— Без сомнения, сир. Прекрасная погода! Туман стелется, трава будет влажной, собаки легко возьмут след, и все будет чудесно!
— Ага! — произнес в восторге король.
И, понизив голос, он подмигнул Габриэлю де Сабрану и сказал:
— Хочу сыграть с господином кардиналом хорошенькую шутку!
— Правда? — спросил в восторге мальчик.
— Господин кардинал вчера вечером сообщил мне, что в девять часов утра постучит в двери моего кабинета, потому что нам надо поработать, и он хочет рассказать мне о каком-то, Бог его знает, новом заговоре. Ты понимаешь, — добавил, как бы между прочим, король, — что в моем королевстве много людей, которым больше нечем заниматься, кроме как политикой и составлением заговоров?
Мальчик в ответ только улыбнулся.
Король продолжал:
— Итак, его преосвященство должен придти в девять часов, а сейчас только пять, и знаешь, что я сделаю? Я сейчас отправлюсь на охоту.
— Но, сир, — заметил Габриэль де Сабран, — ваше величество ведь не будет охотиться в одиночестве. Ржание лошадей, лай собак, щелканье кнутов доезжачих произведут такой шум, что его преосвященство проснется и появится в окне, как досадная помеха.
— Безусловно, — ответил король, — то, что ты говоришь, очень похоже на правду, но у меня есть хорошая мысль. Ты сейчас тихонько выйдешь из комнаты.
— Хорошо, сир.
— Ты пойдешь в левое крыло замка, в личные покои Месье.
— Прекрасно, сир, — ответил паж, внимательно слушавший господина.
— Ты обратишься к его камердинеру и скажешь: «Осторожно разбудите вашего господина, попросите его не делать никакого шума и прийти к королю, который хочет с ним переговорить совершенно тайно».
Паж вышел и совершенно точно выполнил приказ короля.
Как мы уже знаем, Гастон Орлеанский лег очень поздно, но спал он чутко. Габриэль де Сабран обратился к слуге, и тот ввел его в комнату принца, который, протерев глаза, нахмурился; казалось, он был удивлен и обеспокоен тем, что король приглашает его к себе в такую рань. Как всякий человек, совесть которого нечиста, Гастон Орлеанский говорил себе:
— Король собирается сделать мне за что-то выговор.
Но паж, догадавшись, что принц обеспокоен, добавил:
— Монсеньор, король сегодня в хорошем настроении.
— Ах вот как! — произнес Месье, и лицо его прояснилось.
— И он рассчитывает на ваше высочество, чтобы подшутить над его высокопреосвященством.
Месье поспешно оделся и последовал за Габриэлем де Сабраном.
Король сидел у окна и любовался своим любимым Шамборским лесом, вершины которого золотили первые лучи солнца. Увидев Месье, он протянул ему руку и сказал:
— Добрый день, братец! Не угодно ли вам сегодня поохотиться на оленя?
— Я весь к услугам вашего величества, — ответил Месье, целуя протянутую ему руку.
— Хорошо, — продолжал король, — где вы держите ваши своры?
— У меня их три, — скромно ответил принц: одна здесь, это так называемая большая охота.
— Хорошо, но это не то, что мне нужно.
— Вторая — в лесу Блуа, у моего первого ловчего, мэтра Жана Ла Бранша. В ней двенадцать добрых нормандских гончих, которые так же хорошо берут лань, как оленя.
— А третья?
— Третья, сир, — кабанья свора из тридцати восьми больших сентонжских собак — эти возьмут кабана меньше, чем за пять часов. Эта в Шамборе.
— Ну что же, — сказал король, поскольку я хочу поохотиться в Шамборском лесу, вместо оленя поохотимся на старого кабана-одиночку.
— К услугам вашего величества, — ответил Месье. — Когда вам угодно выехать?
— Ах, в том-то вся и загвоздка, — ответил Людовик, — я хотел бы выехать из замка без шума и гама.
— Это просто, — ответил Гастон, — здесь есть лестница и потайной ход, которые ведут в нижний город.
— Прекрасно! А лошади?
— Позволю себе доложить вашему величеству, что из-за предпринятой мной перестройки замка конюшни пришлось перенести в город. Если вам угодно, сир, вы можете выйти из замка пешком, прикрыв лицо плащом, как простой дворянин, а потом сесть на лошадь, и здесь никто ничего знать не будет.
— Ага, мы прекрасно подшутим над кардиналом! — сказал обрадованно король.
И он поспешно приказал Габриэлю де Сабрану одеть себя.
— Сир, я пошлю одного своего офицера оседлать лошадей, — сказал Месье.
— Да, конечно, — ответил король. — Не будем терять времени, братец!
Месье поспешно покинул королевские покои, но пошел не к себе, а побежал к дону Фелипе.
— Дорогой Фелипе, — сказал принц, — король сегодня охотится.
— Со двором?
— Нет, со мной, в Шамборе. Мы выезжаем через несколько минут.
— И кардинал об этом ничего не знает?
— Совершенно ничего. Тебе не кажется, что нам подворачивается прекрасный случай?
— Представить донью Манчу? Безусловно.
— Так надо бежать к ней предупредить и приказать, чтоб ей седлали коня.
— О нет, — ответил испанец, — все это нужно держать в тайне.
— А как?
— Пусть ваше высочество во всем положится на меня, я все беру на себя.
Месье знал, что его архитектор — человек изобретательный, он больше не стал ему докучать и вернулся к королю.
Король был уже готов. На нем был суконный зеленый камзол, шляпа с черным пером и вороненые шпоры на сапогах с красными отворотами.
— Ну, теперь я одет, как простой дворянин, — подумал он, — и уж никто не посмеет сказать, что я излишествами разоряю мой народ.
И король в сопровождении Месье и Габриэля де Сабрана тайком вышел из замка. Дон Фелипе успел впопыхах только предупредить четырех дворян герцога Орлеанского.
У ворот временных конюшен стояли оседланные лошади.
Месье напрасно озирался вокруг, доньи Манчи, несравненной красавицы, которая должна была вскружить голову самому королю, нигде не было видно. Он вопросительно взглянул на дона Фелипе, и тот кивнул головой с таким видом, будто хотел сказать:
— Не беспокойтесь, я все предусмотрел.
Король легко прыгнул в седло и воскликнул:
— Вперед, господа, в галоп! Мы не предупредили доезжачих, и, если мы не поспешим, нам придется охотиться врассыпную на поле, а не цепью в лесу.
