— Да тот, кто обещал нам сто пистолей!
   — А где он?
   — Здесь, в трактире.
   Догадка молнией осветила мозг Мака.
   — Это такой высокий брюнет? — спросил он.
   — Да.
   — Роскошно одет?
   — Точно.
   — И весь в черном?
   — Да, да, — подтвердили оба рейтара.
   — Ив глазах такой мрачный огонь горит?
   — Да, и очень бледный.
   Мак уже узнал по описанию дона Фелипе, а потому бросился к двери, держа в руках обнаженную шпагу.
   Рейтары бросились за ним.
   Маленький зал сообщался с большим. Мак думал, что найдет там дона Фелипе, но зал был пуст.
   — Где он, где? — кричал Мак, потрясая шпагой. Глаза его метали молнии.
   На этот шум и грохот, потому что Мак опрокидывал столы и скамейки, прибежал трактирщик.
   Лицо мэтра Пернисона изображало спокойствие и удивление.
   — Что с вами, дорогой мой дворянин, какая муха вас укусила? — спросил он.
   — Где он? — повторял Мак.
   — Кто?
   — А тот господин, который приказал меня убить?
   Пернисон принял самый глупый вид.
   — Не пойму, что сказать хотите, — сказал он.
   Но рейтар Жако схватил его за горло.
   — Где тот господин, которого ты приводил наверх, в тот зал, где мы были? — громко спросил он.
   — Ах, этот! — ответил Пернисон, по-прежнему изображая дурачка. — Если вы на него гневаетесь, так понапрасну обшарите здесь все от погреба до чердака: он уже ушел.
   — Ушел! — воскликнул Мак.
   — Я сам ему отпирал дверь, — подтвердил Пернисон.
   Но Мак и рейтары не удовлетворились таким ответом. Предшествуемый Жако, Мак обыскал весь дом, но напрасно. Дон Фелипе бежал.
   — Предатель! — прошептал Мак, окончательно убедившись, что его враг исчез.
   В эту минуту в трактир вернулся с голубой лентой от Сары Лоредан ни о чем не подозревавший Сидуан.
   — Дьявольщина! — выругался капитан, вкладывая шпагу в ножны. — Я знаю, где его найти.
   — Кого это? — спросил Сидуан.
   — Да того, кого я ищу.
   — Но куда мы идем? — спросил Сидуан, с удивлением глядя на рейтаров.
   — На свидание, черт его побери! На равнину Мон-Сури.
   И бросив свой кошелек рейтарам, Мак добавил:
   — Держите друзья, и выпейте за мое здоровье, только не здесь. Спасибо и прощайте.
   И Мак бросился вон из трактира.

Глава 27. Как сражался Мак

   Равнина Мон-Сури лежит, как известно, к югу от Парижа, и от кардинальского дворца до нее было не близко.
   Но у Мака были крепкие ноги.
   Кроме того, он спешил.
   Во-первых, потому что приближался назначенный час.
   Во-вторых, потому что он рассчитывал увидеть на этой встрече того, кого искал, то есть дона Фелипе, человека, оценившего его жизнь в сто пистолей.
   Эти две причины так подгоняли Мака, что он дошел до равнины Монсури меньше чем за час.
   На первый взгляд место было пустынное.
   — Кажется, я пришел первым, — сказал Мак Сидуану, который едва поспевал за ним и теперь еле-еле отдышался.
   — Очень может быть, — ответил Сидуан. — Впрочем, темно здесь, как у черта в печи.
   Ночь и вправду была темная.
   — А впрочем, — продолжал Сидуан, — кажется, я что-то вижу. Вот там, дальше… Глядите!
   — Где, где?
   Мак присмотрелся и увидел на фоне неба нечто еще более темное. Это был силуэт мужчины.
   Мак двинулся вперед. Сидуан шел за ним.
   Чем ближе подходил капитан, тем отчетливее вырисовывался силуэт, и вскоре капитан, глаза которого привыкли к темноте, разглядел большую шляпу с черным пером, короткий плащ и шпагу.
   Перед ним был дворянин. Мак положил руку на эфес шпаги и сделал еще несколько шагов вперед.
