобы покинуть комнату, ей придется придумать убедительный предлог. Она должна уйти отсюда, не важно, какими грубыми или жестокими средствами ей придется воспользоваться.
— Уродливый ублюдок! — выкрикнула она, терзаясь угрызениями совести. Джеймс был добр к ней. Что бы ни рассказал ему Дэвид, Джеймс отнесся к ней с пониманием. Но теперь у нее не было выбора. Она должна бежать — и выяснить правду у Эндерсонов. Ей необходимо найти оправдание…
— Леди Мак-Гиннис, я не понимаю…
— Вам незачем что-либо понимать! — выпалила она. — Но больше я ни минуты не вынесу вашего присутствия. Можете охранять меня, как пленницу, но держитесь от меня подальше, выполняя приказ своего хозяина!
Джеймс с достоинством поднялся и прошел через комнату, не говоря ни слова. У двери он помедлил.
— Называйте его, как вам угодно, миледи. Я готов отдать жизнь за Дэвида Дагласа, и если вы решили бежать, прежде вам придется убить меня.
Он покинул комнату. Шона долго смотрела на закрывшуюся дверь.
— Простите! — прошептала она. Опомнившись, она принялась поспешно одеваться.
Шона не знала точно, где находится потайной ход, однако он где-то был. И она вознамерилась разыскать его.
— Я был сурово наказан, — рассказывал Алистер, — и, веришь ты мне или нет, искренне сожалел о том, что натворил. Я говорил отцу, что мне следует отправиться прямо к тебе, однако он тревожился, не уверенный, что ты разберешься с этим делом сам, не прибегая к помощи закона. Отец знал, что у тебя сохранились фальшивые контракты, по которым я получал плату, — они находились либо в кабинете, либо в хозяйских покоях. Все, что ему требовалось, — время. Надо было отвлечь тебя. И потому…
— Видите ли, леди Мак-Гиннис, я ничего не смогу вам рассказать. Ровным счетом ничего. Не имею права.
Сидящая напротив Шона нахмурилась.
— Вы не скажете мне даже о том, куда увезли мальчика? Джеймс подался вперед.
— Клянусь вам, ему ничто не угрожает — это вас успокоит?
— Да. Но этот тиран Дэвид отдал вам жестокий приказ. Джеймс улыбнулся, обхватив ладонями бокал.
— Мальчик здоров, о нем заботятся, с ним ничего не случится.
— Откуда вы знаете, что он здоров? Мак-Грегор удивленно воззрился на нее.
— Как откуда? Я ведь бы лекарем, миледи, — в прежней жизни. И с мальчиком, и с Сабриной все будет хорошо. Я мог бы осмотреть ее сегодня же, но вы пожелали, чтобы это сделала ваша знакомая.
— Это было очень важно для меня. Эдвину считают колдуньей, но она не имеет ничего общего с людьми, которые похитили Сабрину. Я твердо знаю.
— Значит, это только к лучшему, что она сегодня приходила в замок, — согласился лекарь и продолжал: — Я познакомился с лордом Дагласом на корабле, когда нас обоих увозили далеко от родины, чтобы обречь на пожизненное рабство. Мне удалось избежать печальной участи только благодаря лорду Дагласу, я не считаю его тираном и рад выполнить его приказание.
— По-вашему, Дэвид поступил справедливо, отняв у меня ребенка? — возразила Шона.
Джеймс придвинулся к ней, покачивая в ладонях бокал бренди и наслаждаясь янтарным оттенком напитка.
— Вы не представляете себе, как приятно сидеть в удобном кресле и пить восхитительное бренди, — заметил он с улыбкой.
— Похоже, вы не слушаете меня, мистер Мак-Грегор.
— Напрасно вы так считаете. Мне давно хотелось познакомиться с вами. С первой минуты, когда лорд Даглас очнулся и узнал, что его обвиняют в убийстве, он считал, что вы погибли. Я думал, он разорвет в клочья капитана, помощника и экипаж, прежде чем умрет сам, но вскоре он понял, что вы живы и здоровы, а его самого считают мертвецом.
— Значит, он рассказывал вам обо мне?
— Да.
— И должно быть, рассказывал только плохое.
— Миледи, нам вместе довелось жить в аду. В Лондоне добрая королева Виктория заслужила себе славу справедливостью и благородством, но, несмотря на свою доброту, она не замечает ни ужасающей жизни трущоб, ни нищих. А когда в нашей стране человека приговаривают к каторге — не важно, справедливым было обвинение или нет, — он попадает в земной ад. Должно быть, вам известно, что Дэвида увезли на корабль и отправили на каторжные работы. Рядом с ним я пережил свирепые шторма, бок о бок трудился в каменоломнях. Я видел, как он помогает другим, избавляя их от наказания безжалостных стражников. В сущности, миледи, именно в борьбе за мою жизнь мы наконец-то обрели свободу. Меня чуть не прикончили. Вряд ли Дэвид собирался убивать стражника, но в поединке сломал ему шею. Вместе с нами на свободе оказалось еще несколько человек, и мы бежали. Обо всем этом я рассказываю вам только для того, чтобы вы поняли, как он провел последние пять лет. Не забывайте: после таких испытаний любой человек способен ожесточиться. В душе лорда Дэвида не утихает гнев.
— Но я невиновна, он напрасно обвиняет меня, — запротестовала Шона. — Наверняка он уже понял это. Не знаю, что он вам рассказал, но я хотела только спасти своего кузена…
— Увы, даже благие намерения не всегда идут на пользу!
Шона подтянула колени и положила на них подбородок. Теперь она знала, что произошло. Дэвид предпочитал умалчивать о прошлом, а может, считал, что о нем нечего рассказывать. Он был каторжником, закованным в цепи. Шона понимала, что это значит, — по крайней мере так ей казалось. Но не могла представить, каково было Дэвиду вести такую жизнь — день за днем, месяцы, годы. И все это время ждать возвращения. Она осознавала, что жажда мести поддерживала в нем жизнь, что она стала необходима ему как воздух.
Шона поежилась. Ей нестерпимо хотелось увидеть Дэнни, обнять его, утешить. Попытаться возместить потерянные годы. Она не представляла себе, как Дэвид мог решиться на такую жестокость: сказать ей, что ее сын жив, и тут же отнять его. Возможно, она не отдавала себе отчет, что пришлось пережить Дэвиду.
Но с другой стороны, он тоже не мог представить и понять, что пережила она, очнувшись живой и невредимой рядом с трупом человека, которого любила. А затем выяснилось, что она беременна. Последовали долгие месяцы размышлений, ожидания, планов, растерянности. Она знала только, что ребенок будет драгоценным напоминанием о Дэвиде… Но после многочасовых мук ей показали бесформенный узелок и сказали, что ребенок мертв.
Шона испытала странные чувства еще при первой встрече с Дэнни. Если бы она только знала… Что же произошло? Но разве это важно? Дэвид пожелал, чтобы ребенка увезли подальше от всех, кто носит имя Мак-Гиннис. Что он задумал? Не может быть, чтобы он отнял у нее сына навсегда — если, конечно, они оба выживут. Почему ее сын оказался у Эндерсонов? Ей непременно надо узнать об этом. Шона вдруг вскочила.
— Мне… надо выйти. Мак-Грегор приподнял бровь.
— Я никуда вас не выпущу.
— Но я должна уйти! — воскликнула Шона, глядя на него в упор.
Невероятно, но он готов остановить ее любой ценой. Чтобы покинуть комнату, ей придется придумать убедительный предлог. Она должна уйти отсюда, не важно, какими грубыми или жестокими средствами ей придется воспользоваться.
— Уродливый ублюдок! — выкрикнула она, терзаясь угрызениями совести. Джеймс был добр к ней. Что бы ни рассказал ему Дэвид, Джеймс отнесся к ней с пониманием. Но теперь у нее не было выбора. Она должна бежать — и выяснить правду у Эндерсонов. Ей необходимо найти оправдание…
— Леди Мак-Гиннис, я не понимаю…
— Вам незачем что-либо понимать! — выпалила она. — Но больше я ни минуты не вынесу вашего присутствия. Можете охранять меня, как пленницу, но держитесь от меня подальше, выполняя приказ своего хозяина!
Джеймс с достоинством поднялся и прошел через комнату, не говоря ни слова. У двери он помедлил.
— Называйте его, как вам угодно, миледи. Я готов отдать жизнь за Дэвида Дагласа, и если вы решили бежать, прежде вам придется убить меня.
Он покинул комнату. Шона долго смотрела на закрывшуюся дверь.
— Простите! — прошептала она. Опомнившись, она принялась поспешно одеваться.
Шона не знала точно, где находится потайной ход, однако он где-то был. И она вознамерилась разыскать его.
— Я был сурово наказан, — рассказывал Алистер, — и, веришь ты мне или нет, искренне сожалел о том, что натворил. Я говорил отцу, что мне следует отправиться прямо к тебе, однако он тревожился, не уверенный, что ты разберешься с этим делом сам, не прибегая к помощи закона. Отец знал, что у тебя сохранились фальшивые контракты, по которым я получал плату, — они находились либо в кабинете, либо в хозяйских покоях. Все, что ему требовалось, — время. Надо было отвлечь тебя. И потому…