И король в сопровождении семи человек пустился вперед.
А господин кардинал еще почивал.
Глава 5. Охота
Глава 6. Кардинал не дремлет
Глава 7. Король развлекается
Глава 8. Подарок короля
Глава 9. Признание мадемуазель де Бовертю
— Ага! — произнес в восторге король.
И, понизив голос, он подмигнул Габриэлю де Сабрану и сказал:
— Хочу сыграть с господином кардиналом хорошенькую шутку!
— Правда? — спросил в восторге мальчик.
— Господин кардинал вчера вечером сообщил мне, что в девять часов утра постучит в двери моего кабинета, потому что нам надо поработать, и он хочет рассказать мне о каком-то, Бог его знает, новом заговоре. Ты понимаешь, — добавил, как бы между прочим, король, — что в моем королевстве много людей, которым больше нечем заниматься, кроме как политикой и составлением заговоров?
Мальчик в ответ только улыбнулся.
Король продолжал:
— Итак, его преосвященство должен придти в девять часов, а сейчас только пять, и знаешь, что я сделаю? Я сейчас отправлюсь на охоту.
— Но, сир, — заметил Габриэль де Сабран, — ваше величество ведь не будет охотиться в одиночестве. Ржание лошадей, лай собак, щелканье кнутов доезжачих произведут такой шум, что его преосвященство проснется и появится в окне, как досадная помеха.
— Безусловно, — ответил король, — то, что ты говоришь, очень похоже на правду, но у меня есть хорошая мысль. Ты сейчас тихонько выйдешь из комнаты.
— Хорошо, сир.
— Ты пойдешь в левое крыло замка, в личные покои Месье.
— Прекрасно, сир, — ответил паж, внимательно слушавший господина.
— Ты обратишься к его камердинеру и скажешь: «Осторожно разбудите вашего господина, попросите его не делать никакого шума и прийти к королю, который хочет с ним переговорить совершенно тайно».
Паж вышел и совершенно точно выполнил приказ короля.
Как мы уже знаем, Гастон Орлеанский лег очень поздно, но спал он чутко. Габриэль де Сабран обратился к слуге, и тот ввел его в комнату принца, который, протерев глаза, нахмурился; казалось, он был удивлен и обеспокоен тем, что король приглашает его к себе в такую рань. Как всякий человек, совесть которого нечиста, Гастон Орлеанский говорил себе:
— Король собирается сделать мне за что-то выговор.
Но паж, догадавшись, что принц обеспокоен, добавил:
— Монсеньор, король сегодня в хорошем настроении.
— Ах вот как! — произнес Месье, и лицо его прояснилось.
— И он рассчитывает на ваше высочество, чтобы подшутить над его высокопреосвященством.
Месье поспешно оделся и последовал за Габриэлем де Сабраном.
Король сидел у окна и любовался своим любимым Шамборским лесом, вершины которого золотили первые лучи солнца. Увидев Месье, он протянул ему руку и сказал:
— Добрый день, братец! Не угодно ли вам сегодня поохотиться на оленя?
— Я весь к услугам вашего величества, — ответил Месье, целуя протянутую ему руку.
— Хорошо, — продолжал король, — где вы держите ваши своры?
— У меня их три, — скромно ответил принц: одна здесь, это так называемая большая охота.
— Хорошо, но это не то, что мне нужно.
— Вторая — в лесу Блуа, у моего первого ловчего, мэтра Жана Ла Бранша. В ней двенадцать добрых нормандских гончих, которые так же хорошо берут лань, как оленя.
— А третья?
— Третья, сир, — кабанья свора из тридцати восьми больших сентонжских собак — эти возьмут кабана меньше, чем за пять часов. Эта в Шамборе.
— Ну что же, — сказал король, поскольку я хочу поохотиться в Шамборском лесу, вместо оленя поохотимся на старого кабана-одиночку.
— К услугам вашего величества, — ответил Месье. — Когда вам угодно выехать?
— Ах, в том-то вся и загвоздка, — ответил Людовик, — я хотел бы выехать из замка без шума и гама.
— Это просто, — ответил Гастон, — здесь есть лестница и потайной ход, которые ведут в нижний город.
— Прекрасно! А лошади?
— Позволю себе доложить вашему величеству, что из-за предпринятой мной перестройки замка конюшни пришлось перенести в город. Если вам угодно, сир, вы можете выйти из замка пешком, прикрыв лицо плащом, как простой дворянин, а потом сесть на лошадь, и здесь никто ничего знать не будет.
— Ага, мы прекрасно подшутим над кардиналом! — сказал обрадованно король.
И он поспешно приказал Габриэлю де Сабрану одеть себя.
— Сир, я пошлю одного своего офицера оседлать лошадей, — сказал Месье.
— Да, конечно, — ответил король. — Не будем терять времени, братец!
Месье поспешно покинул королевские покои, но пошел не к себе, а побежал к дону Фелипе.
— Дорогой Фелипе, — сказал принц, — король сегодня охотится.
— Со двором?
— Нет, со мной, в Шамборе. Мы выезжаем через несколько минут.
— И кардинал об этом ничего не знает?
— Совершенно ничего. Тебе не кажется, что нам подворачивается прекрасный случай?
— Представить донью Манчу? Безусловно.
— Так надо бежать к ней предупредить и приказать, чтоб ей седлали коня.
— О нет, — ответил испанец, — все это нужно держать в тайне.
— А как?
— Пусть ваше высочество во всем положится на меня, я все беру на себя.
Месье знал, что его архитектор — человек изобретательный, он больше не стал ему докучать и вернулся к королю.
Король был уже готов. На нем был суконный зеленый камзол, шляпа с черным пером и вороненые шпоры на сапогах с красными отворотами.
— Ну, теперь я одет, как простой дворянин, — подумал он, — и уж никто не посмеет сказать, что я излишествами разоряю мой народ.
И король в сопровождении Месье и Габриэля де Сабрана тайком вышел из замка. Дон Фелипе успел впопыхах только предупредить четырех дворян герцога Орлеанского.
У ворот временных конюшен стояли оседланные лошади.
Месье напрасно озирался вокруг, доньи Манчи, несравненной красавицы, которая должна была вскружить голову самому королю, нигде не было видно. Он вопросительно взглянул на дона Фелипе, и тот кивнул головой с таким видом, будто хотел сказать:
— Не беспокойтесь, я все предусмотрел.
Король легко прыгнул в седло и воскликнул:
— Вперед, господа, в галоп! Мы не предупредили доезжачих, и, если мы не поспешим, нам придется охотиться врассыпную на поле, а не цепью в лесу.
