Дюма Александр. Робин Гуд

   «Увы!» — простонал хозяин постоялого двора.
   «Меня зовут Робин Гуд, сударь».
   «Я сам это вижу», — сказал шериф, обводя глазами отряд лесных братьев.
   «Что же до оплаты, то мы имеем в виду нот что: бедных мы кормим бесплатно, но тех, у кого кошелек туго набит, мы заставляем возместить наши расходы».
   «И каковы же ваши условия?» — жалобным голосом спросил шериф.
   «У нас нет условий, и цен мы не назначаем, а просто забираем у нашего гостя все деньги, которые находим при нем. Так, например, в вашем кармане сейчас триста золотых».
   «О Боже! Боже!» — простонал шериф.
   «Значит, ваши расходы и составят триста золотых».
   «Триста золотых!?»
   «Да, и я предлагаю вам съесть сколько сможете, и выпить сколько выдержите, чтобы отдать эти деньги не даром».
   Прямо на траве был накрыт прекрасный ужин. Шериф не был голоден и ел мало, но зато выпил много. Мы решили, что эта неумеренная жажда вызвана отчаянием.
   Он нам отдал триста золотых и, как только последняя монета исчезла в моем кошельке, заторопился покинуть нас. Робин приказал привести его лошадь, помог ему сесть в седло, пожелал доброго пути и настойчиво просил передать привет его очаровательной супруге.
   Шериф ничего не ответил на эти любезные слова; он так спешил выбраться из лесу, что пустил лошадь галопом и исчез, не сказав ни единого слова.
   Так и кончилось приключение Робин Гуда с ноттингемскими мясниками.
   — Хотел бы я, — сказал Красный Уилл, — хоть раз попробовать кем-нибудь переодеться. А вы пробовали, Маленький Джон?
   — Да, по приказу Робина.
   — Ну, и как вы с этим справились? — спросил Уилл.
   — В том случае, о котором идет речь, довольно хорошо, — ответил Джон.
   — А о каком случае вы говорите? — спросил Мач.
   — Вот о каком. Однажды утром Робин Гуд собрался навестить Хэлберта Линдсея и его прелестную женушку, но тут я ему напомнил, что для него опасно открыто появляться в городе. После той истории с мнимой продажей скота шерифу мы опасались мести с его стороны. Робин Гуд только посмеялся над моими опасениями и ответил, что для большей безопасности он переоденется норманном. С этой целью он надел великолепное рыцарское платье, зашел к Хэлберту, а от него отправился на постоялый двор шерифа. Там он потратил кучу денег, сделал множество комплиментов жене хозяина по поводу ее изящества и красоты, побеседовал с шерифом, который был к нему в высшей степени предупредителен, а за несколько минут до ухода отвел его в сторону и сказал, смеясь:
   «Тысячу раз благодарю вас, любезный хозяин, за радушный прием, который вы оказали Робин Гуду».
   И не успел шериф очнуться от оцепенения, в которое его повергли слова Робина, как тот уже исчез.
   — Прекрасно! — воскликнул Уильям. — Но это доказывает еще раз ловкость Робина, и совершенно ничего не говорит о том, кем переоделись вы, Маленький Джон.
   — Я переоделся нищим.
   — Но при каких обстоятельствах?
   — Я же вам сказал, что я выполнял приказ Робина. Он хотел проверить мою ловкость, узнать, смогу ли я в этом хоть как-то сравниться с ним. Право выбора оставалось за мной, и, поскольку я узнал о смерти одного богатого норманна, чьи владения были расположены по соседству с Ноттингемом, я решил смешаться с толпой нищих, сопровождавших похоронную процессию. На голову я надел старую шляпу, обшитую ракушками, взял в руки большую палку, оделся как пилигрим и прихватил с собой мешок для съестного и маленький кошелек, предназначенный для денежного подаяния. Одежда моя имела такой жалкий вид и я так походил на нищего, что даже наши веселые братья чуть не подали мне милостыню.
