Страница:
— Вы слишком добры к нему, сэр. Многие говорят, что он был рад вашему поражению, потому что не хотел возращения Баллиола — ведь тогда все его надежды на трон пошли бы прахом, а ведь он тоже мечтает о короне.
— Слишком многие о ней мечтают, в этом-то и беда! — воскликнул Уоллес. — В этом их слабость, но в этим и моя сила. Мне корона не нужна! Я сражаюсь только за свободу для моей родины!
— Но армия разбита!
— Да, это так. И без помощи танов я могу надеяться только на помощь простых людей. Однако вести их сейчас против Эдуарда — это самоубийство. Нет, лучше попробуем воспользоваться дипломатией и заручиться помощью со стороны.
Брендан задумчиво уставился на воду.
— Ну, что скажешь, .мой юный друг? — Брендан мрачно покачал головой.
— Когда вы сложили с себя обязанности правителя и бароны съехались на встречу в Пибле, это ведь один из моих родственников предложил конфисковать ваши земли в наказание за то, что вы оставили страну без разрешения ассамблеи? Сэр Дэвид Грэм, верно?
И снова на лице Уильяма отразилось удивление.
— Мой брат Малколм был там. Он бы не позволил им сделать такую глупость.
— Послушай, Брендан, я вовсе не намерен считать тебя ответственным за то, что сделал кто-то из твоей родни. Грэм говорил не от себя — ведь недаром же он человек Коммина. Нельзя винить его за это. А мой брат держит слово перед Робертом Брюсом, которому он поклялся в верности много лет назад. Он давно уговаривает меня, что лучшего короля, чем Брюс, нам нечего и искать. Дескать, именно ему предстоит защитить Шотландию от притязаний Эдуарда. Если бы ты только знал, как трудно принимать какие-либо решения, когда море крови, пролитой нами, застилает глаза! И Брюс, и Коммин — оба молят Бога, чтобы тот поскорее призвал к себе короля Эдуарда. Ведь он уже немолод, а его сын делам государственным предпочитает игры и попойки в компании своих фаворитов. Может быть, в этой войне наше главное оружие — время? Ведь не будет же Эдуард жить вечно!
— Порой мне кажется, что именно так и будет.
— Что ж, а пока нам предстоит скоро увидеть другого монарха — короля Франции. Того, кто, по твоим словам, будет рад видеть нас на своей земле, особенно в компании пленного пирата. — Помолчав некоторое время, Уильям испытующе взглянул на Брендана. — Да… пирата и наследницу. Интересная парочка, верно? Кажется, кто-то мне говорил, что леди Элинор все еще нездорова?
Брендан раздраженно поморщился.
— Ей уже лучше. Марго уверена, что она выживет, а Марго редко ошибается. И потом, если леди Элинор и больна, то она сама виновата в этом. Никто не заставлял ее прыгать за борт в такую погоду.
Расхохотавшись, Уоллес хлопнул себя по коленке.
— Кровь Христова! Эта женщина по мне!
— Не думаю. Держу пари, она, как и все англичане, уверена, что у вас под плащом хвост с копытами и что все мы, шотландцы, — исчадия ада и слуги дьявола.
— Большинство англичан считают именно так. Знаешь, Брендан, у меня на совести немало грехов, но, клянусь Богом, я не совершал и половины тех преступлений, что мне приписывают. Кстати, я кое-что знаю об этой женщине. Ведь это она в битве при Фолкерке встала во главе отряда и повела его в бой. А все потому, что горстка негодяев, утверждавших, что действуют по моему приказанию, подожгла деревню. Что ж, пусть так. В конце концов, я действительно сжег немало английских деревень. Я грабил и убивал англичан повсюду, где только мог. Правда, невинных я не трогал — сражался только с теми, кто держал в руках оружие. Напомни ей про Берик, где люди ее короля, проезжая по улицам, не погнушались прикончить даже беременную женщину!
— Напомнить ей?! — с горечью переспросил Брендан. — Как же! Говорить с ней — все равно что держать в руках горящую головешку! Вот если бы вы сами…
— Ха! Это ведь ты выловил ее из воды! Так что эта девчонка — твоя забота!
— Может быть, не слишком разумно поручать ее именно мне?
Уоллес смерил его тяжелым взглядом.
— Это еще почему? — Брендан поднес к губам рог.
— Дело в том, что мы уже встречались. И она чуть не прикончила меня.
Удивленно взглянув на Брендана, Уоллес помолчал немного и вдруг, хлопнув по спине своего молодого товарища ладонью, похожей на лопату, разразился оглушительным хохотом.
— Тебя?! Я в своей жизни не видел никого, кто бы лучше владел мечом, чем ты!
— Удача может отвернуться от каждого.
— Да, но… А, понимаю! Наверное, плутовка сбросила с себя доспехи и обнаружила твою ахиллесову пяту. Что ж, говорят, месть сладка. Богом клянусь, бывали времена, когда я тоже убивал и был счастлив смотреть, как умирает мой враг. — Лицо Уоллеса потемнело. — Так счастлив, что порой боюсь, уж не придется ли мне гореть в аду за то, что я способен на такую ненависть. — Тяжело вздохнув, он отвернулся. А Брендан гадал, кого тот имел в виду: тех, кто убил его собственного отца, или женщину, которую он любил. Или обоих сразу. И не стала ли уже месть частью жизни этого сурового человека.
— О да, месть сладка! — снова повернувшись к Брендану, бросил Уоллес. Теперь в его голосе не было ни гнева, ни печали — всего лишь легкое удивление. — Однако я вовсе не хотел сказать, что твой долг — прикончить эту милашку. Попробуй только заикнуться об этом — и твои же собственные люди вышвырнут тебя за борт!
— Да я вовсе и не думал ее убивать!
— Вот и хорошо. Впрочем, это твое дело.
— Кстати, она плывет к своему жениху. Он француз.
— Тогда тем более не стоит забывать о ее ценности — нам позарез нужны деньги. А также о том, что большинство людей видят в нас неотесанных и кровожадных дикарей. Так что побольше дипломатии, сынок.
— То есть вы хотите сказать, что я должен относиться к ней как к почетной гостье?
— Тут уж тебе решать, мой юный друг. Только запомни: я не имел в виду, что это так уж плохо, когда нас боятся. — И Уоллес встал. — Пойду-ка я спать. Эрик останется на вахте до темноты. Его женщина будет с ним. Он был так любезен, что предложил мне воспользоваться его каютой. И я согласился — поскольку не знал, что ты остался без своей.
