20-летию НКВД, воскликнул со сцены Большого театра: "У нас каждый трудящийся
-- наркомвнуделец!". Микоян вспомнил об идеале советского человека --
"верном сторожевом псе партии" Дзержинском и призвал все население страны
учиться сталинскому стилю работы у наркома НКВД Ежова.
В сущности, в сталинском стиле ничего нового не было, ибо Ленин заявлял
то же самое: "Хороший коммунист в то же время и хороший чекист". Микоян лишь
популяризировал суть ленинско-сталинского стиля работы: "Вместо дискуссий --
методы выкорчевывания и разгрома". Празднование очередного юбилея тайной
полиции совпало с окончанием пятилетки по уничтожению классов в стране.
Пятилетка была перевыполнена, враждебные классы уничтожены, но Сталин
заявил, что классовая борьба еще больше обостряется.
Двойники Морозова взрослели. Часть из них теперь работала в НКВД,
реализуя на практике политвоспитание, полученное в школе и пионерской
организации. Другие служили добровольцами.
Многочисленные Павлики не просто проявляли личный энтузиазм, как
соообщали газеты. Их деятельность становилась обязательной частью
строительства нового общества. От доверчивых и неопытных подростков
руководители страны требовали новых подвигов и новых жертв. Член Политбюро
Лазарь Каганович, обращаясь к пионерам, говорил: "Каждый из вас должен себя
спросить: готов ли я на жертвы, на страдания и лишения за дело пролетарской
борьбы, за дело коммунизма?". По мысли Кагановича, жертвой достоин стать не
каждый, и в пионеры следует принимать тех, кто сперва докажет, что достоин.
Донос был вернейшим путем этого доказательства.
Но произошло непредсказуемое: убийство вызвало не столько ненависть к
врагам партии, сколько к самой партии. Волна насилия, идущая сверху,
столкнулась с ответной волной. Не видя защиты от произвола государства,
народ творил самосуд. Чем сильнее нагнеталось давление сверху, тем
ожесточеннее и отчаяннее был протест. Жертвами этой борьбы оказались ни в
чем не виноватые дети, которых система растлевала в угоду интересам лиц,
стоявших у власти.
В 1935 году в речи на совещании писателей, композиторов и
кинорежиссеров Максим Горький заявил: "Пионеров перебито уже много".
Журналист Соломеин в воспоминаниях рассказывал: "Только мне привелось
участвовать в расследовании примерно десяти убийств пионеров кулачьем.
Только мне. А всего по Уралу, по стране -- сколько их было, подобных жертв!
Не счесть".
Пресса представляла дело таким образом, будто детей убивали за то, что
они пионеры. Убивая Павлика Морозова, писала газета "Тавдинский рабочий",
кулаки знали, что они "наносят глубокую рану детскому коммунистическому
движению". Смерть двух девочек-доносчиц Насти Разинкиной и Поли Скалкиной
"Пионерская правда" комментировала так: "Выстрел в Настю и Полю есть выстрел
в пионерскую организацию". Но кто в действительности и почему убивал
пионеров, отнюдь не всегда было ясно. Газета "Правда" откровенно призывала к
самосуду: "Дело каждого честного колхозника помочь партии и советской власти
казнить мерзавца, который посмеет тронуть ребенка, исполняющего долг перед
своим колхозом, а следовательно, и перед всей страной". Колхозники, однако,
понимали честность по-своему, и властям приходилось пожинать плоды
развязанного ими террора. В то время как власти окружали убитых доносчиков
ореолом славы, народ мстил властям, множа число жертв и таким образом
поставляя новых героев, используемых пропагандой.
"Пионерская правда" опубликовала беседу с государственным обвинителем
А.Виноградовым "Зорче охранять молодых бойцов!". В интервью обвинитель
признал, что проблема стала серьезной, и обещал провести необходимые
мероприятия по охране юных осведомителей. Лицемерие этих заявлений особенно
видно теперь, когда мы знаем, с каким рвением использовала пропагандистская
машина убийства детей. Расправы, однако, судя по прессе, росли. В 1932 году
(после убийства Павлика и Феди Морозовых) было три убийства доносивших
детей. В 1933 году мы насчитали шесть убитых доносчиков, в 1934-м -- шесть,
в 1935-м -- десять.
Власти действовали грубо и разжигали низменные инстинкты толпы. Но кто
убивал и почему -- для разжигания борьбы или из мести, -- в большинстве
случаев остается неизвестным. Всего за годы сталинского террора мы насчитали
57 убийств детей-доносчиков. Всем им присвоены почетные звания
пионеров-героев. О них пишут книги, их именами названы улицы и Дворцы
пионеров.
Витя Гурин доносил на верующих, Василиса Килина -- на лучше живущих
соседей, Мотя Тараданова -- на ссыльных, Женя Рыбин -- на беспризорных
детей, Кычан Джакыпов -- на священника. Коля Яковлев выследил крестьянина,
спрятавшего зерно. Миша Дьяков письменно сообщал имена тех колхозников,
которые утром не вышли на работу. Женя Сосновский выследил пастуха, который
завел коров в болото и утопил. Нюра Соколова разоблачила крестьян, которые
пытались вызвать крушение поезда. Павлик Манин указывал на тех, кто дома
молится. Федя и Оля Мальцевы сообщили, что их отец критиковал советскую
власть. Гена Щукин обнаружил троцкистов, которые задумали сорвать работу
золотодобывающего рудника. Коля Рябов сигнализировал, что его брат отвинтил
гайку от колхозной сеялки. Все эти и многие другие дети, согласно
публикациям, были зарезаны ножом или серпом, задушены проводом, убиты из
ружья, пистолета или торопом врагами советской власти. Что произошло с
каждым из них в действительности, сказать не можем, ибо каждый случай
потребовал бы расследования, подобного проделанному с Павликом Морозовым.
В 1938 году, однако, сообщения о новых героях-доносчиках из печати
исчезли. Видимо, был дан приказ прекратить организацию подобных акций.
Судьбы юных соглядатаев, оставшихся в живых, представляют собой
отдельную тему для размышлений. В поселок Анадырь Чукотского округа к чукчам
приехали проводить раскулачивание и создавать колхоз двое
большевиков-уполномоченных. Их убили. Через день появился милиционер. Убийц
выдал мальчик Ятыргин, сын Вуны, прибавив, что они убежали на Аляску. Часть
чукчей-оленеводов решила уходить с оленями туда же. Услышав об этом, Ятыргин
украл у соседа собак и сани, чтобы донести об этом тоже. Соседи подкараулили
мальчика, ударили его топором и бросли в яму, но он выполз оттуда и остался
жив. "Пионерская летопись" рассказывает: когда Ятыргина принимали в пионеры,
уполномоченные переменили его имя на Павлик Морозов. Новое имя записали
потом в его паспорт. В 70-х годах Ятыргин под именем Павла Морозова был
школьным учителем, членом партии.
