Дюма Александр. Виконт де Бражелон, или Десять лет спустя

   - Вы не отвечаете? - спросил король.
   - Кажется, помню, ваше величество.
   - Если вы забыли, то я все помню! Вот что говорили вы мне, слушайте внимательно.
   - О, я слушаю с полным вниманием. Вероятно, этот рассказ будет не лишен интереса.
   Людовик еще раз взглянул на мушкетера. ДаАртаньян погладил перо на шляпе, потом закрутил усы и стал ждать без всяких признаков страха.
   Король продолжал:
   - Выходя в отставку, вы высказали мне всю правду?
   - Да, ваше величество.
   - То есть сказали мне все, что считали правдой относительно моего образа мыслей и действий? Это уже большая заслуга. Сначала вы сказали, что служите моему семейству тридцать четыре года и что устали...
   - Верно, ваше величество.
   - А потом сознались, что усталость - это только предлог, а настоящая причина - недовольство.
   - Действительно, я был недоволен, но нигде и никогда не проявлял этого. Если я, как честный человек, открыто признался в недовольстве вашему величеству, то даже не думал о нем в присутствии кого-нибудь постороннего.
   - Не извиняйтесь, господин ДаАртаньян, и слушайте дальше. Упрекнув меня, вы получили в ответ обещание. Я сказал вам: "Подождите!.. " Не так ли?
   - Да, это правда, как и то, что я имел честь ответить вашему величеству.
   - Вы ответили мне: "Ждать! Нет, не могу. Исполните обещанное сейчас же!.. " Не извиняйтесь, повторяю вам... Все это было очень естественно, но вы не пожалели вашего короля, господин ДаАртаньян.
   - Как мог простой солдат жалеть короля! Помилуйте, ваше величество!
   - Вы очень хорошо понимаете меня. Вы отлично знаете, что тогда следовало щадить меня; что в то время не я был здесь властелином и все мои надежды были на будущее. Когда я говорил об этом будущем, вы отвечали мне: "Увольте меня в отставку... немедленно!"
   ДаАртаньян прикусил усы.
   - Правда, - прошептал он.
   - Вы не льстили мне, когда я находился в бедственном положении, прибавил король.
   - Но, - возразил ДаАртаньян, гордо подняв голову, - если я не льстил тогда вашему величеству, то и не изменял вам. Я даром проливал кровь свою, я стерег дверь, как собака, очень хорошо зная, что мне не бросят ни хлеба, ни кости. Я сам был очень беден, но никогда ничего не просил, кроме отставки, о которой ваше величество изволите говорить.
   - Знаю, вы честный человек... но я был молод, и вы должны были пощадить меня... В чем могли вы упрекнуть короля?.. В том, что он не оказал помощи королю Карлу Второму... Скажем более: в том, что он не женился на Марии Манчини?
   При этих словах король пристально посмотрел на мушкетера.
   "Ага, - подумал ДаАртаньян. - Он не только все помнит, но даже угадывает".
   Людовик продолжал:
   - Осуждение ваше касалось и короля и человека...
   Моя слабость... да, вы сочли это слабостью...
   ДаАртаньян не отвечал.
   - Вы упрекали меня и за мою слабость перед покойным кардиналом. Но разве не кардинал возвысил и поддержал меня?.. В то же время он возвышался сам и поддерживал самого себя, я это знаю; но, во всяком случае, услуги его не подлежат сомнению. Неужели вы бы больше любили меня, лучше служили мне, если бы я был неблагодарным эгоистом?
   - Государь...
   - Перестанем говорить об этом: вас это огорчает, а меня мучит.
   ДаАртаньян не был уличен. Молодой король, заговорив с ним надменно, ничего не добился от него.
   - Задумывались ли вы с тех пор? - заговорил снова Людовик.
   - О чем, ваше величество? - вежливо спросил д'Артаньян.
   - Обо всем, что я сказал вам.
   - Да, ваше величестве...
   - И вы только ждали случая вернуться к этому разговору?
   - Ваше величество...
   - Вы, кажется, колеблетесь...