   Отчасти из почтения, а отчасти из осторожности Сидуан держался позади своего господина.
   Подойдя ближе, Мак рассмотрел, что человек в плаще стоит, облокотившись на ограду одного из безводных колодцев, которые окаймляли дорогу к катакомбам.
   Человек, видимо, внимательно разглядывал что-то на его дне, потому что шагов Мака не услышал.
   Мак подошел еще ближе, и увидел, что из колодца струится свет.
   Человек свистнул.
   Из глубины ему ответили тоже свистом.
   Человек прошептал:
   — Они меня ждут.
   И в эту минуту Мак, узнав этот голос, положил руку ему на плечо.
   Человек вздрогнул и обернулся.
   — Здравствуйте, дон Фелипе, — сказал Мак.
   Дон Фелипе отступил на шаг. Он без сомнения, был потрясен.
   Он ушел из трактира как раз в ту минуту, когда начиналась драка, и был уверен в том, что рейтары вдвоем сумеют прикончить капитана.
   Поэтому нет ничего удивительного в том, что, увидев капитана, он был неприятно удивлен, но он сумел взять себя в руки.
   — Ах, здравствуйте, дон Руис, здравствуйте, дорогой кузен, — сказал он, протягивая Маку руку.
   — Здравствуйте, кузен, — повторил капитан. — Что вы здесь делаете?
   — Вы же видите, пришел на встречу. Вынужден заметить, что вы сделали то же.
   — Конечно, — сказал Мак. — Но я боялся, что несколько опоздаю.
   — Да что вы?! — сказал спокойно дон Фелипе.
   — Бог ты мой, именно так. Ну во-первых, это немного далеко…
   — Ваша правда.
   — А потом, со мной случилось пренеприятное происшествие.
   — Ба! — воскликнул дон Фелипе, разыгрывая удивление. — И что же с вами случилось, кузен?
   — Меня чуть не убили!
   — Что вы!
   — Да, два отставных рейтара.
   — Пьяны были, должно быть? Какая-нибудь ссора? Эти Рейтары ужасные грубияны!
   — Им заплатили за то, чтобы они меня убили.
   — Ба!
   — Сто пистолей, дорогой мой!
   — И где же все это случилось?
   — В трактире «У доброго Монаха».
   — Знаю я этот трактир. Ужасное место!
   — Но я счастливчик, как вы видите.
   — Вы их обоих убили?
   — Нет, но я узнал в одном своего бывшего солдата. Он упал передо мной на колени, и я его простил, но с одним условием…
   — С каким же?
   — С условием, что он назовет того дворянина, который обещал ему сто пистолей.
   — Что он и сделал, не так ли?
   — Нет, потому что он не знал его по имени, но он его описал.
   — Прекрасно!
   — У него шляпа с черным пером, как у вас…
   — Неужто? — со смехом спросил дон Фелипе.
   — И такой же отчетливый испанский акцент.
   — Но, кузен, — совершенно спокойно ответил дон Фелипе, — ваша шутка очень забавна.
   — Вы находите?
   — Безусловно.
   — Тогда, кузен, — сказал Мак, — позвольте мне рассказать вам одну маленькую историйку.
   — Слушаю вас.
   — Один старый дворянин, которого я хорошо знал, жил в своем поместье и был страстным охотником. И он считал, что, раз уж он спустил собак, то животное должно быть затравлено. И вот однажды он охотился на оленя. Олень сумел убежать, собаки взяли другой след и погнали лань. Но потом свора напала на след какого-то оленя. Был это первый, или какой-нибудь другой, мой дворянин сказать бы не мог, но он счел, что олень — всегда олень и затравил его безо всяких угрызений совести.
   — К чему вы клоните, кузен?
   — А вот к чему: человек, которого мне описали, похож на вас.
   — Ба!
   — И ничто не доказывает мне, что это были не вы.
   — Разве что я буду это утверждать.
   — Я привык верить только своим глазам.
   — Кузен…
   — А потому, дорогой кузен, — сказал Мак самым добродушным тоном, — я со всей возможной вежливостью предлагаю вам обнажить вашу шпагу.