Реклама доносительства приносила свои плоды, и ею занимались самые
высокопоставленные лица советского государства. Незадолго до своей
таинственной гибели в 1937 году член Политбюро Серго Орджоникидзе в речи на
всесоюзном совещании стахановцев восхвалял семью патриотов Артемовых. Отец,
Алексей Артемов, его жена Ксения, два сына и три дочери сообщили органам о
172 подозрительных людях, по их мнению, вражеских лазутчиках. Все
подозреваемые были арестованы. Членов семьи чемпионов-доносчиков наградили
орденами и ценными подарками.
Последствия кампании массового доносительства выглядели печально. За
парадной афишей вовлечения миллионов павликов в дело строительства
коммунизма страну стала захлестывать детская преступность. После ликвидации
миллионов родителей и от голода на улице очутились миллионы бездомных детей
-- бракованная часть третьего поколения строителей социализма. Закон 1935
года о малолетках постановил: в целях ликвидации данного явления "привлекать
к уголовному наказанию" детей с 12 лет. Быстро росла система детских
принудительных учреждений: детдомов, спецдетдомов, изоляторов, трудовых
колоний и приемников-распределителей, внедрялся детский принудительный труд.
Теперь система как бы уравновесилась: взрослые по доносам детей шли в
исправительные лагеря, а дети по доносам взрослых направлялись в
исправительные колонии. Размах и пафос кампании не оставляет сомнений в том,
что санкционировалась она с самого верха.
Мы не располагаем письменным указанием Сталина о Павлике Морозове.
Сталин часто высказывал мнение устно, и этого было достаточно. О нашем герое
такого распоряжения не могло не быть. Есть косвенные доказательства, что
вопросы, связанные с героем-доносчиком, великий вождь решал сам и
возвращался к ним неоднократно.
"Сталин, конечно, принимал участие в судьбе Морозова, -- утверждает
Матрена Королькова, соученица Павлика из Герасимовки. -- В январе 1934 года
меня с группой пионеров привезли в Москву. Мне дали понять, что сейчас
отвезут на прием к Сталину, чтобы я рассказала о Павлике. Мне объяснили, что
надо говорить и как. Я ждала долго. Потом визит отменили, сказали, что
Сталин занят. Меня отправили в пионерский лагерь Артек. Туда мне прислали
сто рублей, а потом в деревню еще два раза по двадцать пять рублей".
Наиболее вероятно, что внимание Сталина на убитого мальчика обратил
кто-то из трех аппаратчиков, занимавшихся делом Морозова по долгу службы:
Постышев, Косарев или Поскребышев.
Члену Политбюро Павлу Постышеву в 1932 году было 45 лет. Он носил усы,
шинель, сапоги и фуражку, полностью подражая облику Сталина. Секретарь
Центрального Комитета партии, он одно время заведовал двумя наиболее важными
его отделами: организационным, а также агитации и пропаганды. Постышев
занимался политической кампанией по ликвидации кулачества и контролировал
комсомол. Газеты назвали его любимым другом пионеров, боевым соратником
товарища Сталина. Пионерские отряды носили имя Постышева. О том, какую роль
он играл, можно судить по вышедшему в 1932 году в Москве сборнику "О
пионерах и пионердвижении", в котором говорилось, что в нем публикуются речи
видных деятелей партии от Ленина до Постышева, а Сталин не упоминался
вообще.
Постышев успешно осуществлял часть плана по созданию массовой сети
всеобщего доносительства через отделы писем и редакции газет в ОГПУ. В речи
на XVI съезде партии Постышев сочинил небылицу о том, что кулаки создали
свою агентурную сеть внутри большевистской партии.
По прямому указанию Постышева Центральный Комитет комсомола и Наркомат
просвещения развернули пропаганду подвига мальчика-доносчика. Осуществлял ее
Александр Косарев, двадцатилетний генеральный секретарь ЦК комсомола,
любимец Сталина и правая рука Постышева.
Косарев подписывал многие документы о распространении опыта Морозова
среди детей. Косарев принял делегацию из Герасимовки, рапортовавшую ему об
успешных донесениях пионеров на Урале. Непосредственно руководили кампанией
служащие Косарева: секретарь ЦК комсомола Сергей Салтанов, глава юных
пионеров Валентин Золотухин и его заместитель Василий Архипов.
Впоследствии Постышева арестовали по доносу его сотрудницы Николаенко,
которую объявили героиней. Пионерские отряды имени Постышева переименовали в
отряды имени Павлика Морозова. Косарева и Салтанова также арестовали по
доносам и расстреляли в лагерях. Уничтожен был и нарком просвещения Бубнов.
Согласно одной из легенд, Косарев исчез после того, как написал письмо
Сталину против доносов и массовых арестов. Однако и Косарев, и Бубнов
отправили на смерть многих. Удравший от ареста на фронт Архипов был
застрелен в спину.
Прошлое Сталина накладывало отпечаток на его педагогические взгляды и
моральные позиции. Мнение о том, что Сталин до революции сотрудничал с
охранкой, существует и не опровергнуто, хотя и не доказано. Став генеральным
секретарем партии, он занимался подслушиванием коллег лично посредством
специальной аппаратуры.
Систему всеобщего доносительства в советской республике начал создавать
еще Ленин. Анжелика Балабанова в книге "Ленин" рассказывает, как он говорил:
"Провокаторы? Если бы я мог, я бы поместил провокаторов в армии у
Корнилова". Соратники Ленина вспоминают, что он поручал им писать анонимные
пасквили, чтобы скомпрометировать своих политических оппонентов. Подготовкой
показательных процессов Ленин руководил сам, после это делал Сталин. Сталин
и Троцкий соревновались в доносительстве друг на друга Ленину, пока Сталин
не одержал победы. Троцкий, кстати, был убит по личному указанию Сталина
столь же зверским методом, как дети Морозовы.
Ленин назначил Сталина командовать РКИ -- Рабоче-крестьянской
инспекцией, в которой собирались компрометирующие сведения о всех служащих
госаппарата. В сущности, сталинская РКИ собирала доносы и занималась
чисткой.
