Дюма Александр. Робин Гуд

   Вместо ответа на вопросы Марианны Робин грустно улыбнулся.
   — Но вы и в самом деле меня пугаете, Робин; говорите, умоляю вас, говорите; ваша серьезность, озабоченный вид, странные вопросы, обращенные ко мне, заставляют меня опасаться несчастья еще более страшного, чем те, что уже давно преследуют меня.
   — Успокойтесь, Марианна, — с нежностью сказал Робин, — благодарение Богу, я не собираюсь сообщать вам плохие новости. Я хочу поговорить с вами только о вас самой, и не надо на меня сердиться, если я на этом настаиваю. Сколько ни стараешься себя образумить, любовь эгоистична, а моя любовь подвергнется ныне трудному испытанию. Мы расстаемся, Марианна и, может быть, навсегда!
   — Нет, Робин, нет! Надо верить в Божье милосердие!
   — Увы, дорогая Марианна, все рушится вокруг меня, и сердце мое разбито. Посмотрите на это достойное и гостеприимное семейство: только за то, что оно дало мне кров, когда у меня не было пристанища и крыши над головой, его приговорили к изгнанию, у него отобрали имение, его выгоняют из дома. Мы будем защищать усадьбу, и, пока от деревни Гэмвелл будет цел хоть один камень, я буду стоять насмерть. Провидение, на которое вы уповаете, меня ни разу не покинуло в беде, и, как и вы, Марианна, я возлагаю свои надежды на него; я буду сражаться, и оно защитит меня. Но подумайте хорошенько, Марианна, указом короля я изгнан из королевства, меня могут вздернуть на первом попавшемся суку или отправить на виселицу: какой-нибудь соглядатай выдаст меня, потому что за мою голову назначена награда. Робин Гуд, граф Хантингдон, — гордо добавил молодой человек, — сегодня стал никем! Так вот, Марианна, вы дали мне слово и поклялись стать моей спутницей жизни?
   — Да, да, Робин.
   — А теперь, дорогая Марианна, я с корнем вырываю из сердца эту клятву, я предаю забвению ваше обещание. Марианна, обожаемая моя Марианна, я возвращаю вам свободу, я освобождаю вас от всяких обязательств по отношению ко мне.
   — О Робин! — с упреком воскликнула девушка.
   — Я был бы недостоин нашей любви, Марианна, — продолжал Робин, — если бы в своем теперешнем положении все еще надеялся назвать вас своей женой. Поэтому вы можете свободно распоряжаться своей судьбой, и я лишь прошу вас вспоминать иногда о бедном изгнаннике по-дружески.
   — Плохо же вы думаете обо мне, Робин, — с обидой ответила девушка. — Как могли вы хоть на мгновение подумать, что та, которая любит вас, недостойна вашей любви? Как могли вы подумать, что мое чувство не выстоит в беде?
   И, сказав это, Марианна расплакалась.
   — Марианна, Марианна! — вне себя воскликнул Робин. — Будьте милостивы, выслушайте меня без гнева. Увы, я люблю вас так пылко, что мне стыдно обрекать вас на то, чтобы вы разделили мою несчастную долю. Неужели вы думаете, что я не чувствую глубокого унижения от бесчестия, которому подверглось мое имя, что мысль о разлуке с вами не повергает мою душу в бездну страданий! Но если бы я не любил вас, Марианна, я вонзил бы нож себе в сердце, потому что ваша любовь — это единственное, что привязывает меня к жизни. Вы привыкли к роскоши, дорогая Марианна, вы бы жестоко страдали от бедности, если бы вы стали женой Робин Гуда, и, клянусь вам, что я предпочел бы потерять вас навеки, чем видеть, как вы несчастливы со мной.
   — Я ваша жена перед Богом, Робин, и ваша жизнь будет моей жизнью. А теперь, позвольте мне кое-что посоветовать вам. Всякий раз, как вам представится случай сообщить о себе, пошлите мне весточку и, если сможете навестить меня, приезжайте, я буду счастлива. Брат мой вернется к нам, я очень на это надеюсь, и с его помощью нам удастся отменить жестокий приговор, вынесенный вам.
   Робин грустно улыбнулся.
   — Дорогая Марианна, — сказал он, — не надо обольщать сердце несбыточными надеждами. Я ничего не жду от короля. Я избрал свой образ действий и твердо решил придерживаться его. Если вы услышите, что обо мне говорят плохо, Марианна, закройте уши от клеветы, потому что я клянусь вам Святой Девой всегда оставаться достойным вашего уважения и дружбы.