И король в сопровождении семи человек пустился вперед.
А господин кардинал еще почивал.
Глава 5. Охота
Дон Фелипе был человек предусмотрительный. Он послал самого быстрого гонца в Шамбор, чтобы предупредить главного ловчего его высочества герцога Орлеанского. Берейтор так спешил, что, когда король подъехал к столбу, именовавшемуся Королевским и стоявшем на перекрестке шести дорог, где обычно собиралась охота на кабана, все доезжачие были уже на конях и своры на поводу.
Среди доезжачих Людовик увидел старого псаря, которого очень любил покойный король, его отец, — этот человек в молодости Людовика был его главным ловчим.
— А, вот и ты, мой старый Ля Бурре? Не ждал меня увидеть?
— Нет, сир, — ответил старый берейтор, — но как только я узнал, что ваше величество соизволили вспомнить о Шамборском лесе, я не терял ни минуты.
— Ну, и кого же ты поднял? — спросил король.
— Трехлетку, сир, но он очень силен и, судя по всему, одиночка. Он долго будет сопротивляться собакам.
— Ты думаешь?
— Да, сир, и не нужно терять времени, — продолжал Ля Бурре, — потому что с горизонта надвигается хорошенькая гроза.
И доезжий показал рукой в сторону Амбуаза, вниз по течению Луары. И вправду, на горизонте, там, где лазурные небеса четко отделялись от черной земли, виднелась белесоватая полоска.
— Да, ты прав, — сказал король, — часов в одиннадцать-двенадцать дождь пойдет.
— Но мои собаки, — сказал герцог Орлеанский, — поведут кабана так хорошо, что и к одиннадцати мы его возьмем.
— В погоню, господа! — воскликнул король.
Кабана подняли в густых колючих зарослях, и собаки взяли его след.
С самого начала кабан оправдал ожидания доезжего Ля Бурре: как старый матерый самец, он пустился бежать прямо перед собой. Собаки очень дружно пошли по следу.
Король пустил лошадь галопом, а его юный паж скакал рядом с ним.
— Решительно, — сказал ему король, — я сегодня развлекаюсь, как старый ландскнехт, дорогой мой.
Но, преодолев межу, король взял неправильный путь. И вдруг он остановился.
— Ого! — воскликнул он. — А это кто еще?
Сквозь деревья он увидел всадницу, которая неслась точно вслед за сворой.
Она сидела на черной лошади, и по шее животного, по его маленькой головке, по скорости сразу было видно, что это один из тех замечательных испанских жеребцов, покупка которого по карману только принцам.
— Кто эта женщина? — спросил Людовик у де Сабрана.
— Не знаю, сир.
— Пресвятое чрево! — воскликнул король, охотно пользовавшийся любимым проклятием Генриха Великого. — Сейчас я это сам узнаю!
И он бросил лошадь в галоп, преследуя амазонку, которая, перепрыгивая на лошади через изгороди и рвы, выказывала чудеса храбрости.
Однако, когда кабан, преследуемый по всем правилам, выскочил из лесу и ринулся через поле, она замедлила аллюр, и король смог ее догнать.
И Людовик увидел юную, прекрасную женщину, покрасневшую от смущения.
Габриэль де Сабран, который никак не участвовал в заговоре герцога Орлеанского и его фаворита дона Фелипе, подъехал прямо к ней и сказал:
— Сударыня, это король.
При этих словах амазонка изобразила величайшее смущение, легко спрыгнула на землю и прошептала:
— О, сир, простите мне невольную дерзость! Я думала, что это охотится герцог Орлеанский, и хотела присоединиться к охоте.
Король, потеряв дар речи от ее красоты, смотрел на нее с восторгом.
— Ну что же, сударыня, кто бы вы ни были, добро пожаловать!
По знаку короля Сабран спешился, встал на одно колено и помог амазонке сесть в седло.
— Сир, — продолжала она, — меня зовут донья Манча, я сестра дона Фелипе д'Абадиоса, и его королевское высочество соблаговолил разрешить мне жить в Шамборском замке и принимать участие в его охоте.
— Сударыня, — ответил король, — мой брат отлично сделал.
И, с изяществом поклонившись ей, добавил:
— А теперь, сударыня, в галоп! Мы должны прибыть первыми к моменту, когда кабана затравят!
Среди доезжачих Людовик увидел старого псаря, которого очень любил покойный король, его отец, — этот человек в молодости Людовика был его главным ловчим.
— А, вот и ты, мой старый Ля Бурре? Не ждал меня увидеть?
— Нет, сир, — ответил старый берейтор, — но как только я узнал, что ваше величество соизволили вспомнить о Шамборском лесе, я не терял ни минуты.
— Ну, и кого же ты поднял? — спросил король.
— Трехлетку, сир, но он очень силен и, судя по всему, одиночка. Он долго будет сопротивляться собакам.
— Ты думаешь?
— Да, сир, и не нужно терять времени, — продолжал Ля Бурре, — потому что с горизонта надвигается хорошенькая гроза.
И доезжий показал рукой в сторону Амбуаза, вниз по течению Луары. И вправду, на горизонте, там, где лазурные небеса четко отделялись от черной земли, виднелась белесоватая полоска.
— Да, ты прав, — сказал король, — часов в одиннадцать-двенадцать дождь пойдет.
— Но мои собаки, — сказал герцог Орлеанский, — поведут кабана так хорошо, что и к одиннадцати мы его возьмем.
— В погоню, господа! — воскликнул король.
Кабана подняли в густых колючих зарослях, и собаки взяли его след.
С самого начала кабан оправдал ожидания доезжего Ля Бурре: как старый матерый самец, он пустился бежать прямо перед собой. Собаки очень дружно пошли по следу.
Король пустил лошадь галопом, а его юный паж скакал рядом с ним.
— Решительно, — сказал ему король, — я сегодня развлекаюсь, как старый ландскнехт, дорогой мой.
Но, преодолев межу, король взял неправильный путь. И вдруг он остановился.
— Ого! — воскликнул он. — А это кто еще?
Сквозь деревья он увидел всадницу, которая неслась точно вслед за сворой.
Она сидела на черной лошади, и по шее животного, по его маленькой головке, по скорости сразу было видно, что это один из тех замечательных испанских жеребцов, покупка которого по карману только принцам.
— Кто эта женщина? — спросил Людовик у де Сабрана.
— Не знаю, сир.