Сталин еще раньше начал использовать аппарат ОГПУ, чтобы избавиться от
неугодных ему лиц. Секретари Сталина получали от ОГПУ основанные на доносах
(подлинных и сочиненных) компрометирующие сведения. А Сталин через личных
секретарей передавал устное указание, какое вынести решение. Тогда ОГПУ еще
не могло арестовывать членов партии; это произошло через десять лет -- ко
времени убийства Морозова. В это время создается и действует Особый сектор
при личном секретариате Сталина. Особому сектору подчиняются спецсекторы в
райкомах и обкомах, имеющие своих лиц на всех предприятиях и в учреждениях.
Внутри ОГПУ такими подразделениями были ОО -- особые отделы и связанные с
ними СПО -- секретно-политические отделы. Спецсекторы подчинялись напрямую
Сталину и больше никому.
Особый сектор возглавлял сорокалетний Александр Поскребышев. Он, по
выражению Никиты Хрущева, был преданнейшим псом Сталина. Крупные черты
жесткого лица, бритая голова и сталинский полувоенный стиль одежды -- таков
его портрет. Старые партийные работники, знавшие его в 30-е годы,
рассказывали нам, что Поскребышев -- выходец из Екатеринбурга, то есть потом
Свердловска, став тенью Сталина, сохранил прочные связи на Урале. Все акции
ОГПУ на Урале проходили под наблюдением Поскребышева. Документы оттуда
доставлялись, минуя другие виды связи, прямо ему. Таким образом, система
всеобщего доносительства конденсировалась в аппарат слежки, который нес
информацию непосредственно к самому источнику власти, делая Сталина
всевидящим. Эта канцелярия, управлявшаяся лично Сталиным через Поскребышева,
сделалась в 30-е годы силой, командующей страной.
Жена и сын Постышева были расстреляны, жена Косарева провела треть
жизни в лагерях. Когда арестовали жену Поскребышева, он сказал: "НКВД всегда
прав". Позже, по распоряжению Сталина, Постышеву привезли новую жену --
красивую казачку. Свадьбу справили на сталинской даче. А первую жену
замучили в лагере. Сам Поскребышев благополучно пережил не только Сталина,
но и послесталинскую чистку. Он умер в 1965 году и с почетом похоронен на
элитарном Новодевичьем кладбище. Говорят, лежа в Кремлевской больнице, он
писал мемуары. Уцелел и сподвижник Косарева Золотухин. Он стал генералом,
заведующим административным отделом ЦК и при Хрущеве занимался реабилитацией
вышедших из лагерей.
Структура СПО нуждалась в миллионах морозовых. Именно ее каналами шли
документы следствия по делу об убийстве Морозова.
Было бы ошибкой, однако, усматривать в доносительстве одну злую волю
Сталина и его аппарата. Кризис, развязанный в сельском хозяйстве, и голод
привели к недовольству в партии, и ее среднее звено искало выход. Налицо
были страх партии перед возмущением народа и страх вождя перед партией. К
трудностям внутренним в 1932 году добавилась неустойчивость внешней
политики. Шаткость положения толкала Сталина к репрессиям. Известно, что в
этот критический год Сталин отсутствовал на заседаниях Политбюро с весны до
осени. Вождь сам заявил: "Еще никогда мы не оказывались так загнаны в угол,
как теперь". Сталину нужна была информация, чтобы удержаться. Доносительство
стало для него практическим инструментом ослабления позиций оппонентов и
средством укрепления личной власти.
Создавался усовершенствованный механизм политического надзора и
контроля над умами людей, целью которого было помогать крепко держать вожжи.
Для подчиненных донос стал средством проверки преданности, наиболее верным
путем сделать карьеру, заслужить благосклонность вождя.
Донос подавался как новое качество новых людей: их открытость,
честность, критика, способствующая улучшению жизни, необходимое средство для
достижения великой цели, в которую многие из доносчиков всех возрастов
верили искренне. Часть народа шла навстречу предложению, находила сладость в
доносе, участвовала в кампании не просто послушно, но и с энтузиазмом.
Черное вылезало из души и окрашивалось в красный цвет.
Часто думают, что советских героев открывали и популяризировали по
сталинской любимой поговорке "Взят из грязи да посажен в князи" или, как
пелось в популярном советском шлягере 30-х годов: "У нас героем становится
любой". На деле герои отыскивались нелегко.
Отобранный в лидеры человек должен был подходить по многим показателям.
На своем этаже такой человек становился единственным кумиром. Культу нужны
были культики. Это не новая мысль: помнится, в 60-х годах в Москве ходила по
рукам работа о том, как в разных областях утверждались микросталины: в
науке, культуре, юстиции, даже в области питания. Такими культиками были:
Горький -- в литературе, клоун Карандаш -- в цирке, антигенетик Лысенко -- в
науке, нарком Микоян -- в колбасном деле (мясокомбинат имени Микояна) и т.д.
Не было своего культа лишь у детей. Морозов стал таким культиком. Подсчет
показывает, что в 1932-1934 гг. имя Морозова встречается в "Пионерской
правде" чаще, чем имя Сталина.
Однако, возвеличивая Морозова, авторы, разумеется, восхваляли Сталина,
соединяя оба имени кратчайшей прямой. В поэме "Павлик Морозов" Степана
Щипачева отобранный у родных и соседей хлеб герой везет с красным знаменем в
руках и с мыслью о вожде: "Сталин за это, чего же бояться мне! А тронуть
меня попробуют, им не сойдет это так...". Предавая отца, Павлик, по замыслу
поэта, понимает, что отец у него теперь будет другой:
Отец -- дорогое слово!
В нем нежность, в нем и суровость.
Сталину, совершая
Всей жизни своей поворот,
Любовь свою выражает
Этим словом народ.
Если есть новый отец, Сталин, зачем Павлику, с точки зрения Щипачева,
старый отец, который его наказывал? И мальчик выбирает из двух отцов того,
который ведет в светлое будущее, а не в хлев -- вывозить навоз. Старого же
отца следует "пустить в расход", как тогда говорили, не сомневаясь, ведь
Сталин освобождает человека от предрассудков и всю моральную ответственность
берет на себя. Павел --
Стоит, как под знаменем, прямо,
Не скрыв от суда ничего.
С простенка, из тоненькой рамы,
Сталин глядит на него.
Морозов и уполномоченный ОГПУ мыслят в унисон. У уполномоченного своя
программа вырасти: ему надо сообщить о доносе Павла в Москву.
