Страница:
Глава 21
Дедди поселился в «Плазе» рядом с офисом, зарегистрировавшись под своим настоящим именем — Мойша Феллин. Ему нравилось в «Плазе». Это был большой элегантный старомодный отель. Здесь не было детей, которые потребуют у него автограф, выпрыгнув неожиданно из-за стойки портье или из-за пальмы в холле. Он считал свой люкс элегантным. Он и на самом деле был не плох. Какой долгий путь прошел Дедди с нижнего Ист-Сайда! Иногда он и сам не мог поверить. Еще труднее было поверить, что он влюблен в самую прекрасную девушку на свете, и что великанша-мегера Элейн вскоре наконец навсегда уйдет из его жизни.
Он считал, что это низко — так поступать со своим ребенком. Но с другой стороны, он никогда не считал себя хорошим отцом. А Элейн может опять выйти замуж, и найти себе кого-нибудь получше, чем он. Он даже сам не мог представить себя отцом, человеком, который воспитывает. Когда он оставался со своей дочерью, он чувствовал себя ребенком. Он смешил ее, они вместе играли, но он не мог заставить ее быть дисциплинированной и абсолютно не представлял, как ее чему-нибудь научить. Ему нужно узнать, хочет ли Джерри детей. Ему самому они больше не нужны. У него уже были дети, которых он годами не видел. И он был уверен, что их матери ругали его последними словами. Нет, у них с Джерри не будет детей. Они просто всю оставшуюся жизнь будут жить вместе и любить друг друга. Мир — отвратителен и опасен, когда дети вырастают, их убивают на войне. А он вовсе не стремится увековечить себя в потомках.
Адвокат посоветовал ему не жить вместе с Джерри, пока не будут улажены все финансовые формальности развода. Но они почти все время проводили вместе. Просто у каждого была своя отдельная квартира. Джерри по двадцать раз на дню забегала к нему. А после записи шоу он сам заходил за ней в офис. Он прикидывался, что ему нужно поговорить с Либрой. Он не хотел, чтобы Лиззи и Элейн сплетничали за его спиной. Он многозначительно поглядывал на Джерри, она подмигивала ему, а Либра, если Лиззи не было в люксе, угощал их коктейлями, пил вместе с ними, и казался очень счастливым, так как считал себя главным виновником происходящего. А потом Либра отсылал их, одарив напоследок отеческим благословением, и они проводили вместе чудесный вечер.
Иногда они отправлялись к Джерри, готовили вместе обед, занимались любовью и смотрели телевизор. Иногда выбирались на поздний сеанс в кино (Дедди напяливал огромные темные очки и огромный берет, который закрывал половину лица и придавал ему сходство с иностранным кинорежиссером). Пару раз они нанимали машину и ехали на Кони-Айленд, закупали хот-доги и устраивали пикник на пляже. Сезон уже закончился и пляж пустовал. Но потом приходил полицейский и отправлял их восвояси. А однажды они поехали в Чайна-таун, побывали в китайском ресторанчике и купили друг другу забавные подарки и ароматические палочки. Вернувшись к Джерри они их долго нюхали, а потом выбросили. Один раз они даже отправились в Планетарий — только потому, что никто из них раньше там не был. Проскользнули в зал, когда программа уже началась, а ушли раньше всех, и никто их не узнал. Дважды съездили в Клойстерс. Джерри там ни разу не была. Они бродили по монастырю, представляя, что живут в средние века, и сочиняли разные истории. Он всегда возвращался один в отель, на этом настаивал адвокат. Иногда это происходило так поздно, что подобная осторожность казалась смешной. Но правила есть правила. А Элейн требовала столько денег, что он едва мог их заплатить. Но это его не особенно волновало. Он будет платить столько, сколько она хочет. Адвокат и Либра обзывали его сумасшедшим за то, что он даже не пытается уменьшить алименты. Но какое им до этого дело? Деньги принадлежали ему, он собирался разводиться с Элейн; пусть его ребенок пойдет в частную школу, и у нее будут прекрасные платья и все, что она захочет.
Жизнь походила на счастливый сон. А самое лучшее, что он прекратил постыдные ужасные встречи с этими четырнадцатилетними девчонками.
Маленькие Лолиточки всегда смущали Дедди. О чем с ними разговаривать? Ему было стыдно, но не потому, что он ложился с ними в постель, они всегда сами хотели этого, а потому, что ему нравилась их компания. С ними он мог общаться. Люди постоянно твердили о проблеме двух поколений, но его проблема была в его собственном поколении. Джерри была удивительным сочетанием взрослого и ребенка. Она была умной, понимающей, прекрасной, веселой, сексуальной и никогда не причиняла ему боль. Ему казалось, что они целую вечность знают друг друга, в то же время каждый новый день приносил сюрпризы. В шоу он вставлял незаметные домашние шуточки специально для нее. И тогда они вместе смотрели программу. Раньше Дедди это никогда не интересовало. Но теперь он хотел узнать, нравится ли Джерри. И его шоу стали гораздо интереснее, потому что в его жизни появилась Джерри. Джерри никогда не отдавала себе отчета, что это он был на экране, Дедди, человек, которого она любила. Она не превозносила его до небес. Она знала, что это — его работа. И сам Дедди впервые в жизни вдруг начал чувствовать себя нормальным человеком.
Он узнал размер ее пальца и отправился к дорогому ювелирному магазину на Пятнадцатой авеню, который очень нравился Элейн. Владелец магазина стал выкладывать на прилавок перстни с огромными камнями, полагая, что они для Элейн. И вдруг Дедди понял, что считает большие камни вульгарными и ужасными. «Нет», — сказал он. И попросил показать ему что-нибудь изящное и легкое. В конце концов он сам нарисовал то, что хочет: букетик незабудок из голубой эмали, а в середине каждого цветка — крохотный бриллиант. Оно походило на обручальное кольцо, но его можно было носить и после помолвки.