   - Ваше величество, я никак не могу понять, о чем вы изволите говорить.
   Людовик нахмурился.
   - Простите, государь, у меня очень неповоротливый ум... Я многого не могу понять, но уж если понял, то никогда не забуду.
   - Да, память у вас хорошая.
   - Почти такая же, как и у вашего величества.
   - Решайтесь скорее. Мне время дорого. Что вы делаете с тех пор, как вышли в отставку?
   - Ищу счастья, ваше величество.
   - Жестокие слова, господин даАртаньян.
   - Ваше величество неверно поняли меня. Я питаю к королю величайшее почтение. Правда, я привык жить в лагерях и казармах и выражаюсь, может быть, недостаточно изысканно, но, ваше величество, вы стоите надо мною так высоко, что вас не может оскорбить слово, нечаянно вырвавшееся у солдата.
   - В самом деле, я знаю, что вы совершили блестящий подвиг в Англии. Жалею только, что вы не сдержали обещания.
   - Я! - вскричал даАртаньян.
   - Разумеется... Вы дали мне честное слово, что, оставив мою службу, не будете служить никому... А ведь вы служили королю Карлу Второму, когда устроили чудесное похищение генерала Монка...
   - Извините, ваше величество, я служил самому себе.
   - И успешно?
   - С таким же успехом, с каким совершали свои подвиги полководцы пятнадцатого века.
   - Что вы называете успехом?
   - Сто тысяч экю, которые теперь принадлежат мне. В неделю я получил денег втрое больше, чем за пятьдесят лет.
   - Сумма немалая... но вы будете стремиться увеличить ее?
   - Я, государь? Вчетверо меньшее состояние показалось бы мне сокровищем. Клянусь вам, я и не помышляю об увеличении его.
   - Так вы хотите жить в праздности и расстаться со шпагой?
   - Я уже расстался с ней.
   - Это невозможно, господин даАртаньян! - сказал Людовик XIV решительно.
   - Почему же?
   - Потому, что я не хочу этого, - сказал молодой король так твердо и властно, что даАртаньяном овладело удивление и даже беспокойство.
   - Ваше величество, позволите ли ответить вам? - спросил он.
   - Говорите!
   - Я принял это решение, когда был беден.
   - Дальше!
   - А теперь, когда я трудами своими нажил прочное состояние, вашему величеству угодно лишить меня независимости? Вам угодно осудить меня на меньшее, когда я приобрел большее?
   - Кто позволил вам угадывать мои намерения и рассуждать о моих планах? - спросил Людовик гневно. - Кто сказал вам, что сделаю я и что придется делать вам?
   - Ваше величество, - спокойно сказал мушкетер, - кажется, той откровенности, с какой мы объяснялись тогда в Блуа, теперь уже нет.
   - Да, все изменилось.
   - От души поздравляю ваше величество, но....
   - Вы не верите этому?
   - Я не государственный муж, но у меня тоже верный взгляд, и дело мне представляется не так, как вашему величеству. Царство Мазарини кончилось; начинается владычество финансовых тузов. У них в руках деньги. Ваше величество, вероятно, не часто видите их. Жить под властью этих прожорливых волков тяжело для человека, который надеялся на независимость.
   В эту минуту кто-то поскребся у дверей; король горделиво поднял голову.
   - Извините, господин даАртаньян, - сказал король, - это господин Кольбер с докладом. Войдите, господин Кольбер.
   ДаАртаньян отступил на несколько шагов. Кольбер явился с бумагами и подошел к королю.
   Нечего и говорить, что гасконец не упустил удобного случая и устремил хитрый и пристальный взгляд на нового посетителя.
   - Следствие кончено? - спросил король.
   - Кончено, - отвечал Кольбер.
   - Что говорят следователи?
   - Что виновные заслуживают смертной казни с конфискацией имущества.
   - Ага, - сказал король спокойно, искоса взглянув на даАртаньяна. - А ваше мнение, господин Кольбер?
   Кольбер, в свою очередь, посмотрел на даАртаньяна. Этот незнакомец мешал ему говорить. Людовик XIV понял его.