— Пресвятое чрево! — воскликнул король, охотно пользовавшийся любимым проклятием Генриха Великого. — Сейчас я это сам узнаю!
И он бросил лошадь в галоп, преследуя амазонку, которая, перепрыгивая на лошади через изгороди и рвы, выказывала чудеса храбрости.
Однако, когда кабан, преследуемый по всем правилам, выскочил из лесу и ринулся через поле, она замедлила аллюр, и король смог ее догнать.
И Людовик увидел юную, прекрасную женщину, покрасневшую от смущения.
Габриэль де Сабран, который никак не участвовал в заговоре герцога Орлеанского и его фаворита дона Фелипе, подъехал прямо к ней и сказал:
— Сударыня, это король.
При этих словах амазонка изобразила величайшее смущение, легко спрыгнула на землю и прошептала:
— О, сир, простите мне невольную дерзость! Я думала, что это охотится герцог Орлеанский, и хотела присоединиться к охоте.
Король, потеряв дар речи от ее красоты, смотрел на нее с восторгом.
— Ну что же, сударыня, кто бы вы ни были, добро пожаловать!
По знаку короля Сабран спешился, встал на одно колено и помог амазонке сесть в седло.
— Сир, — продолжала она, — меня зовут донья Манча, я сестра дона Фелипе д'Абадиоса, и его королевское высочество соблаговолил разрешить мне жить в Шамборском замке и принимать участие в его охоте.
— Сударыня, — ответил король, — мой брат отлично сделал.
И, с изяществом поклонившись ей, добавил:
— А теперь, сударыня, в галоп! Мы должны прибыть первыми к моменту, когда кабана затравят!
Глава 6. Кардинал не дремлет
— Итак, король влюблен? — спрашивал в тот же вечер один из пажей его величества у Габриэля де Сабрана.
— Безумно влюблен, — ответил Габриэль. — Впрочем, эта испанка действительно очень хороша.
— Ах, — сказал первый паж, — ив самом деле? Красивее, чем мадемуазель де Отфор?
— О, без всякого сомнения! Король только о ней и говорил на обратном пути с охоты.
— Так она не вернулась в Блуа?
— Нет, король не хочет, чтобы она показывалась при дворе.
— Почему?
— Чтобы не будить подозрения господина кардинала, который считает, что король должен заниматься только двумя вещами.
— И чем же в первую очередь? — спросил Марк де Морвер.
Так звали пажа.
— В первую очередь, политикой.
— А во вторую?
— А во вторую заботиться о том, чтобы род его продолжился, и у трона был наследник.
— Да, и поскольку мы совсем рядом с Амбуазом, а королева находится именно там…
— Тсс!.. — прошептал де Сабран. — Может быть, его величество именно поэтому не хочет, чтобы донью Манчу видели?
— А, эту красотку зовут донья Манча?
— Да.
— И где же она?
— В Шамборском замке, живет в покоях Месье.
— Так я полагаю, — подхватил с улыбкой второй паж, — король теперь иногда будет охотиться в Шамборском лесу?
— Да, каждый день, черт возьми! — ответил де Сабран.
Этот разговор мальчики вели в королевской комнате, а король в это время, только что пообедав, прогуливался со своим братом герцогом Орлеанским по одной из террас замка. В это время дежурный мушкетер стукнул прикладом мушкета о плиты пола. Это был обычный знак.
— А вот и король, — сказал Гастон.
И действительно вошел король в сопровождении своего брата.
— Ах, и в самом деле, честное слово, — говорил король, обычно такой бледный и мрачный, а сегодня сияющий улыбкой, — мне надо было приехать в Шамбор, чтобы немного встряхнуться. Я себя сегодня превосходно чувствую, и охвачен такой приятной усталостью, что просплю без просыпу до завтрашнего утра.
— Конечно, завтра ваше величество охотиться не будет? — лукаво спросил Гастон.
— Но почему же? Напротив…
— Тогда, значит, на этот раз в лесу в Блуа?
— Нет, нет, в Шамборе, как и сегодня. Мы затравим еще одного кабана.
И король приказал снять с себя плащ и сапоги.
— Я вижу, вашему величеству пришлась по вкусу моя кабанья свора, — сказал Месье.
— И ваш ловчий, братец, — добавил король. — Любезный человек ваш дон Фелипе. Откуда вы его извлекли?
— Из Испании, сир.
— И он к тому же еще архитектор?
— Да, это он перестроил левое крыло замка.
— Ну, так скажите ему, что, когда вам больше не понадобятся его услуги, я с удовольствием возьму его к себе.
— Сир, сколь бы ни полезна была мне помощь дона Фелипе, я буду счастлив уступить его вашему величеству.
Принц поклонился и распрощался с королем, который улегся в постель. Паж Габриэль де Сабран лег, как обычно, в комнате короля, а его товарищ; Марк де Морвер, вышел.
В каждом из королевских дворцов рядом с малыми покоями, как тогда говорили, у пажей была комната, и король всегда мог иметь их под рукой. Но де Морвер, вместо того, чтобы пройти в смежную комнату, которая была приготовлена для пажей в замке Блуа, скользнул в коридор, и быстро поднялся по большой лестнице на третий этаж, где расположился кардинал и весь его дом.
По-видимому, де Морвер часто приходил к кардиналу, поскольку, завидев его на пороге передней, один из гвардейцев его преосвященства, дежуривший там, подошел к нему, поклонился и поспешно сказал:
— Господин де Морвер, его преосвященство ждет вас.
Марк улыбнулся и позволил провести себя к кардиналу. Услышав шум шагов де Морвера, кардинал поднял голову.
— А, это ты! — сказал он. — Ну, и что ты сегодня новенького принес, голубчик?
— Король влюблен! — ответил де Морвер.
Эти два слова, такие простые и обыкновенные, заставили кардинала подпрыгнуть. Если бы ему сообщили, что Париж в руках испанцев, он бы и то не отреагировал более живо. Он остановил на де Морвере властный взгляд своих бесцветных глаз и спросил:
— Ты в этом хорошо уверен, дружочек?
— Да, монсеньор.
— Кто тебе это сказал?
— Любимый паж короля, Габриэль де Сабран.
— Так король не ездил охотиться в Шамборский лес?
— Напротив, ездил. И там произошла встреча.
— Ага!
— Кажется, он встретил там иностранку, прекрасную как утренняя заря, испанку, по-видимому, и влюбился.
— А как имя этой женщины, ты знаешь?