А потом он еще купит Джерри простое золотое кольцо, которое полагается носить замужним дамам. Согласно иудейской традиции обручальное кольцо это круг из золота, символизирующий бесконечность и нерушимость брака, но ни одна из предыдущих жен Дедди не хотела такого старомодного кольца. Дедди думал, что может именно поэтому его браки оказывались такими непрочными. Они были обречены изначально, ибо Дедди покупал неправильные кольца. Вот почему сейчас он хотел следовать правилам. Джерри не была еврейкой, впрочем, и его прежние жены тоже. Он и сам отличался равнодушием к религии. Но таково суеверие, и он не хотел подвергать риску свой брак. Они решили устроить вечер по поводу их помолки в его люксе и пригласили Либру, Силки Морган и Бонни. Развод затянулся, но они теперь по крайней мере официально помолвлены, хотя и тайно. Дедди вдруг осознал, что у него нет друзей, кроме Либры, и если бы он уже был разведен и мог устроить большой шумный прием, то пригласить ему было бы некого. Он не особенно хотел видеть свою сестру с мужем. Рут, как обычно, только будет все критиковать, поедая глазами Джерри. Поэтому они решили пригласить только друзей Джерри, и оказалось, что и у нее их почти нет. И Дедди был рад этому. Это лишь говорило о том, насколько они нужны друг другу. Он так хотел быть ей нужным. Он будет заботиться о ней.
Либра прислал самую большую бутылку шампанского, которую доставили в номер на специальной тележке — иначе ее было бы просто не перенести. Джерри заказала пирожные. Дедди купил море белых и голубых цветов, расставил их в вазы по всей гостиной, а на люстру повесил надувные шарики. Он украсил номер до прихода Джерри, а когда она пришла, подарил ей кольцо. И она заплакала. Теперь Дедди знал, что поступил совершенно правильно, заказав такое кольцо. Оно подходило ей как нельзя более кстати.
Потом явился Либра с гвоздикой в петлице. Они пили шампанское, ели пирожные и слушали музыку. Чуть позже пришла Бонни. Увидев кольцо Джерри она расплакалась, так как знала, что сама никогда не выйдет замуж. А Дедди вдруг стало жалко ее, и он не мог понять, почему раньше он смеялся над нею — бедный парень оказался вовсе не забавным. На минутку забежала Силки Морган между выступлениями и подарила прекрасный китайский поднос от «Тиффани», где были изображены маленькие незабудки. Наверняка Либра рассказал ей о кольце.
А затем в дверях появилась голова Лиззи Либры.
— Я вечеринку чую за версту, а почему меня не пригласили? — сказала она.
— Потому что ты не умеешь держать язык за зубами, вот почему, ответил Либра.
— Не говори глупостей, — ответила Лиззи. — Ты на самом деле даже не знаешь меня, Сэм, после всех лет, которые мы прожили вместе. Хотя это и не удивительно — ты же вообще меня не замечаешь.
Лиззи принесла несколько вышитых полотенец ручной работы. Она сказала, что эти полотенца для гостей и ими не пользуются. А Дедди сразу узнал в них полотенца, которые Элейн подарила Лиззи на Рождество год назад. Им в подарок их тоже кто-то прислал, но Элейн они не понравились. Джерри изобразила восторг по поводу подарка. Лиззи выглядела расстроенной и постоянно спрашивала действительно ли Джерри любит Дедди. А Дедди никак не мог понять в чем же дело.
А потом все пили шампанское, а Бонни смущенно извинилась, за то, что не принесла подарка. Она просто не знала, что так полагается. А Джерри убедила ее, что это вовсе не обязательно. Вскоре ушла Силки Морган, а Либра заявил, что с удовольствием пригласил бы всех четверых на обед, но видимо Дедди и Джерри предпочтут побыть одни. И это действительно было так. Поэтому Либра пригласил на обед в «21» только Лиззи. На что та заявила: «Ты только подумай, в старом негодяе проснулась сентиментальность».
А когда все ушли, Дедди заказал ужин в номер. И они с удовольствием поели, запивая пиццу шампанским, а потом занялись любовью. А Джерри показалось необычным, заниматься любовью, когда на пальце «обручальное» кольцо. А Дедди согласился. «Подожди, вот когда у тебя будет настоящее…» — шепнул он.
Джерри и Дедди посчитали, что если адвокаты не поторопятся с улаживанием формальностей, то им удастся пожениться только в Валентинов день[8]. Ну а если развод затянется на более долгий срок, то они поженятся в первый день весны. Джерри спросила, хочет ли и Дедди обручальное кольцо. Но он отказался. Ему же придется снимать его перед каждым шоу, а он это считал плохой приметой. Поэтому решил пусть лучше его совсем не будет. На что Джерри заявила, что ей вообще не нравятся мужчины с кольцами.
Они решили поселиться в пентхаусе, раз уж им придется жить в Нью-Йорке. Дедди мечтал об острове и верил, что это когда-нибудь обязательно случится.
Они пропустили его шоу по ТВ, но не очень расстроились, и поэтому прямо в постели устроились смотреть какой-то фильм, а когда он кончился, оделись. Из-за дурацких требований адвоката нужно было отвезти Джерри домой. Дедди ненавидел этот момент. Он считал это абсурдом. Джерри не хотела, чтобы он провожал ее, убеждая, что легко доедет на такси одна. Но Дедди заявил, что не позволит ей возвращаться в одиночестве домой после ее помолвки. Когда они подъехали к дому Джерри, он не вышел, чтобы проводить ее до дверей: он знал, что тогда уже не сможет остановиться.
В отель он вернулся в мрачном настроении. Либра оставил на столе огромную пачку писем от его поклонников. Их пересылали прямо со студии. Дедди просмотрел несколько писем, но они производили на него тягостное впечатление. Ему казалось, что авторы писем толпятся в его номере, в его жизни, а делать им там было абсолютно нечего. Кто-то даже прислал свою фотографию: то ли мальчик, то ли девочка, сейчас все с длинными волосами… и по имени не разберешь — Барри. Он сунул фотографию в папку для секретарши. Секретарша рассылала всем поклонникам, сообщившим свой адрес, фотографию Дедди с автографом, который аккуратно выводила сама. Либра не одобрял, когда для подписей использовалось факсимиле, а также, когда звезда собственноручно подписывала свои фотографии. Он утверждал, что никогда нельзя быть уверенным, что эти безумцы не подделают подпись на чеке или других важных бумагах.
Дедди улегся в кровать, позвонил Джерри, разбудил ее и пожелал спокойной ночи. Они проговорили минут сорок о том, как им повезло, что им никогда не бывает скучно друг с другом, он послал ей тысячу воздушных поцелуев и повесил трубку. После этого ему стало еще более одиноко и совсем грустно. Он просмотрел утренние газеты, из которых узнал, что оказывается сегодняшний вечер он провел в каком-то ресторане на вечеринке, на которую его на самом деле никто не звал и которую устраивали абсолютно неизвестные ему люди.