   - Не беспокойтесь, - сказал он, - это господин д'Артаньян. Неужели вы не узнали господина даАртаньяна?
   Тут Кольбер и даАртаньян взглянули друг на друга. ДаАртаньян смотрел открыто, сверкающими глазами, Кольбер исподлобья и недоверчиво. Откровенное бесстрашие одного не понравилось другому; подозрительная осторожность финансиста не понравилась солдату.
   - А! Вы изволили совершить славный подвиг в Англии, - сказал Кольбер и слегка поклонился.
   - А! Вы изволили спороть серебряные галуны с мундиров швейцарцев, сказал гасконец. - Похвальная экономия! - и низко поклонился.
   Интендант думал смутить мушкетера; но мушкетер прострелил его навылет.
   - Господин даАртаньян, - сказал король, не заметивший всех этих оттенков, которые Мазарини тотчас бы уловил, - речь идет о людях, которые обокрали меня. Я велел арестовать их и теперь выношу им смертный приговор.
   - О! - воскликнул даАртаньян, вздрогнув.
   - Вы хотите сказать...
   - Нет, ваше величество, это меня не касается.
   Король хотел уже подписать бумагу.
   - Ваше величество, - начал Кольбер вполголоса, - предупреждаю, что если пример и надо показать, то исполнение приговора может натолкнуться на препятствия.
   - Что такое?
   - Не забывайте, - спокойно сказал Кольбер, - что тронуть этих людей значит тронуть суперинтендантство. Оба негодяя, оба преступника, о которых идет речь, - близкие друзья одного видного лица, и в день их казни, которую, впрочем, можно устроить в тюрьме, могут возникнуть беспорядки.
   Людовик покраснел и повернулся к даАртаньяну, который покусывал усы, презрительно улыбаясь.
   Людовик XIV схватил перо и подписал обе бумаги, принесенные Кольбером, с такой поспешностью, что рука у него задрожала. Потом он пристально взглянул на Кольбера и сказал ему:
   - Господин Кольбер, когда будете докладывать мне о делах, избегайте по возможности слова "препятствия" Что же касается слова "невозможно", не произносите его никогда.
   Кольбер поклонился, досадуя, что получил такой урок при мушкетере. Он хотел уже выйти, но, желая загладить свою ошибку, прибавил:
   - Я забыл доложить вашему величеству, что конфискованные суммы простираются до пяти миллионов ливров.
   "Мило!" - подумал даАртаньян.
   - А сколько всего у меня в казне? - спросил король.
   - Восемнадцать миллионов ливров, ваше величество - отвечал Кольбер с поклоном.
   - Черт возьми! - прошептал даАртаньян. - Бесподобно!
   - Господин Кольбер, - сказал король, - пройдите по той галерее, где ждет господин Лион, скажите ему, чтоб он принес бумаги, которые он приготовил... по моему приказанию.
   - Сейчас, государь. Я не нужен вашему величеству сегодня вечером?
   - Нет, прощайте.
   Кольбер вышел.
   - Вернемся к нашему разговору, господин даАртаньян, - сказал король, как будто ничего не случилось. - Вы видите, что в денежных делах произошла значительная перемена.
   - Да, нуль превратился в восемнадцать, - весело отвечал мушкетер. Ах, вот что нужно было вашему величеству в то время, когда король Карл Второй приезжал в Блуа! Теперь не было бы ссоры между двумя государствами. А ссора эта - еще один камень преткновения для вашего величества.
   - Вы несправедливы, - возразил король. - Если бы судьба позволила мне в то время дать миллион брату моему Карлу, то вы не вышли бы в отставку и, значит, не нажили бы себе состояния... как вы сами говорили. Но, кроме этого счастливого обстоятельства, есть еще и другое, после которого моя ссора с Великобританией не должна смущать вас.
   Камердинер прервал речь короля, доложив о господине Лионе.
   - Войдите, - пригласил король. - Вы аккуратны, это очень хорошо. Посмотрим, какое письмо написали вы брату моему Карлу Второму.