   — А зачем?
   — Но чтобы дать мне удовлетворение.
   — Вы просто с ума сошли… Я знать не знаю человека, о котором вы говорите.
   — Не важно!
   И Мак вытащил шпагу из ножен.
   — Дорогой кузен, — холодно сказал дон Фелипе, — это невозможно.
   — Невозможно?!
   — Богом клянусь, невозможно. У меня есть дело.
   — Где?
   — А вот в этом самом колодце; меня там ждут… вот с этим самым посланием…
   И дон Фелипе вытащил из-за ворота камзола запечатанный конверт.
   — Дорогой кузен, — сказал Мак, — пусть вас это не беспокоит: если я вас убью, то я передам письмо.
   И с этими словами Мак встал в позицию.
   Сидуан, также узнавший голос дона Фелипе, тихонько подошел к собеседникам.
   Услышав, что они ссорятся, добрый Сидуан испугался, по спине у него забегали мурашки, а густые курчавые, нечесаные волосы встали дыбом.
   Мак собирался драться с доном Фелипе!
   Это было несомненно и ничто уже не могло этому помешать.
   Значит, во-первых, Мак мог быть убит. Но изо всех несчастий, которые могли проистечь из этой дуэли, это было еще наименьшим. По крайней мере, по мнению Сидуана. Упрямый блуазец ни за что не хотел отказаться от мысли, что он увидит своего хозяина комендантом крепости, испанским грандом и любовником женщины с таким завидным положением, как донья Манча.
   Королевская фаворитка, чума ее возьми!
   С такой поддержкой Мак мог претендовать на самые высокие посты, а следовательно Сидуан, в качестве его слуги, на свою долю почестей.
   Но мало того, что Мак влюбился в Сару, простую мещаночку, — а Сидуан вот уже два дня как о мещанах и слышать ничего не хотел! — если он, Мак, убьет дона Фелипе, то он может распрощаться с надеждой на покровительство доньи Манчи.
   На минуту он было понадеялся на лучшее, потому что дон Фелипе, по-видимому, отнюдь не был расположен драться.
   — Дорогой кузен, вы обезумели! — говорил дон Фелипе Маку.
   — Пусть так, вот вы и вернете мне разум! — ответил Мак.
   — Вы забыли, кто я?
   — Вы человек, который хотел, чтобы меня убили.
   — Я брат доньи Манчи. Убив вас, я бы оказал ей большую услугу.
   — Сударь, — сказал холодно Мак, — поспешим, а то воздух прохладный, и мы насморк схватим.
   И он поднес острие шпаги к лицу дона Фелипе. Дон Фелипе отступил.
   — Ну что же, — прошептал он, — пусть будет так, как вы хотите.
   И в свою очередь обнажил шпагу. Сидуан сложил руки и простонал:
   — Все пропало!
   Противники яростно кинулись друг на друга.
   И лязг металла воскресил в доне Фелипе всю неугасимую и неумолимую ненависть к противнику.
   — Хорошо бы вы выглядели, сударь, в глазах вашей сестры, — сказал Мак, — если бы рейтары убили меня!
   — Кое-кому ваша смерть принесла бы еще больше горя.
   — А, вы так полагаете?
   — Да, Саре Лоредан, дочери ювелира, — ответил насмешливо дон Фелипе.
   — Которую вы хотели похитить в Блуа, ведь так?
   Дон Фелипе растерялся: он не думал, что Мак признает в нем замаскированного незнакомца из трактира в Блуа. Капитан воспользовался этим, скрестил с ним шпагу в четвертой позиции и нанес ему сильнейший удар.
   Дон Фелипе вскрикнул, уронил шпагу и зашатался.
   Но тут сзади раздался еще один крик.
   Мак обернулся.
   — Ах, сударь, — кричал Сидуан, — какой прекрасный удар!
   Дон Фелипе упал, растянувшись во весь рост без малейших признаков жизни.
   — Добрый удар, ей-ей! — пробормотал Мак, вытирая шпагу о траву и спокойно вкладывая ее в ножны.