Тоненький медный провод
Бежит до Москвы, до Кремля.
И низовой работник мечтает, что в случае удачного доноса его жизнь
переменится:
И, может, из мест лесистых
Дойдет до трибуны в Кремле,
Товарища Сталина, может,
Увидит...
Отца заменили на вождя, а вождь уже подготовил замену и для матери.
"...Будьте достойными сыновьями и дочерьми нашей матери -- Всесоюзной
коммунистической партии", -- писал Сталин. Он призывал подымать ярость
миллионных масс. В стране по его инициативе активизируется деятельность
государственного учреждения для сбора доносов: Бюро жалоб -- своеобразного
общесоюзного уха. Фактически сведениями, поступавшими в Бюро жалоб,
пользовались прокуратура и ОГПУ.
В биографической хронике Собрания сочинений Сталина говорится, что
законы в это время гениальный вождь сочинял сам. По ним местные власти
начали осуществлять уничтожение кулачества. В разгаре этой кампании был
поднят на щит Павлик Морозов.
Многие биографы Сталина отмечали его способность приписывать врагам
собственные криминальные намерения и рассчитывать политические интриги на
ряд ходов вперед. В НКВД работал особый центр, фабриковавший дела типа дела
Павлика Морозова. Начиная коллективизацию, вождь уже замышлял последующие
массовые акции, для которых система массового доносительства была
необходима. Там, в кабинетах, загодя моделировали детали показательных
процессов над оппонентами, которые якобы хотели убить Сталина.
Герой-доносчик в этой программе выполнял поистине историческую миссию.
Через год после Первого съезда советских писателей Горький писал в
отдел культуры и пропаганды ленинизма ЦК партии Алексею Стецкому и
Александру Щербакову (последнего Сталин назначил секретарем в Союз
писателей): "Обращаю внимание Ваше на тот факт, что до сей поры еще ничего
не сделано по вопросу о памятнике Морозову". Одновременно Горький ратовал за
памятник Пушкину в Ленинграде, но с меньшей настойчивостью. В речи на
совещании писателей, композиторов, художников и кинорежиссеров Горький опять
напоминал, что в книгах недостаточно пионеров, которые разоблачают врагов
партии. Присутствовавший в президиуме Щербаков вставлял реплики,
свидетельствуя, что тема одобрена наверху. Щербаков был "умерщвлен путем
вредительского лечения", как сообщила "Правда". Эта формула применялась,
когда жертва была отравлена по личному указанию Сталина.
В январе 1934 года председатель Центрального бюро юных пионеров
Золотухин заявил в "Пионерской правде", что вопрос о постройке памятника в
Москве разрешен. Он не сказал, кем разрешен, но пояснил, что деньги надо не
просить у партии и правительства, а собирать. Не знала, кем разрешен вопрос,
и Крупская, относясь к памятнику без энтузиазма. В письме редактору газеты
"Колхозные ребята" Крупская писала: "Уважаемый товарищ, возвращаю альбом
деткоровских проектов памятника Павлику Морозову. Вся кампания, которая
проводилась в связи с убийством Павлика, имела очень большое значение,
обостряя вопрос о необходимости повышать политическую активность ребят. Но
по части памятников я не спец, больше придаю значения живым памятникам".
Редактор газеты "Колхозные ребята" Татьяна Наумова была одним из энергичных
исполнителей кампании, связанной с детскими доносами, в том числе с
помпезной выставкой проектов памятника герою 001. Наумову арестовали по
доносу, она погибла в лагерях.
В 1936 году вышла книга поэта Валентина Боровина, в предисловии к
которой сообщалось, что имя Морозова "носят тысячи отрядов, звеньев, клубов
и домов колхозных ребят недаром, и недаром ему при входе на Красную площадь
в Москве воздвигается памятник". Монумент еще не сооружался, но бумажки по
канцеляриям ползли.
Тот факт, что памятник мальчику было разрешено поставить у Кремлевской
стены, устраняет сомнения в решении этого вопроса лично Сталиным, ибо даже
крупнейших деятелей партии и государства замуровывали в стене без
памятников. Таким образом, завершилось бы идеальное архитектурное
триединство центра страны: мавзолей основателю, монумент доносчику и лобное
место, где по доносам в средние века рубили головы диссидентам.
Книга о Морозове корреспондента "Пионерской правды" Смирнова, вышедшая
в 1938 году, заканчивалась так: "Помнит о нем и тот, кто неустанно заботится
о счастье народов, -- любимый вождь и отец всех ребят товарищ Сталин. (Итак,
он один заменил всех отцов страны. -- Ю.Д.) Год тому назад товарищ Сталин
предложил Московскому совету поставить у Красной площади памятник Павлику
Морозову. Лучшие скульпторы, художники, а также сотни пионеров думали над
проектом памятника. Теперь проект утвержден. Скоро у Александровского сада,
при входе на Красную площадь, будет поставлен памятник. В дни революционных
праздников мимо памятника будут проходить тысячи радостных и веселых детей
-- пионеров и школьников. Они отдадут салют Павлику Морозову и будут петь
песни о счастливой жизни, которую создали нам родная большевистская партия и
наш дорогой вождь и учитель Иосиф Виссарионович Сталин".
Такие слова не могли быть опубликованы без согласований. Цензура зорко
следила за каждым упоминанием в печати имени Сталина. Однако неясности
остаются. Памятник поставили спустя еще десять лет, и не у Красной площади.
До самого последнего момента было неясно, где он окажется. Говорят, у
Сталина просто боялись спросить.
Комсомольский работник и журналист Гусев в книге "Юные пионеры" писал,
что открытие памятника состоится недалеко от городского Дома пионеров, у
Кировских, бывших Мясницких, ворот. А появился монумент в неухоженном сквере
одного из самых грязных и бедных районов Москвы, не отстроенном до конца и
теперь, на Красной Пресне, появился там, где Нововаганьковский переулок,
неподалеку от старого кладбища, еще в 30-е году переименовали в переулок
Павлика Морозова.
Почему бронзовый герой был установлен с таким опозданием? В связи с чем
Сталин передумал и отправил Морозова с Красной площади на задворки?
Установка монумента затянулась сначала как будто бы по финансовым,
затем по художественным причинам и, наконец, в связи с войной. Но более
существенно то, что изменилась позиция самого Сталина, иначе он мог бы
попросить автора проекта скульптора Иосифа Рабиновича поработать
сверхурочно. Не исключено, что дряхлеющий вождь уже готовил место рядом с
-- наркомвнуделец!". Микоян вспомнил об идеале советского человека --
"верном сторожевом псе партии" Дзержинском и призвал все население страны
учиться сталинскому стилю работы у наркома НКВД Ежова.