   ДаАртаньян весь превратился в слух.
   - Подождите еще минуту, - непринужденно сказал Людовик XIV гасконцу, - я должен послать в Лондон согласие на брак моего брата с сестрой английского короля, Генриеттой Стюарт.
   "Он, кажется, разбил меня по всем пунктам, - прошептал ДаАртаньян, пока король подписывал письмо и отпускал Лиона. - Но признаюсь, чем основательней меня разобьют, тем больше удовольствия мне это доставит".
   Король следил взглядом за Лионом, пока тот не запер за собой дверь; он даже сделал три шага за министром. Затем остановился и повернулся к мушкетеру:
   - Теперь покончим с нашим делом. В Блуа вы говорили мне, что вы небогаты.
   - Теперь я богат.
   - Да, но это меня не касается. У вас свои деньги, а не мои; мне нужно другое.
   - Я не совсем понимаю, ваше величество.
   - Не скупитесь на слова, говорите прямо, от души. Довольно ли вам будет двадцать тысяч в год жалованья?
   - Ваше величество... - пробормотал ДаАртаньян в изумлении.
   - Довольно ли вам четырех лошадей на казенном содержании и добавочных сумм в зависимости от обстоятельств и надобности? Или вы предпочитаете получать круглым счетом, скажем, сорок тысяч ливров? Отвечайте.
   - Государь, ваше величество!
   - Вы, разумеется, удивлены, я этого ждал. Отвечайте, не то я буду думать, что вы потеряли способность быстро соображать, которую я так ценил в вас.
   - Ваше величество, двадцать тысяч ливров в год, без сомнения, большие деньги, но...
   - Никаких "но"" да или нет? Достаточно двадцати тысяч?
   - О, разумеется!
   - Отлично. Гораздо удобнее оплачивать экстренные издержки. Переговорите о них с Кольбером. Теперь перейдем к главному.
   - Но, ваше величество, я уже говорил вам...
   - Что вы собираетесь отдохнуть? А я уже ответил вам, что не хочу этого. Кажется, я здесь повелитель.
   - Да, ваше величество.
   - Отлично. Было время, когда вы очень хотели стать капитаном мушкетеров?
   - Действительно.
   - Так вот патент, подписанный мною. Я кладу его сюда, в ящик. В тот день, когда вы вернетесь из экспедиции, в которую я намерен послать вас, вы сами возьмете патент из этого ящика.
   ДаАртаньян все еще стоял в нерешимости, не подымая головы.
   Король продолжал:
   - Глядя на вас, можно подумать, будто вы забыли, что при дворе французского короля капитан мушкетеров стоит выше маршалов Франции?
   - Знаю, ваше величество.
   - Или что вы не верите моему слову.
   - Нет! Нет!.. Не говорите так!
   - Я хотел доказать вам, что вы, хороший слуга, бросили хорошего господина. Разве я не такой господин, какого вам надо?
   - Начинаю думать, что такой, ваше величество.
   - В таком случае вы тотчас вступите в должность, Ваши мушкетеры совсем распустились с тех пор, как вы уехали: слоняются по городу, заходят в кабаки, дерутся, несмотря на королевские указы. Вы должны подтянуть их, и как можно скорее.
   - Слушаю, ваше величество.
   - Вы всегда будете при мне.
   - Хорошо.
   - Вы отправитесь со мной в армию, и ваша палатка будет стоять рядом с моей.
   - Если ваше величество возлагает на меня такую ответственность, то мне не надо двадцати тысяч жалованья, потому что я не заслужу их.
   - Я хочу, чтобы у вас был открытый дом; чтобы вы могли приглашать приятелей к обеду; хочу, чтобы капитан мушкетеров был видным лицом.
   - А я не люблю даровых денег, - живо возразил д'Артаньян, - я признаю деньги, добытые трудом! Ваше величество даете мне ремесло ленивца. За него возьмется всякий за четыре тысячи ливров.
   Людовик XIV рассмеялся.