   Потом он наклонился над доном Фелипе и взял запечатанный конверт.
   — Я дал слово, — прошептал он, — и я отнесу это послание.
   Сидуан рвал на себе волосы и причитал.
   — Пропали мы, пропали, капитан!
   — Ба! — сказал Мак. — С чего бы это?
   — Донья Манча любила вас, а теперь возненавидит!
   — Ну, кто знает?
   — Вы же убили ее брата!
   — Ах, Сидуан, — ответил Мак, — если бы вы не были крестьянином, неграмотным и необразованным, вы бы знали, что совсем недавно в театре была представлена пьеса господина Пьера Корнеля под названием «Сид», и в этой пьесе происходит нечто похожее…
   — Что, что? — переспросил Сидуан.
   — Там есть некий капитан по имени Сид, — продолжал Мак, стараясь говорить языком, понятным Сидуану, — который любит даму, носящую имя Химена.
   — Да мне-то что до этого всего? — прохныкал Сидуан.
   — И этот Сид убивает химениного отца, чтобы спасти свою честь, и все это не мешает Химене выйти за него замуж.
   — И где все это происходит? — спросил Сидуан.
   — В Испании.
   Этот ответ несколько успокоил доброго слугу; он почти перестал выдергивать клочья волос со своей головы и даже утер слезы.
   Тут Мак перешагнул через ограду колодца.
   — Куда это вы отправляетесь опять, капитан? — простонал несчастный Сидуан.
   — На встречу, которую мне назначили.
   И он исчез, скользя по веревке, спускавшейся до самого дна.

Глава 28. В которой дон Фелипе спасает Мака

   Оставшись один, Сидуан в отчаянии прошептал:
   — Ах, лучше бы я остался у себя в гостинице. В конце концов, проезжие бы появились.
   Но, сказав эти слова, он вспомнил о своей веревке висельника.
   — Господи, Боже мой! — сказал он. — Если бы она могла чудо сотворить!
   И он, в свою очередь, нагнулся над доном Фелипе, снял с него плащ, расстегнул на нем испачканный кровью камзол и положил руку ему на сердце. Сердце билось. Сидуан потряс дона Фелипе за плечи. Раненый вздохнул. Потом он открыл глаза, пошевелился и встал.
   Шпага Мака скользнула вдоль ребра; от боли и холода стали дон Фелипе потерял сознание, но рана оказалась легкой.
   По сути дела дон «Фелипе отделался царапиной.
   — Сударь, — сказал ему Сидуан, — тут неподалеку есть трактир, постарайтесь туда дойти, обопритесь на меня, если мы туда доберемся, то найдем кого-нибудь, кто вам окажет помощь.
   Тут дон Фелипе узнал слугу Мака.
   — Вот увидите, сударь, я спасу вас, — продолжал Сидуан, — ведь у меня есть веревка повешенного, это мне капитан дал кусок.
   Силы постепенно возвращались к дону Фелипе, и он проговорил про себя:
   — Посмотрим, по-прежнему ли эта проклятая веревка будет помогать капитану.
   И опершись на руку Сидуана, он двинулся к трактиру.
   Что же до колодца, в котором исчез Мак, то он вряд ли заслуживал такого названия, потому что, спустившись футов на тридцать по веревке с узлами, капитан оказался на лестнице, спирально спускавшейся вниз; ступени ее были стерты и расшатаны.
   Мак чувствовал, как они шевелятся под его ногами.
   Вокруг него было абсолютно темно, но он, тем не менее, продолжал спускаться.
   Спустившись ступеней на двадцать пять, он почувствовал под ногами твердую почву; проход шел немного под уклон. Мак двинулся по нему, по-прежнему в полной темноте.
   Мак шел, осторожно переставляя одну ногу. за другой и нащупывал дорогу шпагой, которую он выставил перед собой; он находился в одной из подземных галерей, каких много в катакомбах, гулкой, как огромный барабан.
   Звук его шагов наполнял всю галерею. Мак все шел вперед, бормоча про себя:
   — Если эта дорога ведет в ад, значит, пойду в ад, я ведь обещал кардиналу.