— Мои люди ютятся внизу в такой тесноте, какой им не случалось знавать и на поле боя. Я тоже отыщу себе уголок, чтобы отдохнуть немного. Кстати, прошлую ночь я проспал в кресле. И эту могу проспать там.
Кивнув на прощание, Уоллес ушел.
Элинор дремала, но вдруг проснулась, как от толчка, почувствовав необъяснимый ужас. Вся дрожа, она вскинулась на постели и сразу же поняла, откуда это чувство.
Он вернулся.
На столе горела свеча. В каюте царил полумрак, однако даже в этом тусклом свете Элинор узнала стоявшего на пороге человека. Он вглядывался в ее лицо. Она похолодела. Сколько же он так стоит, пронеслось у нее в голове.
— Стало быть, вы все-таки живы, — тихо проговорил он безразличным тоном.
— Что вам надо? — наконец не выдержала она. Ее уже не лихорадило; казалось, жар исчез вместе со штормом. Но она была слаба, как новорожденный котенок.
— Говорят, вы представляете собой довольно большую ценность. Вот я и хотел понять, что в вас такого.
В ней вспыхнуло возмущение. Элинор оттолкнула его руку со свечой. И тут же побелела от страха — что, если он уронил бы свечу на пол и начался бы пожар?
— Что вы делаете? И вообще… что вам тут нужно?
— Это моя каюта.
— Конечно, я понимаю. Тогда почему я здесь?
— Это достаточно большой и удобный корабль, но даже на «Осе», миледи, маловато мест, где можно было бы устроить… э-э… гостью. Особенно такую, как вы, которая вдруг возьмет да и предпочтет нашему гостеприимству холодные воды Ирландского моря.
— Гостью? Но разве я не ваша пленница?
— Гостья, пленница… Какая, в сущности, разница?
— Пираты, убийцы… скотты. Какая, в сущности, разница?
Даже в тусклом свете свечи было заметно, как потемнело лицо Брендана. Он раздраженно пожал плечами.
— То же самое, если не хуже, можно сказать и о вас, англичанах.
— Вы явились сюда только для того, чтобы мучить меня? — осведомилась Элинор.
— А я вас мучаю? — Брови Брендана поползли вверх. Элинор не нашлась что ответить. А жаль, потому что, не дождавшись ответа, Брендан подошел ближе. Усевшись на стоявший возле койки массивный сундук, он пристально вглядывался в нее.
— Так я вас мучаю? — повторил он.
— А вы не видите!
— Что ж, неплохо. Я и надеяться не мог, что это получится настолько легко.
— Вы очень жестоки!
— А вы не забыли, как чуть не прикончили меня? И это после того, как я подарил вам жизнь!
— Но ведь мы встретились на поле боя!
— Это верно. И я едва не остался там навсегда!
— С тех пор прошло много лет…
— Да. К тому же вы — высокородная леди, решившаяся пересечь море, чтобы упасть в объятия знатного и богатого рыцаря, который вскоре должен стать вашим мужем!
— Да.
— Увы. Говорят, во всякой бочке меда есть своя ложка дегтя. Вот и ваш мед подпортили пираты, убийцы… скотты.
— Не будете ли вы столь добры…
— Да?
—…оставить меня в покое?
— То есть пощадить вас?
— Да, если…
— Мне ведь и прежде уже случалось щадить вас.
— Да! — неожиданно взорвалась Элинор. — Так что берегитесь! Я хорошо помню обиды. И мечом я владею отлично, поэтому прикусите-ка язык, иначе как бы вашим соплеменникам не пришлось устроить вам пышные похороны в море!
Мрачная усмешка скривила его губы.
— Что-то не верится. Особенно сейчас! — мягко проговорил он.
— Даже для скотта вы что-то уж слишком жестоки! — крикнула Элинор. — Я была больна…
— И очень, — согласился Брендан.
— Убирайтесь!
— Нет. И не надейтесь.
Элинор, прикрыв глаза, откинулась на подушки.
— Тогда что вам от меня нужно? Не похоже, чтобы я была так уж привлекательна в ваших глазах. И выгляжу я сейчас, должно быть, на редкость ужасно — этакое жалкое, отвратительное создание…
— Ничуть, — с приятной усмешкой уверил он ее.
— Убирайтесь! — прошипела она.
— Нет, леди, и не надейтесь! — Одним быстрым движением он прижал ее руки к одеялу. Элинор задрожала всем телом, закусив губу, чтобы не выдать свой страх. — Это моя каюта. И я намерен спать здесь.
Она со свистом втянула в себя воздух.
— Но…
— Спал же я здесь прошлой ночью.
— Что?! О Боже, какой негодяй! Стало быть, терзать меня — ваш долг? Вы, должно быть, забыли, что поруганная девственница — неважный товар! А гнев короля Франции… или он вас не пугает?
— Гнев короля Филиппа? Неужели вы настолько важная персона? — с притворным страхом спросил он. Но Элинор догадалась, что он смеется над ее угрозами.
— Да, — ледяным тоном процедила она.
— Могу себе представить. — Взгляд его выразительно скользнул по ее телу. Глаза их снова встретились. — А как насчет английского короля, миледи? Его гнев не должен меня пугать?
— Это само собой разумеется, — пробормотала Элинор, отчаянно стараясь успокоиться.
— Отлично, — кивнул Брендан, отпустив ее руки. — А я и знать не знал, что судьба свела меня с такой важной особой!
Элинор молчала. Вот если бы в руках у нее сейчас оказался меч, думала она. Да еще парочка английских солдат, чтобы покрепче держать его, пока она отрубит ему голову!
Подойдя к столу, Брендан налил себе воды, потом уселся в кресло и, закинув ноги в сапогах на стол, привалился к стене.
— Надеюсь, силы вновь вернутся к вам, когда вы поправитесь, — пробормотал он.
С трудом повернувшись на бок, она невидящим взглядом уставилась в стену, сама удивляясь, что ввязалась в какой-то нелепый спор с этим неотесанным дикарем.
Глава 4
— Слишком многие о ней мечтают, в этом-то и беда! — воскликнул Уоллес. — В этом их слабость, но в этим и моя сила. Мне корона не нужна! Я сражаюсь только за свободу для моей родины!
— Но армия разбита!
— Да, это так. И без помощи танов я могу надеяться только на помощь простых людей. Однако вести их сейчас против Эдуарда — это самоубийство. Нет, лучше попробуем воспользоваться дипломатией и заручиться помощью со стороны.
Брендан задумчиво уставился на воду.
— Ну, что скажешь, .мой юный друг? — Брендан мрачно покачал головой.