Он считал, что это низко — так поступать со своим ребенком. Но с другой стороны, он никогда не считал себя хорошим отцом. А Элейн может опять выйти замуж, и найти себе кого-нибудь получше, чем он. Он даже сам не мог представить себя отцом, человеком, который воспитывает. Когда он оставался со своей дочерью, он чувствовал себя ребенком. Он смешил ее, они вместе играли, но он не мог заставить ее быть дисциплинированной и абсолютно не представлял, как ее чему-нибудь научить. Ему нужно узнать, хочет ли Джерри детей. Ему самому они больше не нужны. У него уже были дети, которых он годами не видел. И он был уверен, что их матери ругали его последними словами. Нет, у них с Джерри не будет детей. Они просто всю оставшуюся жизнь будут жить вместе и любить друг друга. Мир — отвратителен и опасен, когда дети вырастают, их убивают на войне. А он вовсе не стремится увековечить себя в потомках.
Адвокат посоветовал ему не жить вместе с Джерри, пока не будут улажены все финансовые формальности развода. Но они почти все время проводили вместе. Просто у каждого была своя отдельная квартира. Джерри по двадцать раз на дню забегала к нему. А после записи шоу он сам заходил за ней в офис. Он прикидывался, что ему нужно поговорить с Либрой. Он не хотел, чтобы Лиззи и Элейн сплетничали за его спиной. Он многозначительно поглядывал на Джерри, она подмигивала ему, а Либра, если Лиззи не было в люксе, угощал их коктейлями, пил вместе с ними, и казался очень счастливым, так как считал себя главным виновником происходящего. А потом Либра отсылал их, одарив напоследок отеческим благословением, и они проводили вместе чудесный вечер.
Иногда они отправлялись к Джерри, готовили вместе обед, занимались любовью и смотрели телевизор. Иногда выбирались на поздний сеанс в кино (Дедди напяливал огромные темные очки и огромный берет, который закрывал половину лица и придавал ему сходство с иностранным кинорежиссером). Пару раз они нанимали машину и ехали на Кони-Айленд, закупали хот-доги и устраивали пикник на пляже. Сезон уже закончился и пляж пустовал. Но потом приходил полицейский и отправлял их восвояси. А однажды они поехали в Чайна-таун, побывали в китайском ресторанчике и купили друг другу забавные подарки и ароматические палочки. Вернувшись к Джерри они их долго нюхали, а потом выбросили. Один раз они даже отправились в Планетарий — только потому, что никто из них раньше там не был. Проскользнули в зал, когда программа уже началась, а ушли раньше всех, и никто их не узнал. Дважды съездили в Клойстерс. Джерри там ни разу не была. Они бродили по монастырю, представляя, что живут в средние века, и сочиняли разные истории. Он всегда возвращался один в отель, на этом настаивал адвокат. Иногда это происходило так поздно, что подобная осторожность казалась смешной. Но правила есть правила. А Элейн требовала столько денег, что он едва мог их заплатить. Но это его не особенно волновало. Он будет платить столько, сколько она хочет. Адвокат и Либра обзывали его сумасшедшим за то, что он даже не пытается уменьшить алименты. Но какое им до этого дело? Деньги принадлежали ему, он собирался разводиться с Элейн; пусть его ребенок пойдет в частную школу, и у нее будут прекрасные платья и все, что она захочет.
Жизнь походила на счастливый сон. А самое лучшее, что он прекратил постыдные ужасные встречи с этими четырнадцатилетними девчонками.
Маленькие Лолиточки всегда смущали Дедди. О чем с ними разговаривать? Ему было стыдно, но не потому, что он ложился с ними в постель, они всегда сами хотели этого, а потому, что ему нравилась их компания. С ними он мог общаться. Люди постоянно твердили о проблеме двух поколений, но его проблема была в его собственном поколении. Джерри была удивительным сочетанием взрослого и ребенка. Она была умной, понимающей, прекрасной, веселой, сексуальной и никогда не причиняла ему боль. Ему казалось, что они целую вечность знают друг друга, в то же время каждый новый день приносил сюрпризы. В шоу он вставлял незаметные домашние шуточки специально для нее. И тогда они вместе смотрели программу. Раньше Дедди это никогда не интересовало. Но теперь он хотел узнать, нравится ли Джерри. И его шоу стали гораздо интереснее, потому что в его жизни появилась Джерри. Джерри никогда не отдавала себе отчета, что это он был на экране, Дедди, человек, которого она любила. Она не превозносила его до небес. Она знала, что это — его работа. И сам Дедди впервые в жизни вдруг начал чувствовать себя нормальным человеком.
Он узнал размер ее пальца и отправился к дорогому ювелирному магазину на Пятнадцатой авеню, который очень нравился Элейн. Владелец магазина стал выкладывать на прилавок перстни с огромными камнями, полагая, что они для Элейн. И вдруг Дедди понял, что считает большие камни вульгарными и ужасными. «Нет», — сказал он. И попросил показать ему что-нибудь изящное и легкое. В конце концов он сам нарисовал то, что хочет: букетик незабудок из голубой эмали, а в середине каждого цветка — крохотный бриллиант. Оно походило на обручальное кольцо, но его можно было носить и после помолвки.
А потом он еще купит Джерри простое золотое кольцо, которое полагается носить замужним дамам. Согласно иудейской традиции обручальное кольцо это круг из золота, символизирующий бесконечность и нерушимость брака, но ни одна из предыдущих жен Дедди не хотела такого старомодного кольца. Дедди думал, что может именно поэтому его браки оказывались такими непрочными. Они были обречены изначально, ибо Дедди покупал неправильные кольца. Вот почему сейчас он хотел следовать правилам. Джерри не была еврейкой, впрочем, и его прежние жены тоже. Он и сам отличался равнодушием к религии. Но таково суеверие, и он не хотел подвергать риску свой брак. Они решили устроить вечер по поводу их помолки в его люксе и пригласили Либру, Силки Морган и Бонни. Развод затянулся, но они теперь по крайней мере официально помолвлены, хотя и тайно. Дедди вдруг осознал, что у него нет друзей, кроме Либры, и если бы он уже был разведен и мог устроить большой шумный прием, то пригласить ему было бы некого. Он не особенно хотел видеть свою сестру с мужем. Рут, как обычно, только будет все критиковать, поедая глазами Джерри. Поэтому они решили пригласить только друзей Джерри, и оказалось, что и у нее их почти нет. И Дедди был рад этому. Это лишь говорило о том, насколько они нужны друг другу. Он так хотел быть ей нужным. Он будет заботиться о ней.