   Он почувствовал, что подземный коридор куда-то поворачивает.
   И тут вдруг вдали он увидел светящуюся точку.
   — Ну, — подумал наш герой, — это что, уже топка моего друга Вельзевула?
   И, ориентируясь на красноватый свет, он пошел чуть быстрее.
   Тут он услышал шум голосов.
   — А общество многочисленное, — подумал он.
   И ускорил шаг.
   Коридор шел все более наклонно, и свет становился все ярче.
   И вдруг кто-то крикнул по-испански:
   — Стой!
   Мак остановился в ожидании.
   От стены отдалилась какая-то тень, направилась к нему, и перед Маком очутился человек в плаще и сомбреро. Плащ и сомбреро почти полностью скрывали его лицо, только глаза блестели.
   — Господин Цербер собственной персоной? — спросил Мак, любивший иногда пошутить.
   — Как вас зовут? — спросил человек в сомбреро.
   — Дон Руис и Мендоза, — ответил Мак.
   — Хорошо, проходите, вас ждут.
   — Я это знаю, черт возьми.
   И Мак учтиво поклонился.
   — Но вы без маски? — спросил человек в сомбреро.
   Мак и виду не подал, что удивлен вопросом.
   — Прошу прощения, — сказал он, — я оставил ее на лестнице. Спускаясь по веревке, я ее туда уронил, а там так темно…
   — Хорошо, вот вам маска.
   И человек в сомбреро протянул Маку бархатную маску, которой он прикрыл лицо.
   — Теперь слушайте, — продолжал незнакомец, — в конце этой галереи есть другая лестница.
   — Прекрасно, — сказал Мак.
   — Она ведет в зал заседаний.
   — Хорошо, я спущусь по ней.
   — Да, но прошу вас, осторожно, потому что мы находимся в самой опасной части катакомб.
   — Неужто? — осведомился капитан.
   — Да, и достаточно малейшего толчка, чтобы погрести нас всех.
   Прекрасная перспектива, дорогой сеньор!
   — Что понравилось бы, наверное, господину кардиналу, — продолжал незнакомец, — но очень огорчило бы его католическое величество.
   — Вы хотите сказать «его христианнейшее величество»? — спросил Мак.
   — Да нет, — ответил человек в сомбреро. — Я говорю вам о нашем господине, короле Испании, и вы это знаете не хуже меня.
   — Знать мне больше нечего! — сказал Мак.
   — Вы за словом в карман не полезете, дон Руис и Мендоза!
   — Что вы хотите, я привык жить среди французов, — пробурчал Мак и продолжал путь.
   В конце галереи оказалась еще одна винтовая лестница, но эта имела площадки и ажурные перила, как в старинном фламандском доме.
   Свет, показавшийся в галерее слабым и мерцающим, стал очень ярким.
   Взглянув вниз, Мак увидел что-то вроде круглого зала.
   По середине его стоял стол, вокруг стояло двадцать табуретов. На каждом табурете сидел человек, закутанный в плащ, в широкой шляпе и с лицом, прикрытым маской.
   — Они как в форму одеты, — прошептал Мак и продолжал опускаться. Все эти люди в масках, казалось, внимательно слушали то, что говорил один из них. А говорил он следующее:
   — Как вы видите, кардинал наместник Нидерландов посылает во Францию 40 000 человек, составляющих четыре армейских корпуса. Первым командует Пикколомини, вторым — Жан де Верт, герцог Франциск Лотарингский — третьим, а четвертым — князь Томас Савойский.
   Люди в масках одобрительно закивали.
   Оратор же продолжал:
   — Таким образом, Пикардия, Франш-Конте и Шампань будут захвачены одновременно.
   — Прекрасно! — думал Мак, который остановился на верхней площадке и слушал.
   — И через два месяца, — воскликнул говоривший, — мы будем у ворот Парижа.
   — Браво, браво! — одобрительно шептали люди в масках.
   — Значит, все оговорено?
   — Конечно.
   — Мы все там будем.
   — Прошу прощения, — сказал тот, кто до этого держал речь, — но нам еще, как мне кажется, кое-чего не хватает.