— Когда вы сложили с себя обязанности правителя и бароны съехались на встречу в Пибле, это ведь один из моих родственников предложил конфисковать ваши земли в наказание за то, что вы оставили страну без разрешения ассамблеи? Сэр Дэвид Грэм, верно?
И снова на лице Уильяма отразилось удивление.
— Мой брат Малколм был там. Он бы не позволил им сделать такую глупость.
— Послушай, Брендан, я вовсе не намерен считать тебя ответственным за то, что сделал кто-то из твоей родни. Грэм говорил не от себя — ведь недаром же он человек Коммина. Нельзя винить его за это. А мой брат держит слово перед Робертом Брюсом, которому он поклялся в верности много лет назад. Он давно уговаривает меня, что лучшего короля, чем Брюс, нам нечего и искать. Дескать, именно ему предстоит защитить Шотландию от притязаний Эдуарда. Если бы ты только знал, как трудно принимать какие-либо решения, когда море крови, пролитой нами, застилает глаза! И Брюс, и Коммин — оба молят Бога, чтобы тот поскорее призвал к себе короля Эдуарда. Ведь он уже немолод, а его сын делам государственным предпочитает игры и попойки в компании своих фаворитов. Может быть, в этой войне наше главное оружие — время? Ведь не будет же Эдуард жить вечно!
— Порой мне кажется, что именно так и будет.
— Что ж, а пока нам предстоит скоро увидеть другого монарха — короля Франции. Того, кто, по твоим словам, будет рад видеть нас на своей земле, особенно в компании пленного пирата. — Помолчав некоторое время, Уильям испытующе взглянул на Брендана. — Да… пирата и наследницу. Интересная парочка, верно? Кажется, кто-то мне говорил, что леди Элинор все еще нездорова?
Брендан раздраженно поморщился.
— Ей уже лучше. Марго уверена, что она выживет, а Марго редко ошибается. И потом, если леди Элинор и больна, то она сама виновата в этом. Никто не заставлял ее прыгать за борт в такую погоду.
Расхохотавшись, Уоллес хлопнул себя по коленке.
— Кровь Христова! Эта женщина по мне!
— Не думаю. Держу пари, она, как и все англичане, уверена, что у вас под плащом хвост с копытами и что все мы, шотландцы, — исчадия ада и слуги дьявола.
— Большинство англичан считают именно так. Знаешь, Брендан, у меня на совести немало грехов, но, клянусь Богом, я не совершал и половины тех преступлений, что мне приписывают. Кстати, я кое-что знаю об этой женщине. Ведь это она в битве при Фолкерке встала во главе отряда и повела его в бой. А все потому, что горстка негодяев, утверждавших, что действуют по моему приказанию, подожгла деревню. Что ж, пусть так. В конце концов, я действительно сжег немало английских деревень. Я грабил и убивал англичан повсюду, где только мог. Правда, невинных я не трогал — сражался только с теми, кто держал в руках оружие. Напомни ей про Берик, где люди ее короля, проезжая по улицам, не погнушались прикончить даже беременную женщину!
— Напомнить ей?! — с горечью переспросил Брендан. — Как же! Говорить с ней — все равно что держать в руках горящую головешку! Вот если бы вы сами…
— Ха! Это ведь ты выловил ее из воды! Так что эта девчонка — твоя забота!
— Может быть, не слишком разумно поручать ее именно мне?
Уоллес смерил его тяжелым взглядом.
— Это еще почему? — Брендан поднес к губам рог.
— Дело в том, что мы уже встречались. И она чуть не прикончила меня.
Удивленно взглянув на Брендана, Уоллес помолчал немного и вдруг, хлопнув по спине своего молодого товарища ладонью, похожей на лопату, разразился оглушительным хохотом.
— Тебя?! Я в своей жизни не видел никого, кто бы лучше владел мечом, чем ты!
— Удача может отвернуться от каждого.
— Да, но… А, понимаю! Наверное, плутовка сбросила с себя доспехи и обнаружила твою ахиллесову пяту. Что ж, говорят, месть сладка. Богом клянусь, бывали времена, когда я тоже убивал и был счастлив смотреть, как умирает мой враг. — Лицо Уоллеса потемнело. — Так счастлив, что порой боюсь, уж не придется ли мне гореть в аду за то, что я способен на такую ненависть. — Тяжело вздохнув, он отвернулся. А Брендан гадал, кого тот имел в виду: тех, кто убил его собственного отца, или женщину, которую он любил. Или обоих сразу. И не стала ли уже месть частью жизни этого сурового человека.
— О да, месть сладка! — снова повернувшись к Брендану, бросил Уоллес. Теперь в его голосе не было ни гнева, ни печали — всего лишь легкое удивление. — Однако я вовсе не хотел сказать, что твой долг — прикончить эту милашку. Попробуй только заикнуться об этом — и твои же собственные люди вышвырнут тебя за борт!
— Да я вовсе и не думал ее убивать!
— Вот и хорошо. Впрочем, это твое дело.
— Кстати, она плывет к своему жениху. Он француз.
— Тогда тем более не стоит забывать о ее ценности — нам позарез нужны деньги. А также о том, что большинство людей видят в нас неотесанных и кровожадных дикарей. Так что побольше дипломатии, сынок.
— То есть вы хотите сказать, что я должен относиться к ней как к почетной гостье?
— Тут уж тебе решать, мой юный друг. Только запомни: я не имел в виду, что это так уж плохо, когда нас боятся. — И Уоллес встал. — Пойду-ка я спать. Эрик останется на вахте до темноты. Его женщина будет с ним. Он был так любезен, что предложил мне воспользоваться его каютой. И я согласился — поскольку не знал, что ты остался без своей.
— Мои люди ютятся внизу в такой тесноте, какой им не случалось знавать и на поле боя. Я тоже отыщу себе уголок, чтобы отдохнуть немного. Кстати, прошлую ночь я проспал в кресле. И эту могу проспать там.
Кивнув на прощание, Уоллес ушел.
Элинор дремала, но вдруг проснулась, как от толчка, почувствовав необъяснимый ужас. Вся дрожа, она вскинулась на постели и сразу же поняла, откуда это чувство.
Он вернулся.
На столе горела свеча. В каюте царил полумрак, однако даже в этом тусклом свете Элинор узнала стоявшего на пороге человека. Он вглядывался в ее лицо. Она похолодела. Сколько же он так стоит, пронеслось у нее в голове.
— Стало быть, вы все-таки живы, — тихо проговорил он безразличным тоном.
— Что вам надо? — наконец не выдержала она. Ее уже не лихорадило; казалось, жар исчез вместе со штормом. Но она была слаба, как новорожденный котенок.
— Говорят, вы представляете собой довольно большую ценность. Вот я и хотел понять, что в вас такого.