Либра прислал самую большую бутылку шампанского, которую доставили в номер на специальной тележке — иначе ее было бы просто не перенести. Джерри заказала пирожные. Дедди купил море белых и голубых цветов, расставил их в вазы по всей гостиной, а на люстру повесил надувные шарики. Он украсил номер до прихода Джерри, а когда она пришла, подарил ей кольцо. И она заплакала. Теперь Дедди знал, что поступил совершенно правильно, заказав такое кольцо. Оно подходило ей как нельзя более кстати.
Потом явился Либра с гвоздикой в петлице. Они пили шампанское, ели пирожные и слушали музыку. Чуть позже пришла Бонни. Увидев кольцо Джерри она расплакалась, так как знала, что сама никогда не выйдет замуж. А Дедди вдруг стало жалко ее, и он не мог понять, почему раньше он смеялся над нею — бедный парень оказался вовсе не забавным. На минутку забежала Силки Морган между выступлениями и подарила прекрасный китайский поднос от «Тиффани», где были изображены маленькие незабудки. Наверняка Либра рассказал ей о кольце.
А затем в дверях появилась голова Лиззи Либры.
— Я вечеринку чую за версту, а почему меня не пригласили? — сказала она.
— Потому что ты не умеешь держать язык за зубами, вот почему, ответил Либра.
— Не говори глупостей, — ответила Лиззи. — Ты на самом деле даже не знаешь меня, Сэм, после всех лет, которые мы прожили вместе. Хотя это и не удивительно — ты же вообще меня не замечаешь.
Лиззи принесла несколько вышитых полотенец ручной работы. Она сказала, что эти полотенца для гостей и ими не пользуются. А Дедди сразу узнал в них полотенца, которые Элейн подарила Лиззи на Рождество год назад. Им в подарок их тоже кто-то прислал, но Элейн они не понравились. Джерри изобразила восторг по поводу подарка. Лиззи выглядела расстроенной и постоянно спрашивала действительно ли Джерри любит Дедди. А Дедди никак не мог понять в чем же дело.
А потом все пили шампанское, а Бонни смущенно извинилась, за то, что не принесла подарка. Она просто не знала, что так полагается. А Джерри убедила ее, что это вовсе не обязательно. Вскоре ушла Силки Морган, а Либра заявил, что с удовольствием пригласил бы всех четверых на обед, но видимо Дедди и Джерри предпочтут побыть одни. И это действительно было так. Поэтому Либра пригласил на обед в «21» только Лиззи. На что та заявила: «Ты только подумай, в старом негодяе проснулась сентиментальность».
А когда все ушли, Дедди заказал ужин в номер. И они с удовольствием поели, запивая пиццу шампанским, а потом занялись любовью. А Джерри показалось необычным, заниматься любовью, когда на пальце «обручальное» кольцо. А Дедди согласился. «Подожди, вот когда у тебя будет настоящее…» — шепнул он.
Джерри и Дедди посчитали, что если адвокаты не поторопятся с улаживанием формальностей, то им удастся пожениться только в Валентинов день[8]. Ну а если развод затянется на более долгий срок, то они поженятся в первый день весны. Джерри спросила, хочет ли и Дедди обручальное кольцо. Но он отказался. Ему же придется снимать его перед каждым шоу, а он это считал плохой приметой. Поэтому решил пусть лучше его совсем не будет. На что Джерри заявила, что ей вообще не нравятся мужчины с кольцами.
Они решили поселиться в пентхаусе, раз уж им придется жить в Нью-Йорке. Дедди мечтал об острове и верил, что это когда-нибудь обязательно случится.
Они пропустили его шоу по ТВ, но не очень расстроились, и поэтому прямо в постели устроились смотреть какой-то фильм, а когда он кончился, оделись. Из-за дурацких требований адвоката нужно было отвезти Джерри домой. Дедди ненавидел этот момент. Он считал это абсурдом. Джерри не хотела, чтобы он провожал ее, убеждая, что легко доедет на такси одна. Но Дедди заявил, что не позволит ей возвращаться в одиночестве домой после ее помолвки. Когда они подъехали к дому Джерри, он не вышел, чтобы проводить ее до дверей: он знал, что тогда уже не сможет остановиться.
В отель он вернулся в мрачном настроении. Либра оставил на столе огромную пачку писем от его поклонников. Их пересылали прямо со студии. Дедди просмотрел несколько писем, но они производили на него тягостное впечатление. Ему казалось, что авторы писем толпятся в его номере, в его жизни, а делать им там было абсолютно нечего. Кто-то даже прислал свою фотографию: то ли мальчик, то ли девочка, сейчас все с длинными волосами… и по имени не разберешь — Барри. Он сунул фотографию в папку для секретарши. Секретарша рассылала всем поклонникам, сообщившим свой адрес, фотографию Дедди с автографом, который аккуратно выводила сама. Либра не одобрял, когда для подписей использовалось факсимиле, а также, когда звезда собственноручно подписывала свои фотографии. Он утверждал, что никогда нельзя быть уверенным, что эти безумцы не подделают подпись на чеке или других важных бумагах.
Дедди улегся в кровать, позвонил Джерри, разбудил ее и пожелал спокойной ночи. Они проговорили минут сорок о том, как им повезло, что им никогда не бывает скучно друг с другом, он послал ей тысячу воздушных поцелуев и повесил трубку. После этого ему стало еще более одиноко и совсем грустно. Он просмотрел утренние газеты, из которых узнал, что оказывается сегодняшний вечер он провел в каком-то ресторане на вечеринке, на которую его на самом деле никто не звал и которую устраивали абсолютно неизвестные ему люди.
