— Я сейчас занят и не могу вас принять, вернитесь через полчаса, — повторил барон слова, подсказанные Маленьким Джоном.
   — Через полчаса будет поздно, — ответил Джеффри, совершенно огорченный таким ответом.
   — Повинуйтесь, негодяй! Убирайтесь! Еще раз повторяю, я очень занят!
   Барон, вне себя от ярости, отдал бы с радостью все мешки золота, спрятанные в сундуке, чтобы иметь возможность удержать Джеффри и позвать его к себе на помощь. К несчастью для него, Джеффри, привыкший безоговорочно повиноваться данным ему приказам, так же быстро удалился, как и пришел, и барон опять остался наедине со своим противником-великаном.
   Когда шум шагов солдата затих в коридорах, Маленький Джон снова заткнул нож за пояс и сказал лорду Фиц-Олвину:
   — Теперь, сэр барон, я объясню вам, чего я хочу. Прошлой ночью в Шервудском лесу была стычка между вашими солдатами, возвращавшимися из Святой земли, и отрядом храбрых саксов. Шестеро саксов попали в плен: я хочу, чтобы они получили свободу, и хочу также, чтобы их никто не сопровождал и не шел за ними по пятам, так как опасаюсь, что их будут выслеживать, и запрещаю это.
   — Я рад бы угодить вам, храбрый лесник, но…
   — … но вы не хотите… Послушайте, господин барон, у меня нет ни времени слушать ваши лживые слова, ни утомлять ими свой слух. Даруйте мне свободу этих бедных парней, иначе я не отвечаю за вашу жизнь уже в ближайшие четверть часа.
   — Уж очень вы спешите, молодой человек. Ну что ж! Повинуюсь вам. Вот моя печать: пойдите, найдите часового на валу, предъявите ему печать и скажите ему, что я вам обещал освободить мерзавцев… пленников. Часовой приведет вас к тому, кто ими занимается, и вам откроют дверь зала, где они заперты, ведь они не в камерах сидят, ваши храбрые друзья.
   — Ваши слова мне кажутся вполне искренними, сэр барон, — ответил Маленький Джон, — и все же я им не очень верю. Печать, часовой, хождение туда-сюда из одного места в другое — все это слишком сложно для меня, и я с этим не справлюсь. А потому, по доброй воле или силой, но вам придется самому отвести меня к тому человеку, что стережет моих друзей; вы ему прикажете отпустить их и дадите нам возможность спокойно выйти из стен замка.
   — Вы сомневаетесь в моем слове? — с обиженным видом промолвил барон.
   — Очень сомневаюсь и хочу добавить, что если вы словом, жестом или знаком попробуете загнать меня в ловушку, то я в то же мгновение, не предупреждая, всажу вам нож в сердце.
   Маленький Джон произнес эти угрозы так твердо, а лицо его выражало столь непоколебимую решимость, что не оставалось никаких сомнений: от слов он готов перейти к делу.
   Барон был в очень опасном положении, причем по своей собственной вине. Обычно его безопасность охранял небольшой отряд или около покоев, или где-нибудь неподалеку, и его легко можно было позвать. Но в тот день, желая остаться один, чтобы втайне разобраться с огромным количеством золота, накопленного в его сундуках (банкиров и те времена еще не было), он удалил стражу и запретил под каким-либо видом входить к нему. Поэтому барон был уверен, что вокруг никого нет, и, будучи в отчаянии, все же не решался нарушить запрет Маленького Джона: как ни хотелось ему завопить от страха, он хранил молчание. Лорд Фиц-Олвин очень дорожил жизнью, и у него еще не появлялось желание присоединиться к своим предкам. Однако он был близок к тому, чтобы отправиться в это грустное путешествие, потому что в борьбе, затеянной им с Маленьким Джоном, ему трудно было рассчитывать на успех: обещанную свободу пленным, которую молодой сакс так решительно требовал, он дать не мог по той простой причине, что с первыми лучами солнца связанные друг с другом, под охраной двадцати солдат они были отправлены в Лондон.