В сущности, в сталинском стиле ничего нового не было, ибо Ленин заявлял
то же самое: "Хороший коммунист в то же время и хороший чекист". Микоян лишь
популяризировал суть ленинско-сталинского стиля работы: "Вместо дискуссий --
методы выкорчевывания и разгрома". Празднование очередного юбилея тайной
полиции совпало с окончанием пятилетки по уничтожению классов в стране.
Пятилетка была перевыполнена, враждебные классы уничтожены, но Сталин
заявил, что классовая борьба еще больше обостряется.
Двойники Морозова взрослели. Часть из них теперь работала в НКВД,
реализуя на практике политвоспитание, полученное в школе и пионерской
организации. Другие служили добровольцами.
Многочисленные Павлики не просто проявляли личный энтузиазм, как
соообщали газеты. Их деятельность становилась обязательной частью
строительства нового общества. От доверчивых и неопытных подростков
руководители страны требовали новых подвигов и новых жертв. Член Политбюро
Лазарь Каганович, обращаясь к пионерам, говорил: "Каждый из вас должен себя
спросить: готов ли я на жертвы, на страдания и лишения за дело пролетарской
борьбы, за дело коммунизма?". По мысли Кагановича, жертвой достоин стать не
каждый, и в пионеры следует принимать тех, кто сперва докажет, что достоин.
Донос был вернейшим путем этого доказательства.
Но произошло непредсказуемое: убийство вызвало не столько ненависть к
врагам партии, сколько к самой партии. Волна насилия, идущая сверху,
столкнулась с ответной волной. Не видя защиты от произвола государства,
народ творил самосуд. Чем сильнее нагнеталось давление сверху, тем
ожесточеннее и отчаяннее был протест. Жертвами этой борьбы оказались ни в
чем не виноватые дети, которых система растлевала в угоду интересам лиц,
стоявших у власти.
В 1935 году в речи на совещании писателей, композиторов и
кинорежиссеров Максим Горький заявил: "Пионеров перебито уже много".
Журналист Соломеин в воспоминаниях рассказывал: "Только мне привелось
участвовать в расследовании примерно десяти убийств пионеров кулачьем.
Только мне. А всего по Уралу, по стране -- сколько их было, подобных жертв!
Не счесть".
Пресса представляла дело таким образом, будто детей убивали за то, что
они пионеры. Убивая Павлика Морозова, писала газета "Тавдинский рабочий",
кулаки знали, что они "наносят глубокую рану детскому коммунистическому
движению". Смерть двух девочек-доносчиц Насти Разинкиной и Поли Скалкиной
"Пионерская правда" комментировала так: "Выстрел в Настю и Полю есть выстрел
в пионерскую организацию". Но кто в действительности и почему убивал
пионеров, отнюдь не всегда было ясно. Газета "Правда" откровенно призывала к
самосуду: "Дело каждого честного колхозника помочь партии и советской власти
казнить мерзавца, который посмеет тронуть ребенка, исполняющего долг перед
своим колхозом, а следовательно, и перед всей страной". Колхозники, однако,
понимали честность по-своему, и властям приходилось пожинать плоды
развязанного ими террора. В то время как власти окружали убитых доносчиков
ореолом славы, народ мстил властям, множа число жертв и таким образом
поставляя новых героев, используемых пропагандой.
"Пионерская правда" опубликовала беседу с государственным обвинителем
А.Виноградовым "Зорче охранять молодых бойцов!". В интервью обвинитель
признал, что проблема стала серьезной, и обещал провести необходимые
мероприятия по охране юных осведомителей. Лицемерие этих заявлений особенно
видно теперь, когда мы знаем, с каким рвением использовала пропагандистская
машина убийства детей. Расправы, однако, судя по прессе, росли. В 1932 году
(после убийства Павлика и Феди Морозовых) было три убийства доносивших
детей. В 1933 году мы насчитали шесть убитых доносчиков, в 1934-м -- шесть,
в 1935-м -- десять.
Власти действовали грубо и разжигали низменные инстинкты толпы. Но кто
убивал и почему -- для разжигания борьбы или из мести, -- в большинстве
случаев остается неизвестным. Всего за годы сталинского террора мы насчитали
57 убийств детей-доносчиков. Всем им присвоены почетные звания
пионеров-героев. О них пишут книги, их именами названы улицы и Дворцы
пионеров.
Витя Гурин доносил на верующих, Василиса Килина -- на лучше живущих
соседей, Мотя Тараданова -- на ссыльных, Женя Рыбин -- на беспризорных
детей, Кычан Джакыпов -- на священника. Коля Яковлев выследил крестьянина,
спрятавшего зерно. Миша Дьяков письменно сообщал имена тех колхозников,
которые утром не вышли на работу. Женя Сосновский выследил пастуха, который
завел коров в болото и утопил. Нюра Соколова разоблачила крестьян, которые
пытались вызвать крушение поезда. Павлик Манин указывал на тех, кто дома
молится. Федя и Оля Мальцевы сообщили, что их отец критиковал советскую
власть. Гена Щукин обнаружил троцкистов, которые задумали сорвать работу
золотодобывающего рудника. Коля Рябов сигнализировал, что его брат отвинтил
гайку от колхозной сеялки. Все эти и многие другие дети, согласно
публикациям, были зарезаны ножом или серпом, задушены проводом, убиты из
ружья, пистолета или торопом врагами советской власти. Что произошло с
каждым из них в действительности, сказать не можем, ибо каждый случай
потребовал бы расследования, подобного проделанному с Павликом Морозовым.
В 1938 году, однако, сообщения о новых героях-доносчиках из печати
исчезли. Видимо, был дан приказ прекратить организацию подобных акций.
Судьбы юных соглядатаев, оставшихся в живых, представляют собой
отдельную тему для размышлений. В поселок Анадырь Чукотского округа к чукчам
приехали проводить раскулачивание и создавать колхоз двое
большевиков-уполномоченных. Их убили. Через день появился милиционер. Убийц
выдал мальчик Ятыргин, сын Вуны, прибавив, что они убежали на Аляску. Часть
чукчей-оленеводов решила уходить с оленями туда же. Услышав об этом, Ятыргин
украл у соседа собак и сани, чтобы донести об этом тоже. Соседи подкараулили
мальчика, ударили его топором и бросли в яму, но он выполз оттуда и остался
жив. "Пионерская летопись" рассказывает: когда Ятыргина принимали в пионеры,
уполномоченные переменили его имя на Павлик Морозов. Новое имя записали
потом в его паспорт. В 70-х годах Ятыргин под именем Павла Морозова был
школьным учителем, членом партии.