В ней вспыхнуло возмущение. Элинор оттолкнула его руку со свечой. И тут же побелела от страха — что, если он уронил бы свечу на пол и начался бы пожар?
— Что вы делаете? И вообще… что вам тут нужно?
— Это моя каюта.
— Конечно, я понимаю. Тогда почему я здесь?
— Это достаточно большой и удобный корабль, но даже на «Осе», миледи, маловато мест, где можно было бы устроить… э-э… гостью. Особенно такую, как вы, которая вдруг возьмет да и предпочтет нашему гостеприимству холодные воды Ирландского моря.
— Гостью? Но разве я не ваша пленница?
— Гостья, пленница… Какая, в сущности, разница?
— Пираты, убийцы… скотты. Какая, в сущности, разница?
Даже в тусклом свете свечи было заметно, как потемнело лицо Брендана. Он раздраженно пожал плечами.
— То же самое, если не хуже, можно сказать и о вас, англичанах.
— Вы явились сюда только для того, чтобы мучить меня? — осведомилась Элинор.
— А я вас мучаю? — Брови Брендана поползли вверх. Элинор не нашлась что ответить. А жаль, потому что, не дождавшись ответа, Брендан подошел ближе. Усевшись на стоявший возле койки массивный сундук, он пристально вглядывался в нее.
— Так я вас мучаю? — повторил он.
— А вы не видите!
— Что ж, неплохо. Я и надеяться не мог, что это получится настолько легко.
— Вы очень жестоки!
— А вы не забыли, как чуть не прикончили меня? И это после того, как я подарил вам жизнь!
— Но ведь мы встретились на поле боя!
— Это верно. И я едва не остался там навсегда!
— С тех пор прошло много лет…
— Да. К тому же вы — высокородная леди, решившаяся пересечь море, чтобы упасть в объятия знатного и богатого рыцаря, который вскоре должен стать вашим мужем!
— Да.
— Увы. Говорят, во всякой бочке меда есть своя ложка дегтя. Вот и ваш мед подпортили пираты, убийцы… скотты.
— Не будете ли вы столь добры…
— Да?
—…оставить меня в покое?
— То есть пощадить вас?
— Да, если…
— Мне ведь и прежде уже случалось щадить вас.
— Да! — неожиданно взорвалась Элинор. — Так что берегитесь! Я хорошо помню обиды. И мечом я владею отлично, поэтому прикусите-ка язык, иначе как бы вашим соплеменникам не пришлось устроить вам пышные похороны в море!
Мрачная усмешка скривила его губы.
— Что-то не верится. Особенно сейчас! — мягко проговорил он.
— Даже для скотта вы что-то уж слишком жестоки! — крикнула Элинор. — Я была больна…
— И очень, — согласился Брендан.
— Убирайтесь!
— Нет. И не надейтесь.
Элинор, прикрыв глаза, откинулась на подушки.
— Тогда что вам от меня нужно? Не похоже, чтобы я была так уж привлекательна в ваших глазах. И выгляжу я сейчас, должно быть, на редкость ужасно — этакое жалкое, отвратительное создание…
— Ничуть, — с приятной усмешкой уверил он ее.
— Убирайтесь! — прошипела она.
— Нет, леди, и не надейтесь! — Одним быстрым движением он прижал ее руки к одеялу. Элинор задрожала всем телом, закусив губу, чтобы не выдать свой страх. — Это моя каюта. И я намерен спать здесь.
Она со свистом втянула в себя воздух.
— Но…
— Спал же я здесь прошлой ночью.
— Что?! О Боже, какой негодяй! Стало быть, терзать меня — ваш долг? Вы, должно быть, забыли, что поруганная девственница — неважный товар! А гнев короля Франции… или он вас не пугает?
— Гнев короля Филиппа? Неужели вы настолько важная персона? — с притворным страхом спросил он. Но Элинор догадалась, что он смеется над ее угрозами.
— Да, — ледяным тоном процедила она.
— Могу себе представить. — Взгляд его выразительно скользнул по ее телу. Глаза их снова встретились. — А как насчет английского короля, миледи? Его гнев не должен меня пугать?
— Это само собой разумеется, — пробормотала Элинор, отчаянно стараясь успокоиться.
— Отлично, — кивнул Брендан, отпустив ее руки. — А я и знать не знал, что судьба свела меня с такой важной особой!
Элинор молчала. Вот если бы в руках у нее сейчас оказался меч, думала она. Да еще парочка английских солдат, чтобы покрепче держать его, пока она отрубит ему голову!
Подойдя к столу, Брендан налил себе воды, потом уселся в кресло и, закинув ноги в сапогах на стол, привалился к стене.
— Надеюсь, силы вновь вернутся к вам, когда вы поправитесь, — пробормотал он.
С трудом повернувшись на бок, она невидящим взглядом уставилась в стену, сама удивляясь, что ввязалась в какой-то нелепый спор с этим неотесанным дикарем.
Глава 4
Корбин Клэрин уже приступил к завтраку, состоявшему из восхитительной жареной рыбы и свежего хлеба, но ворвавшийся в его жизнь ураган вновь обратил ее в хаос.
Хрупкая, маленькая темноволосая Изабель и в самом деле была дьявольски хороша собой — почти как ядовитая змея, от которой трудно отвести глаз, до такой степени завораживает ее красота. Замку Клэрин она предпочитала шумный Лондон или уж на худой конец Йорк — может быть, потому, что шотландцы никогда не отваживались забираться так далеко на юг. А может, просто при дворе ее ждало куда больше развлечений, чем в скучном северном краю.
Впрочем, Корбин и сам любил столицу. Однако ненависть к жене и страх перед тем, как он будет появляться каждое утро при королевском дворе, гадая, с кем из придворных шаркунов она провела прошлую ночь, удерживали его в замке. Он и сам уже давно находил утешение на стороне.
Не дав сообщить о своем прибытии, Изабель вихрем ворвалась в зал, стаскивая на ходу перчатки.
— Господи помилуй, я проехала сотню миль, а тут даже никто меня не встречает! — возмутилась она, влетев в комнату, где сидел муж.
Корбин вздрогнул от неожиданности, но даже не подумал встать. Вместо этого он скрестил руки на груди.
— Узнай мы об этом заранее, дорогая, непременно бы позаботились усыпать ваш путь розами! Вы ведь не известили нас о своем приезде.