   Приблизительно в миле от нашего убежища я встретил несколько нищих: они, как и я, направлялись к замку покойного. Один из этих проходимцев казался слепым, другой ужасно хромал, а еще двое были просто одеты в страшные лохмотья.
   «Вот молодцы, — сказал я себе, поглядывая на них краешком глаза, — с которых я должен брать пример; сейчас я присоединюсь к мим и попробую у них кое-чему поучиться».
   «Здравствуйте, братья мои, — любезно произнес я, — счастлив, что случай свел нас. По какой дороге вы идете?
   «По большой», — сухо ответил парень, к которому я обратился.
   Остальные смерили меня взглядом с головы до ног, и на лицах их появилось выражение боязливого удивления.
   «Этого парня можно принять за одну из башен Линтонского аббатства», — сказал, попятившись, один из них.
   «Ну, во всяком случае, меня безошибочно можно принять за человека, который ничего не боится», — с угрозой ответил я.
   «Ну-ну, мир!» — проворчал один нищий.
   «Согласен, мир, — ответил я, — но что такого привлекательного ждет нас в конце дороги, раз туда отовсюду стекается святая братия оборванцев? Почему так скорбно звонят колокола Линтонского аббатства?»
   «Потому что умер один норманн».
   «Так вы идете на его похороны?»
   «Мы хотим получить свою долю милостыни, которую раздают на похоронах таким бедолагам, как мы. Вы вольны идти с нами».
   «Я это прекрасно знаю и не собираюсь благодарить вас за разрешение», — насмешливо ответил я.
   «Слушай ты, длинная ручка от грязной метлы! — закричал самый крепкий из этих парней. — Раз дело обстоит так, мы не хотим больше терпеть в своем обществе такого дурака. На вид ты настоящий негодяй, и твое присутствие нам противно. Убирайся, а на прощание я тебя поглажу по голове».
   И с этими словами нищий изо всех сил ударил меня по макушке.
   Такое неожиданное нападение привело меня в ярость, — продолжал Маленький Джон. — Я прыгнул на негодяя и осыпал его ударами.
   Этот жалкий трус защищаться не мог и запросил пощады.
   «Ну, теперь ваша очередь, грязные собаки!» — закричал я, потрясая палкой перед носом остальных. Как бы вы смеялись, если бы увидели, что слепой внезапно прозрел и с ужасом следил за моими действиями, а хромой со всех ног кинулся бежать к лесу! Я приказал этим крикунам замолчать, потому что они совсем оглушили меня своими воплями, и хорошенько прогулялся палкой по их широким плечам. У одного из них от моих ударов лопнул мешок, и из него выпали несколько золотых; их владелец тут же рухнул на колени, стараясь телом прикрыть от меня свое сокровище.
   «О-о! Это меняет дело, — воскликнул я, — вы оказывается, не жалкие нищие, а просто-напросто воры! Сейчас же отдайте мне все деньги, что у вас есть, до последнего гроша, иначе я вас в крошево превращу!»
   Эти трусы снова запросили пощады, и, поскольку у меня руки устали их бить, я проявил великодушие.
   Когда я расстался с этими нищими, набив карманы тем, что удалось у них отобрать, бедолаги едва могли держаться на ногах.
   В восторге от своих подвигов, поскольку отнять награбленное — значит восстановить справедливость, я быстро вернулся в лес тем же путем, что пришел.
   Робин Гуд в окружении лесных братьев упражнялся в стрельбе из лука.
   «Что случилось, Маленький Джон? — спросил он, увидев меня. — У вас недостало мужества до конца сыграть роль нищего?»
   «Простите, дорогой Робин, но я выполнил свой долг и собрал немало. Я принес шестьсот золотых».
   «Шестьсот золотых?! — удивился он. — Вы что, отобрали их у какого-нибудь князя Церкви?»
   «Нет, атаман, эти деньги я отобрал у людей из нищей братии».
   Робин Гуд помрачнел.
   «Объяснитесь, Джон, — сказал он мне, — я не могу поверить, что вы обокрали бедняков».