Глава 22
Весь год, пока Силки Морган работала над шоу, она как-то не особенно задумывалась над тем, что же принесла ей слава. Но теперь шоу стало хитом сезона. Все говорили, что оно продержится столько, сколько захочется самой Силки. Вышла пластинка с записями ее песен, и две из них попали в первую десятку хит-парада. Либра повысил ей недельное содержание до ста долларов. Джерри звонила каждое утро и зачитывала список предстоящих интервью и встреч. Ее имя каждый день появлялось в газетных колонках. Силки узнавали на улицах. Она получала ворох писем от поклонников. О ней поместили большую статью в «Лайф». Она поняла, что стала знаменитостью, и впервые задала себе вопрос, что же она ожидала от славы.
Она наконец уговорила Либру разрешить ей обзавестись своей собственной квартирой, хотя тот все-таки настоял на аренде, а не на покупке. Джерри помогла найти ей чудесную трехкомнатную современную квартиру в Ист-Сайде с балконом, кондиционером, швейцаром в холле, встроенной плитой, посудомоечной машиной, зеркалом от пола до потолка в спальне и огромной кроватью, застеленной пурпурным бархатным покрывалом, и невероятных размеров белым меховым ковром. Квартира принадлежала педерасту-декоратору. Гостиная была решена в светлой гамме со стеклянными столиками, тумбочками, шкафчиками и современными картинами без рам комната для приема гостей. Уютнее всего Силки чувствовала себя в спальне.
Там стоял цветной телевизор, магнитофон и была большая коллекция записей, которую Силки пополнила своими собственными пластинками. Либра в качестве подарка на новоселье заполнил ее бар. Она сняла квартиру на год, но разделить свою радость ей было не с кем.
Хетчер с женой отправились на гастроли. Девушки ее ненавидели. Она испытывала странное нежелание приглашать свою семью в гости — они приедут и разрушат этот романтический рай, который она еще не успела ни с кем разделить. Наконец-то у нее появилось что-то свое. Для этого она работала как лошадь. А теперь она день и ночь слонялась по квартире и чувствовала себя Евой в садах Эдема в ожидании Адама.
Силки забила холодильник мясом, овощами, мороженым. Она начала заботиться о своем здоровье. Она купила весы и теперь следила за своим весом. В ванной было много стеклянных полочек, которые предназначались для косметики, духов, дезодорантов. Каждый вечер (а по четвергам и субботам дважды) она выступала в шоу, стараясь относиться к каждому выступлению так, как будто это премьера. Затем на такси она возвращалась домой, устраивалась на балконе и потягивала шампанское, любуясь огнями города, потом укладывалась в свою огромную кровать и смотрела телевизор, пока не засыпала. Репортеры, приглашавшие ее на ланч в «Сарди», или приходившие к ней на квартиру взять интервью, спрашивали, что она делает в свободное время. Силки отвечала, что читает (что соответствовало действительности) и встречается с друзьями (что было явной ложью) и пишет стихи (о чем надоумил ее Либра). Она говорила, что занимается медитацией (еще одна причуда мистера Либры), не добавляя однако, что медитация сводится к одиноким часам на балконе с бокалом шампанского. Она говорила, что хотела бы выйти замуж и иметь детей, но сейчас она слишком занята своей карьерой, и времени на какие-то серьезные отношения у нее просто нет. Она говорила, что у нее есть поклонники, с которыми она встречается, но отказывалась назвать имена. И, конечно же, они темнокожие, хотя против белых она ничего не имеет. На самом деле, она вообще ни с кем не встречалась, ни с белыми, ни с черными. Она бы даже не возражала, будь они хоть зеленые в красный горошек. Но их просто не было.
Либра иногда устраивал для нее вечеринки. Познакомил ее со своим клиентом Шадрахом Баскомбом, боксером, который скоро должен был стать звездой киноэкрана; устраивал встречи с несколькими молодыми людьми, которые стремились попасть в газетные колонки сплетен. Но, исключая Шадраха, эти знакомства чаще походили на деловые встречи, чем на свидания, и никогда больше этих людей Силки не встречала. Трах-Шадрах, как его все называли, тут же уложил ее в постель. Она не сопротивлялась — он был привлекателен, а она — одинока. Но его тупость и тщеславие Силки не понравились. Он обозвал ее в постели паршивой лентяйкой и пообещал вылечить. Они встречались еще дважды, но он ее не вылечил. Она даже не притворялась довольной. Иногда она думала о Хетчере Вилсоне, и в конце концов пришла к выводу, что, упустив его в свое время, повела себя, как полная дура. Она даже и не вспоминала о Дике, а когда случайно мысли сами приходили в голову, то единственное, что она чувствовала, — это радость, радость избавления от того, что ей казалось стихийным бедствием.
Она дала несколько больших телевизионных интервью (текст ей написал мистер Либра), избежала скользких тем и старалась быть остроумной, веселой, невинной и искренней. Иногда ее так и подмывало сказать перед всей этой многомиллионной телевизионной аудиторией что-нибудь похабное и шокирующее, чтобы за одну секунду уничтожить всю свою карьеру. Это желание ее пугало. И очень хотелось узнать, испытывают ли подобное желание и другие знаменитости во время интервью. В ожидании интервью в павильоне телестудии все были милы друг с другом, потому что нервничали, а уходили, даже не попрощавшись. Однажды она видела, правда, как парочка обменялась телефонами, заверяя друг друга, что она/он с мужем/женой будут очень рады познакомиться друг с другом, но в этом не было ни грамма романтики. Вот она, слава! Сплошь — мишура и позолота. Живешь в своей собственной пластиковой коробочке, улыбаешься, и делаешь вид, что счастлив, но все это ложь. В пластиковый домик другого нельзя проникнуть, да никто этого и не допустит.
Ее телефонный номер был зарегистрирован на имя владельца квартиры, у которого она ее арендовала, и не был внесен в справочник из соображений безопасности. Да и сама Силки вовсе не хотела в два часа ночи прислушиваться к похабным вздохам, доносящимся из трубки.
Иногда она ходила на вечеринки, которые устраивались после шоу, в сопровождении мистера Либры, или в окружении почетного эскорта, организованного им же. На приемах толпились звезды, и у каждого, кроме нее, казалось, были друзья. Звезды ее игнорировали и делали вид, что она не производит на них ни малейшего впечатления. Ведь они тоже — звезды, и прекрасно знают, что слава — это блеф. Они болтали друг с другом о детях, гольфе и новых диетах, иногда о бизнесе и политике, но чаще всего обсуждали всякую ерунду. Их разговоры ничем не отличались от разговоров их поклонников, возвращавшихся домой после представления. Силки радовалась, узнавая людей, о которых слышала раньше. Когда мистер Либра представлял ее очередной знаменитости, чьим искусством Силки восхищалась, она молчала, не решаясь ни о чем говорить. А люди наверное считали ее либо глупой, либо заносчивой.
