Когда Джасбур добрался до набережной, дождь лил как из ведра, не говоря уж о граде, молниях, громе - эдакий малютка-ураган. Вот тебе и солнечный летний рассвет! Подобный каприз погоды сам по себе указывает на воздействие огоулграта. А добавить понесших лошадей и рухнувшие развалины дома, так какие же могут быть сомнения! Огоулграты наводят страх. Все, что угодно, может произойти из-за присутствия того, кто проклят Огоуль, ибо Огоуль - дарительница жребиев, и хороших, и плохих. А потому опасность опасностью, но может представиться и удобный случай.
   Полагая, что у Ордура хватит умишка не отстать от него (хотя кто его знает!), Джасбур упрямо шагал под ливнем, с усилием преодолевая ветер. Вода заливала ему глаза, зубы стучали от холода. От его рубища не было никакого толка - он словно бы купался в ледяной воде совсем голый. Безумие какое-то. Долг - долгом, но всему есть предел. Он сумел остановиться, а ветер бил ему в спину, стремясь сбросить с пристани в холодный бурый поток Флугосса. Баржи и лодки подпрыгивали, натягивали чалки, канаты скрипели и постанывали. Видимости не было почти никакой.
   Внезапно ветер стих. Джасбур попятился и наткнулся на Ордура. Ордур не сумел его удержать, и ветер, вдруг задув с противоположной стороны, отшвырнул его в холодную слякоть улицы.
   Ордур удивленно заморгал.
   - Чего это ты, Джасбур?
   - Безмозглая башка! Голова, мхом набитая! Помоги мне встать, жаба пучеглазая!
   - От такого слышу! - Ордур ухватил его за руки и поднял.
   - Теперь укроемся от этой бури, чтобы я мог подумать.
   Буря ринулась помочь со всем дружеским азартом годовалого бычка. Из завесы дождя, погромыхивая, выкатилась бочка, целеустремленно подкатилась к Ордуру и сбила его с ног, пока он все еще поддерживал Джасбура, который полетел куда-то, как пущенный из пращи камень. Внезапно его ноги оказались в пустоте.
   Падение было коротким, и он растянулся на куче мокрой соломы. Не то чтобы мягкой, однако о деревянный настил палубы он ушибся бы все-таки сильнее. Рядом разбилась бочка в фейерверке клепок.
   Джасбур перевел дух, потом опасливо приподнял голову в ожидании новой неожиданности. Он обнаружил, что очутился на борту баржи, причаленной к пристани боком. Ветер тут оказался совсем не таким буйным, как на уровне улицы. И дождь поэтому не казался таким уж проливным, хотя с улицы катились потоки грязной воды, обильно его орошая.
   Речные суда были длинными и очень неказистыми, больше смахивая на огромные ящики, чем на остроносые корабли. Большинство обходилось одной мачтой, установленной ближе к носовой части, чтобы, спускаясь по течению, набирать скорость, при которой судно начинает слушаться руля. Вверх по течению их тащили волы - на берегу был протоптан бичевник, - а потому хозяева барж обычно обзаводились собственными волами. Правда, сейчас их на палубе не было, но, судя по ее состоянию, отсутствовали они лишь недолго. И солома, конечно, была для них.
   Слева от него был планширь, справа стенка каюты, в стенке дверь. Стенку покрывала резьба, еще сохранявшая остатки ярких красок, которыми баржа могла похвалиться в свои лучшие дни. Речные суда таких размеров все были старинными, построенными еще в имперские времена. Больше их уже никто не строил. В каком состоянии были ее деревянные части после стольких лет? Ну а когда огоулграт воздействует, даже новые доски и балки ненадежны. Джасбур с трудом приподнялся и встал на колени, намереваясь вернуться на берег как можно скорее. Конечно же, кто-то услышал, как он хлопнулся, и выйдет взглянуть, в чем дело. Ну а вдруг тут найдется чего-нибудь поесть...
   Дверь каюты открылась. Одного взгляда на появившуюся на пороге женщину было достаточно, чтобы его желание сойти на берег стократно усилилось. Тревога сменилась паникой.