   - Вы хитрый гасконец, господин даАртаньян, - сказал король. - Вы из самой души вырываете у меня тайну.
   - Ба! У вашего величества есть тайна?
   - Да.
   - А, в таком случае я принимаю двадцать тысяч ливров, потому что сохраню тайну, а в наше время молчание стоит дорого. Не угодно ли вашему величеству сказать, в чем дело?
   - Вы немедленно же оденетесь по-походному, господин даАртаньян, и сядете на коня.
   - Сейчас?
   - Ну, скажем, через два дня.
   - Отлично, ваше величество. Ведь я должен устроить свои дела, особенно если придется драться.
   - Может быть, и придется.
   - Так будем драться. Ваша величество обращались к скупости, к честолюбию, к сердцу даАртаньяна, но забыли об одном...
   - О чем?
   - Забыли о его тщеславии. Когда я буду кавалером королевских орденов?
   - Это интересует вас?
   - Да, ваше величество. Мой друг Атос весь в лентах: это задевает меня.
   - Вы будете кавалером моих орденов через месяц После того, как возьмете патент на звание капитана мушкетеров.
   - А, - сказал мушкетер в раздумье, - после экспедиции? Куда же я еду?
   - Вы знаете Бретань? Есть у вас там друзья?
   - Нет.
   - Тем лучше. Вы сведущи в фортификационном деле?
   ДаАртаньян улыбнулся.
   - Кое-что смыслю.
   - Иными словами, можете вы отличить крепость от простого укрепления, какое дозволено строить владельцам замков, нашим вассалам?
   - О, я могу отличить крепость от небольшого укрепления, как латы от хлебной корки. Достаточно ли этого?
   - Достаточно. Вы поедете в Бретань один, даже без слуги.
   - Смею спросить, почему?
   - Потому, что вам самому не худо будет иной раз переодеться слугой из хорошего дома. Во Франции вас хорошо знают в лицо, господин даАртаньян.
   - А потом?
   - Потом вы проедетесь по Бретани и осмотрите тамошние укрепления.
   - Береговые?
   - Также и островные.
   - А!
   - Вы начнете с Бель-Иля.
   - Который принадлежит господину Фуке? - спросил даАртаньян серьезным голосом, подняв на короля свои проницательные глаза.
   - Да, кажется, Бель-Иль действительно принадлежит суперинтенданту Фуке.
   - Так вашему величеству угодно знать, хорошо ли укреплен Бель-Иль?
   - Да.
   - И новые или старые там укрепления?
   - Именно так.
   - И достаточно ли у суперинтенданта вассалов, чтобы составить из них гарнизон?
   - Именно этого я хочу от вас; вы попали в самую точку.
   - А если Бель-Иль не укрепляют?
   - Тогда вы проедете по Бретани, прислушаетесь и присмотритесь к тому, что там происходит.
   ДаАртаньян закрутил усы.
   - Я буду шпионом короля? - сказал он прямо.
   - Нет, вы отправляетесь в разведку. Если б вы двигались во главе ваших мушкетеров со шпагой в руках, для обозрения местности и положения неприятеля...
   При слове "неприятель" даАртаньян едва заметно вздрогнул.
   - Неужели в этом случае вы сочли бы себя шпионом?
   - Нет, нет! - отвечал даАртаньян задумчиво. - Совсем другое дело, когда отправляешься в рекогносцировку против неприятеля, тогда действуешь как воин. А если Бель-Иль укрепляют? - прибавил он.
   - Вы снимете план укреплений.
   - Меня впустят туда?
   - Это меня не касается, это ваше дело. Разве я не сказал, что предоставлю суммы на экстренные расходы, если они вам понадобятся?
   - Хорошо. А если укрепления не строятся?
   - Вы вернетесь спокойно, не гоня лошадей.
   - Я готов ехать.
   - Завтра же ступайте к суперинтенданту за первой четвертью жалованья, назначенного вам. Вы знаете господина Фуке?
   - Очень мало. Но, осмелюсь заметить вашему величеству, я и не тороплюсь познакомиться с ним поближе.