В театре ее жизнь, казалось, тоже никого не волновала. Она приезжала вовремя и уединялась в гримерной. Парикмахер колдовал над ее париками. Костюмерша готовила ей чай с медом. Силки изредка обменивалась с нею банальными фразами. Потом она почти все время проводила на сцене, забегая лишь на секунду в гримерку, чтобы переодеться и сменить парик. А потом Силки возвращалась, слишком возбужденная, чтобы чувствовать усталость, и слишком усталая, чтобы искать себе компанию для ужина. Швейцар не пускал в ее комнату посторонних. Люди, с которыми она выросла, не могли купить билет даже на галерку. Когда какие-то знакомые ее друзей все-таки проникали к ней, Силки радовалась, но сдерживала себя, не зная как себя с ними вести. Ей казалось, что она всегда все делает не так, как надо, потому что эти люди всегда смотрели на нее несколько смущенно. Если они приглашали ее выпить после шоу, она ссылалась на усталость или говорила, что у нее уже назначена встреча, а когда они уходили, Силки страшно жалела, что отказалась. Она знала, что все из-за депрессии, а депрессия из-за того, что у нее нет мужчины, а мужчин не будет, если она не начнет с ними знакомиться. Она сама разрушала свою жизнь, потому что очень боялась, что при близком знакомстве в ней разочаруются.
Она обратила внимание на одного из статистов. Он был очень красив. Ростом почти шести футов, с лицом ангела и мускулистым телом. С нимбом черных вьющихся волос, огромными темно-зелеными глазами, и смуглый, хотя если не присматриваться, то кажется, что это — загар. В нем соединились две расы и четыре национальности. Звали его Бобби ла Фонтейн. Он был танцором. Силки решила, что он может оказаться педерастом, но скорее всего — бисексуалистом. Он всегда улыбался ей широкой ослепительной улыбкой, она улыбалась в ответ, но они никогда не заговаривали друг с другом. После двух месяцев представлений он наконец стал спрашивать, как у нее дела, а она спрашивала тоже. Он был ее единственным другом, если такие отношения можно назвать дружбой.
Однажды вечером он постучал в дверь ее гримерной.
— У меня сегодня день рождения, — начал он. — Не хотите ли прийти ко мне на вечеринку после шоу?
— С удовольствием. Я поздравляю вас.
— О'кей, — ответил парень и направился к выходу.
Ей хотелось задержать его хотя бы на минуту.
— Сколько вам исполнилось?
— Девятнадцать.
Столько же, сколько и ей. Она улыбнулась.
— Мне тоже.
— Я знаю.
— До встречи.
Она даже забыла спросить, где будет вечеринка. Но ее костюмерша все разузнала: в соседней гримерной. В общей комнате, которую Бобби делил с остальными статистами, пахло как в свинарнике. Силки пришла туда в сценическом гриме, испуганная, досадуя на то, что согласилась. Но все, казалось, были рады ее видеть. Стали угощать ее напитками и пирожными, тут же нашли ей свободный стул. Это ее тоже смутило. Они ведь ее совсем не знают.
Бобби ла Фонтейн стоял в углу и болтал с двумя очаровательными белыми девушками. Увидев ее, он извинился перед ними и направился к Силки.
— Я рад, что вы смогли выбраться сюда.
— Благодарю.
— Мама прислала мне торт, который сама испекла, и я решил устроить вечеринку.
— Это чудесно.
— Хотя мне пришлось истратить еще пятьдесят баксов на напитки, — он рассмеялся. — Надеюсь, вы ничего не имеете против бумажных стаканчиков?
— Конечно, нет.
Он присел на край столика рядом с ее стулом и продолжал:
— Если честно, то я не думал, что вы придете.
— А почему я не должна была придти?
— Но вы же — звезда, а я всего лишь парень из массовки. Какое вам до меня дело?
— Не стоит так говорить.
— Я просто хотел объяснить, какая это честь для меня.
— Давай ты не будешь больше произносить слово «честь».
Он усмехнулся.
— По правде говоря, я хотел поговорить с тобой с тех пор, как впервые тебя увидел. Но ты была неуловима.
— Я застенчивая, — вдруг выпалила Силки. Она отпила из стакана виски с водой. К ним подошел какой-то парень, был представлен Силки, а потом Бобби красноречиво посмотрел на него: «Вали отсюда, оставь нас одних». Парень отошел к другой компании. В гардеробной толпилось много народу, было жарко и шумно. Слабенького кондиционера явно не хватало для всей толпы, а уж в особенности для толпы танцоров. Силки с удовольствием заметила, что от Бобби пахнет свежестью и приятным, легким мужским одеколоном.
— Я так и предполагал, что ты стесняешься, — сказал он, наклоняясь к ней почти вплотную, чтобы перекричать шум. У него был приятный, негромкий голос. — Ты всегда держишься особняком, будто герцогиня, но напоминаешь мне испуганную маленькую девочку.
— Не старайся казаться умным. Нам обоим всего лишь по девятнадцать, я даже старше тебя на шесть месяцев. — А меня не беспокоит сколько тебе лет. Мне кажется, что тебе лет шесть.
Они улыбаясь смотрели друг на друга. Силки очень надеялась, что он не окажется педерастом, потому что он ей нравился. У Бобби был отчетливый нью-йоркский выговор, и Силки это просто очаровало.
— Ты живешь с кем-нибудь? — спросил он.
— Нет. А ты?
— И я. У меня есть маленькая комнатка, там я могу кидать одежду прямо на пол и опрокидывать мебель, если напьюсь. Я люблю девчонок, но не могу с ними жить — они требуют от меня аккуратности.
— До тех пор, пока не найдешь такую девчонку, которая тоже бросает на пол свою одежду и опрокидывает мебель, когда выпьет.
— Это будет катастрофа! — он весело расхохотался. — Ты любишь танцевать?
— Конечно.
— Мы тут собирались на дискотеку. Пойдешь? Я приглашаю тебя.
Она устала, но сейчас это ее не останавливало.
— О'кей. С удовольствием.