Реклама доносительства приносила свои плоды, и ею занимались самые
высокопоставленные лица советского государства. Незадолго до своей
таинственной гибели в 1937 году член Политбюро Серго Орджоникидзе в речи на
всесоюзном совещании стахановцев восхвалял семью патриотов Артемовых. Отец,
Алексей Артемов, его жена Ксения, два сына и три дочери сообщили органам о
172 подозрительных людях, по их мнению, вражеских лазутчиках. Все
подозреваемые были арестованы. Членов семьи чемпионов-доносчиков наградили
орденами и ценными подарками.
Последствия кампании массового доносительства выглядели печально. За
парадной афишей вовлечения миллионов павликов в дело строительства
коммунизма страну стала захлестывать детская преступность. После ликвидации
миллионов родителей и от голода на улице очутились миллионы бездомных детей
-- бракованная часть третьего поколения строителей социализма. Закон 1935
года о малолетках постановил: в целях ликвидации данного явления "привлекать
к уголовному наказанию" детей с 12 лет. Быстро росла система детских
принудительных учреждений: детдомов, спецдетдомов, изоляторов, трудовых
колоний и приемников-распределителей, внедрялся детский принудительный труд.
Теперь система как бы уравновесилась: взрослые по доносам детей шли в
исправительные лагеря, а дети по доносам взрослых направлялись в
исправительные колонии. Размах и пафос кампании не оставляет сомнений в том,
что санкционировалась она с самого верха.
Мы не располагаем письменным указанием Сталина о Павлике Морозове.
Сталин часто высказывал мнение устно, и этого было достаточно. О нашем герое
такого распоряжения не могло не быть. Есть косвенные доказательства, что
вопросы, связанные с героем-доносчиком, великий вождь решал сам и
возвращался к ним неоднократно.
"Сталин, конечно, принимал участие в судьбе Морозова, -- утверждает
Матрена Королькова, соученица Павлика из Герасимовки. -- В январе 1934 года
меня с группой пионеров привезли в Москву. Мне дали понять, что сейчас
отвезут на прием к Сталину, чтобы я рассказала о Павлике. Мне объяснили, что
надо говорить и как. Я ждала долго. Потом визит отменили, сказали, что
Сталин занят. Меня отправили в пионерский лагерь Артек. Туда мне прислали
сто рублей, а потом в деревню еще два раза по двадцать пять рублей".
Наиболее вероятно, что внимание Сталина на убитого мальчика обратил
кто-то из трех аппаратчиков, занимавшихся делом Морозова по долгу службы:
Постышев, Косарев или Поскребышев.
Члену Политбюро Павлу Постышеву в 1932 году было 45 лет. Он носил усы,
шинель, сапоги и фуражку, полностью подражая облику Сталина. Секретарь
Центрального Комитета партии, он одно время заведовал двумя наиболее важными
его отделами: организационным, а также агитации и пропаганды. Постышев
занимался политической кампанией по ликвидации кулачества и контролировал
комсомол. Газеты назвали его любимым другом пионеров, боевым соратником
товарища Сталина. Пионерские отряды носили имя Постышева. О том, какую роль
он играл, можно судить по вышедшему в 1932 году в Москве сборнику "О
пионерах и пионердвижении", в котором говорилось, что в нем публикуются речи
видных деятелей партии от Ленина до Постышева, а Сталин не упоминался
вообще.
Постышев успешно осуществлял часть плана по созданию массовой сети
всеобщего доносительства через отделы писем и редакции газет в ОГПУ. В речи
на XVI съезде партии Постышев сочинил небылицу о том, что кулаки создали
свою агентурную сеть внутри большевистской партии.
По прямому указанию Постышева Центральный Комитет комсомола и Наркомат
просвещения развернули пропаганду подвига мальчика-доносчика. Осуществлял ее
Александр Косарев, двадцатилетний генеральный секретарь ЦК комсомола,
любимец Сталина и правая рука Постышева.
Косарев подписывал многие документы о распространении опыта Морозова
среди детей. Косарев принял делегацию из Герасимовки, рапортовавшую ему об
успешных донесениях пионеров на Урале. Непосредственно руководили кампанией
служащие Косарева: секретарь ЦК комсомола Сергей Салтанов, глава юных
пионеров Валентин Золотухин и его заместитель Василий Архипов.
Впоследствии Постышева арестовали по доносу его сотрудницы Николаенко,
которую объявили героиней. Пионерские отряды имени Постышева переименовали в
отряды имени Павлика Морозова. Косарева и Салтанова также арестовали по
доносам и расстреляли в лагерях. Уничтожен был и нарком просвещения Бубнов.
Согласно одной из легенд, Косарев исчез после того, как написал письмо
Сталину против доносов и массовых арестов. Однако и Косарев, и Бубнов
отправили на смерть многих. Удравший от ареста на фронт Архипов был
застрелен в спину.
Прошлое Сталина накладывало отпечаток на его педагогические взгляды и
моральные позиции. Мнение о том, что Сталин до революции сотрудничал с
охранкой, существует и не опровергнуто, хотя и не доказано. Став генеральным
секретарем партии, он занимался подслушиванием коллег лично посредством
специальной аппаратуры.
Систему всеобщего доносительства в советской республике начал создавать
еще Ленин. Анжелика Балабанова в книге "Ленин" рассказывает, как он говорил:
"Провокаторы? Если бы я мог, я бы поместил провокаторов в армии у
Корнилова". Соратники Ленина вспоминают, что он поручал им писать анонимные
пасквили, чтобы скомпрометировать своих политических оппонентов. Подготовкой
показательных процессов Ленин руководил сам, после это делал Сталин. Сталин
и Троцкий соревновались в доносительстве друг на друга Ленину, пока Сталин
не одержал победы. Троцкий, кстати, был убит по личному указанию Сталина
столь же зверским методом, как дети Морозовы.
Ленин назначил Сталина командовать РКИ -- Рабоче-крестьянской
инспекцией, в которой собирались компрометирующие сведения о всех служащих
госаппарата. В сущности, сталинская РКИ собирала доносы и занималась
чисткой.