— Ее зовут донья Манча. Она сестра архитектора брата короля.
Кардинал нахмурился и стал перелистывать таблички, покрытые таинственными письменами, которые разбирать умел он. один.
— Как зовут этого архитектора? — спросил он, перевернув несколько табличек.
— Дон Фелипе д'Абадиос.
— Да, тот самый, — прошептал кардинал, видимо, нашедший какие-то записи относительно фаворита Гастона Орлеанского.
— А где сейчас, — спросил он, — эта расчудесная донья Манча?
— Она осталась в Шамборском замке.
— Прекрасно! Король завтра едет на охоту?
— Да, он предупредил об этом его высочество.
В глазах кардинала мелькнула молния.
— Ну вот, теперь король в компании со своим братцем вступает в заговор против себя самого!
И, поглядев на де Морвера, спросил:
— Ты ведь из окрестности Амбуаза?
— Да, монсеньор. Моя матушка живет в двух лье от Амбуаза, в крохотном имении, составляющем все ее состояние.
— И как давно ты ее не видел?
— Два года, монсеньор.
— Хотел бы ее увидеть?
— Ах, конечно, монсеньор, — ответил мальчик.
— Я даю тебе отпуск на четыре дня.
— Но, — возразил де Морвер, — король меня хватится…
— Я беру все на себя.
— И я завтра могу ехать?
— Нет, не завтра, а сегодня вечером. Ты только заедешь в Амбуазский замок и вручишь королеве записку, которую я тебе дам.
И кардинал тут же написал записку Анне Австрийской, о которой король, казалось, думал не больше, чем о турецкой или китайской принцессе.
Через час Марк уже скакал по Амбуазской дороге, везя письмо и тяжелый кошелек, потому что кардинал щедро платил за услуги, которые ему оказывали.
— Безумно влюблен, — ответил Габриэль. — Впрочем, эта испанка действительно очень хороша.
— Ах, — сказал первый паж, — ив самом деле? Красивее, чем мадемуазель де Отфор?
— О, без всякого сомнения! Король только о ней и говорил на обратном пути с охоты.
— Так она не вернулась в Блуа?
— Нет, король не хочет, чтобы она показывалась при дворе.
— Почему?
— Чтобы не будить подозрения господина кардинала, который считает, что король должен заниматься только двумя вещами.
— И чем же в первую очередь? — спросил Марк де Морвер.
Так звали пажа.
— В первую очередь, политикой.
— А во вторую?
— А во вторую заботиться о том, чтобы род его продолжился, и у трона был наследник.
— Да, и поскольку мы совсем рядом с Амбуазом, а королева находится именно там…
— Тсс!.. — прошептал де Сабран. — Может быть, его величество именно поэтому не хочет, чтобы донью Манчу видели?
— А, эту красотку зовут донья Манча?
— Да.
— И где же она?
— В Шамборском замке, живет в покоях Месье.
— Так я полагаю, — подхватил с улыбкой второй паж, — король теперь иногда будет охотиться в Шамборском лесу?
— Да, каждый день, черт возьми! — ответил де Сабран.
Этот разговор мальчики вели в королевской комнате, а король в это время, только что пообедав, прогуливался со своим братом герцогом Орлеанским по одной из террас замка. В это время дежурный мушкетер стукнул прикладом мушкета о плиты пола. Это был обычный знак.
— А вот и король, — сказал Гастон.
И действительно вошел король в сопровождении своего брата.
— Ах, и в самом деле, честное слово, — говорил король, обычно такой бледный и мрачный, а сегодня сияющий улыбкой, — мне надо было приехать в Шамбор, чтобы немного встряхнуться. Я себя сегодня превосходно чувствую, и охвачен такой приятной усталостью, что просплю без просыпу до завтрашнего утра.
— Конечно, завтра ваше величество охотиться не будет? — лукаво спросил Гастон.
— Но почему же? Напротив…
— Тогда, значит, на этот раз в лесу в Блуа?
— Нет, нет, в Шамборе, как и сегодня. Мы затравим еще одного кабана.
И король приказал снять с себя плащ и сапоги.
— Я вижу, вашему величеству пришлась по вкусу моя кабанья свора, — сказал Месье.
— И ваш ловчий, братец, — добавил король. — Любезный человек ваш дон Фелипе. Откуда вы его извлекли?
— Из Испании, сир.
— И он к тому же еще архитектор?
— Да, это он перестроил левое крыло замка.
— Ну, так скажите ему, что, когда вам больше не понадобятся его услуги, я с удовольствием возьму его к себе.
— Сир, сколь бы ни полезна была мне помощь дона Фелипе, я буду счастлив уступить его вашему величеству.
Принц поклонился и распрощался с королем, который улегся в постель. Паж Габриэль де Сабран лег, как обычно, в комнате короля, а его товарищ; Марк де Морвер, вышел.
В каждом из королевских дворцов рядом с малыми покоями, как тогда говорили, у пажей была комната, и король всегда мог иметь их под рукой. Но де Морвер, вместо того, чтобы пройти в смежную комнату, которая была приготовлена для пажей в замке Блуа, скользнул в коридор, и быстро поднялся по большой лестнице на третий этаж, где расположился кардинал и весь его дом.
По-видимому, де Морвер часто приходил к кардиналу, поскольку, завидев его на пороге передней, один из гвардейцев его преосвященства, дежуривший там, подошел к нему, поклонился и поспешно сказал:
— Господин де Морвер, его преосвященство ждет вас.
Марк улыбнулся и позволил провести себя к кардиналу. Услышав шум шагов де Морвера, кардинал поднял голову.
— А, это ты! — сказал он. — Ну, и что ты сегодня новенького принес, голубчик?
— Король влюблен! — ответил де Морвер.
Эти два слова, такие простые и обыкновенные, заставили кардинала подпрыгнуть. Если бы ему сообщили, что Париж в руках испанцев, он бы и то не отреагировал более живо. Он остановил на де Морвере властный взгляд своих бесцветных глаз и спросил:
— Ты в этом хорошо уверен, дружочек?
— Да, монсеньор.
— Кто тебе это сказал?
— Любимый паж короля, Габриэль де Сабран.
— Так король не ездил охотиться в Шамборский лес?
— Напротив, ездил. И там произошла встреча.
— Ага!
— Кажется, он встретил там иностранку, прекрасную как утренняя заря, испанку, по-видимому, и влюбился.
— А как имя этой женщины, ты знаешь?
— Ее зовут донья Манча. Она сестра архитектора брата короля.