   - Он откажется выдать вам деньги... я этого жду.
   - А! И что же?
   - Если он вам откажет, вы пойдете к Кольберу. Кстати, лошадь у вас хорошая?
   - Превосходная.
   - Сколько вы за нее заплатили?
   - Сто пятьдесят пистолей.
   - Я покупаю ее у вас. Вот вам чек на двести пистолей.
   - Но, ваше величество, для путешествия мне нужна лошадь, а вы ее у меня отбираете.
   - Нисколько. Напротив, я даю ее вам. Я уверен, что если лошадь будет принадлежать мне, а не вам, вы не станете ее щадить.
   - Так это дело спешное?
   - Очень.
   - Зачем же откладывать отъезд на два дня?
   - У меня есть целых две причины.
   - Впрочем, за неделю лошадь нагонит два дня. Притом существует еще почта.
   - Нет, почтовых лошадей не берите, господин д'Артаньян. И не забывайте, что вы у меня на службе.
   - Я никогда не забывал этого, ваше величество. В котором часу прикажете мне выехать послезавтра?
   - Где вы сейчас живете?
   - Теперь я должен жить в Лувре.
   - Я этого не хочу. Оставайтесь на прежней квартире; я буду платить за нее. Вы должны выехать ночью и так, чтобы вас никто не видел, а если увидят, то не должны знать, что вы служите мне. Не проговоритесь.
   - Ваше предупреждение, государь, обижает меня.
   - Я спрашивал, где вы живете, потому что не могу всегда посылать за вами к графу де Ла Фер.
   - Я живу у купца Планше на Ломбардской улице.
   - Выходите из дому как можно реже, показывайтесь как можно меньше и ждите моих приказаний.
   - Однако мне придется пойти за деньгами.
   - Правда. Но в интендантство ходит так много людей, что вы можете смешаться с толпой.
   - У меня нет чеков, чтобы получить деньги, ваше величество.
   - Вот они.
   Король подписал бумагу. ДаАртаньян посмотрел, правильно ли она составлена.
   - Прощайте, - сказал король. - Надеюсь, вы вполне поняли меня.
   - Я понял, ваше величество, что вы посылаете меня в Бель-Иль узнать, как идут работы господина Фуке. Вот в все.
   - Хорошо. А если вас схватят или убьют?
   - О, это маловероятно.
   - В первом случае вы ничего не скажете; во втором - при вас не найдут никаких бумаг.
   ДаАртаньян пожал плечами. Откланиваясь королю, он думал: "Английский дождь продолжается! Подставим ладони!"
   VI
   ПОМЕСТЬЕ Г-НА ФУКЕ
   В то время как даАртаньян, оглушенный всем, что произошло с ним, возвращался к Планше, в загородном доме суперинтенданта Фуке, в деревне Сен-Манде, происходила сцена, имевшая отношение к описанному нами разговору, хотя и носившая совсем иной характер.
   Министр только что вернулся к себе домой в сопровождении главного секретаря, несшего за ним огромный портфель, набитый бумагами для просмотра и подписи.
   "Было около пяти часов вечера, обед уже закончился, в доме шли приготовления к ужину на двадцать человек гостей.
   Выйдя из экипажа, министр быстро вошел в дом, не останавливаясь прошел ряд комнат и уединился в своем кабинете, сказав, что будет работать. Он приказал не беспокоить его ни по какому поводу, кроме королевского вызова. Тотчас же перед дверьми кабинета стали на часах два лакея. Фуке, нажав особый запор, выдвинул расписное панно, которое, закрыв дверь, не позволяло ни видеть, ни слышать того, что происходит в кабинете. Затем он направился прямо к столу, раскрыл портфель и принялся разбирать множество находившихся в нем бумаг.
   Не прошло и десяти минут, как внимание министра было привлечено отрывистым стуком, повторившимся несколько раз. Фуке стал прислушиваться.
   Стук продолжался. Фуке поднялся с жестом нетерпения и направился к зеркалу, из-за которого доносился стук. Оно было вделано в стену. Три других совершенно таких же зеркала были размещены симметрично. В тот момент, когда Фуке, прислушиваясь, подошел к зеркалу, стук возобновился. Несомненно, это было условным сигналом.