   Армия Генриха II в результате походов в Нормандию сильно поредела, и, хотя королевство ни с кем не воевало, король набирал в солдаты, насколько это было возможно, высоких и крепких здоровьем молодых людей.
   Чтобы угодить королю, сеньоры отсылали в Лондон немалое число своих вассалов, и лорд Фиц-Олвин вернулся в Ноттингем только для того, чтобы отобрать там людей, достойных пополнить собою ряды королевских солдат. Высокий рост Маленького Джона, его гордый вид и геркулесова сила внезапно пробудили в бароне желание отправить его в Лондон. Так что именно с этим тайным намерением он и предложил молодому человеку поступить к нему на службу и надеть военный плащ.
   Принужденный подчиниться новому приказу Маленького Джона, барон решил скрыть от него правду и, под предлогом, что там находятся пленные, повести его за собой в ту часть замка, где сразу же можно будет получить помощь.
   — Я готов уступить вашему требованию, — сказал он, вставая со стула.
   — Вы совершенно правы, уверяю вас, — ответил молодой человек, — и если вы пожелали отложить на более отдаленное время свой визит к Сатане, который вас давно уже ждет, поспешим уйти из этой комнаты. Ах, да, еще одно слово, — добавил Маленький Джон.
   — Говорите, — простонал старик.
   — Где ваша дочь?
   — Моя дочь?! — в крайней степени удивления воскликнул Фиц-Олвин. — Моя дочь?!
   — Да, ваша дочь, леди Кристабель?
   — Поистине, господин лесник, странный вопрос вы мне задаете.
   — Ну и что? Отвечайте честно.
   — Леди Кристабель в Нормандии.
   — А в какой части Нормандии?
   — В Руане.
   — Это правда?
   — Совершенная правда; леди Кристабель живет там в монастыре.
   — А что сталось с Алланом Клером?
   Лицо барона внезапно покраснело, губы задрожали; он крепко стиснул зубы, чтобы заглушить крик ярости, и с невыразимым гневом уставился на молодого человека. Но Маленький Джон, нависая над слабым противником во весь свой рост, медленно повторил вопрос:
   — Так что сталось с Алланом Клером?
   — Не знаю.
   — Это ложь! — воскликнул Маленький Джон. — Ложь! Вот уже шесть лет, как он уехал, чтобы отправиться за леди Кристабель, и я уверен, вам известно, что сталось с этим несчастным. Где он?
   — Я этого не знаю.
   — Вы видели его в течение этих шести лет?
   — Видел, проклятый упрямец!..
   — Давайте без оскорблений, господин барон. Где вы его видели?
   — Первая наша встреча, — отвечал лорд Фиц-Олвин с горечью, — произошла в таком месте, где этому бесстыдному бродяге бывать было запрещено. Я нашел его в комнате моей дочери, у ног леди Кристабель. В тот же вечер моя дочь поступила в монастырь. На следующий день у него хватило дерзости прийти ко мне и попросить у меня ее руки. Я приказал моим людям выставить его за дверь, и с тех пор я его не видел, но недавно узнал, что он поступил на службу к французскому королю.
   — По своей воле? — спросил Джон.
   — Да, чтобы выполнить условия заключенного между нами договора.
   — Договора? Что Аллан обязан сделать и что вы ему обещали?
   — Он обязан восстановить свое состояние, снова стать владельцем своих земель, отобранных в казну из-за преданности его отца Томасу Бекету. Я обещал ему руку дочери, если он семь лет пробудет вдали от нее и не будет пытаться ее увидеть. Но если он нарушит слово, я волен распорядиться рукой леди Кристабель как захочу.
   — И когда заключено соглашение?
   — Три года назад.
   — Прекрасно, теперь займемся пленными. Пойдем освободим их.