   Я рассказал Робину о своих приключениях и заметил, что нищие, чьи мешки набиты золотом, не могут быть никем, кроме профессиональных воров.
   Робин согласился со мной, и на лице его снова появилась улыбка.
   — День был удачным, — со смехом сказал Мач, — один раз забросили сеть, и сразу шестьсот золотых!
   — В тот же вечер, — добавил Джон, — я половину этих денег раздал окрестным беднякам.
   — Вы молодец, Джон! — сказал Уилл, пожимая ему руку.
   — Вы хотите сказать: «Какой великодушный человек Робин», потому что, поступив так, я всего лишь выполнил его волю.
   — Вот мы и в Барнсдейле, — сказал Мач, — и путь мне не показался длинным.
   — Я скажу это моей сестре, — смеясь, пообещал Уилл.
   — А я добавлю, — сказал Мач, — что ни на одну минуту не переставал думать о ней.

VII

   Вот уже целых семь дней Уильям, Мач и Маленький Джон жили в замке Барнсдейл, и счастливое семейство готовилось пышно отпраздновать замужества Уинифред и Барбары. Под руководством Красного Уилла парк и сады замка были превращены в бальные залы; этот славный малый хотел, чтобы на празднике было хорошо всем и каждому в отдельности. Он, казалось, не ведал усталости, ко всему прикладывал руку, заботился обо всем и наполнял весь дом весельем и радостью.
   Он работал, не переставая болтать и смеяться, и при этом успевал переговариваться с Робином и поддразнивать Мача. Вдруг ему взбрела в голову одна сумасшедшая мысль, и он расхохотался во все горло.
   — Что с вами, Уильям? — спросил Робин.
   — Дорогой друг, предоставляю вам самому догадаться о причинах моего веселья, — ответил Уильям, — и готов спорить, что вам это не удастся.
   — Должно быть, это что-то уж очень забавное, раз вы сами смеетесь.
   — И вправду, это забавно. Вы ведь знаете моих братьев, всех шестерых? Да они все будто на один лад вылеплены: золотоволосые, характером мягки и спокойны, а сердцем храбры и честны.
   — Ну и что из всего этого следует, Уильям?
   — А вот что: эти славные парни не знают любви.
   — Ну, и что же? — улыбаясь, спросил Робин.
   — А то, — продолжал Красный Уилл, — что мне пришла в голову мысль, которая нас очень развлечет.
   — Какая мысль?
   — Как вам известно, я пользуюсь большим влиянием на братьев: вот я сегодня же и постараюсь их убедить, что все они должны жениться.
   Робин расхохотался.
   — Я сейчас соберу их тут в уголочке, — продолжал Уильям, — и вобью им в голову фантазию жениться в тот же день, что Мач и Маленький Джон.
   — Ну, это просто невозможно, дорогой Уилл, — возразил Робин, — ваши братья уж слишком смирны и спокойны по природе своей, чтобы ваши слова их воспламенили. А к тому же, насколько я знаю, они ни в кого не влюблены.
   — Тем лучше, значит, им придется ухаживать за подружками моих сестер, и это будет прелестное зрелище. Вы только представьте себе лицо Грегори, этого размеренного доброго увальня, Грегори, который старается очаровать женщину. Пойдемте со мной, Робин, не будем терять время, мы ведь можем дать им всего три дня на выбор невесты. Сейчас я позову братьев и с самым серьезным видом произнесу перед ними отеческое наставление.
   — Женитьба — дело серьезное, Уилл, и не надо относиться к этому легкомысленно. Если вы преуспеете и благодаря вашему красноречию они согласятся жениться, а потом окажется, что из-за необдуманного выбора они будут несчастны всю свою жизнь, вам же самому придется горько пожалеть о своем участии в этом деле.
   — Будьте спокойны на этот счет, Робин. Я сумею найти своим братьям девушек, которые достойны их любви сейчас и будут достойны ее в будущем. Для начала я знаю одну весьма миленькую особу, которая страстно любит моего брата Герберта.
   — Этого еще недостаточно, Уилл. А эта особа достойна стать сестрой Уинифред и Барбары?