   — Что плохого я могу услышать о вас, Робин, и что вы задумали?
   — Не спрашивайте меня, дорогая Марианна, я считаю, что мои намерения честны, и если будущее покажет, что это не так, я первый признаю свою ошибку.
   — Я знаю, что вы человек верный и честный, Робин, и буду просить Бога помочь вам во всех начинаниях.
   — Спасибо, любимая моя Марианна, и прощайте, — сказал Робин, смахивая повисшую на его ресницах слезу.
   Он крепко сжал девушку в своих объятиях, и она почувствовала, как при слове «прощайте» ее оставили последние силы. Она спрятала заплаканное лицо на плече Робина и горестно зарыдала.
   Несколько минут молодые люди стояли молча, забыв обо всем на свете. И только голос, позвавший Марианну, заставил их разомкнуть руки.
   Они спустились, и Марианна, уже одетая в костюм для верховой езды, села на предназначенную ей лошадь.
   Леди Гэмвелл и ее дочери были в таком отчаянии, что едва держались в седлах.
   Служанки, по большей части замужние, их дети и несколько стариков дополняли верховую группу. После душераздирающего прощания ворота усадьбы закрылись за беглецами, и в сопровождении вооруженного отряда они двинулись лесной дорогой.
   Прошла неделя. И каждый день этой недели тревожного ожидания был использован для того, чтобы укрепить Гэмвелл. Жители деревни жили, если можно так выразиться, в муках страха, потому что они постоянно боялись завтрашнего дня. Вокруг усадьбы были выставлены часовые и под руководством Робина были построены две линии заграждений, которые должны были если не остановить врага, то, во всяком случае, приостановить его продвижение и противопоставить ему серьезную защиту. Заграждения эти, в человеческий рост высотой, позволяли крестьянам укрыться от разящих стрел противника, одновременно давая возможность прицеливаться самим.
   Сэр Гай, однако, отнюдь не питал иллюзий относительно успеха защиты, он знал, что предприятие это опасное и безнадежное, но этот благородный и доблестный сакс не хотел сдаваться без боя.
   Робин был душой этой маленькой армии: он следил за работами, подбадривал крестьян, изготовлял оружие, успевал один повсюду. Деревня Гэмвелл, прежде такая спокойная, наполнилась шумом и движением, страх сменился воодушевлением, и мирные поселяне, казалось, были счастливы и горды вступить в открытую борьбу с норманнами.
   Когда же все приготовления к сражению были окончены, жителями Гэмвелла овладело какое-то оцепенение, как будто покой, изгнанный отзвуками войны, вернулся к своим мирным хозяевам, но тишина эта напоминала ту, что воцаряется в природе за несколько минут перед бурей, когда люди с беспокойством ожидают первых раскатом грома.
   Однако врагов пришлось ждать еще десять дней.
   Наконец, дозорные, караулившие на вышках плесу, дали знать, что приближается конный отряд.
   Новость стала передаваться из уст в уста; зазвонил набат, и все крестьяне тут же бросились на свои посты, распределенные заранее. Притаившись за возведенными ими укреплениями, они молча, держа наготове оружие, следили за быстрым приближением врага.
   Не увидев никого и не услышав никакого шума, который предвещал бы вооруженное сопротивление, командир королевских солдат уже радостно потирал руки, уверенный, что он застанет жителей деревни врасплох. Зная характер саксов, на своем опыте убедившись, что эти мужественные люди прекрасно сражаются, он приготовился встретить препятствия на своем пути. Вот почему покой, которым была объята долина, его очень радовал, и он полагал, что застал своего врага не готовым к защите.
   Норманнский отряд состоял из пятидесяти человек, а крестьян было около ста, и потому они были сильнее, к тому же у них была превосходная позиция.
   По-прежнему считая, что он нападет на деревню, как ястреб на безобидную пташку, командир приказал своим людям ускорить аллюр лошадей. Они повиновались, и отряд рысью стал подниматься по склону холма.
   Но не успели они достигнуть вершины, как их с головы до ног скрыли тучи стрел и дротиков и град камней. Удивление норманнов было столь велико, что они даже не сумели собраться, чтобы ответить, и их настигла новая туча стрел.
   Несколько солдат упало, пораженных насмерть; среди норманнов раздались негодующие крики; увидев перед собой заграждения, они бросились на первую линию и яростно атаковали ее.