Силки очень хотелось потанцевать с профессиональным танцором. Она только подумала, что и он привык к партнершам-профессионалкам, и ей очень не хотелось опозориться. Он считал ее звездой и даже не догадывался, что она столь же далека от идеала как и все остальные, а может даже еще дальше.
Она наконец уговорила Либру разрешить ей обзавестись своей собственной квартирой, хотя тот все-таки настоял на аренде, а не на покупке. Джерри помогла найти ей чудесную трехкомнатную современную квартиру в Ист-Сайде с балконом, кондиционером, швейцаром в холле, встроенной плитой, посудомоечной машиной, зеркалом от пола до потолка в спальне и огромной кроватью, застеленной пурпурным бархатным покрывалом, и невероятных размеров белым меховым ковром. Квартира принадлежала педерасту-декоратору. Гостиная была решена в светлой гамме со стеклянными столиками, тумбочками, шкафчиками и современными картинами без рам комната для приема гостей. Уютнее всего Силки чувствовала себя в спальне.
Там стоял цветной телевизор, магнитофон и была большая коллекция записей, которую Силки пополнила своими собственными пластинками. Либра в качестве подарка на новоселье заполнил ее бар. Она сняла квартиру на год, но разделить свою радость ей было не с кем.
Хетчер с женой отправились на гастроли. Девушки ее ненавидели. Она испытывала странное нежелание приглашать свою семью в гости — они приедут и разрушат этот романтический рай, который она еще не успела ни с кем разделить. Наконец-то у нее появилось что-то свое. Для этого она работала как лошадь. А теперь она день и ночь слонялась по квартире и чувствовала себя Евой в садах Эдема в ожидании Адама.
Силки забила холодильник мясом, овощами, мороженым. Она начала заботиться о своем здоровье. Она купила весы и теперь следила за своим весом. В ванной было много стеклянных полочек, которые предназначались для косметики, духов, дезодорантов. Каждый вечер (а по четвергам и субботам дважды) она выступала в шоу, стараясь относиться к каждому выступлению так, как будто это премьера. Затем на такси она возвращалась домой, устраивалась на балконе и потягивала шампанское, любуясь огнями города, потом укладывалась в свою огромную кровать и смотрела телевизор, пока не засыпала. Репортеры, приглашавшие ее на ланч в «Сарди», или приходившие к ней на квартиру взять интервью, спрашивали, что она делает в свободное время. Силки отвечала, что читает (что соответствовало действительности) и встречается с друзьями (что было явной ложью) и пишет стихи (о чем надоумил ее Либра). Она говорила, что занимается медитацией (еще одна причуда мистера Либры), не добавляя однако, что медитация сводится к одиноким часам на балконе с бокалом шампанского. Она говорила, что хотела бы выйти замуж и иметь детей, но сейчас она слишком занята своей карьерой, и времени на какие-то серьезные отношения у нее просто нет. Она говорила, что у нее есть поклонники, с которыми она встречается, но отказывалась назвать имена. И, конечно же, они темнокожие, хотя против белых она ничего не имеет. На самом деле, она вообще ни с кем не встречалась, ни с белыми, ни с черными. Она бы даже не возражала, будь они хоть зеленые в красный горошек. Но их просто не было.
Либра иногда устраивал для нее вечеринки. Познакомил ее со своим клиентом Шадрахом Баскомбом, боксером, который скоро должен был стать звездой киноэкрана; устраивал встречи с несколькими молодыми людьми, которые стремились попасть в газетные колонки сплетен. Но, исключая Шадраха, эти знакомства чаще походили на деловые встречи, чем на свидания, и никогда больше этих людей Силки не встречала. Трах-Шадрах, как его все называли, тут же уложил ее в постель. Она не сопротивлялась — он был привлекателен, а она — одинока. Но его тупость и тщеславие Силки не понравились. Он обозвал ее в постели паршивой лентяйкой и пообещал вылечить. Они встречались еще дважды, но он ее не вылечил. Она даже не притворялась довольной. Иногда она думала о Хетчере Вилсоне, и в конце концов пришла к выводу, что, упустив его в свое время, повела себя, как полная дура. Она даже и не вспоминала о Дике, а когда случайно мысли сами приходили в голову, то единственное, что она чувствовала, — это радость, радость избавления от того, что ей казалось стихийным бедствием.
Она дала несколько больших телевизионных интервью (текст ей написал мистер Либра), избежала скользких тем и старалась быть остроумной, веселой, невинной и искренней. Иногда ее так и подмывало сказать перед всей этой многомиллионной телевизионной аудиторией что-нибудь похабное и шокирующее, чтобы за одну секунду уничтожить всю свою карьеру. Это желание ее пугало. И очень хотелось узнать, испытывают ли подобное желание и другие знаменитости во время интервью. В ожидании интервью в павильоне телестудии все были милы друг с другом, потому что нервничали, а уходили, даже не попрощавшись. Однажды она видела, правда, как парочка обменялась телефонами, заверяя друг друга, что она/он с мужем/женой будут очень рады познакомиться друг с другом, но в этом не было ни грамма романтики. Вот она, слава! Сплошь — мишура и позолота. Живешь в своей собственной пластиковой коробочке, улыбаешься, и делаешь вид, что счастлив, но все это ложь. В пластиковый домик другого нельзя проникнуть, да никто этого и не допустит.
Ее телефонный номер был зарегистрирован на имя владельца квартиры, у которого она ее арендовала, и не был внесен в справочник из соображений безопасности. Да и сама Силки вовсе не хотела в два часа ночи прислушиваться к похабным вздохам, доносящимся из трубки.
Иногда она ходила на вечеринки, которые устраивались после шоу, в сопровождении мистера Либры, или в окружении почетного эскорта, организованного им же. На приемах толпились звезды, и у каждого, кроме нее, казалось, были друзья. Звезды ее игнорировали и делали вид, что она не производит на них ни малейшего впечатления. Ведь они тоже — звезды, и прекрасно знают, что слава — это блеф. Они болтали друг с другом о детях, гольфе и новых диетах, иногда о бизнесе и политике, но чаще всего обсуждали всякую ерунду. Их разговоры ничем не отличались от разговоров их поклонников, возвращавшихся домой после представления. Силки радовалась, узнавая людей, о которых слышала раньше. Когда мистер Либра представлял ее очередной знаменитости, чьим искусством Силки восхищалась, она молчала, не решаясь ни о чем говорить. А люди наверное считали ее либо глупой, либо заносчивой.