«Розами!» — фыркнул он про себя. Да будь он проклят, если бы не придумал себе причину для отъезда! Бог свидетель, что власть Эдуарда над Шотландией оставалась чисто номинальной, если не считать нескольких замков на юге страны. Непокорные бароны то и дело поднимали мятежи, а потом, удрав поджавши хвост, вымаливали у короля прощение и вечно грызлись между собой в страхе, что короной Шотландии завладеет не тот человек. Уж Корбину-то было отлично известно, до какой степени все это надоело Эдуарду.
Да, придумать предлог для стычки с шотландцами было на редкость просто. Знай он о возвращении жены, он бы позаботился заблаговременно исчезнуть из замка.
Швырнув перчатки на стол, Изабель впилась в мужа своими хищными черными глазами.
— После такого долгого путешествия у меня пересохло в горле. Подайте мне вина.
Отвесив ей насмешливый поклон, Корбин наполнил вином изящный стеклянный кубок в серебряной оправе.
Налив вина и себе, он поднял бокал и отсалютовал им жене.
— За Уоллеса, — шутливо бросил Корбин.
— Чтоб ему гореть в аду, этому чудовищу! — прошипела Изабель в ответ. — Когда-нибудь ему будет вынесен самый суровый приговор, который только есть в нашей стране, а когда этот благословенный день придет…
— Вы его не упустите, да, моя милая? Уж вы постараетесь упиться его мучениями досыта! Зная вашу кровожадность…
Она насмешливо приподняла изящно выгнутые брови.
— Это вы меня называете кровожадной?! Да ваша крошка кузина в одном бою пролила больше крови, чем вы за всю свою жизнь!
— Нисколько не сомневаюсь.
Повернувшись к мужу спиной, Изабель окинула одобрительным взглядом зал.
— Прекрасные гобелены!
— Шедевр фламандских ткачей.
— Ах, ну да, конечно! Разумеется, присланы в дар святой Леноре!
— Изабель, для чего вы вообще затеяли этот разговор?
— Чтобы сказать, что святым лучше оставаться мертвыми, чем живыми!
Муж молча смерил ее взглядом, не удостоив ответом. Изабель улыбнулась.
— Элинор отослали во Францию, в объятия престарелого жениха!
— Да, — охотно подтвердил он.
— Что ж, тогда, значит, я смогу погостить тут подольше. — Корбин вскинул брови.
— Чего ради?
— Хочу побыть наедине с собственным мужем. Что же тут непонятного?
— Зачем? — коротко спросил он.
— Элинор решила пересечь Ирландское море… Бог ты мой, ты еще больший дурак, чем я думала! Ты что, не знаешь, насколько это опасно?! Король предложил крупную награду любому мореходу, кто возьмет в плен тех скоттов, что кинулись искать убежища при французском или ином дворе. Разве ты не слышал, что после этого десятки пиратов и просто неудачников, воров и убийц устремились в море, торопясь получить королевскую награду? — Развязав тесемки дорожного плаща, Изабель присела к столу. — Бедняжка Элинор, вряд ли она вернется из своего плавания! И даже если ей повезет и она доберется до Франции, там ведь ей волей-неволей придется выйти за Алена, верно? А тогда, нисколько не сомневаюсь, наша малютка тут же поспешит произвести на свет наследника!
Подойдя к ней, Корбин оперся о стол и заглянул жене в глаза.
— Молись, чтобы она благополучно добралась до замка Алена. Без его поддержки нам никогда не восстановить Клэрин в его былой мощи и славе, чтобы его земли вновь стали приносить нам такой же доход, как раньше. Может, Ален и немолод, но многим мужчинам и постарше его случалось обзаводиться наследниками!
— Неужели тебя нисколько не трогает, что Элинор — графиня, в то время как ты — всего лишь сэр Корбин из Клэрина? Или ты совсем не честолюбив? — ехидно осведомилась Изабель.
— Да, было время, когда я мечтал завоевать весь мир. Но оно прошло. Вернее, просто я стал частью этого мира. Впрочем, как и ты.
— Да уж!
— Боюсь, я тебя не понимаю, дорогая.
— Мы можем стать наследниками Клэрина.
— Изабель, этот замок по праву принадлежит Элинор. Но даже если с ней что-то случится, у меня есть старший брат, который не меньше меня стремится разбогатеть, просто ему это пока не удалось.
— Ах да, Альфред, а я и забыла. Но он ведь не женат, и у него нет наследников… стало быть…
— Изабель, не морочь мне голову. Ничего не изменится.
— Глупости! Все может измениться! — Вскочив на ноги, она обежала стол и положила руки ему на грудь. Надо признать, у Изабель были свои достоинства. Она недавно жевала мяту, и ее дыхание было свежим, как утренний ветерок. Запах ее духов, нежный и легкий, приятно щекотал ему ноздри. Длинная череда любовников хоть и оскорбляла его чувства, однако же отточила до совершенства ее и без того немалые способности к постельным утехам. Тоненькая, изящная, хрупкая, она пользовалась колоссальным успехом при королевском дворе. Больше всего Корбину хотелось вышвырнуть ее из замка. Но он тут же поймал себя на мысли, что неплохо бы выслушать ее до конца.
— Что именно должно измениться? Надеюсь, ты не пытаешься вырыть яму кому-то из моих более богатых родственников? — жестко спросил он.
— О чем ты?! — с притворно невинным видом оскорбилась Изабель. Ее пальцы, нежно погладив его грудь, игриво скользнули вниз. Губы ее расплылись в хищной усмешке, обнажив белоснежные зубы. — Я просто подумала, что придет время, когда кому-то придется позаботиться о наследнике Клэрина. А теперь, когда Элинор отправилась в плавание по морю, где кишмя кишат и пираты, и шотландцы, и всякие авантюристы… остаемся только мы с тобой!
— Но Альфред может жениться.
— До сих пор у него на это не было ни времени, ни желания. Альфреду слишком часто приходится сражаться.
— Но я ведь тоже могу понадобиться королю.
— Это так. И возможно, очень скоро.
— Кажется, я начинаю догадываться. Ты решила приехать повидать меня в надежде, что мы сможем произвести на свет наследника — и чем скорее, тем лучше, поскольку столько лет иметь одного мужа довольно обременительно, особенно когда этот самый муж может быть очень скоро призван на военную службу да еще оказаться таким ослом, чтобы позволить себя убить. Верно, Изабель?
Улыбнувшись, она отодвинулась, вытащила заколки из прически и небрежно бросила их на сундук. Потом снова повернулась к мужу.
— Неужели близость с собственной женой — такая уж неприятная вещь, а, Корбин? Или ты не понял, чего я хочу от тебя? Всего лишь чтобы ты исполнил свой супружеский долг — и дал шанс собственному сыну унаследовать все!
Помолчав, Корбин поднял глаза на жену.