   — Без сомнения, и более того, я уверен, что она будет прекрасной женой.
   — А Герберт уже видел эту барышню?
   — Конечно, видел, но бедный мальчик так наивен, что не может даже представить себя предметом чьей-либо любви. Я много раз пытался объяснить ему, что в доме мисс Энн Мейдоу он всегда желанный гость. Напрасный труд! Герберт меня просто не понимал: он совсем ребенок, хотя ему уже двадцать девять лет! Теперь, когда с этим все ясно, перейдем к другому. Я подружился с очаровательной девушкой, которая во всех отношениях подойдет Эгберту, кроме того, вчера Мод говорила мне, что тут одна девушка, живущая по-соседству, находит Харолда очень красивым парнем. Таким образом, вы сами видите, Робин: часть того, что нам нужно для осуществления моих планов, мы уже имеем.
   — К несчастью, этого мало, Уилл, вам же нужно женить шестерых.
   — Не беспокойтесь, я поищу и найду еще трех девиц.
   — Прекрасно! Но, если вы их найдете, будет ли у вас уверенность, что ваши братья им подойдут?
   — Будет: братья мои молоды, сильны, лицом приятны — в общем, внешне похожи на меня, — сказал Уилл с некоторым оттенком самодовольства, — и если они не так привлекательны, как вы, Робин, и у них не такой уж веселый и любезный нрав, то, во всяком случае, в них нет ничего такого, что могло бы отвратить благоразумную и воспитанную девушку, которая хочет найти себе хорошего мужа. А вот и Герберт, — добавил Уилл, увидев брата, идущего по аллее сада, — сейчас я его позову. Герберт, подойди ко мне, мой мальчик!
   — Что тебе надо, Уилл? — спросил, подходя, молодой человек.
   — Желаю побеседовать с тобой, друг мой.
   — Слушаю тебя, Уилл.
   — То, что я собираюсь тебе сказать, касается и братьев, сходи за ними.
   — Бегу, Уилл.
   Герберта не было несколько минут. Все это время Уилл о чем-то размышлял.
   Молодые люди явились на его зов оживленные и улыбающиеся.
   — Вот и мы, Уилл, — радостно доложил старший, — что заставило тебя собрать нас всех вместе?
   — Очень важное дело, милые братья. Можно я сначала задам вам один вопрос?
   Молодые люди утвердительно кивнули.
   — Вы ведь нежно любите нашего отца, правда?
   — А кто осмелится в этом усомниться? — спросил Грегори.
   — Никто, я просто так спросил для начала. Итак, вы нежно любите отца и считаете, что этот достойный старик всегда вел себя как человек чести, как истинный сакс?
   — Конечно, — воскликнул Эгберт, — но скажите, ради Бога, Уилл, что значат ваши слова? Кто-нибудь оклеветал нашего отца? Назовите мне имя этого презренного человека, и я берусь отомстить за честь Гэмвеллов.
   — Честь Гэмвеллов неприкосновенна, дорогие братья, и если бы кто-либо посмел запятнать ее ложью, он бы уже смыл это оскорбление кровью. Я хочу поговорить с вами кое о чем менее важном, но все же очень серьезном, только не надо меня перебивать, а то я и до вечера не успею закончить свою речь. Выражайте свое одобрение или неодобрение кивая или отрицательно качая головой; итак, внимание, я начинаю сначала. Поведение нашего отца, человека чести, должно служить нам образцом.
   — Да, — дружно закивали в знак согласия шесть белокурых голов.
   — И наша мать, — продолжал Уилл, — шла тем же путем: ее жизнь была образцом для добродетельных женщин, верных долгу.
   — Да, да.
   — Наш отец и наша нежная мать всегда любили друг друга, они прожили вместе всю жизнь и были счастливы друг с другом. Если бы наш отец не женился, не было бы нас и, следовательно, мы бы не познали счастья жить. Вам все ясно?
   — Да, да.
   — Так вот, мои мальчики, мы должны быть признательны отцу и матери за то, что они поженились, родили нас на свет, дали нам жизнь.