   - Гм! - пробормотал он с удивлением. - Кто бы это мог быть? Я никого не ожидаю сегодня.
   И, несомненно, чтобы ответить на поданный сигнал, министр повернул три раза золоченый штифт в раме.
   Затем он вернулся на место со словами:
   - Ничего, пусть подождут!
   Погрузившись вновь в море бумаг, Фуке, казалось, не думал ни о чем другом, кроме своей работы. И в самом Деле, с невероятной быстротой и с поразительной проницательностью разбирал он самые пространные бумаги, самые запутанные документы, делая в них поправки и пометки; работа кипела у него в руках, словно трудилось десять чиновников, а не один человек.
   Однако время от времени Фуке поглядывал на стоявшие перед ним часы.
   Когда Фуке отдавался работе, он мог сделать за час столько, сколько другой не успел бы за день. Обладая неистощимой энергией, он всегда был уверен, что, если никто не будет ему мешать, он добьется поставленной цели в назначенный срок.
   В самый разгар его работы стук за зеркалом раздался вновь, но теперь он был гораздо торопливее и настойчивее.
   - Очевидно, дама начинает терять терпение, - сказал Фуке. - Это, наверное, графиня... впрочем, она ведь уехала на три дня в Рамбулье. Может быть, президентша? О нет, президентша не ведет себя так решительно. Смиренно позвонив, она терпеливо ждет, пока заблагорассудят откликнуться. Ясно, что мне не угадать, кто это, хоть я и знаю, кого не может быть. А так как это не маркиза, то провались все остальные!
   Фуке продолжал трудиться, не обращая внимания на повторявшиеся удары. Но минут через пятнадцать он, в свою очередь, начал терять терпение и, стремительно закончив работу, сунул охапку бумаг в портфель и быстро взглянул в зеркало. Стук тем временем продолжался без перерыва.
   - Ого, - сказал он, - какая пылкость! Что там случилось? Посмотрим, что за фея ждет меня с таким нетерпением.
   Он нажал пальцем кнопку, находившуюся рядом с штифтом. Зеркало тотчас повернулось на шарнирах, открыв в стенной обшивке довольно глубокую нишу, в которой министр скрылся. Там он опять нажал пружину и вышел в отворившуюся в стене дверь, которая сама захлопнулась за ним.
   Затем он спустился по винтовой лестнице, имевшей десятка два ступеней, и очутился в обширном подземелье, выложенном плитами. Свет проникал туда через узкие окна. Пол был устлан ковром. Это подземелье тянулось под улицей, отделявшей дом Фуке от Венсенского парка.
   В конце подземелья находилась вторая лестница. Поднявшись по ней, Фуке нажал пружину и очутился в такой же нише, какая была у него в кабинете; из нее он вошел в красиво обставленную комнату, где не было ни души.
   Убедившись, что зеркало, служившее тайной дверью, закрылось плотно, он отпер дверь напротив тройным поворотом золоченого ключика и вошел в комнату, отделанную с необыкновенной роскошью. На диване сидела женщина поразительной красоты. Она бросилась навстречу Фуке.
   - Ах, боже мой! - воскликнул Фуке, отступая на шаг от изумления. Маркиза де Бельер! Вы... вы здесь?
   - Да... я, - прошептала маркиза.
   - Маркиза, дорогая маркиза, - повторял Фуке, готовый упасть к ее ногам. - О боже! Но как вы попали сюда? А я-то заставил вас так долго ждать.
   - Долго... очень долго.
   - Я счастлив, что ожидание показалось вам долгим.
   - О, оно показалось мне вечностью. Я звонила больше двадцати раз. Разве вы не слыхали?
   - Нет, я слышал, но не мог прийти. Как смел я предположить, что это вы, после вашей суровости, после вашего отказа? Если бы я догадывался о счастье, которое меня ожидает, поверьте, маркиза, я оставил бы все.