   Но саксы, невидимые за своим укрытием, встретили их мужественно и оказали им достойный прием, поэтому солдаты поняли, что иного выхода, кроме как мужественно сражаться, у них нет. Им удалось завладеть первой линией заграждений, но за ней была вторая, а там и третья, и им пришлось остановиться. Они уже потеряли несколько человек убитыми, но у них не было уверенности в том, что они убили хотя бы одного сакса, и это переполняло их разочарованием. Саксы, по большей части очень меткие лучники, своей цели не упускали, и их стрелы пробили ощутимую брешь в рядах небольшого войска.
   Солдаты, впав в отчаяние от того, что они не могли, встретиться лицом к лицу с врагом, начали роптать. Командир, уловив чутким ухом признаки недовольства, приказал своим людям временно отступить, чтобы выманить саксов из убежища. Эта военная хитрость была тут же осуществлена: норманны притворились, что отступают в боевом порядке, и уже успели отойти на некоторое расстояние от заграждений, когда громкий крик возвестил им появление вассалов сэра Гая.
   Не останавливая отступления, командир обернулся.
   Крестьяне беспорядочной толпой преследовали врагов.
   — Ребята, не оборачивайтесь, — крикнул командир, — пусть они нас догонят. Мы их схватим. Внимание! Внимание!
   Солдаты, воодушевленные надеждой на сокрушительную месть, продолжали отступать. Но неожиданно, к великому удивлению командира норманнов, саксы, вместо того чтобы догонять солдат, остановились у первого заграждения и с невообразимой ловкостью осыпали противника тучей стрел.
   Командир отряда в полном отчаянии приказал своим людям повернуть обратно, а сам, пришпорив лошадь, стал во главе отряда. Но тут внезапно на него посыпалось множество стрел; несчастный норманн покачнулся в седле и тяжело упал с лошади, даже не вскрикнув; его лошадь тоже была ранена, она кинулась в сторону и рухнула в нескольких шагах от тела своего хозяина.
   И без того подавленные своими неудачами, солдаты перед лицом нового несчастья полностью пали духом. Они подняли тело командира и, не сосчитав убитых и не взяв с собой раненых, покинули поле битвы со всей скоростью, на которую были способны их мощные лошади.
   Крестьяне, ликующими криками отметив бегство врага, не стали его преследовать, а подобрали раненых и похоронили мертвых. В бою погибло восемнадцать норманнов, включая командира, тело которого солдаты забрали с собой.
   Обрадовавшись одержанной победе, поселяне уже подумывали вернуть своих жен в Гэмвелл, но Маленький Джон дал понять своим наивным товарищам, что месть короля не ограничится этой первой попыткой и следует готовиться к нападению более многочисленного отряда и суметь как следует его принять.
   Преданные слуги сэра Гая прислушались к советам своего молодого командира, укрепили завалы и изготовили новое оружие. Заботами Маленького Джона дом сэра Гая был снабжен большим количеством съестных припасов и теперь мог выдержать длительную осаду. Человек тридцать крестьян, друзей и сподвижников Гэмвеллов, присоединились к отряду жителей деревни; вооруженные до зубов, постоянно начеку, готовые отразить любое нападение, храбрые саксы ожидали появления кровожадных норманнов.
   Июль подходил к концу, а поселяне вот уже две недели ждали своих опасных гостей; они полагали, что на них нападут в самые ранние утренние часы, поскольку, по всей вероятности, норманны должны были устать от быстрого перехода по жаре и, чтобы отдохнуть, провести хотя бы ночь в Ноттингеме.
   Как-то вечером двое деревенских жителей, вернувшихся из Мансфилда, куда они ходили за покупками, рассказали, что отряд, состоящий из трехсот солдат, только что прибыл в Ноттингем, где и собирается провести ночь, чтобы, не слишком утомляясь, утром дойти до Гэмвелла.
   Эта новость вызвала большое волнение, быстро уступившее место неослабному рвению.