— Ну а если удача отвернется от нас, моя дорогая? Мы ведь уже женаты не первый год, и Богу да и всей Англии известно, что ты никогда не была мне верной и преданной женой.
— Верной и преданной — может, и нет, зато умной и толковой — наверняка! И если наш союз до сих пор не принес плоды, так это только потому, что я об этом позаботилась. А если честно, Корбин, то мне не хотелось бы, чтобы у тебя — да хоть у самого короля! — возник вопрос, кто же отец моего ребенка! Но теперь время пришло!
— А что, если у тебя не выйдет соблазнить меня, а, Изабель?
— Тогда, мой дорогой супруг, я возьму тебя силой! — Она привстала на цыпочки, нежно коснулась его лица — и вдруг показалась ему такой нежной, хрупкой и очаровательной, что у Корбина перехватило дыхание. — Мы с тобой жили не очень-то хорошо, верно? Скажи, разве я так уж о многом прошу тебя сейчас? — В ее голосе появилась чувственная хрипотца. В конце концов, она права, мелькнуло у него в голове. Ведь она его жена. Они оказались одни, и его плоть горела от желания, которое умудрилась зажечь в нем эта непостижимая женщина. — Да любой на твоем месте овладел бы мной тут же, на лестнице! — произнесла она так, что его всего затрясло.
— Это верно! — прохрипел он, протягивая к ней руки. — Как пожелаешь, дорогая! Клянусь Богом, из всех супружеских обязанностей эта — самая приятная. — Подхватив жену на руки, Корбин направился в свою комнату.
«На лестнице? Ну уж нет!» — подумал он. Брат мог вернуться в любую минуту, а ему сейчас меньше всего хотелось бы, что им помешали. Бог свидетель, такая возможность, как сегодня, выпадала ему нечасто!
Две ночи прошло с тех пор, как улеглась буря, а они все еще были в море. Элинор редко видела того, с которым делила каюту. Она знала, что он заходил сюда — об этом говорили то оставленный на столе норвежский рог с элем, то висевший на крюке клетчатый плед. Или книга, так и оставшаяся раскрытой. Порой Элинор просто ощущала его присутствие. Это было похоже на наваждение… ей казалось, он стоит и смотрит на нее, пока она спит.
Она могла уже ходить, держась за стенку. Единственным, кого она видела, была норвежка Марго с ее голубыми глазами и волосами настолько светлыми, что они казались белыми. Молодая женщина появлялась и уходила бесшумно, как кошка.
В каюте были книги — и в этом тоже было ее спасение. Чудесные книги — переписанные искусной и терпеливой рукой, украшенные рисунками. Многие из них были копиями древних рукописей, хранившихся в ирландских монастырях. Внизу каждого листа красовалась витиеватая подпись монаха-переписчика. Среди них были легенды Древней Греции и Рима, ирландские сказки, даже саги древних викингов об их набегах на Британские острова. Некоторые были на французском, другие на латыни. Было даже несколько норвежских книг. Этого языка Элинор не знала и очень досадовала на это, ведь тогда она смогла бы подслушать, о чем говорят между собой морские разбойники. Ее нисколько не удивляло, что многие шотландцы свободно владеют и французским, и латынью, — большинство молодых людей, желающих сделать карьеру при дворе, говорили на обоих языках. Родившись на севере Англии, сама она довольно свободно говорила на гэльском — в свое время на этом настоял отец, — но норвежский! Набеги викингов прекратились много лет назад. Элинор поймала себя на том, что всегда считала скоттов варварами, невежественными и грубыми дикарями, менее цивилизованными, чем любой англичанин. И для нее стало неприятной неожиданностью, что многие из этих «варваров» куда начитаннее и образованнее ее.
Но книги занимали ее недолго. Элинор все чаще овладевали страх и неуверенность. Впрочем, если бы им была нужна ее смерть, ее бы давно уже не было в живых, успокаивала себя девушка. Да и потом, если у них важное поручение к французскому королю, то вряд ли они осмелятся появиться перед Филиппом с руками, обагренными кровью невесты французского рыцаря. Если бы не эти страхи, Элинор наслаждалась бы плаванием. Кормили ее неплохо; еду и эль приносила Марго. Как-то раз она даже предложила наносить пресной воды, чтобы Элинор могла помыться. Лихорадка, терзавшая девушку, окончательно прошла, и после ванны она почувствовала себя посвежевшей и сильной как никогда. Выкупавшись, она поспешно переоделась, то и дело испуганно вздрагивая при каждом шорохе. Но похоже, Брендан появлялся тут не раньше ночи. А Марго приносила ей поесть только в определенные часы, так что Элинор никто не побеспокоил.
На четвертую ночь Элинор вдруг проснулась и подскочила на койке — почему-то она не сомневалась, что кто-то только что вышел из каюты. Девушка осторожно приоткрыла глаза — да, она была одна. Однако что-то явно было не так. Чего-то не хватало… И вдруг Элинор сообразила — на этот раз она не слышала скрежета задвигаемого засова.
Девушка на цыпочках бесшумно прокралась к двери. Похожая в своей длинной до пят льняной рубашке на привидение, она приложила к ней ухо, потом взялась за ручку и слегка толкнула дверь.
Та неожиданно легко приоткрылась.
И все же она колебалась. В этой внезапно обретенной свободе было что-то тревожное. Корабль по-прежнему был в море. Конечно, Элинор не могла знать, где они нахедились — по-прежнему в Ирландском море или уже вошли в Ла-Манш, но сейчас это было не так уж важно. Предположим, она все-таки выберется из каюты — и что тогда? Снова прыгать за борт? Ну уж нет, решила она. Элинор расхотелось умирать. Стоя на пороге, девушка колебалась. Дверь была открыта, но она по-прежнему оставалась в ловушке. Может, именно поэтому стороживший ее воин не позаботился запереть дверь — ведь бежать ей было некуда.
Хрупкая, маленькая темноволосая Изабель и в самом деле была дьявольски хороша собой — почти как ядовитая змея, от которой трудно отвести глаз, до такой степени завораживает ее красота. Замку Клэрин она предпочитала шумный Лондон или уж на худой конец Йорк — может быть, потому, что шотландцы никогда не отваживались забираться так далеко на юг. А может, просто при дворе ее ждало куда больше развлечений, чем в скучном северном краю.
Впрочем, Корбин и сам любил столицу. Однако ненависть к жене и страх перед тем, как он будет появляться каждое утро при королевском дворе, гадая, с кем из придворных шаркунов она провела прошлую ночь, удерживали его в замке. Он и сам уже давно находил утешение на стороне.