   Сама Лабранца Ламит! Лабранца, огоулграт, из-за чего он и оказался тут, но кроме того, она была главной в совете Рарагаша и самой грозной женщиной из всех, кого он знал. Добрую часть времени он ее боялся, а в остальное время она внушала ему дикий ужас.
   Он, было, взвесил, не приехала ли она в Толамин проверить его, но тут же прогнал эту мысль: не так уж он важен, чтобы вытащить Лабранцу из Рарагаша! Его сюда с Ордуром послала она, но данное им поручение было самым обыкновенным и вряд ли могло заботить главу совета. А потому разумнее всего убраться от нее подальше, а потом стоять на том, что он ее не видел.
   Он ее знал, но она его узнать не могла. Единственное преимущество авайлграта - неузнаваемость.
   - Прошу прощения, садж, - проблеял он, вставая на ноги. - Нечаянно упал с пристани. Я ухожу. Ухожу!
   Лабранца нахмурилась. Она была очень крупной - выше, чем был он в эту минуту, и по-мужски грузна. Возраст ее определению не поддавался, потому что в черных волосах, скрученных узлом у нее на макушке, не проглядывало ни единого седого, но суровое тяжелое лицо у глаз и рта изрезали морщины. На ней было длинное серебристое платье, нутрийская одежда, неуместная здесь, в Да-Ламе. Оно даже не колыхалось, словно ветер на нее не дул.
   Она еще ничего не сказала, как с пристани наклонился Ордур и взревел:
   - Чего ты там делаешь, Джасбур?
   Лабранца подняла густые черные брови.
   - Джасбур? - Она брезгливо поджала губы, потом посмотрела на Ордура и ошеломлено заморгала. - А это, полагаю, Ордур? Мои соболезнования! Ну так войдите. Оба! - Она повернулась и вошла в каюту, ни на миг не усомнившись, что они исполнят ее приказание.
   Вверху ухнул гром.
   Каюта оказалась обширной и низкой; и темной - стекла в иллюминаторах в обеих боковых стенках настолько заросли грязью, что почти не пропускали свет. Пахло плесенью, волами, людьми, застоявшейся едой. Ковер щеголял проплешинами, по сторонам стояли низкие лари. Высокая, тщательно уложенная прическа Лабранцы почти задевала потолок.
   Ордур проковылял внутрь. Ветер захлопнул дверь у него за спиной, а он молча встал рядом с Джасбуром, и вода с их рубищ стекала на ковер. Ордур претерпел очень неудачное преображение. Лицо у него было перекошено, прядь прямых белобрысых волос прилипла над правым, голубым глазом. На левой половине лица глаз был черный, а черные волосы закручивались в тугие завитки. Все остальное тоже не соответствовало друг другу даже отдаленно, а нос был триумфом асимметрии.
   Лабранца смотрела на него не столько с жалостью, сколько с отвращением.
   - Да не стойте так, вы оба простудитесь насмерть! В одном из этих ларей, наверное, есть полотенца, а возможно, и одежды. Снимайте эти мокрые лохмотья.
   Они испуганно переглянулись.
   - О Судьбы! - пробасила Лабранца в самой своей властной манере. - Уж вам-то вовсе нечего из-за этого мяться. Или, по-вашему, я голых мужчин не видела? Не дурите! - Тем не менее, она подошла к иллюминатору, выходившему на реку, протерла его в середке и посмотрела наружу.
   Джасбур разделся с большим облегчением. И осторожно подошел к ближайшему ларю. Там под воздействием огоулграта могло оказаться что угодно - он бы не удивился, увидев клубок ядовитых змей. Он отбросил крышку и тут же отскочил.
   - Еда! - завопил Ордур, проскочив мимо него. Ларь был наполовину полон сухарей. Оба упали на колени и принялись жадно грызть их, забыв о том, что мокры и совсем наги.
   Гром проворчал где-то в отдалении. Рукоплескания дождя на крыше внезапно стихли.
   - Непогоду вы сотворили, Лабранца-садж? - прочавкал Джасбур с набитым ртом.