Кардинал нахмурился и стал перелистывать таблички, покрытые таинственными письменами, которые разбирать умел он. один.
— Как зовут этого архитектора? — спросил он, перевернув несколько табличек.
— Дон Фелипе д'Абадиос.
— Да, тот самый, — прошептал кардинал, видимо, нашедший какие-то записи относительно фаворита Гастона Орлеанского.
— А где сейчас, — спросил он, — эта расчудесная донья Манча?
— Она осталась в Шамборском замке.
— Прекрасно! Король завтра едет на охоту?
— Да, он предупредил об этом его высочество.
В глазах кардинала мелькнула молния.
— Ну вот, теперь король в компании со своим братцем вступает в заговор против себя самого!
И, поглядев на де Морвера, спросил:
— Ты ведь из окрестности Амбуаза?
— Да, монсеньор. Моя матушка живет в двух лье от Амбуаза, в крохотном имении, составляющем все ее состояние.
— И как давно ты ее не видел?
— Два года, монсеньор.
— Хотел бы ее увидеть?
— Ах, конечно, монсеньор, — ответил мальчик.
— Я даю тебе отпуск на четыре дня.
— Но, — возразил де Морвер, — король меня хватится…
— Я беру все на себя.
— И я завтра могу ехать?
— Нет, не завтра, а сегодня вечером. Ты только заедешь в Амбуазский замок и вручишь королеве записку, которую я тебе дам.
И кардинал тут же написал записку Анне Австрийской, о которой король, казалось, думал не больше, чем о турецкой или китайской принцессе.
Через час Марк уже скакал по Амбуазской дороге, везя письмо и тяжелый кошелек, потому что кардинал щедро платил за услуги, которые ему оказывали.
Глава 7. Король развлекается
На следующее утро король встал очень рано. Как и накануне, он надел охотничий кафтан и натянул замшевые сапоги. Месье, уже давно одетый, при сапогах и шпорах, присутствовал при туалете короля.
— Ах, поспешим, господа, — сказал Людовик. — Если через десять минут мы не будем сидеть на конях, явится господин кардинал и начнет меня утомлять делами королевства и требовать моей подписи под тысячей указов и ордонансов.
— Сир, — прошептал Габриэль де Сабран, пристегивая плащ короля, — может быть, и так уже слишком поздно.
И вправду, Людовик состроил ужасную гримасу, потому что на пороге комнаты появилась красная тень кардинала.
— Государь, — произнес вошедший, — простите мне, что я позволил себе явиться пожелать вам удачной охоты. Вот уже два дня, как я не имел счастья видеть ваше величество, и я поспешил осведомиться о его здоровье.
— Благодарю, господин кардинал, но, как вы сами видите, я сегодня охочусь и не имею времени заниматься делами.
— Э, сир, — добродушно воскликнул кардинал, — да кто же говорит о делах вашему величеству? Благодарение Богу, королевство спокойно, общество благоденствует и уж, конечно, король Франции приехал в Блуа не делами заниматься, а, напротив, отдохнуть от утомительной политики.
Эти льстивые речи кардинала повергли короля в некоторое недоумение.
— Как, — спросил он, — ваше преосвященство совершенно во мне сегодня не нуждается?
— Зачем утомлять ваше величество разными пустяками?
— Значит, я могу весь день охотиться?
— Конечно, сир! И сегодня, и завтра, и последующие дни.
— Ну превосходно, — произнес Людовик, — воистину, ваши враги клевещут на вас, когда утверждают, что вы ужасный первый министр для своего несчастного государя.
Кардинал поклонился, сделал шаг к двери, потом обернулся.
— Сир, — произнес он, — сказав только что, что вам совершенно нечего сделать в замке Блуа, я, может быть, несколько преувеличил.
Король нахмурился, а Ришелье продолжал:
— Ваше величество унаследовали от своего предка короля Святого Людовика великое чувство справедливости, и слава об этом так распространилась, что один дворянин обратился ко мне с просьбой, чтобы ваше величество разобрали тяжбу, возникшую между ним и его сестрой.
— Кто этот дворянин? — спросил король.
— Это сир Юбер Готье де Бовертю, бывший капитан гвардейцев покойного короля Генриха IV.
— Но я его, черт возьми, знаю, и его сестру тоже! — воскликнул Людовик. — Это не та барышня, которая…
Кардинал улыбнулся.
— Как, — промолвил он, — разве с мадемуазель де Бовертю была какая-то история?
— Хе-хе, — хмыкнул Людовик, — кажется, я припоминаю кое-какие слухи, которые можно было когда-то слышать о ней при королевском дворе. Ведь кажется, мадемуазель де Бовертю была фрейлиной?
— Да, сир.
— А теперь у нее какие-то разногласия с братом?
— Да, относительно имения их родителей. Сир де Бовертю ссылается на права первородства, желая сохранить поместье и имение родителей нераздельными. Мадемуазель де Бовертю требует себе половину. Оба решили представить этот спорный вопрос на суд вашего величества.
— И хорошо сделали, — ответил король.
— Тогда в какое время вашему величеству будет угодно назначить им аудиенцию?
— Где они?
— В своем поместье, в двух лье отсюда.
— Хорошо, господин кардинал, пригласите их сюда сегодня вечером. После ужина я их выслушаю.
Кардинал поклонился и вышел.
— Уф! — пробормотал Людовик. — Нынче утром мне повезло. По коням, господа!
И король отбыл в Шамбор. На этот раз Месье привез охотничий экипаж из Блуа, а дон Фелипе приказал, чтоб на заре подняли оленя. Но, хотя король и был страстным охотником. он выслушал донесение весьма рассеянно. Все дело в том, что на месте встречи охотников присутствовала прекрасная донья Манча. Она сидела на своем великолепном испанском жеребце, которым она управляла с необычайным изяществом. Людовик улыбнулся ей и направил к ней своего коня.
Охота была великолепна и проведена по-королевски. Король скакал прямо следом за сворой, а донья Манча слева рядом с ним.
Олень напился из большого пруда и тут же повернулся мордой к своре, готовясь дорого продать свою жизнь. Но Людовик соскочил с коня и прикончил его ударом охотничьего ножа; потом он отрезал у оленя левую ногу и поднес ее покрасневшей донье Манче.
В это время с громкими звуками рога подскакали Месье и свита короля. Гастон Орлеанский, наклонившись к дону Фелипе д'Абадиос, сказал ему на ухо, указывая на донью Манчу:
— Ну, теперь только от нее зависит, станет ли она королевой с левой руки.