Не дав сообщить о своем прибытии, Изабель вихрем ворвалась в зал, стаскивая на ходу перчатки.
— Господи помилуй, я проехала сотню миль, а тут даже никто меня не встречает! — возмутилась она, влетев в комнату, где сидел муж.
Корбин вздрогнул от неожиданности, но даже не подумал встать. Вместо этого он скрестил руки на груди.
— Узнай мы об этом заранее, дорогая, непременно бы позаботились усыпать ваш путь розами! Вы ведь не известили нас о своем приезде.
«Розами!» — фыркнул он про себя. Да будь он проклят, если бы не придумал себе причину для отъезда! Бог свидетель, что власть Эдуарда над Шотландией оставалась чисто номинальной, если не считать нескольких замков на юге страны. Непокорные бароны то и дело поднимали мятежи, а потом, удрав поджавши хвост, вымаливали у короля прощение и вечно грызлись между собой в страхе, что короной Шотландии завладеет не тот человек. Уж Корбину-то было отлично известно, до какой степени все это надоело Эдуарду.
Да, придумать предлог для стычки с шотландцами было на редкость просто. Знай он о возвращении жены, он бы позаботился заблаговременно исчезнуть из замка.
Швырнув перчатки на стол, Изабель впилась в мужа своими хищными черными глазами.
— После такого долгого путешествия у меня пересохло в горле. Подайте мне вина.
Отвесив ей насмешливый поклон, Корбин наполнил вином изящный стеклянный кубок в серебряной оправе.
Налив вина и себе, он поднял бокал и отсалютовал им жене.
— За Уоллеса, — шутливо бросил Корбин.
— Чтоб ему гореть в аду, этому чудовищу! — прошипела Изабель в ответ. — Когда-нибудь ему будет вынесен самый суровый приговор, который только есть в нашей стране, а когда этот благословенный день придет…
— Вы его не упустите, да, моя милая? Уж вы постараетесь упиться его мучениями досыта! Зная вашу кровожадность…
Она насмешливо приподняла изящно выгнутые брови.
— Это вы меня называете кровожадной?! Да ваша крошка кузина в одном бою пролила больше крови, чем вы за всю свою жизнь!
— Нисколько не сомневаюсь.
Повернувшись к мужу спиной, Изабель окинула одобрительным взглядом зал.
— Прекрасные гобелены!
— Шедевр фламандских ткачей.
— Ах, ну да, конечно! Разумеется, присланы в дар святой Леноре!
— Изабель, для чего вы вообще затеяли этот разговор?
— Чтобы сказать, что святым лучше оставаться мертвыми, чем живыми!
Муж молча смерил ее взглядом, не удостоив ответом. Изабель улыбнулась.
— Элинор отослали во Францию, в объятия престарелого жениха!
— Да, — охотно подтвердил он.
— Что ж, тогда, значит, я смогу погостить тут подольше. — Корбин вскинул брови.
— Чего ради?
— Хочу побыть наедине с собственным мужем. Что же тут непонятного?
— Зачем? — коротко спросил он.
— Элинор решила пересечь Ирландское море… Бог ты мой, ты еще больший дурак, чем я думала! Ты что, не знаешь, насколько это опасно?! Король предложил крупную награду любому мореходу, кто возьмет в плен тех скоттов, что кинулись искать убежища при французском или ином дворе. Разве ты не слышал, что после этого десятки пиратов и просто неудачников, воров и убийц устремились в море, торопясь получить королевскую награду? — Развязав тесемки дорожного плаща, Изабель присела к столу. — Бедняжка Элинор, вряд ли она вернется из своего плавания! И даже если ей повезет и она доберется до Франции, там ведь ей волей-неволей придется выйти за Алена, верно? А тогда, нисколько не сомневаюсь, наша малютка тут же поспешит произвести на свет наследника!
Подойдя к ней, Корбин оперся о стол и заглянул жене в глаза.
— Молись, чтобы она благополучно добралась до замка Алена. Без его поддержки нам никогда не восстановить Клэрин в его былой мощи и славе, чтобы его земли вновь стали приносить нам такой же доход, как раньше. Может, Ален и немолод, но многим мужчинам и постарше его случалось обзаводиться наследниками!
— Неужели тебя нисколько не трогает, что Элинор — графиня, в то время как ты — всего лишь сэр Корбин из Клэрина? Или ты совсем не честолюбив? — ехидно осведомилась Изабель.
— Да, было время, когда я мечтал завоевать весь мир. Но оно прошло. Вернее, просто я стал частью этого мира. Впрочем, как и ты.
— Да уж!
— Боюсь, я тебя не понимаю, дорогая.
— Мы можем стать наследниками Клэрина.
— Изабель, этот замок по праву принадлежит Элинор. Но даже если с ней что-то случится, у меня есть старший брат, который не меньше меня стремится разбогатеть, просто ему это пока не удалось.
— Ах да, Альфред, а я и забыла. Но он ведь не женат, и у него нет наследников… стало быть…
— Изабель, не морочь мне голову. Ничего не изменится.
— Глупости! Все может измениться! — Вскочив на ноги, она обежала стол и положила руки ему на грудь. Надо признать, у Изабель были свои достоинства. Она недавно жевала мяту, и ее дыхание было свежим, как утренний ветерок. Запах ее духов, нежный и легкий, приятно щекотал ему ноздри. Длинная череда любовников хоть и оскорбляла его чувства, однако же отточила до совершенства ее и без того немалые способности к постельным утехам. Тоненькая, изящная, хрупкая, она пользовалась колоссальным успехом при королевском дворе. Больше всего Корбину хотелось вышвырнуть ее из замка. Но он тут же поймал себя на мысли, что неплохо бы выслушать ее до конца.
— Что именно должно измениться? Надеюсь, ты не пытаешься вырыть яму кому-то из моих более богатых родственников? — жестко спросил он.
— О чем ты?! — с притворно невинным видом оскорбилась Изабель. Ее пальцы, нежно погладив его грудь, игриво скользнули вниз. Губы ее расплылись в хищной усмешке, обнажив белоснежные зубы. — Я просто подумала, что придет время, когда кому-то придется позаботиться о наследнике Клэрина. А теперь, когда Элинор отправилась в плавание по морю, где кишмя кишат и пираты, и шотландцы, и всякие авантюристы… остаемся только мы с тобой!
— Но Альфред может жениться.
— До сих пор у него на это не было ни времени, ни желания. Альфреду слишком часто приходится сражаться.
— Но я ведь тоже могу понадобиться королю.
— Это так. И возможно, очень скоро.