   - Отчасти, - сказала она холодно. - Вероятно, начало положила я, но ты мне льстишь, если думаешь, что я способна сделать столько без чьей-то помощи. Несомненно, где-то поблизости есть, по крайней мере, еще один огоулграт, но скорее несколько. Они почувствовали мое воздействие и добавили свое.
   В этом была вся Лабранца. Казалось, она обладает даром заручаться силами других для достижения собственных целей - в Рарагаше она доказывала это раз за разом. Заметил ее дар не только Джасбур, но применяла ли она лишь силу своей личности или же и судьбоносное воздействие, не знал, казалось, ни один человек.
   - А кто? - требовательно спросил Ордур, громко хрустя сухарем.
   - Те, кого вам было поручено отыскать, чтобы помочь им!
   Джасбур чуть было не возмутился вслух такой несправедливостью, но удержался. Тем не менее, упрекать их было очень нечестно. На него и Ордура возложили непосильную задачу. Опознать огоулграта способа не существовало. Джоолграта - пожалуйста. Ничего трудного. Ордур в этот момент совершенно очевидно был авайлгратом, но обычно преображения бросались в глаза куда меньше. Другие меченые могли либо скрыть свою силу, либо употребить ее, не выдав места, где находились.
   - И почему вы вообще в Толамине? - продолжала она. - Вас послали в Далинг.
   - Далинг изгнал всех уцелевших, были они мечеными или нет. Мы подумали, что кто-то мог отправиться сюда. У них другого выхода не было.
   - Сухарей заметно убыло. Несомненно, вы плохо питались. Что случилось со всеми вашими деньгами? Нет, не трудитесь объяснять, я легко догадаюсь и так. - Она принялась заглядывать в лари, хлопая крышками. Через несколько секунд она хмыкнула. - Одеяла. Ничего, сойдут. Ну-ка, вытритесь!
   Она перебросила им охапку одеял и продолжала свою инспекцию. Джасбур решил, что голод он притупил, а глотать и дальше крошки сухарей, поразительно напоминавшие опилки, ничем их не запивая, он уже больше не мог. А потому выпрямился и начал вытираться.
   - Докладывайте! - приказала Лабранца. - Сколько меченых вам удалось отыскать?
   - Троих, садж. Джоолграта, огоулграта и ивилграта.
   - Когда я уехала, ни один из них еще не появился.
   Путь до Рарагаша был долгим. Когда Джасбур в последний раз видел ивилграта, бедняга опережал толпу озверевших преследователей чуть больше, чем на бросок камня.
   - Пока нам придется забыть про остальных беженцев, - объявила Лабранца, достигнув конца каюты и повернув обратно. - Есть более важное и неотложное дело.
   Как ни хотел Джасбур освободиться от порученной ему миссии, такая новость его не обрадовала.
   - Слушаю, садж.
   - Тибал Фрайнит. Ты его знаешь? А! Вот одежда.
   - Шуулграт? Высокий, долговязый? Лет двадцати пяти?
   - Он самый. Ушел из Рарагаша около месяца назад без всяких объяснений. Направился он куда-то сюда. - Лабранца подошла к Джасбуру и протянула ему балахон со штанами. - По-моему, они тебе впору.
   Он молча отбросил одеяло, но тут же вспомнил, что пока он мужского пола, а она - нет, и торопливо повернулся к ней спиной.
   Почему Лабранца Ламит преследует Тибала? Обитатели Рарагаша были вольны приходить и уходить, когда им заблагорассудится - во всяком случае, так он всегда считал. Может, она соблаговолит объяснить, может, нет.
   - Видел его, - пробурчал Ордур. Он все еще вытирался.
   - Да? - Огоулгратка посмотрела на него грозным взглядом.
   - Не верь ему, садж, - сказал Джасбур. - Он сейчас соображает не больше дохлого борова.
   Она обожгла его свирепым взглядом.
   - Но это объясняет, почему мое воздействие привело вас сюда. Когда?
   Ордур почесал в курчавых волосах.
   - Э-э... Два дня назад? Может, три...