В театре ее жизнь, казалось, тоже никого не волновала. Она приезжала вовремя и уединялась в гримерной. Парикмахер колдовал над ее париками. Костюмерша готовила ей чай с медом. Силки изредка обменивалась с нею банальными фразами. Потом она почти все время проводила на сцене, забегая лишь на секунду в гримерку, чтобы переодеться и сменить парик. А потом Силки возвращалась, слишком возбужденная, чтобы чувствовать усталость, и слишком усталая, чтобы искать себе компанию для ужина. Швейцар не пускал в ее комнату посторонних. Люди, с которыми она выросла, не могли купить билет даже на галерку. Когда какие-то знакомые ее друзей все-таки проникали к ней, Силки радовалась, но сдерживала себя, не зная как себя с ними вести. Ей казалось, что она всегда все делает не так, как надо, потому что эти люди всегда смотрели на нее несколько смущенно. Если они приглашали ее выпить после шоу, она ссылалась на усталость или говорила, что у нее уже назначена встреча, а когда они уходили, Силки страшно жалела, что отказалась. Она знала, что все из-за депрессии, а депрессия из-за того, что у нее нет мужчины, а мужчин не будет, если она не начнет с ними знакомиться. Она сама разрушала свою жизнь, потому что очень боялась, что при близком знакомстве в ней разочаруются.
Она обратила внимание на одного из статистов. Он был очень красив. Ростом почти шести футов, с лицом ангела и мускулистым телом. С нимбом черных вьющихся волос, огромными темно-зелеными глазами, и смуглый, хотя если не присматриваться, то кажется, что это — загар. В нем соединились две расы и четыре национальности. Звали его Бобби ла Фонтейн. Он был танцором. Силки решила, что он может оказаться педерастом, но скорее всего — бисексуалистом. Он всегда улыбался ей широкой ослепительной улыбкой, она улыбалась в ответ, но они никогда не заговаривали друг с другом. После двух месяцев представлений он наконец стал спрашивать, как у нее дела, а она спрашивала тоже. Он был ее единственным другом, если такие отношения можно назвать дружбой.
Однажды вечером он постучал в дверь ее гримерной.
— У меня сегодня день рождения, — начал он. — Не хотите ли прийти ко мне на вечеринку после шоу?
— С удовольствием. Я поздравляю вас.
— О'кей, — ответил парень и направился к выходу.
Ей хотелось задержать его хотя бы на минуту.
— Сколько вам исполнилось?
— Девятнадцать.
Столько же, сколько и ей. Она улыбнулась.
— Мне тоже.
— Я знаю.
— До встречи.
Она даже забыла спросить, где будет вечеринка. Но ее костюмерша все разузнала: в соседней гримерной. В общей комнате, которую Бобби делил с остальными статистами, пахло как в свинарнике. Силки пришла туда в сценическом гриме, испуганная, досадуя на то, что согласилась. Но все, казалось, были рады ее видеть. Стали угощать ее напитками и пирожными, тут же нашли ей свободный стул. Это ее тоже смутило. Они ведь ее совсем не знают.
Бобби ла Фонтейн стоял в углу и болтал с двумя очаровательными белыми девушками. Увидев ее, он извинился перед ними и направился к Силки.
— Я рад, что вы смогли выбраться сюда.
— Благодарю.
— Мама прислала мне торт, который сама испекла, и я решил устроить вечеринку.
— Это чудесно.
— Хотя мне пришлось истратить еще пятьдесят баксов на напитки, — он рассмеялся. — Надеюсь, вы ничего не имеете против бумажных стаканчиков?
— Конечно, нет.
Он присел на край столика рядом с ее стулом и продолжал:
— Если честно, то я не думал, что вы придете.
— А почему я не должна была придти?
— Но вы же — звезда, а я всего лишь парень из массовки. Какое вам до меня дело?
— Не стоит так говорить.
— Я просто хотел объяснить, какая это честь для меня.
— Давай ты не будешь больше произносить слово «честь».
Он усмехнулся.
— По правде говоря, я хотел поговорить с тобой с тех пор, как впервые тебя увидел. Но ты была неуловима.
— Я застенчивая, — вдруг выпалила Силки. Она отпила из стакана виски с водой. К ним подошел какой-то парень, был представлен Силки, а потом Бобби красноречиво посмотрел на него: «Вали отсюда, оставь нас одних». Парень отошел к другой компании. В гардеробной толпилось много народу, было жарко и шумно. Слабенького кондиционера явно не хватало для всей толпы, а уж в особенности для толпы танцоров. Силки с удовольствием заметила, что от Бобби пахнет свежестью и приятным, легким мужским одеколоном.
— Я так и предполагал, что ты стесняешься, — сказал он, наклоняясь к ней почти вплотную, чтобы перекричать шум. У него был приятный, негромкий голос. — Ты всегда держишься особняком, будто герцогиня, но напоминаешь мне испуганную маленькую девочку.
— Не старайся казаться умным. Нам обоим всего лишь по девятнадцать, я даже старше тебя на шесть месяцев. — А меня не беспокоит сколько тебе лет. Мне кажется, что тебе лет шесть.
Они улыбаясь смотрели друг на друга. Силки очень надеялась, что он не окажется педерастом, потому что он ей нравился. У Бобби был отчетливый нью-йоркский выговор, и Силки это просто очаровало.
— Ты живешь с кем-нибудь? — спросил он.
— Нет. А ты?
— И я. У меня есть маленькая комнатка, там я могу кидать одежду прямо на пол и опрокидывать мебель, если напьюсь. Я люблю девчонок, но не могу с ними жить — они требуют от меня аккуратности.
— До тех пор, пока не найдешь такую девчонку, которая тоже бросает на пол свою одежду и опрокидывает мебель, когда выпьет.
— Это будет катастрофа! — он весело расхохотался. — Ты любишь танцевать?
— Конечно.
— Мы тут собирались на дискотеку. Пойдешь? Я приглашаю тебя.
Она устала, но сейчас это ее не останавливало.
— О'кей. С удовольствием.
Силки очень хотелось потанцевать с профессиональным танцором. Она только подумала, что и он привык к партнершам-профессионалкам, и ей очень не хотелось опозориться. Он считал ее звездой и даже не догадывался, что она столь же далека от идеала как и все остальные, а может даже еще дальше.