   — Да, да.
   — Как же тогда вышло, что созерцание картины столь великого счастья не открыло вам глаза? Почему вы проявили неблагодарность Провидению? Отчего не дали нашим родителям свидетельства уважения, нежности и признательности?
   Молодые слушатели Уилла широко открыли от изумления глаза, ничего не поняв в словах брата.
   — Что ты хочешь сказать, Уильям? — спросил Грегори.
   — А то, господа, что по примеру отца вы должны жениться, и этот поступок докажет ваше восхищение отцом, ведь он тоже женился.
   — Боже мой! — с недовольным видом воскликнули молодые люди.
   — Брак — это счастье, — продолжал Уилл, — сами подумайте, как вы будете счастливы, если на вашей руке, как цветок на ветке, повиснет прелестное создание, что будет вас любить, думать о вас, чьей радостью вы будете. Поглядите вокруг себя, и вы увидите, сколь сладостны плоды брака. Во-первых, Мод и я, которым, я уверен, вы завидуете, когда мы играем с нашим малышом. Во-вторых, Робин и Марианна. Подумайте о Маленьком Джоне и последуйте примеру этого достойного человека. Нужны вам еще доказательства того, что Небо посылает счастье молодым супругам? Сходите в гости к Хэлберту Линдсею и его красотке Грейс; спуститесь в долину Мансфилд и навестите Аллана Клера и леди Кристабель. Вы страшные эгоисты, раз вам ни разу не пришла в голову мысль, что в вашей власти сделать женщину счастливой. И не качайте головами, все равно вам никого не удастся убедить, что вы добрые и щедрые парни. Я краснею за вас, ибо у вас черствые сердца и мне горько слышать, как кругом говорят: «Сыновья у старого баронета — люди недобрые». Я решил положить этому конец и прошу считать мои слова предупреждением о моем намерении вас женить.
   — Да ну?! — воскликнул Руперт, и в голосе его прозвучала непокорность. — А я вовсе не хочу иметь жену. Может быть, женитьба и приятна, но сейчас меня это мало интересует.
   — Ты не хочешь иметь жену? — переспросил Уильям. — Возможно, но ты женишься, потому что я знаю одну девушку, которая тебя заставит отказаться от этого решения.
   Руперт отрицательно покачал головой.
   — Мы ведь здесь все свои, скажи мне правду: ты какую-нибудь женщину любишь больше, чем других?
   — Да, — серьезно ответил Руперт.
   — Браво! — воскликнул Уилл, не ожидавший такого признания, потому что Руперт обычно общества юных девиц избегал. — Так кто она? Скажи нам ее имя.
   — Моя мать, — наивно ответил юноша.
   — Мать?! — переспросил Уильям, и в голосе его прозвучала легкая насмешка. — Ну, тут для меня нет ничего нового. Я давно знаю, что ты любишь, уважаешь и почитаешь нашу мать. Но я-то тебе говорю не о любви детей к родителям, я говорю тебе совсем о другой любви. Это такое чувство… такая нежность… ну, в общем, это такое ощущение, что, когда ты видишь любимую, у тебя сердце трепещет в груди. Можно одновременно обожать мать и лелеять прелестную девушку, одно другому не мешает.
   — Я тоже не хочу жениться! — заявил Грегори.
   — А ты думаешь, ты волен поступать как тебе вздумается? — спросил Уилл. — Сейчас ты увидишь, что ошибаешься. Ну, скажи, ты можешь мне объяснить, почему ты отказываешься жениться?
   — Нет, — с опаской прошептал Грегори.
   — Ты что, хочешь жить только для себя? Грегори молчал.
   — Может, ты посмеешь сказать, — воскликнул Уилл, изображая возмущение, — что разделяешь мнение негодяев, презирающих женское общество?
   — Я этого не говорю и вовсе так не думаю, но…
   — Нет таких «но», которые бы устояли против тех доводов, что я вам привел. Итак, мальчики, готовьтесь к семейной жизни, потому что ваши свадьбы мы отпразднуем вместе со свадьбами Уинифред и Барбары.