   - Ты говорил с ним?
   - Э-э... Нет.
   - Почему?
   Он попятился.
   - Так он бы меня не узнал, Лабранца-садж!
   Она переглянулась с Джасбуром.
   - Но ты бы мог сказать ему, кто ты.
   - Нет, садж. Он был в лодке.
   - А! И в какую сторону он плыл?
   Ордур снова почесал в голове. В другой руке он держал одеяло. Своей наготы он не замечал. Вероятно, он даже не помнил, что пол у него мужской.
   - Не помню.
   Лабранца сердито пожала плечами и вернулась к ларю с одеждой.
   - Лодку тащили волы? - терпеливо спросил Джасбур. Ордур задумался, сощурив разные глаза.
   - Нет.
   - На ней был парус?
   - Да.
   Значит, плыл он вниз по течению, но Лабранца была способна сама сделать тот же вывод.
   - Ниже по течению есть только Далинг, - сказала она. - Так вот куда он направлялся! - Она бросила Ордуру балахон и штаны. - Башмаков я не нашла. Мы отправляемся в Далинг. Нам необходимо найти Тибала Фрайнита!
   Возможно, вытершись и надев приличную одежду, Джасбур осмелел. Во всяком случае, он перевел дух и спросил:
   - Почему, Лабранца-садж?
   Она бросила на него взгляд, способный расплавить кости.
   - Карпанцы перешли Нилду.
   Новость действительно скверная, но какая связь? К счастью, Ордур как будто умудрился слушать, одновременно зашнуровывая штаны. Во всяком случае, он сказал:
   - А?
   Лабранца посмотрела на него чуть менее грозно. Быть может, она все-таки была способна испытывать жалость.
   - Это означает войну: карпанцы ничем не лучше, чем в свое время были зарданцы, а возможно, и хуже, особенно для нас.
   Джасбур вздрогнул. Он слышал, как карпанцы смотрят на меченых. Зарданцы пощадили Рарагаш, когда разгромили империю, карпанцы их примеру не последуют. Но при чем тут Тибал Фрайнит?
   - До Нилду же очень далеко.
   Иллюминаторы с одной стороны посветлели. Шум дождя смолк совсем. Означает ли это, что огоулграты перестали воздействовать? Или последует что-нибудь еще хуже?
   Лабранца быстро пошла к двери, но перед ней остановилась и повернулась к ним.
   - У нас есть основания полагать, - сказала она, - что Тилбат прозрел пришествие Обновителя.
   Джасбур охнул:
   - Чушь! - и, не удержавшись, добавил: - Никто теперь в этот бред не верит, правда же?
   Он заработал еще один грозный взгляд Лабранцы.
   - Ах, так! - сказала она.
   - Империя же погибла сто лет назад! Я хочу сказать. Ну-у... Чудесная новость, если это правда!
   - Может, да, может, нет, но в любом случае она означает войну и потрясения.
   Она говорила так, будто шуулгратские пророчества были безошибочными, хотя никто их такими не считал... А вдруг? Что, если ей известно что-то, чего не знает он?
   - А что говорят другие шуулграты?
   - Разумеется, ничего. Уклоняются. - Она улыбнулась змеиной улыбкой. Но мы ими занимаемся.
   Она о джоолгратах? Джасбур снова вздрогнул. Лабранца намекала на что-то очень и очень скверное. Ну да от нее можно ждать чего угодно! Именно беспощадность делает ее такой страшной. В большинстве своем огоулграты пускали воздействие в ход с опаской: ведь оно могло повредить им с такой же легкостью, с какой и помочь в достижении их цели. Огоулграты умирали не обычной смертью - от удара молнии или проваливались в землю, разверзавшуюся у них под ногами. Все судьбоносные силы были обоюдоострым оружием. Лабранца же, как будто не знала колебаний и делала, что находила нужным, словно бы не задумываясь о возможной цене.
   Она открыла дверь каюты, выглянула наружу - и раздраженно охнула. Джасбур тут же очутился рядом и посмотрел через ее плечо. Сияло солнце, буря унеслась столь же быстро, как налетела, а сорвавшаяся с причала баржа плыла боком вниз по течению могучей реки. И обгорелые развалины Толамина уже исчезали в утренней дымке.
   - Надеюсь, мы не ошиблись, что Тибал Фрайнит отправился в Далинг, мрачно сказала Лабранца. - Мы ведь на пути туда, хотим мы того или нет.
   Виновата, очевидно, была она сама. Только ее огоулгратское воздействие могло вызвать такое сокрушительное следствие. Но даже Лабранца Ламит не способна гарантировать удачного исхода, и, значит, они могут уплыть совсем не туда. Она подошла к борту и заглянула за угол каюты.
   Джасбур с тоской подумал о длинной петляющей реке и ее унылых берегах. До Далинга они, конечно, доберутся, если только прежде не сядут на мель. А пока он может предвкушать пару суток в обществе страхолюдной Лабранцы. А чья это баржа? И куда девалась команда?
   - Джасбур, - прошептал у него над ухом грустный голос. - Мне жалко, что меня одолела такая глупость.
   Он вздрогнул, обернулся и обнял за плечи своего бестолкового друга.
   - Вина же не твоя, и мне не следовало так придираться.
   - Ты меня все еще любишь?
   В эту минуту даже родная мать Ордура не могла бы его любить и, уж конечно бы, его не узнала, но Джасбур сумел выговорить:
   - Да, я все еще люблю тебя. И очень скоро все опять будет хорошо.
   Ордур угрюмо кивнул:
   - Да, тогда все будет хорошо.
   - Джасбур! - крикнула Лабранца. - Поднимите-ка парус и последите, чтобы мы не сели на мель.
   - Мы не моряки, Лабранца-садж. Но мы постараемся.
   - Очень разумно с вашей стороны.
   - Джасбур? - прошептал Ордур. - Зачем ей нужен Тибал Фрайнит?
   - Не знаю.
   В Академии много шуулгратов. Так что такого важного в Тибале Фрайните, раз сама Лабранца покинула безопасные пределы Рарагаша, чтобы отыскать его? Но спросить ее у Джасбура не хватало духу.
   - А-а! - Ордур недоуменно пожал плечами. - Лабранца-садж? Зачем тебе нужен Тибал?
   В глупости есть свои преимущества.
   Она поглядела на него с тем выражением, с каким императоры, наверное, обрекали близких родственников смерти под пытками, но, тем не менее, ответила ему, хотя Джасбур вряд ли получил бы от нее ответ.
   - Я подозреваю, что он на пути к Обновителю, а я тоже хочу встретиться с Обновителем.
   6
   Мотылек, одолженный Сассионом, был злобный мерин с подлым норовом, где-то потерявший половину уха. Он все время пытался сбросить Полиона в кусты или сгрести с седла, зацепив за низкий сук. Человек, которого только что при всех объявили зрелым мужчиной, должен особенно заботиться о поддержании своего достоинства, а потому Полион занял место в конце кавалькады, чтобы оберегать ее с тыла. В такой близости от Тарнской Долины никакой опасности не было и в помине, но ему требовался какой-нибудь благовидный предлог. Час спустя Мотыльку надоело безобразничать, и Полион смог уделить частицу внимания собственной жизни, не связанной с мерином, и миру вообще.
   И тут оказалось, что ему не с кем поговорить. Прямо перед ним ехали Катим и Анейм, стрекоча как сороки о покупках в Далинге. Остальных заслоняли деревья.
   В Далинге он побывал совсем малышом годы и годы тому назад. Мысль о поездке туда сама по себе была волнующей. А приехать туда мужчиной... Но для таких заведений нужны деньги, а их у него не было совсем. И, тем не менее, посетить большой город, такой не похожий на их долину, где возвращение ласточек весной было самым знаменательным событием... Далинг не зарданское скопление лачуг. Далинг все еще оставался кволским, последним памятником старой империи.
   Полион преисполнился жадного предвкушения.
   Однако заодно ему пригрозили женой, что было немножечко чересчур. Мужчине требуется время обдумать это. Однако отец, возможно, захочет сказать свое слово, а уж матушка обязательно его скажет, и потому ничего непоправимого не произойдет. В Вайдфорде есть две девушки, о которых он давно подумывал, а еще Шел Ингамит, хотя она прицеливается на своего двоюродного братца, этого здоровенного детину. И конечно, Мейлим.
   Так почему городская девушка? Девушка из Далинга? Обычные штучки Старика - заарканить человека, едва у того борода пробьется. Полион Тарн не слишком хотел, чтобы его заарканили прямо сейчас. За пределами Тарнской Долины столько можно увидеть! Корабли, бороздящие океан. И войны. Человек может разбогатеть за год-два, если судьбы будут благосклонны.
   И чем плоха Мейлим? Почему Старик так против браков между двоюродными? У Ингамитов это самое обычное дело.
   "Почему мы едем так медленно? Шагом до Далинга нам никогда не добраться!"
   Среди всех тут он единственный холостяк. Может, Джукион одолжит ему немножко денег в Далинге? Это было бы по-братски. Беда лишь в том, что у Джукиона хватит ума сообразить, зачем ему деньги - и ханжества, чтобы не одобрить его намерения. Но жена Фариона совсем недавно разрешилась третьим ребенком; а жена Талбиниона - на сносях, и, значит, оба они достаточно напостились и, конечно, как-нибудь ночью постараются улизнуть от бдительного ока тетушки Элим. Возьмут ли они его с собой, раз он теперь признан одним из них?
   "Когда же выберемся из-под деревьев подальше от проклятых слепней?"
   Жена... А какая? Пухленькая или тощая? Пухленькие скоро превращаются в толстух. Тощие умирают молодыми.
   Всадник, поджидающий в деревьях...
   Полион мысленно выругался.
   Возион съехал с тропы и поджидал кого-то. Невелика загадка - кого. Из всех его дядей (двое из них были куда моложе) Возион нравился ему гораздо меньше остальных. И в любимых племянниках Возиона он тоже не числился.
   Ну вот! Возион вернулся со своим серым на тропу, едва Полион поравнялся с ним. Так кисло у них в семье никто не улыбался.
   - Справился со своим одром?
   - Да, дядя.
   - Настолько, что мы могли бы поговорить, хотел я сказать?
   - Да, дядя.
   У Возиона были впалые щеки и торчащий нос. Он считался хилым по меркам тарнских мужчин, по большей части сложением напоминающих снеговиков, - к сожалению, некий племянник тоже был исключением. Полион все еще уповал, что и на него найдется вьюга, хотя теперь надежды оставалось мало. Возможно, ему суждено так и остаться сосулькой. Мысль, что вдруг ему суждено уподобиться дяде Возиону, была крайне неприятной, но хотя бы нос у него не щучий.
   Когда Возион был мальчиком, его поднял на рога бык, и он навсегда остался хромым. Старик послал его в Веснар в учение, и теперь он был пастырем семьи. То есть обычай делал его блюстителем нравов всех ее членов, хотя Старику самому удавалось держать семью в узде куда лучше, чем Возион мог бы даже мечтать. И еще Возион учил мелюзгу читать и писать - с очень посредственным успехом, если упомянуть того же племянника. Но важнейшей его обязанностью было вести наблюдение звезд и определять благоприятные и неблагоприятные дни, узнавать волю судеб.
   Возион каждые несколько дней брился, но, видимо, потому, что так было положено пастырям. Он был единственным мужчиной в Долине, у которого не росла борода. Он в отличие от остальных никогда не показывался на людях с обнаженной грудью. Никогда не шутил. Полион давным-давно научился отвечать на вопросы Возиона простым "да" или "нет", ничего не добавляя, - так было проще всего.
   А Возион научился задавать ему такие вопросы, на которые нельзя было ответить просто "да" или "нет".
   - Что ты делал с Мейлим на сеновале?
   Пальцы Полиона судорожно дернули поводья, Мотылек насторожил полтора уха и немножко загарцевал. Полион ударил его пятками. Что ТЫ делал с Мейлим? А не что ВЫ с Мейлим делали?