   На следующий день, на рассвете, крестьяне собрались вокруг брата Тука и с благоговением прослушали мессу; Маленький Джон горячо молился вместе со своими людьми, потом вышел на середину и мягким и звучным голосом сказал следующее:
   — Друзья мои, прежде чем мы разойдемся по местам, куда призывает нас долг, я хотел бы поговорить с вами, но я человек малообразованный, и красноречие мне неведомо. У всякого свой талант, мой — хорошо управляться с палкой и метко стрелять из лука. А потому простите мне, если я не очень красиво говорю, и выслушайте меня внимательно. Приближается враг, будьте осторожны и не выходите без крайней необходимости из укрытия. Если вам придется схватиться с врагом врукопашную, то старайтесь сохранять спокойствие и не спешить; помните, что если вы, по несчастью, потеряете хладнокровие, то забудете сделать самое необходимое для своей защиты. Помните, друзья мои, что, желая сделать что-нибудь хорошо, нельзя спешить. Защищайте каждую пядь земли, удары наносите без гнева и старайтесь не промахнуться, потому что вам придется жизнью заплатить за свою ошибку. Покажите врагу, что самый малый клочок нашей родной земли стоит жизни собаки-норманна. Еще раз повторяю вам, ребята, будьте спокойны, мужественны и тверды, и пусть преимущества, которые солдатам Генриха Второго дают превосходство в силе и численности, обойдутся им дорого. Ура Гэмвеллу и сердцам саксов!
   — Ура! — радостно отозвались крестьяне; их крепкие руки сильнее стиснули оружие, а зоркие глаза пристально вглядывались вдаль, пытаясь различить приближающихся врагов.
   — Друзья мои! — воскликнул Робин, занимая место Маленького Джона. — Вспомните, что вы сражаетесь за родные очаги, вы защищаете кров, под которым жили ваши жены и стояли колыбели ваших детей; вспомните, что норманны — наши угнетатели, что они шагают по нашим головам, издеваются над слабыми и протягивают свои руки лишь для того, чтобы убивать, поджигать и разрушать! Вспомните, что здесь жили ваши предки, и вы должны защищать подступы к своему дому. Сражайтесь мужественно, друзья, сражайтесь до последнего своего вздоха!
   — Да, мы будем храбро сражаться! — в один голос ответили саксы.
   Через три часа после восхода солнца звук рога возвестил о приближении врага. Дозорные из леса вернулись в Гэмвелл, и вскоре защитники поместья, как это было и в прошлый раз, сделались невидимыми.
   Неприятельский отряд медленно продвигался вперед, и по тому, как он растянулся, было видно, что в нем действительно две или три сотни солдат.
   Всадники собрались у подножия холма, на который нужно было подняться, чтобы увидеть Гэмвелл, и, посовещавшись несколько минут, разделились на четыре отряда: первый галопом стал подниматься на холм, второй спешился и пошел следом за первым, третий обогнул холм слева, а четвертый — справа.
   Но защитники предусмотрели возможность такого маневра, и потому у подножия деревьев, растущих на вершине холма, были построены укрепления; крестьяне так ловко использовали деревца и кустарник, переплели их ветвями, что норманнские солдаты радовались возможности отдохнуть в их тени, когда они взберутся наверх.
   Но, подойдя поближе к этим зарослям, норманны, осыпанные тучей стрел, смешались; лошади их вставали на дыбы, раненые солдаты падали на землю, и норманны отступили еще быстрее, чем поднялись на холм.
   Люди же, пытавшиеся обогнуть холм с двух сторон, встретили такой же губительный прием. Поэтому было решено отменить кавалерийскую атаку и идти на приступ пешим строем. Солдаты спешились и, прикрывшись щитами и разделившись по указанию командира на четыре группы, пошли в атаку с трех сторон, оставив четвертый отряд в резерве ждать, чем кончится первый штурм саксонских укреплений.
   Норманны быстро дошли до заграждений. Они были футов семи в высоту, и в них были оставлены бойницы для лучников. Солдаты не стали терять драгоценное время, нанося удары укрывшемуся врагу, и полезли на укрепления.
   Но крестьяне и не подумали оказывать им сопротивление, ибо оно было бесполезно: они просто отступили за вторую линию заграждений; норманны, возбужденные первым успехом, бросились в беспорядке преследовать их и яростно атаковали вторую линию; было мгновение, когда противники сошлись врукопашную и битва стала кровавой, но тут саксы по сигналу отступили за третью линию.
   Тут норманны поняли, что противник с каждой минутой отходит все дальше.
   Капитан подозвал к себе солдат, чтобы согласовать с ними новый план атаки; слушая их, он внимательно разглядывал окрестность.
   Деревня Гэмвелл находилась в центре большой долины, и своеобразным прикрытием ей служил холм, по которому было невозможно проехать конному и опасно пройти пешему.
   Капитан спросил у своих людей, нет ли среди них кого-нибудь, кто бы хорошо знал эту местность.