   — Ты что, — закричал Эгберт, — это же через три дня! Ты с ума сошел, Уилл, мы и невест себе найти не успеем!
   — Доверьтесь мне, я справлюсь с этим даже лучше, чем это сделали бы вы со своей природной скромностью.
   — Ну а я все же решительно не хочу расставаться со своей свободой, — сказал Грегори.
   — Я не думал, что сын моей матери может быть таким эгоистом! — оскорбленным тоном заявил Уилл.
   Бедняга Грегори покраснел.
   — Да ладно, Грегори, — вмешался Руперт, — пусть Уилл поступает как считает нужным, ведь, в конце концов, он желает нам всем счастья и, если он уж будет так добр, что найдет мне невесту, я на ней женюсь. Да ведь ты и сам знаешь, брат, сопротивляться бесполезно. Уильям всегда вертел нами как хотел.
   — Ну, раз уж Уильяму хочется непременно нас женить, — сказал Стивен, — я могу с равным успехом обвенчаться через три дня, как и через три месяца.
   — И я того же мнения, — робко вставил Харолд.
   — Что же, уступаю силе, — заключил Грегори, — Уилл — сущий дьявол, все равно рано или поздно, а в свои сети он меня поймает.
   — Ты сам же поблагодаришь меня за то, что я тебя убедил, и твое счастье будет мне наградой.
   — Я женюсь, чтобы сделать тебе одолжение, Уилл, — добавил Грегори, — и надеюсь, что ты, чтобы сделать мне одолжение, найдешь для меня красивую девушку.
   — Я всех вас представлю юным и очаровательным девицам, и, если они вам не понравятся, можете всем рассказать, что Красный Уилл ничего не понимает в женской красоте.
   — Для меня стараться не нужно, — сказал Герберт, — я жену себе уже нашел.
   — А-а! — со смехом воскликнул Уилл. — Вы увидите, Робин, что ребята уже обеспечили себя, и их отвращение к женитьбе просто игра. Ну и как же зовут твою возлюбленную Герберт?
   — Энн Мейдоу. Мы с ней условились, что обвенчаемся в тот же день, когда и мои сестры.
   — Ах ты хитрец! — сказал Уилл, хлопая брата по плечу. — Мы же позавчера с тобой о ней говорили, и ты мне ничего не сказал.
   — Моя дорогая Энн только сегодня ответила мне согласием.
   — Хорошо, но, когда я намекал на то, что она тебя любит, ты мне ничего не ответил.
   — А мне нечего тебе было ответить. Ты говорил: «Мисс Энн красавица, и нрав у нее очень приятный, из нее получится прекрасная жена». Но я и сам все это давно знаю, ты мне ничего нового не сообщил. Ты еще добавил: «Мисс Энн тебя очень любит». Я тоже так думал, а раз мы оба это знали, мне тебе нечего было сказать.
   — Прекрасный ответ, мой скромный Герберт, но остальные молчат, и, видно, ты один стоишь моего уважения.
   — Я тоже решил жениться, — сообщил Харолд, — мне это желание внушила Мод.
   — А жену тебе тоже Мод выбрала? — со смехом спросил Уилл.
   — Да, брат; Мод мне сказала, что жить с такой очаровательной женщиной одно удовольствие, и я с ней согласился.
   — Ура! — в восторге закричал Уильям. — Дорогие братья, а вы согласны добровольно и от всего сердца венчаться в один день с Уинифред и Барбарой?
   — Согласны, — решительно ответили два голоса.
   — Согласны, — еле слышно ответили остальные четверо, не имевшие никого на примете.
   — Да здравствует женитьба! — воскликнул Уилл и подбросил шляпу в воздух.
   — Да здравствует! — дружно грянули шесть мощных глоток.
   — Уилл, — сказал Эгберт, — давай подумаем о невестах. Нужно нас поскорее им представить, они ведь, наверное, захотят поговорить с нами до свадьбы?