Сталин еще раньше начал использовать аппарат ОГПУ, чтобы избавиться от
неугодных ему лиц. Секретари Сталина получали от ОГПУ основанные на доносах
(подлинных и сочиненных) компрометирующие сведения. А Сталин через личных
секретарей передавал устное указание, какое вынести решение. Тогда ОГПУ еще
не могло арестовывать членов партии; это произошло через десять лет -- ко
времени убийства Морозова. В это время создается и действует Особый сектор
при личном секретариате Сталина. Особому сектору подчиняются спецсекторы в
райкомах и обкомах, имеющие своих лиц на всех предприятиях и в учреждениях.
Внутри ОГПУ такими подразделениями были ОО -- особые отделы и связанные с
ними СПО -- секретно-политические отделы. Спецсекторы подчинялись напрямую
Сталину и больше никому.
Особый сектор возглавлял сорокалетний Александр Поскребышев. Он, по
выражению Никиты Хрущева, был преданнейшим псом Сталина. Крупные черты
жесткого лица, бритая голова и сталинский полувоенный стиль одежды -- таков
его портрет. Старые партийные работники, знавшие его в 30-е годы,
рассказывали нам, что Поскребышев -- выходец из Екатеринбурга, то есть потом
Свердловска, став тенью Сталина, сохранил прочные связи на Урале. Все акции
ОГПУ на Урале проходили под наблюдением Поскребышева. Документы оттуда
доставлялись, минуя другие виды связи, прямо ему. Таким образом, система
всеобщего доносительства конденсировалась в аппарат слежки, который нес
информацию непосредственно к самому источнику власти, делая Сталина
всевидящим. Эта канцелярия, управлявшаяся лично Сталиным через Поскребышева,
сделалась в 30-е годы силой, командующей страной.
Жена и сын Постышева были расстреляны, жена Косарева провела треть
жизни в лагерях. Когда арестовали жену Поскребышева, он сказал: "НКВД всегда
прав". Позже, по распоряжению Сталина, Постышеву привезли новую жену --
красивую казачку. Свадьбу справили на сталинской даче. А первую жену
замучили в лагере. Сам Поскребышев благополучно пережил не только Сталина,
но и послесталинскую чистку. Он умер в 1965 году и с почетом похоронен на
элитарном Новодевичьем кладбище. Говорят, лежа в Кремлевской больнице, он
писал мемуары. Уцелел и сподвижник Косарева Золотухин. Он стал генералом,
заведующим административным отделом ЦК и при Хрущеве занимался реабилитацией
вышедших из лагерей.
Структура СПО нуждалась в миллионах морозовых. Именно ее каналами шли
документы следствия по делу об убийстве Морозова.
Было бы ошибкой, однако, усматривать в доносительстве одну злую волю
Сталина и его аппарата. Кризис, развязанный в сельском хозяйстве, и голод
привели к недовольству в партии, и ее среднее звено искало выход. Налицо
были страх партии перед возмущением народа и страх вождя перед партией. К
трудностям внутренним в 1932 году добавилась неустойчивость внешней
политики. Шаткость положения толкала Сталина к репрессиям. Известно, что в
этот критический год Сталин отсутствовал на заседаниях Политбюро с весны до
осени. Вождь сам заявил: "Еще никогда мы не оказывались так загнаны в угол,
как теперь". Сталину нужна была информация, чтобы удержаться. Доносительство
стало для него практическим инструментом ослабления позиций оппонентов и
средством укрепления личной власти.
Создавался усовершенствованный механизм политического надзора и
контроля над умами людей, целью которого было помогать крепко держать вожжи.
Для подчиненных донос стал средством проверки преданности, наиболее верным
путем сделать карьеру, заслужить благосклонность вождя.
Донос подавался как новое качество новых людей: их открытость,
честность, критика, способствующая улучшению жизни, необходимое средство для
достижения великой цели, в которую многие из доносчиков всех возрастов
верили искренне. Часть народа шла навстречу предложению, находила сладость в
доносе, участвовала в кампании не просто послушно, но и с энтузиазмом.
Черное вылезало из души и окрашивалось в красный цвет.
Часто думают, что советских героев открывали и популяризировали по
сталинской любимой поговорке "Взят из грязи да посажен в князи" или, как
пелось в популярном советском шлягере 30-х годов: "У нас героем становится
любой". На деле герои отыскивались нелегко.
Отобранный в лидеры человек должен был подходить по многим показателям.
На своем этаже такой человек становился единственным кумиром. Культу нужны
были культики. Это не новая мысль: помнится, в 60-х годах в Москве ходила по
рукам работа о том, как в разных областях утверждались микросталины: в
науке, культуре, юстиции, даже в области питания. Такими культиками были:
Горький -- в литературе, клоун Карандаш -- в цирке, антигенетик Лысенко -- в
науке, нарком Микоян -- в колбасном деле (мясокомбинат имени Микояна) и т.д.
Не было своего культа лишь у детей. Морозов стал таким культиком. Подсчет
показывает, что в 1932-1934 гг. имя Морозова встречается в "Пионерской
правде" чаще, чем имя Сталина.
Однако, возвеличивая Морозова, авторы, разумеется, восхваляли Сталина,
соединяя оба имени кратчайшей прямой. В поэме "Павлик Морозов" Степана
Щипачева отобранный у родных и соседей хлеб герой везет с красным знаменем в
руках и с мыслью о вожде: "Сталин за это, чего же бояться мне! А тронуть
меня попробуют, им не сойдет это так...". Предавая отца, Павлик, по замыслу
поэта, понимает, что отец у него теперь будет другой:
Отец -- дорогое слово!
В нем нежность, в нем и суровость.
Сталину, совершая
Всей жизни своей поворот,
Любовь свою выражает
Этим словом народ.
Если есть новый отец, Сталин, зачем Павлику, с точки зрения Щипачева,
старый отец, который его наказывал? И мальчик выбирает из двух отцов того,
который ведет в светлое будущее, а не в хлев -- вывозить навоз. Старого же
отца следует "пустить в расход", как тогда говорили, не сомневаясь, ведь
Сталин освобождает человека от предрассудков и всю моральную ответственность
берет на себя. Павел --
Стоит, как под знаменем, прямо,
Не скрыв от суда ничего.
С простенка, из тоненькой рамы,
Сталин глядит на него.
Морозов и уполномоченный ОГПУ мыслят в унисон. У уполномоченного своя
программа вырасти: ему надо сообщить о доносе Павла в Москву.