   Вопрос был передан по рядам, и перед капитаном предстал крестьянин, утверждавший, что он знает деревню, потому что у него там живет родственник.
   — Ты сакс, плут? — нахмурясь, спросил командир.
   — Нет, капитан, я норманн.
   — Так твой родственник примкнул к мятежникам?
   — Нет, капитан, он сам сакс.
   — Тогда каким это образом он тебе родственник?
   — Он женат на моей свояченице.
   — Ты знаешь деревню?
   — Да, капитан.
   — Ты можешь показать моим людям другую дорогу в Гэмвелл?
   — Да, капитан. У подножия холма есть тропинка, ведущая прямо в дом сэра Гая.
   — В дом сэра Гая? — переспросил капитан. — А где он?
   — Вон там, слева от вас, капитан, вон то большое здание, окруженное деревьями. В нем и живет сэр Гай.
   — Старый мятежник, против которого мы посланы? Черт побери, ну и задачу задал мне король Генрих — выгнать эту саксонскую собаку из конуры! Ну, а тебе, плут, я могу доверять?
   — Да, капитан, и, если вы последуете моим словам, вы увидите, что я не лгу.
   — Надеюсь, иначе быть тебе без ушей, — угрожающе предупредил капитан.
   — Но я уже оказал вам услугу — привел нас сюда.
   — Так-то оно так, но что ж ты сразу не показал мне эту дорогу?
   — Саксы все равно бы увидели, куда двинулся отряд, и приняли бы меры, чтобы остановить его. Эту тропинку горстка храбрецов может защитить против тысячи солдат.
   — Ты говоришь, она идет у подножия холма?
   — Да, капитан, по опушке леса.
   Капитан остался очень доволен разъяснениями и приказал части своих людей идти за проводником, другая же часть должна была предпринять новую атаку, чтобы отвлечь внимание саксов.
   Но замысел капитана был разгадан.
   Свояк проводника, защищавший с другими крестьянами деревню, узнал его и сказал Маленькому Джону, что тот, по его мнению, о чем-то переговаривается с командиром норманнов.
   Маленький Джон тут же понял, что этот человек их предал. Он подозвал к себе тридцать человек и, поставив во главе их одного из сыновей сэра Гая, послал их защищать тропинку, по которой враги собирались проникнуть в поместье.
   После этого Маленький Джон позвал Робин Гуда.
   — Дорогой друг, — сказал он, — вы отсюда можете попасть из вашего лука в какой-нибудь предмет на холме?
   — Думаю, да, — скромно ответил Робин Гуд.
   — То есть, вы в этом уверены, — продолжал Маленький Джон. — Хорошо! Смотрите вон туда. Видите человека, который стоит слева от солдата, чей шлем украшен перьями? Так вот, дорогой друг, это вероломный изменник, и я убежден, что он объясняет командиру, как пройти в поместье лесной дорогой. Постарайтесь убить этого негодяя.
   — Охотно.
   Робин натянул тетиву, и мгновение спустя человек, на которого указал Маленький Джон, дернулся, вскрикнул от боли и замертво рухнул на землю.
   Тогда командир норманнов поспешно собрал своих людей и решился штурмовать укрепления.
   Саксы храбро защищались, но их было гораздо меньше, чем врагов, и они, не сумев устоять, в полном порядке отступили к Гэмвеллу.
   Взяв заграждения, норманны вошли в деревню; крестьянами овладела паника, и они было побежали, но тут раздался громовой клич:
   — Стойте, саксы! Кто храбр, за мной! Вперед! Вперед! Это был голос Маленького Джона, вернувшего мужество растерявшимся бойцам; они повернулись лицом к противнику и, устыдившись проявленной ими минутной слабости, кинулись за своим предводителем.
   Маленький Джон, как разъяренный леи, бросился к высокому солдату, который, по-видимому, был помощником командира: его яростные удары сеяли ужас среди саксов.
   При виде Маленького Джона, который продвигался прямо к нему, раскидывая, как тростинки, солдат, перекрывших ему дорогу, тот человек, о ком мы говорили, схватил топор и кинулся ему навстречу.
   — А вот и ты, наконец, мастер лесник! — воскликнул солдат (это был не кто иной, как Джеффри). — Сейчас я разом расквитаюсь с тобой за все зло, что ты мне причинил!
   Маленький Джон презрительно улыбнулся, и, когда Джеффри, вертевший топор у себя над головой, попробовал нанести ему удар, он мгновенным движением вырвал у него из рук оружие и отбросил его шагов на двадцать.