   — Возможно. Идемте со мной; для Эгберта у меня есть прелестная девушка, и, думаю, что знаю трех девушек, которые совершенно подойдут Грегори, Руперту и Стивену.
   — Добрый Уилл, — сказал Руперт, — я хочу, чтобы это была худенькая блондинка, я не желаю жениться на толстушке.
   — Твои романтические вкусы мне известны, и я их учту. Твоя невеста будет тонка, как тростинка, и хороша, как ангел. Пойдемте, мальчики, я вас всех сейчас представлю девушкам, вы за ними поухаживаете, а если вы не знаете, что нужно, чтобы понравиться женщине, я вам дам совет или, еще лучше, объяснюсь с вашей милой сам.
   — Жаль, что ты и жениться на них не можешь, Уилл, дело бы пошло куда скорее.
   Уильям погрозил брату, взял Грегори под руку, и вышел из Барнсдейла во главе отряда женихов.
   Вскоре братья пришли в деревню; там Герберт от них отделился и отправился к своей милой; Харолд тоже исчез через несколько минут, а Уилл с остальными двинулся к дому девушки, которую он выбрал для Эгберта.
   Дверь им открыла сама мисс Люси. Она была прелестна; кожа у нее была розовая, глаза лукавые и черные, улыбка добрая, а улыбалась она всегда.
   Уилл представил мисс Люси своего брата и стал расхваливать Эгберта; он говорил так красноречиво и убедительно, что девушка с согласия матери дала понять Уиллу, что его желание будет исполнено.
   Уильям, очарованный благожелательством мисс Люси, оставил Эгберта с ней наедине продолжать так интересно начатую беседу, а сам с братьями пошел дальше.
   Не успели молодые люди выйти из дому, как Стивен сказал Уиллу:
   — Хотел бы я уметь говорить так остроумно, весело и любезно, как ты!
   — Друг милый, нет ничего проще быть любезным с женщиной, слова сами по себе мало значат, да и придумывать ничего не надо; говори только правду и по-доброму.
   — А девушка, которую ты мне подобрал, хорошенькая?
   — А ты скажи мне: каков твой вкус, какого рода красоту ты любишь?
   — О, — ответил Стивен, — мне угодить нетрудно; девушка, похожая на Мод, меня полностью устроит.
   — Девушка, похожая на Мод, тебя устроит? — возмущенно переспросил Уилл. — Но говоря по правде, позволь заметить, милый, что ты в своих желаниях не очень-то скромен! Клянусь святым Павлом! Стивен, такая женщина, как Мод, — большая редкость, если вообще есть на свете еще хоть одна такая. Да знаешь ли ты, жалкий честолюбец, что ни одна женщина на земле не может сравниться с моей дорогой женушкой?!
   — Ты так думаешь, Уилл?
   — Уверен, — ответил супруг Мод тоном, не терпящим возражений.
   — Но я и вправду этого не знал, извини меня за невежество, Уилл. Я же еще нигде не был, — простодушно пояснил молодой человек, — но если бы ты мог найти мне жену, красота которой была бы такого же типа, как красота Мод…
   — На свете нет никого, кто мог бы хоть чем-нибудь сравниться с Мод, — сказал Уилл, которого желание брата почти рассердило.
   — Ну, что же, тогда, Уилл, выбери мне жену на свой вкус, — упавшим голосом произнес Стивен.
   — Ты будешь ею доволен. Прежде всего я скажу тебе ее имя: ее зовут Минни Мидоуроз.
   — Я ее знаю, — улыбаясь, сказал Стивен. — Это такая кудрявенькая, черноглазая девушка. У Минни есть привычка посмеиваться надо мной: она говорит, что у меня вид глупый и сонный. Однажды мы оказались одни, и она спросила меня, целовал ли я хоть одну девушку.
   — И что ты ей ответил?
   — Ответил, что да, конечно, целовал своих сестер. Минни расхохоталась и снова спросила: «А других женщин вы не целовали?» — «Простите, мисс, — ответил я, — матушку целовал».
   — Матушку, дурачина ты эдакая! Ну и что же она сказала, услышав твой чудный ответ?