Тоненький медный провод
Бежит до Москвы, до Кремля.
И низовой работник мечтает, что в случае удачного доноса его жизнь
переменится:
И, может, из мест лесистых
Дойдет до трибуны в Кремле,
Товарища Сталина, может,
Увидит...
Отца заменили на вождя, а вождь уже подготовил замену и для матери.
"...Будьте достойными сыновьями и дочерьми нашей матери -- Всесоюзной
коммунистической партии", -- писал Сталин. Он призывал подымать ярость
миллионных масс. В стране по его инициативе активизируется деятельность
государственного учреждения для сбора доносов: Бюро жалоб -- своеобразного
общесоюзного уха. Фактически сведениями, поступавшими в Бюро жалоб,
пользовались прокуратура и ОГПУ.
В биографической хронике Собрания сочинений Сталина говорится, что
законы в это время гениальный вождь сочинял сам. По ним местные власти
начали осуществлять уничтожение кулачества. В разгаре этой кампании был
поднят на щит Павлик Морозов.
Многие биографы Сталина отмечали его способность приписывать врагам
собственные криминальные намерения и рассчитывать политические интриги на
ряд ходов вперед. В НКВД работал особый центр, фабриковавший дела типа дела
Павлика Морозова. Начиная коллективизацию, вождь уже замышлял последующие
массовые акции, для которых система массового доносительства была
необходима. Там, в кабинетах, загодя моделировали детали показательных
процессов над оппонентами, которые якобы хотели убить Сталина.
Герой-доносчик в этой программе выполнял поистине историческую миссию.
Через год после Первого съезда советских писателей Горький писал в
отдел культуры и пропаганды ленинизма ЦК партии Алексею Стецкому и
Александру Щербакову (последнего Сталин назначил секретарем в Союз
писателей): "Обращаю внимание Ваше на тот факт, что до сей поры еще ничего
не сделано по вопросу о памятнике Морозову". Одновременно Горький ратовал за
памятник Пушкину в Ленинграде, но с меньшей настойчивостью. В речи на
совещании писателей, композиторов, художников и кинорежиссеров Горький опять
напоминал, что в книгах недостаточно пионеров, которые разоблачают врагов
партии. Присутствовавший в президиуме Щербаков вставлял реплики,
свидетельствуя, что тема одобрена наверху. Щербаков был "умерщвлен путем
вредительского лечения", как сообщила "Правда". Эта формула применялась,
когда жертва была отравлена по личному указанию Сталина.
В январе 1934 года председатель Центрального бюро юных пионеров
Золотухин заявил в "Пионерской правде", что вопрос о постройке памятника в
Москве разрешен. Он не сказал, кем разрешен, но пояснил, что деньги надо не
просить у партии и правительства, а собирать. Не знала, кем разрешен вопрос,
и Крупская, относясь к памятнику без энтузиазма. В письме редактору газеты
"Колхозные ребята" Крупская писала: "Уважаемый товарищ, возвращаю альбом
деткоровских проектов памятника Павлику Морозову. Вся кампания, которая
проводилась в связи с убийством Павлика, имела очень большое значение,
обостряя вопрос о необходимости повышать политическую активность ребят. Но
по части памятников я не спец, больше придаю значения живым памятникам".
Редактор газеты "Колхозные ребята" Татьяна Наумова была одним из энергичных
исполнителей кампании, связанной с детскими доносами, в том числе с
помпезной выставкой проектов памятника герою 001. Наумову арестовали по
доносу, она погибла в лагерях.
В 1936 году вышла книга поэта Валентина Боровина, в предисловии к
которой сообщалось, что имя Морозова "носят тысячи отрядов, звеньев, клубов
и домов колхозных ребят недаром, и недаром ему при входе на Красную площадь
в Москве воздвигается памятник". Монумент еще не сооружался, но бумажки по
канцеляриям ползли.
Тот факт, что памятник мальчику было разрешено поставить у Кремлевской
стены, устраняет сомнения в решении этого вопроса лично Сталиным, ибо даже
крупнейших деятелей партии и государства замуровывали в стене без
памятников. Таким образом, завершилось бы идеальное архитектурное
триединство центра страны: мавзолей основателю, монумент доносчику и лобное
место, где по доносам в средние века рубили головы диссидентам.
Книга о Морозове корреспондента "Пионерской правды" Смирнова, вышедшая
в 1938 году, заканчивалась так: "Помнит о нем и тот, кто неустанно заботится
о счастье народов, -- любимый вождь и отец всех ребят товарищ Сталин. (Итак,
он один заменил всех отцов страны. -- Ю.Д.) Год тому назад товарищ Сталин
предложил Московскому совету поставить у Красной площади памятник Павлику
Морозову. Лучшие скульпторы, художники, а также сотни пионеров думали над
проектом памятника. Теперь проект утвержден. Скоро у Александровского сада,
при входе на Красную площадь, будет поставлен памятник. В дни революционных
праздников мимо памятника будут проходить тысячи радостных и веселых детей
-- пионеров и школьников. Они отдадут салют Павлику Морозову и будут петь
песни о счастливой жизни, которую создали нам родная большевистская партия и
наш дорогой вождь и учитель Иосиф Виссарионович Сталин".
Такие слова не могли быть опубликованы без согласований. Цензура зорко
следила за каждым упоминанием в печати имени Сталина. Однако неясности
остаются. Памятник поставили спустя еще десять лет, и не у Красной площади.
До самого последнего момента было неясно, где он окажется. Говорят, у
Сталина просто боялись спросить.
Комсомольский работник и журналист Гусев в книге "Юные пионеры" писал,
что открытие памятника состоится недалеко от городского Дома пионеров, у
Кировских, бывших Мясницких, ворот. А появился монумент в неухоженном сквере
одного из самых грязных и бедных районов Москвы, не отстроенном до конца и
теперь, на Красной Пресне, появился там, где Нововаганьковский переулок,
неподалеку от старого кладбища, еще в 30-е году переименовали в переулок
Павлика Морозова.
Почему бронзовый герой был установлен с таким опозданием? В связи с чем
Сталин передумал и отправил Морозова с Красной площади на задворки?
Установка монумента затянулась сначала как будто бы по финансовым,
затем по художественным причинам и, наконец, в связи с войной. Но более
существенно то, что изменилась позиция самого Сталина, иначе он мог бы
попросить автора проекта скульптора Иосифа Рабиновича поработать
сверхурочно. Не исключено, что дряхлеющий вождь уже готовил место рядом с