   — Чего же? — спросило сразу несколько голосов.
   — Один из нас обещал получить согласие принца Гастона Орлеанского примкнуть к заговору,
   — Это я, — произнес голос с порога зала.
   И Мак показался на нижней ступеньке лестницы, и, не снимая маски, положил на стол запечатанный пакет.
   На пергаменте, перевязанном голубой лентой, виднелось несколько капель крови.
   — Что это? — спросил оратор.
   — Черт возьми, — ответил Мак, — вы же сами видите: это кровь!
   — Кровь?!
   — А вы что думаете, — хладнокровно произнес капитан, — что подобные вещи достаются с помощью, женских улыбок и скрипичных серенад?
   — Это верно.
   Оратор сломал печать и пробежал пергамент глазами…
   — Наконец-то! — воскликнул он, — наконец-то! Теперь у нас есть помощь, причем это помощь человека, который может быть нам полезен, как никто другой, самая мощная опора, какой только можно желать. Принц Гастон Орлеанский просит поддержки Испании, чтобы освободить Францию от тирании кардинала Ришелье.
   — Браво! Браво! — снова закричали люди в масках.
   — Теперь, господа, — продолжал оратор, — мы должны появляться друг перед другом только с открытым лицом, потому что мы связаны одной и той же клятвой.
   — Это правда.
   — Тогда долой маски, господа, завтра начнется гражданская война.
   Маски упали с лиц.
   И тут все заметили отсутствие дона Фелипе д'Абадиоса.
   — Где же дон Фелипе? — спросил дон Хиль Торес.
   Это он только что держал перед присутствующими такую прекрасную речь.
   — Он не придет, — ответил Мак.
   — Дон Руис, — воскликнул в радостном удивлении дон Хиль Торес.
   — Собственной персоной, сударь.
   — А почему же не придет дон Фелипе?
   — Ему стало нехорошо, только что сейчас, наверху, и я там его оставил, на свежем воздухе…
   — А впрочем, — произнес дон Хиль, — наш друг дон Фелипе, — человек, на которого можно рассчитывать… а что до вас, дон Руис…
   И тут он поклонился Маку, Мак поклонился ему в ответ.
   — Что же до вас, дон Руис, — в ваших руках ключ от Пикардии…
   — Да, вы правы, — подтвердил Мак.
   — Потому что Ла-Рош-Сент-Эрмель, и об этом нельзя забывать, монсеньор, это ключ от Пикардии.
   — Да, безусловно, — подтвердило несколько голосов сразу.
   — И дон Руис, комендант форта, откроет двери этой провинции Испании.
   — А, ба! — произнес Мак.
   И тут, ко всеобщему изумлению, он сделал шаг назад и резко изменил гон.
   — Безусловно, — сказал дон Хиль, — вы откроете ворота Ла-Рош-Сент-Эрмели.
   — Кому? — холодно осведомился Мак.
   — Как кому? Испанским войскам.
   — Та-та-та! — пробурчал Мак
   Заговорщики с удивлением переглянулись, и на их лицах появился страх.
   Мак продолжал:
   — Господа, воздух в катакомбах спертый… тут легко сойти с ума.
   — Дон Руис! — воскликнул дон Хиль Торес.
   — Ладно, — оборвал его Мак, — уже хватит этого дона Руиса. Меня зовут не дон Руис, и я не дон Руис…
   — Так кто же вы? — воскликнуло несколько голосов.
   — Меня зовут капитан Мак, я — по рождению и сердцем француз.
   И Мак положил руку на эфес шпаги.
   — Измена! — закричали заговорщики.
   — Здесь предатели — вы, — презрительно ответил Мак. — Да здравствует король Франции и да здравствует кардинал Ришелье!
   — Смерть ему! Смерть! — прокричали заговорщики, обнажая шпаги.
   — Ба! — спокойно сказал Мак. — Вас — всего, двадцать, это хорошее соотношение. Одна французская шпага против двадцати кастильских клинков. Все к лучшему, господа.
   И его шпага со свистом рассекла воздух.
   Заговорщики отступили.