— Она ею станет, — ответил дон Фелипе.
И действительно, вечером, когда они доехали до берега Луары, король сказал прекрасной испанке:
— Синьора, я приглашаю вас завтра принять участие в охоте на дикую козу в Шамбонском лесу, и, следовательно, прошу вас провести эту ночь в замке Блуа.
Желание короля было законом. Донья Манча поклонилась. Через два часа она въехала справа от короля во двор замка Блуа.
Кардинал, спрятавшись за жалюзи, видел эту сцену при свете факелов.
— О, — сказал он себе, — думаю, самое время принять меры!
— Ах, поспешим, господа, — сказал Людовик. — Если через десять минут мы не будем сидеть на конях, явится господин кардинал и начнет меня утомлять делами королевства и требовать моей подписи под тысячей указов и ордонансов.
— Сир, — прошептал Габриэль де Сабран, пристегивая плащ короля, — может быть, и так уже слишком поздно.
И вправду, Людовик состроил ужасную гримасу, потому что на пороге комнаты появилась красная тень кардинала.
— Государь, — произнес вошедший, — простите мне, что я позволил себе явиться пожелать вам удачной охоты. Вот уже два дня, как я не имел счастья видеть ваше величество, и я поспешил осведомиться о его здоровье.
— Благодарю, господин кардинал, но, как вы сами видите, я сегодня охочусь и не имею времени заниматься делами.
— Э, сир, — добродушно воскликнул кардинал, — да кто же говорит о делах вашему величеству? Благодарение Богу, королевство спокойно, общество благоденствует и уж, конечно, король Франции приехал в Блуа не делами заниматься, а, напротив, отдохнуть от утомительной политики.
Эти льстивые речи кардинала повергли короля в некоторое недоумение.
— Как, — спросил он, — ваше преосвященство совершенно во мне сегодня не нуждается?
— Зачем утомлять ваше величество разными пустяками?
— Значит, я могу весь день охотиться?
— Конечно, сир! И сегодня, и завтра, и последующие дни.
— Ну превосходно, — произнес Людовик, — воистину, ваши враги клевещут на вас, когда утверждают, что вы ужасный первый министр для своего несчастного государя.
Кардинал поклонился, сделал шаг к двери, потом обернулся.
— Сир, — произнес он, — сказав только что, что вам совершенно нечего сделать в замке Блуа, я, может быть, несколько преувеличил.
Король нахмурился, а Ришелье продолжал:
— Ваше величество унаследовали от своего предка короля Святого Людовика великое чувство справедливости, и слава об этом так распространилась, что один дворянин обратился ко мне с просьбой, чтобы ваше величество разобрали тяжбу, возникшую между ним и его сестрой.
— Кто этот дворянин? — спросил король.
— Это сир Юбер Готье де Бовертю, бывший капитан гвардейцев покойного короля Генриха IV.
— Но я его, черт возьми, знаю, и его сестру тоже! — воскликнул Людовик. — Это не та барышня, которая…
Кардинал улыбнулся.
— Как, — промолвил он, — разве с мадемуазель де Бовертю была какая-то история?
— Хе-хе, — хмыкнул Людовик, — кажется, я припоминаю кое-какие слухи, которые можно было когда-то слышать о ней при королевском дворе. Ведь кажется, мадемуазель де Бовертю была фрейлиной?
— Да, сир.
— А теперь у нее какие-то разногласия с братом?
— Да, относительно имения их родителей. Сир де Бовертю ссылается на права первородства, желая сохранить поместье и имение родителей нераздельными. Мадемуазель де Бовертю требует себе половину. Оба решили представить этот спорный вопрос на суд вашего величества.
— И хорошо сделали, — ответил король.
— Тогда в какое время вашему величеству будет угодно назначить им аудиенцию?
— Где они?
— В своем поместье, в двух лье отсюда.
— Хорошо, господин кардинал, пригласите их сюда сегодня вечером. После ужина я их выслушаю.
Кардинал поклонился и вышел.
— Уф! — пробормотал Людовик. — Нынче утром мне повезло. По коням, господа!
И король отбыл в Шамбор. На этот раз Месье привез охотничий экипаж из Блуа, а дон Фелипе приказал, чтоб на заре подняли оленя. Но, хотя король и был страстным охотником. он выслушал донесение весьма рассеянно. Все дело в том, что на месте встречи охотников присутствовала прекрасная донья Манча. Она сидела на своем великолепном испанском жеребце, которым она управляла с необычайным изяществом. Людовик улыбнулся ей и направил к ней своего коня.
Охота была великолепна и проведена по-королевски. Король скакал прямо следом за сворой, а донья Манча слева рядом с ним.
Олень напился из большого пруда и тут же повернулся мордой к своре, готовясь дорого продать свою жизнь. Но Людовик соскочил с коня и прикончил его ударом охотничьего ножа; потом он отрезал у оленя левую ногу и поднес ее покрасневшей донье Манче.
В это время с громкими звуками рога подскакали Месье и свита короля. Гастон Орлеанский, наклонившись к дону Фелипе д'Абадиос, сказал ему на ухо, указывая на донью Манчу:
— Ну, теперь только от нее зависит, станет ли она королевой с левой руки.
— Она ею станет, — ответил дон Фелипе.
И действительно, вечером, когда они доехали до берега Луары, король сказал прекрасной испанке:
— Синьора, я приглашаю вас завтра принять участие в охоте на дикую козу в Шамбонском лесу, и, следовательно, прошу вас провести эту ночь в замке Блуа.
Желание короля было законом. Донья Манча поклонилась. Через два часа она въехала справа от короля во двор замка Блуа.
Кардинал, спрятавшись за жалюзи, видел эту сцену при свете факелов.
— О, — сказал он себе, — думаю, самое время принять меры!
Глава 8. Подарок короля
Ни паж, ни дежурный мушкетер не могли припомнить короля Людовика XIII в таком веселом расположении духа.
Он послал просить к ужину господина кардинала, но кардинал принес извинения, ссылаясь на больной желудок, и за ужином не появился. Но он воспользовался случаем, чтобы напомнить его величеству, что он обещал вечером аудиенцию сиру де Бовертю и его сестре.
Едва Людовик уселся за стол, как доложили о приезде его ювелира.
— Как?! — воскликнул король. — И наш славный Лоредан тоже здесь?
— Да, сир, — ответил, входя, золотых дел мастер. — Разве ваше величество не вызывали меня к себе?