   — Ты презренный негодяй, — сказал Маленький Джон, — и заслуживаешь смерти, но я еще раз сжалюсь над тобой; защищайся!
   И противники-великаны (читатель, вероятно, помнит, что Джеффри Силач ростом не уступал Маленькому Джону) сошлись лицом к лицу в яростной схватке. Она была долгой, и исход ее был сомнителен, но тут Маленький Джон собрал все свои силы и нанес противнику страшный удар, разрубив его наискось от плеча до спинного хребта.
   Побежденный рухнул, не издав ни звука, и противники с обеих сторон, молча и неподвижно наблюдавшие за необычным поединком, оцепенев от ужаса, увидели эту страшную рану, нанесенную смертельным ударом.
   Но Маленький Джон не задержался у тела своего поверженного врага; потрясая окровавленным мечом, он кинулся крушить ряды норманнов, подобно богу войны, опустошения и смерти.
   Добравшись до пригорка, он обернулся и увидел, что его сторонники сражаются мужественно, но норманны окружили их со всех сторон и лишили возможности защищаться.
   Тотчас же молодой человек протрубил в рог, давая сигнал к отступлению, а потом снова бросился на врагов и проложил дорогу своим людям. Его меч, разивший налево и направо, несколько минут держал солдат на почтительном расстоянии от него, и саксы, содействуя намерениям своего командира, сумели вслед за ним пробиться во двор замка. Держась вместе и отчаянно сражаясь, они заперлись в доме, заранее укрепленном и способном выдержать осаду.

   Норманны кинулись с топорами на двери, но двери были дубовые, толстые, и они устояли. Тогда солдаты принялись бродить вокруг огромного здания, надеясь найти менее защищенный вход, но эти поиски были не только бесполезны, но и опасны, потому что из окон саксы осыпали их огромными камнями и одолевали стрелами.
   Капитан, увидев, какие опустошения произвели в рядах его солдат метательные снаряды осажденных, отозвал норманнов и, оставив сотню человек стеречь дом, отступил с остальными в деревню. Дома в селении, как читателю известно, были покинуты жителями; по распоряжению командира, солдаты обыскали их, но, к великой досаде своей, не нашли не только жителей, но и ничего, чем можно было поживиться или хотя бы утолить голод.
   Поскольку норманны рассчитывали на быструю победу, съестных припасов они с собой не взяли, а потому оказались в большом затруднении. Солдаты стали роптать, и командир отправил в лес дюжину человек, слывших хорошими охотниками, и велел им добыть несколько оленей. Охота оказалась удачной; солдаты насытились, и капитан, устроивший лагерь в деревне, приказал половине отряда расположиться на отдых, а другой — готовиться к ночному штурму здания, где укрепились саксы.
   Крестьяне оказались удачливее своих противников: они сытно поужинали после того как подобрали убитых и перевязали раненых, а затем легли спать.
   Когда стемнело, саксы увидели, что их враги подожгли деревню.
   — Смотрите, Маленький Джон, — сказал Робин Гуд, показывая другу на зловещее зарево, — эти негодяи жгут без всякой жалости дома наших крестьян.
   — Они и усадьбу подожгут, мой друг, — грустно ответил Маленький Джон, — надо и к этому несчастью быть готовыми. Старый дом окружен деревьями, он загорится, как скирда соломы.
   — Как вы спокойно это говорите! — воскликнул Робин. — Разве мы ничего не сможем сделать, чтобы предотвратить этот гнусный замысел?
   — Мы сделаем все что сможем, дорогой Робин, но не нужно обольщаться: огонь — это враг, которого трудно одолеть.
   — Смотрите, Джон, вот еще одна хижина горит; они, что, всю деревню решили сжечь?
   — А вы в этом хоть на минуту усомнились, бедный мой Робин? Да, они сожгут наш дорогой Гэмвелл, а покончив с этим дьявольским занятием, явятся сюда поджигать замок.
   Крестьяне в отчаянии наблюдали это зрелище; в толпе раздавались крики негодования; многие хотели выйти из замка и удовлетворить жажду мести, терзавшую им сердце, но Маленький Джон (его позвал один из двоюродных братьев) сказал им взволнованным голосом:
   — Я понимаю вашу ярость, ребята, но, умоляю вас, подождите! Если мы продержимся до рассвета, мы победим. Подождите, подождите, через четверть часа негодяи будут здесь.