   В груди барона бушевал настоящий вулкан, но зловещие замыслы, теснившиеся в его мозгу, не отразились на его бледном лице. Прежде чем пойти за Маленьким Джоном, он запер свой драгоценный сундук на два оборота ключа, убедился в том, что следов его сокровищ снаружи не осталось, и сказал благостным тоном:
   — Идем, храбрый сакс.
   Маленький Джон был не таким человеком, чтобы слепо идти по пути, выбранному бароном, и он сразу заметил, что лорд Фиц-Олвин двигается в направлении, противоположном тому, которое вело к валам.
   — Сэр барон, — сказал он, кладя свою могучую руку на плечо старика, — вы выбрали дорогу, которая уводит нас от цели.
   — Почему вы так считаете? — спросил барон.
   — Да потому, что пленные заперты в камерах на валу.
   — Кто вам это сказал?
   — Джеффри.
   — Ах, негодяй!
   — Да, действительно негодяй, потому что он не удовольствовался тем, что сообщил, где заперты пленные, но и указал, как устроить побег.
   — Правда? — воскликнул барон. — Не забыть бы его наградить за добрую службу. Однако, предавая меня, он злоупотребил вашей доверчивостью: в этой части замка пленных нет.
   — Возможно, но я хотел бы убедиться в этом сам вместе с вами.
   Под галереей, где находились барон и Маленький Джон, в эту минуту раздались тяжелые шаги нескольких человек. От неожиданной помощи лорда Фиц-Олвина отделяла только лестница, поэтому, воспользовавшись тем, что лесник в эту минуту внимательно разглядывал, где кончается галерея, он, с необыкновенной для его возраста ловкостью, бросился к двери, выходившей на лестницу. Но когда он уже собирался опуститься по ней, перепрыгивая через несколько ступенек, в эту самую минуту на его плечо опустилась железная рука. Несчастный старик издал пронзительный вопль и стал прыгать со ступеньки на ступеньку. Невозмутимый Маленький Джон только увеличил шаг. Безумный спуск барона становился все стремительнее. Влекомый надеждой на спасение, старик продолжал свой отчаянный бег, кричал, звал на помощь, но его пронзительные крики терялись в огромных и пустынных галереях. Наконец, через четверть часа беспорядочного бегства, барону на его пути попалась какая-то дверь, он толкнул ее с такой силой, что распахнулись обе створки, и почти без сознания рухнул на руки человека, выскочившего ему навстречу.
   — Спасите! Спасите! Убивают! — закричал он. — Хватайте его! Убейте его!
   И, перестав изрыгать проклятия, лорд Фиц-Олвин выскользнул из рук, пытавшихся удержать его на ногах, и растянулся во всю длину на полу.
   — Назад! — крикнул Маленький Джон, стараясь оттолкнуть защитника барона. — Назад!
   — Ну же, Маленький Джон, — прозвучал знакомый голос, — гнев вас так ослепил, что вы своих друзей не узнаете?
   Маленький Джон удивленно воскликнул:
   — Это вы, Робин!? Слава Богу! Какой счастливый случай для этого предателя! Иначе, клянусь вам, настал бы его смертный час!
   — За кем же вы так гнались, мой храбрый Джон?
   — Это барон Фиц-Олвин, — шепнул Робину Хэлберт, стараясь спрятаться за спиной молодого человека.
   — Как, барон Фиц-Олвин?! — воскликнул Робин. — Я просто и восторге от этой встречи, потому что смогу задать ему очень важные вопросы о людях, которых я люблю.
   — Вы можете не утруждать себя этими расспросами, — ответил Маленький Джон, — я узнал от его светлости все что нужно: и о судьбе Аллана Клера, и о положении наших друзей; они заперты где-то здесь, и он вел меня к ним в камеру, чтобы их освободить, вернее, этот предатель делал вид, что ведет к ним, а на самом деле пытался улучить мгновение, когда мое внимание ослабеет, и убежать.
   При этих словах у барона вырвался тяжкий вздох сожаления об упущенной возможности.
   — Обещая вам освободить наших друзей, он вам лгал, мой храбрый Джон; наши парни уже держали путь в Лондон, когда мы завтракали в харчевне, — заметил Робин Гуд.
   — Невозможно! — воскликнул Маленький Джон.
   — И все же это так, — возразил ему Робин Гуд. — Хэл только что об этом узнал, и мы искали вас, чтобы вместе выбраться из логова льва.
   Услышав имя Хэлберта, барон поднял голову, украдкой взглянул на молодого человека и, удостоверившись в неверности своего слуги, снова принял положение побежденного, вполголоса проклиная на все лады бедного Хэла.
   Движение барона не ускользнуло от тревожного внимания Хэла.
   — Робин, — заметил он, — милорд так на меня посмотрел, что я понял: за мои дружеские чувства к вам мне от него награды ждать не приходится.
   — Уж конечно, — глухо проворчал лорд Фиц-Олвин, я твоего предательства не забуду.
   — Ну что же, дорогой Хэл, — сказал Робин, — поскольку здесь вам находиться больше нельзя, а наше дальнейшее пребывание в замке бессмысленно, давайте выбираться отсюда вместе.
   — Постойте, — прервал его Маленький Джон, — мне кажется, я окажу большую услугу всему графству, избавив его навеки от безудержной власти этого проклятого норманна. Я сейчас отправлю его прямо к Сатане.
   Эта угроза заставила барона подпрыгнуть на его тощих ногах, и он на мгновение даже стал выше ростом. Хэл и Робин пошли запереть дверь.
   — Добрый лесник, — пробормотал старик, — и ты, честный лучник, и ты, мой милый маленький Хэл, прошу вас, не будьте безжалостны. Я неповинен в несчастье, случившемся с вашими друзьями, они напали на моих людей, мои люди защищались — разве это не естественно? Те храбрые ребята попали мне в руки, но, вместо того чтобы их повесить, как долж… как они заслужи… я хотел сказать, как должно было ожидать, я их пощадил и отправил в Лондон. Я же не знал, что вы явитесь сегодня ко мне и потребуете их освободить; если бы меня предупредили, то, понятное дело, этим славным парням… сейчас ничего другого не надо было бы желать. Одумайтесь и, вместо того чтобы впадать в гнев, будьте судьями, а не палачами. Клянусь вам, что попрошу пощадить ваших друзей, клянусь также, что прощу Хэлу его невер… его легкомысленное поведение и сохраню за ним место, которое он занимал на службе у меня.
   Продолжая говорить, барон прислушивался к малейшему шуму, напрасно надеясь на помощь.
   — Барон Фиц-Олвин, — торжественно произнес Маленький Джон, — я должен действовать по закону, который действует в лесу: вы сейчас умрете.
   — Нет, нет, — зарыдал барон.
   — Послушайте, прошу вас, милорд. Я говорю без гнева. Шесть лет назад ваши люди сожгли дом этого молодого человека, а его мать была убита одним из ваших солдат; тогда, над телом этой несчастной мы поклялись отомстить ее убийце.
   — Сжальтесь надо мной! — простонал старик.
   — Маленький Джон, — сказал Робин, — пощадите этого человека ради ангельского создания, которое называет его отцом. Милорд, — добавил Робин, повернувшись к барону, обещайте мне отдать Аллану Клеру руку той, которую он любит, и мы сохраним вам жизнь.
   — Обещаю вам, сэр лесник.
   — Вы сдержите слово? — спросил Маленький Джон.
   — Да.
   — Оставьте ему жизнь, Джон; клятва, которую он нам принес, записана на Небесах, и, если он ее нарушит, он обречет свою душу на вечное проклятие.
   — Думаю, что он уже успел это сделать, друг мой, — ответил Джон, — и никак не могу смириться с тем, что должен его помиловать.
   — Да разве вы не видите, что он и так полумертв от страха?
   — Да, конечно; но, стоит нам на сто шагов отойти от этого места, он всех своих людей бросит за нами в погоню. Надо как-то воспрепятствовать такому опасному развитию событий.
   — Запрем его в этой комнате, — предложил Хэл. Лорд Фиц-Олвин с ненавистью взглянул на него.
   — Да, так и сделаем, — решил Робин.
   — А вопли, а шум, который он поднимет, как только мы уйдем? Об этом ны подумали?
   — Тогда, — сказал Робин, — привяжите его к стулу лентой из оленьей кожи, которой обмотан ваш пояс, а рот заткните ему рукояткой его собственного кинжала.
   Маленький Джон схватил барона, не смевшего сопротивляться, и крепко привязал его к спинке стула.
   Приняв эту предосторожность, молодые люди поспешили к подъемному мосту, и сторож, друг Хэла, тут же их выпустил.
   Пока наши друзья быстрым шагом двигались к дому Грейс Мэй, Джеффри, изнывая от нетерпения, поднимался в покои барона.
   Подойдя к дверям, он тихонько постучал, затем, не получив ответа, постучал сильнее; ему опять никто не ответил. Испуганный этим молчанием, Джеффри позвал барона, но ему ответило только эхо собственного голоса. Тогда он поднажал своим мощным плечом и высадил дверь.
   Комната была пуста.
   Джеффри обежал все залы, коридоры, переходы, галереи, крича во весь голос:
   — Милорд! Где вы, милорд?
   Наконец, после долгих поисков, Джеффри оказался лицом к лицу со своим господином.
   — Милорд! Господин мой! Что случилось? — воскликнул Джеффри, развязывая барона.
   Барон, задыхаясь от ярости, гневно закричал:
   — Поднимите мост, никого не выпускайте, обыщите весь замок, найдите этого верзилу-лесника, свяжите мерзавца и притащите сюда; Хэла немедленно повесить! Ступайте же, болван, ступайте!
   Барон, разбитый усталостью, еле дотащился до своей комнаты, а Джеффри, полный надежды поймать Маленького Джона, побежал исполнять многочисленные приказания, которые он получил.
   Через час, когда люди барона поставили в замке все вверх дном, чтобы найти Маленького Джона, Хэл, успевший проститься с Грейс Мэй, вместе с друзьями шел по Шервудскому лесу в направлении Гэмвелла.

XVIII

   Придя в себя от страха и усталости, барон Фиц-Олвин приказал своим людям произвести розыски в городе, чтобы обнаружить следы лесника. Само собой разумеется, что он обещал себе жестоко отомстить за неслыханное оскорбление, которое ему нанесли.
   Джеффри рассказал барону о бегстве Хэлберта, и эта последняя новость довела владельца замка до белого каления.
   — Презренный плут! — заявил он Джеффри. — Если ты оплошаешь и упустишь разбойника, представившегося мне твоим другом, я тебя повешу без всякого милосердия.
   Стремясь вернуть себе уважение и доверие своего господина, могучий норманн искал лесника самым тщательным образом. Он обежал весь город и его окрестности, опросил всех трактирщиков в округе, и ему удалось узнать, что у первого лесничего Шервудского леса, сэра Гая Гэмвелла, есть племянник, чье описание полностью соответствовало внешности красавца-лесника. Джеффри узнал также, что молодой человек живет в доме своего дяди и, судя по описаниям главаря шайки, которые сделали крестоносцы, подвергшиеся ночному нападению, этот родственник сэра Гая и есть не кто иной, как противник барона и победитель Джеффри.
   Человек, от которого Джеффри получил эти ценные сведения, добавил также, что молодого лучника, чья меткость, можно сказать, вошла в поговорку, зовут Робин Гудом и он тоже живет в поместье Гэмвелла.
   Само собой разумеется, что Джеффри тут же побежал сообщить барону все, что ему удалось узнать.
   Лорд Фиц-Олвин спокойно выслушал весьма многословное повествование своего слуги, что свидетельствовало о его немалом терпении, и вдруг его озарило. Он вспомнил, что Мол, или Иезавель, как обычно барон называл служанку своей дочери, нашла пристанище в поместье Гэмвеллов, и там, наверное, живет Робин Гуд, главарь шайки, а также Маленький Джон и остальные люди, входившие в эту наглую компанию.
   Известия, полученные из других источников, подтверждали правдивость рассказа Джеффри, и лорд Фиц-Олвин решил немедленно принести к подножию трона короля Генриха II жалобу на лесников.
   Время для этого было выбрано удачно. В это время Генрих II деятельно занимался внутренними делами королевства, стараясь внушить своим подданным уважение к земельной собственности, а потому внимательно выслушивал все сообщения о кражах и разбое, которые ему приносили его осведомители.
   По приказу короля те из виновных, кого удавалось схватить, сначала заключались под стражу, а затем из королевской тюрьмы их переводили или нижними чинами в армию или гребцами на галеры.
   Лорд Фиц-Олвин добился того, чтобы Генрих II выслушал его дело, и изложил королю причины, сильно их преувеличив, своей вражды с Робин Гудом. Имя Робина тотчас привлекло внимание государя, он потребовал рассказать ему все поподробнее и тут же выяснил, что это именно тот самый Робин Гуд, кто, объявив себя прямым потомком Уолтофа, которому графство Хантингдон пожаловано было Вильгельмом I, требовал вернуть ему титул и имения последнего представителя рода. Как мы уже знаем, иск Робин Гуда был отвергнут, и его противник, аббат Рамсей, продолжал владеть наследством молодого человека.
   Обнаружив, что враг барона не кто иной, как самозваный граф Хантингдон, король пришел в великий гнев и приговорил Робин Гуда к изгнанию. Он также приказал, чтобы семья Гэмвелл, открыто покровительствовавшая Робин Гуду, была лишена всех прав состояния и земель.
   Один друг сэра Гая, узнав о жестоком приговоре, вынесенном старику, поспешил известить его об этом. Ужасная новость повергла в оцепенение всех обитателей мирного поместья Гэмвеллов; крестьяне, узнав вскоре о несчастье, постигшем их господина, собрались вокруг замка и заявили, что они будут вместе с сэром Гаем защищать подступы к поместью и скорее умрут сражаясь, чем уступят хоть одну пядь земли. У сэра Гая, однако, была прекрасная усадьба в Йоркшире, Робин Гуд об этом знал, и по совету Маленького Джона он стал умолять сэра Гая оставить Гэмвелл и увезти семью в это надежное убежище.
   — Меня мало заботит, сколько дней я еще проживу, — ответил баронет, вытирая дрожащей рукой слезы с покрасневших глаз. — Я похож на старый дуб в нашем лесу, с которого даже легкий ветерок срывает один за другим последние листья. Мои дети сегодня покинут этот разоренный дом, но у меня самого не хватит ни сил, ни мужества покинуть кров моих отцов. Здесь я родился, здесь умру. Не требуйте, чтобы я уехал, Робин Гуд; дом моих предков станет моей могилой; как и они, я умру на пороге дома, в котором я родился, и, как они, буду защищать его двери от незваных гостей. Увезите мою жену и дочерей… Мои сыновья, я в этом уверен, не захотят покинуть старого отца и вместе с ним будут защищать колыбель нашего рода.
   Старик остался глух к просьбам Робин Гуда и мольбам Маленького Джона; пришлось отказаться от надежды заставить его покинуть Гэмвелл, и, поскольку обстоятельства требовали быстрых и решительных действий, молодые люди стали готовить отъезд женщин.
   Леди Гэмвелл, ее дочери, Марианна, Мод и все служанки должны были под охраной отряда крестьян, верных сэру Гаю, с наступлением темноты покинуть усадьбу.
   Когда все приготовления к этому горестному событию были закончены и вся семья собралась в большом зале, Робин Гуд, увидев, что Марианна отсутствует, поспешил в ее комнату.
   — Робин! — вдруг окликнул его прерывающийся от рыданий голос.
   Молодой человек повернул голову и увидел заплаканную Мод.
   — Дорогой Робин, — сказала девушка, — я хотела поговорить с вами прежде чем уеду из поместья. Увы, Боже мой! Может быть, мы и не свидимся больше!
   — Дорогая Мод, прошу вас, успокойтесь и не поддавайтесь таким грустным мыслям. Клянусь вам, мы скоро снова будем вместе.
   — Хотела бы я вам верить, Робин, но, по правде говоря, это невозможно. Я знаю опасность, которая нам угрожает, и защита этой усадьбы — дело почти невыполнимое. Час отъезда приближается; позвольте мне, Робин, выразить вам глубокую благодарность за вашу неизменную доброту ко мне.
   — Прошу вас, Мод, не нужно об этом говорить; какие благодарности, какая признательность могут быть между нами? Вы же помните, что мы с вами шесть лет назад заключили дружественный союз: я поклялся любить вас как брат, а вы — относиться ко мне с нежностью сестры. И я спешу добавить, что вы сдержали слово и были мне нежным другом и лучшей из сестер. И с каждым годом я любил нас нее больше.
   — Вы меня действительно любите, Робин?
   — Да, Мод, и по-родственному пекусь о вашем счастье.
   — Вы всегда поступали так, чтобы я могла убедиться в вашей привязанности, дорогой Робин, и поэтому я верю в вашу преданность и могу вам сказать…
   Тут девушка залилась слезами.
   — Мод, Мод, что с вами? Да говорите же толком; глупышка, вот уж в самом деле, вы пугливы, как молодая лань.
   Но девушка, закрыв лицо руками, по-прежнему рыдала.
   — Ну же, Мод, мужайтесь! Зачем так отчаиваться? Что вы хотели мне рассказать? Я слушаю, говорите, не бойтесь!
   Мод отняла руки от лица, подняла глаза и, пытаясь улыбнуться, сказала:
   — Я так страдаю! Я думаю об одном человеке, который был ко мне добр и внимателен, заботился обо мне…
   — Вы думаете о Уильяме? — живо прервал ее Робин. Девушка покраснела.
   — Ура! — закричал Робин. — Ах, милая моя крошка Мод, так вы, слава Господу, любите этого славного парня! Я бы все отдал, чтобы Уилл был здесь, у ваших ног. Он был бы так счастлив, если бы услышал ваше: «Я люблю вас, Уильям!»
   Сначала Мод попробовала отрицать, что любит Уильяма так сильно, как это думает Робин, но все же вынуждена была признаться в своих чувствах: она так долго думала о нем, что постепенно привязалась к нему. После этого признания, которое ей трудно было сделать, особенно Робину, Мод спросила его, почему не видно Уильяма.
   Робин ответил, что Уилл отсутствует по необходимости из-за некоего важного дела, что беспокоиться не стоит и что через несколько дней он вернется к родным.
   Эта ложь во имя благой цели вернула Мод спокойствие и ясность души; она подставила Робину щеку, покрасневшую от слез, и, получив братский поцелуй, поспешила спуститься в зал.
   А Робин пошел в покои Марианны.
   — Дорогая Марианна, — сказал Робин, беря руки возлюбленной в свои, — мы должны сейчас расстаться и, может быть, надолго. Позвольте же мне перед разлукой поговорить с вами откровенно.
   — Я слушаю вас, дорогой Робин, — ласково ответила девушка.
   — Вы ведь знаете, конечно, Марианна, — продолжал дрожащим голосом молодой человек, — что я люблю вас всеми силами своей души.
   — Ваши поступки доказывают мне это каждый день, друг мой.
   — Вы же мне доверяете, правда? Вы ведь верите в искренность моей любви, ее полное бескорыстие?
   — Да, безусловно, да; но по какой причине вы спрашиваете меня, верю ли я честному человеку, храброму сердцу и настоящему другу?