— Я? — удивленно переспросил король. — Да ни в коем разе.
— И однако его преосвященство, — ответил ювелир, державший под мышкой небольшой кожаный футляр, — уезжая из Парижа, настоятельно рекомендовал мне быть точным.
— Точным? Но в чем? — заинтересованно спросил король.
— В сроке исполнения серег, которые ваше величество мне заказали.
— Совсем странно! — воскликнул король. — Я меня нет об этом ни малейшего воспоминания!
— Может быть, — продолжал Лоредан, — его преосвященство заказали мне их от вашего имени?
— Но это совсем уж странно!
— Я очень спешил, — продолжал Лоредан, — и выехал вчера утром из Парижа к моей дочерью — я верхом, а она в носилках, но поскольку мулы ехали медленней, чем моя лошадь, то я опередил ее, чтобы не заставлять ждать ваше величество.
Два человека — король и дон Фелипе д'Абадиос — внимательнейшим образом слушали этот рассказ. Когда Лоредан сказал, что его дочь сейчас находится на дороге в Блуа, в глазах дона Фелипе д'Абадиос промелькнула молния.
А король в это время спрашивал сам себя:
— Но какого черта господин кардинал заказал серьги? Для кого они предназначались?
Потом, обратившись к Лоредану, спросил:
— Ну, и где эти серьги?
— Сир, вот они.
И ювелир открыл перед королем футляр, который он принес.
— Дьявольщина! — воскликнул Людовик. — Работа превосходная, и бриллианты самой чистой воды!
— Самые прекрасные, какие только нашлись во Франции, — сказал Лоредан.
— Но ведь это, наверное, невероятно дорого?
— Да, сир, его преосвященство сам мне назначил цену.
— Кажется, — сказал, улыбаясь, король, — я богаче, чем думал.
И, взяв серьги, он сказал донье Манче:
— Синьора, вы ведь поблагодарите господина кардинала?
И сам продел великолепные серьги в уши испанки, подумав при этом:
— Вот я и сыграл с господином кардиналом еще одну прекрасную шутку.
После ужина он отвел в сторону герцога Орлеанского.
— Братец, — спросил он его, — не знаете ли вы где-нибудь неподалеку от Блуа уединенного домика, где бы можно было побеседовать без помех?
— Безусловно, сир, это гостиница «У Единорога».
— Там нет народу?
— Никогда, особенно ночью.
— Прекрасно, — сказал король. — Попросите донью Манчу подождать меня там.
— Когда, сир?
— Сегодня, в полночь. Господин кардинал так долго меня не задержит. Приготовьте мне оседланную лошадь у ворот замка.
— Хорошо, сир.
Король потребовал плащ и трость.
— А теперь, — сказал он, — пойдем вершить правосудие и мирить сира и мадемуазель де Бовертю!
И он отправился к кардиналу.
Он послал просить к ужину господина кардинала, но кардинал принес извинения, ссылаясь на больной желудок, и за ужином не появился. Но он воспользовался случаем, чтобы напомнить его величеству, что он обещал вечером аудиенцию сиру де Бовертю и его сестре.
Едва Людовик уселся за стол, как доложили о приезде его ювелира.
— Как?! — воскликнул король. — И наш славный Лоредан тоже здесь?
— Да, сир, — ответил, входя, золотых дел мастер. — Разве ваше величество не вызывали меня к себе?
— Я? — удивленно переспросил король. — Да ни в коем разе.
— И однако его преосвященство, — ответил ювелир, державший под мышкой небольшой кожаный футляр, — уезжая из Парижа, настоятельно рекомендовал мне быть точным.
— Точным? Но в чем? — заинтересованно спросил король.
— В сроке исполнения серег, которые ваше величество мне заказали.
— Совсем странно! — воскликнул король. — Я меня нет об этом ни малейшего воспоминания!
— Может быть, — продолжал Лоредан, — его преосвященство заказали мне их от вашего имени?
— Но это совсем уж странно!
— Я очень спешил, — продолжал Лоредан, — и выехал вчера утром из Парижа к моей дочерью — я верхом, а она в носилках, но поскольку мулы ехали медленней, чем моя лошадь, то я опередил ее, чтобы не заставлять ждать ваше величество.
Два человека — король и дон Фелипе д'Абадиос — внимательнейшим образом слушали этот рассказ. Когда Лоредан сказал, что его дочь сейчас находится на дороге в Блуа, в глазах дона Фелипе д'Абадиос промелькнула молния.
А король в это время спрашивал сам себя:
— Но какого черта господин кардинал заказал серьги? Для кого они предназначались?
Потом, обратившись к Лоредану, спросил:
— Ну, и где эти серьги?
— Сир, вот они.
И ювелир открыл перед королем футляр, который он принес.
— Дьявольщина! — воскликнул Людовик. — Работа превосходная, и бриллианты самой чистой воды!
— Самые прекрасные, какие только нашлись во Франции, — сказал Лоредан.
— Но ведь это, наверное, невероятно дорого?
— Да, сир, его преосвященство сам мне назначил цену.
— Кажется, — сказал, улыбаясь, король, — я богаче, чем думал.
И, взяв серьги, он сказал донье Манче:
— Синьора, вы ведь поблагодарите господина кардинала?
И сам продел великолепные серьги в уши испанки, подумав при этом:
— Вот я и сыграл с господином кардиналом еще одну прекрасную шутку.
После ужина он отвел в сторону герцога Орлеанского.
— Братец, — спросил он его, — не знаете ли вы где-нибудь неподалеку от Блуа уединенного домика, где бы можно было побеседовать без помех?
— Безусловно, сир, это гостиница «У Единорога».
— Там нет народу?
— Никогда, особенно ночью.
— Прекрасно, — сказал король. — Попросите донью Манчу подождать меня там.
— Когда, сир?
— Сегодня, в полночь. Господин кардинал так долго меня не задержит. Приготовьте мне оседланную лошадь у ворот замка.
— Хорошо, сир.
Король потребовал плащ и трость.
— А теперь, — сказал он, — пойдем вершить правосудие и мирить сира и мадемуазель де Бовертю!
И он отправился к кардиналу.
Глава 9. Признание мадемуазель де Бовертю
Было ровно десять часов, когда король вошел к его преосвященству, которого он нашел в одиночестве перед столом, заваленном пергаментами, печатями и указами. При виде короля сумрачное лицо кардинала разгладилось и приняло то же приветливое выражение, что и утром. Он поцеловал руку короля, как поцеловал бы руку женщины, и сказал: