Страница:
— Одну минуту, прошу вас…
Раздался знакомый скрежет, и дверь широко распахнулась. Но на пороге стоял тот, чье лицо преследовало ее со дня битвы при Фолкерке.
— В чем дело? — рявкнул он. Элинор испуганно отпрянула.
— Что-то горит, — пролепетала она.
Его глаза на мгновение задержались на ней.
— Конечно, это горит английский корабль. — А…
— Ну, что еще? Вы разве не поняли? Я ведь сказал уже, что мы подожгли корабль. Остался ли кто-нибудь на борту? Нет, миледи. Пока я здесь распоряжаюсь, ни одно живое существо не постигнет жестокая участь погибнуть в огне! Именно это вы хотели узнать?
Элинор молча кивнула. Как ни странно, она чувствовала себя немного пристыженной. Сказать по правде, она хотела спросить вовсе не об этом.
— А… а пожар не сможет перекинуться сюда… на этот корабль? — пробормотала она, не в силах скрыть предательскую дрожь в голосе.
Элинор опустила глаза, чувствуя на своем лице его внимательный взгляд и всеми силами стараясь скрыть страх.
— Ни в коем случае, — уверенно ответил он.
Она молча кивнула, и он направился к двери. Помедлив немного, Брендан повернулся и снова окинул ее внимательным взглядом.
— Зачем вы это сделали?
— Я же вам говорила — я и не собиралась умирать.
— В такой шторм вы бы неминуемо утонули.
— Я… я вас спросила о судьбе капитана Эйбрама. Он был добрым человеком. То, что случилось с ним, будет вечно камнем лежать у меня на душе.
— Это недолго, — бросил Брендан.
— То есть… значит, вы намерены меня убить?
При виде улыбки на его лице Элинор озадаченно заморгала.
— Нет, миледи. Я не палач. А сказать я хотел только то, что ваша жизнь вряд ли будет особенно длинной, коль скоро вы привыкли обращаться с ней так беспечно. Что же до вашего капитана Эйбрама, то, поверьте, я не имею ни малейшего понятия, о чем вы толкуете.
— Его вышвырнули за борт…
— Миледи, пираты — это воры и разбойники, которых кормит море. И хотя они, не колеблясь, убьют любого, кто осмелится встать им на пути, но любят они не кровь, а золото. Так что сейчас ваш капитан, живой и невредимый, находится на борту корабля де Лонгвиля.
— Но де Лонгвиль сказал… — Не веря собственным ушам Элинор затрясла головой. — Вы либо отъявленный обманщик, либо не знаете ничего о тех людях, кому вы служите! — крикнула она ему в лицо.
— Я мог бы немало рассказать о том, чему был свидетелем, когда слуги вашего короля творили суд и расправу!
— А я, в свою очередь, могла бы порассказать вам о жестокости скоттов! С радостью бы сделала это! — фыркнула Элинор. Забыв обо всем, она подскочила к нему. — Замок Клэрин… неужели вам это ничего не говорит?! Так вот, в замке Клэрин всех мужчин, оставшихся в живых — крестьян, торговцев, ремесленников, — вместе с воинами, словно скот, загнали в амбар и подожгли.
— Боюсь, миледи, ваши англичане поступают так сплошь и рядом, — резко оборвал он ее. — И если шотландцы жестоки, так это оттого, что у нас были хорошие учителя. А теперь прошу простить, леди Элинор. Я промок до нитки. И замерз как собака. Впрочем, и вы, думаю, тоже. Он взялся за ручку двери.
— Подождите! Разве вы должны непременно…
— Запирать дверь? — догадался он.
— Да.
— Прошу простить, но должен. Видите ли, вы очень ценная добыча, леди Элинор.
— Тогда, значит, за меня потребуют выкуп? — Он задумчиво покачал головой.
— — Я еще не решил.
— Но если не выкуп, тогда что же?..
— Это и так понятно, разве нет?
— Послушайте, вы же сами сказали, что я представляю собой слишком большую ценность, чтобы…
— Ценность? Да. Во всех отношениях.
Странная нотка в его голосе заставила ее надменно вздернуть подбородок и смерить его с ног до головы ледяным взглядом.
— О да, я понимаю. Обычное дело, когда идет война. Мужчин убивают, женщин насилуют. Чего же вы ждете? Позвольте, однако, заверить вас, что вы вряд ли получите от этого такое уж удовольствие!
— Миледи, позвольте заверить вас, что захоти я получить удовольствие, то я бы его уже получил! Но сейчас вы больше похожи на драную кошку, которую выловили из воды, чем на женщину. А теперь позвольте мне пожелать вам доброй ночи, миледи. Если, конечно, у вас нет желания предложить себя моей команде.
Не иначе как пребывание в ледяной воде помутило ей разум. Сжав кулаки, Элинор кинулась на него, но Брендан был быстрее — может быть, потому что ожидал нечто вроде этого. Стальные пальцы обручем стиснули ей запястье, а тело его, несмотря на мокрую одежду, казалось, было куда более горячим, чем то пламя, которого она так безумно боялась.
Его лицо было мрачным как туча. В ледяной улыбке сквозило надменное презрение.
— Кто знает, миледи? Может, если вы приведете себя в порядок, в другой раз я и найду вас более соблазнительной?
Элинор взяла себя в руки, чтобы снова не наброситься на него с кулаками. Не хватало еще, чтобы он опять прижал ее к себе!
— Скорее уж я предпочту оказаться в лапах ваших соплеменников! — буркнула она, стараясь кое-как пригладить растрепавшиеся волосы.
— Это можно легко организовать, — с готовностью предложил он.
— Ради всего святого, — вспыхнула она, — уходите!
— С радостью, — насмешливо бросил он.
Дверь захлопнулась. Со скрежетом задвинулся засов.
Элинор застыла, тупо глядя на дверь. Ей стоило неимоверных усилий, чтобы не разрыдаться.
И все же силы оставили ее. Упав на кровать ничком, Элинор залилась слезами.
Ей снился сон.
Она была дома, в замке Клэрин. Скотты были разбиты у Фолкерка. Она вернулась вместе с английской армией. Ее называли святой Ленорой — просто потому, что она поступила так, как подсказало ей сердце. Но враг вернулся, грабя, убивая, сжигая все на своем пути. Словно грозный прилив, отряды скоттов захлестнули их край, остановившись только у замка Клэрин, чьи толстые каменные стены, окруженные глубоким рвом, встали на их пути неодолимой преградой.
Укрывшись в башне замка, Элинор видела, как всех, кто был за крепостной стеной, согнали в большой амбар. Она видела, как его поджигали. И видела, как скотты стояли поодаль и смотрели на полыхающий огонь. Выскочив из замка, Элинор, а вслед за ней несколько воинов, их жены и дети быстро растащили горящие охапки хвороста и погасили пламя. Чудом спасшиеся люди по команде Элинор попрыгали в крепостной ров с водой. К счастью, они успели вовремя. Погибло всего семь человек.
Весть об этом разнеслась широко. Мужчины — все, кто мог носить оружие, — по призыву короля встали под знамена с английским львом, чтобы сражаться со скоттами. И тогда послали за Элинор. Ее просили встать в ряды воинов вместе с мужчинами. Одно присутствие святой Леноры должно было укрепить моральный дух армии.
Но прошло немного времени, и все изменилось. Как наследницы отца, обязанностью Элинор было всего лишь содержать в надлежащем порядке замок, земли и получать доходы — до тех пор, пока «не произведет на свет наследника».
Перед глазами ее вновь возник замок. Она мысленно перенеслась в большой зал замка. В тот день никакие мысли о надвигающейся войне еще не тревожили их. Все казалось таким мирным. В камине уютно пылал огонь. Новые яркие гобелены — творение фламандских мастеров, — привезенные заезжими торговцами, украшали каменные стены, от которых даже летом тянуло промозглой сыростью и холодом. В стране давно царил мир, торговля и ремесла процветали, крестьяне богатели. Элинор обожала отца, хорошо образованного человека, далеко опередившего свой век и считавшего, что миром должен править разум. Она так и не смогла смириться с его смертью. На плечи девушки легла огромная ответственность. Нужно было должным образом встретить посланцев короля, когда они отправятся на север. А еще заботиться обо всех в деревне — лечить заболевших, неукоснительно посещать все службы в церкви, провожать в последний путь тех, кто покинул этот мир, и приветствовать тех, кто только еще входил в него.
Кузены мечтали выгодно сбыть Элинор с рук. То один, то другой появлялись в замке, надеясь ослепить кузину перечнем мужчин, получивших известность при европейских дворах. К тому же и сам замок Клэрин, хоть и пострадал при осадах, был лакомым кусочком. А кузены отчаянно нуждались в деньгах. К ужасу Элинор, каждый новый претендент на ее руку, казалось, был еще хуже предыдущего. Роберт Ланкастере, к примеру: ростом с сидящую собаку, он еще к тому же страдал от какой-то непонятной мерзкой кожной болезни. Но этот хоть был достаточно образован и изысканно вежлив. Тибальд, лорд Эксин, наследник графской короны, был хорош собой, зато отличался отвратительной жестокостью — ради забавы сын графа обожал топить котят.
Так оно и продолжалось. Элинор отвергала одного претендента за другим.
— Твоему поведению просто нет названия! — бушевал ее кузен Альфред. — Это просто возмутительно! — Не выдержав, он принялся расхаживать перед камином. — Элинор, что толку ходить вокруг да около? Ты потеряла отца, была вынуждена защищать свой замок с оружием в руках… но с тех пор прошло бог знает сколько лет. Ты уже не ребенок. Учти, о тебе уже поползли всякие слухи. Люди шепчутся, что ты хромая, кривая, горбатая и уж не знаю что… Дескать, именно поэтому…
— …ни один из завидных женихов не осмелится предложить ей руку? — донесся скрипучий голос из-за высокой спинки стоявшего прямо перед камином кресла. Это был Корбин, еще один кузен Элинор. Двумя годами младше Альфреда, он обладал незаурядным чувством юмора — во всяком случае, обожал вышучивать все, что касалось жизни светского общества. Но к Элинор он относился совсем иначе, чем Альфред. Он считал, что все должно идти своим порядком. Альфред же воспринял предсмертную волю отца Элинор позаботиться о кузине с каким-то болезненным чувством долга.
— Альфред, может, все эти женихи и знатны, и баснословно богаты, — тихо сказала Элинор, глядя на руки, сложенные на коленях. Потом вдруг резко выпрямилась во весь рост, оттолкнула тяжелое кресло и с вызовом посмотрела в глаза кузену. — Но… они…
— Не обладают никакими иными достоинствами? — подсказал Корбин.
Элинор бросила на него благодарный взгляд.
— Корбин прав.
— Элинор, мой долг — благополучно выдать тебя замуж. А твой долг — подчиниться воле отца. Ты ведь говорила, что любишь его? Неужели так трудно исполнить его желание? — требовательным тоном заявил Альфред.
— Я его обожала! — вспыхнула Элинор.
— Вот-вот! А он оставил тебя на мое попечение. И вот теперь ты делаешь все, чтобы помешать мне выполнить свой долг в отношении тебя.
Из груди Элинор вырвался вздох.
— Альфред, — умоляюще пробормотала она, хрустнув пальцами, — постарайся понять наконец! — Я не выйду замуж за человека, которого не могу уважать…
Альфред покачал головой.
— Тогда ты отправишься во Францию. Граф Ален де Лаквиль недавно овдовел, и у него нет наследника. Он намного старше тебя… но ведь ты всегда любила и уважала его, не так ли?
Элинор заколебалась. Ален действительно был неплохим человеком. И к тому же весьма богатым. Благородный, добрый, с тихим, мягким голосом. Ему очень шла пышная шевелюра белых как снег волос. Несмотря на возраст, он казался еще молодым человеком. И он ей нравился. Но…
— Но он же старше моего отца! — прошептала Элинор.
— А моя жена, как мне кажется, старше самого Господа Бога, — пошутил Корбин.
— Корбин, ну что ты несешь?! Она моложе тебя!
— Это с виду. А на самом деле Изабель — ведьма, продавшая душу дьяволу и благодаря этому сохранившая вечную молодость! — с нарочитым испугом пробормотал он. Но на губах его играла грустная улыбка.
— Элинор, твой отец отдал жизнь за своего короля, — потеряв терпение, напомнил Альфред. — Ты тоже славно послужила ему при Фолкерке, но это было давно. И если сейчас мы не поторопимся, то король напомнит нам о своем праве решить твою судьбу. И ты будешь вынуждена выйти даже за дикого кабана, если Эдуард вобьет себе в голову, что это самая подходящая для тебя партия. Так что отправляйся в Нормандию. Я списался с Аленом после смерти его жены.
Элинор молчала, а потом сказала:
— Хорошо, я поеду во Францию.
Вот так и случилось, что ей пришлось пересечь море.
Элинор часто просыпалась, но, засыпая, каждый раз видела все тот же сон. Она в лесу при Фолкерке. Укрывшись за деревьями, она видит, как англичане пытаются смять ряды наступающих шотландцев.
И все-таки он отыскал ее. Элинор помнила, как подняла над головой меч. Конечно, ей приходилось брать уроки… но ведь она была не воином, а наследницей замка Клэрин.
Страшный удар меча, который держала рука, явно привыкшая мастерски владеть им, заставил ее выронить оружие. Элинор поняла, что жить ей осталось недолго. Еще секунда — и ее просто изрубят на куски…
— Подожди!
Она поспешно стащила с головы шлем. Застыв на месте, воин в изумлении смотрел на нее. Меч его медленно опустился наземь.
С того самого дня его лицо врезалось ей в память. Глубокая синева его глаз, черные как вороново крыло волосы, высокие, искусно вылепленные скулы долго стояли у нее перед глазами. Время, конечно, изменило обоих, но не настолько, чтобы она не узнала его сейчас.
Особенно этот его взгляд. Или то, как менялось его лицо, стоило только ему увидеть перед собой врага. Это случилось в ту минуту, когда он поднял свой меч, отражая удар англичанина. Элинор хорошо запомнила этот взгляд…
Корабль швыряло в разные стороны, и голова у нее кружилась. После неудавшейся попытки побега она все еще пребывала в унынии. Закашлявшись, она открыла глаза и почувствовала сильную боль в горле. И вдобавок из-за сильного жара ее трясло, как осенний лист на ветру.
Вдруг дверь в каюту с шумом распахнулась. Элинор попыталась встать, но не смогла.
В дверях стоял он. Она снова увидела то самое лицо, что до этого так часто являлось ей во сне.
Может, это ей снится? Или… или это правда? Начинало светать. В сером призрачном свете его фигура, казалось, плавала в дымке. И в тот же миг она поняла, что на море все еще бушует шторм.
— Пойдемте со мной, миледи! — скомандовал он. Верно, это сам дьявол явился за ней. Только во плоти.
Итак, отмщение настигло ее!
Она даже не пыталась сопротивляться, когда он схватил ее. Хриплое проклятие сорвалось с его губ.
— Ты же вся горишь!
Его руки обвились вокруг нее. Подхватив ее на руки, он двинулся к выходу, крепко держась на ногах, невзирая на толчки, сотрясавшие хрупкое суденышко.
Через несколько минут они уже были на палубе, и тотчас же их накрыл серый туман, клубившийся над морем.
Вдруг ослепительная вспышка молнии словно надвое расколола хмурое серое небо. Вдалеке глухо пророкотал гром.
Они обречены, мелькнуло у нее в голове. Море, словно сговорившись с ветром, громом и молнией, бесновалось у их ног, готовясь в любую минуту поглотить их.
Голова ее бессильно упала на грудь того, кого она считала своим злейшим врагом.
Перед глазами у нее сгустился мрак. И снова с грохотом разверзлись небеса.
Но к этому времени Элинор уже ничего не слышала и не чувствовала.
Глава 3
Раздался знакомый скрежет, и дверь широко распахнулась. Но на пороге стоял тот, чье лицо преследовало ее со дня битвы при Фолкерке.
— В чем дело? — рявкнул он. Элинор испуганно отпрянула.
— Что-то горит, — пролепетала она.
Его глаза на мгновение задержались на ней.
— Конечно, это горит английский корабль. — А…
— Ну, что еще? Вы разве не поняли? Я ведь сказал уже, что мы подожгли корабль. Остался ли кто-нибудь на борту? Нет, миледи. Пока я здесь распоряжаюсь, ни одно живое существо не постигнет жестокая участь погибнуть в огне! Именно это вы хотели узнать?
Элинор молча кивнула. Как ни странно, она чувствовала себя немного пристыженной. Сказать по правде, она хотела спросить вовсе не об этом.
— А… а пожар не сможет перекинуться сюда… на этот корабль? — пробормотала она, не в силах скрыть предательскую дрожь в голосе.
Элинор опустила глаза, чувствуя на своем лице его внимательный взгляд и всеми силами стараясь скрыть страх.
— Ни в коем случае, — уверенно ответил он.
Она молча кивнула, и он направился к двери. Помедлив немного, Брендан повернулся и снова окинул ее внимательным взглядом.
— Зачем вы это сделали?
— Я же вам говорила — я и не собиралась умирать.
— В такой шторм вы бы неминуемо утонули.
— Я… я вас спросила о судьбе капитана Эйбрама. Он был добрым человеком. То, что случилось с ним, будет вечно камнем лежать у меня на душе.
— Это недолго, — бросил Брендан.
— То есть… значит, вы намерены меня убить?
При виде улыбки на его лице Элинор озадаченно заморгала.
— Нет, миледи. Я не палач. А сказать я хотел только то, что ваша жизнь вряд ли будет особенно длинной, коль скоро вы привыкли обращаться с ней так беспечно. Что же до вашего капитана Эйбрама, то, поверьте, я не имею ни малейшего понятия, о чем вы толкуете.
— Его вышвырнули за борт…
— Миледи, пираты — это воры и разбойники, которых кормит море. И хотя они, не колеблясь, убьют любого, кто осмелится встать им на пути, но любят они не кровь, а золото. Так что сейчас ваш капитан, живой и невредимый, находится на борту корабля де Лонгвиля.
— Но де Лонгвиль сказал… — Не веря собственным ушам Элинор затрясла головой. — Вы либо отъявленный обманщик, либо не знаете ничего о тех людях, кому вы служите! — крикнула она ему в лицо.
— Я мог бы немало рассказать о том, чему был свидетелем, когда слуги вашего короля творили суд и расправу!
— А я, в свою очередь, могла бы порассказать вам о жестокости скоттов! С радостью бы сделала это! — фыркнула Элинор. Забыв обо всем, она подскочила к нему. — Замок Клэрин… неужели вам это ничего не говорит?! Так вот, в замке Клэрин всех мужчин, оставшихся в живых — крестьян, торговцев, ремесленников, — вместе с воинами, словно скот, загнали в амбар и подожгли.
— Боюсь, миледи, ваши англичане поступают так сплошь и рядом, — резко оборвал он ее. — И если шотландцы жестоки, так это оттого, что у нас были хорошие учителя. А теперь прошу простить, леди Элинор. Я промок до нитки. И замерз как собака. Впрочем, и вы, думаю, тоже. Он взялся за ручку двери.
— Подождите! Разве вы должны непременно…
— Запирать дверь? — догадался он.
— Да.
— Прошу простить, но должен. Видите ли, вы очень ценная добыча, леди Элинор.
— Тогда, значит, за меня потребуют выкуп? — Он задумчиво покачал головой.
— — Я еще не решил.
— Но если не выкуп, тогда что же?..
— Это и так понятно, разве нет?
— Послушайте, вы же сами сказали, что я представляю собой слишком большую ценность, чтобы…
— Ценность? Да. Во всех отношениях.
Странная нотка в его голосе заставила ее надменно вздернуть подбородок и смерить его с ног до головы ледяным взглядом.
— О да, я понимаю. Обычное дело, когда идет война. Мужчин убивают, женщин насилуют. Чего же вы ждете? Позвольте, однако, заверить вас, что вы вряд ли получите от этого такое уж удовольствие!
— Миледи, позвольте заверить вас, что захоти я получить удовольствие, то я бы его уже получил! Но сейчас вы больше похожи на драную кошку, которую выловили из воды, чем на женщину. А теперь позвольте мне пожелать вам доброй ночи, миледи. Если, конечно, у вас нет желания предложить себя моей команде.
Не иначе как пребывание в ледяной воде помутило ей разум. Сжав кулаки, Элинор кинулась на него, но Брендан был быстрее — может быть, потому что ожидал нечто вроде этого. Стальные пальцы обручем стиснули ей запястье, а тело его, несмотря на мокрую одежду, казалось, было куда более горячим, чем то пламя, которого она так безумно боялась.
Его лицо было мрачным как туча. В ледяной улыбке сквозило надменное презрение.
— Кто знает, миледи? Может, если вы приведете себя в порядок, в другой раз я и найду вас более соблазнительной?
Элинор взяла себя в руки, чтобы снова не наброситься на него с кулаками. Не хватало еще, чтобы он опять прижал ее к себе!
— Скорее уж я предпочту оказаться в лапах ваших соплеменников! — буркнула она, стараясь кое-как пригладить растрепавшиеся волосы.
— Это можно легко организовать, — с готовностью предложил он.
— Ради всего святого, — вспыхнула она, — уходите!
— С радостью, — насмешливо бросил он.
Дверь захлопнулась. Со скрежетом задвинулся засов.
Элинор застыла, тупо глядя на дверь. Ей стоило неимоверных усилий, чтобы не разрыдаться.
И все же силы оставили ее. Упав на кровать ничком, Элинор залилась слезами.
Ей снился сон.
Она была дома, в замке Клэрин. Скотты были разбиты у Фолкерка. Она вернулась вместе с английской армией. Ее называли святой Ленорой — просто потому, что она поступила так, как подсказало ей сердце. Но враг вернулся, грабя, убивая, сжигая все на своем пути. Словно грозный прилив, отряды скоттов захлестнули их край, остановившись только у замка Клэрин, чьи толстые каменные стены, окруженные глубоким рвом, встали на их пути неодолимой преградой.
Укрывшись в башне замка, Элинор видела, как всех, кто был за крепостной стеной, согнали в большой амбар. Она видела, как его поджигали. И видела, как скотты стояли поодаль и смотрели на полыхающий огонь. Выскочив из замка, Элинор, а вслед за ней несколько воинов, их жены и дети быстро растащили горящие охапки хвороста и погасили пламя. Чудом спасшиеся люди по команде Элинор попрыгали в крепостной ров с водой. К счастью, они успели вовремя. Погибло всего семь человек.
Весть об этом разнеслась широко. Мужчины — все, кто мог носить оружие, — по призыву короля встали под знамена с английским львом, чтобы сражаться со скоттами. И тогда послали за Элинор. Ее просили встать в ряды воинов вместе с мужчинами. Одно присутствие святой Леноры должно было укрепить моральный дух армии.
Но прошло немного времени, и все изменилось. Как наследницы отца, обязанностью Элинор было всего лишь содержать в надлежащем порядке замок, земли и получать доходы — до тех пор, пока «не произведет на свет наследника».
Перед глазами ее вновь возник замок. Она мысленно перенеслась в большой зал замка. В тот день никакие мысли о надвигающейся войне еще не тревожили их. Все казалось таким мирным. В камине уютно пылал огонь. Новые яркие гобелены — творение фламандских мастеров, — привезенные заезжими торговцами, украшали каменные стены, от которых даже летом тянуло промозглой сыростью и холодом. В стране давно царил мир, торговля и ремесла процветали, крестьяне богатели. Элинор обожала отца, хорошо образованного человека, далеко опередившего свой век и считавшего, что миром должен править разум. Она так и не смогла смириться с его смертью. На плечи девушки легла огромная ответственность. Нужно было должным образом встретить посланцев короля, когда они отправятся на север. А еще заботиться обо всех в деревне — лечить заболевших, неукоснительно посещать все службы в церкви, провожать в последний путь тех, кто покинул этот мир, и приветствовать тех, кто только еще входил в него.
Кузены мечтали выгодно сбыть Элинор с рук. То один, то другой появлялись в замке, надеясь ослепить кузину перечнем мужчин, получивших известность при европейских дворах. К тому же и сам замок Клэрин, хоть и пострадал при осадах, был лакомым кусочком. А кузены отчаянно нуждались в деньгах. К ужасу Элинор, каждый новый претендент на ее руку, казалось, был еще хуже предыдущего. Роберт Ланкастере, к примеру: ростом с сидящую собаку, он еще к тому же страдал от какой-то непонятной мерзкой кожной болезни. Но этот хоть был достаточно образован и изысканно вежлив. Тибальд, лорд Эксин, наследник графской короны, был хорош собой, зато отличался отвратительной жестокостью — ради забавы сын графа обожал топить котят.
Так оно и продолжалось. Элинор отвергала одного претендента за другим.
— Твоему поведению просто нет названия! — бушевал ее кузен Альфред. — Это просто возмутительно! — Не выдержав, он принялся расхаживать перед камином. — Элинор, что толку ходить вокруг да около? Ты потеряла отца, была вынуждена защищать свой замок с оружием в руках… но с тех пор прошло бог знает сколько лет. Ты уже не ребенок. Учти, о тебе уже поползли всякие слухи. Люди шепчутся, что ты хромая, кривая, горбатая и уж не знаю что… Дескать, именно поэтому…
— …ни один из завидных женихов не осмелится предложить ей руку? — донесся скрипучий голос из-за высокой спинки стоявшего прямо перед камином кресла. Это был Корбин, еще один кузен Элинор. Двумя годами младше Альфреда, он обладал незаурядным чувством юмора — во всяком случае, обожал вышучивать все, что касалось жизни светского общества. Но к Элинор он относился совсем иначе, чем Альфред. Он считал, что все должно идти своим порядком. Альфред же воспринял предсмертную волю отца Элинор позаботиться о кузине с каким-то болезненным чувством долга.
— Альфред, может, все эти женихи и знатны, и баснословно богаты, — тихо сказала Элинор, глядя на руки, сложенные на коленях. Потом вдруг резко выпрямилась во весь рост, оттолкнула тяжелое кресло и с вызовом посмотрела в глаза кузену. — Но… они…
— Не обладают никакими иными достоинствами? — подсказал Корбин.
Элинор бросила на него благодарный взгляд.
— Корбин прав.
— Элинор, мой долг — благополучно выдать тебя замуж. А твой долг — подчиниться воле отца. Ты ведь говорила, что любишь его? Неужели так трудно исполнить его желание? — требовательным тоном заявил Альфред.
— Я его обожала! — вспыхнула Элинор.
— Вот-вот! А он оставил тебя на мое попечение. И вот теперь ты делаешь все, чтобы помешать мне выполнить свой долг в отношении тебя.
Из груди Элинор вырвался вздох.
— Альфред, — умоляюще пробормотала она, хрустнув пальцами, — постарайся понять наконец! — Я не выйду замуж за человека, которого не могу уважать…
Альфред покачал головой.
— Тогда ты отправишься во Францию. Граф Ален де Лаквиль недавно овдовел, и у него нет наследника. Он намного старше тебя… но ведь ты всегда любила и уважала его, не так ли?
Элинор заколебалась. Ален действительно был неплохим человеком. И к тому же весьма богатым. Благородный, добрый, с тихим, мягким голосом. Ему очень шла пышная шевелюра белых как снег волос. Несмотря на возраст, он казался еще молодым человеком. И он ей нравился. Но…
— Но он же старше моего отца! — прошептала Элинор.
— А моя жена, как мне кажется, старше самого Господа Бога, — пошутил Корбин.
— Корбин, ну что ты несешь?! Она моложе тебя!
— Это с виду. А на самом деле Изабель — ведьма, продавшая душу дьяволу и благодаря этому сохранившая вечную молодость! — с нарочитым испугом пробормотал он. Но на губах его играла грустная улыбка.
— Элинор, твой отец отдал жизнь за своего короля, — потеряв терпение, напомнил Альфред. — Ты тоже славно послужила ему при Фолкерке, но это было давно. И если сейчас мы не поторопимся, то король напомнит нам о своем праве решить твою судьбу. И ты будешь вынуждена выйти даже за дикого кабана, если Эдуард вобьет себе в голову, что это самая подходящая для тебя партия. Так что отправляйся в Нормандию. Я списался с Аленом после смерти его жены.
Элинор молчала, а потом сказала:
— Хорошо, я поеду во Францию.
Вот так и случилось, что ей пришлось пересечь море.
Элинор часто просыпалась, но, засыпая, каждый раз видела все тот же сон. Она в лесу при Фолкерке. Укрывшись за деревьями, она видит, как англичане пытаются смять ряды наступающих шотландцев.
И все-таки он отыскал ее. Элинор помнила, как подняла над головой меч. Конечно, ей приходилось брать уроки… но ведь она была не воином, а наследницей замка Клэрин.
Страшный удар меча, который держала рука, явно привыкшая мастерски владеть им, заставил ее выронить оружие. Элинор поняла, что жить ей осталось недолго. Еще секунда — и ее просто изрубят на куски…
— Подожди!
Она поспешно стащила с головы шлем. Застыв на месте, воин в изумлении смотрел на нее. Меч его медленно опустился наземь.
С того самого дня его лицо врезалось ей в память. Глубокая синева его глаз, черные как вороново крыло волосы, высокие, искусно вылепленные скулы долго стояли у нее перед глазами. Время, конечно, изменило обоих, но не настолько, чтобы она не узнала его сейчас.
Особенно этот его взгляд. Или то, как менялось его лицо, стоило только ему увидеть перед собой врага. Это случилось в ту минуту, когда он поднял свой меч, отражая удар англичанина. Элинор хорошо запомнила этот взгляд…
Корабль швыряло в разные стороны, и голова у нее кружилась. После неудавшейся попытки побега она все еще пребывала в унынии. Закашлявшись, она открыла глаза и почувствовала сильную боль в горле. И вдобавок из-за сильного жара ее трясло, как осенний лист на ветру.
Вдруг дверь в каюту с шумом распахнулась. Элинор попыталась встать, но не смогла.
В дверях стоял он. Она снова увидела то самое лицо, что до этого так часто являлось ей во сне.
Может, это ей снится? Или… или это правда? Начинало светать. В сером призрачном свете его фигура, казалось, плавала в дымке. И в тот же миг она поняла, что на море все еще бушует шторм.
— Пойдемте со мной, миледи! — скомандовал он. Верно, это сам дьявол явился за ней. Только во плоти.
Итак, отмщение настигло ее!
Она даже не пыталась сопротивляться, когда он схватил ее. Хриплое проклятие сорвалось с его губ.
— Ты же вся горишь!
Его руки обвились вокруг нее. Подхватив ее на руки, он двинулся к выходу, крепко держась на ногах, невзирая на толчки, сотрясавшие хрупкое суденышко.
Через несколько минут они уже были на палубе, и тотчас же их накрыл серый туман, клубившийся над морем.
Вдруг ослепительная вспышка молнии словно надвое расколола хмурое серое небо. Вдалеке глухо пророкотал гром.
Они обречены, мелькнуло у нее в голове. Море, словно сговорившись с ветром, громом и молнией, бесновалось у их ног, готовясь в любую минуту поглотить их.
Голова ее бессильно упала на грудь того, кого она считала своим злейшим врагом.
Перед глазами у нее сгустился мрак. И снова с грохотом разверзлись небеса.
Но к этому времени Элинор уже ничего не слышала и не чувствовала.
Глава 3
Марго Торсен, испуганно вздрогнув, подняла глаза и только тогда заметила в каюте Брендана. Ее позвали помочь пленнице-англичанке. Девушка пылала в жару, вся дрожала, и, казалось, жить ей осталось недолго. Несмотря на все протесты Брендана, Марго приказала послать за ее служанкой. Без помощи Брайди ей было не справиться. Вдвоем они стащили с Элинор промокшее насквозь платье, а потом принялись обтирать ее холодной водой, чтобы сбить жар, попеременно вливая ей в горло целебный травяной отвар.
Ночь закончилась вместе со штормом, миновал еще один день, и снова наступила ночь. Элинор так и не открыла глаз, но уже перестала метаться по постели. Она затихла и, похоже, задремала. Мужчины целиком передали ее на попечение Марго. И вот сейчас она глазам своим не верила, увидев Брендана, хотя каюта, где лежала Элинор, принадлежала ему. Правда, до того дня, как он выловил из моря эту шальную английскую девчонку.
И сейчас, заметив, как его высокая фигура появилась из тени, Марго была поражена. Брендан, не отрываясь, смотрел на ее подопечную.
— Марго, так она будет жить? — низким гортанным голосом спросил он снова.
— Думаю, да. — Опустив холщовую тряпку в таз с ледяной водой, Марго обтерла ею пылающий лоб девушки. Потом искоса посмотрела на Брендана — прядь черных волос небрежно упала ему на лоб, в суровом лице, в морщинах, прорезавших его высокий лоб, читалась тревога. Он был еще совсем молод, не старше двадцати, но успел узнать уже, что такое война. Горечь потерь, предательство, кровь, смерть, победы и поражения — все это была его жизнь. Он последовал за Уоллесом, но борцы за свободу Шотландии уже успели понять, что одной решительной победой эту войну не выиграешь. Только измотав англичан в мелких стычках, обескровив их, они смогут заставить тех признать свое поражение. Жить сражаясь уже само по себе было победой, особенно в те дни, когда, казалось, все было потеряно.
— Она так дорого стоит? — спросила Марго.
— Что? — нахмурившись, переспросил Брендан.
— Она так бесценна?
Какая-то тень пробежала по его лицу. Потом он кивнул:
— Да. Думаю, так оно и есть.
Марго обратилась к нему на гэльском — они часто разговаривали между собой на этом языке, хотя все мужчины свободно владели французским, принятом среди английской аристократии.
Но Брендан приложил палец к ее губам.
— Говори на норвежском, — предупредил он.
— Так все-таки… мы ее спасли или она наша пленница? — допытывалась Марго.
— Честно говоря, я еще не решил, — помолчав, буркнул он. — Одному Богу известно, как все сложится. Король Филипп терпеть не может Эдуарда, но при этом боится его. И если он решит, что союз с Англией более выгоден, то мы не сможем ему помешать.
— А нам ничего не грозит?
— Пока этого союза между ними нет, мы в безопасности. Но он может быть заключен в любую минуту, и тогда Филипп Французский будет стараться заполучить к себе в гости Уоллеса — ведь это единственный человек, который имеет мужество противостоять Эдуарду с оружием в руках. Мы плывем во Францию, поскольку знаем, что король Англии пообещал награду тому, кто схватит в море кого-то из шотландских вождей, — объяснил он. — Стало быть, Филипп понимает, что, как только наша нога ступит на землю Франции, он уже не сможет объявить нас своими пленниками. — Брендан нетерпеливо поднялся на ноги. — Так что кто бы она ни была, Марго, лучше бы ей остаться в живых. Думаю, эта девушка в любом случае будет иметь для нас ценность.
— Да, Брендан, — шепотом сказала озадаченная Марго уже ему в спину. Потом по привычке пощупала девушке лоб, снова обтерла ей лицо мокрой тряпкой. Веки девушки слабо дрогнули. — Похоже, она приходит в себя, — заметила Марго.
Элинор, приоткрыв глаза, с недоумением вглядывалась в лицо Марго.
— Все в порядке. Ты поправишься.
— Пить, — прохрипела девушка.
Улыбнувшись, Марго поднесла к ее губам кубок, наполнив его из резного норвежского рога. Девушка жадно сделала несколько больших глотков, но Марго сделала ей знак, чтобы та пила медленнее.
— Спасибо, — прошептала та, откинувшись на подушки. Глаза незнакомки с тревогой следили за Марго. — Кто вы такая? — прошептала она. — А где моя служанка? Где Брайди? С ней все в порядке? Она…
— Не волнуйтесь, миледи, вам нужен отдых. А ваша служанка на другом корабле. С ней все в порядке.
Марго улыбнулась. Ей немало довелось слышать об этой женщине — она стала легендой с тех пор, когда под развевающимся знаменем впереди вооруженных воинов кинулась в бой, убежденная, что сам Господь ведет их на битву. Именно ей были обязаны англичане своей победой при Фолкерке. Но сейчас она совсем не была похожа на воительницу. Сказать по правде, в эту минуту девушка с разметавшимися вокруг прекрасного лица золотыми волосами больше напоминала морскую нимфу. Она казалась такой беззащитной.
— Пожалуй, я пойду… — начала Марго. Но девушка отчаянно вцепилась в ее руку. В ее прояснившихся глазах мелькнул страх.
— Подождите! — прошептала она. — Пожалуйста!
Марго помедлила. — Но мне нужно идти и…
— Погодите… Скажите, куда идет ваш корабль? Во Францию? Уоллес тоже здесь? И… вы не знаете, какая судьба ждет меня?
— Это решать мужчинам, миледи. Но вы напрасно считаете их злодеями.
Казалось, слова Марго воздвигли между ней и Элинор преграду. Девушка отвернулась.
— Видела я, на что способны ваши мужчины… — глухо пробормотала она.
— Ничего вы не видели… не считая, конечно, того, что творили по приказу Эдуарда ваши соплеменники! — возмутилась Марго.
Пленница не ответила.
— Мне нужно идти, — торопливо сказала Марго. Но что-то ее удерживало. — Я скоро вернусь — принесу вам поесть. Прошу вас… не надо бояться, — добавила она.
— Я ведь святая Ленора, не забывайте об этом! И я не боюсь! — поспешно ответила девушка, но Марго видела, что это не так.
— Я скоро вернусь, — пообещала она и вышла из каюты.
Корабль Уоллеса приблизился к «Осе» вскоре после того, как стих шторм. Уоллес перебрался на другое судно и вместе с остальными уселся на палубе, потягивая эль.
С юности сопровождая своего кузена Эррина, Брендан благодаря ему познакомился с Уоллесом. Он боготворил его — и не только как храброго полководца, но и как одного из умнейших людей своего времени. Враги Уоллеса часто недооценивали его. Родом он был из простой семьи, зато получил великолепное образование. Это был высокий, мускулистый, хорошо сложенный мужчина, но своими многочисленными победами он был обязан не столько физической силе, сколько таланту стратега.
Ветер стих, по воде пролегла лунная дорожка. Море на горизонте сливалось с небом, и, казалось, их корабль медленно уплывает в бесконечность.
— А мне по душе этот пират. Я имею в виду де Лонгвиля, — сказал Уоллес, обращаясь к Брендану.
— Он год за годом пускает на дно корабли.
— Да. И нисколько не стыдится этого, — согласился Уильям, и глаза его вспыхнули. Рожденный быть воином, он с первого взгляда поражал исходившим от него ощущением спокойной силы.
— Стало быть, любое преступление может быть оправдано, лишь бы тот, кто его совершил, не стыдился этого? — спросил Брендан. — Но тогда можно найти оправдание и королю Эдуарду — ведь он никогда не стыдился того, что старается поставить Шотландию на колени, а всех шотландцев перерезать, как стадо баранов!
— По мне, лучше уж честный враг, чем вероломный и лицемерный союзник, — мрачно произнес Уоллес.
— Против этого трудно возразить, — пробормотал Брендан, осушив рог до дна, и покачал головой. Но в душе он признавал, что в чем-то Уоллес прав. Сколько раз он слышал о том, что битву при Фолкерке можно было бы выиграть, если бы Джон Коммин Рыжий не увел свою конницу с поля боя. Коммин был двоюродным братом низложенного короля Джона, за права которого и сражался сейчас Уоллес. Роберт Брюс, который сейчас вместе с Коммином правил Шотландией, в отличие от него никогда не сражался бок о бок с Уоллесом. Своим главным врагом Брюс считал короля Эдуарда. А в дни мира Брюс и Коммин продолжали поддерживать некоторое хрупкое равновесие. Но накануне их отплытия во Францию Брюс сложил с себя сан наместника, и тут же поползли слухи, что он, дескать, намерен искать мира с Эдуардом. Вероятно, доля правды в этом была, ведь Брюсу было что терять.
— И довольно об этом, Брендан! — рявкнул Уоллес.
— Просто я тут подумал…
— Ладно, давай говори!
Брендан посмотрел в глаза человеку, которому он поклялся в верности.
— Хорошо, тогда слушайте. Вы никогда не изменяли своему слову. Вы сражались не ради золота, а ради Шотландии. Эдуард многое бы дал, чтобы заполучить вас. А король Норвегии Хокон принял бы вас с распростертыми объятиями и наделил бы богатыми землями… дал бы вам титул. Филипп уже знает, что вы плывете во Францию, а наш друг архиепископ Ламбертон много раз говорил ему о вас и о том, как высоко он вас ценит. Нам и раньше случалось бывать во Франции, вращаться при французском дворе. Ездили мы и в Италию. Словом, делали все, чтобы не дать Филиппу заключить договор с англичанами в ущерб интересам Шотландии. И, однако, во Франции примут нас с радостью. Филипп охотно доверил бы вам командование одной из своих армий и осыпал бы вас почестями. Но вы, сэр — да простится мне моя дерзость, — вы упрямы как осел и охотно променяете все это на возможность сражаться и дальше. Наши таны — да будут во веки веков прокляты их черные души — отвернулись от нас, когда мы одерживали одну победу за другой! Наперебой скорбят о судьбе несчастной Шотландии, а сами вечно дерутся между собой, как пауки в банке! Кто будет нашим королем? Лично я, будь я им, не стал бы сражаться. Извините, сэр Уильям. Порой, да простит меня Бог, я ломаю голову: как мы надеемся победить Эдуарда, когда между собой-то разобраться не можем?
Брендан гадал, не разгневали ли Уоллеса его слова, но тот в ответ только мрачно усмехнулся. А потом вдруг, одобрительно хлопнув Брендана по спине, зычно захохотал.
— Так, значит, упрямый осел, говоришь?
— Ну… разве что иногда.
— Да, сынок, тут ты прав. Если Роберт Брюс не отступится от меня, он может разом потерять все, что имеет. Он уже узнал вкус власти. И сейчас вбил себе в голову, что женится на наследнице английского престола. Ходят слухи, что он, сраженный ее красотой, влюбился в нее. Тут уж ничего не поделаешь, парень, — не он первый, не он последний. Сколько мужчин готовы были продать не только свою страну, а и саму душу дьяволу, и все из-за любви к женщине. — Уоллес поднял руку. — Запомни мои слова: пока что Роберт Брюс на стороне Шотландии. Ты прав, он мечтает о короне. Да и его семья тоже. Может, он и есть единственный, достойный того, чтобы возложить ее на себя… не знаю. Но и Джон Коммин тоже спит и видит себя на этом престоле. Оба они весьма могущественны. Я никогда не поверю, что Коммин намеренно бросил нас на произвол судьбы при Фолкерке. Думаю, среди его людей просто началась паника и он ничего не смог поделать.
Ночь закончилась вместе со штормом, миновал еще один день, и снова наступила ночь. Элинор так и не открыла глаз, но уже перестала метаться по постели. Она затихла и, похоже, задремала. Мужчины целиком передали ее на попечение Марго. И вот сейчас она глазам своим не верила, увидев Брендана, хотя каюта, где лежала Элинор, принадлежала ему. Правда, до того дня, как он выловил из моря эту шальную английскую девчонку.
И сейчас, заметив, как его высокая фигура появилась из тени, Марго была поражена. Брендан, не отрываясь, смотрел на ее подопечную.
— Марго, так она будет жить? — низким гортанным голосом спросил он снова.
— Думаю, да. — Опустив холщовую тряпку в таз с ледяной водой, Марго обтерла ею пылающий лоб девушки. Потом искоса посмотрела на Брендана — прядь черных волос небрежно упала ему на лоб, в суровом лице, в морщинах, прорезавших его высокий лоб, читалась тревога. Он был еще совсем молод, не старше двадцати, но успел узнать уже, что такое война. Горечь потерь, предательство, кровь, смерть, победы и поражения — все это была его жизнь. Он последовал за Уоллесом, но борцы за свободу Шотландии уже успели понять, что одной решительной победой эту войну не выиграешь. Только измотав англичан в мелких стычках, обескровив их, они смогут заставить тех признать свое поражение. Жить сражаясь уже само по себе было победой, особенно в те дни, когда, казалось, все было потеряно.
— Она так дорого стоит? — спросила Марго.
— Что? — нахмурившись, переспросил Брендан.
— Она так бесценна?
Какая-то тень пробежала по его лицу. Потом он кивнул:
— Да. Думаю, так оно и есть.
Марго обратилась к нему на гэльском — они часто разговаривали между собой на этом языке, хотя все мужчины свободно владели французским, принятом среди английской аристократии.
Но Брендан приложил палец к ее губам.
— Говори на норвежском, — предупредил он.
— Так все-таки… мы ее спасли или она наша пленница? — допытывалась Марго.
— Честно говоря, я еще не решил, — помолчав, буркнул он. — Одному Богу известно, как все сложится. Король Филипп терпеть не может Эдуарда, но при этом боится его. И если он решит, что союз с Англией более выгоден, то мы не сможем ему помешать.
— А нам ничего не грозит?
— Пока этого союза между ними нет, мы в безопасности. Но он может быть заключен в любую минуту, и тогда Филипп Французский будет стараться заполучить к себе в гости Уоллеса — ведь это единственный человек, который имеет мужество противостоять Эдуарду с оружием в руках. Мы плывем во Францию, поскольку знаем, что король Англии пообещал награду тому, кто схватит в море кого-то из шотландских вождей, — объяснил он. — Стало быть, Филипп понимает, что, как только наша нога ступит на землю Франции, он уже не сможет объявить нас своими пленниками. — Брендан нетерпеливо поднялся на ноги. — Так что кто бы она ни была, Марго, лучше бы ей остаться в живых. Думаю, эта девушка в любом случае будет иметь для нас ценность.
— Да, Брендан, — шепотом сказала озадаченная Марго уже ему в спину. Потом по привычке пощупала девушке лоб, снова обтерла ей лицо мокрой тряпкой. Веки девушки слабо дрогнули. — Похоже, она приходит в себя, — заметила Марго.
Элинор, приоткрыв глаза, с недоумением вглядывалась в лицо Марго.
— Все в порядке. Ты поправишься.
— Пить, — прохрипела девушка.
Улыбнувшись, Марго поднесла к ее губам кубок, наполнив его из резного норвежского рога. Девушка жадно сделала несколько больших глотков, но Марго сделала ей знак, чтобы та пила медленнее.
— Спасибо, — прошептала та, откинувшись на подушки. Глаза незнакомки с тревогой следили за Марго. — Кто вы такая? — прошептала она. — А где моя служанка? Где Брайди? С ней все в порядке? Она…
— Не волнуйтесь, миледи, вам нужен отдых. А ваша служанка на другом корабле. С ней все в порядке.
Марго улыбнулась. Ей немало довелось слышать об этой женщине — она стала легендой с тех пор, когда под развевающимся знаменем впереди вооруженных воинов кинулась в бой, убежденная, что сам Господь ведет их на битву. Именно ей были обязаны англичане своей победой при Фолкерке. Но сейчас она совсем не была похожа на воительницу. Сказать по правде, в эту минуту девушка с разметавшимися вокруг прекрасного лица золотыми волосами больше напоминала морскую нимфу. Она казалась такой беззащитной.
— Пожалуй, я пойду… — начала Марго. Но девушка отчаянно вцепилась в ее руку. В ее прояснившихся глазах мелькнул страх.
— Подождите! — прошептала она. — Пожалуйста!
Марго помедлила. — Но мне нужно идти и…
— Погодите… Скажите, куда идет ваш корабль? Во Францию? Уоллес тоже здесь? И… вы не знаете, какая судьба ждет меня?
— Это решать мужчинам, миледи. Но вы напрасно считаете их злодеями.
Казалось, слова Марго воздвигли между ней и Элинор преграду. Девушка отвернулась.
— Видела я, на что способны ваши мужчины… — глухо пробормотала она.
— Ничего вы не видели… не считая, конечно, того, что творили по приказу Эдуарда ваши соплеменники! — возмутилась Марго.
Пленница не ответила.
— Мне нужно идти, — торопливо сказала Марго. Но что-то ее удерживало. — Я скоро вернусь — принесу вам поесть. Прошу вас… не надо бояться, — добавила она.
— Я ведь святая Ленора, не забывайте об этом! И я не боюсь! — поспешно ответила девушка, но Марго видела, что это не так.
— Я скоро вернусь, — пообещала она и вышла из каюты.
Корабль Уоллеса приблизился к «Осе» вскоре после того, как стих шторм. Уоллес перебрался на другое судно и вместе с остальными уселся на палубе, потягивая эль.
С юности сопровождая своего кузена Эррина, Брендан благодаря ему познакомился с Уоллесом. Он боготворил его — и не только как храброго полководца, но и как одного из умнейших людей своего времени. Враги Уоллеса часто недооценивали его. Родом он был из простой семьи, зато получил великолепное образование. Это был высокий, мускулистый, хорошо сложенный мужчина, но своими многочисленными победами он был обязан не столько физической силе, сколько таланту стратега.
Ветер стих, по воде пролегла лунная дорожка. Море на горизонте сливалось с небом, и, казалось, их корабль медленно уплывает в бесконечность.
— А мне по душе этот пират. Я имею в виду де Лонгвиля, — сказал Уоллес, обращаясь к Брендану.
— Он год за годом пускает на дно корабли.
— Да. И нисколько не стыдится этого, — согласился Уильям, и глаза его вспыхнули. Рожденный быть воином, он с первого взгляда поражал исходившим от него ощущением спокойной силы.
— Стало быть, любое преступление может быть оправдано, лишь бы тот, кто его совершил, не стыдился этого? — спросил Брендан. — Но тогда можно найти оправдание и королю Эдуарду — ведь он никогда не стыдился того, что старается поставить Шотландию на колени, а всех шотландцев перерезать, как стадо баранов!
— По мне, лучше уж честный враг, чем вероломный и лицемерный союзник, — мрачно произнес Уоллес.
— Против этого трудно возразить, — пробормотал Брендан, осушив рог до дна, и покачал головой. Но в душе он признавал, что в чем-то Уоллес прав. Сколько раз он слышал о том, что битву при Фолкерке можно было бы выиграть, если бы Джон Коммин Рыжий не увел свою конницу с поля боя. Коммин был двоюродным братом низложенного короля Джона, за права которого и сражался сейчас Уоллес. Роберт Брюс, который сейчас вместе с Коммином правил Шотландией, в отличие от него никогда не сражался бок о бок с Уоллесом. Своим главным врагом Брюс считал короля Эдуарда. А в дни мира Брюс и Коммин продолжали поддерживать некоторое хрупкое равновесие. Но накануне их отплытия во Францию Брюс сложил с себя сан наместника, и тут же поползли слухи, что он, дескать, намерен искать мира с Эдуардом. Вероятно, доля правды в этом была, ведь Брюсу было что терять.
— И довольно об этом, Брендан! — рявкнул Уоллес.
— Просто я тут подумал…
— Ладно, давай говори!
Брендан посмотрел в глаза человеку, которому он поклялся в верности.
— Хорошо, тогда слушайте. Вы никогда не изменяли своему слову. Вы сражались не ради золота, а ради Шотландии. Эдуард многое бы дал, чтобы заполучить вас. А король Норвегии Хокон принял бы вас с распростертыми объятиями и наделил бы богатыми землями… дал бы вам титул. Филипп уже знает, что вы плывете во Францию, а наш друг архиепископ Ламбертон много раз говорил ему о вас и о том, как высоко он вас ценит. Нам и раньше случалось бывать во Франции, вращаться при французском дворе. Ездили мы и в Италию. Словом, делали все, чтобы не дать Филиппу заключить договор с англичанами в ущерб интересам Шотландии. И, однако, во Франции примут нас с радостью. Филипп охотно доверил бы вам командование одной из своих армий и осыпал бы вас почестями. Но вы, сэр — да простится мне моя дерзость, — вы упрямы как осел и охотно променяете все это на возможность сражаться и дальше. Наши таны — да будут во веки веков прокляты их черные души — отвернулись от нас, когда мы одерживали одну победу за другой! Наперебой скорбят о судьбе несчастной Шотландии, а сами вечно дерутся между собой, как пауки в банке! Кто будет нашим королем? Лично я, будь я им, не стал бы сражаться. Извините, сэр Уильям. Порой, да простит меня Бог, я ломаю голову: как мы надеемся победить Эдуарда, когда между собой-то разобраться не можем?
Брендан гадал, не разгневали ли Уоллеса его слова, но тот в ответ только мрачно усмехнулся. А потом вдруг, одобрительно хлопнув Брендана по спине, зычно захохотал.
— Так, значит, упрямый осел, говоришь?
— Ну… разве что иногда.
— Да, сынок, тут ты прав. Если Роберт Брюс не отступится от меня, он может разом потерять все, что имеет. Он уже узнал вкус власти. И сейчас вбил себе в голову, что женится на наследнице английского престола. Ходят слухи, что он, сраженный ее красотой, влюбился в нее. Тут уж ничего не поделаешь, парень, — не он первый, не он последний. Сколько мужчин готовы были продать не только свою страну, а и саму душу дьяволу, и все из-за любви к женщине. — Уоллес поднял руку. — Запомни мои слова: пока что Роберт Брюс на стороне Шотландии. Ты прав, он мечтает о короне. Да и его семья тоже. Может, он и есть единственный, достойный того, чтобы возложить ее на себя… не знаю. Но и Джон Коммин тоже спит и видит себя на этом престоле. Оба они весьма могущественны. Я никогда не поверю, что Коммин намеренно бросил нас на произвол судьбы при Фолкерке. Думаю, среди его людей просто началась паника и он ничего не смог поделать.