— Кажется, я начинаю догадываться. Ты решила приехать повидать меня в надежде, что мы сможем произвести на свет наследника — и чем скорее, тем лучше, поскольку столько лет иметь одного мужа довольно обременительно, особенно когда этот самый муж может быть очень скоро призван на военную службу да еще оказаться таким ослом, чтобы позволить себя убить. Верно, Изабель?
Улыбнувшись, она отодвинулась, вытащила заколки из прически и небрежно бросила их на сундук. Потом снова повернулась к мужу.
— Неужели близость с собственной женой — такая уж неприятная вещь, а, Корбин? Или ты не понял, чего я хочу от тебя? Всего лишь чтобы ты исполнил свой супружеский долг — и дал шанс собственному сыну унаследовать все!
Помолчав, Корбин поднял глаза на жену.
— Ну а если удача отвернется от нас, моя дорогая? Мы ведь уже женаты не первый год, и Богу да и всей Англии известно, что ты никогда не была мне верной и преданной женой.
— Верной и преданной — может, и нет, зато умной и толковой — наверняка! И если наш союз до сих пор не принес плоды, так это только потому, что я об этом позаботилась. А если честно, Корбин, то мне не хотелось бы, чтобы у тебя — да хоть у самого короля! — возник вопрос, кто же отец моего ребенка! Но теперь время пришло!
— А что, если у тебя не выйдет соблазнить меня, а, Изабель?
— Тогда, мой дорогой супруг, я возьму тебя силой! — Она привстала на цыпочки, нежно коснулась его лица — и вдруг показалась ему такой нежной, хрупкой и очаровательной, что у Корбина перехватило дыхание. — Мы с тобой жили не очень-то хорошо, верно? Скажи, разве я так уж о многом прошу тебя сейчас? — В ее голосе появилась чувственная хрипотца. В конце концов, она права, мелькнуло у него в голове. Ведь она его жена. Они оказались одни, и его плоть горела от желания, которое умудрилась зажечь в нем эта непостижимая женщина. — Да любой на твоем месте овладел бы мной тут же, на лестнице! — произнесла она так, что его всего затрясло.
— Это верно! — прохрипел он, протягивая к ней руки. — Как пожелаешь, дорогая! Клянусь Богом, из всех супружеских обязанностей эта — самая приятная. — Подхватив жену на руки, Корбин направился в свою комнату.
«На лестнице? Ну уж нет!» — подумал он. Брат мог вернуться в любую минуту, а ему сейчас меньше всего хотелось бы, что им помешали. Бог свидетель, такая возможность, как сегодня, выпадала ему нечасто!
Две ночи прошло с тех пор, как улеглась буря, а они все еще были в море. Элинор редко видела того, с которым делила каюту. Она знала, что он заходил сюда — об этом говорили то оставленный на столе норвежский рог с элем, то висевший на крюке клетчатый плед. Или книга, так и оставшаяся раскрытой. Порой Элинор просто ощущала его присутствие. Это было похоже на наваждение… ей казалось, он стоит и смотрит на нее, пока она спит.
Она могла уже ходить, держась за стенку. Единственным, кого она видела, была норвежка Марго с ее голубыми глазами и волосами настолько светлыми, что они казались белыми. Молодая женщина появлялась и уходила бесшумно, как кошка.
В каюте были книги — и в этом тоже было ее спасение. Чудесные книги — переписанные искусной и терпеливой рукой, украшенные рисунками. Многие из них были копиями древних рукописей, хранившихся в ирландских монастырях. Внизу каждого листа красовалась витиеватая подпись монаха-переписчика. Среди них были легенды Древней Греции и Рима, ирландские сказки, даже саги древних викингов об их набегах на Британские острова. Некоторые были на французском, другие на латыни. Было даже несколько норвежских книг. Этого языка Элинор не знала и очень досадовала на это, ведь тогда она смогла бы подслушать, о чем говорят между собой морские разбойники. Ее нисколько не удивляло, что многие шотландцы свободно владеют и французским, и латынью, — большинство молодых людей, желающих сделать карьеру при дворе, говорили на обоих языках. Родившись на севере Англии, сама она довольно свободно говорила на гэльском — в свое время на этом настоял отец, — но норвежский! Набеги викингов прекратились много лет назад. Элинор поймала себя на том, что всегда считала скоттов варварами, невежественными и грубыми дикарями, менее цивилизованными, чем любой англичанин. И для нее стало неприятной неожиданностью, что многие из этих «варваров» куда начитаннее и образованнее ее.
Но книги занимали ее недолго. Элинор все чаще овладевали страх и неуверенность. Впрочем, если бы им была нужна ее смерть, ее бы давно уже не было в живых, успокаивала себя девушка. Да и потом, если у них важное поручение к французскому королю, то вряд ли они осмелятся появиться перед Филиппом с руками, обагренными кровью невесты французского рыцаря. Если бы не эти страхи, Элинор наслаждалась бы плаванием. Кормили ее неплохо; еду и эль приносила Марго. Как-то раз она даже предложила наносить пресной воды, чтобы Элинор могла помыться. Лихорадка, терзавшая девушку, окончательно прошла, и после ванны она почувствовала себя посвежевшей и сильной как никогда. Выкупавшись, она поспешно переоделась, то и дело испуганно вздрагивая при каждом шорохе. Но похоже, Брендан появлялся тут не раньше ночи. А Марго приносила ей поесть только в определенные часы, так что Элинор никто не побеспокоил.
На четвертую ночь Элинор вдруг проснулась и подскочила на койке — почему-то она не сомневалась, что кто-то только что вышел из каюты. Девушка осторожно приоткрыла глаза — да, она была одна. Однако что-то явно было не так. Чего-то не хватало… И вдруг Элинор сообразила — на этот раз она не слышала скрежета задвигаемого засова.
Девушка на цыпочках бесшумно прокралась к двери. Похожая в своей длинной до пят льняной рубашке на привидение, она приложила к ней ухо, потом взялась за ручку и слегка толкнула дверь.
Та неожиданно легко приоткрылась.
И все же она колебалась. В этой внезапно обретенной свободе было что-то тревожное. Корабль по-прежнему был в море. Конечно, Элинор не могла знать, где они нахедились — по-прежнему в Ирландском море или уже вошли в Ла-Манш, но сейчас это было не так уж важно. Предположим, она все-таки выберется из каюты — и что тогда? Снова прыгать за борт? Ну уж нет, решила она. Элинор расхотелось умирать. Стоя на пороге, девушка колебалась. Дверь была открыта, но она по-прежнему оставалась в ловушке. Может, именно поэтому стороживший ее воин не позаботился запереть дверь — ведь бежать ей было некуда.