   — Как видно, вы больше привыкли работать кинжалом, я не шпагой, — продолжал он.
   Ловко и быстро он сделал несколько выпадов налево и направо. Его шпага, создавая впечатление, что воздух рассекает несколько клинков, а не один, описала в воздухе одно из тех прекрасных мулине, которые коннетабль Оливье де Клиссон изобрел в Масличном лагере.
   Но тут дон Хиль закричал:
   — Назад, назад!
   И все испанцы, уклонившись от шпаги Мака, отступили и сгрудились в другом конце зала. Они поняли, что хотел сделать их главарь.
   Дон Хиль вытащил из-за пояса пистолет и направил его на Мака.
   — Трус! — прошептал капитан.
   — Капитан, — крикнул ему дон Хиль, — я — добрый католик.
   — На испанский лад? — усмехнулся Мак.
   — Я не хочу, что бы ты умер, не вручив свою душу Богу.
   — Ба! — сказал капитан, — верного присяге солдата в раю всегда хорошо принимают. К тому же я еще не умер!
   И, перевернув огромный стол, стоявший посреди зала, он спрятался за ним.
   — Молись! — повторил дон Хиль.
   — Это ты должен просить у Бога прощения за свои преступления, презренный! — ответил Мак.
   — Тогда умри, — произнес испанец.
   И он вытянул руку и прицелился.
   Но прежде чем успел прозвучать выстрел, от которого Мак, как мог, пытался прикрыться столом, на верхней площадке лестницы раздался голос:
   — Остановитесь, дон Хиль, остановитесь! — произнес он.
   Дон Хиль отпустил пистолет и взглянул наверх.
   По ступеням лестницы медленно спускался какой-то человек.
   Это был дон Фелипе д'Абадиос.

Глава 29. Реванш

   Подняв голову и увидев дона Фелипе, Мак тоже настолько удивился, что уронил стол.
   — Ну, — подумал он, — значит я его поразил не насмерть.
   Дон Фелипе д'Абадиос спустился по лестнице. Испанцы переглядывались с вполне понятным изумлением.
   Они не понимали, почему дон Фелипе хотел сохранить жизнь человеку, который, с их точки зрения, был предателем.
   Дон Фелипе продолжал.
   — Назад, дон Хиль! Господа, шпаги в ножны. Капитан Мак должен иметь дело со мной, потому что это не дон Руис, как вы подумали.
   — Он хочет взять реванш, — прошептал капитан.
   Дон Фелипе, обращаясь к заговорщикам, заговорил снова:
   — Господа, — сказал он, — моя шпага уже познакомилась со шпагой этого человека, и мы разберемся, с вашего позволения, в наших спорных вопросах сами. Здесь твой пистолет лишний, дон Хиль. Мы ведь находимся в подземелье, своды которого могут рухнуть от любого толчка. Выстрела из пистолета, может быть, будет достаточно, чтобы они обрушились и погребли нас всех.
   При последних словах дона Фелипе заговорщики в ужасе переглянулись.
   — Выйдете, господа, — сказал дон Фелипе. — У каждого из нас есть свой долг, который он должен выполнить. А мне нужно побеседовать с капитаном Маком.
   И дон Фелипе сделал повелительный жест, не допускавший возражений.
   Дон Хиль и его товарищи в полном молчании подошли к лестнице и поднялись по ней. Капитан, следивший за ними глазами, увидел, как они один за одним исчезают в темном проходе. Оставшись с доном Фелипе один на один, он воскликнул:
   — Честью клянусь, дорогой кузен, я полагал, что продырявил вас насквозь.
   — Хм! — усмехнулся дон Фелипе, — я, конечно, мог ответить вам, что вернулся специально с того света, чтобы оказать вам небольшую услугу, но предпочитаю признаться, что ваша шпага скользнула вдоль моего ребра.
   — Это доказывает, что шпага у меня добрая, а ребра у вас крепкие, кузен.
   — А потом, — все также насмешливо продолжал дон Фелипе, — нашлась добрая душа, которая пришла мне на помощь.
   — Плохо она распорядилась свои добротой, эта душа!