   - Ничего, дя... Возион. - Он же теперь мужчина!
   - И ты хочешь, чтобы я этому поверил?
   - Да, Возион.
   Пастырь недоверчиво прищурился на него.
   - Твой дед сказал другое.
   - Да, Возион?
   - А! Он сказал "сено", а не "сеновал"! Что ты делал с Мейлим на сене?
   Полион испробовал ледяной взгляд. Конечно, все ограничивалось пальцами, но ни о чем таком он говорить не собирается. Во всяком случае, с пастырем. Пусть бы лучше спросил, что Мейлим делала с ним! Ей бы только поманить и замучить. Она такая!
   - Если тебе так не терпится узнать, Возион, спроси у нее.
   - Да понимаешь ли ты, что погубил ее честь и доброе имя?
   - Нет, Возион. Если кто и погубил их, так дедушка.
   Лицо пастыря побагровело от возмущения. Но прежде чем он успел разразиться гневными увещеваниями, Полион продолжал:
   - А откуда дедушка узнал? От женщин, верно? А кто сказал женщинам? Только не я.
   - Полагаю, вас видели.
   - Нет, Возион! - твердо отрезал его племянник.
   Там было темно, как в леднике. Оба раза. Он смахнул слепней с лица. Просто Мейлим хвасталась.
   Видимо, его тон убедил пастыря - он кисло поморщился и атаковал с другой стороны:
   - Не слишком-то радуйся, что он заговорил о женитьбе.
   Полиона подмывало ответить, что он и не торопится вовсе, а предпочтет прежде погулять вволю, но благоразумие взяло верх. Может, он решит жениться. А может, решит уехать, стать воином-наемником. На время, конечно. Собственная девушка на каждую ночь - мысль очень даже соблазнительная, но ведь у наемников женщин хоть отбавляй. "А почему бы и не радоваться?" - вот как еще можно было бы отозваться на то, как Возион вдруг сказал это... О Судьбы!
   Мотылек уловил его потрясение и боком загарцевал к нависающим ветвям. Полион свирепо натянул поводья и ударил мерина пятками по ребрам, чтобы он образумился.
   - Ты думаешь... дедушка? Ты о его зубе?
   Пастырь кивнул.
   - Ты теперь мужчина, так смотри правде в глаза.
   Полион поглядел вперед. Деревья совсем поредели, и ему была видна почти вся кавалькада. Обычно Тарны в таких поездках громогласно переговаривались, хохотали, но сейчас всех словно бы окутало уныние. Мир без Булриона Тарна? Даже помыслить невозможно!
   И все же... Дойим, его ровесница, порезала руку и через неделю умерла...
   - Но ведь знамения благие, верно? - спросил он настойчиво. - Ивиль... Утром я видел Целительницу, яркую, как луна! И видна она была почти до наступления дня.
   Возион нахмурился.
   - Но она и насылательница болезней, а сейчас она в Доме Печалей! Зуб у него заболел две недели назад, когда Авайль была во всей своей полноте и обитала в Доме Костей. А зуб - та же кость, так? Сегодня на закате мы, возможно, увидим новую луну. Если не сегодня, то завтра. И значит, Авайль, подательница перемен, и Поуль, дарительница смерти, пребудут вместе в Доме Мужчин - или в Доме Отца, как его называют насавианцы. Даже ты способен сообразить, что все это означает.
   Полион взглянул - на солнце, которое теперь, когда густой лес остался позади, плыло среди древесных вершин.
   - Но Поуль ведь и дарительница жизни! - Он хватался за мыльные пузыри. То немногое, что он знал о знамениях, ему преподал Возион.
   - И Авайль ведь обновляется каждый месяц и может обновить с собой и нас, даруя постоянство или, во всяком случае, продолженность. А знамения никогда не бывают однозначными, ты ведь знаешь.
   К счастью, Авайль не затмила Поуль - это означало бы почти неизбежную смерть отца. Но они стоят вместе в Доме Мужчин с Ивиль в Доме Печалей!